Конец "Агента"

Дверь в кофейню была распахнута настежь, но прохлады это не добавляло. Под потолком, разгоняя мух, лениво шевелился вентилятор. Движения воздуха не чувствовалось. В такую погоду кофе пьют лишь заядлые любители, вроде моего друга Боба, сидевшего напротив меня за столиком.

Настроение у меня в тот день было прекрасным. Причиной тому послужил только что полученный в канцелярии института изящный голубой конверт из редакции международного журнала.

— Ты вот все посмеиваешься над химиками, а у меня, между прочим, еще одну статью приняли в «Phisicochimica Acta», к тому же рецензент отметил: «Exellent work».

— Ну что же, поздравляю, — лениво отозвался Боб. — Добротный экспериментальный материал всегда в цене…

Такая прохладная оценка моей деятельности меня нисколько не удивила: надо знать Боба, этого прожженного скептика.

— Странная вещь, — задумчиво продолжал Боб, — химик берет известное вещество, цепляет к нему лишнюю метильную группу, получает новое соединение, и — свершилось: он уже обогатил мировую науку. Теперь каждое измерение — ну, там, показатель преломления или еще что — новый результат!

За полтора десятка лет работы в Институте фундаментальных проблем химии программист Боб изрядно поднахватался нашей терминологии и, надо сказать, нередко употреблял ее к месту. Однако он знал, что органикой я не занимаюсь. Его скепсис, скорее всего, имел целью скрыть легкую зависть, которая придавала нашему с ним общению элемент некоторого дружеского соперничества.

— Да и вообще, — Боб со смаком отхлебнул глоток кофе и ехидно посмотрел на меня, — химик, по-моему, не столько профессия, сколько мировоззрение. Стоит посмотреть на вашего брата за работой… Взгляд прикован к колбе или к шкале колориметра, глаза горят святым огнем веры. Во что? Да во что угодно! В безграничные возможности науки, в философский камень, в универсальный магистериум… Шеф, когда на него накатывает вдохновение, напоминает командира подводной лодки, когда тот, прильнув к перископу, собирается всадить торпеду во вражеский линкор. Причем, заметь, размах всегда глобальный: разыскать высокотемпературную сверхпроводимость или изобрести лекарство от рака — никак не менее. Ну, а результаты… — Боб обреченно махнул рукой. — Лучше бы сварили надежное средство от тараканов, а то от них в лаборатории совсем житья не стало. По-моему, они ухитряются залезать даже внутрь дисплея.

Было жарко, мне не хотелось возражать, и я промолчал, надеясь, что Боб продолжит свой очередной монолог.

Я не ошибся.

— Химики, например, на полном серьезе считают высшим пилотажем умение легко расставлять коэффициенты в сложных реакциях. Им и невдомек, что эта проблема элементарно сводится к системе уравнений, которую надо решить в целых числах. Хочешь, я тебе любую реакцию уравняю максимум в четыре действия?

Боб покрутил головой, но поскольку ни ручки, ни бумаги поблизости не было, он успокоился и продолжал:

— Иногда я думаю: а не утереть ли всем химикам нос и не смастерить ли на Бэйсике, скажем, «Универсальный уравниватель химических реакций»? Преподаватели химии мне этого не простят…

Я знал, что как программист Боб способен и на большее. Непонятно, что его держало в нашем институте, где он должен был из года в год обрабатывать результаты чьих-то, подчас сомнительных экспериментов, пребывая, по мнению общей массы, явно где-то на последних ролях. Чудак… Впрочем, все мы немножко чудаки.

— Тебя послушать, так половину всех химиков можно заменить компьютерами. Но ведь ты сам как-то мне объяснял, что любой ваш язык, тот же Бейсик например, упрощает процесс программирования и компьютер как бы сам строит программу. Может быть, скоро профессия «программист» вообще отомрет. К чему учить всякие Фортраны и Паскали, если можно будет просто сказать машине: сделай то-то и то-то? Получается, что компьютеризация угрожает, скорее, вам, ее создателям, чем нам, химикам!

— Дорогой мой, — Боб откинулся на спинку стула, с явным удовольствием дождавшись наконец моего возражения, — запомни: никакой язык программирования не заменит божественного акта творения. Любой транслятор подобен техническому переводчику и никогда не сделает из плохой программы хорошую. А вот в вашей химии действительно можно найти достойные задачи для настоящего программиста. «Универсальный уравниватель» — это, конечно, чепуха. У меня есть мысли посущественнее…

Боб мечтательно задумался.

— Как тебе, например, «Программа выбора новых путей синтеза любых соединений»?

— Любых?! Но ведь их число постоянно растет, открываются новые реакции… То есть твоя программа должна достраивать сама себя?

— Именно! — Боб потер ладони, что означало высшую степень творческого возбуждения.

— Фактически ты хочешь построить искусственный интеллект! Думаю, что этой задачи тебе не осилить.

По сердитой искре, блеснувшей в глазах Боба, я понял, что мой приятель основательно задет, однако спорить он не стал и перевел разговор на другую тему.

В последующие дни я редко встречал Боба, даже в кофейне он почти не появлялся. Было ясно, что у него очередной компьютерный запой.

