Коллекционеры смерти

ПрологЗдание суда округа Мобил, Мобил, штат Алабама, 15 мая 1972 года

Детектив Джейкоб Уиллоу уклонился от столкновения с плакатом «Умри, проклятый убийца», поднырнул под другой транспарант – «Раскайся, грешник», отодвинул плечом проповедника с узким, худым лицом, размахивающего Библией, и протиснулся между двумя возбужденными толстыми дамами в пропахших потом платьях. Вырвавшись наконец из толпы, волновавшейся перед зданием суда, Уиллоу побежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки; он было попробовал через три, но споткнулся и продолжил бежать через две. У дверей он бросил сигарету в урну и проник внутрь. Суд проходил наверху, и по ступенькам туда он тоже бежал, отчего в конце лестницы у него закружилась голова. Он заглянул за угол в коридор, ведущий к залу суда, надеясь, что не увидит там Плачущей Женщины.

Само собой разумеется, она там была, сидела в двадцати шагах от него на дубовой скамье, не уступавшей размерами церковной, – черное платье, вуаль, локти на коленях, прикрывающие лицо ладони. Уиллоу физически ощутил свою вину перед ней поднимающимся откуда-то из глубины комком к горлу и отвел взгляд.

У лестницы за складным столом сидел охранник Уинделл Лэтхем, пропускающий в зал суда участников процесса. Откинувшись на спинку стула, он охотничьим ножом срезал ногти, которые осыпались на растянувшуюся на животе темную униформу.

– Вижу, вы снова опаздываете, детектив Уиллоу, – не отрываясь от своего занятия, произнес Лэтхем. – Поторопитесь: если не зайдете в зал прямо сейчас, рискуете пропустить приговор.

– А она хоть когда-нибудь уходит? – спросил Уиллоу, кивнув в сторону Плачущей Женщины.

На животе Лэтхема нашел свое место очередной срезанный ноготь.

– После сегодняшнего должна уйти. Больше тут не на что уже будет смотреть.

Уиллоу на цыпочках направился к залу суда, надеясь, что Плачущая Женщина не услышит его шагов. Он ненавидел те чувства, которые она пробуждала в нем, хотя и понятия не имел, кто она такая. Одни говорили, что она мать одной из жертв Марсдена Гекскампа, другие – что сестра или тетка; от тех, кто пытался задавать вопросы или утешать ее, она раздраженно отмахивалась.

Со временем эту странную женщину за плотной вуалью попросту перестали замечать: она стала такой же привычной частью интерьера, как латунные плевательницы или переполненные пепельницы. За три недели процесса она ни разу не зашла в зал суда, будто этот холл с мраморными колоннами стал местом ее скорби. Охрана была добра к убитой горем Плачущей Женщине, позволяя ей оставаться в здании суда и давая иногда вздремнуть в незанятых судейских комнатах.

Уиллоу, сделав глубокий вдох, приближался к дверям зала, стараясь ступать настолько легко, насколько позволяли его ботинки на жесткой подошве. Когда он проходил мимо Плачущей Женщины, та резко подняла голову, вуаль взметнулась и Уиллоу впервые увидел ее лицо и ее глаза – без единой слезинки. Решительность, сквозившая во взгляде, брошенном на него, была какой-то пугающей. Столь же удивительной оказалась и молодость Плачущей Женщины. По виду ей было чуть больше двадцати. Он спиной ощущал ее взгляд, провожавший его до самых дверей, испытывая при этом все то же чувство вины.

Уиллоу уже неоднократно – обычно в предрассветные часы – пытался как-то осмыслить это чувство. Он убеждал себя, что ему просто не хватает опыта, чтобы правильно оценить это злобное безумие, руководимое извращенным разумом. Но несмотря на всего лишь двухлетний стаж работы в качестве детектива полиции штата, он отваживался доказывать своему руководству, что происходящие в южной Алабаме жуткие преступления, кажущиеся на первый взгляд разрозненными, как-то связаны между собой, что здесь необходимо полномасштабное расследование с привлечением полицейских сил штата, округа и города Мобил. И обращения к начальству, и осмысление своих ощущений ни к чему результативному не приводили. Уиллоу просыпался в холодном поту в течение всего процесса, на котором почти ежедневно вскрывались новые факты, связанные с убийствами на почве сексуальных извращений.

