Когда воет призрачный пёс (ЛП)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

— Энди, махнемся попкорном, — сказала Марни. И потянулась за моим пакетом.

Я отдернул руку и просыпал попкорн себе на колени.

— Марни, отвяжись, — простонал я. — На что тебе мой-то сдался?

— Твой выглядит вкуснее, — заявила она.

— Вот как? — Я заглянул в свой пакет. — Совершенно одинаковые.

— Тогда какая тебе разница? — засмеялась она.

Моя двоюродная сестрица, Марни Майерс, надо думать, самая хваткая особа на свете. И вечно претендует на все, что принадлежит мне. Ладно хоть чувством юмора не обделена.

Меня прикалывает ее смех. Ей двенадцать, ровно столько же, сколько и мне. Но смеется она как маленькая девочка.

Кстати, она и выглядит моложе меня. Вообще, несмотря на родство, мы ни капли не похожи друг на друга.

Она невысокая и худенькая. У нее узкое лицо, прямые волосы до плеч и большие зеленые глаза.

Папа говорит, что я мог бы выступать средним полузащитником. Подозреваю, это такой тонкий намек, что я крупный, и мне не мешало бы слегка похудеть. У меня круглое лицо, короткие темные волосы и карие глаза.

Папа говорит, что у меня вечно озабоченный вид. По-моему, он не совсем прав. Но да, ребята вечно справляются: «Слышь, Энди, у тебя все нормально?» — даже когда все действительно путем.

Обычно мы с Марни прекрасно ладим — кроме тех случаев, когда она хапает мой попкорн или пригоршнями загребает с моей тарелки жареную картошку.

Я отдал ей пакет с попкорном.

— Ну? Дашь мне свой?

Она оттолкнула мою протянутую руку:

— Сперва надо распробовать оба.

Мы находились в парке развлечений под названием Кошмария, сидели в Призрачном Театре, ожидая начала представления. Театр походил на старый и жуткий дом с привидениями из фильма ужасов.

В зрительном зале царила темнота, не считая мерцающих свечей по стенам. С балкона свисала толстая паутина. Играла зловещая органная музыка. В проходе с фонариком в руке торчал скелет-билетер.

Внезапно на фоне черного занавеса полыхнула зигзагом молния. А вслед за нею по зрительному залу прокатился оглушительный громовой раскат.

Позади нас разревелся какой-то малыш.

— Слишком страшно! — причитал он. — Мне не нравится!

Его родители встали, вытащили бедолагу в проход и повели к выходу.

Мы с Марни рассмеялись. Неделя в Кошмарии прошла чудесно, полная всяческих жутких увеселений. Особенно после того, как родичи практически предоставили нас самим себе.

Некоторые аттракционы были поистине ужасающими. А в Деревне Оборотней мы орали прямо-таки благим матом. Полулюди-полуволки казались такими реальными! Неужели это всего лишь актеры, одетые в волосатые костюмы? Глядя на то, как они рычат и лязгают острыми клыками, можно было поклясться, что это настоящие чудовища!

Другим нашим излюбленным местом стал Игровой Пассаж. Тысячи и тысячи видеоигр. Разумеется, Марни не знала покоя, пока не разбила меня в каждой игре.

А теперь мы сидели здесь, в третьем ряду Призрачного Театра, ожидая начала представления. На вывеске над сценой капающими зелеными буквами было написано: «Клоуны города-призрака».

Из динамиков доносились отзвуки бури. Сверкала молния. Гремел гром.

Я чуть не задохнулся, когда кто-то схватил меня за плечо и крепко сжал.

— Эй! — Подняв глаза, я уперся взглядом в ухмыляющуюся клоунскую рожу. Склонившись надо мной, он снова стиснул мое плечо.

Лицо клоуна покрывал белый грим. Криво намалеванная ухмылка размазалась. Вместо носа торчал красный шарик, а на шее красовался красно-синий гофрированный воротник.

Когда он склонился ко мне поближе, я увидел топорик, глубоко всаженный в его лысую башку. Лезвие наполовину утопало в черепе. Рукоять торчала под углом. По обеим сторонам белого лица сбегала нарисованная кровь.

— Здорово, малец, — прорычал он хрипло. — Дай-ка я тебе представлюсь. Звать меня Клоун Убоина.

