Конец длинного цикла накопления капитала и возможность контркапитализма

1. Машина насилия для извлечения прибыли

В противоположность тому, что утверждают апологеты капитализма, он не является тем, что имманентно присуще рынку, а представляет специфическую форму насилия и эксплуатации, где экономическое и внеэкономическое принуждение слиты и неразделимы. Как показал еще Фернан Бродель, один из основоположников мир-системного анализа, капитализм захватывает и подчиняет рыночную стихию при помощи внерыночных механизмов. Не свободная конкуренция, а монополии – это цель капитала. Бродель даже называл капитализм антитезой рыночной экономике, зоной «противорынка», где господствует право сильного. Дж. Арриги дополняет Броделя утверждением, что капитализм, как минимум, добивается контроля над рынком, как максимум отменяет его – что характерно, к примеру, для американской вертикальной интеграции бизнеса.

Бродель считал, что экспансия капитализма невозможна без использования соответствующей машины насилия, когда он «идентифицирует себя с государством, когда сам становится государством». Только тогда капитал становится способным к «территориальному завоеванию мира и созданию всесильного и по-настоящему глобального капиталистического мира-экономики». Заметим, что эта способность у капитала появилась не в Китае и не в Индии, несмотря на то, что они имели развитый рынок и куда более крупную экономику, чем любое европейское государство до 19 века. А именно в Западной Европе, где капитал как бы встраивался в существующие модели агрессии.

Слова Броделя перекликаются с утверждением Р. Люксембург: «Капитал не знает другого решения вопроса кроме насилия, которое является постоянным методом накопления капитала как общественного процесса не только при генезисе капитализма, но и вплоть до настоящего времени».

Новорожденный капитализм первым делом приступает к конфискации общинной и мелкой крестьянской земельной собственности, что приводит к длительному «кризису пропитания» и масштабному обнищанию – с ограбленными и нищими боролись с помощью виселиц и кнута. Выходя на мировую арену, западный капитал пересекает океаны и вторгается в социумы, ведущие натуральное и мелкотоварное хозяйство, разрушает их внутренний рынок и привычный товарообмен, присущие им формы собственности, стирает, словно ластиком, племена и народности, которые не приносят достаточного дохода колонизаторам. Собственность становилась неприкосновенной и священной, только когда попадала в руки западных господ.

Действующий всё более глобально западный капитал разрушил культуры коренных американцев, причем и в самых развитых регионах Нового Света, где применялись сложные технологии интенсивного земледелия. Для Нового Света этого обернулось гибелью около 88% из 75 миллионов коренного индейского населения (которое до Колумба примерно равнялось населению тогдашней Европы).[1] Васко да Гама, Алмейда и Албукерке не столько что-то открывали, сколько уничтожали многообразную цивилизацию Индийского океана – сжигая, топя и вешая местных конкурентов. С середины 16 в. пошла перекачка рабской силы из Африки в Америку через трансатлантический «рабопровод», сопровождающееся разрушением государств этого континента, как например, дотоле богатого и обширного королевства Баконго.

Ни один из циклов накопления капитала не состоялся бы без масштабного поглощения добычи на том или другом континенте. Присвоение чужого, «насильственное похищение средств производства и рабочих сил» – вот мотор капитализма. И повсюду, помимо насильственного присваивания чужих производительных сил и чужого труда, происходит, цитирую снова Люксембург, «разрушение и уничтожение тех некапиталистических социальных объединений, с которыми он сталкивается». И. Валлерстайн, видный представитель мир-системного анализа, указывает, что сила западного капитала (ядра капиталистической мир-экономики) всегда зависела от того, насколько успешно он разлагает противостоящие ему государства и социумы. Капитализм создает буржуазные нации, поддерживающие свой гомеостаз за счет эксплуатации более слабых социально-этнических общностей.

Самые передовые западные страны капиталистической формации, которые обязаны согласно не только либеральной, но и марксистской догме^{1}* демонстрировать господство "свободного труда", применяли рабский и принудительный труд (используемый с помощью прямого насилия или предварительного полного ограбления) в решающих количествах. Внедряя его там, где он ранее не существовал или носил мягкий патриархальный характер. Притом применение рабства нисколько не меняло капиталистического характера предприятий. И, скажем, хлопковые плантации британской Вест-Индии и юга США обслуживались рабским трудом, показавшим свою эффективность в условиях жаркого климата. А без дешевого хлопка с этих плантаций индустриальная революция, начатая в Англии, просто задохнулась бы. На каждого раба, доставленного в Новый свет – а таковых было около 12 млн. – приходилось по 3-4 погибших при отлове и транспортировке, сухопутной и морской. Норма прибыли от таких торговых операций составляла 300-400%, доходя и до 1000%. Для Африки развитие западного капитализма обойдется в трехвековую депопуляцию и демографические потери порядка 40-50 млн. чел.

Заметим, что капиталист не покупает рабочую силу раба, на него не расходуется переменный капитал. Скорее же, раб как говорящее орудие, является элементом постоянного капитала, и фактически может быть приравнен (экономически) к оборудованию.

2. Длинные системные циклы накопления капитала

Джованни Арриги (кстати, происходящий из швейцарской банкирской фамилии) разложил весь жизненный путь мировой капиталистической системы, начиная с 15 в., на единицы, названные им системными циклами накопления – в труде «Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени». Арриги берет известную Марксову формулу капитала Д — Т — Д' и показывает, что она применима не только к конкретному обороту, но и к длинным циклам накопления капитала. Фаза материальной экспансии (Д —Т') сменяется фазой финансовой экспансии (Т — Д').

