Контрабанда

Глава 1. 18 лет

— Рули правее! Красного, красного сдвигай!! — орал батя.

— Ай, близко! Близко пошли! — причитал Арсен, наш старпом. — Сейчас потянет!

— С красным всё норм, это синий опять! — отозвался я. — Держу!

— Выныриваем… Пять, четыре, три, два, один!…

Пол задрожал, нас бросило в сторону, затем потянуло назад — корабль недолгое время стремительно падал в сторону неизвестной космической каменюки. Попадали вещи со стеллажей, запрыгала посуда на столике по центру палубы, но затем всё стихло.

А после этого батя подошёл к центральному рубильнику на пульте и отключил все приборы.

Прошло часов пять.

Я сидел на косоногой табуретке и листал строчки личного дела в браслете.

Возраст: 17 лет.

Место рождения: пл. Челябинск, Экват-ый Аграрный Районный Союз, Микрорайон им.тов.Котельникова, 11567 квартал, общинное фермерское хозяйство Куцевичей-5

Должность по категориям МТП: Юнга 4 разряда

Категория флота: Центральный Контрабандный флот

Подразделение: Четвёртое направление, бригада гипотраулера «Молотов»

Членство в профсоюзе: кандидат в члены

Заработано трудочасов (всего за жизнь): 16066,4

Накоплено трудочасов: 116,35

Потребность во сне: Острая (18 часов бодрствования)

Потребность в еде: Средняя (5 часов)

Текущее поручение: ДГКС0972376−2710, Доставка холодильников

— Щ-щас они мимо протащатся, и нырнём, — уже в третий раз повторил батя, растирая замёрзшие руки.

— Близко? — спросил Арсен.

— Видел же, что у соседней луны на орбиту вышли. Сейчас уже тыщи три от нас.

— Близко. Так всё же — это шобла всякая мелкая, имперцы или Инспекция, слушай? Чего они нас уже вторую звезду пасут?

— Хоть кто может быть, — процедил батя. — И эти, и бессарабские, и, мать их, таймырские! Я уж молчу про всякие микронации вроде Астромига, они тут тоже ошиваются. И всякие стрёмные ордена Инспекции — тоже.

— Бессарабские-то как? — решил я блеснуть познаниями астрогеографии. — До них систем сорок, и через туманность нырять… мелкие суда не вынырнут! А с таймырцами же пакт…

— Не умничай, — предложил батя. — Давайте все ненадолго просто заткнемся и молча посидим.

«Завет Ильича» стоял, опёршись на стеллаж с барахлом и молчал — кулеры перестали охлаждать квантовый мозг андроида, что говорило о температуре ниже десяти по цельсию. Голографический экран браслета, на котором я прочёл про острую потребность в сне, погас, и одним источником света стало меньше. Тусклый свет буржуйки выхватывал лишь силуэты бати, меня, робота и Арсена, скучковавшихся на верхней палубе. Другие источники освещения — подсвеченный пульт на капитанском мостике в двадцати метрах, да тускло сверкающие гипототемы-коньки в круглых просмотровых окнах двух туннелизаторов по бокам. Космическим конькам сказали уснуть, те и погрузились в подпространство по самый нос, лишь на пару сантимов высунулись, держась за вольфрамовые привязи. Электростанция, которая питается от излучения коньков, заглушилась, основные батарейные блоки батя тоже отключил, по какой-то логике посчитав, что ищейки могут нас вычислить по электронаводкам.

Наш волчок, космозверюга для создания гравитации, задремал под нижней палубой, но нырять без спросу не думал и силу тяжести на корабле пока держал успешно. Если бы не он, хитрая система вентиляции не работала, и мы бы все задохнулись от печного дыма. Однако магнитные ботинки снимать пока было рано — мало ли что. Нам хотя бы достался смирный старикан. Бывало, что псина срывалась с привязи, отправляя жителей корабля болтаться в невесомости — наш был не такой.

— Жрать хочу, — заметил я. — Может, картофан поставить?

— Дрова кончаются. И щепок наколи сразу, — буркнул батя — Плохо горит.

— Откуда?

— Из грузового, блин! Откуда ещё. Там в заднем правом углу поддоны от холодосов остались, наколи.

Тихо матюгнувшись — так, чтобы не списались трудочасы за матершину, я пошлёпал вниз. Чтобы добраться до грузового отсека — самого крупного на корабле — потребовалось спуститься на один пролёт, пройти по узкому коридору, раскрыть гермодверь — вручную, поворотным винтом, потому что наша скудная автоматика не работала. Затем прошагать ещё два пролёта вниз вдоль стены грузового отсека, включив фонарик в браслете.

Буржуйка — это батина любовь. Человечество к двадцать восьмому веку изобрело пару сотен способов обогрева помещений, но из всех них наш капитан выбрал именно такое. Как корабль получил — сразу попросил поставить.

Впрочем, хорошо, что на верхней палубе была хотя бы буржуйка. Мы прятались на тёмной стороне какой-то каменюки, выключив основное оборудование. На тот момент я около года ходил с батей на этой ржавой кастрюле, и из них три месяца — как член экипажа, но, признаться, и спустя десять лет мне было одинаково жутко выходить одному в грузовой в подобные моменты. Холодно, температура на всех палубах, кроме верхней, за несколько часов падает до нуля. Магнитные сапоги гулко звенят по чугуниевым ступенькам, эхо отзывается от противоположного борта и затерявшимся вдали стенкам. До носового отсека — тридцать метров, до кормы — сорок, и если посветить фонариком, то далеко не факт, что будет видно конца, особенно. если везёшь что-то пыльное. Наконец, я приземлился на пол, перепрыгнув через три последних ступеньки. От звона на миг проснулся волчок — недовольно заворчал, зашептал тихо на своём космическом наречии. Гравитация на миг стала сильнее на процентов пятнадцать, отчего я слегка ссутулился, но потом снова отпустило. Интересно, он хотя бы не проголодался ещё? Булочек с кормовым плутонием осталось всего две порции, а следующее место, где его можно было бы безбоязненно купить, предполагалось только через три-четыре погружения.

— Ты чего зверюгу будишь, э? — послышался батин окрик через браслет. — Засекут!

Логику, по которой батя выключал все электроприборы, но продолжал использовать радисосвязь через браслеты — мне была непостижимой. Хотя, возможно, она и была — мощность передачи сигнала была совсем небольшой. Дальше я стал пробираться к корме через большой строй холодильников «Кама-300», прочно обмотанных плёнкой и углеродными жгутами. Формально мы везли партию из двухсот холодильников имперского производства, хотя, на самом деле, это был далеко не основной груз. В поддоне каждого десятого было запрятано по паре сотен карат жадеита, пейнита, красного алмаза и других драгоценностей.

Интересно, это из-за них нас преследуют? Или из-за чего-то другого?

Деревянные поддоны были свалены позади холодильников за металлической сеткой в углу, под краном у грузового трапа, а топора, конечно, не оказалось — пришлось переться к носовому отсеку и рыться в инструментах.

Наконец — наколол, набрал дрова и щепки, поднялся наверх.

Получена премия: 1 трудочас

Браслет по дороге радостно пискнул — хоть колол я от силы минут пятнадцать. В условиях иностранной контрабандистской командировки даже у меня, помощника юнги с самой низкой выработкой, один час шел за три.

Когда вывалил груду около буржуйки и бросил на стеллаж подхваченный топорик, батя сперва привычно отругал:

— Зачем топорик-то принёс, там бы оставил! — и затем вдруг поменял тон на извиняющийся, спросил. — Слушай, Гарь, так у тебя, сегодня, получается… это, что, того?

— М? — хмуро отозвался я.

— День рождения, что ли? Поздравляю!

Глава 2 Экстренное погружение

Моё рождение произошло во времена очередной политической оттепели: разные реформы и снятие эмбарго со стороны соседней могущественной Империи, занимающей две трети Сектора. Они наконец-то смирились с нашим существованием. Челябинск — самая сильная из малых держав, и когда-то мы были главным заводом в распавшейся воинственной Конфедерации. Конечно, у нас всего одна планета-город с постоянной атмосферой и две с цикличной, но нашему флоту может позавидовать даже далёкая Новгородская Иерархия. А у той в подчинении на два порядка больше звёздных систем, чем у Челябинска. Так или иначе, Новый Председатель начитался каких-то древних философов и провозгласил эпоху Полудня — минимум военки и максимум социального строительства. Благо, с военкой всё было и так более чем хорошо.

У нас на Челябинске ещё один континент зачистили и поставили микрорайонов с угодьями. Наконец-то закончили с терраформированием холодного Златоуста — образом, прямо скажем, дикарским — накидали комет из окраинного облака, экпроприированных у кого-то аэрозольных принтонов-наноботов, чтобы добавить кислорода с азотом. Повзрывали водородок на полюсах и в итоге превратили полоску на экваторе в относительно-теплую, с парой мелких морей. Так сделали полвека назад с планетой Миасс, и так сплошь и рядом делают на Таймыре и сейчас на Дальнем Востоке, но в цивилизованной части Сектора прекратили, кажется, ещё до рождения прадедушки. Когда я учился в школе, в Златоуст уже расселили несколько купольников-деревень и стали закидывать партии беженцев из Бессарабии, периодически прибивающихся в наши края на десятимиллионных ковчегах-«консервах». В общем, население стало расти.

Но главное, что сделало начальство — это открыло «железный занавес». Разрешило товарищам нижних разрядов покидать границы державы без риска быть по возвращению арестованными и отправленными в штрафбаты. Только небольшие штрафы списывали — вроде таможенной пошлины. Всё равно, пока что иммигрантов было больше, чем эмигрантов. Это открыло таким работягам, как мы, Куцевичи, путь в дальний космос.

В нашем роду многие отличались долголетием, и я жил в окружении многочисленных родственников что с мамашиной, что с папашиной стороны. Родители мои были поздними детьми, самыми младшими в семьях. Мамаша трудилась старшим кадровиком в Третьем Дефлюцинатном Тральном Флоте, конторе, занимавшемся добычей и разведением космопланктона — основного корма для тягловых «лошадок». Как это часто бывает с людьми её профессии, о браке задумалась несколько позже сверстниц — в тридцать семь. Наверняка тут не обошлось и без бабушки. Директор по кадрам, личность настолько суровая, что её боялся, кажется, даже директорат пароходства, которому подчинялось три миллиона служащих.

Батя же, будучи моложе мамаши на семь лет, высшим образованием так и не обзавёлся, служил тогда простым водилой ближнеорбитального грузовика и работал у них во флоте на подряде, по снабжению. Разница профессий и разрядов обычно в таких случаях работает барьером, но всё закрутилось как-то очень быстро. Непонятно, чем он её пленил — наверное, природной наглостью и авантюризмом.

— Увезёшь меня отсюда? — как рассказывали, спросила она его. Куда — не уточнялось, я подозреваю, достаточно было и соседнего макрорайона, лишь бы выйти из-под опеки бабули и старших сестёр.

И он увёз — из офисного муравейника на экватор, в коммуну, в далёкий Экваториальный Районный Союз.

Там-то я я и родился — ровно шестнадцать лет тому назад.

Возраст: 17 лет

Голос бати прозвучал даже немного извиняющимся.

— Ну, да, забыл. Ну, ничо, сейчас прорвёмся, будет тебе и застолье, и подарок.

— Угу, все последние дни рождения так говоришь! — буркнул я. — Мамка-то хотя бы помнила…

— Вах, почему — когда прорвёмся! — воскликнул Арсен. — Сейчас прямо подарок парню будет!

Горец подорвался и побежал куда-то в каюту — у него она была полноценная, не то, что у меня — огороженный кусок общего зала.

— Погоди, ты же не думаешь?… — Воскликнул батя. — Э, ты чего? Я разве разрешил?

Вскоре включился фонарик Арсена, его свет выхватил что-то буро-серое, тряпичное, грязное и явно ни один год побывавшее в вакууме.

— Вот! Да ну, капитан, не злись! Мне надоело его таскать! Тем более — ваша семейная реликвия!

— Подтверждаю, — подал голос Завет «Ильича». — Этот подарок, возможно, максимально-идеальный в нынешней ситуации.

— Эх, малец, не хмурься. Ладно, теперь это твое. Помню, когда совсем сопляком вырос. Что, может, давай посмотрим, как ты народился, а? Раньше у нас в семье традиция была…

— Мужик хоть? Али девка? — мой старший дед, которому на тот момент стукнуло уже сто двенадцать, снимал процесс моего рождения с винтажной ручной камеры. Съемки сопровождались комментариями со старинными колхозными оборотами, которые с трудом понимали парни моего поколения.- Ага, не обманули — мужик! Надо ж, гляньте — прямо в день кончины дядьки Порфирия полез!

— Кто временный браслетик налеплять будет? — спросила акушерка-регистратор. — Мама или папа?

Возраст: 0 лет.

Должность по категориям МТП: Иждевенец (млад.)

Категория флота: Не определён

Подразделение: Не определено

Членство в профсоюзе: Отсутствует

Заработано трудочасов (всего): 0

Накоплено трудочасов: 0

Потребность во сне: Неизвестно (мало данных)

Потребность в еде: Сильная (никогда)

Текущее поручение: ПИЖС-0001, Научиться прямохождению и речи

Я полез, как выразился дедушка, а точнее — родился в 2694 году, девятого октября. Точно в этот же день по среднемосковскому календарю, только на восемьдесят восемь лет ранее с братом прадедушки случилось событие, повлиявшее на моё дальнейшее восприятие праздника. Если коротко, то это был несчастный случай, в результате которого Порфирий пропал в чреве неведомой подпространственной твари. Так или иначе, все мои дни рождения в детстве проходили в атмосфере скорбного молчания. Часто, правда, за трапезой пересматривали видео, на котором я, голенький и окровавленный, издаю свой первый в жизни крик, похожий на скрип ржавой калитки. Но, в общем, с тех пор отмечать свой день рождения я не особо люблю.

А вот другие праздники, государственные — те были очень по душе. Люди выходили на главные проспекты микрорайонов, длинными шествиями шли с красными флажкам и цветами к памятникам. Наш микрорайон на экваторе был не очень густонаселённым, но миллион человек на таких собраниях набирался. Всюду кормили едой — бесплатной, конечно, и в валютном плане, и в плане трудочасов. Сверху барражировали атмосферные истребители, шла наземная Красная Пехота, шагоходы противоинсектоидной обороны. Следом — ландшафтные комбайны, гравиплатформы, обильно украшенные символикой коммун, военных союзов, предприятий и национальных округов. Сурово, милитаристично, но по-своему красиво.

Помню, именно во время одного такого торжества я и увидел в первый раз жука. Случилось это в аккурат после того, как мне удалось накопить в браслете первые пятьсот трудочасов — в основном, от щедрых подарков многочисленных бабушек.

Возраст: 6 лет.

Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники техника-колхозника

Категория флота: Планетные войска

Подразделение: Экваториальный Аграрный Районный Союз, Микрорайон им.Котельникова, 11567 квартал, общинное фермерское хозяйство Куцевичей-5.

Членство в профсоюзе: Отсутствует

Заработано трудочасов (всего): 172,5

Накоплено трудочасов: 572,3

Потребность во сне: Низкая (4 часа бодрствования)

Потребность в еде: Низкая (2 часа)

Текущее поручение: ПУСМВ-004: Изучение алфавита и навыков творчества

— Батя, что это?

— Жучара…

Мне было лет пять, а его везли в большой сетчатой клетке на платформе, головогрудь и туловище его облепляли провода и какие-то хитрые светящиеся штуки. Подобная аппаратура были на шапочках коренастых темнокожих девушек, стоявших на платформе и машущих флажками.

— … Процессию продолжает демонстрация достижений в области одомашивания жуков-дерунов Двадцать Третьего МуЭПКД — Муниципального Экспериментального Предприятия Ксеноинсектовой Доместикации Пальмового Микрорайона…

Позже я узнаю, что привычка называть любую непонятную костлявую форму жизни «жуками» или «инсектами» есть практически во всех державах Сектора, которым повезло колонизировать планеты с уже имеющейся атмосферой. Наши, челябинские жуки были четырёхногие, причём две задних лапы располагались несимметрично, на расстоянии друг от друга. Три пары глаз, большая выдвижная челюсть с зазубринами. Вроде бы — страшно, неестественно, но чем больше я смотрел на жука, тем больше он мне казался каким-то испуганным и тем менее — страшным.

— Ничего себе вымахал, скотина! — проворчал батя.

— Как это — вымахал?

— Они же сначала мелкие были, когда тут кислорода не было. Четыре века назад. Потом уровень кислорода подняли, они и увеличились до полутора метров. Побочка у терраформирования.

— Жалко его… — сказал я, и в этот же самый миг жучара со всей дури шарахнулся о стенку клетки, обращённой к нам с отцом. В его груди треснули хитиновые пластины, и я услышал запах — что-то кислое, похожее на лимон, в глазах защипало. По ряду приветствовавших демонстрацию прокатились крики и возгласы возмущения. Я ойкнул и спрятался за папашиной штаниной.

— Ты чего делаешь, дефлюцинат! — выругался папаша, но, правда, тут же осёкся. — Или он сам? А?

У него так часто случалось — если что-то вокруг случалось, то первым делом он рефлекторно ругал меня, а потом начинал разбираться в причинах происходящего. Иногда извинялся. После того случая он сделал достаточно странный вывод о том, что я умею ладить с животным миром. «Есть контакт», — загадочно сказал он. А раз есть контакт с фауной планетарной, то и подавно будет и контакт с космофауной. Сомнительное утверждение, но не без доли правды.

Я ещё не знал, как многое это значит для меня. Эпоха приручения космических сущностей — коньков, волчков и прочих полупрозрачных четырёхмерников — разделила всё человечество на «слышащих» и «глухих». Тех, кто способен мысленно общаться с космофауной, отдавать им приказы и самостоятельно пилотировать корабли в космосе и подпространстве. И тех, кто навсегда обречён быть пассажиром, а то и вовсе никогда не покинуть родную планету. В каких-то народах и державах первых было больше, в каких-то — меньше, у нас же — примерно поровну.

Мне повезло с рождения попасть в первую категорию. Космос для меня оказался открыт.

Это было давно — и я в свои шестнадцать ощущал себя достаточно старым и опытным, особенно после первой успешно выполненной миссии. Съев картофан, приготовленный Арсеном, я благополучно уснул — не заходя в свою импровизированную каюту, на один из матрасов, кинутых на пол около буржуйки, на всякий случай цепанувшись ремнём торчащей из пола скобе.

Как оказалось — не зря. Проснулся я от резкого толчка, от которого меня подбросило вверх. Браслет пискнул, сверкнув строчками голограммы:

Возраст: 17 лет

Получен оклад: 24 трудочаса (коэффциент — 3)

Накоплено трудочасов: 140,35

Потребность во сне: Нулевая (0 часа бодрствования)

Сообщение: экстренное погружение

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698−988ГЯ)

— Гага, беги в псарню, волчок разбушевался! — крикнул Арсен, бегая по залу от одного туннелизатора до другого.

— А? Что? Где?

— Арсен, дурья бошка, — послышался голос бати с мостика. — Хрен с ним, с волчком, пущай он к левому туннелизатору встанет! Волчок сам успокоится!

Только тут я понял, что на потолке горят лампочки Ильича и привычно гудит штатная вентиляция. Это могло означать только одно.

— Что, спалили нас⁈

— Твою мать, да ты, что ли! Совсем!..

Я подорвался и побежал к просмотровому окну туннелизатора.

Глава 3 Режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698−988ГЯ)

— Кто хоть?

— Корпораты какие-то, два катера! Или сектанты! Такие только на частных верфях делают!

Я оглянулся — с моего ракурса их было не видно, но услужливый «Ильич» вывел по центру палубы, совсем рядом с буржуйкой схему двух кораблей. Они были не больше тридцати метров в длину — второй класс размерности. Маленькие, юркие, треугольные, с мощными маневровыми и не менее чем с двумя волчками под брюхом у каждого. И, наверняка с какими-нибудь хитрыми штуками в арсенале. Такие упряжки мгновенно догонят нашу колымагу, если только не нырнуть.

В общем, я, чуть пошатываясь и запинаясь, упёрся в просмотровое окно и схватился за ручку транспортира. Не чертёжного, конечно, а специального — манипулятора, которым указывают вектор нырка ведущему коньку.

В учебниках написано, что гипототемы большинства пород выглядят снаружи как светящиеся силуэты маленьких морских коньков. В других учебниках, например, по языку Московского Сектора, эта фраза часто приводится как пример наиболее устаревшего и потому бессмысленного пояснения: на большинстве планет никто слыхом не слыхивал ни о каких морских коньках. А часто — и об обычных, сухопутных конях.

Гипототэмы уже начали выныривать из подпространства, высовывая свой исполинский хвост, распределились по разным краям камеры. Как часто с ними бывает, красный агрессивно махал искристыми плавниками и щелкал маленькими челюстями, синий, опустив хвост, нервно плавал взад-вперёд, а желтый ярко искрился, медленно кружась на месте, как проблесковый маячок. В центре туннелизатора остался лишь главный гипототэм, чей цвет бесконечно менялся, он неподвижно висел и покорно ожидал команды хозяина. Всё, как полагается.

Я подвёл транспортир к синему и начал подталкивать его к центральному, ведущему гипототему, который уже начинал закручиваться. В крупных, да и в малых судах империи, особенно курсирующих по самым популярным транспортным коридорам, уже вовсю вернулись к старинной, и в то же время удобным способам туннелирования — при помощи автоматики, промышленных роботов. Роботы человекообразные запрещены для использования — а такие нет. Те, что были побогаче — строили ЭВМ для управления туннелизаторами на реле или на лампах, чтобы не ломались в случае атаки. На «Молотове» по этой же причине не было почти никаких сложных приборов, кроме браслетов. И в туннелизаторах — только манипуляторы, пружины, тяги и человеческая ладонь на рычагах.

