Комната ужасов

Глава 1

Рыжий комочек грязи застрял в жесткой зеленой щетине искусственной травы. Джейми тронул его носком своего черного ботинка и затаил дыхание: комок завис на самой кромке черного провала. Там, в яме, ничего еще нет. Пока.

Священник все бубнил.

Два черных носика изящных туфелек смотрели на Джейми. Горячее августовское солнце зажгло на одном зайчик. «Интересно, — подумал юноша, — виден владелице туфельки зайчик? Нет, конечно! Солнце за спиной».

«И прах прахом станет». К концу дело идет. Где-то за спиной Джейми прокашлялись, зашаркали. «Работяги, наверное, могильщики, — подумал юноша. — Кто еще осмелится нарушить тишину? А могильщики на похоронах как у себя дома. Готовятся гроб опускать. Надо опускать, наверное, очень ровно, чтоб покойник внутри не соскальзывал. Хотя… какая разница? Кого волнует, в какой позе он там будет гнить».

Взгляд Джейми медленно поднялся от туфелек вверх по лодыжкам, еще выше. Край черного платья. Молодежная модель. Лица не видно. Большая черная шляпа с огромными полями. От них — густая тень. «Может, эта девушка — моего возраста, — думал он. — А вдруг она вернется в Дом, на „чтение“? Об этом неприлично думать. Похороны. Случай серьезный. Если сам я сроду не видел дяди, или двоюродного дяди, или кем мне доводится усопший Эфраим, то из этого еще не следует, что незнакомка в черной шляпе находится в таком же отдаленном родстве покойному. Может, она там, под шляпой, рыдает. Мне, кстати, тоже не мешало бы всплакнуть. Не выходит что-то. Мама, интересно, плачет сейчас или нет? Огорчилась хотя бы? Не поговоришь с ней…» Его мысли вернулись к девушке, стоящей напротив. Что это именно девушка, а не зрелая женщина, Джейми был совершенно уверен. Воображал, как подает ей руку — поддержать. Она поднимает на него карие (синие? зеленые?) глаза, полные сладко-соленых, слез, и он осушает их поцелуем.

Кто-то тронул Джейми сзади за локоть. Он взглянул: пальцы с корявыми ногтями, морщинистые, грязные, жилистое запястье, рукав спецовки. Джейми отпрянул к брату Рону. Четверо внесли большой белый гроб, с непристойной ловкостью расположили свою ношу над ямой. Большая белая колыбель тихонько покачивалась на полотняных ремнях. «Спокойной ночи, малыш, — пожелал Джейми. — Глубина два метра. Почему два? Чтоб легко копать было, — догадался он. — Пошвыряй-ка землю с двух с половиной. Трудновато. И во всем они так. Делай, пока идет. А полтора? Или метр? Запах? Да нет, через полтора метра глины запах не пройдет. Понадежней хоронить. Чтоб в гости не ходили посреди ночи. Два метра глины, а потом тяжелая плита. „Помним и любим“. Чушь! Лежать, ублюдки недогнившие! Лежать, где положено! Вот. Это уже ближе к истине».

Джейми повернулся. Солнце ударило в глаза. Прослезился. И сразу почувствовал себя лучше: создалась видимость, что КАК БУДТО он скорбит. Может, девушка увидит, как слезы блеснули у него на ресницах, и почувствует К НЕМУ симпатию.

Рон держался сзади, Джейми тоже не хотелось оставаться у всех на виду. Священник и провожающие в последний путь, как пчелиный рой вокруг матки, сдвинулись к выходу. А прямоугольная дыра, могильщики, здоровенный ящик остались там, в другом кино, на другой сцене. Всем только бы отгородиться как-то от ящика с трупом. Неприятная какая-то тишина, как шерсть на голое тело. «Прощай, назад не возвращайся!» — Джейми вспомнил кино с похоронами. — «Прах к праху» — это же сразу ПОСЛЕ того, как гроб уляжется на дно, а? Вся церемония что-то не ладится. Тут — священник, там — родственники. А там — яма, в яме — гроб. И могильщики. Каждый со своей стороны. Сдвиг в пространстве и во времени. Все не слава Богу у старого Эфраима. Чего они так все старательно изображают, что это не их кино?

Священник бормотал и размахивал правой рукой, как сеятель. Землю сеет. И тут же первые комья с лопат могильщиков забарабанили по крышке белого гроба. Небольшая толпа начала рассеиваться, отсекаться, как частички масла на поверхности воды. Бледные лица повернулись к священнику, ждут дальнейших указаний. Тот посмотрел на свои ногти, кустистые брови полезли вверх. Будто удивился, что на них нет и следа земли. Кто просто стоит, кто с ноги на ногу переминается.

