Князь Владимир

Дмитрий Емец

КНЯЗЬ ВЛАДИМИР

МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ

В 971 году во время славного похода на болгар дружина русского князя Святослава оказалась окруженной под крепостью Доростол превосходящими силами греков. Против каждого русича было по несколько врагов, а новые неприятельские силы все продолжали пребывать.

Все выходы к Дунаю были отрезаны греческими огненосными кораблями, преграждая путь маленьким ладьям, на которых перемещались воины Святослава.

Не видя иного выхода, русичи затворились в Доростоле, приготовившись сражаться до конца.

- Деды и отцы наши завещали нам храбрые дела. Станем же крепко. Нет у нас в обычае спасать себя постыдным бегством. Или останемся живы и победим или умрем со славою. Мертвые сраму не имут, а убежавши от битвы, как покажемся людям на глаза? - ободрял свою дружину князь Святослав.

Долгие дни сражались русичи с превосходящими греческими ратями и, хотя полегли во множестве, но не запятнали себя бегством. Под конец, видя, что не в силах они совладать с русскими, греки стали предлагать им почетный мир.

Зная, что дружина его мала и истощена долгими боями, Святослав принял мир, согласившись покинуть Доростол и возвратиться назад на Русь.

Встреча русского князя и греческого императора должна была состояться в оговоренном месте на берегу Дуная.

Греческий император Цимисхий прибыл на встречу верхом, в позолоченной броне, сопровождаемый отрядом всадников в великолепных доспехах. Сидя в седле, разодетый греческий царь с удивлением наблюдал, как от берега, занятого русскими ратями, отделяется и направляется к нему небольшая ладья. Всматриваясь в одежды гребцов, он старался по роскошеству их определить Святослава, но не мог.

- Где же сам князь русский? Неужто не дерзнул он явиться? - пораженно обернулся Цимисхий к свите.

- Не знает Святослав страха. Там, на ладье, среди остальных увидишь его, с поклоном отвечал один из греческих воевод, лично сталкивающийся со Святославом в бою.

Присутствующий при встрече греческий летописец Лев Диакон торопливо, чтобы не забыть после, надиктовывал приставленным к нему писцам:

- Пишите быстрее, не мешкайте!.. "В это время Святослав переезжал реку в простой скифской ладье и, сидя за веслом, работал наравне с прочими, без всякого различия. Видом он был таков: среднего роста - не слишком высок, не слишком мал; с густыми бровями, с голубыми глазами, с обыкновенным носом, с бритой бородой и с густыми длинными усами. Голова у него была совсем голая; только на одной ее стороне висела прядь волос, означающая знатность рода, шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и суровым. В одном ухе у него висела золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами, с рубином посредине. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличная. Поговорив с императором о мире, сидя в ладье на лавке, он переправился обратно."

Погрузившись со своими воинами в челны, Святослав поплыл домой, в Киев. Веря заключенному миру, он не подозревал, что хитрые греки тайно послали предупредить печенегов, давних врагов Руси.

"Вот идет Святослав домой с малой дружиной, взявши у нас, греков, многое богатство и налоги бесчисленные", - сказали они печенегом.

Жадные до добычи печенеги во главе с князем своим Курей, убедившись, что дружина Святослава невелика, напали на нее на днепровских порогах и перебили всю вместе с князем Святославом.

Так погиб этот величайший из князей-воинов Древней Руси.

Из черепа Святослава печенежский князь Куря повелел изготовить себе чашу, оковав ее серебром, и пил из нее, говоря: "Ни за что не победить бы нам русичей, кабы не были силы их истощены греками".

* * *

После Святослава осталось три малолетних сына. Ярополк сел на княжение в Киеве, Олег - в земле Древлянской и Владимир - в Новгороде.

Владимир, Ярополк и Олег были еще малы и не могли сами управлять русской землей, а потому все дела за них решали воеводы. Вскоре воеводы не поладили между собой. Началось кровавое междуусобие, и случилось так, что Ярополк убил Олега.

Ужасное известие это поразило юного князя Владимира и, собрав рать, он выступил на брата. Вскоре Ярополк, преданный воеводой своим Блудом, был заколот двумя варягами, а князь Владимир стал единственным правителем земли русской.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО ДЕРЕВЯННОГО ИСТУКАНА

С малых лет князь Владимир тянулся сердцем к Богу. Однако не ведал он тогда Бога истинного, как не ведала его и вся языческая Русь. А потому Владимир, вместе со всей могучей своей дружиной, был усердным язычником. Введенный в заблуждение волхвами, утверждавшими, что их грозные боги дают победы оружию русскому, он поставил множество истуканов, кумиров и капищ Дажьбогу, Стрибогу, Хорсу, Мокоши и многим другим языческим божествам.

Кроме того, на холме рядом с княжеским теремом своим установил он огромного бога Перуна, вытесанного из целого дуба, с вызолоченными усами. Многие жертвы, в том числе и человеческие, приносились Перуну после каждой большой победы.

А таких побед было множество. При храбром Владимире, как и при отце его Святославе, счастье как никогда сопутствовало доблестному русскому оружию.

В первые же годы своего княжения Владимир очень удачно разбил гордых поляков, отвоевав у них Переямышль, Червень и другие города, где сидела Червонная Русь, и присоединил их к владениям русской земли.

Когда поднялись вятичи, князь Святославич усмирил и их и заставил платить себе дань.

Не успела Русь насладиться миром, как восстали радимичи. Владимир выслал против них воеводу по прозвищу Волчий Хвост, который на голову разбил радимичей на реке Пищане. Долгое время после того на Руси насмехались над жителями тех мест, говоря, что они "волчьего хвоста" боятся.

В 983 году доблестная рать князя Владимира отправилась походом на ятвягов. Князь ехал впереди большой своей дружины, с которой вместе он составлял почти одно целое. Ничего не жалел Владимир для дружины своей. Как-то раз подпившие на пиру дружинники стали роптать на князя, говоря: "Горе нам, едим мы деревянными ложками, а не серебрянными!"

