[ 35 ]

Кабинет программного директора. Саша говорит, склонившись над селектором, Михаил нервно ходит по кабинету.

ГОЛОС (в селекторе). Санька, да чего ты суетишься, нам уже звонили от вашего Гедеоновича. Тут, кстати, у мужиков созрело предложение – может, шарахнуть по этим вашим животным ракетой, чтобы не мучились?

САША (в ужасе). Ракетой?

МИХАИЛ (саркастически). А это мысль...

ГОЛОС. Да шучу я, шучу. Не волнуйся, через полчаса из Находки выходит эсминец. Всех спасем.

САША. Через полчаса? А не может так получиться, что он, скажем, задержится?

ГОЛОС. Да ты что, у нас такого не бывает! Это ж боевой корабль. «Композитор Юрий Шостакович».

МИXАИЛ (остановился посреди кабинета). А почему Юрий?

САША (селектору). А почему Юрий?

ГОЛОС. А как?

САША (Михаилу). А как?

МИХАИЛ. Дмитрий.

САША (селектору). Дмитрий.

ГОЛОС. Да нет, какой Дмитрий – Юрий. Я его сам на воду спускал.

МИХАИЛ (подходит ближе). Но Шостакович же был Дмитрий.

ГОЛОС. Да? А сын?

МИХАИЛ. Максим.

ГОЛОС (пауза). Вот, блин, говорил я, нужно было назвать Быстрый» или «Решительный». А то, понимаешь, захотели выпендриться. Короче, выйдет вовремя и будет где надо в срок.

Михаил делает страшное лицо, Саша бросается на амбразуру.

САША. Вот об этом я и хотел поговорить. Дядя Леш, понимаешь, когда туда придет эсминец, там... ну, в общем, не будет большого лайнера с зоопарком.

ГОЛОС (после паузы). Не понял юмора?

САША. Ну, мы немножко преувеличили. Там... не такой уж большой корабль, и поломка не такая уж серьезная.

ГОЛОС. А на фига вы тогда все это затеяли?

САША. Ну, мы хотели разбудить в людях человеческие чувства... гуманизм...

ГОЛОС. Гуманизм? Гуманизмом в детстве мальчики занимаются.

Михаил поперхнулся.

САША. Вы не поняли, я имел в виду – доброту, отзывчивость...

ГОЛОС. Да, понял, понял, у самого сын растет... Слушай тогда откровенность за откровенность. У нас там, честно говоря, тоже никакого эсминца нету.

САША. А где он?

ГОЛОС. Да, понимаешь, в 94-м году японцы предложили... семь «Ниссанов» прямо с завода... ты ж помнишь, какое было время... Ну, неважно, короче, нет эсминца.

Михаил пускается в медленный радостный танец по кабинету.

Знаешь, давай так – я доложу Гедеоновичу, что мы их спасли, а ты сообщишь по радио, что это сделал эсминец «Композитор Юрий Шостакович».

САША. Может, все-таки Дмитрий?

ГОЛОС. Не, не, Юрий. У нас тут все его знают, что он Юрий. Ну, и у меня к тебе будет просьба. Поставь песню. Ну, эту... елки-палки, да ну, ты знаешь, ее сейчас везде крутят... про киоск. Этот поет – Эдик Жданов.

Тут Михаил начинает отчаянно жестикулировать – мол, об этом речи быть не может, так и скажи.

САША. Вообще-то мы такие песни в эфир не даем. У нас их и нет.

ГОЛОС. А ты дай. Хорошая песня. И пусть скажут – для Володьки из Самары от друга.

Михаил продолжает жестикулировать, но дядю Саша боится не меньше, чем Михаила, поэтому пытается затягивать разговор.

САША. А кто это – Володька?

ГОЛОС. Зам по тылу Приволжского округа. Помнишь, нажрался у меня на 50-летии? Ну, все, жду. Возьму водочки, засяду под эту песню и буду плакать. Будь здоров.

Гудки. Михаил и Саша пребывают в оцепенении.

САША. Дядя Леш!.. Миша, я... ты же видел... а что мне оставалось?..

МИХАИЛ. И где мы сейчас возьмем этого Эдика?.. Хотя... зачем нам Эдик? (Нажимает на селектор). Аня, сбегай в ресторан на первом этаже, там уже должны быть музыканты. Дай им 100 долларов, пусть поднимутся сюда и споют одну песню.

САША (восхищенно). Миша, ну, ты... так сразу... я бы так не смог...

МИХАИЛ (обреченно). У нас же концепция... только качественная музыка... мы же вместе это все придумывали три года назад... Только бы они знали эту песню!

Загрузка...