Высокий мужчина в сером костюме прочистил горло, все взглянули на него. Он отступил, повернулся на каблуках.

Толпа двинулась вслед за широкой серой спиной по направлению к выстроившимся в ряд машинам. Священник все еще бормотал.

Даже уходя, люди оставались в каком-то состоянии неопределенности. Они оборачивались назад, в сторону могилы, все в сомнениях, будто пытались припомнить, что не доделано. «Броуновское движение», — вспомнил Джейми пример из школьной программы.

Их старый «леборон» тоже выглядел подавленным. Другие машины были все как одна: в более глубоком трауре, чем их хозяева. Черные длинные «линкольны», у каждого по сдержанной траурной розетке на капоте. Джейми искал глазами: где же та, в туфельках, с такими симпатичными щиколотками? Но она затерялась в хаосе фигур в черном.

— Ма, — прервал Рон размышления Джейми. — Все тут в Ридж-Ривере такие чудные?

— То есть? — переспросила мать, выруливая на об саженный дубками проспект.

— А-а. Я знаю, про что он, — встрял Джейми. — Всеобщее дремотное состояние.

— Как-никак похороны. Неужели ты рассчитывал застать здесь оживленную беседу?

— Как зомби, — продолжил мысль Рон. — Люди-роботы.

— Ага, — сказал Джейми, — точно, Рон. Только с выдохшимися батарейками. Скоро остановятся, застынут, как статуи. Как игра «замри». Ты помнишь, Рон, как мы играли в «замри»? Все время, когда были маленькими. С девчонками играли.

— Ага. — Рон при этом весь-таки вывернулся на переднем сиденье. — Надо будет разыскать их, зарядить батарейки. Там была одна телка… Я не против ее подзарядить. Кто она, ма? Родственница?

Джейми сидел сзади, молчал. Волны бессмысленной бешеной ревности захлестывали его: «Зараза Рон! Это он о „щиколотках“. Я ее первый заметил! Зараза! Заразная зараза! Конечно, где ему, семнадцатилетнему, против искушенного девятнадцатилетнего мужчины? Они ее наверняка никогда и не увидят больше. И поделом Рону!»

Мать искоса глянула на Рона:

— Не будь идиотом! И выкинь дурь из башки. Понятия не имею, родственница она нам или нет. Я даже не знаю, о ком ты. Какая-нибудь седьмая вода на киселе, наверное.

— Ты убита горем, ма? — Джейми хотелось переменить тему.

— Держусь более-менее, — чуть не рассмеялась та. — Дядю Эфраима я никогда не видела, но надо ведь продемонстрировать уважение к усопшим, прежде всего ради живых. И без большой при этом работы над собой.

— Если мы его сроду не знали, как нас занесло на эти похороны? — спросил Рон.

— Отчасти из уважения к умершему родственнику. Хотя я и сама толком не знаю, что он нам за родственник… Отчасти от жадности. — Она улыбнулась Рону, а потом еще раз, через плечо, — персонально для Джейми.

— Жадности? — От любопытства Джейми подался вперед.

— Завещание, — продолжила мать. — Нас пригласили на чтение завещания дяди Эфраима. Значит, мы упомянуты в нем.

— А сколько? Сколько мы получим, ма?

— Откуда она знает, дубина, — оборвал его Рон. — Для того мы и едем на «чтение», чтоб выяснить. Правильно, ма?

— Не обзывай брата! Да уж. Но скорее всего этих денег лишь на новые шины хватит. В противном случае поедем обратно на этом завещании.

— А может, на новую машину хватит, а, ма? — Джейми даже принялся грызть ноготь от возбуждения. — Как насчет «порше»? Или «лямборгини»?

— Не переживай. Я, как ты помнишь, ни разу его и в глаза-то не видела. Мы — бедные родственники, и все. Причем дальние. Удостоят словечком — и на том спасибо. Так? А?

— Похоже, что так. — Джейми упал обратно на сиденье.

— А чего тогда мы приперлись, ма? — спросил Рон. — Раз мы его не знали и нам ничего не светит?

— Из уважения к усопшим, Рон, — повторила мать и опять усмехнулась, — и потом, нам же дали деньги на поездку, я ведь говорила. Если бы мы не поехали, пришлось бы все вернуть. Ты же знаешь свою маму. Подсуетишься чуть-чуть — получишь на чай. В нашем теперешнем положении…

— Что, папа опять задерживает? — поинтересовался Рон.

— Как обычно. — Нотка горечи прокралась-таки в ее ответ. — Потом, у него, наверное, своих забот полно. Попробуй, содержи две семьи одновременно.