Услышав о том, Владимир немедленно велел сковать дружине своей серебряные ложки, молвя: "Серебром и золотом не соберу дружины, а дружиной сыщу и серебро, и золото, как и дед, и отец мои доискались дружиной и золота, и серебра".

Ятвяги напали внезапно, едва передовой полк русичей вошел в дубраву. Конский храп. Дикие крики и сотни темных фигур, отделившихся вдруг от кустарника и хлынувших из глубокого оврага, пересекающего местность.

- Засада! - крикнул скакавший впереди всех Ратмир.

- К бою, братья! Берегите, князя! - крикнул Добрыня и, выхватив меч, бросился на помощь к Владимиру.

Святославичу, отражавшему атаку сразу трех ятвяжских воинов, приходилось туго. Лишь крепкий греческий панцирь спас его от метательного копья. Не вмешайся Добрыня, зарубивший одного из нападавших и схватившийся со вторым, сложил бы юный князь голову.

Добрую половину боя ятвяги теснили русичей, осыпая их стрелами и камнями из пращей. Один за другим, как подрубленные дубы, падали вокруг Владимира самые надежные его дружинники. Вот со стрелой в горле упал Ратмир, вот схватился за рассеченную камнем щеку Добрыня, а вот и конь самого Владимира, раненый копьем, захрипев, шарахнулся и осел на передние ноги.

- Неужто конец? - мелькнуло в мыслях у князя, но не давая себе отчаяться, он перескочил на другого коня и продолжил бой, воодушевляя свою дружину.

Окруженные русичи рубились отчаянно, в одиночку бросаясь на целые отряды ятвягов. Однако те давили числом, и княжеская дружина неуклонно таяла. Вот упал Симон, вот великан Сфенкел, погнавшийся за ятвягом, вместе с конем рухнул в искусно вырытую яму.

Перед мысленным взором Святославича мелькнул на миг огромный деревянный Перун с серебряной головой и позлащенными усами.

- Помоги, Перуне, сохранить дружину! Принесу тебе богатые жертвы! взмолился мысленно Владимир.

Но тщетна была его мольба. Не услышал князя золотоусый языческий болван. Сотнями гибли русичи. Повисали на них ятвяги, стаскивали с коней, били дубинами, копьями. Всё меньше оставалось дружины у Владимира.

Святославич сам не знал, отчего вспомнил он вдруг строгий лик на потрескавшейся доске, которому молилась бабка его Ольга, одна из первых на Руси христианок.

- Помоги тогда Ты, Бог моей бабки, раз Перун не может! Яви чудо! - крикнул горячо Владимир.

И - произошло чудо. Внезапно без видимой причины отряды ятвягов дрогнули и, не выдержав натиска русичей, обратились в бегство, стремясь затеряться в густой дубраве. Дружина Владимира преследовала отступавшего врага, разя его мечами.

Победа была полной. Разбив ятвягов, дружина вернулась в Киев с богатой добычей и множеством пленных.

Князь Владимир был задумчив и, хотя продолжал вести прежнюю языческую жизнь, нередко вспоминал тот случай на бранном поле.

А тут еще произошло событие, оставившее в непробудившейся до конца душе князя глубокий след.

КРОВАВЫЕ УСЫ ПЕРУНА

Считая, что победой над ятвягами русичи обязаны Перуну, волхвы решили почтить своего истукана принесением ему человеческой жертвы.

- Кинем жребий на отрока и на девицу - на кого падет, того и заколем мы в жертву Перуну, а их кровью вымажем ему усы. Насытится Перун и будет давать нам новые победы, - говорили волхвы.

Жребий был брошен и пал на юного отрока - варяга. Звали его Иоанн. Он был единственным сыном отца своего Феодора. Оба они - и Феодор, и Иоанн были христианами, что особенно раздражало волхвов. Именно потому волхвы и выбрали в жертву Иоанна, подстроив жребий.

- Идите и приведите нам отрока! Так пожелал Перун! - беснуясь, кричали волхвы.

Посланцы волхвов отправились на двор к Феодору и заявили ему, что хотят взять его сына и заколоть перед истуканом с золотыми усами.

- Гордись, отец, его выбрал сам Перун! Дух твоего сына будет прислуживать ему в загробном мире. Выдай нам сына и мы уйдем!

- Не отдам вам Иоанна! Ваши боги - не боги, а деревяшки. Они не едят, не пьют и не говорят, на что им мой сын? Разве не знаете, что ваши истуканы вырублены топором из стволов и обтесаны? Не боги они, а бесы! Истинный же Бог один - это он сотворил все в мире и самого человека по образу и подобию своему.

Разъярились волхвы, когда услышали такой ответ. Двое их посланцев, оттолкнув Феодора, хотели схватить Иоанна, но отважный варяг выхватил меч и стал оборонять сына. Посланцы, выкрикивая угрозы, отступили. Вскоре подосланная волхвами толпа ворвалась во двор.

Феодор с Иоанном укрылись на втором этаже хором.

- Отдай сына, и сам уцелеешь! - кричали волхвы.

- Не отдам! Если ваш Перун всемогущ, то пускай явится за ним и сам возьмет моего сына! Зачем же мешаете ему? - решительно отвечал христианин.

- Не слушайте его, киевляне! Разве не видите, что он оскорбляет наших богов? Бросайте факелы! Жгите христиан! - завопили в испуге волхвы.

Полетели факелы. Деревянные хоромы вспыхнули, занявшись сразу с нескольких концов. Ворвавшись внутрь, разъяренная толпа растерзала Иоанна и Феодора.

Узнав о том, как погибли варяги, загрустил князь Владимир. Зорким своим сердцем почувствовал он, что боги языческого пантеона не больше, чем позолоченные истуканы. Однако истинный Бог тогда не был ему ведом. Душа киевского князя страдала, искала, но все еще не видела истины.

ЧЬЯ ВЕРА ЛЮБА БУДЕТ, ТУ И ПРИМЕМ

Как-то во время пира, когда, напрасно пытаясь развеселить Владимира, носились перед ним пестрые скоморохи, к Святославичу подошел дядя его Добрыня, родной брат матери Владимира Малуши. Был Добрыня старшим воеводой княжеским. С детства пестовал он Владимира и воспринимал боль его как свою.

