Когда погаснут звезды

Город голубых крыш

Я потянулся за охрой, а Мастер сказал: – Возьми голубой.

– Но черепица не бывает голубого цвета, – возразил я.

Мастер только улыбнулся и макнул мою кисть в небеса.

Проживание воплощения, а для подавляющего большинства душ, согласно их Контрактам, откровенное выживание (не зря это благословенное с виду место во Вселенной некоторые называют космической тюрьмой), сродни путешествию сквозь непроходимые джунгли в одной набедренной повязке и без мачете – влажно, страшно и неуютно. Одной рукой вы отводите пальмовый лист, закрывающий обзор, другой хватаетесь за толстенную лиану, оказывающуюся скользким и трепетным телом молодой анаконды, при этом ваши ноги голыми ступнями давят многочисленных сколопендр и вместе с ними противно лопающихся под пятками мохнатых пауков, а впереди рычит, вздыхает, хрюкает и чавкает беспокойная жизнь изумрудного царства с его пантерами, муравьедами, кайманами и прочей нечистью, единственная цель которой, впрочем, как и вашей, остаться в живых, и что самое отвратительное – за чужой счет.

К сожалению, правда, надо еще выяснить, почему душа ощущает себя в проявленном виде именно так. Единственный ее инструмент в «джунглях» – сознание – увы, беззащитен (мачете при рождении не выдается). Стоит ему (сознанию) ослабить хватку, как следующая пальмовая ветвь хлещет по физиономии, а ноги цепляются за корни миртовых деревьев, и запросто можно оказаться носом в сырой земле, обильно орошенной испуганным вами же капибарой.

Ах, как хочется остаться на месте, не двигаться и зарастать травой, покрываясь плотным слоем мха, и ждать, сохраняя остатки жизненных сил исключительно на дыхание, законного перехода обратно. Но врожденная брезгливость пересилила пораженческие настроения и я, чертыхаясь, как сапожник у дверей питейного заведения, поднялся со дна бытия, столь привлекательного для страждущих чувственных наслаждений, и, обдирая локти и колени, двинулся дальше.

Наградой мне стали заросли манговой рощи, очаровавшие и одурманившие сладкими ароматами и сочными плодами, чей живительный нектар еще не успел высохнуть на подбородке; как я, почти счастливый и вполне сытый, вывалился на плоское, как блюдце, плато, с которого открылся изумительный вид на раскинувшийся в долине город белоснежных, полупрозрачных домов, увенчанных крышами голубого цвета.

Я громко икнул, то ли пораженный увиденным, то ли последнее манго было лишним, но звук моей возмущенной утробы породил явление странное, неожиданное и необъяснимое. Передо мной прямо из воздуха материализовался бравого, почти грозного вида вояка, обряженный в синие доспехи, опоясанный синим мечом и сверкающий из-под открытого забрала синими, пытливыми глазами. Сними он свой шлем, бьюсь об заклад, наверняка под носом у него топорщились бы усищи, естественно, синего цвета. Ошеломляющую воображение картину портил только рост рыцаря, подойди он ко мне вплотную, уперся бы султаном, украшавшим макушку шлема, мне в колено.

– Я Страж Города, – коротко представился синий коротышка и уперся в меня ледяным взглядом.

– И что это значит? – спросил я, старательно сдерживая улыбку, пытавшуюся прорваться наружу.

Страж сделал шаг вперед:

– Это означает, что войти в Город ты не можешь без моего разрешения.

Будь ноги мои обуты, я бы отпихнул наглеца размером с курицу и проследовал бы дальше, не заботясь о судьбе синего вояки, ковырявшегося в зарослях манговых пальм среди обломков своих доспехов. Но лодыжки, исковерканные переходом сквозь джунгли, ныли от ран и усталости, а синий меч в руках Стража, который он уже успел достать из ножен, был, похоже, настоящим.

– Как же мне получить разрешение? – перешел я на миролюбивый тон, тем не менее ругая себя за то, что разговариваю с вооруженной «крысой», вместо того, чтобы просто перешагнуть через нее.

– Я задам тебе двенадцать вопросов… – начал было Страж, но я понимающе закивал головой и прервал его:

– И если я правильно отвечу, то ты пропустишь меня. Идет, только давай не на кулинарные темы.

Я захохотал, довольный собственной шуткой, на что синий человечек, нисколько не обидевшись, отреагировал странным образом. Он наклонился и поднял за лапку большого рыжего муравья, на удивление жертва не трепыхалась и вела себя смирно.

