Комбриг Белов, Павел Алексеевич, осадил коня — с тревогой посматривая на восточную сторону. С той стороны тьма отступала от горизонта, по линии которого уже легла полоска света — предтеча рассвета. Уже вскоре она расширится — а медленно и величаво встаюшее солнце окрасит небо и землю царственным багрянцем…
В иной раз бывалый кавалерист позволил бы себе насладиться этим видом — но сейчас он с тревогой смотрел на следующих чуть в стороне всадников, на батарею полковушек, ведомых конной тягой, на тихо урчащих не очень мощными, но и не очень громкими движками Т-26 — волоком тянущими срубленые деревья с раскидистыми кронами. Эти деревья стирают следы танковых гусениц и конских копыт, неплохо маскируя путь продвижения кавалерийских колонн с воздуха.
И все же Павел Алексеевич Белов очень волновался… Как, впрочем, и все предшествующие дни, пока его корпус совершал скрытный фланговый маневр, заходя к Стрыю с севера, вдоль берега Днестра.
Львовская область имеет довольно обширные леса на севере, и на юго-западе, в районе Карпат. Но вдоль южного берега Днестра их гораздо меньше… Тем не менее, бывший начальник штаба кавалерийского корпуса, комбриг Белов вместе со своими подчиненными разработали скрытный фланговый маневр, реализуемый хотя бы на бумаге. Каждому полку, а то и эскадрону корпуса предписывалось пройти определенный километраж в течение ночного марш-броска с последующей дневной стоянкой или в чётко указанных лесах-посадках, или небольших деревнях. На время стоянки командирам предписывалось выставить сильные дозоры, чтобы избежать внезапного появления врага с одной стороны, и попыток местных жителей предупредить немцев о присутствии красных кавалеристов — с другой. Ну, и естественно, выслать разведку, установить связь с соседями…
Все это делалось не только для того, чтобы уберечь корпус от бомбежек вражеской авиации — но и с целью скрытого сосредоточения перед готовящимся фланговом ударе. Конечно, комбриг Белов сильно сомневался, что скрытность удастся соблюсти, но… Пока удавалось.
Во многом благодаря действиям «Сталинских соколов». Наиболее опытные, только прибывшие из Монголии пилоты, получив новые машины, начали патрулировать район движения 5-й кавалерийской бригады. Однажды сам комбриг стал свидетелем боя пары «ястребков» (чтобы летать тройками, не хватало машин и летчиков) — и быстро сбитого ими германского воздушного разведчика… Впрочем, наиболее тяжёлые воздушные бои шли чуть южнее и восточнее — над позициями остатков 25-го танкового корпуса, где немцы пытались продавить оборону поредевших танковых частей. И где советские бомберы упрямо наносили частые, пусть и не всегда эффективные ответные удары… Тем не менее, они сковывали силы германской авиации — и что важнее, отвлекали внимание её командования на себя.
Павел Алексеевич глубоко вдохнул прохладный на рассвете и столь вкусно пахнущий луговыми травами воздух… Наступало утро нового дня — а его корпус заканчивал сосредоточение в ожидании приказа к наступлению.
И все же комбриг очень волновался, очень! Любое, даже мелкое и случайное боестолкновение может просигнализировать немцам о неучтенных ими советских частях. А если на рассвете вдруг появятся немецкие самолёты-разведчики — и засекут движение хотя бы арьергарда⁈ Тогда доклад о явно скрытном движение частей РККА мигом ляжет на стол немецких генералов!
Хотя, конечно, немцы могут принять эти подразделения за остатки разбитой польской армии, отступающие к румынской границе…
И все же слишком много в этой операции начальник Генерального штаба поставил именно на внезапность… Другое дело, что и иного выхода у Шапошникова, как видно, просто не было.
Но тем не менее, до сего момента корпус Белова успешно выполнял все мероприятия по маскировке и движению в ходе ночных марш-бросков, практически закончив выход на намеченные — а после скорректированные комбригом рубежи атаки. Корректировать пришлось в силу встречного движения по шоссе Стрый-Станиславув, а также ближайших к нему грунтовых дорог частей 5-й германской танковой дивизии и 22-го армейского корпуса.