- Позволь спросить тебя, княже... Давно уже вопрос этот покою мне не дает.

- Спрашивай!

- Отчего невесел ты? Какую думаешь думу? Дружина твоя сильна, границы крепки. Народ русский хвалу тебе воспевает, ибо вновь вернул ты ему покой и мир, - продолжал Добрыня.

Владимир нахмурился, испытующе взглянув на дядю. Поймет ли тот его? Не осудит?

- Не верю я истуканам, дядя, - сказал он отрывисто. - Видно, правду говорят мудрые греки: не более в них истины, чем в колодах деревянных. Позор народу нашему пням поклоняться и жертвы им приносить. Нужна нам иная вера.

Серьезно выслушал его Добрыня и, как в детстве, когда Владимир был еще несмышленым отроком, дал дельный совет:

- Ты погоди, князь, отказываться от истуканов. Это всегда успеется. Прежде узнаем, какая у кого вера. Много у нас в Киеве торговых гостей - есть и магометане, и хитрые иудеи хазарские, и латинской веры люди, и премудрые греки. Их и расспросим.

Полюбился Владимиру совет Добрыни.

- Быть по сему! Вели купцам заморским: как в другой раз на Русь поедут, взяли бы с собой ученых людей. Пусть расскажут нам ученые мужи о своей вере. Чья нам люба будет, ту мы и примем со всем нашим народом.

Прослышав об этом, к Святославичу стали прибывать мудрецы, уговаривая славного русского князя перейти в их закон.

Первыми пришли камские болгары.

- Ты князь великого народа, а истинный закон тебе неведом. Образумься же и служи Магомету. Нет веры правильнее, чем магометанство, - сказали они.

- Во что же вы верите? - спросил Святославич.

- Нет Бога, кроме Аллаха, а Магомет - пророк его. Учит нас Магомет: творите обрезание, не ешьте свинины, а по смерти пророк даст каждому до семидесяти прекрасных жен.

Не понравился князю Владимиру такой закон и стал думать он, как отослать магометан.

- Правду ли говорят купцы мои, что по вере вашей нельзя вина пить? спросил он.

- Правда.

- Что ж молчите о том? Нет, не люба нам такая вера. Руси есть веселие пити, не может она без того быти...

Ушли ни с чем магометане, и уйти-то даже не успели, а в дверях гридницы уже выросли немцы-католики.

- Ну а вы-то пьете вино? - улыбнувшись, спросил у них Святославич.

Переглянулись красноносые немцы.

- Веруем мы в пощенье по силе. Если же кто пьет и кто ест - то все во славу Божию, как учил нас Павел.

Нахмурился Владимир. Не показалась ему вера католическая.

- Ступайте домой, немцы. Не приняли отцы наши вашей веры, не примем и мы. Хотим поклоняться Богу истинному, но не папе римскому.

Едва ушли ни с чем посрамленные немцы, а в гридницу уже чванные хазарские евреи входят. Хотят они сразу посрамить веру христианскую и говорят, что верят христиане в того, кого они распяли и смерти позорной на кресте предали.

- Ну а вы во что веруете, иудеи? - спрашивает Святославич.

- В единого Бога Авраамова, Исаакова и Иаковлева.

- А закон у вас какой?

- Обрезание, заячины не есть, свинины, субботу хранить, - отвечают раввины.

Усмехнулся русский князь.

- Почти как у магометан. Ну а где земля ваша?

Смутились иудеи.

- Земля наша в Иерусалиме. Но наш Бог прогневался на наших отцов и отнял у нас землю, а нас изгнал и рассеял по миру.

Осерчал Владимир.

- Как же вы, иудеи, других учите, если до того прогневали Бога, что лишил он вас земли и рассеял по чужим странам? Ступайте и не приходите больше! приказал он.

Через несколько недель прибыло в Киев пышное посольство от греков из Константинополя. Благодушно принял Владимир послов.

- А вы, греки, во что веруете?

- Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного...

Задумался Владимир. Вспомнил он мученический конец Феодора и Иоанна, вспомнил, что и бабка его Ольга, и многие славные мужи русские были православными христианами, но все равно сомневался еще Святославич.

- Говорили мне евреи: греки, мол, в того веруют, кого они на кресте распяли и позорной смерти предали. Верно ли это? Мыслимо ли то, чтобы всесильный Бог позволил распять себя иудеям, ибо захотел бы и взглядом одним обратил палачей своих в пепел?

С достоинством склонил голову греческий посланец.

- Воистину в Того веруем, ибо так учили и пророки: один, как Господу нашему суждено родиться, а другие - что быть Ему распяту и погребенну, а в третий день воскреснуть и взойти на небеса. Евреи предавали таких пророков избиению, но всё равно сбылось по их пророчеству. Воскрес Иисус и взошел на небеса к Отцу своему. Хотели евреи предать Его позору, а послужило это лишь к славе Его великой.

Полюбился этот ответ князю Владимиру и попросил он грека рассказать о его вере. Долго говорил грек. Поведал он князю о сотворении мира, о гордости и высокоумии сатаны и низвержении его с неба. После рассказал об Адаме и Еве и их грехопадении, об изгнании из рая, об убийстве Авеля Каином, о грехах людских и о том, как забыли они Господа, о наказании потопом и обо всем, что было на земле до пришествия Господа нашего Иисуса Христа и вознесенья его.

Внимательно выслушал Владимир мудрого грека.

- Узнал я от тебя о том, что было. Теперь же скажи, что будет. Ведаешь ли о том?

- Поставил Господь один день, когда придет Он со славой судить живых и мертвых, и не будет конца Его Царствию. Воздаст Он всем жившим и живущим по их делам и праведные отправлены будут в рай, а грешники обречены на муки вечные.

Сказав так, показал грек Владимиру полотно, на котором изображено было судилище Господне. Сидит на престоле Господь Вседержитель. По правую руку в великом веселии идут в рай праведники, по левую же руку с плачем и стенанием шествуют грешники в вечную муку.