В фазе материальной экспансии капитал находится преимущественно в товарной форме, включая товаризованную рабочую силу.

Укрупнение производства, контроль рынков сбыта, постоянное вовлечение новых дешевых ресурсов, в том числе трудовых, способствует формированию избыточного капитала. И со временем – это связано с падением нормы прибыли в товарном производстве – капитал стремится обрести более свободную и ликвидную денежную форму.

В фазе финансовой экспансии масса денежного капитала освобождается от своей товарной формы, накопление осуществляется посредством финансовых сделок Д — Д'.

Вместе эти две фазы составляют полный цикл накопления Д — Т — Д'.

Каждый новый гегемон (а они до сего времени представляли лишь западный мир) в длинном цикле накопления капитала должен иметь сети власти, позволяющие ему реорганизовывать и контролировать мировую хозяйственную систему в рамках, превышающих масштабы и возможности предшественника. В первую очередь, лучше контролировать социальную и политическую среду накопления капитала.

В фазе материальной экспансии капитализма сети накопления полностью инкорпорированы в состав сетей власти, а в фазе финансовой экспансии сети власти полностью инкорпорированы в состав сетей накопления.

Арриги пишет о том, что капитал, управляя государством, делает и все его территориальные приобретения средствами накопления. Одним из следствий этого является то, что капиталистические войны должны быть на самоокупаемости и приносить прибыль. «Секрет капиталистического успеха заключается в том, чтобы вести свои войны чужими руками… с минимальными затратами».

Избыток капитала, т.е. кризис перенакопления, становится причиной войн, также как и кризис перепроизводства. Капиталу нужно расширять свою «экологическую нишу».

Генуэзский цикл

Возрождение началось именно там, где наиболее успешно шел процесс накопления капитала – в итальянских городах-государствах, среди которых выделялись Генуя и Венеция. Родоначальники западного капитализма немало разбогатели на грабеже Византии и торговле с разбойничьей Золотой Ордой и другими наследниками Монгольской империи, в том числе и «живым товаром», славянскими рабами, которых перевозили, к примеру, из крымской Кафы в египетскую Дамиетту. Первыми они освоили и плантационное рабство на своих островных владениях в восточном Средиземнорье. Капитализированная итальянцами добыча кочевников превращалась в активы банков, совсем немного отличающихся от нынешних. Можно вспомнить генуэзскую пехоту на Куликовом поле, где состоялось, наверное, первое военное столкновение Руси с западным капитализмом.

К середине 16 в. генуэзская капиталистическая олигархия добилась специфического господства в испанской монархии, чьи владения простирались от Нидерландов до Филиппин. Она контролировала поставки колониального серебра с рудников Нового Света (за которое заплатили жизнью миллионы индейцев) через Севилью в Европу, где оно привело к «революции цен» и колоссальному росту спроса на европейских рынках. Но во второй половине 16 в. генуэзская олигархия уходит из торговли в чисто денежные операции. А её ликвидные активы начинают перетекать в новый более мощный центр накопления капитала.

Голландский цикл

Голландский капитал начинал с контроля (в том числе, силового) над прибыльной балтийской торговлей, когда дешевое зерно и другое сырье из стран «вторичного крепостничества» (Польши, восточной Германии, Дании, Чехии, Венгрии, Ливонии) всасывалось западноевропейским рынком, где прошла «революция цен». Через полвека голландцы осуществляют в самых жестких формах контроль за торговлей и производством уже на островах Южных морей, где главную роль играют Ост- и Вест-Индская компании, которые появились за счет сращивания капитала и государственного аппарата. Крупнейшим пайщиком выступал правитель Нидерландов, штатгальтер из рода Оранских. Компании получают от голландского правительства привилегии на торговую и военную монополию на обширных заморских пространствах – последняя осуществлялась при помощи рациональных военных методов, разработанным Морицем Нассауским.

Брались под контроль все главные источники поставок на Индийском океане – в первую очередь, пряностей, бывшими тогда среди наиболее дорогих и ликвидных товаров на европейском рынке. Скажем, на одних островах вырубались гвоздичные деревьям, чтобы не было переизбытка предложения, на других населению, под страхом смерти, предписывалось выращивать мускатный орех или корицу. Монополия компании приводила к голоду и восстаниям – население восставших островов истреблялось, как например туземцы южномолуккского архипелага Банда, а хозяйство далее велось с помощью рабов. Передовые голландцы внедряли рабовладельческие отношения там, где их до этого не было.

Собственно, рабством было и то, что формально рабством не являлось; так за сельхозкультуры, которые крестьянин был обязан выращивать (особенно это касалось внедряемых голландцами кофе, сахарного тростника, хлопка, индиго) он получал не более 5-6% их рыночной стоимости. Рыночным товаром эта продукция становилась только, когда сдавалась на склады Ост-Индской компании. То есть, сперва происходило присвоение прибавочного и значительной части необходимого продукта, создаваемого подвластным колониальным населением, а затем он капитализировался и попадал на рынок.