— Миндальничаешь ты с ним, ма. Судить надо сукина сына, и все, — сказал Рон.

Женщина хлопнула себя по коленке новой черной перчаткой.

— Попридержи-ка язык, сынок. Он пока что твой отец.

— Биологически, ма. Чисто биологически.

— Побудь в его шкуре, Рон. Если бы ты побыл чуть-чуть в его… Кажется, приехали.

Они повернули на улочку, заросшую кленами с огромными красными листьями. Ворот не было, только кирпичные колонны. Сквозь деревья было видно, как строгие линии стриженых газонов сходятся в перспективе. Будто траву здесь ткут, а не выращивают.

— Вот те раз! — воскликнул Рон. — Ты смотри, что творится! Может, мы не туда попали, ма?

— Я ехала за той машиной, — показала мать. — Да и дом нам нужен № 16.

— Номер дома? — удивился Джейми. — Да я не видел на улице ни одного дома, кроме этого. Он САМ — целая улица. Посмотрите только на эти лужайки.

— Возможно. Улица Кленов, 16. Номер я видела на почтовом ящике, а то, что это клены, сомнений, кажется, не вызывает.

— Миллионы, — задохнулся Джейми. — Этот дом стоит миллионы!

— Очень красиво, — осадила его мать. — Кажется, сын слюной изошел, чуть деньгами запахло.

— Проезд заканчивался кольцом метров за тридцать от дома. Чтобы добраться до ступеней, надо было еще пересечь широкую полосу гравия, сверкающего на солнце, как снег в горах, потом тротуарчик из плотно подогнанных булыжников.

На верху лестницы сидел потрепанный мужчина. Он осмотрел всех троих, пока они поднимались, глаза-бусины сверкнули из-под тени старой, выцветшей шляпы.

Лицо его было на редкость непропорционально. Расстояние от глаз до рта слишком велико, подбородок толщиной с доску. Волосатые уши, казалось, состояли наполовину из грязных отвисших мочек. В одной руке старик держал допотопный серп, другой водил по лезвию камнем, извлекая протяжный, свистящий, по-своему мелодичный звук. Когда мать с сыновьями подошла, он пробормотал: — Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, со мной четырнадцать. Вы — последние. — Это было сказано тоном приказа, уж никак не вопроса.

— О чем это он, а? — шепнул Джейми своему брату, кивнув назад на старика.

— Перенаселенность, — шепнул Рон в ответ. — Допускается ровно четырнадцать с половиной единовременно. Поэтому серп. Было бы нас четверо — вжжжжжик! — Он чиркнул большим пальцем по горлу и осклабился. Джейми посмеялся, но шуточка что-то не показалась такой смешной, как хотелось бы. Даже при ярком солнечном свете.

Женщина в кричащем, потрескивающем плохо гнущимися складками платье провела их в большую, с темной отделкой приемную. Причудливо украшенный буфет был заставлен холодными мясными блюдами, тут же стояла большая чаша для пунша. Рон и Джейми сразу же принялись накладывать на тарелки.

— Здравствуйте. Боюсь, что нас не представили. — Это заговорил высокий мужчина в сером костюме. — Меня зовут Брайер. Роберт Брайер.

— Джейми, — прочавкал Джейми, перекатывая во рту кусок ветчины. Потом сделал движение локтем в сторону брата: — Рон. Халифакс. Рон и Джейми Халифаксы.

— Моя дочь, — представил Брайер, и Джейми чуть не подавился долькой салями. Это были те самые «щиколотки». — Харвест. Дурацкие имена давали мы детям в шестидесятые. Вы не находите?

— А? Да! В смысле нет. Прекрасное имя, — пролепетал, брызнув при этом слюной, Джейми. Как пить дать обрызгал девушку подливкой. Она протянула руку. Джейми воткнул вилку в картофельный салат и пожал руку. Вилка начала опасно крениться. Джейми не мог запросто взять и бросить ее теплую и мягкую руку, это было бы неучтиво. Харвест сама спасла вилку, попробовав заодно салат из его тарелки. Она подмигнула ему. Именно ему! Горка картофельного салата разделяла их. Джейми бросило в жар и в холод одновременно. Спас его Рон.

— Здравствуйте, мистер Брайер. Приятно познакомиться. — Джейми заметил, что голос Рона стал вдруг совсем томным. — Чудный старинный дом, не правда ли, Харвест? — продолжал Рон.

Все опять закипело в Джейми. Конечно, где ему, семнадцатилетнему недотепе Джейми, состязаться с видавшим виды Роном двадцати без малого лет от роду.

Роберт Брайер, став вполоборота, поманил рукой вторую девушку в черном.