Долго смотрел русский князь на это полотно.

- Хотел бы я, чтобы народ мой был с теми кто справа, а не с теми, кто слева, - молвил он тихо.

- Если желаешь быть с праведными, то крестись, - твердо сказал ему грек.

Эти слова глубоко запали Владимиру в душу, однако он не дал сразу согласия.

- Подожду еще немного! - ответил он, отпуская греческих послов в Константинополь.

Вскоре Святославич созвал на совет старшую дружину и многих из славных мужей киевских и сказал им:

- Ведайте же: были у меня болгары-магометане, говорили со мной... Нет у них веселия в законе, страх один. Были латиняне... После приходили иудеи и ругали все законы, кроме своего. Нет чести в таком хулении. Были наконец и премудрые греки. Говорили: если кто примет нашу веру и будет праведен, тот хоть и умрет, да после встанет. Полюбился мне, мужи киевские, больше иных закон греческий.

Отвечали князю осторожные киевские старейшины:

- Сам ведаешь, Святославич, разве кто на торгу свое ругает? Все только расхваливают, и ни один своего не хулит. Если хочешь узнать доподлинно у кого какой закон, давай пошлем мудрых мужей наших по свету: пускай своими глазами посмотрят они на те веры и обычаи их. Не дело заглазно одним послам лишь верить. Кто знает, правду ли они молвили?

Понравилась князю эта речь.

- Разумно говорите, киевляне. Быть по сему. Отправим мы десять мужей опытных прежде к камским болгарам, от болгар к немцам, а затем к грекам. Пускай посмотрят они, как служат в тех странах своему Богу, а, вернувшись, нам поведают.

В тот же день выбрано было десять смышленых мужей и отправились они из Киева в иные земли.

"ВЗЯЛ Я ГОРОД ВАШ СЛАВНЫЙ МЕЧОМ МОИМ"

Когда посланные мужи вернулись, Владимир вновь созвал киевлян и старшую дружину на совет.

- Говорите, что видели, в каких странах были, - велел он прибывшим.

Низко поклонились ему посланные мужи.

- Прежде иных были мы у болгар, видели как служат Аллаху магометане. Сидят они в храме своем без пояса, то и дело простираясь ниц, а, вставая, озираются, как безумные. Нет добра в их законе... Следом за болгарами были мы у немцев. Нет у латинян лепоты в службе, нет щемления сердечного, не полюбилось нам служенье их. Недолго пробыли мы у немцев - собрались, отправились к грекам.

- Видели ли вы, как служат Богу греки? - с волнением спросил Владимир.

- Видели, Святославич! Такая красота у них в храме, что словами передать того не умеем. А служба у них такова, что казалось нам, будто сам Бог сошел к храм и стоит там промеж священниками. Вовек, до последнего дыхания, не забыть нам того. Всякий, кто вкусил сладкого, не захочет уже горького, так и мы не хотим боле оставаться в язычестве. Не люба нам иная вера, кроме греческой.

Помолчав, повернулся князь к боярам и старшей дружине:

- Что скажете о том, мужи? По сердцу ли вам вера греческая, православная?

- По сердцу, Святославич, - отвечали бояре. - Коли дурен был бы закон греческий, не приняла бы его бабка твоя княгиня Ольга, мудрейшая среди всех женщин русских.

Увидев единство во всех мудрых мужах киевских, князь Владимир обрадовался.

- Быть по сему. Где же примем крещение? - спросил он.

- Где тебе будет любо, - ответила ему верная дружина.

* * *

Вскоре после того, в 988 году, случились у русичей разногласия с греческим городом Корсунем. Корсунский наместник нанес несправедливую обиду киевским торговым людям, и князь Владимир решил наказать его за это. Не в обычаях русичей было прощать обиды. Оскорбление одному было оскорблением всем.

Собрав большое войско, русичи осадили Корсунь и стали под ней укрепленным лагерем. Стенобитных орудий у них с собой не было, и, чтобы войти в город, князь Владимир велел насыпать у стен Корсуни земляной вал. Однако замысел этот не увенчался успехом, поскольку жители провели со своей стороны подкоп и, выбирая ночами землю, которую насыпали русичи, разносили ее потом по городу.

Безуспешная осада затягивалась. Греки со стен Корсуни насмехались над русичами почти безнаказанно: мощные укрепления города делали штурм бессмысленным.

Осаду пришлось бы снять, если бы среди корсунцев не отыскался друг русских по имени Настас. Этот Настас поднялся на стену и, привязав к стреле записку, пустил ее в русский стан. На свернутом пергаменте было написано: "Князь! Перекопай и перейми воду из колодца, который лежит от тебя к востоку. Вода из этого колодца по трубе идет в город. Нет в Корсуни иных колодцев, кроме этого".

Метко пущенная стрела вонзилась неподалеку от высокого шатра Владимира. Поутру Добрыня нашел ее и принес князю. Когда прочитали ему письмо, обрадованный Владимир радостно воскликнул:

- Если случится так, что от этого Корсунь сдастся, то будет это знамение, чтобы мне и народу моему креститься!

Вскоре вода из колодца была перекопана и отведена в другое русло. Защитники города стали страдать от жажды и через несколько дней открыли ворота. Русские рати вошли в город и заняли его.

Вступив в город, Владимир тотчас отправил послов к греческим царям Василию и Константину с такой грамотой: "Город ваш славный взял я мечом моим. Слышал я, что есть у вас сестра девица Анна умом светла и лицом прекрасна. Отдайте ее за меня и уйду я из Корсуни, а коли не отдадите, то и с Царьградом вашим то же сотворю, что ныне с Корсунью".

Зная, что не сравниться им с Владимиром отвагой и силой бранной, ибо была в ту пору в греческой зеле большая смута, опечаленные греческие императоры отвечали:

"Не дело девице христианке становиться женой язычника. Коли крестишься ты и единоверен будешь с нами - отдадим тогда тебе сестру. Если же язычником останешься, то лучше мы в бою все до единого поляжем, чем душу нашу на вечное мучение предадим."