— Выполняю слияние! Батя, когда робота-транспортира купим? — в очередной раз проревел я, пытаясь подманить синего, но тот всё время уворачивался.

— Вот когда электронные бомбы взад переизобретут, чтобы их не было — тогда и будем! Сейчас эти по нам пульнут, и не то — что транспортиру твоему, Ильичу придётся опять мозги перепрошивать! А он когда на кремень записывался последний раз?

— Три недели назад, — прогундосил робот.

— Ну вот!

— Главное, чтобы противотуннельные ракеты не пустили… — сумничал я.

— Синий опять чудит! — рявкнул Арсен. — Цвет меняет!

— У меня тоже! — отозвался я. — Не хочет!

— Поговори с ним! Успокой! Вай, красивый какой, хороший гипототемчик!

Зараза, давно синих менять надо, они самые старые. Но подумал об этом вскользь, прямо заявлять, тем более вслух, тем более перед самым погружением — опасно. они всё слышат. Напротив, напрягся, попытался дотянуться разумом до космической коняги, представил, что он ростом с меня, похожий на обычную, земную лошадь, а я глажу его по морде и даю кусочек сахара.

Это сработало — конёк послушно примагнитился к стрелке транспортира и попёр в сторону к центральному. Пылающий плазменный хвост стал больше, корабль на миг повело, но умный волчок быстро выровнял ситуацию. Хвост потихоньку высовывался, корабль вело в сторону. Центральный гипототем, он же коренник, не является отдельной сущностью — он образуется сам в тройных упряжках. По сути, он и разумом отдельным не обладает, просто слушает команды, как особый интерфейс для управления.

— Получилось! Тупит только. Что они? Близко?

— Девяносто километров, б…! — сругался батя. — Они уже ракеты пустили! Через минуту будет двадцать! Вы скоро там⁈

— Скоро! — сказал Арсен.

— Минуты три ещё. Что там по координатам?

— Ильич, скинь на браслеты, — пробормотал Батя, возясь на пульте. — Сейчас я им устрою напоследок!

Что-то прямо над головой, за потолком треснуло, ухнуло и зашипело об обшивку. Я уже догадался, что это — какая-нибудь очередная хитрая противоторпеда, незаметно прикрученная в ближайшем порту.

Браслет пискнул.

Получены координаты, вывести?

Голограмма распахнулась перед лицом, наложившись на вид в просмотровое окно. Совместил перекрестие с центральным гипототемом, и вектор прочертился в сторону от моего плеча. Красный гипототем, несмотря на пылкий нрав, вполне покорно подплыл к кореннику и соединил хвосты.

— Жёлтый остался! Арсен, чё-кого?

— Да, давай! На счёт раз… два… три!

Жёлтый слился с центральным, тройка закрутилась в вихре турбулентности, пылающий хвост вылез по каналу туннелизатора, охватив сиянием подпространственного пузыря весь корабль. Тряхнуло, моргнул свет, пискнул перезагрузившийся браслет и засвистели где-то за углом кулеры «Завета Ильича», чей квантовый мозг тоже перезагрузился.

Нырнули. Можно на время отойти от туннелизатора, пока лошадки набирают глубину.

Получена премия: 50,5 трудочасов (Экстренное погружение во время к-бандного поручения).

Накоплено трудочасов: 190,85

Режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698−988ГЯ) отключен.

Партия слушает нас всегда — через браслеты. Иногда хвалит и премирует, иногда — ругает и штрафует. Внутри каждого браслета — абсолютно автономный искусственный интеллект, который принимает решения и собирает о нас все данные, а потом по возвращению домой — передаёт Куратору. Была бы возможность отправлять их через подпространство непрерывно — партия наверняка сделала бы и это. Я быстро привык к браслету и понял, что лишним контроль никогда не бывает, к тому же, приятные бонусы вроде кошелька, системы социалистического соревнования, личного фотоальбома и радиосвязи никогда не могут быть лишними.

У каждого челябинца есть свой Куратор, примерно один на пару-тройку тысяч человек. Кто именно наш Куратор в профсоюзе контрабандистов — не знал тогда, наверное, даже батя. Хотя мы догадывались, что он — достаточно высокопоставленный безопасник, который следит за соблюдением всех законов и положений в таком непростом подразделении, как наше.

— Каков план? Где выныривать будем? — наконец, спросил я отца, который отбежал от пультов и спешно накидывал в рот оставшуюся в сквородке на печке и уже изрядно подостывшую картошку.

— Погоди выныривать, — пробурчал он с набитым ртом. — Нам до родных рубежей ещё два погружения, нейтралка. Догнать могут. Эти капиталистические товарищи не дураки, прекрасно знают, куда мы направились.

Как вы уже поняли, мы мчались из волжского кластера Империи Суздаль в родные просторы Челябинска. Края здесь были безлюдные, с красными и бурыми карликами. Все планеты были совершенно непригодны для обитания и отданы в аренду разным строительным и космофаумным корпорациям, а также разным безумным сектантам, вроде любителей объявлять себя «микрогосударством», владея одной крохотной орбиталкой и одним катерком. Последние, кстати, очень часто бывали прямыми конкурентами нашего профсоюза и методов работы придерживались отнюдь не коммунистических. «Большак» — основной коридор подпространственных погружений, ведущей от планеты-океана Кама — проходил правее, в трёх-четырёх звёздах от этих мест. Из постоянных поселений — пара купольников разных религиозных малых народов, отшельников и Ордена Правопорядка Инспекции Протокола, которые, впрочем, редко высовывались дальше зоны обитаемости звезд.

Инспекция — это штука надгосударственная, по факту, все державы Сектора находятся под её крылом. Даже суздальский флот, флот самой крупнейшей державы сектора не может потягаться с инспекторским флотом. Но чем дальше от пяти Древних Планет, которые принадлежат орденам Инспекции — тем меньше её влияние и тем реже натыканы их постовые базы. А на Дальнем Востоке и во Внешней Монголии оно и вовсе ничтожно, растворяясь оставляя простор для действий только отъявленным романтикам и негодяям.

Челябинск расположен ровно на стыке границ, на полпути от Древних планет до Дальнего Востока.

Впереди была демилитаризованная зона, упирающаяся в бок двум спорным территориям, которые контролировались исключительно флотом Инспекции. Тянуть контрабанду через эти края одновременно казалось и самоубийством, и достаточно прагматичным ходом. Вероятность, что можно напороться на имперский гвардейский флота примерно равна вероятности, что тобой заинтересуется инспекторский орден Правопорядка. Первые редко суются в места, где много доблестных рыцарей Инспекции, а вторые — редко интересуются контрабандой камушков.

Частный флот корпоратов — игрок, с которым встречаешься не слишком часто. Батя говорил, что, как правило, это бывшие пиратские команды из северных рубежей, отсидевшие пару лет на каторгах и ушедшие в условно-легальный бизнес. Ожидать от них можно чего угодно, когда особенно непонятно, кто их «крышует».

Следующая звезда была двойная. Тусклый свет двух тонких усечённых конусов уже можно было различить в преломлениях прямо по курсу нашего пузыря.

— Может, вынырнем поближе к Озёрску-сем? — Предложил Арсен. — Он у второй звезды отсюда. К базе Инспекции? Там база большая, седьмой размерности, почти посёлок. Эти-то, которые там — точно не сунутся!

— Отставить седьмой, далеко слишком, — буркнул батя. — Конькам нужно отдохнуть. Старые, и запасных у нас нет, как знаешь. Проверь, кстати, курс — точно ли ровно летят.

— Хорошо, — Арсен выглядел расстроенным — видимо, Озёрск-7 больше интересовал его местными увеселительными учреждениями… — Эй, Ильич, стальная башка, как ты?

— Показатели в норме, — отозвался робот. — Перезагрузка после погружения успешно завершена.

— Как там глубина? — спросил я.

— Скоро уже… скоро выйдем на курс.

— Сынку, сгоняешь за ведром? Они уже сейчас жрать захотят.

Делать нечего — снова попёрся вниз. Теперь путь лежал ещё ниже грузового отсека, по узкой герметичной лестнице в трюм — прошагал пять пролётов вниз, со скрипом — опять заклинило — открыл люк в переходный, шагнул в длинное узкое помещение с узким потолком.

Здесь было жарко — работал паровой котёл, шумели насосы и кислородные генераторы. Ещё очень отчётливо, до звона в ушах слышался шёпот востроскручи — космического волчка, который быстро нащупывал слуховой канал и начинал транслировать мешанину из образов и мыслей. Я беззвучно прошептал что-то вроде: «Но-но, хороший пёсик, спи спокойно».

Обойдя все эти механизмы и сплетение труб, я направился в конец отсека. В паре метров от двух спасательных капсул, служивших также аварийными шлюзами, взгромоздилась обширная пятиметровая конструкция, доставшаяся ещё от первого владельца корабля. На слегка проржавевшем боку, прикрывавшем сложные механизмы, виднелась поблёклая надпись «РЫБАЛКА-2645». Это был автоцех по производству топлива — вакуумно-магнитных контейнеров с космическим планктоном.

«Молотов» на то и назывался гипотраулером, что помимо грузовой функции в его задачи входила также добыча дефлюцината — слабо-светящегося космического планктона, которым питаются космические коньки. Для этих целей из дна корабля выдвигались длинные, в триста метров размахом сетки-крылья, снабжённые светодиодами и капиллярным водопроводом. Дефлюцинат очень любит воду, особенно в жидком состоянии, активно всплывает из глубин космоса и ловится электромагнитом. Затем фермы с сеткой сворачиваются обратно под брюхо, магнитные ячейки с дефлюцинатом перемещаются в пластиковые герметичные вёдра с парой магнитов внутри — своеобразные консервы, и складируются здесь же, в специальном отсеке под потолком. Батя как-то упоминал, что несколько раз запускал «Рыбалку» и собирал дефлюцинат неподалёку от комет, но было это не менее пары лет назад, а сейчас это место использовалось просто как хранилище для покупного дефлюцината, которым нас снабжал на время миссий профсоюз.

Я открыл крышку, сунул руку в этот отсек, и, конечно же, только тогда сообразил, что в прошлый раз взял оттуда предпоследнее полное ведро, забыв об этом сказать бате. Учитывая, что мы ныряли в предыдущий раз тоже весьма поспешно, а я был изрядно уставший — забыть было не мудрено, странно, что внимательный Ильич об этом не оповестил.

Впрочем, подумалось мне, наверняка он пробубнил об этом бате, а тот привычно отмахнулся — мол, не говори глупостей, купим на следующей орбиталке. А до орбиталки мы не долетели. Выудил последнее светящееся ведёрко и зашагал обратно.

— Ильич, — шепнул я в браслет уже на лестнице. — Дефлюцинат кончился. Последнее несу. Есть где ещё?

— Рекомендую посмотреть в кормовом складском отсеке, на балконе, — сказал Ильич. — Шон Рустемович всегда держит там неприкосновенный запас.

Шон Рустемович — это батя. А с кормой у «Молотова» была полная путаница — с обеих сторон он угловатый, словно заострённый молоток или топорик для колки дров, а летать на аварийных маневровых мог хоть в какую сторону. Поэтому мы привыкли называть кормой ту часть, которая была противоположная от капитанского мостика. Туда я и направился, пристегнув ведро к поясу — благо, половинная гравитация от этого особо не оттягивала штанцы. В верхней части кормы был один из десятка секретных и не очень отсеков, которые использовались под всевозможные склады. Когда-то здесь предполагалось хранить что-то вроде небольшой раскрывающейся палубы для второго челнока или атмосферного флаер.

Но сейчас треугольная площадка была просто завалена всяким барахлом — тележками, сейфами, парой старых шкафов, стройматериалами для ремонта кают, который никак не могли завершить. Поёжившись от холода — утеплено помещение было очень плохо, я действительно обнаружил четыре светящихся ведёрка в самом углу, под широким панорамным окном — собственно, именно поэтому отсек назывался балконом. За окном виднелись светящиеся облачка дефлюцината, тускло мелькающие на подпространственной глубине на фоне столбиков звёзд, которые медленно поворачивались по спирали. Понаблюдав пару секунд за красотой, я поднял ведёрко с пола, как вдруг моё внимание привлекла тонкая щель, идущая параллельно краю помещения и пропадающая под сундуком.

— Что за… — пробормотал я.

— Эй, где тебя черти носят? — послышался голос бати. — Коней кормить пора!

— Щ-щас, батя, щ-шас, — крикнул я.

Щель была очень подозрительной и не давала мне покоя. Очередное секретное помещение? Парой месяцев назад я уже обнаружил узкую дверь в ванной комнате, прикрытую пластиковой панелью, за которой обнаружился длиннющий коридор вдоль всех кают. Здесь такое вряд ли могло быть. Прикинув по плану, что находится подо мной, я заключил, что там"вестибюль", он же основной шлюз, он же основной спасательный челнок. Если быть точнее — его двигательный внешний отсек, который отстыковывается от основного корабля.

Скорее всего — это люк, которые позволяет производить осмотр узла сопряжения и двигателей челнока, заключил я и уже собрался идти, но мне вдруг показалось, что я слышу какие-то звуки. Присел на корточки, прислонился к шкафу, стоящему на полу. Я отчётливо услышал музыку — ритмичные тяжёлые басы, перемежавшиеся с высоким женским вокалом. Стало совсем интересно.

Напрягся, упёрся ногой в стену, оттолкнул шкаф на полметра и обнажил длинный и узкий металлический люк с потайной ручкой. Я нащупал и приподнял ручку — что-то липкое оказалось на ней, я поднёс палец к носу, понюхал и понял, что это запах картошки, которую совсем недавно готовили батя с Арсеном. Дёрнул ручку — поддалась с трудом, дёрнул ещё раз — и люк открылся.

Свет ударил в глаза. Внизу было длинное помещение с высоким потолком. Я разглядел большую двуспальную кровать с перинами, шкафчики, полки, душевую кабину. Но главное — в двух метрах подо мной я увидел обладательницу пышной рыжей шевелюры, которая мгновенно перестала петь старинную рок-балладу и задрала голову. На меня уставились два глаза — человеческий и кошачий, с вертикальным зрачком.

Музыка тоже стихла.

— О, привет, чувак. А ты кто?

Глава 4 Цсофика

Если говорить об отношении нашего экипажа с женщинами, то всё было не так просто.

Надо сказать, маман появлялась в моём детстве не так часто, и я воспитан больше толпой родни. Когда батя женился на моей маме, он увёз её в наше общинное хозяйство, «на юга». Деду, как и всем передовикам-строителям коммунизма, выделили неплохой участок в новом микрорайоне на экваториальном континенте, где он отгрохал усадьбу на пять семей и посадил банановую плантацию. По соседству расположились участки ещё четырёх родственников, генеалогию которых я представлял очень смутно. Семьи в усадьбе были большие, поэтому родителям приходилось ютиться в небольших трёхкомнатных апартаментах. К тому же, с общими входом, кухней и кладовкой на двоих с тётей Аурелией. Из семи роботов, выделенных на хозяйство, имелась всего одна кухарка на три семьи, она же домработница, и, конечно, всё это было причиной нескончаемых скандалов с моей маман, привыкшей к городскому уюту.

— Я уезжаю жить к маме, — заявила однажды моя маман, когда мне было семь лет — в аккурат перед школой.

И — действительно, уехала. Сначала — к бабушке, а потом… Правда, потом вернулась, но пока её не было, батя впервые взял меня в подпространственный полёт. И этот день я запомнил очень хорошо.

В мою спаленку влетел дед — бодрый мужик, хоть и было уже сто двадцать, потряс меня за плечо.

— Подъём, сейчас батька прилетит!

Кое-как успел пожевать невкусный батончик, засунуть в рот зубного робота, напялить подготовленные портки и комбез, и выбежать на улицу. От нашего выхода из особнячка вела узкая дорожка на центральную аллею. Обежал мимо страусятника, столкнувшись в роботом «Дэн Сяопин», и выбежал на аллею. Помню, как позади меня распахнулись главные ворота особняка и послышался голос не то бабушки, не то кого-то из тётушек:

— Там холодно будет! Шапку надень! Эй, роботы, принесите ребёнку шапку!

Но я не слышал — бежал, что есть мочи, мимо бурной тропической растительности, наступая на перебегавших дорожку жуков (мелких, «классической» фауны, конечно). На углу выплюнул зубного робота, который тут же медленно пополз обратно в дом, и побежал дальше. Плантация обрывалась небольшим обрывом на стояночные места — здесь стояли два глайдера, оборонительный шагоход и несколько модульных комбайнов. Дедушкина дрон-станция там ещё тогда не стояла — он приобрёл её чуть позже.

И вот я замираю на ступеньках, ведущих от аллеи вниз. Прикрываюсь ладошкой от жаркого солнца и вижу, как поднялись заградительные щиты на посадочной площадке, а с неба, прямо на нас, натужно пыхая тормозными, падает папин грузовичок «Стенька Разин».

Батя тогда всего год как получил право пилотировать подпространственные суда малой размерности, правда, за границы системы ещё не летал. Казалось бы, рост, но маму это мало вдохновляло. Хоть рейсы были и короткие, максимум — двое суток, проводить вечера одной в доме, полном родственников мужа — то ещё удовольствие. Конечно, всё это я понял намного позже, но, видимо, это тогда проблем и добавило.

В метрах пятидесяти от земли грузовик замер, из кормового отсека выпорхнула полупрозрачная светящаяся юла. Космический волчок, «пёсик», бестелесная подпространственная живность, служащая для создания гравитации и отпугивания других форм космофауны. Батя уже пару раз садился у нас, начальство разрешало, и я видел волчка. Кто-то из родных тогда сказал, что это самая древняя форма космофауны, известная людям, и что их в старину называли «летающими тарелочками». Это же надо додуматься! Что в них может быть похожего на тарелочку?

Грузовичок успешно приземлился на форсажниках, открылся люк и спустился трап, к грузовичку поспешила пара наших роботов, чтобы проверить снаружи корпус — агрегат был старый, без самодиагностики.

А внутри на пороге стоял «Завет Ильича». Он же — просто Ильич. Это папин андроид, угловатый, с облуплившейся краской и налепленной для смеху под головой короткой красной бородкой из искусственного меха. Батя приобрёл его ещё в студенчестве за смешные сорок трудочасов, а затем полтора года вручную чинил, допиливал и довоспитывал. Я его до тех пор не видел — робот редко спускался на планеты, тем более, что у большинства держав использование человекоподобных роботов или ограничено, либо вообще строго запрещено.

— Тебя ждёт твой отец, — именно «твой» — Ильич разговаривал суховато, строго, как и полагалось коммунистическому роботу.

— Помоги забраться! — попросил я и потянул руку, потому что ступенька была большой, но робот, никогда не общавшийся ранее с детьми, странно посмотрел на меня моргалками и ответил:

— Просьба непонятна, каким образом нужно осуществить помощь?

Так мы и познакомились. Старина Ильич, сколько мы потом вместе пережили. В итоге вскарабкался я сам и пошёл за ним через пару шлюзов на тесную верхнюю палубу. Внизу была навалена груда странных железяк и пара вакуумных термосов-«вёдер» с дефлюцинатом.

— Ага, сынка! — батя был вроде бы даже рад и привычно суетлив — бегал и жал какие-то рычаги у экранчиков. — Ты тут не мешайся, сейчас взлетать будем.

В закрывающийся люк бабушка — вторая, не строгая — закинула гроздь бананов и шапку, пробормотав что-то на английском. Она была из малой народности австралийцев, очень редкой, её дедушка нашёл в какой-то хитрой резервации в Бессарабии. А родом — вообще из Народного Альянса Планет, в полутора годах лёту отсюда. Русский, конечно, за полвека жизни на Челябинске, выучила, но родной язык иногда вылезал. Потому и батю назвала странным именем — Шон.

Я собрался было спуститься, чтобы подобрать бананы, но тут сильно затрясло, загудело и зашатало. Ильич увидел, что я испугался, и указал суставчатой конечностью:

— Сядь на скамью и пристегнись. Я оценил твою способность удерживать равновесие, и она не выдерживает никакой критики.

— Сам дурак, — прокомментировал я, но, всё же пристегнулся.

Я пару раз до этого уже летал между регионами — на ионниках, реактивниках, квадротакси и других допотопных способах перемещения. Но стартовые двигуны первого батиного грузовичка запомнились надолго.

Нет, перегрузки были не такие уж и большие, но больше всего запомнилось то, что я почувствовал парой секунд спустя. Резко дёрнуло вверх, тело стало легче — в половину веса, не больше, и кто-то зашептал — тихо, вкрадчиво, на непонятном языке, или на всех языках одновременно. Мне показалось, что это кто-то за спиной, и я вздрогнул. Но лишь спустя пару мгновений вспомнил о том, что рассказывали старшие и понял, что голос этот звучит в голове. Потом замелькали образы — странные, пугающие. Огромные светила, встающие из-за неровного края астероидов. Разноцветные облака, полные мелькающих теней. Завывающий ветер со снегом на крутых алых склонах незнакомых земель. Карты, или, точнее, что-то вроде орбитальных снимков наших, человеческих планет. Этот эффект называется «космический шёпот» — своеобразный способ общения космофауны с нами, двуногими. Говорят, что волчки умнее любого из землян, просто их мышление настолько странное, что непостижимо большинству из нас. Говорят, что дельфины их понимают лучше нашего, поэтому в Империи так любят держать на крупных судах бассейны с дельфинами-переводчиками. Говорят, что они могут спасти человека, выпавшего в открытый космос. Или, наоборот, убить, утащить к себе в логово в каком-нибудь астероидном кратере.