Уиллоу кивнул охраннику на входе и проскользнул в забитый публикой зал. Пробираясь к своему постоянному месту, сразу позади стола защиты, он направо и налево извинялся за беспокойство.

– Всем встать! – прокричал судебный пристав, и две сотни находившихся в зале людей поднялись в едином порыве.

Только один человек, сидевший за столом защиты, даже не сдвинулся с места. Это был стройный светловолосый мужчина, на котором полосатая тюремная роба смотрелась словно элегантный костюм из лучшего лондонского магазина. Марсден Гекскамп сидел, лениво покачивая заброшенной на другую ногу ногой в каком-то своем внутреннем ритме. Непослушная прядь волос, спадавшая на лоб, невольно привлекала внимание к его синим, как море, глазам. Он повернул голову к публике и снисходительно улыбнулся, будто откликаясь на завершающую фразу смешной шутки. Их взгляды с Уиллоу пересеклись, и на какое-то мгновение улыбка на лице Гекскампа дрогнула. Адвокат похлопал своего клиента по плечу и движением руки вверх попросил его встать при входе судьи.

Марсден Гекскамп дернул головой и плюнул на ладонь адвоката.

Уиллоу увидел, как того передернуло от омерзения и он торопливо вытер руку о брюки. Ни один человек в зале не заметил этой маленькой драмы; все взгляды были прикованы к окружному судье Харлану Т. Пенфилду, широкими шагами направлявшемуся к кафедре. Свой небольшой рост Пенфилд сполна компенсировал глубоким, как. деревенский колодец, голосом и пронзительным орлиным взглядом, от которого не укрылся бы даже намек на какое-либо нарушение в зале. Судья пристально посмотрел на Марсдена Гекскампа, получив в ответ улыбку и ленивый кивок головой. Пенфилд надел очки с половинными линзами для чтения и развернул листок с решением присяжных о вынесенном приговоре, к которому те пришли, в принципе, уже к концу первой недели процесса.

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы вынести приговор Марсдену Гекскампу, – нараспев произнес Пенфилд. – И на этом завершаются тягостные недели рассмотрения дела, ужасов которого не смогли перенести двое наших присяжных, причем один из них до сих пор находится в больнице с нервным срывом…

Адвокат Марсдена Гекскампа встал.

– Ваша честь, я не думаю, что это может…

– Сядьте, – скомандовал судья Пенфилд. Адвокат сел явно с чувством облегчения от того, что на этом его роль по защите подопечного завершена.

– Пострадали не только эти двое присяжных, – раскатистым басом продолжал Пенфилд, – пострадали все, кто вдыхал удушливый запах серы, исходящий от мистера Гекскампа ядовитым туманом…

Марсден Гекскамп жестом изобразил, будто поднимает воображаемый бокал вина для произнесения тоста; цепи на его изящных запястьях при этом мелодично звякнули, словно колокольчики, Пенфилд сделал паузу и внимательно посмотрел на обвиняемого.

– Ваши кривлянья больше не будут досаждать этому суду, мистер Гекскамп. Властью, предоставленной мне штатом Алабама, я приговариваю вас к заключению в тюрьму Холман, где, надеюсь, вынесенный вам смертный приговор – казнь на электрическом стуле – будет в установленный срок приведен в исполнение. И возможно, во время ваших предсмертных судорог Господь подарит вам прощение.

Как только прозвучал удар судейского молотка Пенфилда, Марсден Гекскамп поднялся, отбросив руку своего адвоката.

– А как же последнее слово осужденного, Ваша честь?

– Сядьте, мистер Гекскамп.

– Я что, не имею на него права? Разве неминуемо грядущая смерть не позволяет мне сказать несколько последних фраз?

– А вы давали последнее слово своим жертвам, мистер Гекскамп?

Марсден Гекскамп умолк и будто бы задумался. На лице его промелькнуло удивление.

– Некоторые из них наговаривали целые тома, Ваша честь.

– Ублюдок! – выкрикнул из зала мужчина с грубым лицом, грозя Гекскампу кулаком. Похоже, он был пьян.

– Сядьте и держите себя в руках, сэр, или вас выведут отсюда, – почти нежно сказал ему Пенфилд. Мужчина снова бухнулся на свое место и закрыл лицо руками.

– Ну, так что, Ваша честь? Можно мне сказать? – не унимался Гекскамп.

Уиллоу видел, как глаза судьи скользят по ожидающим лицам публики. Задержавшись на корреспондентах, изнывавших от желания услышать сенсацию в последних словах Марсдена Гекскампа, Пенфилд выразительно постучал по своим часам.