— Подойди-ка, моя радость, — сказал он. — Позволь представить тебя двум юношам, родственникам усопшего. Джейми и Рон Халифаксы. Вверяю вам и вторую мою дочь, Баунти. Я говорил, у нас в ходу странные имена, не так ли? — Мужчина улыбнулся.

Рон был тут как тут. Не успел Джейми головы повернуть, а уже обе руки Баунти — в лапах Рона. Харвест перехватила взгляд Джейми и в шутку надула губки. Она, видно, все время в тени старшей сестры. Джейми посочувствовал ей как товарищу по несчастью. Так и у них со старшим братом. Вообще-то Харвест не менее привлекательна. Рон просто клюнул на то, что Баунти срослась со своим именем. Она БЫЛА хороша собой, на вкус Джейми, слишком хороша. Младший брат следил краем глаза за Харвест. Сколько ей, интересно? В черном она — взрослая женщина, а посмотреть как следует да переодеть в джинсы со свитером — так ей, может, не многим больше, чем ему.

Роберт Брайер вытащил из кармана прокопченную трубку. Не успел он пристроить ее в угол рта, как женщина, которая ввела семейство Халифаксов в дом, очутилась рядом. Рука ее потянулась к трубке, затем застыла в нерешительности и опустилась.

— Простите, сэр, — произнесла она одними губами, тонкими и жесткими, как проволока. — Нельзя курить в доме. Это правило. Хозяина.

Брайер посмотрел на нее сверху вниз, слегка нахмурившись.

— Мистера Эфраима, сэр, — уточнила женщина.

— Однако… он ведь… — Брайер замялся. Непроизнесенное слово кричало.

— Умер? Конечно. Но пока не объявлена его последняя воля, ОН тут хозяин, сэр.

— Конечно, конечно. Именно так. Покорнейше благодарю за совет.

Она отчалила, и Брайер улыбнулся Джейми.

— Как называется ткань, из которой сшито ее платье, атас, кажется?

— Атлас, может быть? — Рон повернулся от Баунти к ее отцу.

— Возможно, вы правы. А все-таки, атас больше подходит, а? — И мужчина вопросительно вскинул бровь.

Баунти с Роном улыбнулись. Харвест легонько толкнула Джейми бедром:

— Не волнуйся, он всегда так: не поймешь, когда шутит, когда говорит серьезно. Ничего, освоишься со временем. — «Со временем», — отметил Джейми. Косвенное обещание. Это понравилось.

Брайер кашлянул и кивнул на чашу для пунша.

— Подозреваю, что ответственность за эту грустного вида смесь лежит также на «хозяине» с его правилами. Тому из вас, молодые люди, кто в известных целях планирует подпоить моих дочек, придется пустить в ход собственные запасы.

Джейми покраснел. Рон ухмыльнулся:

— Придется сначала основательно загрузить их за болтливого папу, не так ли, сэр?

— Мои девочки вполне в силах позаботиться о себе самостоятельно, молодые люди, но ход ваших мыслей мне нравится. И почему бы нам не додуматься запастись заранее?

Он грустно покачал головой. Рон опять ухмыльнулся, а Джейми снова почувствовал себя лишним. «Мало того, что брат первый с бабами, так еще и с их папашами на короткой ноге!» — подумал он. Вдруг его осенило.

— Мистер Брайер, — начал он, — я должен просить вас простить наши дурные манеры. — С этими словами он вперил колючий взгляд в брата, чем его нимало не смутил. — Мы не представили вам нашу мать. Минуточку.

Мать была в ловушке между стеной и блондинкой в ярком платье — единственном таком в комнате. За ее спиной висело роскошное зеркало, образующее вместе со сходящимися углом стенами небольшую нишу. Джейми и увидел мать только благодаря этому зеркалу.

Мать выскользнула из-за барьера с выражением облегчения на лице, но женщина ринулась за ней гигантским оранжевым грибом-дождевиком.

Джейми представил мать семье Брайер, Эйлин Гуч представилась сама и раздала всем свои визитные карточки: «G & D. Недвижимость и инвестирование».

— Как раз на случай, если вы обретете свое счастье. Вон там. — Она кивнула в сторону двойных дверей, за которыми вот-вот должно было состояться «чтение».

В глубине комнаты началось движение. Двери приоткрылись.