Всего этого, конечно, тогда я не знал. Поэтому мне стало страшно, и я тихонько захныкал. Впрочем тряска и шёпот продолжались недолго. Космический волчок приплыл и прилепился в специальную выемку в днище, после чего тряска вместе с шёпотом прекратились, и осталось лишь лёгкое чувство головокружения.

Мы поднимались очень быстро по высокой параболе, и вскоре в окошке показались очертания длинного материка, растянувшегося по экватору.

Батя лишь мельком взглянул на меня, проверив, пристёгнут ли, и не проронил ни слова.

— Высота? — спросил он «старпома» — коренастого дядьку, имя которого я не запомнил.

— Тридцать. Взнуздать?

— Рано, дефлюцината много сожрут. В прошлый раз снабженец ругал.

Мне стало скучно — открыл в браслетике голограммную «Змейку», успел набрать тридцать квадратиков, прежде чем взрослые на мостике снова заговорили.

— Пора. Ильич, пошелуди в туннелизаторе, красный опять чудит.

— Выполняю шелудение в туннелизаторе, — хмуро откликнулся робот.

Немного затрясло, закрутило, батя со старпомом засуетились, заговорили на каком-то непонятном наречии. Но вскоре браслет довольно пискнул, сообщив, что мною совершено первое погружение в подпространство и начислил за это целых десять трудочасов. Тогда же я заметил и прочитал по слогам, как сменилась моя должность и принадлежность к флоту.

Возраст: 7 лет.

Должность по категориям МТП: Кандидат в младшие помощники юнги

А после я ел бананы — самые вкусные бананы в моей жизни.

Возраст: 17 лет.

Так или иначе, за время кукования во училище юнг и последующих путешествий с батей я изрядно отвык от женской компаний. Даже дома, несмотря на обилие тётушек, я гораздо больше времени проводил с братьями и дядьками. И при виде женщины на борту сильно испугался. Назвал имя и продолжал пялиться на малознакомую рыжую девушку, которая стояла точно подо мной, напротив люка.

— А меня Цсофика зовут. Через «ц».

— У тебя родители, чего… в регистраторе чихнули?

Она фыркнула.

— Батя у меня, знаешь, долбанутый, фанат венгерского языка.

— Что… что ты тут делаешь? — сказал я и тут же попытался оценить её возраст, чтобы «понять», можно ли мне обращаться на «ты, или лучше — на 'вы».

С этого ракурса было совсем непонятно. Цсофика поставила кружку на столик, медленно проследовала к кровати и плюхнулась на неё лицом кверху. Тут я понял несколько вещей. Во-первых, что незнакомка находится в одних трусах и весьма свободной футболке. Во-вторых, что она примерно вдвое старше меня — тридцать-тридцать пять лет, не сильно привлекательна лицом и фигурой, потому подростково-мальчишеский интерес, мгновенно проснувшийся от факта появления женщины на борту, немного поугас. Но главным образом он поугас из-за третьей вещи.

Кошачий глаз не был врождённым дефектом или странной линзой — он был имплантом. Помимо него, вся правая рука от плеча до запястья была механическая, обшитая гладким голубым пластиком, живыми остались лишь часть ладони и пальцы, и то же самое было с икроножными мышцами. Цсофика была киборгом. Модификанткой, изгоем в большинстве держав Сектора Московского Транспортного Протокола. Где-то, например, в Бессарабии, киборгов открыто преследовали — вылавливали и сгоняли в какие-нибудь купольные резервации на спутниках горячих юпитеров. Где-то — например, в Империи Суздаль, они были признаваемым меньшинством, которым даже полагались льготы, но по факту — всё равно, до титульных народностей ей было весьма далеко. А в большинстве регионов отдалённой Новгородской Иерархии — и вообще, расстреливали.

— Эх… — прервала Цсофика мои недолгие размышления. — А это ты у своего бати спроси, чего он меня тут держит. Твой ведь батя капитан, да? Я угадала?

— Ну…

Я опешил и задумался — честно говоря, не знал, как на это всё ответить. И я снова задумался — что может быть Как я уже сказал, киборги были изгоями в большинстве почти во всех окрестных странах. Но не в республике Свободный Независимый Челябинск. У нас к ним было наиболее терпимое отношение, даже имелась своя территория — Автономия Модификантов им.Иеремии Окереке, готовая приютить всех киборгов из всех окрестных миров.

Чтобы не пялиться на весьма откровенный наряд, я скользнул взглядом дальше в помещение. Оно было двухярусным, и, несмотря на некоторую тесноту, там обнаружились: кофеварка, несомненно, старинная и дорогая, дверь небольшого отсека, в котором угадывался санузел, большой панорамный экран для винтажных видеоигр, пищевой мульти-синтезатор совершенно незнакомой модели, и шкаф, в котором были аккуратно развешаны разные предметы гардероба.

— Что «ну»? Сынишка его, ага?

На «сынишку» я ничего не ответил. Под кроватью явно было что-то ещё, и я зачем-то спросил.

— А под кроватью что?

— Спрыгивай — увидишь, — Цсофика с ноткой безразличия махнула головой. — А, да, раз уж мы тут, скажи — мы чего, нырнули уже, да?

— Нырнули, — кивнул я.

Спрыгивать, конечно, не стал. Не зря же она там сидит, и отец о ней не рассказывает?

Я заметил, что на столе стоит тарелка — однозначно, из нашего буфета. Вероятно, на ней ещё совсем недавно лежала та самая картошечка, которой кто-то — видимо, батя, угостил Цсофику и испачкал ручку люка.

Угощают обычно гостей. Или не только? Только тут до меня дошло. Это пленница. Очень ценная пленница. Живой товар. Батя заделался работорговцем? Киднеппером? Стало немного не по себе. Конечно, батя горазд на разные авантюры, но какие-то принципы у него должны быть. В любом случае, понял я — надо быть осторожным.

— Куда прыгнули-то? — спросила Цсофика. — В какую сторону, к Челябинску вашему?

— Не важно, — сказал я и захлопнул люк.

И вовремя — батя снова заворчал в браслете, мол, где шляешься, кони голодают. С трудом задвинул обратно шкаф, вернулся, покормил коняг — запихнул контейнеры в пневмотрубу, открыл заслонку, и светящиеся огоньки вылетели в туннелизатор и начали медленно засасываться в воронку запряжённой тройки.

Получена премия: 2 трудочаса

Накоплено трудочасов: 192,85

— Чего, они на хвосте? — спросил я.

— Были два всплеска через секунду после погружения, да! — отозвался Арсен. — Но, возможно, просто табун диких коньков, они там водятся.

— А картошечка ещё осталась? — спросил я, подойдя к буржуйке. — Очень уж понравилась.

— А? — рассеянно спросил батя. — Не, всё съели.

— Странно, вроде бы много было.

Батя насторожился, а я прикусил язык, который прямо-таки чесался.

— Было и съели, чего непонятного! — проворчал батя. — Завари вон сухпай.

После сухпая язык чесаться продолжил. Будь я поумнее — заткнулся бы, чтобы не вызывать лишних подозрений, но опыта тогда не хватало.

— Батя, вот смотри, а если вот, скажем… основной спасательный челнок? Он точно в подпространстве отсоединится? Я так понимаю, левая упряжка должна отстыковаться и подхватить, а ты проверял?

— Зачем тебе? Не надо ничего отсоединять! Нормально, сейчас долетим, вынырнем, — он потянулся и пошёл в спальню. — В общем, я прикорну на часа три, а то уже браслет разрывается. Арсен, ты — за главного.

— Есть, кэп! — кивнул Арсен.

У Арсена была фамилия Винникубов, родился на полу-обитаемой планете Миасс, а мать была родом с далекой планеты Кавказ — красивой, гористой, очень разнообразной по языку и с интересной реликтовой фауной. В роду со стороны отца были нигерийские беженцы, новгородцы и таймырцы — словом, кто только не был, настоящая дружба народов. Арсену тогда было двадцать восемь, но выглядел он всегда, сколько помню, на полтинник. Коренастый, длинноволосый, с кудрявой черной бородой. Он достался бате вместе с «Молотовым» и служил на корабле еще с прошлым экипажем, который в полном составе загремел в имперскую каторгу, попавшись на контрабанде редкоземельных на одной из лун.

Арсену тогда вдвоем с роботом удалось вывести корабль в нейтральные системы, за что его повысили сразу на четыре разряда, а робота перевели работать во флот.

Оставаясь за главного, он любил покомандовать. Но делал это весьма своеобразно, даже как-то неуклюже. Вот и сейчас он медленно повернулся ко мне и хитро прищурился.

— Ну что, расквитаться мне с тобой за прошлый раз, или пожалеть?

— Ч-чего⁇

Он медленно пошёл в мою сторону, засучивая рукава.

Глава 5 Азартные игры в рабочее время

Я помню, как увидел Арсена в первый раз — мне тогда было четырнадцать лет. Я уже закончил среднюю школу и поступил в «бурсу», как её называли — в училище юнг.

Именно в тот год мама бросила нас и сбежала куда-то в Империю.

Батя переживал, сильно, собственно, как и я. Он всё ещё служил в Третьем Дефлюцинатном Флоте, сидел на достаточно низкой ставке для своего возраста и опыта — всего-то «капитан шестого разряда». Да и грузовичок всё больше простаивал без дела. Нет, лезть в бутылку он бы и не подумал — не того воспитания и закалки. Да и община и многочисленные родственники исправно помогали нам — что с психологической поддержкой, что с трудочасами и бытовыми делами.

Но батю манили звёзды. Возвращаясь домой после учёбы, я прямо видел, что с ним что-то происходит.

— Куда-то умахал вчера вечером с Ильичом, вроде как в Иммигрантский, — ответила бабуля однажды, когда я спросил, где пропадает отец.

Информация эта сильно заинтриговала. Районный Союз Иммигрантских Автономий, распологавшийся на отдельном континенте в северном полушарии — место достаточно разношёрстное. Туда селили всех беженцев, которые прилетали в наши края целыми пассажирскими «ковчегами». Сотни районов, в каждом из которых свой язык, своя архитектура и культура. Люди нашего круга общения катались туда разве что на культурные экскурсии. Вернулся он на флаере тогда поздно вечером — заметно повеселевший и загадочный.

— Заживём, сынку! — сказал он.

— Ты чего, на работу устраиваешься? — догадался я.

— Не суй нос ни в своё дело! — буркнул он и ушёл к себе в спальню.

Я попытался расспросить Ильича, но тот, как он это часто делает, ссылался на уровень секретности.

Тогда я совершил мелкое хулиганство. Проснулся ночью и вылез через окно в сад. Пробежал по уже знакомой аллее до стоянки флаеров, сорвав по дороге спелый кумкват. Ключ на доступ в кабину уже был в моём браслете, мне разрешалось сидеть в кресле пилота, и я успешно открыл дверь.

Вызвал журнал маршрутов. Оказалось, что батя летал в недра огромного логистического комплекса на самом севере иммигрантского континента — рядом с двухмиллионным микрорайоном ирокезов.

Наверное, об ирокезах я узнал именно в тот момент, до этого слышать не приходилось. Кого только не было в этих краях. Помню, что на уроке истории я был шокирован историей, как в наши края прилетели некие бразильцы: они проделали путь в два года, с пятью сотнями погружений и всплытий на сравнительно небольшом лайнере пятого класса размерности длиной всего семьсот метров. И было их там сто тысяч человек!

В общем, логистический комплекс меня несколько расстроил. Неужели снова скучная работа где-нибудь на погрузочных глайдерах?

Но всё встало на свои места ещё через неделю. Только я вернулся домой на выходные, как меня тут же поймала тётя Аурелия.

— Батька-то твой — работу сменил! Что-то секретное… Беги скорее, он как раз с Ильичом снова собираются!

Батя уже шагал по тропинке от одного из сараев, неся по две старые табуретки в каждой руке.

— Ага, сынку, ты-то вот мне и поможешь, — не здороваясь, он поставил передо мной парочку табуретов.

Шедшему навстречу Ильичу он скомандовал:

— Табуретки кончились, хватай ковёр и погнали. Чо, Гарь, с нами поедешь, что ли? Всё равно, если Куратор позволит, через пару лет тебя юнгой возмьём.

Я засиял от радости. Юнгой! Всё-таки, это корабль, и явно — большой!

Потом мы долгие три часа летели на север в тесном глайдере — мимо проносились сначала океан, потом горы, луга, пастбища, деревеньки, и лишь ближе к северному побережью начались промышленные зоны и многоэтажные кварталы.

Мы приземлились на верхнюю стоянку гигантского бетонного здания — наверное, оно было километров пять в длину — и располагалось вдоль обрыва на берегу океана. Я уже догадался, что это огромный эллинг для судов третьего класса размерности — таких было немного, ведь стометровые суда не так-то просто посадить на поверхность планеты. Волчки большинства пород, обеспечивающие подъём и гравитацию на борту, не могут садиться на землю — им нужна как минимум сотня метров, чтобы подлезть под брюхо такой крупной посудины. Поэтому либо суда поднимают швартовочные краны и буксиры, либо — они садятся на выдвижные рельсы-стапеля над здоровенным обрывом.

Но никаких непрерывно садящихся и поднимающихся судов не виднелось. По первому впечатлению, на крыше было слишком пусто для таких площадей — всего десяток флаеров на стоянках, пара человек и роботов, неторопливо что-то погружающих. Внизу, под обрывом, в момент снижения я заметил стоянку судов водных — несколько десятков небольших лодок, выглядящих достаточно старинными и резво покачивающимися на волнах.

— Какому предприятию принадлежит это здание? — спросил я Ильича.

— Сейчас портово-логистический комплекс «Чероки-5» находится на балансе Муниципальная микрорайонная артель «Лаврентийский консервный завод Союза Национальных Автономий».

— Батя? Ты устроился на консервный завод? Реально?

— Помолчи! Сплюнь! Нет. Скоро всё узнаешь.

Мы вышли из флаера, похватали стулья и побежали к ближайшему лифту. Я взгляну в сторону моря. Ветер с океана дул жуткий, пронизывающи, лишь потом я понял, что над океаном в тот момент был настоящий шторм. Могло показаться странным, что для его успокоения тогда не призвали тюленера — огромную космосущность, способную перетаскивать астероиды по орбитам и гасить ураганы в атмосфере. Впрочем, Союз национальных иммигрантских автономий вечно был экономически-отстающим и производил очень мало трудочасов в год. Предприятия строились, но работать особо никто не хотел — менталитет у большинства переселенцев был совсем не коммунистическим. Конечно, действовал принцип «от каждого по способностям — каждому по потребностям», и все они жили вполне комфортно, только вот заниматься улучшением климатических условий здесь тоже никто особо не торопился.

До того момента я не был в столь северных широтах и оделся очень легко. На дворе была осень, и после я долго шмыгал носом, пока тётушкин робот-врач не подобрал мне нужную инъекцию. Лифт, как оказалось, не работал, и мы пробежали ещё сотню метров — до лестничной площадки.

Спускаться вниз пришлось очень долго — пролётов двадцать. Хоть мы и делали пару остановок, руки в конце спуска уже отваливались, а бате ворчал: дескать, знал бы, что так далеко, залетел бы со стороны въездов и сел поближе. И вообще — взял бы гравитележку. Ильич нёс больше всех груза — ковёр, какую-то тумбочку и пару мешков и шёл молча, в такие моменты мне казалось, что на его металлической морде выражение слегка насмешливое, даже злорадное — мол, я же говорил!

Потом мы спустились вниз и долго обходили здоровый, ржавеющий на стапелях эсминец. В длину он был метров триста, в высоту — сорок, не меньше. В куче мусора и металлических листов под колёсными тележками я увидел две пару глаз, сверкнувших из темноты — какие-то мелкие хищники свили себе там гнездо.

Наконец, мы вышли на внутреннюю «улицу», шедшую вдоль всего комплекса и прошагали ещё два отсека — каждый в сотню метров шириной. И тут я впервые увидел его — гипотраулер «Молотов». Он возвышался в эллинге ржавым угловатым утюгом, окружённый парой строительных лесов. Пара рабочих и тройка роботов что-то неторопливо красили и шумели инструментами. Затем один из мужиков — огромный, в чёрном строительном халате, помахал нам рукой, немного неуклюже спрыгнул вниз, подбежал и вытянулся по стойке смирно.

— Здравия желаю, товарищ капитан! — улыбнулась бородатая физиономия.

Он показался мне добродушным пиратом.

— Вольно, лучше вон возьми у хлопца груз, — сказал батя. — Это сын мой. Думаю его через пару лет юнгой взять.

Он подхватил у меня табуретки — одной рукой, удерживая за пару ножек.

— Спасибо, блин, — сказал я и принялся разминать затёкшие конечности.

— Ага! Арсен меня звать! — он протянул мне свободную руку.

Моя ладонь, и без того измученная долгим переносом тяжести, скрючилась и захрустела от его рукопожатия. Я стиснул зубы и выдержал — у меня аж пот проступил на лбу. В этот момент одна из старых табуреток, не выдержав крепкой ладони старпома, треснула у основания ножки, развалилась и упала на пол.

— И всё же, расквитаюсь! — сказал Арсен, прошёл мимо меня и подошёл к стеллажу, достал потрёпанную коробку с древней игрушкой. — Помнишь, как я тебе перед погрузкой продул? Давай в «Капиталисты-камикадзе»!

Да уж, у Арсена всегда было своеобразное чувство юмора. Я усмехнулся и кивнул, и на косоногий столик высыпалась колода разноцветных карт.

— Разрешите присоединиться? — предложил робот, но Арсен покачал головой.

— А чего бы нет? — спросил я. — Втроём веселее.

— Знаем мы его, — пробурчал Арсен. — Вечно выигрывает, а потом трудочасы на нужды профсоюза списываются.

— Мы что, на трудочасы опять играть будем? — вздохнул я. — Я думал — на печенье, или болтами. Ну, хорошо. До скольки побед?

— Давай до… до семи! И ставим по ноль-одному трудочасу.

Ну, хотя бы не пол-трудочаса — и то хорошо. Ноль-один трудочас был примерно стоимости стакана чая в орбитальной столовке.

Игра была простой. На большинстве карт были нарисованы предприятия и пузатые капиталисты, нужно было набрать по шесть карт в руку и скидывать или того же числа, или той же категории. Если нечего кидать — берёшь карту. Если замешкаешься дольше чем на три секунды — берёшь две. Выигрывал же тот, кто «взорвался», то есть обанкротился быстрее.

В первой «катке» карты пришли не очень удачные.

— Шесть макаронных мануфактур! — начал Арсен.

— Пять макаронных мануфактур!

— Пять грабительских банков!

Я хмыкнул — не было ни грабительских банков, ни чего ещё с цифрой «пять», пришлось взять карту.

— Пять рабских банановых плантаций!

— Одна рабская банановая плантация, — кинул я.

Арсен хитро прищурился.

— Капиталист-камикадзе! — рявкнул он и врезал ладонью с картой по столу.

Это была специальная карта. Тот, кто хлопнет по столу последним — должен будет брать три карты. Много копить карт в руке было плохо, но пришли неплохие, в том числе две специальных — «картельный сговор» и «спекулянт-казнокрад», их я решил приберечь напотом.

— Три плантации, — Арсен приземлил карту на столик, пододвинув мизинцем расползающуюся колоду.

— Четыре плантации, — кивнул я.

— Четыре чернильных заводика!

Я молча положил в ответ «картельного сговора», подходящего по цвету. На карте было нарисовано три карикатурных мужичка в имперских ливреях, заговорщически прикладывающих палец ко рту — после такой карты полагалось три круга молчать. Обычно Арсен в этих случаях попадался и что-нибудь говорил, но тут не попался. Кивнул и молча взял карту. Я ответил семью чернильными заводиками и приготовился уже следующим ходом скинуть «спекулянта-казнокрада», чтобы отдать две карты в руку сопернику. Но Арсен снова хлопнул ладонью по столу, оставшись всего с двумя картами, а я распрощался с надеждой выиграть этот раунд.

— 0,1 трудочас.

Накоплено трудочасов: 192,75

В следующей партии я отыгрался — ни разу не брал карты, а Арсен мало того, что трижды брал лишнюю карту, так ещё и замешкался и словил за это пару карт.

Получен 0,1 трудочас от Винникубова Арсена Артуровича.

Накоплено трудочасов: 192,85

Третья партия вышла сложнее — шли почти ноздря в ноздрю, постоянно не попадали в масть, но в конце удалось сыграть «спекулянта» и избавиться от двух карт сразу

Получен 0,1 трудочас от Винникубова Арсена Артуровича.

Накоплено трудочасов: 192,95

— Так, ещё четыре осталось? — с надеждой сказал Арсен, тасуя колоду, когда наши браслеты вдруг синхронно пискнули:

Обнаружено занятие азартными играми в рабочее время!

Штраф: 1 трудочас.

Накоплено трудочасов: 191,95

— Вот же ж с…! — нахмурился Арсен и тут же хлопнул по рту ладонью.

Я уже знал, что написано в его браслете — «Штраф на нецензурную брань — 1 трудочас».

— Ладно, не печалься, ты хорошо играл, — попытался я приободрить старпома.

— Пойду отчёты железок на пульте посмотрю, — кивнул он.

Дожевав сухпаёк, я стал думать, чем себя занять. Мысль о том, что на корабле есть ещё один пассажир, да ещё и женского полу, никак не выходила из головы. Первой идеей было спросить у Арсена, что он думает по этому поводу. Но потом я подумал, что он запросто может об этом ничего и не знать. Что, если это задание, которое никак не согласовано с нашим Куратором? Контрабанда, которая контрабанднее всех контрабанд? В таком случае, хранить эту информацию в тайне для получения различных «плюшек» от бати — это вполне разумно и интересно.