У меня отвисла челюсть. Я хотел что-то сказать, но был слишком напуган.

Его дыхание разило луком. Он приблизил размалеванную физиономию к моему лицу. И я увидел, что глаза его налиты кровью, а неряшливый белый грим весь пошел трещинами.

— Слышь, малец, знаешь, за что меня прозвали Убоиной? — прорычал он.

— Потому что у вас в голове топорик? — спросил я.

От притворного изумления его глаза вылезли из орбит.

— Что у меня в голове?! — вскричал он. — Да ты никак шутишь!

Ясное дело, он старался рассмешить. Так что я засмеялся.

Но он схватил меня за руку и рывком поднял на ноги.

— Пошли, малец. Не надо ля-ля. Подь-ка сюда. — С этими словами он поволок меня к сцене.

Я пытался вырваться, но он был очень силен.

— Эй! Что вам от меня нужно? — воскликнул я. — Эй, пустите! Куда вы меня тащите?

Гром громыхал, стены дрожали. Вспышки молнии выхватывали из темноты лица зрителей, глядевших на нас с клоуном. Позади меня Марни вскочила с кресла и поспешила следом за нами.

— Пошевеливайся, парниша, — прорычал Убоина. — Добровольцем будешь. — Он схватил меня за плечи руками в белых перчатках и стал толкать по проходу.

Я вывернулся из его рук.

— Кем-кем буду?

— Будешь добровольно участвовать в представлении, — заявил он. — Пора повеселиться. Тебе понравится. Может, приз выиграешь. Какой у тебя размер клоунского костюма? Средний или большой? Экой ты здоровяк! Вроде у меня завалялся там подходящий костюмчик…

— Минуточку! — Марни схватила Убоину за воротник. — Почему это Энди участвует в представлении? Я тоже хочу.

Убоина посмотрел на нее красными слезящимися глазами.

— Ты мне нравишься, — прохрипел он. — Вроде есть у меня большой нос, тебе подойдет.

Он толкнул нас обоих вперед.

— Живо-живо. Не хватало, чтобы клоуны-зомби опоздали к столу. Знаете, что у них сегодня на обед?

— Нет. Что? — спросил я.

— Вы!

Выступать мне не хотелось. Ни капельки. Я весьма застенчив. Марни перспектива выйти на сцену вдохновляла куда больше.

Тем не менее, спустя несколько минут мы уже стояли за кулисами, облаченные в мешковатые клоунские костюмы — красные в белый горошек. Под моим спереди была припрятана подушка, отчего я выглядел толстяком, а на голове у меня красовался песочного цвета парик, стоявший дыбом, точно веник.

Марни надела сапоги на высоченной платформе, делавшие ее ростом чуть ли не в восемь футов. Посреди выбеленного лица алела безобразно намалеванная ухмылка. В дополнение к костюму в горошек, на голове у нее сидела остроконечная шляпа в красную полоску, заломленная на манер шутовского колпака.

— Ни пуха ни пера! — прошептал Убоина. Подняв огромные ручищи в перчатках, он вытолкнул нас на сцену.

Представление уже началось. Тускло светили прожектора. Играла зловещая музыка. Сцену заволокли клубы призрачного тумана.

Страшные клоуны в унылых черно-серых костюмах делали стойки на руках и кувыркались в тумане. Одни мы с Марни были ярко одеты.

Оказавшись на сцене, я увидел клоуна с черепом вместо лица. Безобразная клоунская усмешка была нанесена пунцовой помадой прямо на голые челюсти. Позади него я увидел грустного клоуна, одетого в лохмотья. Он стонал без умолку и выдирал клочьями свои густые рыжие кудри.

Публика восторженно загалдела, когда клоуны стали жонглировать. Чем это они перекидываются? Поди разбери что-то в таком тумане… Неужели они бросают друг другу высушеные головы?

Клоун с черепом вместо лица втянул нас с Марни в хоровод призрачных клоунов. Один из них швырнул мне высушенную голову.

— Это мой дядя Герман! — заорал он. — Кидай обратно!

На ощупь голова была мягкой и теплой. Я швырнул ее клоуну. Вскоре мы с Марни уже вовсю перебрасывались головами с остальными клоунами. Все быстрее и быстрее, под восторженные крики зрителей.

— Молодцы, ребята! — прокричал с края сцены Клоун Убоина.