– Послушай, дружок, – обратился Страж к насекомому, – не напомнишь ли мне условия квантового перехода гелия?

Муравей вполне ожидаемо не напомнил. Со всей осторожностью Страж, неплохо разбиравшийся в физике, вернул насекомыша на место:

– Смышленый паренек, но молчун.

После чего с усмешкой взглянул на меня:

– Вопросы для входа в Город голубых крыш будут не о кулинарии, а о Боге.

– Шоу с муравьем, надо полагать, должно было доказать мне мою ничтожность перед грядущим? – огрызнулся я, не совсем понимая, куда клонит баклажановый сторож.

– Я буду оценивать не правильность ответа: истина непостижима, а саму попытку, – спокойно сказал Страж и, запихнув синий меч обратно в ножны, добавил, – довольно пустой болтовни, приступим к делу.

– А если я не хочу входить в Город? – попробовал пофрондерствовать я.

– Обратного пути нет, – улыбнулся Страж, – джунгли подсознания проходимы только в одну сторону, все попытки вернуться к началу обречены.

Я обернулся, сказанное синим не вызывало сомнений, но так, на всякий случай. У самой кромки манговых зарослей, сливаясь с зеленью травы, лежал огромный кайман с полуприкрытыми роговицами безжалостных глаз. Вопросов больше не осталось.

– Начинай, – подтвердил я Стражу свою готовность к экзамену.

Тот почтительно кивнул:

– Первый вопрос. Бог один?

Я стал лихорадочно перебирать в уме; Бог-Отец, Бог-Сын, а Дух Святой – это Бог или нет, сколько богов в греческом пантеоне? По-моему, двенадцать, а языческие истуканы? Суммировать их или остановиться на одном Абсолюте? В вопросе был подвох, это ясно, низкорослик при оружии явно имел комплекс – доказывать всем собственную состоятельность вопреки размерам. Я молчал, пауза затянулась.

– Прямо как муравей, – съязвил Страж.

«Чертов карлик определенно пытается сбить меня с толку», – подумал я, и ответ тут же пришел в голову:

– Бог один, когда я думаю о Нем, но Он многолик и многогранен, когда Его призывает каждый.

– О, муравей шевельнул лапкой, – отозвался Страж.

– Скорее, языком, – поддакнул я его же тоном.

– Из твоих слов следует, что Бог есть совокупность мнений каждой души о Нем, и такой ответ принят.

Страж сделал шаг назад:

– Второй вопрос. Есть ли у Бога отражение?

«Если Он смотрится на что-то, что способно вернуть Ему Его образ, – решал я, – то, что это может быть? Возможно, человек, как подобие Его, вот только такое «зеркало» слишком криво. Что может разглядеть Господь, когда все добродетели будут преломляться в грехах и пороках?» Я посмотрел на Стража, карлик опять вынул на свет Божий оружие и весьма ловко размахивал им, демонстрируя виртуозное владение мечом и не обращая никакого внимания на меня.

Точно, уводит с пути истинного, отвлекает завораживающими фигурами, рисуемыми стальным острием на фоне голубых крыш. Ответы кроятся в вопросах, мне нужно разгадать логику синего мучителя. «Первый вопрос был о едином Боге, теперь понятно, он тащит меня по заповедям – осознание пронзило мозг». «Не воссоздай себе кумира», – вот о каком «отражении» спрашивает Страж.

Синий меч перестал рассекать воздух:

– Сообразительный попался собеседник, – констатировал мой оппонент. – Жду ответа.

Итак, синего интересовало, возможно ли создать образ Бога, Его отражение, то есть кумира, который явно не будет являться Богом, но при этом поклоняться ему как истинному Творцу? Но ведь это так и происходит, человек отдает веру свою и любовь вымышленному образу, фантому, кумиру, не понимая, не зная, не осознавая истинного Создателя.

– Бог это и есть отражение, но не оригинала от человека, а человеческого сознания от истины. Вот мой ответ, – выпалил я, пристально глядя на Стража.

– И этот ответ принят, – сказал он и шагнул назад.

– А он правильный? – с сомнением произнес я.

– Частично, – уклончиво ответил Страж.

– На какую долю от Истины? – настаивал я.

– Ровно на ту, которую твоя душа занимает в теле Бога, – снова загадкой отметился синий карлик-воин. – Продолжим. Мой третий вопрос: стоит ли говорить о Боге?