А вдруг все же действительно удастся до последнего оставаться незамеченными немцами? Вот тогда фланговый удар по германской группировке выйдет просто сокрушительным…
Старший лейтенант Пётр Рябцев обеспокоенно обернулся назад. Но ведомый, поотстав в самом начале и чересчур поспешно сократив дистанцию после (довольно опасным рывком!), сейчас более-менее держал дистанцию. Ну что тут скажешь? Лейтенант Александр Климов только-только закончил летное училище и был на деле ещё совсем сыроват… Но выбирать Рябцеву не приходилось — не из кого. Третьего пилота в его звене не было вовсе — последствие черного для советской авиации дня, 21-го сентября 1939-го года.
В мясорубке развернувшегося в небе грандиозного воздушного сражения тогда ещё только лейтенант Рябцев участия не принял. Не отошёл от тарана и жёсткой посадки, да и новую машину не успели дать. А потом… 69-й ИАП потерял больше половины машин, добрую половину летчиков — и в боях последующих дней потери «Сталинских соколов» только росли. Лётчики славного полка продолжали самоотверженно драться в небе, прикрывая ответные удары советских бомбардировщиков и штурмовиков — и отражая новые налёты фрицев.
При этом пополнение шло в полк непрерывно. Это были как и довольно опытные, успевшие послужить лётчики в составе полнокровных эскадрилий, перебазированных из-под Киева и Одессы, и «испанские» ветераны, успешно дравшиеся на Халхин-Гол. Но хватало и совсем ещё зелёных новичков; крепко разнилась материальная база. В полк шли и новые, пулеметно-пушечные «ишачки» последних моделей (но получали их пока только «испанцы»), и устаревшие уже тип 5 с парой пулеметов и старым телескопическим прицелом, практически бесполезным в маневренном бою… Петру, впрочем, было грех жаловаться — повышенному в звании орденоносцу («Боевое Красное Знамя» за первый в войне таран!) дали новенький тип 10 с четырьмя пулеметами ШКАС.
Солидное вооружение — не хуже, чем у любого из «худых»! Но в воздушном бою чересчур многое зависит от летных характеристик истребителей — а вот угнаться «ишачку» за «мессерами» ой как тяжело…
Впрочем, не стоит думать, что враг громил «ястребки» в одну калитку, без потерь со своей стороны. Потери были — и особенно тяжёлые 21-го числа, и в последующие дни. Да, полнокровные эскадрильи «мессеров» неизменно встречали практически все «удары возмездия» тихоходных штурмовиков Р-5 и Р-Z, «быстрых» бомбардировщиков «СБ» (вот только по сравнению с Ме-109 скорости им явно не хватало). И честно признаться, самому Петру подобные тактические операции казались какими-то поспешными, непродуманными… Судорожными, что ли. Советская авиация воевала зачастую отдельно от сухопутных войск — и совершала боевые вылеты в зависимости от данных воздушной разведки. Не самой эффективной с учётом того, что вышедшие на «свободную охоту» нацисты без труда догоняли тихоходные двухместные истребители ДИ-6, используемые в качестве разведчиков… Пополняя за их счёт список воздушных побед.
При этом удары красных бомберов порой запаздывали, а порой летуны просто «промахивались» с целями… А потери? Потери от воздушных свалок с падающими от солнца «худыми» были не просто большими — а очень большими! И все же теряя два-три самолёта за один сбитый «мессер», «ястребки» прикрытия неизменно сокращали поголовье стервятников Геринга…
При этом советские бомберы честно выполнили свой долг — череда частых, пусть и плохо организованных ударов сковала продвижение врага. Ведь заняв Львов (точнее сказать, руины Львова по большей части) немцы рискнули разделить силы, выделив из состава 18-го армейского корпуса подвижную кампфгруппу. В неё вошли уцелевшие «панцеры» и мотострелки 2-й танковой, а также кавалерийский полк и остатки батальона «двоек» из состава 4-й лёгкой дивизии. Плюс противотанковый дивизион и дивизион лёгких гаубиц на тягачах… Это был довольно сильный, маневренный кулак — одних танков штук тридцать при поддержке полнокровного полка кавалерии и батальона мотопехоты. Причём немцы нацелили его удар не на занятый Волочиской армейской группой Тарнополь, а в тыл Каменец-Подольской группы, действующей южнее… И в случае успеха фрицам удалось бы перерезать все коммуникации продвинувшейся вперёд армии Ивана Владимировича Тюленева.