Был и ещё один, совершенно безумный, но вполне рабочий вариант — что это часть какого-то безумного социалистического соревнования с конкурирующей контрабандной бригадой. Таковых на нашем Четвёртом направлении было не менее трёх — из тех, про которые знал батя, я же был знаком только с бригадой моего одногруппника, Бальтазара Селассие, который служил на новеньком контрабандном сухогрузе «Полковник Чур». Противнейший тип, успевший обогнать меня на целый разряд!

Батя рассказывал ещё год назад про задание, в котором нужно было первым из двух бригад выйти на заданный квадрат и подобрать нелегала-разведчика. Цсофика тоже весьма походила на разведчика, но момента, когда её жилой модуль могли незаметно воткнуть в борт за почти три месяца службы я вспомнить не мог. И зачем тогда скрывать это от команды?

В общем, вопросов было много, и никому, кроме как самой Цсофике, я задать их не мог.

— Сбегаю на склад, — соврал я Арсену и тут же упёрся в грудь «Ильичу».

Робот преградил проход в коридор, ведущий к складу-балкону.

— Твои показатели психологического возбуждения превышены. Я рекомендую тебе совершить кратковременный отдых.

Я напрягся — поведение робота было нетипичным. Неужели узнал?

Глава 6 Билли, Вилли и Милли, которая оказалась самкой

И вдруг я подумал, что могу идти ва-банк.

— О, Ильич. Ты же можешь выполнять роль бортового психолога? — спросил я вполголоса, предложив пройти роботу в свою комнату. — Мне нужна твоя консультация.

Робот согласился, мы вошли внутрь. Каюта у меня была тогда достаточно просторная. «Ильич» взглянул на стену, тускло освещённую лампочкой, которую батя почему-то всегда называл в честь нашего механического друга. Там висели пин-ап постеры,

— Если ты про просмотр порнографических материалов в нерабочее время — то мои аналитические модели посчитали это допустимым даже для персонала твоего возраста.

— Да нет же! Скажи, ты можешь всё сохранить в секрете?

— Да, конечно. Если ты помнишь, ты уже занял три слота секретов у меня в голове. Открыть четвёртый?

Я попытался вспомнить, чем могли быть заняты предыдущие слоты. Первый слот я занял в девять лет совершенно безобидным секретом о том, как залез в погребок в поисках чего-то сладкого и разбил банку варенья из дорогих цитрусов-декапонов, которых в саду было всего два деревца, предварительно слопав половину содержимого. Я порезался, когда прятал улики, а после у меня болел живот, и медблок никак не мог определить причину происходящего, из-за чего пришлось вызывать весьма недешёвого живого доктора, потратив пару десятков трудочасов. Истинные причины происходящего от родителей я, разумеется, скрыл.

Второй слот был занят историей более щепетильной. Мне было одиннадцать или двенадцать лет, и меня отправили в летний пионерский лагерь — в соседнем Военном округе, на берегу, в недавно зачищенном от жуков квартале. Очень скоро я научился сбегать из палатки. И обнаружил, как каждую полночь, когда звучал отбой, одна из воспитательниц, девушка весьма молодая и привлекательная, раздевалась догола и купалась в океане. Вскоре она стала приходить туда не одна, к ней приходил какой-то парень, и они занимались любовью, а я прятался за пальмами и смотрел за этим таинством, наверное, вечеров пять, пока меня не поймал за этим занятием мой вожатый. Он отпустил пару сальных шуточек на тему моего полового созревания и строго-настрого запретил кому-либо об этом рассказывать. Впрочем, я всё же рассказал эту истории не только «Ильичу», но и паре двоюродных братцев.

Чем занят третий слот я так и не вспомнил.

— Три слота⁈… Давай, ок. В общем… я знаю про секретное отцовское задание.

Ильич холодно кивнул.

— Расскажи о том, что ты знаешь.

— Что у нашего аварийно-спасательного челнока нет блока двигателей.

— Внимание! Тревога! Отсутствуют блоки двигателей у аварийно-спасательного челнока! — робот вскочил и бодро зашагал в сторону секретного отсека.

— Стой! — я схватил его за рукав. — Тихо, замолчи, ты так раскроешь секрет бати, то есть, Шона Рустемовича! Блин, погоди. Вероятно, это произошло уже очень давно, так? Когда?

Робот остановился и кивнул.

— Да. Блоки аварийно-спасательного челнока демонтированы восемь месяцев назад и помещены в ангар службы снабжения Четвёртого Направления, планета Златоуст.

— Получается, мы все находимся в ситуации, что не сможем двигаться при аварии?

— Именно так.

— Куратор знает?

— Именно так.

— И… Что вместо них?

— Данная информация является служебной тайной, — Ильич приосанился. — Твой ранг пока не позволяет получать к ней доступ. Продолжим, ты находился в процессе сеанса психотерапии путем раскрытия секрета. Чем еще хочешь поделиться?

— Ну… Скажи, как соблюдаются протоколы безопасности, если на борту содержится незарегистрированный пассажир?

— Если нелегальные пассажиры находятся на борту в ходе выполнения миссии, и об этом извещены капитан и Куратор — то статус пассажира приравнивается к очень ценному грузу.

— Ясно… значит, у нас на борту находится очень ценный груз. Всё, в целом, я закончил, спасибо за то, что дал выговориться. А, да, Ильич, посмотри, что у нас с краном в грузовом? Его в прошлый раз клинило, а скоро разгружаться.

— Хорошо.

Маневр сработал, робот закончил диалог и вышел из комнаты. Выждав пару минут, я схватил пару мандаринов из темпорального холодильника — весьма редкий продукт на корытах, подобных нашему, и направился на склад.

Отодвинул шкаф, скрипнул дверцей. Внизу было темно — за исключением странного красного света под кроватью. Затем загорелся свет.

— Чего тебе? — Цсофика лениво потянулась в кровати, сверкнув пластиковым запястьем. — Я ваще-т спать легла.

— Хочешь это? — я показал первый мандарин. — В обмен на информацию.

— Ну… окей, — лицо девушки изобразило ленивую гримасу. — Но у тебя право только один вопрос.

Я задумался, какой вопрос задать первым.

— Ты… всё же пленница или, типа, гостья, нелегал, беженец?

Она села на кровати и странно, даже очень по-мужски почесала затылок. Ночная сорочка почти не скрывала подробностей внешности, и я снова отвёл глаза, чтобы не вызывать подозрений.

— Ну, твой батя убеждён, что больше как гостья, а он — мой спаситель. Но если бы я могла сбежать — сбежала бы не раздумывая.

— Куда… то есть, ты откуда?

— Я ответила на один вопрос — кидай мандарин! — он протянула руку. — Иначе скажу бате твоему, что ты меня грязно домогался. Я ж вижу, как ты пялишься, подросток!

— Я… не домогался, — грустно покраснел я и кинул мандарин на кровать.

— Пока батя спит, пристаёт тут к женщинам вдвое старше себя! Спит же батя, да? Вот. Ладно, спасибо, съем завтра. Зубы почистила уже. Давай спать.

Она выключила свет, за исключением странной подсветки внизу кровати.

— Второй вопрос… — я достал второй мандарин. — Что под кроватью, что там за свет?

Свет слова включился.

— А ты не так прост, как я подумала! Ладно, окей. Так тебе про свет или про то, что под кроватью?

— Про то, что там лежит, и для чего там свет?

Она встала на кровати в полный рост, потянулась, еле слышно хрустнув не то костями, не то чем-то кибернетическим. Я на всякий случай отшатнулся — с учётом роста она была теперь очень близко.

— Ладно, ты всё равно узнаешь. Там у меня две… скажем, вещи, я назову одну — и ты кидаешь мандарин. Тогда назову вторую, идёт?

— Да.

— Итак, под моей кроватью живут домашние питомцы. Экзотические домашние питомцы, с которыми я вынуждена путешествовать. Ну, давай? — она протянула руку.

Нас разделяло меньше метра. Я машинально наклонился в люк, чтобы точнее кинуть мандарин ей в ладонь, и в следующий миг случилось то, чего я боялся больше всего.

Цсофика махнула свободной рукой откуда-то из-за спины. Мою руку оплела удавка, сделанная, как я понял мгновением позже, из чёрного бюстгалтера. Меня дёрнули вниз с такой силой, что я инстинктивно отпустил вторую руку, которой держался за шкаф — чтобы не заработать вывих плеча. Вторая рука киборга схватила за ворот рубашки, и я свалился вниз, на край кровати.

Я и забыл, что она только выглядит хрупкой девушкой — против кибермускул вряд ли смог тягаться не то, что батя — даже Арсен. Разве что Ильич был сильнее, если не считать разные слабые места.

Браслет мигом ушёл в режим невидимости. Моя рука дёрнулась к нему, но Цсофика ловко заломила её за спину.

— Пусти, дура! Бате не понравится!

— А вторая вещь — массажное кресло-тренажёр! — громко прошептала она мне на ухо. — Трансформер, программируемый! Я тебе сейчас покажу его в действии. Ты только не дёргайся!

Она столкнула меня вниз, с кровати — я ударился о ножку стола с игровой консолью, но было невысоко, и с учётом уменьшенной гравитации — почти не больно. Прыгнула и придавила сверху, не давая опомниться и извернуться. Сначала я ощутил пикантность момента — наверное, ни разу до этого на мне не сидела полуголая женщина в ночной сорочке. Но примерно в этот же момент стало по-настоящему страшно. Я понял, что, во-первых, рискую стать заложницей у заложницы, которой, возможно, нечего терять. А это — ситуация дрянь. И во-вторых, страшно от того, что я своим безрассудным поведением сейчас рискую дать ей возможность сбежать и сорвать миссию — несомненно, дорогую миссию и ответственную.

Получается, не зря всё это хранилось в тайне. Получается, она всё просчитала заранее и догадалась про мой второй мандарин. Вот так бывает часто — кажется, что батя просто вредничает, а, на самом деле, оберегает меня и экипаж от совершения глупостей. Я решил действовать — всё же извернулся и совершенно не галантно врезал ей в челюсть кулаком. Она лишь слегка мотнула головой и дала пощёчину, от которой я ударился о ножку кровати, и голова неслабо заныла. Удерживая руку с браслетом — знала ведь, что таким образом отключается микрофон! — она потащила меня под кровать. Правильнее было назвать кровать мезонином, потому что потолок там был почти в моё рост, но таких слов я тогда не знал.

Я извернулся и скосил глаза. Там стоял странный агрегат, обтянутый искусственной кожей — он выглядел как большой трон с какими-то отцепляющимися штуками, в котором угадывались педали велотренажёра. Я видел не так много массажных кресел, но было похоже на то, что Цсофика не врёт, и на какое-то пыточное устройство аппарат не походил. На какой-то момент я расслабился и даже выдавил из себя:

— Больно хоть не будет?

— Не, не особо, — ответила киборг. — Только не пикай мне тут!

Её сильные руки протащили меня до кресла, хлопнули в ложе. На теле щёлкнули ремни — непонятно, то ли штатные, то ли какая-то хитрая доработка Цсофики. Я попытался осторожно перехватить освободившийся на миг браслет, но снова не успел — руку припечатали к подлокотнику и заправили в ремень, икры обхватили мощные захваты. Браслет снова оказался закрытым широким ремнём — в этом случае микрофон остаётся выключенным.

— Ну вот, а ты боялся. Хороший мальчик!

Она игриво пощекотала меня в бок, я увернулся. Кресло тихо завибрировало, застучало мне в спину невидимыми молоточками — это было даже приятно. Я уже не понимал, что она добивается — не то издевается надо мной, не то просто… заигрывает?

Уровень стресса: выше нормы, рекомендован отдых.

— А ты, похоже, совсем больная, да? Ну, за массаж спасибо.

— Пожалуйста. Ну, а теперь — пришло время познакомить тебя с моими питомцами, — почти прошептала она на ухо, стоя за спиной.

Меня развернуло на сто восемьдесят градусов вместе с креслом, и я впервые увидел их. Питомцев Цсофики.

Вероятнее всего, это были самые что ни на есть древние пауки из «классической фауны». Я как-то читал, что на материнской планете был целый материк, полностью покрытый пауками. К счастью, их было всего три. Они были чёрно-коричневыми, мохнатыми, размах лапок достигал двадцати сантиметров в ширину. Они сидели на толстенных паутинах, сплетённых по всем углам каркаса под кроватью. У одного из них на брюхе шевелилась пара десятков мелких белёсых паучат…

— Это Билли, это Вилли, а это Милли, она оказалась самкой.

— Мда, — обречённо сказал я, уже предвидя, что сейчас последует.

— Ты же хочешь познакомиться с ними поближе, да? — Механическая рука сняла Милли с паутины и посадила ко мне на плечо. — Кстати, они ядовитые.

Интерлюдия I Галактическая энциклопедия. Астрогеография

Возможно, логичнее вставлять это в концовку нашей истории, но когда ещё она будет?

Поэтом оставлю это здесь, чтобы не забыть. Вдруг вы совсем из другого сектора Ойкумены, или пролежали в криогенной капсуле последние три-четыре столетия.

Карта звёздных владений Республики Свободный Челябинск

Административно-политическая карта автономий, промышленных, аграрных, жилищных районных союзов и военных округов планеты Челябинск, 2701 г.

Население, площадь и средняя выработка трудочасов по регионам Челябинска

Схематичная карта, проекция в 30 градусов к плоскости галактики

Микронации космического Приуралья

Глава 7 Случай из практики по внекорабельной деятельности

— Эм… — успел сказать я, после чего та же рука заткнула мне рот.

Она подумала, что я буду кричать. Но я вовсе не планировал, поэтому ладонь быстро отпустила мои губы. Тонкие паучьи лапки тем временем шуршали по моему лёгкому комбезу, каснулись ушей, членистоногое вздрогнуло от движений массажного кресла и зашагало вниз.

— Что, вообще не страшно?

— Ну… немного жутковато, да. Но не настолько, чтобы прямо хотелось заорать.

Я почти не врал — это было не сильно приятно, главным образом из-за вероятности быть укушенным, но природного, трепетного страха к членистоногим тварям, как многие, я не испытывал. Мне даже самому это показалось немного странным — что я не боюсь. Но тут же вспомнил того огромного, совершенно «неклассического» арахноида в клетке, обвешанного датчиками на параде. Вспомнил, как видел наших челябинских «жуков» и позже — пусть и не таких огромных, но совсем вблизи, когда дедушка привёз домой для каких-то экспериментов и запер в своём исполинском подвале. Нет, эта паучиха не показалась мне страшным — скорее, даже по-своему интересной, необычной и немного испуганной. Пушистой и с каким-то наивным выражением в глазах, которые были похожи на кошачьи.

— Хм, а ты не такое ссыкло, как мне показалось, — похвалила меня Цсофика. Ну-ка, Милли, пошли, прогуляемся.

Она сняла паука у меня с живота, посадила себе на плечо и резво запрыгнула наверх. Я услышал звуки сдвигаемой мебели, ещё какие-то звуки.

— Если что — там не спит только батя, — зачем-то сказал я. — Так что, думаю, ты зря это всё затеяла.

— Ага, а сколько всего человек на борту?

— Пятеро, — соврал я.

На самом деле, я был недалёк от истины, просто посчитал себя, её саму и причислил к «человекам» андроида.

— Хм. Ну, окей. Буду осторожнее

Массажное кресло наклонилось, растягивая мне хребет, разминая икроножные мышцы и загривок. Чувства были одновременно приятные и жутковатые. Я прочитал цифру на экране — прошло уже пять минут.

— Цсофика?

Никто не ответил. Звуки стихли, и я понял, что она уже выбралась из своего склепа, а значит, пора освобождаться и спасать корабль и экипаж.

Сначала я попробовал наклониться и дотянуться ртом до запястья на руке — безрезультатно, ремень на груди удерживал. Запястье не болело, но начинало потеть. И вот тут-то я вспомнил про функцию голосовой разблокировки микрофона браслета. О ней часто забываешь, потому что пользоваться приходилось всего пару раз за жизнь. Последний раз — чуть меньше года назад, на практике по внекорабельной деятельности, которую я чуть было не завалил…

Возраст: 16 лет

Должность по категориям МТП: Кандидат в помощники юнги

Текущее поручение: ПУСП-01022, Практика демонтажа во время внекорабельной деятельности

В бурсе я был откровенным троечником. Мне хорошо давалось всё, что касается кодинга, воспитания ИИ и общения с космофауной. С бортовыми и — тем более — с внешними системами на всех тренажёрах я ещё в средней школе справлялся с трудом. У саморезов неизбежно срывал головки, вместе спаивал катод и анод у датчиков (преподаватель называл это «монодом» — одноконтактным электронным прибором), а на практике по ремонту бортового робота сломал половину крепежей у крышки. Единственная пятёрка в том семестре была по принтонному моделированию — я внезапно открыл талант по выращиванию корпусов и наваял вполне симпатичную чугуниевую коробку.

Я правильно запрограммировал формулу, прошил ручку, погрузился в принтонную ванну и принялся выращивать чугуниевую решётку. Мой принтон — симбиотический дефлюцинат-наноассемблер — отработал как надо. Частица вещества, помещённая внутрь такого ручки, начинает воспроизводиться вместе с принтоном в зависимости от алгоритма заданное число раз. В качестве принтонных бассейнов для постройки конструкций орбитальных станций используют даже планеты-океаны, в них же строят исполинские космические материки. Мне настолько понравилось это занятие, и я настолько воодушевился после пятёрки, что объявил по браслету бате, что хочу стать принтонщиком, на что он громко расхохотался. Не удивительно — оборот принтонных пистолетов на Челябинске строго регулируется, потому что, по сути, в умелых руках он может превратиться в орудие террориста.

— Особая каста, — многозначительно добавил батя. — Хрен ты туда попадёшь.

С внекорабельной деятельностью сразу всё пошло не так. На втором году обучения я в «бурсе» нас вывезли на очередную, уже третью по счёту практику на Челябинск-25. Это была одна из станций третьего типа размерности — крохотная, примостившаяся на ещё более крохотном астероиде в основном кольце челябинской звезды. На станции располагалась: аварийная стоянка на десяток небольших кораблей, пункт орбитального контроля с катерком Комиссариата Внутренних Дел и учебный полигон для училищ, подобных моему. Нашу группу, в которой было двенадцать человек, прогоняли быстро. График практик для пары сотен «бурс», вроде нашей, расписывали на годы вперёд, и время было строго ограничено — всего несколько часов.

— Выстроиться! Надеть скафандры! — скомандовал препод, грузный Стефан Дионидович, как только мы сгрузились с челнока, сбегали в гальюн и протиснулись на нужный этаж станции.

Первыми пустили отличников, выходили в шлюз парами, с небольшим интервалом. Следовало заходить через второй шлюз, открутить тестовую ракетницы, упаковать её в контейнер и прошагать по наружной стороне станции пару десятков шагов — там были проложены дорожки со скобами, к которым можно цепляться карабинами. Йохим, Гжегош, Святогор, Андрей и два Владлена вышли и демонтировали свою ракетницу за минут двадцать каждый, андроид-лаборант только успевал прикручивать эобратно для следующей пары.

Пришёл черёд нас, троечников. Меня поставили вместе с Бальтазаром Селассие — моим заклятым другом, с которым нас вечно ставили в пару и устраивали разные социалистические соревнования. Мы и без этого соревновались, кто из нас более крепкий троечник. И чаще всего он выигрывал — его волевая осанка, и при этом весьма смазливые черты лица нравились и преподам-мужчинам, и преподам-женщинам. Хотя лоботрясом он был ещё тем.

Внешние створки шлюза открылись, и я шагнул на короткую площадку, ведущую по наружной стороне. Не удержался и взглянул вниз — в полсотне метров ниже виднелась бугристая каменюка астероида, правее, почти перпендикулярно нам — длинная башня для стоянки судов. Гравитация здесь была в треть от привычной. Волчок сидел где-то сбоку, под углом к обоим строениям и был весьма беспокоен — шатало то влево, то вправо. По факту, нам предстояло спускаться по весьма крутому спуску вниз.

— Бальт, ты наверх, за кейсом? — спросил я во встроенный коммуникатор.

У скафандра были свои, дублирующие средства связи. А браслет оказался под манжетами и заблокированный — совсем как в этом злополучном массажном кресле. Разговаривать во время практики с кем-то, кроме напарника и инструктора — строго воспрещалось.

— Ага, окейсы, — ответил Бальтазар.

«Окейсы», какое же отвратительное слово! Я дважды перецепился карабином, спустился на нижний бордюр и успешно дошагал до выдвижного отсека, под которым прятался шуруповёрт. В этот момент я понял, что плохо прочитал инструкцию и не знаю толком, как открыть крышку — никаких кнопок не наблюдалось.

— Как крышку открыть? — сходу спросил я.

— Не знаю, Куцевич, думай! — пробурчал препод.

Я не нашёл ничего лучшего, как с силой ударить по крышке отсека — и она открылась. Причём так внезапно, что злосчастный шуруповёрт выскользнул из распахнувшегося ящика и плавно упал на самый край бордюр. Я попытался наклониться, чтобы подобрать его — но длины карабина не хватало.

— Твою ж мать за ногу, — выругался я.

Штраф на нецензурную брань −1 трудочас

Конечно, о штрафе я прочитал уже позже.

— Ещё раз руганёшься — дополнительно штрафану! — послышался голос препода.

— У тебя там всё окейно, старик? — спросил Бальтазар.

— Окейнее некуда. Шурик потерял.

— Спустись уровнем ниже и подними, — наконец-то подсказал препод.

Нечего делать — вернулся к лестнице. Прошёл пару метров, и тут совершил вторую ошибку — на последнем шаге не заметил и щёлкнул карабином наощупь, не проследив, что он попал в отверстие скобы. Потянулся, шагнул ещё дальше, задел пальцем — и злосчастный инструмент упал на следующий бордюр, отскочил от него и медленно заскользил вниз, в зияющую пропасть.

Но хуже всего то, что я инстинктивно махнул рукой, чтобы его подхватить. Был бы карабин — он бы меня сдержал, но кто же знал, что он не подключен.