Я довольно заулыбался, все складывалось, третья заповедь «Не помяни имени Господа всуе…» Совсем недавно, продираясь через джунгли, я поминал Имя Его ежесекундно, перемежая при этом с чертыханиями и сквернословием, будто ничего особенного в том, что слова эти имеют право стоять рядом, и не было. Вопрос сейчас разворачивался иной стороной: не «стоит ли говорить о Боге», а «чего стоит не говорить о Боге». Сотрясая без умолку само понятие Абсолюта, в конечном итоге можно свалить (в контексте разговора – профанировать) незыблемый доселе монумент истины.

Вслух же я произнес следующее:

– Произносить Имя Господа следует тогда, когда все иные слова выбраны, но… – тут я сделал паузу.

– Твое «но» звучит интригующе, – подбодрил Страж.

– Но есть ли иные слова, кроме Имени Его? – закончил я мысль.

Синий нахал театрально захлопал своими железными перчатками, от вибрации забрало упало, и он стал похож на механического уродца-рыцаря, подпрыгивающего на одном месте. Закончив аплодировать, Страж поднял забрало:

– Все слова мира есть в Имени Бога, посему поминаем Его постоянно, отсюда и Всеосведомленность Его о делах наших и мыслях. Твой ответ принят.

Он сделал еще один шаг назад. Внизу, в Городе, играла музыка, что-то бравурное, веселое. Она перемещалась меж голубых крыш, словно духовой оркестр-невидимка маневрировал по улицам так, чтобы все жители могли поприветствовать музыкантов, а те, в свою очередь, горожан. Страж, дав мне еще немного времени насладиться далекой мелодией, задал четвертый вопрос:

– Какой сегодня день?

В моем личном летоисчислении на сегодня приходился понедельник, но эта крыса в латах явственно намекала на «Помни день субботний». Нужно было подумать с ответом. Синие глаза без устали сверлили мою несчастную переносицу в попытке проникнуть внутрь и поковыряться в тайниках моей души. Я же, не будь дурак, левым полушарием исследуя отголоски эха собственного сознания на предмет четвертой Заповеди, правой полусферой мозга нивелировал все потуги недоростка-рыцаря вскрыть мой череп. Наконец, он устал и моргнул, а я воспользовался моментом и нанес ответный удар:

– Суббота, сегодня суббота.

Страж встрепенулся:

– И почему же?

– Всяк, носящий Бога в сердце и не бросающий Его на задворки памяти, пребывает в субботнем дне, то есть вне времени.

– Стало быть, по-твоему, течение энергии Времени запускает отсутствие Бога рядом с душой, – воскликнул довольно мой синий собеседник и хлопнул железными перчатками себя по железным же бокам. – Хороший муравей.

– Спасибо, – не обиделся я. А Страж отпрыгнул назад и, протянув руку к Городу, произнес:

– Когда войдешь под сень голубых крыш и встретишь отца, узнаешь ли его? А подойдет на улице мать и обратится к тебе, ответишь ли ей?

«Час от часу не легче», – пронеслось в голове. Родителей своих я лишился давно, и, хоть вопрос о почитании напрашивался по очередности Заповедей, насеченных на скрижалях, тем не менее поставил меня в тупик. Надо полагать, что место, куда я стремлюсь, судя по словам синего охранника, меняет облик людей, не говоря уже о том, что обитают в нем, в том числе и умершие. Кстати, а так ли надо мне туда?

Страж все-таки проник в мою черепную коробку:

– По-другому не получится, – весело пробормотал он. – Никак.

Поскольку теперь я находился в дне субботнем, размышления мои тут же материализовались в ответ:

– Узнан под маской может быть только тот, кто дорог, кто любит через обиды, а ответ вызовет та, что дала и жизнь, и любовь через жертву.

Мой посиневший экзаменатор принял позу Наполеона, ей Богу, получилось очень смешно:

– Я понял речь твою так: почитание есть шлейф любви, но не замена ее.

Мне пришлось согласно закивать головой, ибо он сказал то, что я и думал, только более емко. Удовлетворенный Страж развел короткими ручками и отодвинулся еще на шаг. То, что произошло далее, никак не умещалось в рамки предыдущего течения нашей беседы. Синий гном молниеносным движением выхватил из ножен меч и совершил умопомрачительный выпад в мою сторону. Сделать подобное на таких коротких ногах было не возможно, однако стальное острие коснулось моего кадыка.

– Что ответишь? – прохрипел он холодно, и я уперся взглядом в посеревшие, неподвижные глаза.

