После боя опушка леса походила на подожженный муравейник – многолюдно, суетно, еще не осел дым. Пристроившись на пеньке возле боярышника немецкий ефрейтор обрабатывал перекисью распоротую руку советской медсестры и, едва та прикусывала косичку и топала ножками, торопливо дул на щипавший порез.
– Ипатьева, вот как тебя угораздило? – ворчал Максим. – Сидела бы над своими конспектами, чай пила. Нет, полезла! Гимнастерку порвала, коленку сбила, как очки не разбила.
– Откуда мне знать, что в окопах видимость плохая будет? – бросила Лида сокурснику. – Могли бы и срезать всякие корешки, когда копали. Историческая реконструкция, иностранных студентов они пригласили! А техника безопасности на уровне палеолита. Вдруг кто-то из гостей без глаза остался бы? Какая тень на наш университет. Международный скандал!
– Максимум что немецким коллегам грозит, похмелье назавтра и трата на резинки, – и Макс глянул в сторону разомлевших «фашистов», что охотно кривлялись для селфи и не спешили прорывать окружение красоток с красными звездочками на пилотках.
Макс говорил что-то еще, но Лида лишь кивала. Моральный облик и досуг немецких студентов отошли на второй план, едва внимание девушки привлек «вражеский» офицер, поэтично куривший у кудрявой русской березки.
После долгих переглядов и терзаний Лида-таки предложила незнакомцу первую помощь. Офицер покосился на пробитый на груди мундир и манерно, глянцем черной перчатки попытался смахнуть бурый оплыв.
– Боюсь, это не имеет смысла, – с акцентом ответил он. – Похоже я убит насовсем. Но если вы согласитесь на прогулку, я воскресну. Слово чести.
Лида без конца поправляла очки, проклинала жаркий июньский день и тайком вытирала потеющие ладони. Стоило же молодым людям соприкоснуться, казалось, вовсе температура ее тела приближалась к метке плавления вольфрама. Высокий, осанистый, с волевой линией скул и светлыми чуть волнистыми волосами Руди Юнтц восхищал девушку. Даже картавящую и комканную речь студента-медика она находила милой.
–Ты впервые в России? – спросила Лида.
– Да. Я хотел давно именно сюда. Эти места важны. Памятны. Мой прадед погиб на поле боя здесь где-то.
Лида остановилась. За разговорами они заметно удалились от студенческого лагеря. Лесная тишина давила. С другой стороны, девушке меньше всего хотелось возвращаться, чтобы проиграть собеседника кому-то вроде Губриной. Буквально на днях та вновь кольнула, что с подобным образом жизни у Лиды есть шанс впервые поцеловаться разве с Ключевским, и то во сне. Было обидно...
–Тебе что-то не нравится? Тебе скучно? – заметил беспокойство девушки Руди.
– Нет, что ты! Разве... твоя форма немного пугает. Извини, но ассоциации... не очень.
Руди озадаченно сдвинул светлые брови. Серебро глаз, точно рябь на воде, завораживали:
– Я обещаю не убить тебя, если ты не убьешь меня.
Девушке стало не по себе, она выдавила улыбку, но задев бинт о можжевеловый куст вскрикнула, и Руди заново, аккуратно и заботливо перебинтовал ей руку.
– В окопе напоролась на корень, прям из земли торчал, как палец костяной какой-то, – поясняла Лида. – Я там еще кое-что нашла. Блеснуло, я в карман и сунула. Дым, шум, грохот. Наспех почистила, а там вот...
Порывшись в кармане она протянула кольцо. В узоре с вкраплениями земли угадывались змеи и свастика.
– Солдаты СС получали подобные кольца при посвящении, – бегло осмотрел находку Руди. – Это чистое серебро, очень дорогая вещь. Примерь, если хочешь.
Через силу, с брезгливостью Лида послушалась. С виду широкое кольцо пришлось в пору:
– Странно. Будто по мне делали...
Она хотела сказать еще что-то, но кольцо испарилось, как исчезли вмиг страхи и предрассудки. Руди прижал девушку к дереву и поцеловал. От бархатного шепота земля превратилась в зыбучий песок, и пусть Лида не понимала ни слова, казалось, ее слух ласкают ангелы. Те же «ангелы» лезли под гимнастерку, задирали юбку, и вот уже листва, небо, орешник с березами, – все смешалось и поплыло, как свежая акварель, на которую щедро плеснули водой.
***
Оксана перекинула ногу на ногу. Внешне схожая с роковой Шерон Стоун, знаменитый трюк она освоила так же эффектно. Вадим Андреевич облизнул мясистые губы и уткнулся водянистыми глазками в незаполненную ведомость. Перьевая ручка запорхала в морщинистых пальцах.
– Идиотка, – прикурила Оксана.
