Редактор «Ивнинг стар» просматривал еще влажный от типографской краски номер своей газеты. С немалым удовольствием он прочитал вступительную статью, которую сам и произвел на свет, неплохим получился также спортивный раздел. Вот только последняя страница ему не понравилась. Снимок, изображавший собрание Клуба бывших сенаторов, выглядел как семейка раздавленных на бумаге тараканов.
— Черт побери, что за клише! — рявкнул редактор.
Но окончательно испортил ему настроение раздел «Сенсации». Была в его газете такая рубрика, в которой размещали самые интересные криминальные новости дня. На этот раз здесь была заметка на две колонки. Редактор припомнил, что Раутон давал ему эту «сенсацию» прочитать, но у него, как всегда, на это не было времени. Только сейчас он увидел эти черные печатные строчки. Он читал минуту, две, потом ударил кулаком по столу, взревел, подпрыгнул, наклонился и, прочитав еще десяток строк, всем телом навалился на внутренний телефон.
— Алло! Секретариат? — крикнул он. — Мисс Эйлин, пусть Раутон немедленно явится ко мне. Нет-нет, не говорите мне, что его там нет. Я знаю, что он целыми днями сидит у вас и заигрывает с вами, вместо того чтоб работать. Пусть немедленно явится ко мне, вам понятно?
Не дожидаясь ответа, он бросил трубку и вернулся к статье.
Затем подбежал к окну.
— И что тут делать, черт возьми? Он меня с ума сведет!
Раздался стук в дверь.
— Слава Богу, Раутон, наконец-то! Меня когда-нибудь из-за вас посадят! — рявкнул шеф.
Вошел человек среднего возраста, с лицом, напоминающим хорошо засушенную сливу. Под морщинистым лбом светилась пара маленьких холодных глаз, взгляд которых, казалось, мгновенно прилипал к каждому встреченному предмету. Их хозяин был в сером костюме, на голове была — также серая — шляпа, которая выглядела так, словно являлась частью волосяного покрова. И весь Раутон тоже был серым, только галстук пылал яркой зеленью.
— Шеф? Что случилось?
— Вы еще спрашиваете? Зачем вы в статье о краже трупа написали, что эта женщина пускала в комнату кого попало?
— Вы же сами сказали мне, что в последнее время не хватает пикантных подробностей.
— Лучше молчите, пока меня не хватил удар. А зачем вы сделали из восьмидесятилетней старушки любовницу этого убийцы?
— А кому это повредит? Его все равно повесят, а она скоро помрет, так что жаловаться на нас никто не будет.
— А то, что я председатель секции Клуба друзей Младенца Христа, вас не волнует?
— Поздравляю вас, но что я мог сделать? Вы сказали: полить все соусом и добавить маслица, — вот вам и соус с маслицем. Я еще сделал это деликатно: написал, что этот Джефферс любил ее по-настоящему.
— Довольно! Немедленно замолчите! Скажу лишь, — редактор начал ритмично шлепать ладонью по столу, подкрепляя этим свои слова, — что если вы еще раз так впутаете газету, ведь судья Джосс прекрасно разбирается в ситуации и может прислать нам опровержение, то, поверьте мне, у вас мгновенно вырастут крылья! Вылетите отсюда в течение двадцати четырех секунд. Да. Как же вы меня утомили!
Большим платком редактор принялся вытирать пот, обильно выступивший на лице.
— Ну ладно. У меня к вам есть дело.
Самый оплачиваемый репортер «Ивнинг стар» изящным пируэтом переместился в кресло. Напрасно редактор пытался убрать со стола коробку своих дорогих сигар. Делая вид, что не замечает сигар «для гостей», Раутон молниеносно схватил редакторскую «вирджинию», откусил кончик, ловко выплюнул его и щелкнул зажигалкой в форме «браунинга».