Я опрокинулся на спину и полетел вниз, к астероиду. Гравитация была слабее, падал я медленнее — на третьей секунде, спустя полдюжины этажей я сгруппировался, поймал рукой какой-то кронштейн. Меня развернуло, ударило спино и плечом о корпус станции — весьма ощутимо, как я понял.

Часы практики по скалолазанию и пара прошлых занятий на станции не прошли даром — я не свалился. Но в этот момент я почему-то потерял связь с преподом и напарником. Видимо, скафандр был старый, и разъём антенны уже изрядно расшатался.

— Бальтазар! Стефан Дионидович! Спасите! — заорал я.

Мне никто не ответил. Я нащупал ногой какой-то выступ — это был подоконник узкого и длинного иллюминатора. Затем нащупал свободной рукой болтающий карабин со страховкой, щёлкнул и закрепился на кронштейне. После чего перехватился рукой и прижал запястье с браслетом к шлему.

Штраф за нарушение техники безопасности: −10 трудочасов

— Группа, ответьте, я здесь!

Браслет молчал — мало того, что он был под тканью скафандра, ещё и блокировался на время проведения практики.

И вот именно в этот момент я вспомнил, что существует специальная парольная фраза, которая разблокирует браслет в таких случаях. Но вот беда — её периодически требовалось обновлять, новую фразу я вбивал и благополучно забывал. Вспомнилось только, что я упоминал в последней фразе какую-то третьесортную сексапильую актрису комедий — а в них я в подростковый период влюблялся по одной в неделю.

— Ванесса Березиннер лучше всех! — рявкнул я.

Тишина.

— Даша Косыгина лучше всех!

Снова тишина.

— Корнелия Круз лучше всех! Рафаэлла Бриллиант лучше всех!

Сквозь толщу скафандра донёсся звук разблокировки браслета.

— Я упал! Я тут в тридцати метрах от каменюки, — заорал я.

— Во даёт!

— И передатчик скафандра не работает!

— Лошара! — послышались смешки однокурсников.

— Шуруповёрт где? — первым делом спросил препод.

— Вниз упал!

— Целый? Карабином пристегнулся?

— А то!

— Ну, тогда спускайся за шуриком и вертайся назад! А не то — робота отправлю доставать, а обоим двойки и штрафы за растрату имущества.

— Там лестница справа, — подсказал кто-то.

Осторожно отклонившись, я заметил лестницу, которая была в двух метрах от меня. В щитке скафандра нарисовался вектор прыжка и просчиталась вероятность успеха 64% Получается, при нынешней тяжести вполне получится допрыгнуть, но и свалиться тоже шанс большой. Пока я рассчитывал прыжок, мимо меня, перепрыгивая через тройку ступеней и бодро щёлкая карабином пронёсся мой напарник. Такой резвости я от него не ожидал — видимо, слова препода о двойке произвели на Бальтазара должное впечатление. Я решил не медлить — отстегнул карабин, держась за злополучный кронштейн, отмотал страховку побольше, размахнулся и прыгнул на лестницу.

Снизу уже спешил Бальтазар — он не только поднял наш упавший шуруповёрт, но и набрал всякого барахла, которое попадало с тренировочной станции. Наверх мы запрыгнули почти одновременно, одновременно же дошли до муляжа ракетницы и принялись её раскручивать. Почти всю работу делал Бальтазар. Общаться из-за сломанного скафандра мы с ним не могли, я лишь придерживал и помогал запихнуть в контейнер. Мы почти уже донесли несчастный груз до конца, как вдруг откуда-то сверху приплыл на маневровых микродвижках и поравнялся с нами довольного вида робот-лаборант и протянул руки — мол, отдавайте.

— Время! — услышал я голос препода. — Трояки, чуть больше половины плана. Ладно хоть оборудование не угрохали.

Бальтазар, конечно, добежал до шлюза быстрее меня — баллов за это не давали, но куда ж без этого!

Получена премия: 0,3 трудочаса

Получена премия: 10 трудочасов

— Не понимаю, откуда вторая премия? — спросил я батю тем же вечером. — Я ж чуть не покалечился.

— Ха! Твой препод не дурак, подстраховался. Побоялся, что вы наябедничаете декану. Это же его ошибка, он за тебя отвечает. Скажи, этот твой Бальтазар — ушлый парень, да?

— Ну, да, поушлее меня будет. Хочешь сказать, из-за него?

— А то. Препод от тебя подвоха не ждёт, но если бы он твоему Бальтазару поставил двояк и штраф не вернул — могло бы быть всякое.

Препода в итоге через пару месяцев не то уволили, не то перевели куда-то в Магнитогорские купольные поселения — зэкам грамоту преподавать. А кодовую фразу я с того момента так и не сменил.

И вот, сидя в кресле и изрядно покопавшись в памяти, я всё же вспомнил её и скомандовал:

— Рафаэлла Бриллиант лучше всех!

Браслет пиликнул.

— Арсен! Ильич! Тут… твою медь, Цсофика сбежала!

— Ха, что за Цсофика, ты ручную крысу завёл, да? — хохотнул Арсен.

— Так. От тебя батя, получается, скрывал? Что он девок в двигательном отсеке челнока хранит!

— Ну… у всех нас свои скелеты в шкафу… Ой… а ты кто?

— Арсен! Будь осторожен!

— Твою ж мать!…

Дальше слышались неразборчивые крики и звук падающей посуды. Всплыла голограмма.

Сообщение: внештатная ситуация, беспорядки на корабле.

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698−988ГЯ)

Я снова принялся дёргаться, извиваться в кресле, пытаясь высвободить запястье, но безрезультатно. Всё продолжалось минуты полторы, пока я не услышал скрип открываемого люка наверху и скрип другой — более привычный. Вскоре под кровать заглянул и резво для своих преклонных лет пролез «Завет Ильича».

— У нас внештатная ситуация, а вы принимаете массаж. Это неразумно.

— Да я уже, блин, в курсе! Чёрт, или это была ирония?

Он на секунду завис перед монитором массажного кресла — видимо, подгружал инструкцию, затем его пальцы забегали на сенсорных кнопках. Массаж закончился, ремни отстегнулись, руки освободились. Я расстегнул запястья и запрыгнул наверх, а оттуда вылез из люка, используя ступени шкафа, как полочки.

Ильич взбирался дольше меня, мы пробежали коридор между кают и остановились перед последней лестницей, ведущей на верхнюю палубу.

— Где она?

— На верхней палубе. Арсен там же, она угрожала ему.

— В каком смысле? — не понял я. — В заложники взяла?

— Увидишь.

— Оружие доставай?

— Шон Рустемович закрылся вместе с ним. Я решаю проблему. Идём.

Мы заглянули в дверной проём.

— Дальше — тихо произнёс Ильич.

Мы осторожно обошли стеллажи, отгораживавшие кусок помещения. Во второй половине верхней палубы не горел свет, на табуретке у буржуйки в полумраке сидел Арсен, вид у него был весьма обеспокоенный. Его руки были связаны каким-то тоненьким шнурком. Я подумал, что ему ничего не стоит освободиться, но приглядевшись, увидел, что у него в волосах сидит Милли — та самая паучиха, которую сняла с меня Цсофика. Я обратил внимание, что паучат на спине у животного уже нет. Хозяйка Милли услышала наше приближение и тут же выскочила откуда-то из темноты, из-за спины Арсена. В руке сверкнул кухонный нож, которым батя днём ранее резал картошечку — лезвие оказалось у горла Арсена.

— Не приближайтесь, а то я его зарежу!

— Ты больная, что ли? Он тебе ничего не сделал! И ты в курсе, вообще, что мы сейчас скоро будем всплывать, а нас тут преследуют?

— Кто преследует⁈ — насторожилась она.

— Без понятия! Я вообще не понимаю, что происходит! Может, это с тобой как-то связано, а?

Осторожно оглянулся назад — робота на палубе не было — улизнул тихо, насколько позволял скрип его престарелых шарниров.

— Куда ушёл железный? Отвечай!

Я пожал плечами — я правда не знал, куда он делся, но предположил, что механический хитрюга знает, что делать в нашей ситуации.

— Где пятый? — она сжала нож крепче.

— Какой пятый? — спросил я, стараясь выиграть время и осторожно крадясь по левому борту.

— Где пятый член экипажа!

— Э, какой пятый, нас… трое всего. И робот, — сказал Арсен.

— Вы меня обманывали!!!

Лезвие ножа описало полукруг по шее Арсена.

Глава 8 Протокол «Бастион»

Арсен схватился за горло. Нож, конечно же, оказался тупым, и царапина была не очень глубокой. Посмотрел на связанные руки — на них была всего пара капель крови.

Цсофика стояла в недоумении — похоже, она сама была не готова к тому, что только что сделала. И тут Арсен взревел — это был первый раз, когда я увидел, как наш добродушный старпом впадает в реальную, а не наигранную ярость. Ударом локтя он отбросил Цсофику на пару метров назад — ослабленная гравитация позволила выполнить такой кульбит. Девушка-киборг выронила нож, ударилась головой о ножку стелажжа. Арсен тряхнул головой — как-то даже потешно, неловкой, смахивая паука на пол, затем снова рявкнул, разрывая верёвки, спутавшие руки и начал прыгать, махать ногами, пытаясь раздавать паучиху. Цсофика тем временем уже медленно поднималась, растирая ушибленную голову и хватаясь за стеллаж.

— Ты… Посмел угрожать моей Милли!

В её руке оказался торопик для дров, так неудачно принесённый мной, она подняла его, взвесила в руке и уже приготовилась замахнуться на Арсена, с остервенением прыгающего по полу палубы, как вдруг я услышал голос бати из-за спины.

— Цсофика! Софушка! Блин, остановись, глупая! Брось хреновину. Давай поговорим!

Батя вышел из спальни, одетый в ночной халат, за его спиной шёл Ильич. В руке Ильича я увидел шарпомёт-парализатор. Цсофика сначала опустила топор, а потом снова подняла его. Бежать ей было некуда — сама того не зная, она завела себя, по факту, в тупик, за которым был только капитанский мостик и центральный пульт управления. Вернее, выход, на самом деле, был — пара малоприметных люков. Они вели в длинное чердачное помещение над грузовым отсеком, использующееся как «полусекретный», по выражению бати, склад. Но про них, конечно, она не знала.

Шарпомёт Ильича был наставлен прямо на неё. Загнанный зверь бывает страшен.

— Я сейчас вам весь пульт разгромлю! — Она решительными шагами зашагала по лестнице к капитанскому мостику, занеся топор за плечо.

— Протокол «Бастион»! — выкрикнул Ильич.

Я впервые наблюдал в действии этот чудовищный по своей простоте и надёжности протокол защиты от чрезвычайных происшествий.

В полуметре от треугольного капитанского мостика с потолка сорвалась здоровенная, во всю ширину палубы чугуниевая бронеплита. Просвистев в каких-то сантиметрах от носа Цсофики, она проскрежетала в шарнирах, загремела и остановилась — похоже, нашу броню прижали в пазах мощные электромагниты. Цсофика сначала отшатнулась, подошла к листу, положила топор на пол и ощупала. Нижняя кромка брони зависла в паре сантиметров от пола, Цсофика подцепила броню руками, напрягла свои нечеловеческие механические бицепсы и потянула. Лист слегка прогнулся, словно дно огромной консервной банки, а затем с грохотом вернулся в прежнее положение.

Цсофика выругалась, пнула ногой топор — он опасно просвистел в воздухе и приземлился всего в полуметре от ноги Арсена, затем села на пол, опершись о броню и совсем по-девичьи захныкала.

— Куда… Ну куда ты меня везёшь… Маньяки чёртовы!

— Я не маньяк, — нахмурился батя и скривился в ухмылке, покосился на меня. — И мне совсем не хотелось тебе, ну… зла причинять, и всё такое.

Арсен всё ещё был на взводе, но уже слегка остыл, он подошёл к аптечке и возился с пластырем.

— Кто она, Шон Рустемович! Кто ты такая, больная кибернетическая… дура! Что ты у нас на корабле делаешь⁈

Батя медленно шёл по палубе, словно птицелов, боящийся спугнуть птицу из ловушки. Цсофика именно так и выглядела в своей ночной сорочке — пойманной и жалкой, вовсе не опасной. Хотя я впервые так вблизи оценил, на что способен киборг.

— Я ж тебе уже всё объяснял, ну? Куда везу и зачем. И почему укрываю. Я ж тебе, блин, картошечку принёс, что, не вкусная была?

— Вкусная.

— Итак, куда я тебя везу?

— К папаше моему везёшь. В Бессарабию. Только я не верю тебе нихрена. И это ещё вопрос, хочу ли я обратно!

— В… Бессарабию⁈ — Арсен посмотрел почему-то на меня и растерянно захлопал глазами. — Что мы там забыли? Это же не наше направление! Это же второе направление, а мы четвёртое, наш удел — Империя, Таймыр да микронации!

— Было не наше, станет наше! — рявкнул батя, затем как-то смягчился. — Это очень выгодное и благородное поручение. Стыковые рейсы делать можно. И я выпросил командировку до границы в ту сторону под предлогом закупки и замены синих гипототемов.

— Получается… получается, ты даже от товарища замдиректора направления это скрыл? — удивился Арсен? — И давно она у нас на палубе, а?

— Четыре месяца, — сказала Цсофика.

— Четыре месяца? Четыре, блин, месяца, и мы про это не знали⁈ Кто… кто ты такая? Ты ж модификантка, как ты выжила в Бессарабии?

— Мена зовут Цсофика Алоиз-оглы Бёрдс-Идрисова. Мой папа — коммерческий директор Львов-Одесского Терраформирующего концерна Великой Бессарабии. Барон… Я… я сбегала от него уже дважды. В первый раз — в девятнадцать лет…

Она показала руки.

— Вернулась через два года, уже изменённая. Потом года три жила на острове моих родителей. Скрывали меня. Ну, это, конечно, был райский остров. Сто километров в длину, тридцать в ширину — и всё наше. Десяток дворцов, сады, четыре тысячи слуг, какие угодно развлечения… Но тогда были жестокие законы на счёт таких, как я — при малейшей интриге, касающегося моей семьи, вся неприкосновенность моей персоны превратилась бы в пшик. Я жила, как на пороховой бочке. Потом… потом не стало мамы.

Цсофика замолчала — молчала долго, почти минуту.

— Баронесса, значит, — ухмыльнулся Арсен.

— Во второй раз я решила бежать в микронации. Меня подобрал челнок Армии Афалины, который собирал народ в ковчег.

— Это же… которые «Археоптерикс»? Сектанты? — спросил Арсен.

— Нет, Археоптерикс — это другие… Афалина — это которые с дельфинами… — начал я умничать, но Цсофика меня перебила.

— … Это официально зарегистрированная, и, между прочим, признанная вашим Челябинском и Инспекцией Протокола микронация. Занимаются воссозданием цивилизаций прогрессированных дельфинов на планетах-океанах. Они крутые, и там только одни мы — модификанты. Когда-то они были вместе с Археоптериксом, но потом произошёл раскол, те стали набирать кого ни попадя, и… Так вот, колесила я с ними по всему Приуралью, вербовкой адептов занималась, пару раз накосячила в имперский краях… но потом меня стал кто-то преследовать. Нето — люди отца, нето какие-то недоброжелатели из враждебных Микронаций.

— Микронаций, тьфу, — Арсен сплюнул.

— Их корабли выглядели примерно так, да? — Ильич снова вывел изо лба по центру зала голограмму двух катеров, которые нас преследовали.

Цсофика привстала, посмортрела.

— Возможно… Я плохо запоминаю форму и марки кораблей. Вроде примерно такие же, да.

— Это ни о чём не говорит. И корпораты, и сектанты летают на таких же. Ты же понимаешь, что за тобой могли охотятся не две и не три конторы, твой батя большой, шишка, у него много…

— Я знаю! — рявкнула Цсофика. — Что у него много недоброжелателей, мне это с самого детства твердили — будь осторожна, у твоего папы много врагов. Достало! Я поэтому и сбежала, думала, ну хоть теперь-то никто не будет…

Она снова замолчала.

— Ладно. Прости, сорвалась. В общем, в один день они пришли на наш транспорт. Тоже модификанты, причём, не как мы — полные, одно туловище и башка от человека. Десантировались, перерезали половину экипажа. Тогда я спряталась, ссыканула позорно, тьфу… Они ушли, не нашли меня, выжила, нас подобрали. Но именно тогда я поняла, что Адепты Афалины не смогут меня защитить. У них нет своей армии, им помогают только наёмники, их никто не учил сражаться… В общем, я сначала поступила в «Астромиг», потом, когда в Империи уголовку повесили — осела в Порт-Стенли, там таких, как я, очень ценят.

— Плохо дело, дорогуша! — Арсен тыкнул в неё пальцем. — И Порт-Стенли, и Астромиг — террористические, не признаваемые Партией микронации!

Я тоже не скрыл своего удивления.

— Батя, ты её что, у Стенли забрал? Это же совсем рядом, но как ты туда пролез, там же сплошные патрули Инспекции?

— Я что, дурак? Сначала помещение подготовил, потом выкурил я её из гнезда… Заплатил кому надо, почти весь задаток. Привезли.

Цсофика сжала кулаки.

— Бывший парень… Он от меня и сам избавиться хотел, мерзавец!

— А массажное кресло и пауки каким образом там оказалось? — спросил я.

— Ну… позже привезли. Контейнером.

Арсен присел на табуретку, сокрушённо помотал головой.

— Как же нам теперь, а? Шон Рустемович, зачем же ты так? Это же не запланированное поручение, так? Ильич, ты же всё знал? Ты же обязан будешь сообщить в профсоюз, так?

— Обязательно сообщу по успешному завершению квеста, — кивнул робот. — Таков регламент.

— Я уточнял у знакомых, — батя махнул рукой. — Если ты заработал на каких-то леваках, то потом вся валюта конвертируется со штрафом. Который, типа, как увеличенный налог, вот и всё. Плюсов — всё равно больше! Если, конечно, не совсем что-то противозаконное и противоречащее государственным интересам.

Цсофика фыркнула.

— Но что сейчас делать-то, а?

— Допустим, я вам верю, но я не хочу в этот ваш погреб обратно лезть, — нахмурилась Цсофика. — У вас тут, конечно, полнейший холостяцкий срач, но уж лучше на палубе, чем там!

Батя подошел к туннелизатору и как-то рассеянно осмотрел на танец космических крохотулек.

— В общем, Софушка, смотри. Мы всплываем через два часа. Нам надо успеть пожрать приготовить, умыться и прочее. Мы всплываем у Озёрска-3, это каменюка ближе всего к нам. Карликовая планета, ничейная, оспаривается Челябинском и Авалоном-10…

— Ещё одни сектанты, — скривился Арсен. — Эти хотя бы не пиратствуют.

— Не перебивай. Нам надо будет торопиться. Если наши преследователи нас найдут не сразу после всплытия — там же на орбите часто ошивается пара кораблей инспекции и других микронаций — маршруточники, лоточники и прочие. У нас заканчивается дефлюцинат, нам надо купить десяток ведёрок, чтобы дотянуть до родных рубежей. Напомни, на тебя же и в Челябинске статья?

— Ага. За мелкое хулиганство и порча имущества, я в вашем приграничной орбиталке трёх работников порта избила и турникет сломала, — кивнула Цсофика, с увлечением ковыряющаяся у себя в ногтях.

— Ну вот. Так что, дорогуша, придется тебе до границы с Бессарабией сидеть спокойно. Не высовываться.

Наша пассажирка нахмурилась.

— Черт… А что, если я скажу, что до сих пор не уверена, что хочу домой. Я бы не сказала, что сильно соскучилась по родне. И снова сидеть на своем золотом острове…

— Проблема выбора «свобода или комфорт» является краеугольным камнем в сюжетах множества исторических произведений и идеологических трактатов политэкономии, — заметил Ильич.

— Я знаю. Ладно, хрен с вами, — Цсофика встала и поплелась в сторону склада. — Пойду обратно в свою нору. Только сначала Милли поищу.

— Погоди, сперва поможешь нам вернуть эту хреновину на место, а потом накормим тебя, — сказал батя, останавливая её у выхода. — Из разморозки нажарим что-нибудь по-быстрому.

Сообщение: окончание внештатной ситуации.

Получена премия: 4 трудочаса (участие в устранение бунта)

Паучиху Милли ей найти в нашем бардаке так и не удалось.

Потребность во сне: средняя (7 часов бодрствования)

Больше всего я люблю всплывать вблизи от астероидов, всяких мелких орбитальных станций и небольших спутников: тогда у нашей посудины всплытие ровное, безболезненное, безо всякой резкой тряски и секундной потери гравитации. Чуть пожёстче всплывают у карликовых планет — на дальнюю орбиту там не выйти, а гравитационная воронка на ближней орбите обычно неровная, с ухабами и изгибами. Тяжелее всего всплывать на границе атмосферы обитаемых планет и особенно — на низкой орбите у газовых гигантов. Востроскруча, гравитационный волчок не успевает быстро прийти в себя, и несколько секунд корабль несёт на всех парах к поверхности. Конечно, на крупных современных кораблях и станциях устанавливали мощные гравикопенсаторы, помогающие востроскруче не слететь с катушек и не отключиться. Мы же такой привилегии лишены, поэтому-то нас и премируют за каждое такое всплытие и погружение, как за небольшой подвиг.

Озёрск-3 был каменюкой сравнительно небольшой — пятьсот километров в диаметре, и всплыли мы ровно. Коньки после семи часов не сильно устали, и даже престарелые синие не стали чудить — ровно свернули хвосты. Я отошёл от своего туннелизатора, хлопнулся на свободный стул и глянул в браслет.