– Я даю вам тридцать секунд, мистер Гекскамп, и ожидаю услышать молитву о спасении души.

Улыбка исчезла с губ Гекскампа, в глазах вспыхнул недобрый огонь.

– Просить о прощении – удел глупцов, судья. Жалкий жребий пустых голов. В действительности значение имеет не то, куда мы идем, а то, что мы создали, пребывая в скромной мастерской этого мира…

– Убийца! – выкрикнула женщина из зала.

– Сумасшедший! – подхватила другая.

Пенфилд стукнул своим молотком.

– Тихо! Десять секунд, мистер Гекскамп.

Гекскамп повернулся к публике. Взгляд его нашел Уиллоу, задержался на нем на мгновение, затем вернулся к судье.

– В этом и заключается искусство нашей текущей жизни – уметь поймать ее мгновения. Пауки тоже попадаются, увязают в янтарной смоле, но они волшебным образом могут уползти. Укусить. Повлиять на что-то…

– Пять секунд, – Пенфилд демонстративно подавил зевок. От такого неуважения лицо Гекскампа налилось кровью.

– Вы – ЧЕРВЯК! – пронзительно закричал он, обращаясь к Пенфилду. – Презренное, жалкое существо, ничтожество, даже меньше чем ничтожество, – мерзкое насекомое, посмевшее оскорбить Его величество ИСКУССТВО!

– Ваше время закончилось, мистер Гекскамп, – объявил Пенфилд. – И пусть никто и никогда не скажет, что вы не имели возможности произнести правильные слова.

Марсден Гекскамп скосил взгляд на судью. Затем проворно, словно гимнаст, вскочил на стол защиты.

– Tiart du moment final! – с завыванием прокричал он, брызгая слюной. – C'est moi! C'est moi! C'est moi!

Искусство финального момента, мысленно перевел Уиллоу, привлекая все свое знание французского, который он два года учил в средней школе. Это я!

– Охрана, усадите этого человека, – приказал Пенфилд. Сквозь нарастающий шум в зале стук его молотка был едва слышен.

Глаза Уиллоу уловили какое-то движение позади Пенфилда. Он заметил, как дверь кабинета судьи медленно открылась, стали видны письменный стол, книжные полки, низкий столик, затем в дверном проеме возникла Плачущая Женщина. Она шагнула в зал и остановилась у ног Гекскампа» Толпа затаила дыхание. Из складок ее платья возник пистолет с длинным стволом. Она подняла оружие, и ее палец плотно лег на курок.

Она снова плакала, пристально глядя Марсдену Гекскампу в глаза. Затем произнесла:

– Я люблю тебя.

Уиллоу бросился через деревянные перила ограждения, вытянув руки в сторону пистолета, и приземлился на пол позади стола защиты. В этот момент в зале прогремел выстрел. Спереди на рубашке Гекскампа появилась новая красная пуговица размером с десятицентовую монету, но на спине рубашка просто взорвалась. Он рухнул навзничь позади Уиллоу. В зале возникла паника: одни, упав, прижимались к полу, другие с криками, в неимоверной давке, устремились к выходу.

Марсден Гекскамп приподнял голову и застонал, с губ его срывались какие-то неразборчивые слова, Уиллоу наклонился и подставил ухо поближе, стараясь хоть что-нибудь уловить, но глаза Гекскампа закрылись и голова запрокинулась.

– Ты не уйдешь от меня! – закричал Уиллоу. Он схватил мужчину за рубашку на груди и сильно встряхнул, словно стараясь извлечь слова, застрявшие в его горле. Глаза Гекскампа резко раскрылись.

– Джейкоб, следи… Ты должен был следить… – На губах умирающего лопнул кровавый пузырь. – Ты должен следить…

– За чем? – прокричал Уиллоу прямо в стекленеющие глаза Гекскампа. – СЛЕДИТЬ ЗА ЧЕМ?

Веки Марсдена Гекскампа дрогнули, затем поднялись.

– Искусство, Джейкоб, – произнес он, теперь по его подбородку стекала красная кровавая пена. – Следи за… блистательным искусством.

Взгляд Гекскампа помутнел, губы замерли. Рядом с Уиллоу прозвучал второй выстрел, и в двух метрах от него на пол упало еще одно тело. Плачущая Женщина стала Мертвой Женщиной.