К середине 17 в. голландский капитал стал не только владельцем 10 тысяч судов, но и многоэтажных складов в метрополии, где было всё, от венесуэльского какао до шведской меди. Однако в последующее столетие голландцы сдают в мировой торговле; капиталистическая олигархия Голландии переходит, в большей степени, к контролю над мировыми финансовыми сетями. Амстердам из центрального склада мировой торговли превращается в центр денег и капитала с первой в мире постоянно действующей фондовой биржей, втягивающий избыточные капиталы со всей Европы.

Британский цикл (самый длительный и образцовый)

А затем капиталы начинают перетекать в новый британский центр накопления.

Отправной его точкой стало удачное географической положение Британских островов, которые находятся на пересечении мировых морских коммуникаций, идущих из Нового Света и Азии и из северо-западной Европы. Притом любая точка британской территории отдалена не более чем на 70 миль от незамерзающих океанских вод.

Морские воды, отделяющие Британские острова от европейского континента, стали для Англии источником еще одного геополитического блага. Способствуя торговому обмену, они защищали ее от сильных континентальных врагов. Англия могла вмешиваться в европейские войны, когда сама считала выгодным.

Аристократия Британии очень быстро встала на капиталистические рельсы. Социальные слои, задержавшиеся в феодализме, были радикально срезаны, в частности крестьянство с их натуральным хозяйством, и монастыри с их богатыми имениями. Их имущества, в первую очередь земли, достались капиталистам, обуржуазившимся дворянам, переходившим на товарное животноводство.

Писавший в 1570-х У. Гаррисон, ссылаясь на подсчеты придворного итальянского врача Кардана, сообщил колоссальную цифру казненных при Генрихе VIII «воров и бродяг» (то есть, согнанных с кормилицы-земли и обреченных на нищенство крестьян): 72 тысячи.[2] И это в стране с населением около 2,5 млн. чел. Голодный пролетариат из вчерашних крестьян обязан был отдавать свой труд ближайшему нанимателю по любой (то есть минимальной) цене – на это было настроено законодательство, направленное против экспроприированных. В случае, если трудящийся пытался искать более подходящего нанимателя, ему угрожали обвинения в бродяжничестве с наказаниями в виде различных истязаний, длительное бичевание ("пока тело его не будет все покрыто кровью"), заключение в исправительный дом (house of correction), где его ожидали плети и рабский труд от зари до зари, каторга и даже виселица.[3] Согласно английскому закону "о поселении" от 1662 г. (действовавшему до начала 19 в.), любой представитель простонародья - а это 90% населения - мог быть подвергнут наказанию и изгнанию из любого прихода, кроме того, где он родился. Труд простолюдина вовсе не стал товаром на свободном рынке труда, как тщатся представить либералы. Он обернулся рабством у коллективного капиталиста. Охота на ограбленных крестьян (бродяг, "еретиков", "ведьм") маскировало наступление капитала, загоняющего их на мануфактуры, шахты, фабрики. Новая организация производства позволяла использовать в решающих количествах плохо оплачиваемый труд женщин и детей (которые начинали работать с 4-5 лет).[4]

Собственно, англичане проходят голландский путь на новом более широком витке и начинают свою капиталистическо-территориальную экспансию, когда разрыв в вооружении и организации с войсками даже самых могущественных внеевропейских государств (кроме России) стал непреодолимым. Так что даже небольшая армия, созданная британской Ост-Индской компанией из туземных солдат, легко громила плохо управляемые толпы, которых выводили на поля боя восточные правители.

В безжалостном ограблении колоний, не останавливающимся перед геноцидом, англичане сперва потренировались во вполне европейской Ирландии. «Мы прошли через восставшую страну двумя отрядами, сжигая все поселения и предавая смертной казни жителей, где бы мы их не настигали», – свидетельствует елизаветинский поэт Э.Спенсер. И добавляет, что эта «наиболее людная и плодородная провинция в Ирландии вдруг оказалась без людей и скота». Уничтожение традиционного общинного землевладения зеленого острова будет успешно идти и дальше, земли ирландцев будут быстро переходить в руки хозяйствующих по-капиталистически колонистов-протестантов; коренное население будут гнать в «ад или Коннахт» и даже продавать в рабство на вест-индские плантации.

Затем настала очередь пиратских набегов на морские пути испанской империи. Доходы от одного рейда «Золотой Лани» под командованием пирата Дрейка позволили королеве Елизавете I погасить все внешние долги Англии и составить первоначальный капитал Ост-Индской компании. Золота в слитках, захваченного у Испании елизаветинскими пиратами, на сумму 4,5 млн. фунтов, было достаточно для создания стабильной валюты, сохранявшей свою стоимость до 1930-х. С работорговца Джона Хоскинса, пожалованного Елизаветой в сэры, началось использование британским капиталом бесплатной и бесправной рабсилы. С захвата Ямайки, как узлового пункта работорговли в Вест-Индии, англичане вышли на первое место в этом насильственном, но крайне прибыльном бизнесе. Навигационный акт и последовавшие за ним англо-голландские войны передали, в итоге, англичанам голландские монополии на торговлю рабами, сахаром, табаком. Передали Англии свои монополии на торговлю рабами также португальская (Метуэнский договор) и испанская монархии (Утрехтский мир). Далее произошел разгром французского претендента на колонии. Франция не имела того количества нищей человеческой массы, которая рвалась за океаны, чтобы выжить, даже добровольно продавая себя в рабство на плантации. Когда англичане создали империю, над которой никогда не заходило солнце, контролируя все морские пути и даже все проливы, они перешли примерно на 100 лет к фритредерской (либеральной) торговой политике. "Свобода торговли" по-британски – это лишь после того, как конкуренты будут утоплены.