Получена премия: 5 трудочасов (всплытие из п-пространства)

Накоплено трудочасов: 199,95

Когда танец гипототемов прекратился, батя проверил основные системы и резво спрыгнул с капитанского мостика.

— Арсен! Сбегай в трюм, прикорми волчка! У нас вроде ещё оставалась булочка с ураном… Да, и взгляни по пути на холодильники, которые у носа, ничего там не упало? У меня опять камера сбоят в грузовом, будем переделывать.

— Есть, кэп, — кивнул Арсен и зашагал в сторону лестницы.

— Так, окружение? — батя развернулся ко мне и роботу.

— Наблюдаю шесть судов на орбите, — ответил Ильич.

Батя мог бы и сам порыться в приборах и посмотреть окружение, но предпочитал, чтобы ему кто-то показывал. В общем-то, общение в команде — полезно, если ты не занудный интроверт. Каким Ильич, собственно, и являлся.

— Ну, блин! — батя погрозил ему кулаком. — Я тебя сколько уже, двадцать, двадцать пять лет знаю, если я спрашиваю окружение…

— Понял. Вывожу голограмму.

Посередине зала всплыл шарик планеты, на разных орбитах крутилось шесть точек.

— Это имперские суда, — указал Ильич. — Малый торгово-развлекательный корабль компании «Большой Будда», и почтово-грузовой лайнер фирмы «Поник». Предположительно — как и мы, на транзите.

— Ну вот, а Арсен всё хотел к Озёрску-семь, потому что там торгово-развлекательный центр, — поворчал батя. — Говорил же, что не нужно! Так, а это что за хмыри… Стоп. Инспекция⁈

Он тыкнул в чёрный ромбик.

— Да, катер Ордена Правопорядка.

— Вот чёрт! Они же сейчас до нас докопаются. Челябинским судам тут не рекомендовано, и всё такое. С другой стороны… — он на миг задумался. — Ладно, посмотрим. А остальные?

— Два корабля сообщества Авалон-10 и маршрутка от «Астромиг». Один из них — ближе всех, всего в трёх тысячах от нас. Так. Фиксирую два всплытия.

На голограмме загорелось ещё две точки.

— Они? — угрюмо спросил батя. — Нашли?

— Вероятнее всего. Транспондеры не отвечают. Тридцать тысяч от нас. Начинают движение.

— Ну, если это те хмыри, то наличие катерка Инспекции нам очень к месту.

Мы напряжённо пялились в карту, потом батя метнулся к пульту управления и закрыл глаза. Я уже понял, что он делает — запускает маневровые и общается с волчком, чтобы тот помог разогнаться и совершить межорбитальный манёвр. В голову послышался шёпот. Забегали светлячки в глазах — космическая зверюга услышала наш призыв и начала бормотать что-то, сыпля угловатыми образами космических кораблей, незнакомых планет и прочего, что казалось ей похожей. Наконец, немного качнуло в сторону.

— Батя, и куда мы?

Я потёр виски и поднялся на мостик. Батя этого не любил, доверяя приборы только себе и Арсену. Но настрой у него был боевой, чувствовалось, что он вошёл в некоторый раш, словно играя в кошки-мышки с нашими преследователями. Указал на карте, сдублированной на одном из экранов.

— К торгово-развлекательному, конечно. Самый очевидный манёвр, не к микронациям же соваться. Заодно Арсена порадуем. Будем там через полтора часа. Что наши гончие, всё ещё на хвосте?

— Уточните запрос, — пробубнил Ильич.

— Ильич, родной, скажи, те парни нас всё ещё преследуют?

Пауза.

— Так точно. Но катер инспекции изменил траекторию и направляется наперерез к ним.

— Ага! — батя толкнул меня в плечо. — Что я говорил, они их сейчас быстро прижучат. В общем, я прошу стыковки к «Большой Буддой». Слышишь, Арсен? Мы в ТРК идём!

— Круто, кэп, спасибо! Давно в автоматы не играл.

Батя уже собрался тыкнуть в консоль связи, как вдруг она включился сама, и там всплыла большая кнопка вызова. Такие же кнопки вылезли в голограммах на наших браслетах.

Входящий звонок от Инсп. Протокола, Орден Правопорядка, кп2–7656565–2997-и

— Шон Рустемович, два катера включили транспондеры, — успел сказать Ильич. — Они из Империи, коллекторское бюро.

— Приплыли, твою мать. Все замерли. Принимаю вызов.

Глава 9 «Большой Будда» оказался закрыт

— Младший сержант-инспектор Протокола Битунов, объясните цель пребывания в спорной системе.

— Говорит Шон Рустемович Куцевич, — батя избрал самую скучную и отстранённую манеру речи. — Грузовой гипотраулер-грузовик гпт-3–765613–2579-члб «Молотов», приписан к муниципальному, это… предприятию, артели, Лаврентийскому консервному заводу Союза Национальных Автономий. Выполняю поручение трудовой партии по перевозке…

— Так, капитан судна, ответьте коротко, почему вы всплыли в спорной пограничной системе в четырёх всплытиях от тракта? Что вы здесь забыли. Я что-то не думаю, что поручение… трудовой партии предписывает такой странный маршрут, так?

Я поёжился и понял — сейчас батя начнёт импровизировать, а нам придётся запоминать.

— … Выполняю поручение трудовой партии по перевозке партии холодильников. Начальник, мы задержались в соседней системе, у нас кончается дефлюцинат, выделяют на рейс мало, впритык, кони старые, менять будем через две недели, жрут много, не рассчитали! Следуем к ближайшему торговому центру, чтобы закупить…

Небольшая напряжённая пауза — и инспектор, похоже, поверил и смягчил тон.

— А, куда следуете? К этому… к «Большому Будде»? Он закрыт для обслуживания, идёт транзитом на логистическую базу для пополнения товаров. Мы пока заняты, а так могли бы отдать вам пару ведёрок… А, что говоришь? — дальше было немного неразборчиво, вероятно, инспектор общался с напарником, но вскоре снова прорезался голос. — Знаете что, плывите к судну Авалона-десять, мы попросим их поделиться. Ну, или бартером хотя бы договоритесь, мы не против. Главное — ваш срок пребывания на орбите Озёрска должен быть не больше двенадцати часов, мы проследим, иначе — сами понимаете.

— А разве гипотраулерам запрещено сюда входить? — влез Арсен. — Мы думали, что только военным судам запрещено входить, а мы грузовое судно, никого не трогаем, и вообще…

Батя яростно замахал кулаками, но увидев довольную морду Арсена кивнул и показал большой палец вверх — мол, неплохо, хорошо «сыграл дурачка».

— Кто говорит? — голос снова стал строгим.

— Эм, это мой старпом, простите, товщначальник, мы ему сейчас выговор в трудовую за несоблюдение субординации.

— Да ладно, зачем выговор. Гимн вместе прочитайте, в красный уголок поставьте, или как там у вас на Че называется, — послышался сдавленный смешок.

Арсен привстал со стула и нахмурился.

— Мы можем продолжать движение? — холодно спросил батя.

— Продолжайте, конечно. Ах, да, забыл спросить — вы имеете отношение к двум только что всплывшим господам?

— К каким-каким господам?

— Два катера, двоечки, всплывшие после вас с интервалом… — начал инспектор, но батя его прервал.

«Двоечки» означало вторую размерность — до десяти до пятидесяти метров.

— Нет-нет, понятия не имеем, что им тут нужно.

— Хорошо. Да, авалонцев не забудьте известить. Ровных всплытий.

— И вам не хворать.

Инспекция отключилась, батя пробурчал что-то вроде:

— Красный уголок им не понравился, б…

Его браслет тут же моргнул, снимая штраф за нецензурную брань. Батя стиснул зубы в ухмылке и полез листать контактные листы в зоне досягаемости связи.

— Это же авалонцы же, да, Ильич? — указал он на один из контактов. — Бортовой номер «гпт-3–0007–2667-ава».

Зоркий глаз робота увидел строчку с другого конца зала.

— Именно. Гипотраулер, как и мы. Имя корабля на зарубежном, «Andromeda Berner». Только они, вероятнее всего, действительно занимаются сбором дефлюцината.

— Значит, у них там дёшево будет!

— У них чего, всего семь судов третьей размерности? — усмехнулся я. — Или он, типа, такой старый, а все остальные — новее?

— Микронация, что с них взять… Десяток судов нашего размера, остальное — шлюпки и челноки. Да, они нас не любят, но дефлюцинатом должны поделиться. Аллё, это капитан «Андромеды»… Как там его… Простите до беспокойство, у нас заканчивается дефлюцинат, вы не могли бы продать нам…

По ту сторону мигом запричатали с непередаваемым акцентом и пафосом, достойным лучшего театра в центральном микрорайоне столицы:

— Я уже извещён, о грязный. Силой радиоволны, что даровать нам Всевышняя Искупительница нашего бренного бытия мисс Сверхмэссив Блэк Хоул! Мы позволять вам, мерзким коварным коммунистик еретик приблизиться к нашему кораблю для того, чтобы осуществить передача… эм, дэфлюсинейдет топливо. В размере трёх вёдер. В обмен на имперские кредиты или предметы — бытовая техника, различный медикамент, и…

— Ладно, браток, сейчас подплывём, да сочтёмся. Ты не бойся, мы добрые, у карликов экспроприировать ничего не собираемся!

Авалонцы были в этих краях самыми что ни на есть аборигенами — построили здесь свой купольник примерно в то же время, что и Первая Московская Империя начала осваивать Челябинск. Они прилетели сюда на двух крохотных кораблях — Авалон-10 и Авалон-30, преобразованные затем в орбитальные станции. Созданное позже наше государство не признало их статуса, но даже не столько из-за расположения у границ. Если в случае с признанием других карликовых народов можно было решить какие-то геополитические задачи, то статус миллиона отсталых, не располагающих флотом сектантов не давал никаких бонусов ни в случае признания, ни в случае отрицания этот факта.

Гипотраулер авалонцы, вероятно, переделали из старого имперского лайнера. Из просмотрового окна он выглядел как огромный пожухлый цветок. Сетчатые лепестки вытянулись на добрые подкилометра, и он казался гигантом, хотя по факту был немногим больше нашего. Мы пристыковались главным швартовочным коридором, проверили давление. Заскрипел трап, ведущий от грузового отсека, подул ветерок, и батя молча махнул мне рукой, мол, пошли.

Я зашагал вперёд по шатающейся кишке, придерживаясь за цепочки по боку. Гравитационное поле нашего волчка в середине пересекалось с таковым у авалонцев, и пришлось идти внаклонку, словно в гору.

— Терпи, — буркнул батя, заметив, как я пыхчу. — Три месяца в неполной невесомости — и уже ослаб. Я в прошлом году полгода на нормальную планету не вступал!

— То-то разных девок по подвалам прячешь, — не удержался я.

Батя весьма странно промолчал. Но меня немного понесло:

— Про мамку-то, что, забыл, поди?

Батя неожиданно резко схватил меня за плечо и развернул к себе. Выражение лица у него было редкое — смесь злости и какой-то смертельной тоски. Думаю, если бы он имел обыкновение меня лупить, как некоторые — непременно бы в тот момент отлупил.

— Ты мне тут на совесть не дави, дефлюцинат! И не вспоминай! Думаешь, легко? Сам разберусь со всем!

Я уже и забыл, когда меня батя называл дефлюцинатом, но мне этого хватило, чтобы я заткнулся, пробурчав:

— Ну уж, разберись.

После небольшой паузы он добавил немного неохотно:

— А про то, на что ты намекаешь — не было и быть не может, устав запрещает неуставные отношения на борту. Это и тебя касается, кстати!

В середине коридора, на стыке двух рукавов, свистело и шумело так, что слегка заложило уши от разницы давления.

— Это у нас, или у них? — решил я перевести тему.

— У них, конечно! Я нашу гофру проверял, всё чётко было. Вот же блин, мы так аэропринтонов не напасёмся.

Уже слышались голоса, какая-то мрачная музыка и — неожиданно — детский смех. Ждали пару минут, после чего мембрана раскрылась. Швартовочный коридор их рукава был узкий, скользкий, безо всякого подобия перил и насечек на полу. Мы буквально скатились вниз, прямо под ноги группе из шести человек, стоящих в серебристых балахонах из принтонного волокна.

Пахло чем-то неприятным. Лишь секундой спустя я заметил, что мы окружены. Люди держали в руках оружие — кто шарпомёт, кто настоящий огнестрел. Высокий, по центру держал посеребрённый арбалет, несомненно, очень древний и наверняка — ритуальный. За спиной окружавших нас стояли ящики и — вот откуда запах! — клетки с пятнистыми клювоносами; полуголая женщина сидела на корточках над тазиком и что-то ощипывала — вероятно, того самого несчастного клювоноса. Между ящиками и клетками играли в прятки дети, все белобрысые, очень похожие друг на друга.

А ещё дальше, сзади, на низком потолке отсека, я увидел здоровенный бластер-пулемёт, нацеленный прямо на нас.

Я наблюдал эту картину секунд пять, после чего почти синхронно с батей нырнул обратно в коридор. Но поздно — мембрана за нами закрылась.

Сообщение: экстренная ситуация (вооружённый конфликт на орбите)

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698−988ГЯ)

Батя схватился одной рукой к поясу, где висел шарпомёт, вторую, с браслетом, поднёс ко рту.

— Арсен! У них, блин, стволов больше чем у тебя волос на жопе!

— Вай, слушай, тоже хотел тебе звонить! Тут инспекторы чудят, сначала летели в сторону тех двух парней. Потом парни остановились, а эти летят к нам!

— Мы не отдадим без боя наших жён и детей! — послышался голос из корабля авалонцев.

— Арсен, ты не понял, у нас проблемы! Инспектора когда будут?

— Через минут тридцать-сорок, они быстрые!

Батя выключил связь и шепнул. Только теперь я заметил странность — нас не преследовали.

— Пошли сдаваться. Нам дефлюцинат важнее.

— Но пап⁈

— Никаких но! Сейчас договоримся, увидишь, — он шагнул вперёд, повысив голос. — Это будет, блин, самый странный обмен дефлюцинатом за всю мою двадцатилетнюю карьеру дальнобоем. С кем я имею честь общаться?

Вояки-сектанты подрасслабились, кто-то опустил стволы.

— Вы общаетесь с Иудой Мартинесом Бернером, вице-жрецом клана Бернеров, которому принадлежит данное судно, — сказал державший арбалет. — Если ваши грязный челябинский тела действительно пришли сюда исключительно за дефлюцинатом, то мы можем попросить благословение у Сэнт трейдинг богиня Небьюла Андромеда и приступить к торгам.

— Действительно. Просите, — батя, кажется, даже несколько приуныл, обнаружив, что всё так легко решилось.

Его рука полезла в карман за карточкой — такими пользовались в Империи и Уральском Союзе Планет. Карта была служебная, оплата по всем закупкам за пределами нашей Республики происходила через неё, и за её баланс мы регулярно отчитывались. У Арсена был дубликат, пользоваться обеими ими я мог, но собственную копию, по выражению бати, «пока не заслужил» и пользовался чаще своей собственной, на которой лежали скромные пара сотен кредитов.

Батя тронул сенсор, поднёс карту к лицу, микрокамера считала сетчатку глаза и прочла ДНК.

— Рыночная стоимость для представителя вашей державы одного ведра дефлюцината производства «Андромеда Бернер» на данный момент составляйт… тысяча шестьсот восемьдесят имперских кредитов…

— Чё⁈ — синхронно выдыхнули мы.

В среднем цена ведёрка была в раз десять дешевле.

— Да, — довольно кивнул Иуда Мартинес. — Продажа судам из Челябинск — исключительно с коэффициент четыре, и в крайнем случае. Но мы можем предложить вам более выгодный для нас обоих вариант. Мы уточнили у служителей фемида, что вы везти холодильники, так? Мы готовы обменяйт пять ведра дефлюцинат на один ваш холодильник.

Батя стиснул зубы.

— На девять ведёр. Даже с четверным тарифом — мы везём очень хорошие холодильники, они стоили нам со скидкой по три тысячи!

На самом деле, они нам стоили чуть больше тысячи каждый, но я промолчал и тоже нахмурился. Вице-жрец Иуда переглянулся со стоящим рядом коллегой, тот наклонился и что-то пробормотал.

— А у нас очень хороший дефлюцинат, — парировал вице-жрец. — Мы не мешаем всякую гадость, тут одна культура, ровный объём. Три тысячи наших братьев и сестер занимаются добычей этой волшебной сущности, дарованной нам Сверхмэссив Блэк Хоул. Кстати, сколькт людей у вас на корабле.

— Не важно, — батя нервно потер рукоять шарпомета. — Ну, меньше трех тысяч, это да.

— Ваши холодильники темпоральные? С физпроцессным замедлением?

— Нет, но… С автономными источниками питания, запасом энергии на полгода. Четыре степени заморозки, беззвучные, из экологически-чистых материалов. Объём — двести сорок литров. Подходят для хранения мяса клювоносов!

Вице-жрец надменно кивнул.

— Мы догадываемся. Даже самый дорогой классический холодильник не может стоить три тысячи, он…

— Темпоральные стоят от пяти! — не удержался и вставил я.

— Мы охотно верим. Шесть вёдер.

— Восемь. Это моё последнее слово, — батя выразительно махнул кулаком. — Да бросьте, вы же ещё сэкономили на доставке!

— До свидания, — вице-жрец развернулся и жестом позвал своих коллег.

К одному из «братьев» тут же подбежала стайка детишек и принялись наперебой щебетать, я разобрал только слово «дадди, дадди».

— Эй. Ну… Семь. Меньше нет смысла, правда. Да бросьте, ну, любой другой бы на вашем месте…

— Семь, — вице-жрец развернулся. — И вы вернёте пустую тару. И продемонстрируете работу изделия. Сначала привезите холодильник, я распоряжусь, чтобы товар вынесли.

— По рукам! — воскликнул батя, протянув ладонь, но Иуда Мартинес наградил его таким взглядом, что ладонь наверняка захотелось вытереть о штаны.

— Я подожду здесь, — сказал батя, наклонился и наклонился ко мне мне. — Беги, скажи Ильичу, чтобы не перепутал и выдал холодильник без… содержимого. И сходи за пустыми ведёрками. Тележка помнишь где?

— Угу.

Я рванул обратно. Пока все шло гладко, но вдруг прямо по пути прорезался браслет.

Входящий звонок от Инсп. Протокола, Орден Правопорядка, кп2–7656565–2997-и

Поднял трубку в режиме «невидимка», включил на прослушивание.

— Младший сержант-инспектор Протокола Битунов. Ну как, забрали дефлюцинат, капитан?

— Да, всё ок, спасибо, товарищ инспектор, — ответил батя. — Сейчас жду, пока мои подчинённые привезут холодильник. В обмен на семь ведёрок дефлюцината никому неизвестной марки!

— Я рад, — сухо ответил инспектор и выдержал паузу. — В общем. Мы будем у вас через пятнадцать минут, приготовьтесь к досмотру.

— Досмотру? — переспросил батя. — На основании чего?

— Инспекция в зонах спорных территорий обладает исключительным правом на… — начал он, но отец перебил

— Это те ребята постарались?

— Мы получили сообщение. О том, что вы везёте украденный товар.

— Украденный⁈ Они с дубу рухнули, у нас всё по накладной! Я сейчас перешлю вам документы. Они сказали точно, что и у кого мы украли?

Повисла неловкая пауза. Было немного страшно, я почувствовал, как сильно забилось сердце.

— Товарищ Инспектор, они сказали, что мы украли? — повторил батя, его голос был необычайно уверенным.

— Мы получили… эм… информацию. Но в общих словах.

— Итак, я правильно понимаю, товарищ начальник, что эти ребята, которые преследовали нас две последних всплытия, пожаловались, что мы у них что-то украли, но на вопрос «что именно» ничего конкретного не ответили?

— В общем, приготовьтесь к проверке.

Инспекторы положили трубку, следом послышался голос главного бортового зануды, начавший общий созвон. Синхронно с этим я выпрыгнул в грузовой отсек.

— Капитан корабля и юнга четвёртого разряда, вызывает бортовой андроид «Завет Ильича». Какие будут распоряжения?

— Гага — тащи пустые ведра. Ильич и Арсен — грузите холодос. После — готовьте нижний стыковочный, пусть гайцы пройдут через шлюз.

Батя привычно называл служителей правопорядка «гайцами» — также, как нашу челябинскую государственную авто-авиаинспекцию. По сути, был недалек от истины. Инспекция Сектора Московского Транспортного Протокола, она же Инспекция Протокола была таким же государством, как и наше, только масштаба всего рукава галактики, а не небольшого звездного скопления, которым являлась наша республика.

— Нижний⁈ Почему не через парадный? — переспросил Арсен.

— Много чести для парадного!

— А чего сам, Шон Рустемович, к нам не идешь? Мы же упашемся.

— Ты видел сообщение о завершении конфликта?

— Не…

— У них стволы, Арсен, — батя понизил голос и заговорил сильно быстрее обычного. — У этих гребаных сектантов не меньше шести стволов — только в радиусе десяти метрах от входа! И бластерный пулемет. И их три тысячи на корабле. Сколько, думаешь, инспекторов? В таких катерках максимум человек десять ходит. Они даже впрягаться за нас не будут, а потом суд Ордена скажет, что это мы виновники конфликта. Ты читал историю про этого… как его…

— Синельникова, — подсказал я, вспомнив страшилку о том, как микронация отобрала корабль у контрабандистов, и суд потом признал кражу законной покупкой.

— Хочешь сказать, они пираты? — грустно сказала Арсен. — Получается, мы между этими… между львом и крокодилом.

— Что такое крокодил? — зачем-то спросил я.