Полюбилась князю Владимиру эта речь. Увидел он, что словно сила чудесная направляет его к крещению.

- Добрыня, зови писцов! Пускай пишут ответ императорам греческим:

"Давно положил я на сердце креститься. Люба мне вера ваша православная и служение. Пускай священники ваши, что придут с Анной, крестят меня".

Обрадованные таким ответом, Константин и Василий стали убеждать свою сестру идти за Владимира. Девушка, печалясь, плакала, представляя себе поездку на Русь точно ссылку либо заточение. Ей не хотелось навек отправляться в чужую землю и становиться женой грозного князя русов.

Наконец, поддавшись на уговоры, Анна сказала братьям:

- Согласна я идти за Владимира. Верю я, затем совершается этот брак, чтобы Русь посредством того приняла веру истинную и обращена была на покаяние. Много бед до сего времени причиняла Русь грекам. Может хоть так смилостивится она над нами?

- Верно сказали князю русов: не только лицом прекрасна ты, но и умом светла, - отвечали ей братья Константин и Василий.

Вскоре в сопровождении священников, провожаемая плачущими братьями и всем двором Константинопольским, Анна села на корабль и поплыла морем в Корсунь.

Попутный ветер туго натягивал паруса, стремительно направляя корабли греков к Корсуни. Пораженные матросы говорили, что никогда прежде не доводилось им плавать столь скоро, не имея в пути задержек.

"Не плачь, не убивайся, девица! Сам Господь наш торопится свести тебя с женихом твоим, чтобы крещена через то была Русь языческая доселе," - утешали Анну бывшие с нею священники.

КРЕЩЕНИЕ РУСИ

В то время, как корабль с греческой царевной Анной и священниками приближался к Корсуни, Владимир захворал глазами и так сильно, что едва мог видеть. Тому, кто вернет князю зрение, обещана была большая награда. Многие искусные греческие лекари пытались вылечить князя, но все было тщетно.

Прибыв в корсунский порт, царевна Анна узнала о болезни своего жениха и послала сказать ему, что если он хочет прозреть, то должен, не мешкая больше, креститься. Получив такую весть, Владимир сказал:

- Если так случится, что я прозрею, то воистину велик будет Бог христианский.

Вскоре в главном храме епископ Корсунский с прибывшими из Царьграда священниками после оглашения крестил великого русского князя. При крещении Владимир был наречен христианским именем Василия. И произошло чудо. В момент, когда на него возложены были руки, Владимир внезапно прозрел, в чем и он сам, и все бывшие с ним увидели несомненное соизволение Господне.

Вскоре после венчания князь Владимир в славе великой, торжественно провожаемый всем народом корсунским, покинул греческий город. Вместе с князем и его верной дружиной на Русь отправлялись княгиня Анна и верный Настас, приславший на стреле записку. Кроме того в Киев отбывал и поставленный над Русью епископ Михаил, родом грек, и многие священники со всем потребным для богослужений и совершения таинств, а также части мощей святого Климента и Фифа - верного ученика его.

Сам же город Корсунь отдан был Владимиром обратно греческим царям Константину и Василию как "вено", или выкуп за невесту. Платить такой выкуп издревле было в обычае русичей.

Вскоре Владимир с дружиной и спутниками своими вошел в Киев. Все жители от мала до велика высыпали на улицы, приветствуя своего князя-защитника. Вместе с другими встречал его и отрок Яшка. Долго бежал Яшка за княжеским конем, пока не въехал Святославич в ворота городища.

Прибыв в Киев, Владимир немедленно приказал очистить его от идолов и языческих капищ.

- Да не будут сии болваны осквернять более нашу землю! - сказал он Добрыне.

Добрыня, вместе с Владимиром принявший святое крещение в Корсуни, набычившись, смотрел себе под ноги. Как и Святославич, он понимал, что уничтожить языческих болванов, в которых верят многие русичи, будет совсем непросто. Много прольется слез.

- Сотворю по воле твоей, княже, - сказал Добрыня.

* * *

Днем позже по всему Киеву, на всех крупных площадях его, запылали костры. Одних идолов сжигали, других секирами разрубали на части.

Причитали, шипели, угрожали вохвы, хватались за своих деревянных болванов, но дружинники отгоняли их, толкая древками копий. В смущении великом пребывал весь народ киевский.

Отрок Яшка, что бежал за княжеским конем, стоял на днепровской круче. Со страхом смотрел он, как грозного Перуна привязывают к лошадиным хвостам и с позором волокут с горы. Двенадцать приставленных дружинников били Перуна палками и кололи копьями.

- Зрите, русичи, что не бог это, а колода дубовая! - кричали они.

Кони от усилия проседали на задние ноги - так тяжел был Перун. Медленно, неохотно спускался он с горы. Бороздил усами землю, перекатывался тяжко. Откалывалась позолота под ударами копий.

Наконец Перуна подволокли к берегу и сбросили в Днепр. Глубоко ушло бревно под воду, а потом поднялось и, медленно вращаясь, поплыло по течению.

Многие киевляне проливали слезы и долго следовали за ним по берегу, провожая своего уплывающего истукана.

Из опасения, что Перуна выловят и спрячут, Добрыне пришлось даже приставить к нему нескольких воинов.

- Скачите за языческим истуканом и отталкивайте его от берега, если его прибьет волнами, - приказал он дружинникам.

- Долго ли следовать нам за ним? - спросили дружинники.

- До самых порогов днепровских.

Одновременно с уничтожением идолов Владимир приступил к проповеди народу Христовой веры. Прибывшие из Царьграда священники вместе с новым русским митрополитом Михаилом ходили по Киеву, разъясняя жителям слово Божье. Сам Святославич с крещеной дружиной своей участвовал в этой проповеди, вдохновляя сомневающихся личным примером.

- Любит князь наш народ свой. Коли не во благо было бы нам крещение, не принял бы он его сам и нам бы не велел принимать, - убеждали себя киевляне.

Когда жители в большинстве своем был подготовлены, Владимир велел оповестить, чтобы на другой день все являлись бы к Днепру для принятия крещения.