— Минуточку, дорогая, — сказала Эйлин Гуч, оттаскивая мать Джейми в сторону крючьями своих жестких пальцев. Горячий шепот ворвался-таки в ухо вяло упирающейся женщины. — Храните эту карточку, дорогая, и держите меня в курсе всего. Звоните в любое время, я на телефоне. Дайте знать, кто получит состояние. Дом, я имею в виду. На него есть покупатель. Если дельце выгорит, я вас не обижу. А дело стоящее, уж поверьте Эйлин Гуч. Девушкам ведь надо держаться друг друга, правильно? — Она наклонилась еще ближе к уху миссис Халифакс, наступив ей при этом сразу на обе ноги. — Этот Роберт Брайер — привлекательный мужчина, на тебя глаз положил. Точно говорю. Не теряйся! — Она самодовольно ухмыльнулась. — Знаешь мой девиз? Увидела привлекательного мужчинку — сразу ему подножку, а как упадет — добей лежачего. — Бросив плотоядный, почти осязаемый взгляд, Эйлин Гуч ушла, вихляя задом.

Следуя неторопливому течению родственников в следующую комнату, группки Брайеров и Халифаксов разделились естественным образом, но не без сожаления. Два ряда по пять стульев с прямыми спинками ждали гостей, обрамляя массивный, старой работы стол.

— Рон, эта миссис Гуч, — прошептал Джейми, — просто бочка с салом, а?

— Не знаю, не знаю, — ответил Рон. — У нее есть все, что нужно женщине, чтобы нравиться мужчинам.

Джейми уставился на него.

— Или даже двум женщинам, — осклабился Рон. За его спиной Брайер фыркнул в кулак.

Невысокий мужчина во главе стола кашлянул, требуя внимания. Джейми узнал в нем одного из тех, кто вертелся на похоронах около священника. Створки двери зашуршали и клацнули. Джейми повернулся на стуле. Кроме Харвест у двери стояли атласная леди и старый урод со ступенек. Снова кашель. Более настойчивый.

— Леди и джентльмены, — начал человечек. — Я, Джордж Эдвард Пеблс, являюсь, вернее являлся, адвокатом мистера Эфраима Хауэла. В связи с прискорбными обстоятельствами долг мой, к исполнению коего я намерен сейчас приступить, состоит в оглашении последней воли мистера Хауэла. Это в некотором роде необычный документ, однако, смею вас заверить, составлен он мистером Хауэлом в здравом уме и твердой памяти, соответственно облечен безусловной юридической силой. Я персонально занимался его подготовкой в соответствии с намерениями мистера Хауэла, затем представлял его на суд одного из самых авторитетных экспертов в области права наследования. Тем из вас, кого сам характер завещания побудит к оспариванию его, я настоятельно рекомендую не тратить — это мое компетентное мнение — времени и денег впустую.

Джейми изучал свои ногти. Адвокат продолжал:

— Я передам вам в устной форме суть документа, полные копии всего текста изготовлены и заверены нотариусом для каждого упомянутого в завещании.

Импримус, сиречь во-первых: имеется разработанное деталей положение о поддержании и дальнейшей судьбе фонда, капитал которого составляет один миллион долларов.

Впечатляющие цифры скатывались с языка адвоката.

— Позволю себе продолжить. Судьба части Фонда будет ясно определена далее. Как только эти суммы будут выплачены, остаток будет поделен на части в соответствии с определенным количеством благотворительных вкладов и актов. Среди прочих: установка нового органа в соборе святой Маргариты, существенная дотация Пресвитерианскому Фонду Нуждающихся, определенная сумма также должна быть предоставлена в распоряжение нашей синагоги и так далее.

Мистер Пеблс прочистил горло и оторвал взгляд от своих бумаг. «Непонятно, какого же он сам был вероисповедания, нижеподписавшийся мистер Хауэл».

— Секундус, то бишь во-вторых: имеется список физических лиц, в соответствии с которым каждому из здесь присутствующих, исключая меня, разумеется, н-да… завещано.

Вудро Макгилликади.

Джейми распрямил спину. Все завертели головами. Кто ж первый наследник? Джейми услышал чей-то шепот. «Вот он, наверное, Вуди», — и повернул голову. Урод стоял, вытянувшись, в глубине комнаты.

— «Завещаю Вуди во владение вплоть до конца его жизни флигель. Далее, Фонду надлежит выплачивать все издержки в связи с указанным владением для поддержания оного. Вуди также будет получать пожизненно зарплату, исходя из нынешней с увеличением на четыре процента ежегодно. В свою очередь, он должен исполнять свои обязанности в соответствии с теми моими наставлениями, коими я столь часто досаждал ему, на протяжении тридцати дней. На это время Вуди должен взять на себя труд по инструктированию новых владельцев по части правил и распорядка в Доме.

Вторым моим наследником является миссис Хармон. За исключением того, что миссис Хармон наследует бронзовые часы, стоящие в настоящий момент в гостиной на камине, а также пять тысяч долларов наличными (без проживания), требования к ней практически те же, что и к мистеру Вудро Макгилликади: она должна выполнять свои обязанности в течение тридцати дней и вводить новых владельцев в курс правил и распорядка Дома».