Мне не ответили. За время переговоров я уже пробежал весь грузовой и нырнул в трюм, столкнувшись на лестнице с Арсеном и Ильичом. Собрал пустые магнитные ведра в мешок, закинул на плечо — с половинной гравитацией весили они немного. На обратном пути я увидел, как они орудуют потолочным краном, пытаясь подцепить поддон с холодильником и установить его на левитирующую тележку. Пройдя половину рукава, я услышал за спиной грохот вперемешку с нецензурной лексикой, запрещенной по ГОСТ 2698−988ГЯ.

— Где они? — прошипел батя. Связь он не включал, потому что двое парней с огнестрелами стояли в метре от него. — Иди помоги, я хочу, чтобы все были на борту, когда эти ребята пристыкуются.

Драгоценные ведерки с топливом уже стояли напротив клеток с чешуйчатыми зверьками. Я рванул назад, несчастный холодильник я встретил в середине дороги, его тащил на тележке Ильич.

— Ты проверил? — махнул я на холодильник, имея в виду содержимое поддонов.

— Да, все исправно, — ответил Ильич.

— А где Арсен?

Ответ последовал тут же с личным звонком.

— Гарь… Гага… Только бате не говори. Цсофика… сбежала. Нет еë! Люк открытый!

Следом поступил второй звонок, уже от Инспекции.

— Мы в трех километрах, тормозимся. С пуза заходим?

Глава 10 Между львом и крокодилом

Зашли, действительно, «с пуза» — встали сбоку и присосались коротким коридором с аварийному шлюзу, которых в трюме имелось целых два.

Встречать их пошел Арсен. Я стоял у выхода в грузовой и с напряжением ждал, сколько же в итоге инспекторов к нам пожаловало.

Их оказалось четверо — трое парней и одна девушка — все молодые, не старше Арсена. Девушка показалась весьма симпатичной, круглолицей, только немного излишне коренастой. Они двигались в лёгких экзоскелетах, весьма спокойные и даже вальяжные, совершенно не похожие на вояк на задании. Впрочем, в подобной глухой провинции инспектора редко напрягаются.

Сообщение: экстренная ситуация (досмотр судна Инспекцией)

— Значит, так, — самый крупный из них подошёл поближе и небрежно отдал честь. — Младший сержант Битунов. Где капитан?

— Занимается отгрузкою дефлюцината.

— А кто старший, я полагаю…

— Я… — Арсен зачем-то протянул руку и потом опустил. — Старший помощник капитана Арсен Винникубов. Ну, в общем, пройдёмте, я вам всё покажу.

— Да нет, нет. Мы уж как-нибудь сами. А что, больше никого нет?

— У нас экипаж — три человека и робот. — сказал я.

Он кивнул и потыкался в распахнувшемся нарукавном планшете. Я догадывался, что он делает — смотрит схему корабля и полётный журнал. Как и на всех кораблях в секторе Протокола, они были в свободном доступе для Инспекции и передавались специальным ретранслятором. Правда, если на всех современных системах логи с приборов и датчиков записывались в журнал автоматически — то на нашей суровой челябинской электроникой всё делалось вручную.

Что было весьма удобно в случае с нашей профессией. Все сомнительные точки маршрута мы попросту не указывали, а карта корабля была начерчена настолько примитивно, что разобраться привыкшему к подсказкам навигатора иностранцу было очень сложно.

— Вот чертяги, аналоговое всё, что ли?

— Угу, — я махнул рукой в сторону пульта.

Пузатые электронно-лучевые трубки экранов красноречиво говорили" «корабль старенький, системы примитивные». Чаще всего, это прокатывало.

— Ясно. Так, Маяковская — туда, — младший сержант махнул рукой за спину — в сторону того самого склада-балкона. — Танбиев — на верхнюю палубу, Галактионов — в трюм. А я пообщаюсь с командой. Ну что, я смотрю, холодосы везёте?

— Холодосы, — кивнул Арсен.

— А почему таким сложным маршрутом? Кама же находится на большаке. Зачем сюда завернули?

— Дык ведь… срезать! — сказал Арсен. — Нам их до Златоуста везти, а там от большака такой крюк делать!

— И у нас топливо заканчивается, — добавил я, вспомнив про «официальную» версию бати. — Нам его мало выделили.

Про то, что денег у нас достаточно, а мы его просто забыли купить, я решил не упоминать. Я посмотрел на выражение лица Арсена и снова пожалел, что батя где-то там. Кажется, даже я чувствовал себя увереннее в тот момент.

— Что это у вас такое снабжение плохое? — инспектор подмигнул. — Вы что, эти… изоляционисты… или какие у вас там разновидности вероучения?

Для многих за рубежом коммунизм воспринимается как нечто единое, тоталитарное и непонятное. На самом деле, разделение на ветви возникло в тот самый момент, когда основатели нашего государства заглянули в древние энциклопедии. Оттуда на них посыпались: марксизм-ленинизм, сталинизм, анархо-коммунизм, общинный социализм, изомеритократия, тру-левеллеры, коммунизм нейросетей, коммунистическая инженерократия и так далее. Ну, подумали основатели и придумали объединить всё это вместе, назвав это «пятым интернационалом», но получилось это не очень. И после смерти товарища Банина начался разброд и шатание. Сколько бы власти не пытались изжить классовое неравенство, доставшееся в наследство от империй и конфедераций — равенства никак не выходило.

Нет, конечно, кое-что сгладить получилось, и многие пункты программы строительства коммунизма уже работали. С национальностями более-менее разобрались — протолкнули в Инспекции признание нации «челябинец» и формально закрыли вопрос. Но на смену низшему и высшему классу пришло деление на производственные разряды, на смену народностям — прописка по регионам специализации. А тут ещё переселенцы со всех краёв, которых никак «челябинцами» не назовёшь. Разделение по диалектам, по ветвям идеологии и так далее.

В итоге власти решили не мудрствовать лукаво и распределить разновидности коммунизма по районным союзам. Когда освоили и зачистили от инсектов наш район — на длинном континенте им. Товарища Котельникова, его отвели под сельское хозяйство и ремесленничество. Вот и достался нам общинный социализм.

Так было до того, как я устроился в профсоюз контрабандистов. Было это совсем недавно — три месяца тому назад, после окончания «бурсы»…

Возраст: 16 лет

Товарищ замдиректора направления Чигулимский сидел в кресле вальяжно и задумчиво, крутя в руках карандаш. Он вообще такой — вальяжный и задумчивый, лысеющий, с длинными сальными волосами — но в пиджаке. На столе была стопка бумаг, счёты, ламповый калькулятор, и никаких сложных электронных приборов в комнате, кроме браслетов. Комната же сама находилась на планете Златоуст — холодной, маленькой и скованной ледяным панцирем, у которой лишь узкая полоска в пятьсот километров по экватору освобождалась ото льда.

База четвёртого направления Контрабандного Флота приткнулась на утёсе у самого южного края этой полосы. Она напоминала аналогичную на иммигрантском континенте Челябинска, где я впервые увидел «Молотова», но была поменьше, и при этом — гораздо более оживлённая. За нами лежал исполинский ледник, перед нами — километровая пропасть, обрывающаяся в небольшой море. Несмотря на короткое лето, длившееся здесь всего два месяца, за окном дули ледяные ветра.

Чигулимский долго смотрел в окно, затем спросил батю.

— Я так понимаю, он уже на корабле твоём ходил, управлять туннелизатором умеет, системы все знает…

— Да, Ян Вонифантьевич. Брал его уже в пару коротких рейсов. Со зверями говорит нормально. Волчок его признал.

— Ага, — кивнул я.

— Ты же понимаешь, что за это надо снять штрафы с тебя? — всё ещё игнорируя моё присутствие, спросил замдиректора. — Подвергаешь риску молодое поколение. Нехорошо.

— Ты же видел, что Себастьян свалить с корабля хочет. Вслед за братом. Надоело, говорит, риск для жизни испытывать! Да и… я давно планировал сынка к себе под крыло взять. Он, конечно, бывает тупой как дефлюцинат…

Себастьян и Родрик — близнецы, два паренька, служившие юнгами до меня.

— А вот это плохо, — кажется, впервые взглянув на меня, протянул Чигулимский. — Плохо, что тупой. В нашем деле — главное смекалка и умение видеть наперёд врага. И верные идеологические принципы. Общинник — коммуналист, значит, как и батя твой?

— Широких взглядов, готов изменить убеждения, — я пожал плечами. — В рамках дозволенного.

— Пойдёт, пойдёт. Хотя у нас порядки ближе к анархо-коммунистическим. Какое училище заканчивал?

— Сто четвёртое, звёзднознамённое им. товарища Котельникова, — отчеканил я. — Троек много, но по несущественным предметам, и…

— Знаю-знаю такое. Как раз недавно принял к себе одного из вашего выпуска. Бальтазар Селассие… знаешь его?

Да уж, неожиданно — это мало сказать. Мы пару раз общались с моим заклятым другом после выпуска, но он не упоминал, куда его приняли — теперь стало ясно, почему. Я нервно сглотнул и кивнул.

— Знаю.

— Вот он мне верно ответил… Ты вот скажи, кто страшнее всего в нашем деле?

— И-инспекция? — предположил я. — Орден Правопорядка?

— Ответ неверный, — поморщился Чигулимский. — Страшнее всего в нашем деле — разные ищейки из Империи Суздаль. И государственные, и частные… У них длинные лапы. А Инспекция нас любит. Горячо любит…

— Почему? — удивился я.

— Повзрослеешь, поймёшь… Ладно, ты прав, Шон, что вам не хватает юнги. По штату бы вообще — десяток человек держать, но — сам понимаешь.

— Понимаю.

— Беру, — Чигулимский достал распечатанный бланк и большую красную ручку. — Статус кандидата — три-четыре месяца. Начнёт с третьего разряда, дослужится до двенадцатого — переведу в матросы. Давай, парень, открой свой браслет для редактирования, поля поменяю.

Сообщение: изменение полей личного дела.

Должность по категориям МТП: Юнга 3 разряда

Категория флота: Центральный Контрабандный флот

Подразделение: Четвёртое направление, бригада гипотраулера «Молотов»

Членство в профсоюзе: кандидат в члены

Я вспомнил эту минуту, и на душе стало немного полегче. До сих пор мне было не очень понятно, что товарищ замдиректора направления имел в виду.

— Мы не изоляционисты, обычные стахановцы, — парировал я. — Ну, разве что с уклоном в технологический минимализм. Ездят на нас, как на… не знаю на ком.

— Ага, — кивнул младший сержант. — Я вот думаю — а не поддельный ли у вас журнал.

— Поддельный, — вдруг сказал я. — Конечно, поддельный. За нами целых три погружения два неопознанных судна шли, я уж не знаю, что им от нас нужно.

— То есть, они вас преследовали? — с небольшим недоверием переспросил Битунов и тут же отвлёкся на сообщение в коммуникаторе. — Да? Вот как! Сейчас приду.

Он решительным шагом направился в сторону балкона. Сердце ушло в пятки. Переглянулись с Арсеном и несмело зашагали вслед за инспектором.

«Только бы не открытый люк, только бы не люк!» — пронеслись мысли.

Ожидать от беглянки можно было всё, что угодно, и самое худшее — нападение на инспекторов, но гораздо страшнее было бы обнаружить открытым люк в её тайную комнату. Поэтому первым делом я посмотрел в сторону люка — точно ли Арсен успел его закрыть? Оказалось, что успел, но вот шкаф не был придвинут.

— Смотрите! Посмотрите, что там! — инспектор Маяковская стояла рядом с пустой коробкой из-под бананов и настороженно указывала пальцем внутрь. — Мой биолокатор засёк.

— Ага! Павук! — воскликнул младший сержант, выделив букву «в».

Его рука в лёгкой армированной перчатке резким движением на секунду выудила Милли — кажется, так Цсофика называла паука, затем брезгливым движением смахнула его обратно в ящик. Провела сканером.

— Всё ясно. Salticus Giganteria, кошачий паук гигантский. Фауна планеты-матери, краснокнижный. При этом представляющий угрозу как этот… интродуцирующий вид на фаунах с реликтовой фауной! Не врали осведомители, что вы незаконно перевозите живой товар. Чем объясните?

— Какой страшный! — Арсен отшатнулся. — Мы не знаем, как он здесь оказался.

— Рядовой Маяковская, проведите изъятие… да, вместе с ящиком. Составляю опись… Да, посмотри в этом помещении — вон там, в тех ящиках ещё. Эй, на верхней палубе, ты всё осмотрел? Пауки есть? Нет. Хорошо. Отправить в контакт капитана. Готово! Вам выписан штраф в эквиваленте пятисот имперских кредитов. И предписание к запрету торговле всеми видами животных и растений в ближайшие полгода. Животное изымаем.

Я выдохнул. Неужели худшее позади? Неужели мы не выдали себя? Ещё остались холодильники в грузовом, полные брюликов и прочей ерунды, но удерживание в заточении людей, да ещё и представителя других держав — мероприятие куда более незаконное, за это могут и арестовать. Младший сержант Битунов сделал несколько шагов в сторону выхода с балкона, затем посмотрел в большое панорамное окно, пробормотав:

— Да, красиво у вас тут… — и вдруг его взгляд упал на отодвинутый от стены шкаф. — Так, а там у вас что?

Он нахмурился, подошёл ближе, осмотрел стены и пол. С довольным видом воскликнул:

— Ага! — и открыл люк.

Пару секунд мы молча смотрели на тёмное помещение внизу. Затем младший сержант посветил фонариком и схватился за шарпомёт-парализатор, наставил его на Арсена. То же самое повторила и девушка. Поставила ящик со злаполучным пауком на пол, наставила ствол на меня и хищно облизнулась. Я поднял руки.

— Так, все сюда, — шепнул он в переговорное устройство. — Что это, старпом? Объяснения. Это очень похоже на комнату для тайного пассажира.

— Я… Я не знаю! Я не знаю, что это!

— Ты! — инспектор кивнул на меня. — Что это за помещение? Знаешь?

На склад тем временем влетел ещё один — не то Танбиев, не то Галактионов, и сходу, не разобравшись, наставил ствол на меня.

— Знаю, — кивнул я. — Сюда батя между рейсами… тётю Раису, то есть любовницу водит.

Инспектор от неожиданности захлопал глазами. Арсен изменился в лице и испуганно посмотрел на меня.

— Как… что за тётю Раису? Ту, что ли, из кадровой службы?

— Это наш секрет, — буркнул я и посмотрел под ноги. — Ты не должен был об этом знать! Его теперь вообще — уволить могут за неуставные отношения в коллективе.

Пару секунд трое инспекторов молча пялились — то на меня, то на Арсена. Первым заржал младший сержант.

— Да, уморили! Как считаешь, не врут? — спросил он подчинённого.

Тот пожал плечами.

— Ну-ка, проверь, — инспектор махнул стволом, и рядовой присел на пол, просунул голову в люк и посветил фонариком.

— Бабские… сорри, Даша, женские приспособления всякие, и душевая. Не похоже на камеру пыток, угу.

— Ладно. Коммунисты… — Битунов снова заржал и жестом указал захлопнуть люк. — Будем считать, что ничего этого не было.

— Пожалуйста, выясните, почему нас преследовали те двое, — окончательно обнаглев, сказал я. — Очень мутные ребята.

— Выясним. Так, внизу всё чисто?

— Чисто. Холодильники пустые.

— Ну, честь имею. Все на выход!

Мы проводили их в грузовой отсек, где их ждал ещё один запыхавшийся товарищ. Я увидел у дальнего конца зала, за холодильниками, фигуры отца, робота и ещё кого-то.

— Товарищи инспекторы! — прилетел окрик, гулким эхом отразившись от стен — мы уже давно изучили геометрию, знали место, где лучше для этого встать и баловались этим. — Вас мои бездельники хотя бы чаем напоили⁈

— Капитан это, да? Идти или не идти, — на миг задумался младший сержант, но поленился — включил встроенный мегафон и рявкнул. — Мы вам штраф выписали и изъяли опасное животное с борта! Как вы там⁈ Топливом разжились?

— Спасибо, всё забрали.

— Могли бы и нас дождаться! — усмехнулся он, а затем, выключив микрофон, подмигнул своим коллегам. — Ну, кто-то же должен заниматься благотворительностью, снабжать сектантов этих, не только же наш миссионерский Орден.

Когда Арсен скрылся в трюме, чтобы проводить наших гостей, я рванул мимо холодосов к заднему шлюзу. Третьей фигурой, которая вышла из корабля сектантов и держала в руках пару ведерок дефлюцината, оказалась Цсофика. Я не сразу ее узнал — на ней был такой же серебристый балахон, как и у авалонских жрецов. По раздраженному лицу бати я понял, что он тоже не ждал ее появления здесь.

— Как ты прошла мимо⁈ — изумился я. — Мы же с батей у входа стояли.

— А вот! У меня свои секреты, — подмигнула Цсофика. — На самом деле, кто-то просто поленился подвинуть шкаф.

— Это не объясняет того, как ты прошла мимо, я же…

— Сбежать она решила! — проворчал батя. — Ты же понимаешь, что мы на одной орбите с ребятами, которые тебя в настоящий плен посадят?

— Да, мне там не понравилось! — она поставила ведра на пол и махнула рукой. — Какие-то все помешанные. Тесно еще. Детей много, не люблю детей. Вы по сравнению с ними — клевые. Смотрите, что я там нашла!

Она достала из кармана здоровенный золотой кулон — с перекрещенными спиралями галактики, парой камней в оправе, увесистый и очень потертый — и кинула мне в руки.

— Лови, малой. Дарю. Сдашь потом в активы партии, или куда там.

Я терпеть не мог, когда меня звали «малОй», но подарок оценил. Само по себе золото стоило не так дорого, но ручная работа значительно поднимала ценность — товарищ замдиректора направления наверняка любил такие штуки. Гораздо позднее я понял, почему она тогда передумала. Видимо, только оказавшись там, на этом старом гипотраулере сектантов, поняла, что с нами, челябинскими бандюганами, ей будет куда безопаснее, чем с благочестивыми служителями культа Сверхмассивной Черной Дыры. Те бы сдали ее имперцам — и глазом не моргнули.

— Экспроприируешь, значит, религиозную собственность? — усмехнулся батя, слегка повеселев. — Ну, я не в восторге от идеи воровать у нищих, но и ругать тоже не буду. Ну что, как всё прошло?

— Они нашли паука, выписали штраф и забрали.

— Па… паука? — Цсофика резко поменялась в лице. — Ты отдал им Милли⁈

В следующий миг она подбежала и врезала мне в плечо.

Глава 11 Растрата коммунистического имущества в среднем размере

Удар её кулака гулко отозвался в ушах — я догадался, что она ударила в полсилы, но и этого хватило, что меня откинуло на метр, а кости и мышцы заныли от боли. Затем она схватила меня за грудки.

Внештатная ситуация: Драка на борту, зафиксировать?

— Ты! Ты! Говнюк вонючий! Как ты посмел допустить!

— Тише! Тише, блин! Отмена, не фиксировать!

Её принялись оттаскивать от меня вместе Батя с Ильичом — удалось, пожалуй, только последнему. Наконец, мне удалось освободиться, а Цсофика, натужно рыча, словно дикая кошка, извивалась в руках андроида.

— Моя крошка! Они забрали её!

— Батя! Мне не хочется говорить, но она реально больная! — я тоже начинал вскипать. — Ты хоть понимаешь, блин, что мы тебе жизнь спасали, а ты сама чуть всё не разрушила? И что забрать паучиху эту — это был лучший вариант, чтобы отвести глаза? У тебя там ещё же два паука!

Она немного успокоилась, опустила глаза.

— Ну они оба самцы. Да, есть такое. Всё равно вы уроды. Я вам подарки принесла, а вы лишили меня моей любимцы!

Я на миг вспомнил, что где-то должны были остаться паучата, но решил не нагнетать и без того нервозную обстановку. Вместо этого взглянул на браслет, чтобы отменить факт драки на борту и обомлел от предыдущих сообщений.

Сообщение: окончание экстренной ситуации.

Получена премия: 2 трудочаса (бескровное разрешение конфликта на орбите)

Сообщение: окончание экстренной ситуации.

Получена премия: 8,5 трудочасов (активное и успешное участие в досмотре Инспекции)

Накоплено трудочасов: 210,35

Получена благодарность от ИИ Профсоюза Контрабандистов с занесением в личное дело.

Ваш ранг повышен: Юнга 5 разряда.

— Батя! Мне пятый разряд дали!

— Ай молодец! — услышал Арсен, проходящий мимо нас по лестнице.

— Похвально, — батя кивнул и вручил мне два ведёрка. — Сейчас отпразднуем сухпайками. Но давай сначала отстыкуемся. Тварей покормим, да нырнём, надо свалить куда-нибудь подальше от этого зоопарка.

На удивление, отстыковались мы тихо и без проблем — и от сектантов, и от катера Инспекции. Последние направились к парочке наших преследователей — вероятно, проверять, кто они и зачем нас преследовали. А вот ныряли долго — оголодавшиеся коньки сначала неспешно кушали, съев по полтора ведёрка в каждом из двух отсеков, а потом никак не хотели нырять. Мы нырнули к Озёрску-12, окраинному ледяному гиганту у второй звезды данной системы. До базы Инспекции тут было рукой подать, но мы особо не переживали. С такой частотой молния в одно место не бьёт, к тому же на орбите планеты не оказалось никого, кроме одинокой двуместной станции мониторинга. Покрутились полдня, поели, подремали по очереди. Я успел посмотреть на своём терминале в каюте какой-то старинный сериал производства ещё Конфедерации, с непонятными выражениями и пышными одеждами.

В итоге мы выбрали курс на одинокий коричневый карлик — он был под слишком большим углом относительно нашего курса до границы, но был наименее очевидной целью.

Этот коричневый карлик и следующая система голубого гиганта всё ещё были спорными. А вот за ними уже начинались наши, родные просторы — вблизи от Магнитогорского купольного Союза, четвёртой по населению — после трёх планет — челябинской территории.