Вслед за завоеванием Индии, оплаченного покоренными местными феодальными правителями, начинается колоссальное разграбление целого субконтинента, сопровождавшееся разрушением его традиционных рынков, социальных и хозяйственных структур. Как указывает Арриги: «Ни один территориалистский правитель никогда прежде не получал за столь короткое время столь большую дань в рабочей силе, природных ресурсах и платежных средствах, как британское государство и его клиенты на индийском субконтиненте в XIX веке».

Дань имела поначалу вид прямого, наглого ограбления, а затем превратилась в так называемое «осушение», drain. Это было вытягивание капитала через фискальную и таможенную системы, систему землевладения, торговые монополии, неэквивалентный торговый обмен, оплату агрессивных войн, которые вела Англия.

После завоевания богатой Бенгалии, Ост-Индской компанией было объявлено, что поскольку раньше вся земля принадлежала якобы набобу, компания забирает ее в свою собственность. Теперь за нее будут выбиваться налоги (в т.ч. пытками), немыслимые при набобах. Чтобы заплатить налоги крестьяне будут сдавать за гроши зерно и другие средства пропитания – компания станет реализовать их затем по конским ценам. Принцип экстернализации издержек будет доведен до предела, компания не будет расходовать ничего на общественные системы ирригации (о которых не забывал ни один деспот-набоб), однако станет выплачивать огромные дивиденды в 300-400% акционерам, в том числе британской короне. И внешняя и внутренняя торговля Бенгалии была монополизирована компанией, которая станет назначать, что и за сколько будет делать ремесленник, применяя плети для стимулирования, однако не неся никакой ответственности за его пропитание.

Уже за первые десятилетия господства британских «прав и свобод», прикрывающих беззастенчивое ограбление огромной страны, Индия платит масштабным голодом. Умирает треть населения Бенгалии, 10 млн. чел; помимо крестьян, погибло и огромное количество ремесленников.[5] Треть бенгальской территории зарастает джунглями.

И только после такого колоссального грабежа в Англии начинается промышленный переворот. Лишь тогда в английскую индустрию начинается прилив капитала, приходят необходимые инвестиции и кредиты, позволяющие внедрять новую технику, открываются рынки, позволяющие сбывать большие партии массовых однотипных товаров. Лишь тогда возникают технологии машинного производства, создаются прядильная машина и механический ткацкий станок, внедряется паровая машина.

На протяжении почти двух веков английский капитализм методично выкачивает средства из Индии. На следующем этапе ее освоения англичане последовательно выключают все несырьевые отрасли индийского хозяйства – в первую очередь, с помощью пошлин. Соответственно Индия из хозяйственного гиганта превращается в хозяйственного карлика, защищенный рынок сбыта для английских промтоваров. А ее доля в мировом производстве вместе с Китаем, составлявшая около 60%, падает до 2-3%. Кстати, Ост-Индская компания будет «пробивать» Китай с помощью дешевого опиума с бенгальских плантаций.

И через полтора века после начала английского господства в Индии, в 1876-1900 гг., голод убивает 26 млн. чел. В том числе, с 1889 по 1900 год – 19 млн.[6] А общие демографические потери Индии почти вдвое превышали эту цифру, потому что голод имел неизменным спутником эпидемии, убивающие истощенных людей, и умерщвление новорожденных детей, которых не могли прокормить их родители. Английский исследователь Дигби оценивал размер "осушения" Индии за период с 1834 по 1899 г. – в 6,1 млрд. фунт. стерл., что в пересчете на нынешние деньги около 7 трлн. долл.[7].

Русский востоковед А. Снесарев делает обоснованные выводы: «1. За время владычества британцев голод возвращается всё чаще, размеры его ужаснее и шире. 2. Со времени перехода всей Индии под власть британцев наблюдается резкий переход к учащению и большей интенсивности голода». Основные причины вспышек голода: в деревнях нет запасов зерна; запасы ценностей в виде драгметаллов и т.п. у населения практически исчезли; древние вековые занятия народа на суше и море погублены.

Пиратство, работорговля, выдаивание колоний и зависимых территорий, какой, к примеру, стал Китай после опиумных войн, потерявший около 50 млн. населения, и латиноамериканские «молодые демократии» после сброса испанского владычества.[8] Таковы наиболее важные части британского экономического чуда. Ему способствовали и английские месторождения угля – важнейшего топлива в эпоху промышленной революции. Выкачиваемые из колоний и полуколоний средства служили расширению империи и приобретению новой дешевой рабочей силы и новых дешевых ресурсов. Проинвестировав промышленную революцию и торговую экспансию, они, в конце концов, превратили Лондон в финансовый центр, притягивающий капиталы со всего мира.

Колоссальные избыточные капиталы, собранные в Англии, к концу 19 в. перестали находить себе приложение в промышленности. Точнее, не могли дать такой прибыли, как чисто денежные операции.

Символом британского финансового могущества стали банкиры Ротшильды. Кстати, это семейство наваривало свой капитал, сперва обслуживая поставки хлопца-сырца с колониальных плантаций в Вест-Индии, а затем и Египта и Ост-Индии. А прокладкой между финансовыми кругами и государственной машиной были такие элитные структуры, как «Круглый Стол» Сесиля Родса и лорда Мильнера (последний, кстати, был одним из организаторов февральского либерально-буржуазного переворота в России).