Но тут я увидел такое, что буквально остолбенел. С этого момента всякое веселье закончилось, а события приобрели ужасающий оборот.

Толстый клоун стоял на краю сцены и махал руками публике. Внезапно руки его исчезли, и вот уже он машет обрубками костей… Потом руки вернулись. Потом — вновь исчезли, остались лишь пальцы на голых костях.

Я смотрел на него во все глаза, а руки продолжали то появляться, то исчезать. Может, туман сыграл с моими глазами злую шутку?

Я повернулся посмотреть, что делает Марни… и увидел, как лысый клоун с печальными темными глазами снял свою голову с плеч. Он метнул ее через всю сцену другому клоуну.

— Черт! — вырвалось у меня. Я уставился на обрубок шеи, торчащий из пышного воротника.

Второй клоун подбросил голову в воздух — и она поплыла над сценой. Она подскакивала высоко над нашими головами… и не падала.

У меня заколотилось сердце.

Неужели это происходит на самом деле?

Марни положила руку мне на плечо.

— Расслабься, Энди, — сказала она. — Это всего лишь часть программы.

— Но… но… — Я показал на безголового клоуна.

В зале вспыхнул свет. Я повернулся и вытаращился на зрителей.

— О Господи, — прошептал я. — Марни, смотри! — Схватив кузину за плечи, я ткнул пальцем в зал.

Когда мы там сидели, театр заполняли нормальные люди. Дети и их семьи.

Теперь же некоторые из зрителей напоминали выходцев из фильмов ужасов!

Я видел гниющие лица с вывалившимися глазами… Головы с выдранными клочьями волос и оголившимися черепами… У некоторых недоставало рук… Зияли щербатые рты, пуская густые слюни по разлагающимся подбородкам… Рубахи изодраны, из развороченных животов свисают кровавые петли кишок…

— Они похожи на упырей! — закричал я. — Упырей и зомби!

И пока я на них смотрел, гнусные твари дружно поднялись на ноги. И начали пробираться по проходам вперед.

Взрослые вопили. Дети ревели. Некоторые из нормальных зрителей похватали в охапку своих родных и бросились к выходу.

Зал наполнился страшным воем и стонами. Отвратительные твари с закрытыми глазами ковыляли к сцене, слепо протягивая истлевшие руки.

Мы с Марни оцепенели, в ужасе глядя на надвигающихся упырей.

Я встретил взгляд темных, зияющих глазниц ужасной женщины с черепом вместо лица, покрытой копошащимися пауками. Она ковыляла к нам, выдирая на ходу клочья волос.

— Не-е-е-е-ет! — Я отпрянул. Мой взгляд обежал опустевшую сцену. — Марни, клоуны! Они все исчезли!

Мы остались здесь совершенно одни.

Костлявые позеленевшие руки уже хватались за край сцены. А потом одна из тварей рывком подтянулась. Кряхтя и стеная, мертвецы вскарабкивались на сцену.

Цепляясь за Марни, я сделал шаг назад на дрожащих ногах.

И тут откуда-то из-за сцены послышался испуганный голос Клоуна Убоины.

— Тревога! Тревога! — надрывался он. — Зомби взбунтовались! Неужели никто их не приструнит?

От его испуганных воплей меня с ног до головы пронизало холодом. Я понял, что это не притворство. Клоун был действительно в ужасе!

Все новые и новые твари влезали на сцену. Их тяжелые башмаки шаркали по полу. Они стонали, словно терзаемые нестерпимою мукой.

Не сводя глаз с меня и Марни, они заковыляли вперед. Их длинные руки тянулись к нам.

Мы отступили еще на шаг. Я лихорадочно огляделся.

— Марни, служебный выход!

Мы бросились к задней стене. Там, в углу, была узкая деревянная дверь.

Я вцепился в ручку. Повернул и дернул.

— Она… она заперта! — закричал я.

Вцепившись в дверную ручку обеими руками, я стал трясти дверь что было сил. Та не поддавалась.

Отвратительные разлагающиеся твари приближались. Воздух вдруг наполнился невыносимым смрадом гниющей плоти. Опустив глаза, я увидел, что мертвяки оставляют за собой дорожки густой желтой слизи.

Марни обеими руками заколотила в дверь.

— Откройте! — визжала она. — Откройте! Неужели нам никто не поможет?