И вот 1 августа 988 года в погожий и солнечный день Русь приняла крещение.

Киевляне, стар и млад, входили в спокойные днепровские воды. Дряхлые старцы толпились у берега, а зрелые мужи и юноши смело шагали глубже, держа в руках младенцев. Взгляды всех были обращены к берегу. Там, на деревянном помосте, епископ Михаил и греческие священники в непривычных для русичей богатых церковных облачениях совершали таинство крещения.

Восприемником своего народа был сам великий князь Владимир, с дружиной стоявший тут же на помосте и ободрявший киевлян одним своим присутствием.

Совершив крещение, епископ Михаил повернулся к князю. На глазах у епископа блестели слезы.

- Отчего плачешь, Михаиле? - удивленно спросил Владимир.

- Ощущаю я, как ныне благодать Господня снисходит на народ русский. Славен будет сей народ, надежной опорой станет от вере православной. Хоть и будут ждать его испытания великие, всё он вытерпит, преумножится и, всех врагов одолев, великую славу приимет.

ЯН УСМОШВЕЦ

Многие ратные походы совершил князь Владимир против печенегов. Внезапно налетая конными отрядами, то и дело тревожили печенеги Русь, грабили, сжигали города, захватывали большие полоны. Много бед терпела наша земля от таких воинственных соседей.

В 992 году двинулись печенеги на Киев от Сулы-реки. Быстро скакали печенеги: надеялись врасплох напасть на город, сонной переколоть дружину и столь же стремительно, с богатой добычей отхлынуть в степи, пока не собралось русское ополчение.

Однако князь Владимир, зная привычку печенегов налетать внезапно, заблаговременно расставил на границе небольшие дозорные отряды - сторожи.

Сидит на дубу дозорный Позвизд, чутко вслушивается, вглядывается в степь: не заволокло ли горизонт пылью, поднятой тысячами конских копыт. Слипаются у Позвизда глаза, заснул бы, да осерчает воевода, коли узнает. Всю ночь просидел Позвизд на дубу, а как к рассвету дело стало, не выдержал, задремал. Недаром говорят, самое сонное время - рассвет.

Да только вдруг слышит Поздвизд сквозь сон: словно низкий гул нарастает. Гром не гром, а будто рокочет что-то. Протер дозорный глаза и видит: с востока, движется темная туча. Состоит та туча из тысяч черных точек. Все громче гул, все ближе туча. Вгляделся дозорный - и видит: каждая маленькая точка - всадник, каждая большая точка - повозка.

"Печенеги! Принесло поганых на нашу голову!" - понял Позвизд. Прыгнул он с дуба на привязанного под ним коня, взмахнул нагайкой и что было мочи поскакал к Киеву - предупреждать князя Владимира.

Скрипят повозки, катятся арбы, ползет неисчислимая рать печенежская. А с ней вместе движется на русскую землю большая беда.

* * *

Заранее узнав о приближении печенегов, князь Владимир с дружиной встретил их на реке Трубеже, у брода.

Русские стояли на одном берегу, а печенеги на другом, и, не решаясь вступить в бой, осыпали друг друга стрелами. Так прошло несколько дней. Но вот как-то утром стрелы перестали сыпаться с неприятельского берега. Странная тишина повисла над печенежским станом. Притихли и русичи. Две огромные рати стояли неподвижно, слышно стало даже, как шумит вода в реке.

В этой тишине печенежский князь подъехал к берегу и громко позвал Володимира, князя русов. Владимир бесстрашно выехал к нему навстречу. Его белый жеребец, беспокойно пофыркивая, зашел в воду и потянулся пить ее.

- Зачем нам напрасно губить свои рати? - крикнул печенежский князь. Решим дело, как наши прадеды, единоборством. Есть у меня в войске могучий богатырь. Выпусти против него своего мужа. Коли твой муж победит - не станем мы три года ходить на Русь. А если победит мой боец, то, берегись, три года будем раззорять вашу землю.

- Согласен. Только покажи сперва своего бойца! - заподозрив подвох, крикнул Владимир.

Печенежский князь махнул рукой, и из его войска, ухмыляясь, выдвинулся муж огромного роста. Был он так могуч и тяжел, что ни один конь не держал его.

Со страхом смотрели русские воины на такого противника.

Возвратясь в свой стан, Владимир приказал кликнуть клич: "Кто осмелится выйти против печенега?", а сам, сойдя с коня, сел у шатра, ожидая.

Однако сколько глашатаи не выкликали охотников, всё было тщетно. Никто не отваживался выступить против такого великана. Стыдно стало Святославичу.

- Неужели оскудела Русь на богатырей? - спросил он у Добрыни.

Развел руками Добрыня.

Но тут неожиданно к князю подошел высокий старик и, поклонившись, сказал:

- Позволь слово молвить!

- Говори, старче!

- Есть у меня пять сыновей. С четырьмя я пришел сюда, а меньшой сын дома остался. С детства никому не удавалось одолеть его. Один раз стал я его ругать, а он в ту пору мял руками воловью шкуру. Осерчал он и порвал шкуру надвое.

Подивился князь Владимир такой силе и приказал послать за младшим сыном старика. Вскоре посланные дружинники вернулись с коренастым парнем. С сомнением взглянул на него князь: хоть и жилист был сын старика, однако совсем не выглядел богатырем.

- Как зовут тебя?

- Ян Усмошвец, - с поклоном отвечал юноша.

- Можешь ли совладать с печенегом?

- Про то один Бог знает. Не ведаю я силы своего супротивника, княже. Прежде испытай меня.

- Как испытать тебя?

- Вели привести большого и сильного быка. Пускай прижгут его раскаленным железом, разозлят и выпустят на меня.

- А не испугаешься? Ведь на рога поднимет тебя бык, - усомнился князь.

- Если устрашусь быка, где мне с печенежским великаном совладать? спокойно отвечал юноша.

Святославич велел привести быка и прижечь его раскаленным железом. Когда рассвирепевший бык, выставив рога, помчался на Яна, тот ловко увернулся, схватил быка рукой за бок и вырвал клок кожи вместе с мясом.