Как обычно и происходит в периоды финансиализации, в Британии стала снижаться доля индустрии в экономике страны, но шел рост показного потребления (Англия – родина туризма) и спекуляций в высших стратах, связанных с финансовым капиталом.

Лондон сделался не только хозяином мировых денег, но и родным домом для финансовой олигархии всех стран. Повсюду она шла к политической власти, оттесняя и поглощая старые аристократии, заполняя своей политической обслугой парламенты, формируемые с помощью цензов, манипулируя общественным мнением с помощью ручной прессы.

Финансовая и сырьевая олигархия, приходя к власти, что в Латинской Америке, что в какой-нибудь Румынии, была озабочена стоимостью своих активов, а не независимостью своей страны, и являлась естественным агентом британской гегемонии.

Американский цикл

Соединенные Штаты были, по сути, созданы геноцидом индейцев – очисткой пространств американского континента от коренного населения и его последующим освоением уже на чисто капиталистических основах. Собственно, некоторое препятствование этому геноциду и переселению колонистов на запад (от Аллеганских гор) со стороны британской короны, и явилось главной причиной американской революции. «Изгнать туземцев» требовал ещё великий деятель просвещения Бенджамин Франклин, именно этим занимались и «отцы демократии» в лице Вашингтона и Джефферсона, который считал, что «нет для нас ничего более желанного, чем растоптать этих наглых дикарей». От депортаций шести племен ирокезского союза до массового выселения индейцев Атлантического побережья в места вымирания согласно Indian Removal Act и далее везде. Геноцид перешел в решающую фазу после гражданской войны и постройки трансконтинентальных железных дорог (для чего применялось и массовое уничтожение бизонов – кормовой базы индейцев), и завершился полной победой американского капитализма во второй половине 19 в. Плантационное хозяйство, основанное на рабском труде, сделав свою работу по накоплению капиталов (и, кстати, оплатив знаменитую американскую войну за независимость), ушло в прошлое. Резервуаром дешевой рабсилы, источником дешевого сырья и рынком сбыта стала для американских компаний Латинская Америка, куда регулярно наведывалась морская пехота США. Для внешних конкурентов были установлены высочайшие заградительные тарифы, защищающие молодую американскую промышленность. Пришли мощные вертикально организованные (для предотвращения конкуренции) корпорации. Это сопровождалось притоком европейских капиталов – в том числе банковского клана Кунов, Лоебов, Шиффов и Варбургов, сыгравших большую роль в создании ФРС и развале Российской империи. Мощно вливалась и европейская рабсила – огромные излишки сельскохозяйственного населения в большинстве стран Европы спасались эмиграцией от голода. А американские железные дороги строились с помощью бесправной китайской рабсилы-кули.

К концу 19 в. американские компании оказываются более эффективными, чем английские фирмы, лучше технически оснащенными, шире применяющими долгосрочное планирование. Американские корпорации вертикально интегрировали процессы от приобретения сырья до сбыта конечной продукции, убирая риски и неопределенности рынка. Это позволяло использовать дорогостоящее и долго окупаемое специализированное промышленное оборудование. Цены и объемы продукции также были подчинены органам корпоративного планирования (а сказки о невидимой руке рынка были оставлены для дурачков на капиталистической периферии).

Британский избыточный капитал, вместе со снижением нормы прибыли у себя в домашнем производстве, начинает перетекать в Америку. И мировые войны, к инициированию которых британские правящие круги приложили столько усилий, лишь ускорили переток британского капитала в США.

Незамерзающие воды двух океанов не только прекрасно соединяли Америку с остальным миром в области грузовых и пассажирских перевозок, включая её в мировые торговые пути, но и прекрасно изолировали от сильных вражеских армий – страна снимала т.н. «защитную ренту».

США превратились за годы I Мировой войны из должника в богатого кредитора и увеличили свой ВВП за годы II Мировой войны почти в два раза, овладев значительной частью прибавочного продукта всего мира.

Американские инвестиции в Третий рейх себя полностью оправдали. К концу II Мировой у американской экономики нет конкурентов. У США 70% мировых запасов золота, половина мирового промышленного производства и единственный емкий рынок сбыта. Собственно, почти весь платежеспособный спрос стал американским. Американские корпорации интернализировали мировой рынок.

После II Мировой войны США провели более 100 интервенций во всех регионах планеты, добиваясь роли доллара как мировой резервной и расчетной валюты. Бакс сделался великолепным инструментом по отчуждения прибавочного продукта по всему миру в американскую пользу.

С 1940-х до 1970 американские капиталы, в основном, направлялись в собственное производство или же шли странам-сателлитам для обеспечения снабжения оккупационных американских войск, поставок дешевого сырья и ширпотреба. С 1973, после отвязки доллара от золота, капитал, пополнившийся за счет притока нефтедолларов и евродолларов, заработанных филиалами американских компаний в Европе, стал уходить из сферы товарного производства. Если в 1970 лишь 10% американского капитала носило финансовый спекулятивный характер, то 30 лет спустя уже более 90%. Со сломом СССР (которого приманили «мирным сосуществованием двух систем», то есть конвергенцией) сфера доллара стала мировой и произошло поглощение оставшихся некапиталистических социально-экономических форм. Однако всё это привело в нулевые годы к кризису перенакопления.