Не убий, завертелась спасительная фраза, но пересохший от страха язык прилип к небу. Мелкий гаденыш нажал сильнее и не моргая высматривал, как мне казалось, абрис моего скальпа. Я судорожно сглотнул, чувствуя кожей шеи сталь:

– Приму судьбу от Бога, но не от человека.

Меч звякнул о ножны и удобно улегся в свое ложе:

– Это ты о жертве, а что, если меч в твоей руке?

– Выполню волю Бога, но не человека, – не задумываясь, сказал я.

– Ответ принят, – Страж повернулся ко мне спиной и вернулся на прежнее место, добавив еще один шаг. Его суровое лицо расплылось в слащавой улыбке. – В Городе полно красивых женщин. Как поступишь?

– Смотреть в глаза каждой и видеть там Бога, – речь моя сегодня, здесь и сейчас, опережала или шла рука об руку с мыслью.

Страж недоверчиво прищурился из-под забрала:

– Слова часто расходятся с делами. Обнаружить Творца при сильном желании и некоторой сноровке можно и в трухлявом пне, до отказа набитом жуками, членистоногими и прочими беспозвоночными обитателями, но заключить его в страстные объятия… Брр, другое дело – пышнобокая дева с улыбкой Ангела и жаркими устами.

«Ба, – удивился я, – а мелкий рыцаренок то не дурак по части женского пола, и про бока, и про уста в курсе.

– Так что, – прервал Страж мои размышления, – скажешь?

– Уже сказал, – резко ответил я надоевшему охраннику голубого Города. – В каждой женщине Бог, но узреть Его возможно только в глазах одной единственной.

Синий ловелас ухмыльнулся:

– Ограничения не всегда полезны, но в данном случае… – Он почмокал губами в глубине своего железного «батискафа». – Ответ принят.

Совершив очередной шаг назад, синий демонстративно побряцал перчатками по блестящему нагруднику:

– У меня на шее висело распятие, фамильная реликвия, серебро, инкрустированное топазами.

Острые синие глаза уставились на меня снизу с мольбой:

– Ты не брал?

Уловки Стража Города голубых крыш походили на приемы стареющего фокусника из дешевого балагана, вместо того чтобы просто спросить мое отношение к заповеди «Не укради», он устроил цирковое представление для публики, не соответствующей мне по возрасту.

– Я не брал, – сказал я сухо, – по одной элементарной причине: на тебе не было никакого креста.

– А если бы был, то взял? – парировал нахал, меняя жалостливый взгляд на исследовательско-пытливый.

– В зависимости от его ценности, – пошутил я.

– Значит, богатым горожанам стоит остерегаться тебя, а мне, Стражу Города, подумать о твоем недопуске, – не оценил шутки синий гном.

– Желание обладать побуждает к воровству, – подумав, сказал я.

– Не значит ли это, что Создатель, запрещая брать чужое, учит необладанию? – подключился Страж, продолжая ощупывать нагрудник.

– Необладанию материальным, иллюзорным, потому что украсть способность любить или наличие таланта невозможно, – радостно затараторил я.– «Не кради» это предостережение от бессмысленной траты энергии на… разгон тумана, стремление из последних сил ухватить мираж, обрести, положив жизнь, пустоту.

– Ах да, вот же он, – Страж выудил из наколенника серебряный крест, инкрустированный топазами.– Случайно завалился, и, кстати, ответ принят.

Маленький хитрец улыбнулся и отодвинулся назад. Город голубых крыш стал на шаг ближе.

– Ты ведь знал, что фамильная драгоценность там? – сказал я с укоризной и показал пальцем на железное колено.

Страж кивнул.

– Зачем солгал? – удивился я и тут же догадался: следующая заповедь – «Не лги».

– Не лжесвидетельствуй, – поправил меня собеседник. – И вообще-то я мог обронить крест случайно и действительно не знать о его местонахождении, ты же сейчас настаиваешь на обратном, и это вполне можно расценить как оговор. Что скажешь?

Мелкий бесенок был прав: мало проку от того, что я так решил, вопрос, как на самом деле. Получается, любое мнение, оглашенное в пространство Вселенной, кроме Слова Божьего, запросто подходило под понятие «неправда». Не лжесвидетельствуй, ведь речь в заповеди идет об отношении человека к человеку, не говори того, чего знать не можешь, даже если тебе кажется по другому. Ближний твой поступает так, как велит ему Господь Бог, через контракт, под давлением эволюционного груза, внутри обстоятельств, обусловленных кармой, а вовсе не так, как видится тебе, стало быть, осуждение поступков Его, высказывание собственного мнения – лжесвидетельство, от которого и отговаривает законом своим Бог.