Впрочем, всего этого Пётр Рябцев не знал; 23-го сентября только что пополненную до девяти истребителей эскадрилью 69-го ИАП подняли по тревоге, поставив задачу прикрыть вылет 3-го ШАП на боевом задании. Сильно поредевший штурмовой авиаполк поднялся в воздух едва ли не в полном составе, в количестве девятнадцати Р-5 «наташ» и Р-Z «резант» — безнадёжно устаревших ещё в Испании…
Но каждый самолёт нёс по четыреста килограммов бомб — и летуны успели сбросить эти бомбы на фрицев прежде, чем в бой поспели «худые»! Дежурное звено из пары «мессеров» отогнали «ишачки», крепко подковав один истребитель — а штурмовики, разбившись на две группы, практически одновременно зашли в голову и хвост колонны, буквально заперев её на дороге первым же бомбовым ударом. После чего довольно безнадёжно устаревшие «наташи» и «резанты» довольно точно отбомбились по немцам, лихорадочно уводящим машины с шоссе… Вторым заходом врезали из носовых пулеметов — по грузовикам с пехотой и кавалеристам, пытающимся уйти в ближние к дороге посадки.
И вновь врезали, надо сказать, довольно точно — оставив гореть на дороге все без исключения грузовики… Все по «испанской» классике — в 37-м советские лётчики также успешно громили моторизованные колонны итальянских фашистов под Гвадалахарой!
Эскадрилья германских истребителей появилась в небе уже после того, как штурмовики дважды прошлись вдоль колонны кампфгруппы. При виде Ме-109 «резанты» и «наташи» сбились в плотную кучу, открыв плотный огонь кормовых ШКАСов. А наперез «худым» ринулись И-16 прикрытия; в закипевшей на виражах яростной схватке Пётр увеличил свой личный счёт до четырёх сбитых немцев. Хотя его собственный «ишачок» получил несколько пробоин в фюзеляже и крыльях, и едва дотянул до аэродрома… Из боя тогда вышло лишь пять «ястребков» — но немцы грамотно разделили силы. Одна группа связала «Сталинских соколов» маневренной дракой на горизонталях — что впрочем, аукнулось рьяным германцам, потерявшим сразу три самолёта. В вот вторая догнали-таки тихоходные штурмовики, ударив с превышения…
Густо дымя, сорвались в штопор четыре горящих «резанты» — но также клюнул носом к земле и увлекшийся преследованием, вырвавшийся вперёд «худой», свернул в сторону второй «мессер», получив несколько попаданий в крыло… А продвижение германской кампфгруппы, потерявшей за один единственный налёт половину танков, практически все тягачи с орудиями и по меньшей мере, третью часть мотопехоты и кавалеристов, все же было остановлено. Командование ВВС сочло операцию успешной — да она и была успешной! Просто за победу пришлось заплатить слишком дорогую цену…
С другой стороны, РККА нанесли неожиданно сильный удар по двум немецким аэродромам в полосе действий Украинского фронта. Вставший во главе воздушных сил фронта, комкор Яков Смушкевич (только-только прибывший из Монголии), верно предположил, что немцы в Польше будут использовать именно польские аэродромы. Местоположение которых было заранее установлено советской разведкой… В то время как сами немцы не имели сведений о расположении аэродромов на советской территории. А небольшие полевые аэродромы «подскока», используемые истребителями, после 21-го сентября перенесли на новые позиции.