Длинный цикл накопления капитала подошел к концу, отчего должна произойти радикальная переструктуризация сферы его применения, сброс устаревших активов, внедрение новых технологий – источников инновационной ренты.

3. Будет ли еще один американский цикл. Факторы за

США вступили в фазу финансиализации капитала во второй половине 70-х. Однако с середины 1980-х приток капитала в США, как правило, превышает отток. А по примерам Генуи, Голландии и Британии мы помним, что именно отток капитала в новый потенциальный центр накопления, является одним из основных признаков упадка старого гегемона. Китайский (как ранее и японский) ширпортреб, производственное оборудование и комплектующие могут пополнять американский ВВП; китайские (как ранее и японские) деньги могут финансировать американский госдолг, однако ни Япония, ни Китай не в состоянии заменить США в роли мирового центра накопления капиталов.

Новая экономическая стратегия, символом которой стал Трамп, сделала ставку на возрождение товарного производства в США, имея в виду, конечно, не производство трусов и прочего дешевого ширпотреба, а то, во что можно втянуть избыточный капитал, привлекая его инновационной рентой от приходящего шестого технологического уклада. И очевидны некоторые успехи на этом направлении. С помощью нерыночных приемов администрация Трампа, к примеру, перемещает в США производство передовых 5-нм чипов – тайваньская TSMC, занимающая на рынке контрактных микросхем 56%, построит в США свой завод. Американская администрация, проводя настоящие спецоперации, пытается потеснить Россию на европейском газовом рынке, наносит санкционные удары по российским компаниям, занимающимся разработкой вакцин, и крупным китайским производителям информационного оборудования.

Цель эпидемии ковида (как и возможных последующих эпидемий) – разрыв многих товарных и производственных цепочек, возврат избыточного капитала в товарное производство гегемона, сдувание таких паразитарных сфер приложения капитала, как туризм, отельное и ресторанное дело или приобретение недвижимости за рубежом и т.д.

Немаловажным товаром американского нового уклада будут технологии, обеспечивающие контроль над интеллектуальными и физическими возможностями человека, над его восприятием реальности. (Сюда входят и устройства сопряжения машины и человека, машинно-человеческий интерфейсы, в просторечии именуемые «чипами»). Для этой функции у гегемона есть не только финансовые возможности, но и прекрасные агенты во всех странах, в первую очередь, гуманитарная интеллигенция, прилежно обслуживающая интересы каждого центра накопления.

Культурными агентами итальянских банкиров были замечательные деятели Возрождения, на голландский цикл накопления работал Рембрандт, следующий цикл накопления обслуживали тысячи соловьев, которые заминали под ковер кости миллионов людей, загубленных британской олигархией, усердно прославляя «родину всех свобод». Созданная ими либеральная идеология была, по сути, идеологией-маской, которая должна была при помощи красивых слов декорировать экспансию британского капитала. Они помогали обосновать вторжение британцев в какой-нибудь эмират или княжество на другом конце света, рассказывая об его деспотизме и агрессивности – если не хватало фактов, их придумывали.

И у американского «града на холме» в руках – при посредстве 7-8 медиа-корпораций – в руках большая часть мировых СМИ и прочих мозгомоек, которые всегда готовы представить исчадием ада любого его соперника. У него в руках ниточки почти ко всем мировым политическим деятелям (так и хочется их назвать политическими куклами), и без одобрения США ни один из них не сделает карьеры. На его стороне способность обрушить практически любой бизнес, пользуясь экстерриториальностью американских судебных и правительственных решений. На его стороне – доллар, как мировая резервная и расчетная валюта. На его стороне 800 военных баз за рубежом и чрезвычайно низкий порог применения военной силы. На его стороне обширная агентура вмешательства в чужие политические процессы. И это он использует, чтобы предотвратить появление альтернативного центра накопления капитала в Евразии. Это точно не «невидимая рука рынка», а инструменты насилия, сеть силового контроля над миром. На стороне американского капитала глобальное неравенство, которое он сам и породил. Одному проценту мирового населения (находящемуся, преимущественно, в западных странах, или обслуживающему интересы западного капитала в странах мировой периферии) досталось 82% мирового богатства, созданного в истекшем году.[9] Эта пирамида неравенства также представляет собой пирамиду власти; и те, кто наверху, будут держаться за эту власть до конца.

Ещё крупные генуэзские купцы в 16 в. и амстердамские в 18 в. могли пошатнуть целые сектора мировой экономики. К примеру, через денежные курсы, открытые лишь немногим избранным. Капитализм всегда пребывал и процветал в «непрозрачной зоне», как указывает Бродель. И сегодня то, что мы видим на мировой политической и пропагандистско-информационной сцене, как правило, определяется глубинными структурами, где финансовая олигархия сращена с бюрократией и научными экспертами, ссылку на которые дают вывески: «Совет по международным отношениям», «Атлантический совет», «Трехсторонняя комиссия», «Римский клуб» и т.д. По-прежнему, избранных никто никогда избирает. Они - самые высшие и привилегированные мировые избиратели.

4. Факторы против

В сфере товарного производства США уже десять лет назад как уступили Китаю (по ВВП по ППС с 2014). Конечно, у США сохранились сильные позиции в производстве некоторых видов высокотехнологичной продукции и владении ноу-хау, но в истории не было случая, чтобы страна, лидирующая почти во всех позициях продукции низкого и среднего передела, не добивалась того же и в продукции высокого передела. Что сейчас и происходит с КНР.