Зеленокожий мертвец, дико вращая глазами, вырвался вперед. Он потер свой ввалившийся живот и простонал:

— Есть! Есть! — С этими словами он поднес два пальца ко рту и издал тошнотворный хлюпающий звук, изображая, что ест.

Остальные мертвяки выстроились перед нами нестройной шеренгой и подхватили этот ужасающий клич:

— Есть! Есть! Есть!

Мы прижались спиной к кирпичной стене. Пока отвратительные создания скандировали и потирали животы, мы осторожно, бочком, продвигались к краю сцены.

— Есть… Есть!

Медленно, очень медленно мы пытались ускользнуть от них… по стеночке, по стеночке, бесшумно переставляя ноги.

— Ай! — взвизгнул я, споткнувшись обо что-то и грохнувшись на колени.

Это оказался огромный прожектор.

Когда я упал на него, вспыхнул ослепительный свет и ударил в глаза одному из мертвецов.

Тот застонал и вскинул костлявую руку, защищая глаза.

Я схватил прожектор за края. Подняв его, я нацелил свет на другого зеленолицего мертвяка.

Он скорчился под лучом яркого света. Я продолжал светить, пока он не попятился.

Дрожа всем телом, стараясь держать прожектор ровно, я обвел им неровные ряды стонущих мертвецов.

— Есть… Есть… Есть…

Мертвяки пытались защитить глаза. Под лучом ослепительного света, они словно сжимались… сжимались и усыхали. Завывая от боли, они отшатывались назад.

— Свети на них! — крикнула Марни. — Это действует! Направляй на них свет!

Я покрепче вцепился в края прожектора. Смогу ли я удерживать отвратительных тварей на расстоянии, пока не подоспеет помощь?

Нет.

Я охнул, когда свет замигал… замигал и погас.

Театр погрузился во тьму. Упыри отняли руки от глаз и снова полезли на сцену. Они тряслись всем телом. Я видел, как у одного отвалилась рука и со стуком упала на пол.

И снова они двинулись на нас. И снова затянули:

— Есть… Есть…

С трудом дыша, я изо всех сил затряс прожектором.

Нет. Он перегорел.

Я бросил его и почувствовал, как меня за плечо схватила чья-то рука.

Клоун Убоина.

— Сюда! — прорычал он. Выхватив ключи, он торопливо отпер служебную дверь. Затем вытащил нас в коридор и с грохотом захлопнул дверь у нас за спиной.

Послышался визг. Визг боли.

Я оглянулся назад… и увидел две руки, защемленные дверью. Пальцы корчились. Руки продолжали тянуться к нам.

— Есть… Есть… Есть… Есть… — по-прежнему тянул омерзительный хор по другую сторону двери.

Я сглотнул. В горле пересохло, словно его набили ватой. Я огляделся вокруг. Мы находились в длинном, тускло освещенном коридоре.

— Быстро ты смекнул использовать прожектор, — прохрипел Убоина. — Даже сумел задержать их… на какое-то время.

Потом его водянистые глаза сверкнули, он потер руки в перчатках. Наклонившись, он прошептал мне на ухо:

— Ты прошел свое первое испытание. Теперь все начнется по-настоящему!

— Что-что? — воскликнул я. — Вы о чем? Это еще не все?

— Зомби были настоящие? — спросила Марни. — Это все было понарошку, или нам действительно грозила опасность?

Откинув голову назад, Клоун Убоина расхохотался. А потом подмигнул нам.

— Конечно же понарошку, — сказал он. — В Кошмарии все понарошку, правильно?

Тогда почему он так взмок? И почему его голос звучал так испуганно, когда он умолял кого-нибудь запереть зомби?

Он пошел по длинному коридору.

— Я просто дурачусь. Вы, ребята, все закончили, — произнес он. — Отработали на славу. Публика была в восторге.

Он шутит, что ли? Когда мертвяки поперли на сцену, вся публика разбежалась!

Напевая что-то себе под нос, Убоина отвел нас в маленькую гримерку. Там он помог нам смыть грим. Затем мы выбрались из клоунских костюмов.

— Вам туда, ребятки, — сказал Убоина. Он проводил нас к отполированной до блеска двери черного дерева. — Рад, что вам понравилось, — просипел он.

