Когда умирает осень

Моему деду, Михаилу Владимировичу Чернову, посвящается.

«Увы – порою совесть

человеческая возлагает

на себя бремя ужасов

столь тяжкое, что сбросить его

можно лишь в могилу…»

Эдгар Аллан По.

Воздух вдруг сделался обжигающе осязаемым и квадратным настолько, что никак не хотел проникать в легкие. Он останавливался где-то в районе гортани и не двигался дальше. В комнате, несмотря на разгоравшееся утро, было темно, даже сумрачно, лишь один робкий лучик аккуратно просачивался сквозь небольшую щель между тяжелыми, плотными кремовыми шторами и падал точно на прикроватную тумбочку с тремя пыльными образами и стаканом воды, в котором уныло барахталась большая муха. Где-то рядом, в других комнатах, были слышны звуки детской возни, негромкие женские голоса, позвякивание тарелок. Но самым важным и всеобъемлющим сейчас был этот самый воздух, который, вопреки всем законам, изменил свои физические свойства до неузнаваемости, до тошноты, до лопающихся кровавых нитей сосудов в белках остекленевших глаз.

Двенадцатилетний мальчик стремительно выскочил из подъезда, он почти бежал, пряча что-то под смешной, длиной почти до колен, болоньевой курткой голубого цвета, простеганной поперечными полосами и с несуразно-огромными засаленными нижними карманами.

Пятиэтажный дом, сложенный из серого и красного кирпича в виде буквы U, своею открытою частью словно пожирал каменный сгусток из пары десятков невысоких однотипных гаражей, с крыш которых дети из близлежащих дворов с замиранием сердца прыгали в мягкие сугробы зимою. Правое крыло дома выходило на неоживленную, с редкими машинами, улицу Болотную, спускавшуюся к зданию старейшей в городе средней школе о двух корпусах, левое крыло – на искусственно созданный водоем: озеро Пионерское.

Это озеро служило местом летнего отдыха горожан, не имевших возможности выехать в эти жаркие дни куда-нибудь к южному морю, альтернативой местному «курорту» служила раскалявшаяся, покрытая тающим битумом, крыша того же U-образного дома. Зимою вдоль берега озера, или по его кромке, энтузиасты прокладывали лыжню, по которой безо всякой охоты нарезали двухкилометровые круги школьники с напряженными сутулыми спинами во время уроков физкультуры. Почти со всех сторон озеро обрамлял чахлый хвойный лесок, захламленный консервными банками и бутылками в результате постоянных культурных вылазок на природу местных жителей; впрочем, осенью, в нем можно было полакомиться брусникой, черникой, а если повезет, даже найти чудом уцелевший прошлогодний гриб-моховик.

Со стороны пятиэтажки леса не было, – только почти пологий песчано-каменистый берег чудесного водоема. Именно в эту сторону бежал мальчик, осторожно придерживая свою ношу под курткой. Было почти пять часов вечера, но уже смеркалось. Стояла промозглая, с резкими порывами студеного ветра, осень, которая задавала настроение всему городку и его обитателям. Любой город с одним-единственным предприятием, на котором трудятся все жители, воспринимается как однородный организм, просыпающийся, дышащий, страдающий, любящий и ненавидящий всегда в унисон. В те дни, когда беспощадный ледяной ливень заставал людей на улице, бредущих рано утром к автобусным остановкам и расползавшихся обратно по вечерам в свои жилища, какая-то общая и неумолимая тоска, почти апатия, заполняла все внутри них, выжигая из самых недр их душ все радостное и счастливое. Немного другим, какой бы ни была при этом погода, выглядел и воспринимался жителями вечер пятницы. Город жил пятницами, этими замечательными, но очень короткими отрывками времени, когда завтрашний день представлялся каким-то смутным силуэтом в густом тумане, и если б вдруг понадобилось даже убить ради вечной пятницы, то очень многие, не задумываясь, сделали бы это, однако, из чувства приличия, никто не смел себе в этом признаться.

Мальчик жил с мамой на четвертом этаже, в тесной тринадцатиметровой квартирке с маленькой кухней, комнатой-пеналом, черно-белым телевизором и сидячей ванной. Ему нравилось, принимая ванну, забираться с ногами на выступ, предназначенный для сидения, и дрожать от холода и предвкушения встречи с теплой водой, тонкой струйкой лившейся из крана. По вечерам, после выполнения школьных домашних заданий, и по выходным, когда мама отсыпалась после тяжелой трудовой недели до полудня, мальчик читал. Самым уютным и удобным местом для чтения была цилиндрическая нерабочая стиральная машина здесь же, в ванной комнате, всегда набитая простынями и прочим грязным бельем. Он пристраивался на это белье сверху и часами, под урчание водопроводных кранов, читал запоем самые разные книги из тех, что можно было взять в городской библиотеке на срок до десяти дней. Эти книги всегда были с надломанными вдоль корешками, прокуренными желтыми страницами и с вечными жирными отпечатками больших пальцев с краев.