— Итак, слушайте. Даю вам шанс. Большой шанс. Мне стало известно об очень интересном деле. Оно может стать для нас золотой жилой. Сделаем вечерний выпуск, увеличим тираж, но все должно быть как следует. И без этих ваших выдумок! Вы меня слышите? — спросил он, потому что репортер, закрыв глаза, выдыхал дым с таким блаженным и безучастным выражением лица, словно сидел на прогулочной палубе собственной яхты. — Так вот, через несколько дней должна состояться конференция ученых-физиков по случаю какого-то открытия профессора Фаррагуса. Речь идет о чем-то неслыханном. Какие-то лучи смерти, торпеды или радиоуправляемые ракеты — что-то в этом роде. Точно ничего не известно, потому что конференция строго секретная. На ней будет около тридцати ученых, и только. Прессу не пустят, вы слышите?
— Слышу.
— Вы должны каким-то образом туда попасть. Только без глупых шуточек.
Он сурово посмотрел в глаза репортеру, однако тот не дрогнул.
— Во время войны я два раза вытягивал вас за уши, когда вы вляпывались в секреты атомного производства. Так что тут вы должны действовать ловко и умно.
Репортер артистически перебросил сигару языком из одного угла рта в другой.
— А если они спустят меня с лестницы?
— Тогда вы влезете в окно!
— Ол райт.
Раутон аккуратно погасил сигару, положил ее в жестяную коробку, которая специально для этого служила, и, спрятав ее в заднем кармане, протянул редактору руку. Тот попробовал ее сердечно пожать, но этот акт доброжелательности был принят весьма холодно.
— Глупая шутка, — сказал репортер. — Где деньги? Или вы думаете, что я сиамский брат оборванца и поеду на самокате?
Редактор тяжело вздохнул:
— Вы же еще не знаете, где это будет. Идите сюда!
Он подвел Раутона к большой карте на стене и показал обведенный красным карандашом кружок.
— Вы едете в Лос-Анджелес. В восточном районе города находится Центральная опытная станция университета, там вы должны выяснить, где и когда пройдет конференция.
— А платить кто будет? Мормоны?
После долгих поисков редактор достал засаленную чековую книжку и начал выписывать чек.
— Смелее, смелее, — поощрял его Раутон, — вы хоть имеете понятие о том, сколько стоит билет на самолет? Мне ведь не придется бежать за паровозом, чтобы сэкономить несчастные пару долларов?
Взглянув на поданный чек, он печально свистнул и почесал затылок, не снимая шляпы.
— Этого мне не хватит даже на аптеку, если меня сбросят со второго этажа, — заметил он. — Ну хорошо: скажем, что это на дорогу. А теперь дайте мне гонорар.
Редактор Салливан, казалось, был поражен этой неслыханной наглостью.
— Какой гонорар? За что? Откуда я знаю, не придется ли мне вытаскивать вас из какой-нибудь заварушки с полицией? Газета разоряется, вы пишете какие-то бредни…
— Я должен убивать богатых миллионеров, чтобы был материал? — холодно спросил репортер. — Если ничего не происходит…
— Именно происходит. Вам выпадает замечательный шанс! — Салливан постучал пальцем по карте. — Сделайте из этого сенсацию, и вы получите… Вы получите…
— Пять кусков, — подсказал репортер.
Его шеф поперхнулся. Не обращая на это внимания, мило улыбающийся Раутон взялся за дверную ручку.
— Впрочем, — добавил он как бы после глубокого раздумья, — «Чикаго таймс» дала бы мне еще больше…
И, окончательно размозжив редактора этими страшными словами, осторожно закрыл за собой дверь.
На третий день утром редактор Салливан, просматривая почту, увидел депешу, подписанную буквой Р, и поспешно разорвал конверт.
«Приехал темно болото дождь большие расходы пришлите денег», — сообщал с помощью электрических сигналов даровитый репортер.
Салливан поднял трубку внутреннего телефона.
— Алло! Мисс Эйлин, отправьте телеграмму: «Раутон, Лос-Анджелес, 15-я авеню, 1, кв. 5. Как себя чувствует тетка зачем деньги Салливан». Записали? Так. Отправьте молнией.
Редактор заехал в редакцию еще раз после обеда: его уже ждал серый бланк депеши. Конечно, снова Раутон! Как оказалось, секретарша, которая питала к репортеру слабость, отправила телеграмму с оплаченным ответом. Ответ состоял из десяти слов и звучал так: «Тетка угасает деньги деньги деньги деньги деньги деньги необходимы Раутон».
Редактор застонал, хватаясь за сердце, рядом с которым лежала чековая книжка.