Он стал открывать дверь, но вдруг остановился. Кривая усмешка прорезала его размалеванное лицо.

— Знаете, почему меня прозвали Клоун Убоина? — Ответить он нам не дал. — Потому что я убиваю зрителей! Я действительно их убиваю!

Посмеиваясь себе под нос, он открыл дверь.

— Смотрите, чтобы по дороге вас не зашибло, — напутствовал он. Дверь захлопнулась у нас за спиной.

— Ч-что дальше? — пробормотал я. — Где мы?

Над нашими головами забренчал колокольчик. Я заморгал от яркого света. Понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли.

Первым, что я увидел, был ряд стеклянных полок на фоне синей стены. Полки были битком набиты маленькими куколками.

Я приблизился на шаг. Тела у куколок были человеческие. Мужские и женские. Облаченные в полосатые деловые костюмы и вычурные платья всех расцветок.

Все еще моргая, я приблизился еще на шаг. Да, тела у них были человеческие, но вот головы… Головы были волчьи!

Неужели эти куколки изображают оборотней?

— Зацени, — сказала Марни и взяла с полки красно-желтый пакет с надписью: «Устрой себе зыбучие пески». Под ней — картинка: мальчик и девочка, по шею увязшие в желтом песке.

Марни засмеялась:

— Смотри. Тут написано: «Просто добавьте воды и песку!».

— Забавно, — буркнул я. Мое внимание привлекла скользкая зеленая ящерка с горящими красными глазками. Интересно, она резиновая или пластмассовая? Над нею была надпись: «Не стесняйся, погладь ящерку».

Я протянул два пальца и осторожно погладил спинку игрушки.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а! — Из открытой пасти ящерки вырвался душераздирающий вопль, от которого я подскочил, должно быть, на целую милю.

Марни расхохоталась:

— Попался, Энди! Ха-ха. Хочу такую!

— Это какой-то магазин приколов? — спросил я.

Повернувшись, мы увидели над кассовым аппаратом сине-белую вывеску, на которой большими «капающими» буквами было написано: «Дом Озноба». Пониже стояла надпись: «Сувениры и подарки. Открыт в 1946 году».

Я закатил глаза:

— Ага. Конечно. В 1496-ом. Так я и поверил.

— Чумовая лавочка, — сказала Марни. Она взяла стеклянную баночку с конфетками. Этикетка гласила: «Кисленькие мармеладные микробы». — Смотри, Энди. Похоже, они все в форме микробов!

— Вкуснятина! — отозвался я.

Огляделся вокруг. Магазинчик был невелик. Зато вдоль каждой стены, от пола до потолка, тянулись полки, а посреди комнаты высились стеклянные витрины и стеллажи.

Товары громоздились повсюду. Просто шагу негде ступить. Все полки битком набиты игрушками, сладостями, куклами, шарфами, масками, футболками и всем, что душе угодно.

Мы с Марни были единственными посетителями. За кассовым аппаратом тоже никого не наблюдалось.

Я взял коробку с изображением огромной гориллы. Надпись на коробке гласила: «Надувная горилла. Четыреста килограммов». Я поставил коробку на место — рядом с гигантскими акульими челюстями.

— Есть кто живой? — крикнула Марни.

Тишина.

Она сложила ладони рупором:

— Здесь кто-нибудь есть? Магазин работает?

Откуда-то у нас за спиной донесся шорох. Затем послышались шаги. Из-за груды коробок появился мужчина.

Я даже заморгал. Крупный и лысеющий, он здорово напоминал Бенджамина Франклина с портрета в учебнике истории. Или старикана с коробки хлопьев «Овсянка, сэр».

Надо сказать, видок у него был вообще до крайности старомодный.

На самом кончике длинного острого носа сидели маленькие квадратные очки. Из-под кустистых седых бровей нас сверлили бледно-голубые глаза. Поредевшие седые волосы, гладко зачесанные назад, открывали широкий лоб, ниспадая на спину неопрятными космами.

Одет он был в темный камзол и жилет поверх белой кружевной рубашки, на шее — небрежно повязанный черный галстук-бабочка.

— Добрый день. Милости прошу, — сказал он. Голос был хриплый, старческий. Когда он улыбнулся, в уголке рта лукаво блеснул золотой зуб.

Он энергично потирал руки, словно пытаясь согреть их. У него были длинные, тонкие пальцы. На одном я заметил поблескивающее кольцо с голубым драгоценным камнем.