– Я услышал твой ответ, – удовлетворенно произнес Страж.

– Но я ничего не сказал, – возразил я.

– У меня есть уши и отверстия в шлеме, – синий вояка показал железным пальцем на дыры сбоку. – Ответ принят.

Он вновь отступил назад, бодро звякнув шпорами.

– Знаешь, – после некоторой паузы очнулся Страж, – в Городе люди счастливы и радостны, у них есть все, чего бы они ни пожелали, ибо любой запрос осуществляется моментально.

– Не возжелаю ли я того, что увижу у других? – догадался я, с нескрываемым интересом вглядываясь в улицы голубого Города, становившегося все ближе.

– Именно, – подтвердил мою догадку Страж.

– Но коли я вошел в Город, значит, как горожанин, сам могу иметь все, чего пожелаю, и в наличии чувства зависти отпадает необходимость сама собой, – я посмотрел на собеседника, тот утвердительно покачал султаном на шлеме.

– А если я ношу в себе зависть, то ты же сам не пустишь меня за ворота?

Страж снова качнул султаном.

– В таком случае, – закончил я мысль, – не желая ничего у ближнего своего, будешь иметь все свое, а именно, получишь пропуск в Город голубых крыш.

– Не могу не принять такой ответ, – только и промолвил непреклонный Страж.

Дожидаясь «заслуженного» шага назад от синего, я мучился загадкой, заповеди закончились, но Страж предупреждал о двенадцати вопросах. Что еще ожидает меня, какие испытания приготовил маленький синий рыцарь, прежде чем откроет мне врата в Город? А он и не думал затягивать с экзаменом:

– Слушай одиннадцатый вопрос. Кто ты?

«Ух ты, – пронеслось по всем закоулкам и трещинам моего мозга, – с заповедями и впрямь была разминка. Я тот, кем ощущаю себя сейчас, то, каким смыслом наполняю свое существование, и нечто, каким образом хотелось бы себя представлять вообще.

Синий карлик точно знал мои мысли.

– Но были и другие жизни, – вставил он вслух.

– Да, – согласился я, – и там происходило все то же самое, но в ином ментальном виде.

– Значит, тебя много?

– Значит, так.

Страж глубокомысленно вздохнул:

– Из твоего ответа делаю вывод, что ты многолик в пределах количества своих воплощений.

– Выходит, – пролепетал я, обдумывая его гиперболу.

– Стало быть, ты усеченный Бог, оби настоящий Создатель многолик Абсолютно.

– Но это только подтверждает парадигму, что мы частицы Божьи, – восторженно прокричал я.

– На этом и остановимся, – спокойно осадил мой пыл Страж и шагнул назад. – Остался последний вопрос: кто я?

– Мое эго, – не раздумывая выпалил я, и мы оба вытаращили глаза.

Первым опомнился Страж:

– Ого, да ты превзошел самого Робин Гуда.

– Чем же? – приходя в себя, спросил я.

Страж подмигнул:

– Он расщепил чужую стрелу, а ты – свою.

– А есть разница?

– Конечно. – Страж подпрыгнул на месте. – Свою жалко.

Я опешил, а мой синий насмешник заржал так, что забрало хлопнулось вниз, а сам он загромыхал своей железной скорлупой, словно два десятка вражеских солдат беспощадно колотили его мечами, топорами, копьями и вообще всем, что попадалось им под руку.

Когда он угомонился и поднял свою железку, я, глядя в его мокрые от слез глаза, недовольно спросил:

– Ответ принят?

– Нет, – неожиданно буркнул Страж. – Ты назвал меня, но не сказал, кто я есть.

– Ты тот, кто не пускает меня в Город, – заторопился я.

– Да, – подтвердил синий мучитель, – но кто я есть?

– Ты есть часть меня, не пускающая дальше, – начал я подыскивать определение Стражу.

– Да, – снова согласился он. – Но кто я есть?

– Ты есть я, стоящий у входа и приглашающий меня открыть двери самостоятельно, – завопил я что было мочи.

Страж вынул меч и с размаху вонзил его в землю:

– Ответ принят.

Он широким жестом указал на Город:

– Думаешь, почему стены домов белые, а крыши голубые? Нет, стены прозрачны, чтобы все видели друг друга, а крыши – отражения небес, дабы каждый зрел Бога. Иди, мой друг, врата открыты.