На пути потенциальной американской реиндустриализации есть несколько очевидных препятствий. Деньги у Америки имеются, но совершенно неочевидно, что она способна освоить и монополизировать новые прорывные технологии виду очевидного снижения образовательного и организационного уровня – особенно в сравнении с основным конкурентом, Китаем. Кроме того, возврат производства в США означает рост производственных издержек и снижение нормы прибыли – это противоречит логике капитала. Скорее всего, после возврата клана "демократов" в Белый Дом, мы увидим преобладание обычной тактики финансиалистов: скорее, не допускать развитие высокотехнологических секторов в странах-конкурентах, чем вкладывать огромные средства в цепочку "образование - исследования - создание новых технологий" в своей стране.

Не факт, что новые технологии вообще укладываются в классическую схему американского корпоративного капитализма. Потому что многие из них не могут служить средством захвата рынка. Эти технологии играют против капиталистической глобальной гегемонии, в пользу многополярности. Можно предположить, что они будут способствовать уходу средств производства от крупного капитала.

Автоматизация, роботизация и повышение наукоемкости производства играют на локализацию промышленности, поскольку сокращают пространственный и временной путь от сырья к продукции высокого передела. Позволяют использовать бедные местные ресурсы, в том числе вторичное сырье, производить их глубокую переработку на месте. А также радикально укорачивать производственную цепочку за счет исчезновения звеньев, где требовались большие объемы человеческого труда. В том числе они сократят количество хорошо оплачиваемых рабочих мест в корпоративном секторе США (так что даже успешная реиндустриализация по Трампу, если и будет продолжена, затронет лишь небольшую часть населения и станет источником сверхдоходов лишь для высших страт).

Аддитивные и формативные технологии способствуют возрождению на новом уровне самодостаточной домашней экономики и даже квазинатурального хозяйства – домохозяйство с 3d-принтером может само создавать продукцию с необходимой для него потребительской стоимостью из дешевого исходного материала.

Самовосстанавливающиеся, программируемые и трансформируемые материалы (основа умных долговечных вещей) способны надолго оторвать домохозяйства от рынка вместе с его вихрями навязываемых мод и обновлений.

Не за горами и технологии наноассемблеров и прочей нанофабрикации, также позволяющие локализовать и даже перевести на домашний уровень создание потребительских объектов. Нанофабрикация в значительной степени вытеснит продукцию транснациональных корпораций, производимую массовыми партиями ради захвата рынка и прибылей узкого процента мирового населения.

Системы ИскИн, расширяющие когнитивные возможности машин, в том числе к самообучению (самопрограммированию), снижают потребность в сервисных услугах со стороны крупных корпораций и затратному обновлению техники.

5. Сможет ли Россия стать одним из полюсов нового мироустройства?

Россия – единственный социум с преобладанием некапиталистических форм хозяйства, который стабильно рос на протяжении 500 лет. Не за счет ограбления слабых социумов, не за счет стирания других народов и присваивания чужих ресурсов. Сравнивая нас с богатым Западом, надо помнить, что это сравнение честного труженика с вором и бандитом.

500 лет назад Российское государство имело множество антиресурсов: изоляцию от морских торговых путей, открытость границ для внешних вторжений, отсутствие богатых месторождений, неплодородные почвы, короткий сельскохозяйственный сезон, протяженную зиму, большие перепады температур. (Нас куда слабее Европы подпитывала великая природная энергоцентраль Гольфстрима.) Зато России была открыта суровая ширь материка. Быстрая колонизация новых земель делает её крупнейшей по размерам, приносит ей относительно плодородные земли и богатые месторождения ископаемых.

Создание России проходило при высокой административной централизации, которая обеспечивала связанность территорий в транспортном отношении и обеспечивала условия безопасности, но притом с широким использованием общинной самоорганизации. На пространствах северной Евразии русская община доказала свою эффективность. Коллективистские формы хозяйствования были использованы и в советской индустрии. История Россия показала, что справедливость – это высшая форма свободы. Свободы не за счет других, а вместе с другими – когда каждый служит всем, а все каждому. Пал этот социум лишь тогда, когда традиционная психология служения обществу была взломана культом потребительства, который насаждался нашей либеральной интеллигенцией.

Она с самого своего рождения обслуживала западные центры накопления капитала, обеспечивая их идеологическое доминирование. Ее задача – обеспечение экономической, культурной, информационной зависимости России от ядра капиталистической системы. Под её пером реальная история западных хищников стала мифологией о совершенствовании изначальных западных добродетелей. Она создавала русофобские мифы, которыми охотно пользовались все агрессоры, которые приходили поубивать русских, как "азиатов, прирожденных рабов" и т.п. Согласно ей у России не должно быть своего способа хозяйствования, возвышающей исторической памяти, сильного государства. Она придумывала все либеральные реформы и революции от 1861 до 1991, благодаря которым народ оставался с бумажной "свободой" и опоганенной исторической памятью, а компрадоры и их западные хозяева – с хорошо накопленным капиталом. Плодом ее деятельности было и то, что в 1990-е из всего народнохозяйственного комплекса оставалось лишь фрагменты, которые могли вырабатывать максимальную прибыль для перекачки в западное ядро капсистемы, что стало причиной огромных демографических потерь. Она пытается, расколов народ, создать в России буржуазную нацию – периферийную по отношению к американской, английской и другим нациям из ядра мировой капсистемы, у которых она заимствует тренды, моды, русофобию, эксплуататорские замашки и т.д. Эта буржуазная нация является коллективным патриотом Соединенных Штатов, как хозяина мировых денег, а не России. Что проявилось и во время недавнего черного бунта в США, когда наша буржуазная нация целиком выступила на стороне американской системы, за стабильность мирового гегемона.