Старик вышел из-за коробок. Он разглядывал нас поверх квадратных очков.

— Добро пожаловать в Дом Озноба, — произнес он. — Разрешите представиться: Джонатан Озноб, владелец сего магазинчика. — Его золотой зуб снова блеснул.

— Классный магазинчик, — сказал я. — Это реально акульи челюсти?

Он продолжал потирать свои длинные руки.

— Трудно сказать, что есть реальность, а что нет, — ответил он. Подняв за цепочку розовое копытце, он покачал им из стороны в сторону. — Действительно ли перед вами Свиное Копытце на Удачу? Или же просто подделка? — Он бросил его Марни. — Полагаю, сие зависит от того, во что вы верите.

Марни долго разглядывала копытце.

— Положим, самой свинье оно удачи не принесло! — изрекла она наконец.

Лицо Озноба растянулось в улыбке. Он повернулся ко мне.

— Я смотрю, ты заинтересовался надувной гориллой. У меня есть для нее отличный насос. Понадобится всего несколько дней, чтобы ее надуть.

Я покачал головой:

— Сомневаюсь, что она поместится у меня в комнате.

— Однако она могла бы послужить превосходным подарком для кого-то другого, — заметил Озноб. Он извлек откуда-то извивающееся коричневое существо. — А вот двуглавый червь. Он живой. У меня можно приобрести с запасом и корм для червей.

— Фу, — скорчила рожу Марни.

Мое внимание привлек какой-то предмет на одной из верхних полок. Я взял его. Это был зуб какого-то крупного животного на кожаном шнурке.

— Это зуб тропического животного? — спросил я.

Джонатан Озноб поднял обе руки, словно говоря «стоп».

— Вообще-то он не для детей, — произнес он. — Возможно, тебе захочется положить его обратно на полку.

Я уставился на зуб:

— Почему?

— В нем заключены силы, которые ты не захотел бы высвобождать, — прошептал Озноб.

Зуб выскользнул у меня из руки. Я успел поймать его за шнурок.

Марни засмеялась.

— Трусишка, — пробормотала она.

— Это не шутка, — возразил Озноб. Он забрал у меня зуб и стал полировать его указательным пальцем.

Пожелтевший от времени зуб принадлежал, должно быть, довольно крупному зверю. Размером он был почти с мой большой палец! Верхушка была практически идеально квадратной, не считая маленького углубления посередке, а оканчивался он двумя режущими кромками.

— Это зуб тигра? — спросил я.

Озноб покачал головой и надвинул очочки на переносицу.

— Я поведаю вам историю этого зуба, — произнес он каркающим голосом. Потирая зуб пальцем, он начал свой рассказ…

— Этому зубу уже более трех веков. Привезли его из захолустной горной деревушки в Шотландии. Тамошний люд промышлял рыбной ловлей и овцеводством. Деревушка сия представляла собою место холодное и безотрадное. Зима там длилась по шесть месяцев в году. Селяне были отрезаны от окружающего мира… что делало их крайне суеверными.

Однажды в деревню забрела необычная собака. То была Синяя Гончая. Нисколько не сомневаюсь, что вы о таких слыхом не слыхивали. Это редкая разновидность шотландского волкодава. Однако шерсть оного пса воистину была ярко-синего цвета.

Селяне и так-то не жаловали чужаков — а уж синих да косматых и подавно. Вскоре на деревню посыпались всевозможные напасти. В озере вдруг перестала ловиться рыба, а овец начала косить неведомая болезнь.

Во всех бедах люди обвинили собаку. Они утверждали, что она заколдована и принесла в деревню несчастье. Они пытались изгнать ее, но она отказывалась уходить. Убить же ее они не осмеливались, опасаясь ее дьявольской силы.

В отчаянии послали они за чародеем, жившим невдалеке от деревни. Ему посулили лучший дом в селении, ежели он сумеет избавить народ от окаянного пса. Чародей испробовал несколько заклинаний, пытаясь заставить собаку исчезнуть. Но ни одно заклятие ее не брало.

Наконец, чародей сменил тактику. Он прочел заклинание, долженствовавшее лишить гончую всех зубов, полагая, что вместе с зубами оная лишится и своей магической силы. Заклятие, однако же, оказалось недостаточно действенным. Собака потеряла лишь один зуб. На глазах чародея пес разразился бешеным воем. Вслед за тем он развернулся и помчался прочь. Больше его в деревне не видели.