Обрадовался Владимир.

- Прошел ты испытание. Вижу теперь, что можешь биться с печенегом. Помни лишь, не за себя ты борешься - за землю русскую!

Молча склонил голову Ян Усмошвец.

На другое утро печенежский князь вновь выехал к реке и стал насмехаться:

- Где же ваш боец? Небось от ужаса в чащу лесную убежал?

- Здесь наш боец! - отвечал Святославич.

Выступил против печенежского великана Ян Усмошвец. Встали они на виду у двух ратей, разглядывая друг друга. Громко расхохотался великан, когда увидел Яна, который был роста среднего и головой доставал ему лишь до плеча.

Наконец богатыри сошлись и стиснули друг друга в объятиях, от которых затрещали кости. Вскоре почувствовал Ян, что изнемогает: одолевает его печенег. Подумал он: "Не остави мя, Господи! Помоги мне, Пресвятая Богородица!" Едва так подумал, как прибыло у него силы. Сдавил он печенежского великана, поднял над головой и так грянул о землю, что убил насмерть.

Закричали в страхе печенеги, ибо сочли это за дурное для себя презнаменование. Так и оказалось: в тот же миг воодушевленные русичи обрушились на них и отбросили в степи. Едва смогли спасись печенеги.

На радостях князь Владимир пожаловал отважного Яна и его отца в бояре и приблизил их к себе, а на том месте, где бились бойцы, заложил город Переяславль. Оттого было дано городу такое имя, что "перенял" здесь славу у грозных печенегов богатырь Ян Усмошвец.

Позднее дружинные певцы, передавая из уст в уста рассказ об этом подвиге, позабыли имя героя. Не Ян Усмошвец ли стал у них Никитой Кожемякой?

СМЕКАЛИСТЫЙ СТАРЕЦ

Много бед приносили печенеги земле русской. Беспрерывные их нападения заставляли Владимира укреплять границы владений своих и строить новые крепости по рекам Десне, Трубеже, Суле и Стугне. В крепости эти посылал князь храбрейших мужей новогородских, а также кривичей и вятичей.

- Стойте на страже владений наших! - говорил он им.

Когда закончилось трехлетнее перемирие, добытое победой Яна Усмошвеца над печенежским великаном, степняки вновь собрались большими силами и напали на Русь.

Владимира Святославовича в ту пору не было в городе: он выехал в Новгород собирать рать. Храбрая княжеская дружина была с ним, Белгород же остался почти без защиты.

Видя, что некому поспешить к ним на подмогу, горожане спешно отправили к князю гонца со слезным молением: "Приди к нам, Святославич, с ратью!"

Гонец поскакал, а белгородцы стали вооружаться, зная, что не будет им пощады, если войдут супостаты в город. Сожгут печенеги дома, убьют стариков, поругаются над юными девами, а всех молодых и сильных угонят в плен, дабы продать затем в рабство хазарским иудеям.

И потому, зная это, в Белгороде вооружался стар и млад. Отроки натягивали луки и готовили стрелы, зрелые мужи и старцы острили копья и готовили мечи. Кому не хватало меча и копья, брались за рогатину или за топор. Сгодятся и они, коли придется сражаться ни на жизнь, а на смерть.

Сплошным кольцом окружили печенеги город. Запылали всюду огромные костры, потянулись в небо черные дымы.

- Горят это села и деревни наши. Раззоряют супостаты пригороды! - с болью говорили белгородцы.

Окружив город сплошным кольцом своих шатров и кибиток, печенеги не спешили идти на штурм, выжидая.

- Зачем впустую терять нам воинов наших? Скоро белгородцам нечего будет есть. Станут изнывать они от голода, будут плакать голодные их дети, а ослабевшие руки не смогут держать оружие. Тогда белгородцы сами откроют нам ворота! - рассуждал печенежский князь.

Вскоре в городе, и правда, начался голод. Запасов было мало, а разоренные пригороды заняты были печенегами и нельзя было выйти за ворота, чтобы собрать хлеба.

Тяжко было белгородцам, среди которых немало было женщин с малыми детьми, глядеть с крепостных стен, как пируют под ними печенеги тем, что награбили они в пригородах.

Вскоре голод стал таким сильным, что многие из осажденных стали роптать.

- Князя нет и никто не защитит нас. Гонец, которого послали мы к нему, видно перехвачен. Чем погибать, лучше откроем ворота и впустим печенегов, говорили они, собрав вече.

Один старик по слабости сил остался дома. Когда дети его вернулись, он спросил их:

- Зачем собиралось вече?

- Завтра хотят открыть печенегам ворота, - отвечали дети старика.

Старик, а был он весьма уважаем, послал за старейшинами.

- Правду ли говорят, старейшины, что хотите вы впустить печенегов?

- А что делать, старче? Не стерпят люди больше голода, - ответствовали ему старейшины.

Тогда старик сказал им:

- Не сдавайтесь печенегам еще три дня и делайте то, что я вам скажу. Согласны ли?

Старейшины согласились с радостью, ибо готовы были ухватиться уже и за соломинку.

- Соберите мне с каждого дыма по горсти овса, пшеницы или отрубей, - велел старец.

Так и было сделано. Тогда старец велел женщинам сделать кисельный раствор, а мужчинам выкопать два колодца. В каждый колодец вставили кадку и налили туда приготовленного женщинами раствора. Кроме того старец велел выкопать еще один колодец и вставить в него кадку, в которую налил сыта, приготовленного из единственного оставшегося жбана с медом.

- Все сделали, как сказано?

- Все сделали, старче.

- Теперь зовите печенегов!

Пошли белгородцы на стену и крикнули печенегам: "Возьмите себе десять наших заложников, а нам пошлите десять своих знатных мужей". Обрадованные печенеги, решив, что горожане решили сдаться, немедленно выслали к ним десять своих мужей.

- Ступайте в город и посмотрите, что там делается, - велел мужам их князь.

Когда же вошли печенеги в Белгород, то мудрый старец сказал им:

- Зачем вы теряете время, осаждая нас?