Голос жужжал и жужжал. Был там пункт, касающийся доктора, лечившего покойного, кое-какие — меньшие — суммы причитались нескольким местным жителям. Блуждающий взгляд Джейми остановился на окне. Вид со стороны дома. Ряд изысканных пугал до самого горизонта. «Ничего себе, — думал Джейми. — Птицебоязнь у него, что ли?» Изменив фокус, юноша обнаружил трио майских жуков, колотящихся о стекло. Один упал. Джейми представил, как жук лежит на спинке и жужжит, передразнивая адвоката: они оба носили жесткие воротнички и полосатые галстуки-бабочки.

— И последний пункт завещания.

Джейми очнулся.

— Он касается мистера Роберта Брайера и миссис Ревекки Халифакс, урожденной Симмонс. Они принимают в совместное владение сумму в пять тысяч долларов наличными и недвижимость, именуемую как «Улица Кленов, 16», ограниченную с севера по линии…

Джейми продирался сквозь заросли формулировок. «Так, пять тысяч баксов, недурно. Но это еще пополам — итого две тысячи пятьсот, но главное — дом. Дом — это атас!»

— Итого, — продолжал голос, — около 304.87 акров, включая все находящееся в пределах означенной территории — как явное, так и сокрытое, как материальное, так и нематериальное, благоприятное и злокозненное, — предоставляются в совладение без права пересмотра. — Адвокат приподнял аккуратно стриженную голову: — Мистер Брайер, миссис Халифакс, я полагаю, по поводу этого пункта будет нелишним сделать кое-какие пояснения.

Во-первых, с юридической стороны. Отныне вы совладельцы всего поместья, за исключением флигеля Вуди и с учетом пунктов, специально оговоренных выше в завещании. Совладельцы. Прошу обратить внимание. Это понятие интуитивно ясно и в то же время разработано юридически до мельчайших подробностей. Вы можете продать что угодно, но при одном условии: согласие обеих сторон. По отдельности вы не распоряжаетесь и чайной ложкой. Понятно?

Оба кивнули.

— Во-вторых, владение Вуди является частью поместья до момента его физической смерти. Это владение должно оговариваться при совершении любой возможной купли-продажи. В случае, если покупатель потребует поместье без содержимого, мистер Макгилликади вынужден будет согласиться и покинуть оное. Иными словами, Вуди кровно, как и юридически, вовлечен в дела поместья. Понятно?

Роберт Брайер посмотрел на Ревекку Халифакс. Оба кисло улыбнулись.

— В третьих. Тут я даже не знаю, как и сказать. Попытайтесь быть снисходительными ко мне, если сможете. Вы оба — чужие. И в этом городе, и в этом доме. Тут ходят. Не то чтобы слухи там, байки, а… так, ощущения что ли… Это, я думаю, связано с холмом позади дома. — Мистер Пеблс повел головой назад, продемонстрировав замечательный кадык. — Там, за рощицей. Колдовской Холм. Из-за него у поместья репутация… Совершенно, заверяю вас, незаслуженная. Ничего конкретного. Так, ощущения, как бы. Что-то вроде «воздействия».

— Речь идет о привидениях, мистер Пеблс? — Ревекка прочистила горло.

— Нет-нет-нет! — Адвокат отчаянно затряс головой. — Категорически нет. Никто до самой кончины вашего дядюшки фактически не умирал в этом доме.

— Не велено было, — проскрежетал Вуди из-за его спины.

Пеблс сделал вид, что не заметил.

— Будем считать, что в садике нашем прячутся колдуны, — вставил Брайер нарочито равнодушным тоном. Пеблс принужденно улыбнулся, дернул вверх уголки рта.

— Весьма остроумно, мистер Брайер, весьма остроумно, честное слово. Вы имеете в виду Колдовской Холм, я так понял. — Он сграбастал свои бумажки. Его пальцы покрывали белые пятнышки. — Итак, леди и джентльмены, мои поздравления и наилучшие пожелания всем присутствующим. — Его взгляд скользнул в зал, уперся в Роберта с Ревеккой. — Особые поздравления вам двоим. Вам выпало вступить во владение значительным состоянием. — В его голосе проскользнула нерешительность. — Искренне надеюсь, что оно пойдет вам на пользу.

Пеблс обвел взглядом комнату. Отовсюду послышалось вежливое шарканье.

— Полные копии завещания ждут вас в холле. Если кому-то нужны пояснения или кто-то испытывает потребность в юридической помощи по поводу права наследования — как, впрочем, и по любому другому, — моя визитная карточка прикреплена к каждому экземпляру.