Селяне снова стали ловить рыбу. Овцы перестали дохнуть. Удача возвратилась.

Чародей же прослыл в деревне героем. Он поселился в самом роскошном доме на вершине зеленого холма, откуда открывался живописный вид на озеро. Зуб он хранил как талисман, приносящий удачу. К великому его удивлению выяснилось, что зуб способен исполнять желания. Он принес кудеснику великую славу. Горцы из дальних селений приходили к нему, прося исполнения заветных желаний. О чародее слагали поэмы и пели песни.

История его завершилась холодной грозовой ночью.

В час, когда разверзлись хляби небесные, жители деревни услышали жуткий вой и отчаянные крики, доносившиеся с вершины холма. Вспышка молнии озарила чертог чародея. И тогда несколько человек, презревши ливень, помчались туда.

Они нашли зуб в огромной луже. Нашли и чародея — мертвым, растерзанным на куски. А потом обнаружились и следы — следы огромной собаки, отпечатавшиеся в грязи вокруг дома.

И стало ясно, что Синяя Гончая вернулась для отмщения…

Озноб покачивал перед нами зуб на шнурке. Мы с Марни молча смотрели на него. Думаю, мы пытались переваривать эту невероятную историю.

Первым нарушил молчание я:

— А как этот зуб оказался у вас?

Озноб пожал плечами, отчего его пышный камзол зашелестел.

— Я коллекционер, — только и промолвил он.

— И зуб действительно исполняет желания?

Он кивнул.

Марни закатила глаза:

— Ага. Конечно. Как во всех этих старых историях. Исполняет три желания, так? Причем первые два не приведут к добру. А третье придется потратить на отмену первых двух…

— Отнюдь, — преспокойно отвечал Озноб. — Старые истории тут ни при чем. Зуб действительно исполняет все желания. Надобно лишь не забывать одного…

Он слегка потер зуб. Потом поднял на нас свои бледно-голубые глаза:

— Не позволяйте ему намокнуть. Зуб лежал в луже воды. Отсюда вывод: держите сухим. Всегда держите его сухим.

— А если он намокнет, — спросил я, — что будет?..

— Током шарахнет, — любезно ответил Озноб.

— Шарахнет? Как это шарахнет?

Озноб пожал плечами. Он держал зуб за шнурок. Зуб блестел в ярком свете ламп.

— Все еще желаете купить?

— Я куплю! — встряла Марни.

— Так. Минуточку, — сказал я. — Придержи лошадей, Марни. Я его первый увидел. Я снял его с полки. Мне он самому нужен.

Марни показала мне язык. После чего повернулась к Ознобу.

— Мы оба купим по зубу! — сказала она.

Джонатан Озноб пригладил редеющие седые волосы.

— Увы, — произнес он. — Никак невозможно. Во всем мире имеется лишь один зуб Синей Гончей.

— Я попросила первой. Я первая сказала, что куплю его, — не сдавалась Марни.

— А я первым его увидел, — парировал я. — Почему ты такая подражала? Почему тебе обязательно нужно все, что есть у меня?

Тут уж Марни пришлось заткнуться. На секундочку.

— Ладно, ладно. Прекрасно, — бросила она. — Валяй, Энди, бери его. Фальшивка — она фальшивка и есть. И ты это знаешь. Небось и не собачий вовсе. Не больно-то и хотелось…

— Ну и ладушки, — подытожил я и повернулся к хозяину. — Буду брать.

Озноб уже заворачивал зуб в папиросную бумагу. Затем он поместил его в небольшой коробок и обвязал его синей ленточкой.

Потом он достал что-то из ящика стола. Пушистую маленькую фигурку. Это был крошечный лилово-зеленый монстрик, миниатюрная копия работников Кошмарии.

Он прикрепил маленького кошмарийца к ленточке. Поглядел на меня пристально и сказал:

— Привези в свой дом частичку Кошмарии.

Я полез в карман за деньгами:

— Сколько с меня?

Озноб замахал на меня руками.

— Нет-нет. Денег не надо. Расплатишься со мной при следующей встрече.

Я так на него и вылупился.

Что он имел в виду?