Смушкевич же разработал эффективную в свой логичности и простоте стратегическую операцию. Внезапный для врага удар нанесли тихоходные, давно уже морально устаревшие бомбардировщики ТБ-3 — вот только отправились они на ночной вылет. Их появление над аэродромами нацистов стало для последних полной неожиданностью — а низкая скорость огромных бомбардировщиков дала неожиданно высокую точность при бомбометании… Вкупе со значительной бомбовой нагрузкой это обеспечило успех операции — на земле было сожжено и разбито свыше тридцати германских самолётов. Ещё сколько-то получили повреждения, требующие заводского ремонта — и автоматически выбыли на значительное время. Все это не могло не сказаться на возможностях немцев в ходе последующих операций…
А вновь пополненную эскадрилью Рябцева перебазировали на полевой аэродром, расположенный южнее — командование фронта прилагало все силы, чтобы прикрыть с воздуха 5-й кавалерийский корпус и 25-й танковый. Вскоре её аврально дополнили до девяти самолётов, наскоро подлатав «ишачок» Петра — и вот сегодня, на седьмой день войны, эскадрилья отправилась на очередное боевое задание.
Пётр знал, что воздушная разведка засекла крупную группу врага — бомбардировщики «хенкель» Хе-111, полнокровная эскадрилья! Плюс два-три звена «мессеров» прикрытия. Засекший немцев разведчик не мог сообщить большего — подберись он ближе, столкновения с «мессерами» было бы не избежать… Пётр считал, что сил их неполной эскадрильи недостаточно против указанной группы немцев. Но также считал и комэск Воронов, и сам комполка! Однако боевую задачу требовалось выполнить в независимости от того, достаточно ли «ястребков» под рукой у комэска или нет…
Невольно задумался старший лейтенант о близких, о семье, вспомнил Донбасс и его рукотворные горы-терриконы, выросшие в некогда гладкой, как стол, степи. Батя — крепкий духом и телом кузнец, прямой, как железнодорожный рельс, и столь же надёжный, крепкий. Под его началом каждый из девяти сыновей получил нужную, именно мужицкую закалку на заводе… Там порой было очень тяжело. Но в мужском коллективе у всех на виду, молодые ребята тянулись за передовиками, учились упереться, натужив все жилы — и все же таки сдюжить. Учились не пасовать перед сложностями, учились рабочей смекалке, учились находить неочевидный выход из сложной ситуации, когда именно хитрость да догадливость русского мужика приходит на помощь.
Позже, в летной школе курсант Рябцев сильно выделялся среди товарищей сознательностью, основательностью, упрямой верой в себя и свои силы. Отцовская закалка пошла на пользу! Да и не только Петру — вон, старший брат Фёдор, переведенный в Ленинград как ценный специалист, так быстро вырос на своём заводе, что скоро директором поставят!
Впрочем, они все были друг на друга похожи, братья Рябцевы — крепкие, честные, уверенные в себе… Но амбиции у всех были разные — Фёдор быстро рос по карьерной лестнице, не боясь показать себя, а Филипп, к примеру, рано женился и успел стать отцом, работая дома. Петра же тянуло в небо… Как, впрочем, и многих других советских парней. Вот только далеко не все смогли поступить в летное и доучиться, осваивая самолёты один за другим.
Мать Пётр вспоминал реже отца — он очень горячо любил её! Но так уж вышло, что в большой семье мама была вынуждена и работать, и готовить на всех, и быт обустраивать… Непростой быт простых советских рабочих, когда все удобства на улице — а чтобы постираться, нужно устроить большой банный день, натаскав и нагрев несколько ведер воды… Конечно, сыновья крепко помогали по дому, с дровами и водой, с раннего детства привыкая к самостоятельности. Но сыновей у неё было целых девять — и так уж повелось, что материнское внимание в большей степени доставалось младшим братьям… По мере их рождения.
В общем, по юношеству Пётр как-то ближе сошёлся с отцом. А в воспоминаниях о маме самыми тёплыми были самые детские… Когда его крепко-крепко обнимали, прижав к себе — и напоив чаем с мёдом и липой, рассказывали на ночь сказки о богатырях…
Стоит также сказать, что женщин тянуло к мужественно-красивому, молодому командиру, овеянному ореолом воздушной романтики. Смелый и весёлый, беззаботный в быту лётчик легко сходился и с городскими, уверенными в себе красавицами, и с простыми деревенскими девушками без лишнего самомнения. Но при этом Петр старался быть честен со своими подругами и не обещал ничего лишнего. Потому и каких-либо серьёзных отношений Рябцев не построил — да и не стремился к этому.