- Перестоять вас хотим, пока от голода не сдадитесь, - отвечали печенеги.

- Хоть десять лет стойте, не сможете перестоять нас. Нас кормит сама мать-земля русская. Не верите - своими глазами посмотрите, - отвечал старец.

Привел он послов к одному колодцу, почерпнул раствору и, сварив из него кисель, дал отведать печенегам.

- Не кисель ли это? - спросил он.

- Кисель, - отвечали пораженные печенеги.

Тогда пошел старик к другому колодцу, почерпнул из него сыты и стал угощать печенегов.

- Не сыта ли это?

- Сыта и очень вкусная, - отвечали те. - Не поверят нам князья наши, если сами не отведают.

- Налейте им того, что дает нам земля наша. Пускай отнесут своим князьям, - велел старик.

Дали горожане печенегам сыты и киселя. Отнесли их послы князьям своим и рассказали, что сами видели. Подивились на то князья печенежские, обменялись с белгородцами заложниками и отошли ни с чем, сняв осаду.

- Не потому ли так могучи русичи, что выкармливает их земля их? вопрошали князья.

ВЛАДИМИР КРАСНО СОЛНЫШКО

Приняв крещение, Владимир переменился: просветлел лицом, смягчился нравом, обуздал былую вспыльчивость. Многие из знавших его прежде, особенно в молодые языческие годы, теперь поражались.

- Воистину пребывает на нем благодать Божия! - умиленно говорил епископ Михаил.

Несколько раз в год бросал князь клич, чтобы являлись к нему на двор нищие и странствующие и раздавал им по нужде муки и холщовых рубах, чтобы было чем прикрыть наготу. На случай же, если кто-то из больных или увечных не в силах будет явиться к нему на двор, приказывал Владимир грузить хлебы на телеги и развозить их по городу. "Спрашивайте, нет ли где нуждающихся и давайте им!" приказывал он.

Добрее стал князь и к преступникам. Если прежде за многие преступления на Руси наказывали казнью, но ныне казни были отменены по княжьей милости.

Искореняя языческие предрассудки, столь сильные на Руси, приказывал Владимир повсеместно уничтожать капища древним истуканам и прогонять волхвов. Вслед за Киевом приняли крещение Новогород и иные города русские.

Будучи милосерден, не забывал Владимир и о гостеприимстве. Многие из пиров его и доныне сохранили наши былины, именующие князя Владимиром Красным Солнышком.

Пиры эти проходили в княжьем тереме очень часто, как по случаю церковных праздников, так и вообще в каждый день воскресный. В огромном тереме накрывались длинные дубовые столы, на которых по старшинству рассаживалась княжеская дружина, а затем десятские, сотские, тысяцкие и иные выборные мужи от города. Княжеский стол всегда ломился от яств, а остатки пиршеств отдавались нищим и странникам, всегда толпившимся во множестве на дворе у хлебосольного русского князя.

После крещения единственной мечтой Владимира было повесить меч на стену, чтобы не проливать больше крови на поле бранном, но вышло иначе. Насаждая веру Христову и приращивая землю русскую, Святославич много занимался ратным делом. Не раз дружина его удачно ходила на дунайских болгар, оказывая помощь греческим царям Василию и Константину.

- Нужны нам люди разумные для просвещения паствы и служения. Мало еще таких людей на Руси, - нередко говорил князю епископ Михаил.

- Знаю, что нужны. Учить будем тому отроков с малых лет, - отвечал князь.

Триста отроков из разных семейств по повеленью князя взяты были в обучение книжное. Хотел Владимир, чтобы выучившись, могли читать они книги церковные, разуметь грамоте и перенимать у греков служение в храмах. С великой неохотой, с причитанием отдавали матери своих детей, не ведая зачем берут их.

- Ворожбе их учить будут. Вестимое ли дело, из черточек слова складывать! Волхвы и те за такое не замахивались, - шептали из темных углов дремучие повивальные бабки.

Взят был в учебу и мальчик Яшка, ставший одним из любимых учеников епископа Михаила.

- Нет иной веры лучшей, чем наша чистая светлая православная вера, говорил не раз ему Михаил. - Если тебе нужно будет даже умереть за эту веру с дерзновением иди на смерть. Так и святые умирали за веру, а ныне живут во Христе.

Не подобает хвалить чужую веру. Кто хвалит чужую веру, тот все равно что свою хулит. Если же кто будет хвалить свою и чужую, то он двоеверец, близое ереси.

Берегись кривоверов и всех бесед их, ибо и наша земля наполнилась ими.

Берегись их и всегда стой за свою веру.

Не братайся с ними, но бегай от них и подвизайся в своей вере добрыми делами.

Твори милостыню не своим только по вере, но и чужеверным. Если увидишь нагого, или голодного, или в беду попавшего, будет ли то жид, или турок, или латинянин, ко всякому будь милостив, избавь его от беды, как можешь, и не лишен будешь награды у Бога.

Западали эти слова в сердце Яшке. Прошли годы и, освоив грамоту, просветившись учением книжным, стал он одним из священников в Десятинной церкви, что выстроена была на том месте, где убиты были варяги-христиане.

Долгие годы правил Владимир землей русской, держа славный престол свой в городе Киеве. Скончался он в селе Берестовом близ Киева. Произошло это 15 июля 1015 года. Прознав о смерти его, великое множество народа стеклось к Десятинной церкви Святой Богородицы, где лежало тело их князя.

Плакали все: и дружина, и бояре, и простые холопы. Любовь народная к своему князю была единодушной.

Православная церковь пречислила благочестивого князя Владимира к лику святых, дав ему наименование равноапостольного, так как подобно тому, как апостолы несли слово Христова странам, и он крестил народ русский.

Почти тысяча лет пролетела со времени кончины святого равноапостольного князя Владимира, много утекло воды, много поколения сменилось, но так же непоколебимо стоит Русь, как и прежде стояла.

Нет мертвых у Бога. И ныне присутствует незримо с нами князь Владимир, оберегая и защищая нашу землю, страдая от всякой ее боли и радуясь всякой ее радости.