– Наоборот, дарование, – скрипел Вадим Андреевич. – Не ожидал я от Лидочки такого, не ожидал. Любовь у нее…
– Какая любовь?! – скривилась Оксана и глумливо передразнила: – Милый Руди с небесными глазами! Сдалась она ему...
– Зависть не доводит до хорошего.
Девушка фальшиво рассмеялась.
– Завидую? Я? Ей? Да Ипатьева его потому и скрывала. Знала, что я каблучком раз стукну, и этот немец ко мне прибежит!.. – Оксана осеклась и поправила пепельные волосы. – Простите, Вадим Андреич... Нервное. Менты около часа полоскали. Откопали переписку, где я ей клинику советовала. Но я, Вадим Андреич, предупреждаю. Если прижмут, скажу, что за диплом старалась. Научный руководитель подговорил.
Профессор заторопился к двери, осторожно выглянул и гневно шикнул:
– Тише ты! Что тебе могут предъявить? Ты как подруга и соседка по общежитию позаботилась о сироте. У нее ж нет никого. Бабка в деревне, и та года два назад померла. Как бы она ребенка одна тянула? На что? Я ж ее вразумлял, упрямицу. На университете – крест, на карьере – крест, губернаторская стипендия и гранды – мимо. Аспирантура, защита, конференция в Лионе – все на ветер! И такое золото я должен был отпустить пеленки стирать? Позволить жизнь сломать?
– Мой Макс тоже так думал. Я ведь без него не уломала бы. Он, как мужик, надавил, постращал. Даже на аборт вместе водили, чтоб по дороге не улизнула, – Оксана нервно сбросила пепел. – Он к Лидке как к блаженной относился. Поранилась, так сразу локоток обрабатывать бросился. Зато теперь сожалеет, зря, говорит, ввязался. Макс мне и сказал про статью о доведении до самоубийства.
Вадим Андреевич вернулся за стол. Вытер взмокшую лысину.
– Самоубийство... Что-то там было не так. Ведь после больницы в тот вечер она со мной говорила по скайпу. Невеселая была, видно, что ревела, но спрашивала про книги, в Ленинку с ней собирались. Как вдруг она на кого-то обернулась, просияла и сказала, что позже перезвонит. И вот тебе, бабушка, Юрьев день. Выбросилась! Не подозрительно?
– Простите, Вадим Андреевич, но у вашей любимицы от учебы совсем кукушка съехала. Да и Руди ее – тот еще оригинал. Знаете, что подарил? Кольцо со свастикой и змеями. Я когда увидела, в шоке была. А Лидка колечко обмотает тряпочкой, чтоб не видели, носит. Разговаривает с ним... Как не в себе. Тьфу, противно, – сморщилась Оксана и тыкнула в смартфон. – О, можно, я пойду? Всего доброго.
Оставшись один Вадим Андреевич долго охал и мерил шагами опустевшую аудиторию.
– Пропал мой Лион, конференция. Вырастил смену. Кому теперь опыт передавать?.. – сокрушался он, как вдруг остановился, из книжного шкафа достал увесистый том, пролистал. Постучал пальцем:
– Что же это, опечатка в советском издании? Да быть не может...
Боковым зрением профессор уловил движение и вздрогнул. Но то был голубь, расхаживающий по подоконнику. Вадим Андреевич перевел дыхание.
Сгущались сумерки.
***
Оксана поправила ажурную резинку чулок – помимо черного чокера и туфель – единственный элемент одежды на девушке. В ответ на дробный металлический стук облизнула средний палец и показала батарее, по которой били недовольные соседи.
Макс любил громкую музыку, ее тело и марихуану. В честь романтического вечера девушка решила все пристрастия свести воедино, чтобы вытянуть любовника из подавленности и унылых мыслей. Впрочем, воодушевления не испытывала и она сама - случившееся с Вадимом Андреевичем не шло из головы. Зверское убийство университетского преподавателя потрясло весь город. Поговаривали о мести кого-то из обиженных студентов. Но как ни строг был профессор, содрать кожу с лица и подвесить под потолок на собственных внутренностях…
Оксана содрогнулась. Ей вновь вспомнилось то, что зачитал из профессорского блокнота следователь - фамилия и годы жизни.
Взяв смартфон, Оксана нащелкала пару сообщений. Бросила и поплелась в ванную:
– Мааакс, – ныла она. – Ну сколько можно намываться? Я замерзла ждать! Макс?...
Девушка едва успела отскочить – из открытой двери на замшу туфель плеснула вода. Внутри было, как в бане, и из-под задернутой шторы через края ванны хлестал едкий аловатый кипяток.
Колонки в агонии содрогнулись, и свет погас. Голоса за дверью торжествовали, так и надо поступать с обнаглевшей молодежью: пробки повыбивать, раз не понимают.