Юрист элегантно поднялся. Вуди и миссис Хармон открыли каждый свою створку двери. Ножки стульев царапали потемневший от времени сосновый паркет. Джейми встряхнулся, рой его мыслей рассыпался, он встал. Все уже покинули комнату. Через приоткрытые створки дверей было видно, как его мать и мистер Брайер живо обсуждают что-то с Пеблсом, а Рон при всем честном народе болтает с Вуди.

На затекших ногах Джейми просеменил к окну. Пять, да нет, шесть дохлых майских жуков лежали на наружном подоконнике. «Никто не умирал внутри дома». Не может быть. Жуки мрут каждый день, просто люди считают только людей. Микробы. Джейми побился бы об заклад, что микробы тоже умирают.

Взгляд юноши скользил по четким линиям, оставшимся на травяном ковре от косилки. Лужайка уходила к горизонту. Близкому горизонту: земля потихоньку поднималась от дома. Неровная линия пугал занозила горизонт. Трава на границе с голубым небом, почти молочным от зноя, как полированная. «Три сотни акров или что-то в этом роде. Много. Насколько? Больше, чем городской квартал? Конечно! Как они назывались, такие здоровые куски земли в деревне, где я был на каникулах? Концессии, что ли? Было там по сотне акров? Три таких вот концессии! Да, здоровый кусок.

Вполне хватит, чтоб там были реки, озера, леса. Много. Можно построить ферму. Большую, классную ферму. Сколько стоит ферма?»

Двери скрипнули за спиной. Глаза юноши сфокусировались на тусклом пыльном стекле в десяти сантиметрах от носа. Он обернулся. Мистер Брайер широкой серой спиной прислонился к створке двери.

Джейми от нечего делать принялся изучать квадратную комнату. Зеркала. По зеркалу на каждой стене плюс одно в углу. Стулья разбились на беспорядочные группки, как будто они за дружеской беседой. О своем. Не для джейминых ушей. Большой стол, над ним на стене надпись в черной рамке. Юноша подошел прочитать. «Никаких домашних животных. Никаких птиц. Никаких рыб». Под тремя строчками запрещений красивый, но бестолковый узор.

Мистер Брайер все еще загораживал спиной дверь. Джейми выдвинул средний ящик стола. Скрепки. Старинные ручки, те, которые окунали в чернильницы, не авторучки. У авторучек бывают иногда золотые перья. Монетка. Шиллинг. Порылся еще. Несколько шиллингов, несколько пенсов. «Мертвые деньги» — называл их Джейми, Деньги, которые люди швырнули в ящик стола или тумбочки, а потом забыли. Деньги, которые останутся мертвыми, пропавшими без вести. Если только Джейми не найдет их и не вернет к жизни.

Брайер потерся лопаткой о косяк, потом кивнул кому-то.

Нижний ящик был глубоким, со стопками карточек, болтающихся на длинной шпильке. Каждая стопка помечена именем. Карточки на людей! Возбуждение, чуть ли не сексуальное возбуждение охватило Джейми. Секретные досье! Первая стопочка: «Эндрюс». Джейми повернул карточку, чтобы посмотреть с конца. Финансовое положение. Кто она такая, «Эндрюс, Елизавета»?

Выдвинул ящик подальше. «Брайер Роб. Дж». Здесь потолще, чем у «Эндрюс, Елизаветы». Мистер Брайер сунул одну руку в карман, другой жестикулировал в проеме двери.

Джейми повернул карточки утлом, продолжил шмон. «Халифакс, Джейн Ревекка». Юноша вытащил обе стопочки. Розовая большая пометка и две голубые поменьше. Большие — розовая и голубая — для женщины и для мужчины и по две маленькие для отпрысков. Их, выходит, сделали наследниками по половому признаку. Дядю Эфраима посетила странная мысль о создании семьи путем вынужденного совместного проживания? Как бы там ни было, идея возбуждает своей неясностью. Не взрослых, конечно. Обе стопки выскользнули и упали на пол. Джейми их задвинул потихоньку носком ботинка под стол. «Выпали в результате несчастного случая». Потом будет еще время прибрать к рукам и спрятать. Дядя Эфраим, конечно, старый ублюдок с загибонами, но Джейми лично не видит ничего плохого в том, чтобы поспособствовать стариковским планам — переспать с кем надо.

Джейми кивнул в сторону надписи в черной рамке.

— На пишущей машинке, — не повернув головы, пояснил он, заметив, что подошел Брайер.

— Джейми, можно просить тебя об одолжении? — спросил мужчина.

— Конечно. Что такое?