Прошло недели три. Жара спала, и институтский народ зачастил в кофейню. Однажды, желая взбодриться, я тоже решил выпить чашечку кофе. Мое желание укрепилось, когда я увидел среди посетителей новую лаборантку Светочку из соседнего отдела. Заняв очередь, я уже прикидывал, как бы поэффектнее с ней заговорить, но вдруг получил неожиданный тычок в спину, вслед за которым раздалось жизнерадостное «Привет, бычий хвост!». Так ласково называл меня Боб, когда пребывал в прекрасном расположении духа.

С сожалением взглянув еще раз в сторону Светочки, я понял, что знакомство с ней придется отложить.

— Ты где пропадал? — спросил я, сдерживая раздражение.

— Уже работает! — звенящим шепотом произнес Боб, оглянувшись по сторонам.

— Кто?

— Мой «Агент»!

— Слушай, Боб, что ты мелешь? Какой еще агент?!

— Со мной все в порядке. «Агент» — это программа: «Automatic Generation and Examenation of Novel Trends».

Ну, конечно! Пристрастие Боба к английскому языку знакомо было мне еще со школы.

— Неужели та, «Выбор новых путей синтеза…»?

— Именно! А ты еще — помнишь? — сомневался! Вот она — вся тут! — Он приоткрыл дипломат и показал уголок дискеты.

Я забыл о Светочке.

— Возьми мне двойной, — продолжал Боб. — Я заслужил!

Мы заняли свободный столик. В глазах моего друга светился триумф.

— Я уже загнал в нее для начала десятка три основных реакций из «Бойда и Моррисона». Пашет! Любую студенческую задачку раскалывает, как орех, пробовал!

— Ты должен немедленно написать статью.

— Эх, Алик! Честно говоря, с точки зрения большого программирования эта моя программа — не Бог весть что.

— Тогда хотя бы покажи своего «Агента» в деле!

— Завтра, — Боб хитро сощурился. — Задумал я тут одну хохмочку… Завтра при включении компьютера программа запустится автоматически, — заговорщически продолжал Боб. — Я это предусмотрел. Представляешь себе лица этих уездных Гриньяров, когда вместо обычной голубой заставки «Norton Commander» на экране появится:

«Good morning, dear colleagues! What is to be synthesized today?»

Торопливо допив кофе, Боб исчез, бросив на ходу: «До завтра!».

Но, к сожалению, на следующий день я вспомнил о Бобе только к вечеру: с утра в отделе выдавали спирт, а после обеда позвонил заказчик из отраслевого института, и мне пришлось долго и по возможности вежливо объяснять ему, что отчет задерживается именно из-за того, что они сами не прислали в срок образцы для испытаний…

С облегчением повесив наконец трубку, я направился в Лабораторию теоретических основ синтеза, где обычно заставал Боба в обществе IBM PC/AT, сейчас же здесь царила необычная суета. Стол у компьютера был завален дискетами. Взъерошенные сотрудники, сгрудившиеся у дисплея, раздраженно отмахивались от моих вопросов. Кто-то, не оборачиваясь, буркнул, что Боб, кажется, ушел пить кофе.

Я помчался в кофейню, обогнав по пути Светочку. Ну, а девочки потом, подумал я. Похоже, что на этот раз хохмочка Боба действительно произвела фурор. Я жаждал подробностей.

И я их получил.

Боб стоял у прилавка, упрямо выставив покрытый щетиной подбородок.

— Ну, как «Агент»? — спросил я с нетерпением. — Действует? Я только что из вашей лаборатории. Там форменный переполох!

Боб злобно взглянул на меня и ничего не ответил.

— Так что произошло? Объясни, наконец!

— Коз-з-з-лы! — процедил Боб сквозь зубы.

— Кого ты имеешь в виду? — я слегка опешил.

— Все химики — козлы!

Боб умел обобщать. Из него, думаю, вышел бы неплохой химик. Хотя его мнение я не разделял, но тем не менее оставил последний, весьма небесспорный тезис без ответа, надеясь на комментарий, который незамедлительно последовал. Но прежде досталось всем химикам: от древних искателей философского камня до автора печально известной статьи «Не могу поступиться принципами» — по горизонтали, и от академика, директора нашего института, до попавшейся на глаза Бобу лаборантки Светочки — по вертикали.

Утром же, как выяснилось, произошло следующее. Войдя в вестибюль института, Боб увидел своего приятеля Леню, курившего как раз под табличкой «У нас не курят». Завидев Боба, Леня кивнул в сторону Лаборатории теоретических основ и сказал:

— А у вас-то там…

— Что случилось? — Боб изобразил удивление.

— Да вирус какой-то занесли, — продолжал Леня. — Вместо «Нортона» выводится какая-то ерундовина на английском. Полтора часа промучились, и пришлось-таки беднягам… — Леня глубоко затянулся.

— Перевести вопрос? — насмешливо спросил Боб.

— Да нет… Отформатировать «винчестер» заново…

Таков был бесславный конец «Агента». Восстанавливать программу Боб не стал, и очевидно, в ближайшее время вторжение искусственного интеллекта химикам не угрожает.

Впрочем… Вчера Боб опять пронесся мимо, улыбаясь и потирая ладони.