Когда будущее стало чужим

Глава 1

Где-то в лесу. Макс.

Макс пробирался через густой подлесок и не понимал, где он находится. Грунтовки не было, машины не было, а густой липкий туман все не рассеивался. Наконец, белесое марево стало немного проясняться, и Макс посмотрел туда, где должен был находиться его дом. Километрах в пяти по прямой, где на въезде в родной город стояла дурацкая пирамида из красного пластика и горел вечный огонь, тоже стояла пирамида, и тоже полыхал вечный огонь. Макс, раскрыв рот, смотрел на чудовищный зиккурат с газовым факелом, бившим в небо.

— Твою ж налево! — потрясенно сказал он. — А где же Воронеж?

Он шел уже второй час, и место, где трасса М-4 должна была огибать родной город, оказалось совершенно незнакомым. Никакой дороги тут не было и в помине, как не было и признаков наличия поблизости миллионного города. Ведь скрыть такое было совершенно невозможно. Пустые пластиковые бутылки, замусоренные пляжи, смятые пачки сигарет и использованные контрацептивы за кустами были неизбежны в этом месте. Тут неплохая спокойная речушка Воронеж еще не превратилась в мутное и воняющее в жару болото, названное недалекими товарищами из журналистского цеха «морем». Это штамп был настолько же заезжен, насколько и мерзок, вызывая у любого думающего человека, что случайно включил местные новости, ощущение запредельной дремучести. Несмотря ни на что, Макс родной город любил, хоть улицы его были неопрятны, асфальт во дворах разрушен, а люди от тех же сибиряков отличались примерно так же, как марсиане. Хитропродуманное население, которое было ядреным коктейлем из потомков ссыльных петровских стрельцов, ссыльных же гулящих баб, хоперских казаков и набежавших после войны крестьян, выживало в девяностые торговлей. Оно отличалось в этом особым цинизмом и потомственной изворотливостью, свойственной украинцам, кои составляли львиную часть юга области. В результате этого генетического эксперимента получился ушлый горожанин, сильно себе на уме, точно знающий с какой стороны у бутерброда масло, и еще более точно знающий, где лежит бутерброд соседа. Но, как уже и было написано, Макс свой город любил, и был его сыном в полном смысле этого слова, со всеми присущими его жителям достоинствами и недостатками. Тут были родные и друзья, первые девчонки, которые здесь всегда отличались красотой и акульей хваткой, и лавочки, где он, тайком от родителей, пил с пацанами пиво. Он все это хотел увидеть, особенно мать и отца, которые должны были быть уже в годах, но живы и вполне здоровы. Только вот отсутствие федеральной трассы и жуткая пирамида с факелом на ней подсказывали, что ничего из того, что он помнит, тут уже нет. Или еще нет. Или вообще никогда не было. С этим еще предстояло разобраться. Нагорная Дубрава, что росла по правому крутому берегу Воронежа, располагалась на своем месте, и была существенно больше, чем помнил ее Макс. Сильно больше там росли и дубы, а некоторые и вовсе были немыслимой толщины, Макс таких и не видел никогда. Но, все же, идти там оказалось куда легче, и кое-где даже встречались тропинки, по которым еще за два с лишним часа Макс добрался до той самой пирамиды, стоявшей, как ему показалось, прямо там, где он жил последние годы. Хотя, возможно, ему это показалось.