Пока не встретил Ольгу… Но мысли о жене и новорожденном сыне старший лейтенант упрямо гнал прочь. Достаточно только подумать, что Валерка так никогда и не увидит отца вживую, и не сохранит о нем никаких воспоминаний — так ведь нестерпимо хочется взвыть!
И тогда сразу два противоречивых чувства бьются в душе — одновременно хочется и всех немцев сбить в небе, бесстрашно кинувшись в драку. Устранить, так сказать, всякую угрозу для себя и семьи! И наоборот, появляется стойкое желание поберечь себя, избежать опасности… Оба желания, однако, по своему опасны — в бою можно уцелеть, лишь сохранив голову трезвой, не поддаваясь эмоциям. Но ведь одновременно с тем превыше всего — боевая задача и товарищество; спасая же себя, невольно подведёшь товарища. А разве можно жить зная, что купил свое существование за счёт другого лётчика — того же ведомого или геройского комэска⁈ Ведь у всех жены и дети — ну, практически у всех.
Впрочем, сейчас такая тяжёлая ситуация сложилась в небе над восточной Польшей, что и выжить-то можно лишь всем вместе, прикрывая друг друга в бою…
Все же Пётр не удержался, воскресил перед внутренним взором лица жены и ребёнка — и отчаянно стиснул зубы: врете, гады немецкие, не возьмёте! Будет у Валерки отец, будут у сына воспоминания о батьке!
Но вот уже Воронов слегка покачал крыльями — впереди-слева показалась группа германских самолётов, следующих встречным курсом… Затем комэск повторно покачал крыльями — после чего его «ишачок» и «ишачки» обоих ведомых резко пошли вверх.
В отличие от оставшихся трёх истребительных звеньев — в каждом из которых уцелело всего по два самолёта; Пётр Рябцев направил свой И-16 к земле, за ним потянулся ведомый. При этом сердце старшего лейтенанта невольно забилось чаще, взволнованно — начинается самое важное, самое страшное… Будет бой — и кто-то из боя не выйдет; быть может, именно старлею жизни осталось всего на пару затяжек?
Подобные мысли настырно лезли в голову, мешали сосредоточиться, собраться. Толку от них нет, один вред: начнёшь жалеть себя, потеряешь напор, агрессивность, волю к победе… И сам же подставишься под очереди германских пулеметов.
Волевым усилием Рябцев подавил свое волнение, воскресив в памяти инструктаж недавно назначенного комэска:
…- В Испании И-15 связывали противника боем на виражах — а вот «шестнадцатые» атаковали от земли. На самом деле очень удобно: большинство германских и итальянских бомберов со стороны днища только бомболюками оснащены, и до последнего не видят опасности… Все, кроме «хенкелей» — у Хе-111 есть специальная башенка с пулеметной турелью как раз под брюхом. Но и здесь стрелок не всегда смотрит себе под ноги; пока очухается и заметит вас, модно успеть подобраться на дистанцию боя!
Сделав короткую паузу, Миша Воронов задумчиво протянул:
— Конечно, к «хенкелю» лучше заходить с хвоста… Кормовой стрелок в небо смотрит, а хвостовое оперение помешает заметить вас. Но германские бомберы на задание без истребительного прикрытия не летают — пока пристроишься в хвост, тут-то на тебя «мессер» и спикирует…
Невысокий и чуть даже пухловатый, с ранними залысинами на висках, майор Михаил Воронов на деле прошёл солидный боевой путь в Испании, последовательно став кавалеров орденов «Красной Звезды», «Боевого Красного Знамени», «Мадридским знаком» испанских республиканцев… Он говорил спокойно, солидно, взвешенно — и пилоты с удовольствием, внимательно его слушали. Это была важная наука — наука побеждать сильного, умелого врага на хороших, даже отличных самолётах.
И испанский опыт советских военспецов тут был просто незаменим…
Три пары «ишачков» опустились низко, едва ли не к самой земле — ещё чуть-чуть, и брюха коснутся кроны деревьев! Но нет, пилоты контролировали высоту, все время посматривая вверх — ну когда уже? Ведь если бой неизбежен — то скорее бы в драку! Пётр внимательно следил за положением группы немецких бомберов — и первым начал набирать высоту, взмыв навстречу, напере…