Только формирование своей собственной российской идеологии, обеспечивающей всеобщие условия безопасности и развития, дало бы возможность предотвратить национальный раскол и направить ресурсы страны на освоение ее пространств.

Китай, судя по всему, не сможет перетянуть на себя одеяло гегемонии – для этого ему не хватает присущей Западу военно-политической и идеологической агрессивности (сразу вспоминаются причины, по которым династия Мин отказалась от морской экспансии после замечательных путешествий Чжен Хэ). Но он может поспособствовать той фрагментации мира, которая выхолостит гегемонию США, чему будут способствовать и упомянутые выше технологические факторы.

Освоение новых мировых торговых путей, таких как наши транспортные коридоры «Восток-Запад» (в том числе Севморпуть), «Север-Юг» и китайский «Новый Шелковый путь», неподконтрольных мировому гегемону, также будет способствовать фрагментации мира. Эти пути не только улучшат транспортную связанность в евразийском хартленде. Впервые за 500 лет трансъевразийские коммуникации (водные и сухопутные) могут стать более короткими, дешевыми и безопасными, чем традиционные океанические пути, контролируемые западным гегемоном. Что станет основой для дедолларизации внешней торговли.

Иностранные центробанки снижают вложения в ГКО США – на 75% за последние семь лет – а ведь эти бумаги, по сути, представляют собой имперскую дань Америке. Это, как и начавшееся замедление мировой торговли, свидетельствует, что идет формирование макрорегиональных блоков, и избыточный финансовый капитал перестает плыть в одну гавань.

Время работает против США, их партнеров и клиентов. Впервые за 500 лет мир может остаться без гегемона, вытягивающего прибавочную стоимость из остального мира, с реальной многополярностью, с емкими макрорегиональными рынками.

6. Возможное будущее без капитализма

Целевая функция контркапиталистической русской идеологии – эффективность для общества. Речь идет не об эффективности в либеральном смысле этого слова, что означает лишь увеличение прибыли, идущей в карман капиталистов-транснационалов (причем ресурсы могут потребляться ради выброса на рынок недолговечных, ненужных и вредных товаров). Есть эффективность более универсального свойства – достижение результата, значимого для всего общества на большую временную перспективу, например, увеличение образованности людей, качества их питания, безопасности среды обитания, решение задач познания мира.

От идеологии зависят не только социальные отношения, но и технологические приоритеты. Русская реиндустриализация будет базироваться на технологиях создания долговечных вещей и системах общественного пользования. К примеру, общественный парк сельскохозяйственной техники обеспечит лучшую техно- и энерговооруженность человека, хозяйствующего на земле (более быстрое и менее затратное проведение сельскохозяйственных работ), чем индивидуальное обзаведение техникой с помощью банковских кредитов.

Отмечу некоторые элементы контркапиталистической индустриализации, которые должны служить освоению или новому заселению опустевших в 90-е российских пространств.

– Автономная энергетика для северных малоосвоенных районов; в т.ч преобразователи механической, тепловой и световой энергии в электричество, к примеру на основе углеродных каркасных структур. Это и мобильная атомная энергетика.

– Системы беспахотной обработки почвы и прямого сева, в стерню (при биотехнологическом контроле падалицы, сорняков и вредителей) – быстро вводящие залежь в сельскохозяйственный оборот.

– Разумное преобразование природы севера, привязанное к климатическим изменениям, замена тундровых ландшафтов на степные, в том числе за счет возвращения туда крупной жвачной фауны (характерной для плейстоцена), с перспективой создания нового животноводства севера.

Эти технологии должны снова превратить государство российское в машину по окультуриванию пространств Евразии, обеспечить широкое расселение российского человека по просторам страны, которую создали ему предки; должны создать из этих суровых просторов достаточно комфортную среду обитания.

Не стремление к наживе и демонстративному потреблению, не максимизация прибыли, а совместное решение задач развития, происходящее от традиционной русской общины, должно стать начальным контуром контркапитализма. Контркапитализм должен не разъединять, а объединять людей.

Использованная литература

Арриги Джованни. Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени. М., 2006.

Бродель Фернан. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. М. 1986-1992.

Люксембург Роза. Накопление капитала. М.-Л., 1934.

Бандиленко Г.Г., Гневушина Е.И и др. История Индонезии. Том 1. 1992.

Новая история Индии. Под ред. Антоновой К.А. М., 1961.

Балацкий Е. В. Концепция циклов накопления капитала Дж.Арриги и ее приложения. Интернет-публ.

Хомский Ноам. Прибыль важнее людей. Неолиберализм и мировой порядок. Интернет-публ.

Снесарев А.Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе. СПб.,1906.

Нефедов С.А. История Нового времени. Эпоха Возрождения. М., 1996.

Валлерстайн И. Исторический капитализм. Капиталистическая цивилизация. М.,2008.