— Я приехал в чужой машине. Твоя мать любезно предложила отвезти меня обратно в мотель, забрать машину и вещи. Не могли бы вы с братом присмотреть, пока нас не будет, за моими девочками?

— О ч-ч-чем речь!

— О-о, ты так любезен, Джейми. Идешь сам к нам в няньки. Ты уверен, что твой брат не будет возражать? — Угол его рта поехал вверх.

— Он у меня будет как шелковый. — Джейми заулыбался.

— Понятное дело. Осмотрели бы пока дом. Порасспросите для начала миссис Хармон. И поласковей со старушенцией. Мы — одна нога здесь, другая там.

— Располагайте своим временем без стеснения. Месяц вашего отсутствия нас не отяготит. Управимся.

— Ты доверишь мне свою мать?

— Если вы доверите мне вашу дочку.

— Дело. Даешь, значит, нам пять минут, от силы шесть? Не то чтобы я тебе не доверял, Джейми, но вот брат твой, ну… у него дурной глаз.

— Брат — испорченный в конец, точно, но не берите в голову. Я пригляжу за ним.

— Там вон стул. Сымпровизируй пока поводок и хлыстик. Что тебе привезти?

— Два гамбургера, выпечку, большое жаркое, шоколадный коктейль.

— Представляю на материнское утверждение. Подпись получена. До скорого.

Пиджак Рона украшал спинку старого кресла-качалки у крыльца. Сам Рон в просторной рубашке с короткими рукавами сидел рядышком с Вуди. Занят он был тем, что водил бруском по лезвию серпа.

— Не так нежно, парень. Это сталь, а не пудинг.

Рон ушел с головой в работу, изогнутое лезвие начало нежно петь. Вуди откинулся, достал из кармана рубахи окурок, поглядел на него, убрал обратно.

— Чего ты? Давай, — сказал Рон.

— Не-е. Нехорошо.

— Эфраимовы правила?

— Ага. Никакого курева, никакой ханки, никакого кофе. Внутри Дома.

— А мы — снаружи.

— Дом до границы. — Похожей на выдернутый корень рукой Вуди махнул туда, где брусчатку сменял гравий.

— Теперь их не обязательно выполнять, твои правила. Ты ж знаешь.

— Знаю, знаю. — Он снова вытащил бычок и опять убрал. — Нет, нехорошо.

— Должно быть, он был необыкновенным человеком.

— Похоже, что так.

— Правил понаписал целую кучу.

— Похоже, что так.

Джейми все держался сзади, слушал.

Рон попробовал лезвие серпа большим пальцем, плюнул на брусок, снова принялся точить. Вуди кивнул, оперся спиной на дубовые перила. Рон повернулся в его сторону.

— Никогда его не видал, я тебе говорил? Ни дядю, ни двоюродного дядю, никого не видал. Расскажи-ка о нем.

— Что?

— Ну… Как он умер? Никто так и не рассказал мне.

— Умер, следуя правилам. Пытаясь следовать.

— Так-так-так.

— Никто не должен умирать внутри Дома. Цветы там нельзя держать, даже растения в горшках. Никаких домашних животных. Он даже жуков старался внутрь не пускать. Фанатик он был. Настоящий фанатик. Серпы внутрь носить тоже не разрешал. Два-три года назад хозяин простудился. Доктор не взял его в свою клинику. Так он пошел и записался в спортклуб. Членом стал. Был, пока мог. Так и не ушел. Был членом, пока не помер. Вот так.

— Так где он умер-то? — торопил Рон.

— В Доме. — Вуди кисло улыбнулся. — Помер в Доме.

— Как? Как умер?

— Сломал спину. Потом сердце лопнуло. В погреб он свалился. А помер у входной двери. Выполз наверх по ступенькам. Через холл.

— Чтобы на помощь позвать?

— Еще чего. Чтобы следовать правилу. Знал, что помирает, понял? Мимо телефона прополз. Вылезти пытался. Из Дома. Так на коврике у двери и помер.

— А дома, что, не было никого, помочь?

— Выходной. По выходным — ни одной живой души. Он одиночество любил, хозяин-то. Женщину пускал — для уборки. — Рон подумал про миссис Хармон. — Особенно для зеркал. Очень он за зеркалами следил. А сам я сегодня первый раз в холле был. Первый раз за двадцать четыре года. — В голосе было скорее удивление, чем обида.

Джейми кашлянул. Вуди обернулся, а Рон сделал вид, будто давно заметил, что там стоит брат. Рон никогда не признавался, что его застали врасплох. Старик встал и забрал у него серп.

— У меня тут обязанности, хозяева молодые.

— Спасибо за интересную беседу, — крикнул Рон вдогонку удаляющейся спине, — и за урок точильного ремесла.