Оксана потерялась в оглушившей ее темноте и тишине. Броситься прочь, кинуться в ноги соседям, позвать на помощь, – мысли метались, но не преобразовывались ни во фразы, ни в действия. Сжавшись в углу комнаты, она скулила и кусала пальцы – вздутое тело Макса с обваренным до неузнаваемости лицом и разорванным ртом стояло перед глазами.
Желтый фонарный свет искажался на полу кривыми тенями вязовых ветвей за окном. Когда щелчок зажигалки на миг озарил лицо, и блеснул маленький серебряный череп, Оксана заскулила и заскребла по полу каблуками, точно спящая собака, убегавшая от кого-то страшного.
Сигаретный дым слился с паром, что тянулся из ванной, точно кладбищенский туман. Тяжело и ровно стучали о ламинат набойки сапог.
– Кто ты?.. – рвалось у горла сердце девушки.
– Я тот, кого ты так настойчиво посоветовала вычистить.
– Не я одна. Слышишь, не я одна!
– Уже одна... Но я дам тебе шанс все исправить. Я обещаю не убить тебя, если ты больше не убьешь меня.
Ужасом ей будто перерезало сухожилия и разорвало мышцы. Сил хватило лишь, чтобы послушно принять протянутое кольцо. Увернуться от вонючего, как разлагающийся червь, языка она не посмела. Как не посмела противиться рукам, что развели ей ноги.
– Ты говорила? Стук каблуков, и я прибегу к тебе... Я прийти, как ты хотела, – с усмешкой прошептал он и расстегнул ремень. Пряжка с немецким орлом сверкнула в равнодушно-болезненном свете фонарей...
__________________________________________________
Непрочитанные сообщения от Ymnik_Razumnick1987:
14.09.2018. 03.46
Оксан, по твоему запросу пришлось попотеть.
Рудольф Йоахим фон Юнтц (1920 – 1942 (?)) – немецкий химик и врач, антрополог. Опуская подробности – из вундеркиндов, к двадцати сделал имя в научном мире, после чего засел за труды средневековых алхимиков, эзотерические учения и оккультные практики. Член НСДАП, состоял в рядах СС, и под вопросом – в Аненербе. Участвовал в экспедициях на Тибет, в Арктику, даже в Вест Индии и у каких-то племен с побережья Юкатана отметился. По слухам, как мистик заткнул за пояс Леви, Кейси и Кроули вместе взятых. Помимо мозгов и эпатажа, мало чем примечателен. Воевал добровольцем, дослужился до оберюнкера. Предположительно погиб в начале 1942.
Работ я наскреб лишь две. «Быт и верования племен Мартиники», 1934 – типичное занудство по этнологии, но в переводе. Другая более заумная, на грани психушки, в добавок в оригинале: «Об анабиозе сознания», 1941. Так вот, фон Юнтц на полном серьезе утверждает, что сплав серебра и ртути при сохранении физических свойств как одного, так и другого металла возможен. Более того изменения в нем происходят не под воздействием внешних факторов – той же температуры, а по воле разума. Представляешь? Фон Юнтц пишет, что его сплав – нечто большее, чем материал для колечек и танков. Он способен консервировать сознание после смерти и удерживать его годами. Грубо говоря, стоит такой вещице присосаться к человеку, как она начнет вытягивать и аккумулировать энергетику, а когда нужно «хозяину», направляет на материализацию прежних его телесных контуров. Эта пиявка способна паразитировать даже на мертвой плоти. И так до тех пор, пока не будет «сформировано» новое тело. Правда, что фон Юнтц подразумевал под "формированием нового тела", я так и не понял.
Вот и все, что удалось найти. Многое в свое время засекретили, потом союзники постарались во время бомбардировок Дрездена. Так что львиная доля сведений о поздних работах и мыслях – сплошные домыслы, слухи, воспоминая единичных знакомых. Например, поговаривали, что парень – патологический садист, мстительный до жути, что несчастные случаи со злопыхателями и обидчиками были слишком часты. По мне, так все сказки. Сама знаешь, научный мир, что банка с пауками. Завистников хватает и у посредственностей. Что о говорить о гениях.
14.09.2018. 5.45
Забыл! В мемуарах одного психоаналитика нашел цитату из личной беседы с фон Юнтцем: «Я не нуждаюсь ни в Боге, ни в его подачках, как не нуждаюсь в смирении и покаянии, на протяжении веков воспринимаемых людьми точно некий универсальный инструмент, отмычка к Райским Вратам и Вечности. Я без того вечен – во плоти, и вне ее. Для меня бессмертие – пару лет, как вопрос решенный».
14.09.2018 10.42
Ксюх, ты чего молчишь?..