Я ушёл к себе в каюту и завалился спать в аккурат, когда «потребность во сне» достигла пометки «высокая». Проснулся от того, что меня пихнул в бок батя. Вид у него был взъерошенный, раздражённый.

— Дефлюцинат, блин! Ты в курсе, что Арсен с Ильичом сектантам не тот холодильник дали!

— В смысле, не тот? — протёр я глаза.

— Там сапфиров и александритов было на шестьсот карат! Они один холодильник сломали, пустой, а второй отдали. Ты им что, не сказал, что надо проверить, точно ли пустой отдаёте? Я же попросил! Скажи, ты им не сказал?

— Ну. Да, походу, не сказал, — признался я.

Я уже давно понял, что врать в таких случаях бесполезно.

Зафиксирована растрата в среднем размере коммунистического имущества во время транспортировки.

Штраф: 100 трудочасов.

Накоплено трудочасов: 110,35

— Бл… Блин! Вот же блин!! — я мигом проснулся и вскочил с кровати.

— Сколько?

— Сотня!

— Ну дык. Ещё бы она не снялась. У меня тоже сотня снялась! Как у капитана! Скажи спасибо, что только сотня.

Снялось больше половины месячного жалования.

Наверное, пришло время рассказать, откуда взялись холодильники. Вообще, вместе с содержимым они стоили значительно дороже сотни трудочасов. Если ненадолго погрузиться в занудную математику, то расклад выходил следующий: торговом представительстве Челябинской Республики на имперской планете-океане Кама нам их выдали по оптовой цене в 1200 кредитов. Если по нынешнему курсу один трудочас равнялся примерно трём имперским кредитам, то выходило, что снять с нас за один только сломанный холодильник должны были не меньше четырёх сотен.

А драгоценности стоили тысячи, если не десятки тысяч. Я не заработаю столько и за год. Помню, как товарищ-контрабандист из имперцев, промышляющий на Каме, принёс камешки в кульках, когда мы сели на окраинный астероид их системы. Выглядел он при этом весьма испуганным. Вместе с ним мы распихивали камешки по двойным поддонам холодильников, заклеивали, а он всё время бормотал.

— Каторга… Дзержинск… Шацк… Строгач, лет пятнадцать… В особо крупном же. За них можно остров купить!

Хороший дядька, ответственный и идейный, хоть и имперец. В торговых представительствах всех окрестных крупных планет всегда дежурили товарищи из профсоюзов — или с нашим гражданством, или натурализованные местные. Контрабандный флот держал в штате пару тысяч человек в городах и деревнях по всему Сектору Протокола. Их регулярно сажали, объявляли нон-грата, высылали ноты протеста, даже казнили, но их число не снижалось, а, наоборот, росло год от года. Но это не означало, что они делали за нас всю работу — во многих случаях они были лишь осведомителями и посыльными, а батрачить приходилось нам, корабельным.

По счастью, штрафы устанавливались ГОСТами и были поменьше реальной суммы растраченного. Но за отдельные провинности могли и отправить в колонию, к штрафникам. Я вышел на верхнюю палубу. Оказалось, что мы уже всплыли — редкий случай, когда мне дали отдохнуть и все сделали без меня — наверное, этим и объяснялось недовольство бати, который вскрыл недостачу контрабанды лишь после этого. Арсен выглядел хмурым — браслеты синхронизировались, и у него списали тоже. Я думал, сейчас старпом начнёт ругаться, но он с таким же нахмуренным тоном уселся на табуретку и достал две двадцатигранных кости из мешочка. Хлопнул ладонью и предложил:

— Давай на отжимания. На кулаках. С утяжелителями. Помнишь правила? На спор, до четырёх побед или трёх отжиманий подряд. Кто не отожмётся — возвращает списанные штрафы и готовит ужин.

— Идёт, — ответил я.

Один раз я уже проигрывал, но был недалек от победы. Винникубов, конечно, был меня крупнее на килограмм тридцать, но имел небольшой жирок, который в деле успешных отжиманий мешал. Сперва мы достали с полки нуль-пылесос и пошумели, почистив грязный пол. Затем натянули на ноги здоровенные, я пять килограмм веса тяги — самодельные, напечатанные на припринтере. Скинулись на руках в камень-ножницы-бумагу, чтобы определить очерёдность, и первым кидать кости выпало мне.

— Двенадцать.

— Шесть! Отжимайся.

— Разве не отжимается тот, у кого меньше? В прошлый раз было так.

— Да? — Арсен почесал затылок. — Ну ладно.

— Нет, не ладно! Отжимайся, Гарь! — буркнул с капитанского мостика батя. — Я хочу, чтобы ты готовил ужин, а не он. И чтоб тебя вообще в ноль списали.

Двенадцать раз я отжался без видимых проблем. В следующий раз первым кидал Арсен.

— Пятнадцать, — он нахмурился,

— Три.

Старпом засучил рукава комбеза и запыхтел, но тоже отжался. Пока что счёт был 1:1.

В следующем раунде мне выпало десять, а Арсену пять. Десять раз отжаться после перерыва мне тоже не составило труда — счёт в раундах стал 2:1. В четвёртый раз он выкинул 2, а я — шесть, я отмахал полдюжины уже с небольшим напрягом, и счёт стал 3:1.

— Снова шесть.

— Пятнадцать, — протянул Арсен.

Этот раунд был решающий — мне достаточно было победить и отжаться, но моему сопернику выпало больше. Последние разы давались ему с трудом, я думал, уж сейчас-то он точно сойдёт с дистанции, но он выдержал, встал, отдышался и взял кости в руки. После отжимания кулаки что у меня, что у него слушались с трудом.

— У-у! Восемнадцать… — протянул Арсен, отдал кости и уже встал на изготовку, разминая плечи.

Я кинул кости. Выпало девятнадцать из двадцати.

— Твою ж мать!

Штраф за нецензурную брань — 1 трудочас

Первые пять отжиманий сделал через боль, но без особых проблем. Шестое и седьмое — сложнее, восьмое — еще медленнее.

— Д-девять… д-десять, — бормотал я.

Силы еще оставались, хотя руки и ноги дрожали, оставалось всего шесть отжиманий, когда я услышал скрип санузла и голос Цсофики.

— Да-а, полноценная ванна — это кайф! Спасибо, мужики. А че это вы тут?..

Я не удержался, скосил глаза и увидел голые женские ноги, стоящие всего паре метров от меня. Не удержался и рухнул мешком.

— Ага!! Я выиграл! — Арсен аж подпрыгнул. — Хоть в чем-то ты мне помогла, рыжая.

— Твою ж… Доставай браслет.

Перевод 100 трудочасов Винникубову Арсену Артуровичу

Накоплено трудочасов: 10,35

— Спасибо, Цсофика. Я из-за тебя нищебродом стал. Пойду хоть биогелем подлечусь

Я направился в сторону каюты Арсена — там у нас стоял старый списанный медицинский модуль. Цсофика легонько стукнула меня кулаком в плечо, когда я прошёл мимо меня.

— Ну, это тебе за Милли, не обижайся.

Но до модуля я не дошёл.

— Так, экипаж, тут корабль из подпространства вышел в полмиллионе километров. Транспондер наш, челябинский. Интересно, кому это понадобилось тоже лезть через эти края… Ага! Сеанс связи.

— Куцевич! — послышалось низкое женское контральто. — Опять вы. Я же просила товарища замдиректора, чтобы наши пути не пересекались.

— Варвара! Рад встречи, старуха. Ну что, стыкуемся? Вы к нам — или мы?

Варвара Горфинкль была передовиком контрабандного флота. Батя звал её «Железная Тётка». Её судно «Садовод Якимлюк» было чуть короче нашего, но почти вдвое выше, с двумя высокими грузовыми палубами — герметичной и негерметичной. Между палубами ходил здоровый грузовой лифт, а в экипаже трудилось аж три роботов и двое людей. Старпом Иванова — такая же железная леди, что и Варвара, только темнокожая и чуть более молчаливая, и уже мой упомянутый однокурсник — Бальтазар Селассие.

Самой Варваре Горфинкль было далеко за шестьдесят. Батя был для неё таким же сопляком-юнгой, как и мой однокурсник, она ходила в рейсы, когда он ещё ходил в среднеобразовательную школу. Кроме того, батя упоминал, что с бывшим капитаном «Молотова», который сидел на каторге в Империи, у неё были по молодости какие-то шашни, что, конечно, добавляло предвзятости и натянутости в их отношениях. И это не считая извечного социалистического соревнования.

А соревнование мы пока проигрывали. Над главным пультом «Молотова» сверху горела старинного вида ЖК-панель. На ней горел и регулярно — по прибытии на базы — обновлялся список экипажей судов Четвёртого Направления, а также их капитанов:

1. «Садовод Якимюк» — В. Горфинкль

2. «Витольд Султанов» — В. Соловьёв

3. «Братья Шлапак» — К. Кулик

…

11. «Молотов» — Ш. Куцевич

После первого рейса мы поднялись с двенадцатого места до одиннадцатого, но, всё равно, низкое место настолько бесило батю, что он иногда даже занавешивал панель чем-нибудь. Благо, во время присутствия на борту посторонних людей надпись автоматически отключалась, и табличка показывала температуру, влажность и другие никому не нужные показатели. Батя грезил мечтой пробиться в пятёрку, и мы порою все были невольными жертвами этой мечты.

Упомянутый лифт спускался медленно, со скрипом шестерёнок. Как ни крути, все суда, даже самые элитные, в контрабандном флоте были не первой свежести. Арсен остался на борту, нас было трое — я, батя и Ильич.

Варвара Горфинкль стояла в лифте, заложив руки за спину в сопровождении двух роботов — новеньких, подтянутых, похожих на двуногих гончих псов. Её строгий пиджак и обильный чёрный макияж делали её похожей на персонажа старинных военных фильмов.

— Варвара, рад тебя видеть! — батя раскрыл лапищи для объятия, но Железная Тётка лишь прищурилась и коротко кивнула.

— Шон Рустемович, я напоминаю, что по ГОСТ 2590−008 «Этикет и ритуалы» вы обязаны обращаться к старшему по разряду и по возрасту исключительно…

— Да ладно, брось, этот ГОСТ давно утратил силу, да и никогда не признавался в аграрных жилищных союзах. А я, между прочим, оттуда.

— Аграрии, общинники, — Железная Тётка чуть не сплюнула на пол. — Если бы не партия, вы бы так и оставались рабами у промышленников с севера. Заходите, капитан. Как ваш юнга? Делает успехи?

— Подскажите, а у вас отчество, случаем, не Адольфовна? — набрался наглости и спросил я. — Смотрел в каком-то очень старом фильме.

— Дерзкий, — Железная Тётка дёрнула бровью. — Это хорошо. Думала, на контабандных флотах всем известно, что я не использую отчество по личным убеждениям.

Мы медленно поехали наверх.

— За нами хвост, Варвара, — сказал батя. — Подсобишь, если что? С вооружением у меня — сама знаешь как.

— Подсоблю припасами, топливом, едой. В открытом бою — предпочту отдать дело профессионалам, тем более, что отсюда их можно вызвать.

— Как ты их вызовешь, у тебя что, куропаточная работает?

Все новости, вся бухгалтерия и прочая полезная информация внутри сектора передавалась с помощью специальных модулей, встроенных в межзвёздные корабли, а также особыми сущностями — космокуропатками. Космокурочки, куропатки, или как — небольшие четырёхмерные тварюги, которые выглядят как шаровая молния. Батя называет их «цыпами». Они пересекают подпространство в разы быстрее космических коньков и даже умеют садиться на суда, движущиеся в подпространстве, только вот переносить могут лишь до одного грамма полезного груза. Но люди приручили и их — научились скармливать им особые инфозёрна — носители информации, которые затем считываются в куропатниках. А ещё особо богатые субъекты кормят ими своих волчков.

— Конечно, такой роскоши у меня нет. Разве не читали новости? Сюда поставили беспилотный куропатник, в одной астрономической от нас крутится.

Мы проехали мимо первого грузового и остановились на втором грузовом. Вдалеке я заметил большую гору кожаной мебели — явно старинной, с витыми подлокотниками и узорами. Рядом стоял, немного вольготно опершись о стенку мой заклятый друг, Бальтазар Селассие.

— Здорово, Га! — протянул он, только прозрачные двери открылись.

— Юнга! Как ты встречаешь гостей на борту! — рявкнула Железная Тётка, и мой приятель мигом вытянулся, превратился из довольного жизнью успешного юноши в испуганного наказанного пионера.

— Да, товарищ капитан. Здравствуйте, Шон Рустемович.

Бальтазар сложил руку в салюте. Батя довольно кивнул, бросив взгляд на меня.

— Хариус, Головань, — скомандовала она роботам — отнесите пятнадцать вёдер дефлюцината и восемь сухпайков «Молотов» и возвращайтесь.

— И сладкого, если что-то есть! — крикнул им вслед батя. — И круп.

— Ну, что, пошли, Куцевич, налью тебе, — Варвара совершенно по-мужицки хлопнула батю по плечу, перейдя на «ты». — Юнги пока пусть займутся ремонтом водоснабжения, это и будет нашим бартером.

Бальтазар вручил мне здоровенный гаечный ключ.

Временное поручение: РБКНС-004 — сантехника.

Ну, отказываться было нельзя, а трудочасы в моей ситуации лишними не были.

— Погнали, нужно фильтр поменять, — Бальтазар махнул рукой в сторону небольшой каморки в углу отсека.

— Что такое РБКНС? Не припомню.

— Двоечник! «Ремонт бортовых коммуникаций несрочный».

— Какой у тебя ранг сейчас?

— Шестой!

— Круто, у меня только вчера пятый дали.

— Работать надо лучше! Эх, Га, это всё потому что ты не сам в контрабандный флот пришёл, через батю устроился, а я — всего сам достигаю, вот так.

Мы поднялись по лестнице на длинный парапет, идущий вдоль отсека, дошли до каморки, Селассие присел на корточки и принялся разбираться с большой связкой ключей. Я заметил, что Бальтазар как обычно старается показать свой статус и поэтому сначала поддался ему. Решил добивать вопросом не сразу.

— Ну, как тебе… в женском коллективе?

— Нормально, — сказал он с небольшой паузой.

— Не обижает тебя Железная Тётка? Какое погоняло она тебе дала?

И тут он не выдержал. воровато оглянулся, бросил ключи на пол и схватился за штанину моего комбинезона, глядя снизу вверх:

— Забери меня отсюда. Пожалуйста, забери, Га. Попроси батю, чтобы второго юнгу взял!

Такого даже я не ожидал.

— Ну… Я подумаю, ок.

— Пожалуйста! По-братски помоги, чувак! Я не могу, они вчера с Ивановой снова обсуждали женские дни и прокладки! В каюту заходят без стука, код свой на замок не установить…

— Батя тоже без стука входит, — предупредил я.

— Стёрли всю порнографию с терминала, сказали, что это эксплуатация, штраф начислили…

— Оу.

— Ну, как? Получится, а?

— Я подумаю. Но не обещаю. Держи ключ.

В итоге львиную часть работы Бальтазар выполнил сам. Тут придержать, там подтолкнуть — и в итоге я увидел на планшете такую приятную надпись.

Получена премия: 2 трудочаса (выполнение поручения РБКНС-004 — сантехника)

— Спасибо. Давай хоть чаю тебе налью.

Мы пошли назад и вдруг заметили, как Ильич и два «рыбьих» робота тащат один из наших холодильников.

— Погоди… Какая-то фигня происходит. Ильич! Что за фигня?

— Распоряжение капитана, — коротко отозвался робот.

Найдя по подсказке браслета камбуз, я обнаружил батю, потребляющего горячительный напиток странного синего цвета в компании Железной Тётки и товарища Ивановой. Батя был явно навеселе. Употреблял алкоголь он очень редко, но метко — именно когда это меньше всего ожидаешь, и когда это меньше всего нужно. Видимо, стресс с бесконечными внештатными и экстренными ситуациями пробил брешь в его скорлупе.

Я прочитал упаковку — «Настойка на пхеньянском синем слизневике, ГОСТ 2703−7893АН».

— Да, юнга, — резко перестав улыбаться, спросила Железная Тётка.

— Там… роботы наши холодильники сюда таскают, — не глядя на неё, спросил я. — Это нормально вообще, а?

— А, мы договорились, не будем в Златоуст их везти. Сразу попрёмся в сторону… этой, Бессарабии. Экономия же! А поручением нам потом засчитают.

— Батя! Ты уверен, что это не кидалово?

Иванова нахмурилась. Горфинкль резко встала из-за стола.

— Да что ты себе позволяешь, юнец! Заподозрить меня, передовицу контрабандного дела нашей державы в махинациях⁈ Мы в одном направлении служим! Какая разница, кто груз доставит?

Красиво завершить диалог и парировать мне не дал вызов, которым разорвались все браслеты в помещении. Звонил Арсен.

— Ай! Мужики! И… тётки! Тут! Один из тех товарищей! В трёх тысячах всего! Ракеты пустил! Через пять минут!

Сообщение: экстренная ситуация (вооружённый конфликт на орбите)

Сообщение: разрешён режим табуированной лексики (по ГОСТ 2698−988ГЯ)

Глава 12 Могиканов и партнеры

Вслед за ними загорелись красным большие экраны в камбузе и планшеты у «тёток». Горфинкль с Ивановой метнулись в коридор. Батя поднялся со стула вслед за ними — и тут же сел обратно. Что за ядрёная настойка? Я подумал, что от него не будет никакой помощи и рванул к выходу, как вдруг он отдавать команды.

— Ильич, Гарь, в корабль! Арсен! Спрячь её. Проверь. Потом… разверни крылья. Где пульт управления этой… ракетницей помнишь?

— Да! — отозвался Арсен.

— Всё, справишься. Я тут отсижусь, — загадочно сказал батя.

За спиной я услышал, как команды раздаёт уже Варвара: «заблокировать шлюзы, туннелизаторы закрыть, пушки в боевую изготовку». Пушки? Что это у них за пушки?

Мимо меня пробежал Бальтазар, напяливающий на ходу скафандр.

— Скафандр-то нахрена⁈ — крикнул я.

— На всякий случай! — отозвался он.

И «всякий случай» случился ровно через минуту. Я не стал пользоваться медленным лифтом и пошёл по подсказке браслета по лестнице. Пройдя два пролёта, я впервые в жизни услышал звуки космической дуэли. Сначала где-то дважды щёлкнуло — как я потом понял, это запустились противоракеты. Затем бахнуло, корабль тряхнуло, заложило уши, подул дикий ветер — сверху вниз, в сторону соединительного коридора. Моргнули лампы. Меня подбросило в воздух — испуганный волчок на миг отключил гравитационное поле. Не сразу понял, что произошло, пригнулся, схватившись за перила, с трудом полез наверх, навстречу ураганному ветру, пока где-то внизу не хлопнула заслонка, и гул не прекратился.

— Что это было? — спросил я через браслет по широковещательной.

— Ракета! В коридор попала! — рявкнул Арсен. — Продырявила! И электронику рубанула. Остальные Варвара сбила. И… минуту назад второй тоже выплыл! Их двое, окружили!

Его голос передавался с помехами.

— Ильич? Ильич, ты живой⁈ — закричал я.

Ответа не было.

— Нет больше Ильича, — сказал батя — спокойной и уверенно. — Он как раз по коридору шёл. Иди к заднему шлюзу, надевай скафандр, лезь через наружку. Надо крылья открыть. Арсен один не справится.

Что за крылья? Почему я ничего не слышал о чёртовых крыльях? Стало страшно — хоть реви. Залезть бы куда-то, зашкериться, переждать. Но нет, трудовая партия и товарищ замдиректора направления не поймут. И плакал мой испытательный срок вместе со всеми карьерными перспективами. Собрался с духом, хлопнул себя по щекам — и бегом через чужой корабль, по лестницами и переходам. Второй шлюз у них оказался в дальнем конце грузового отсека, благо, запасные скафандры аккуратно висели рядом на вешалках, а не как у нас — валялись неизвестно где. Пока натягивал, пришёл новый вызов, «Не опознано».

— Уважаемые граждане республики Свободный Челябинск, — забубнил незнакомый голос. — Говорит старший специалист частного коллекторского бюро «Могиканов и партнёры», Аристарх Иосипович Ким. Властью и лицензией, данной мне планетарно-городской канцелярией планеты Волга я имею честь требовать ареста содержащейся у вас гражданки Бессарабского Феодального Королевства Бёрдс-Идрисовой, признанной виновной по пяти пунктам, в том числе и за убийство имперского офицера. Либо компенсации за издержки следствия и коллекторского бюро в размере одного миллиона девятисот восьмидесяти тысяч имперских кредитов.

Коллектор выдержал паузу — создалось впечатление, что он ждёт, пока мы законспектируем.

— В случае отказа от штатной стыковки и от обоих предложенных мной вариантов судно «Молотов» будет атаковано с применением противотуннелизаторных ракет и произведён абордаж в целях изъятия физического лица через тридцать минут.

Тридцать минут. У меня есть тридцать минут, понял я, закончив надевать скафандр. Захватил два страховочных ремня. Подключил браслет к переговорному устройству, нажал рычаг, открывающий дверь в шлюз, закрылся. Коленки продолжали трястись.

— Говорит капитан корабля «Молотов» Шон Куцевич. Ни о какой гражданке ничего не знаю. Я думал, вы пираты, поэтому… и валил от вас. А вы, получается, грязные охотники за головами! Идите к чёрту!

Небольшая пауза, и имперец снова забубнил.

— Уважаемый, вы понимаете, что рискуете жизнями и целостностью корабля. Рекомендую подготовить шлюз к стыковке.

Я распахнул дверь в космос, машинально отшатнувшись назад. Затем выглянул, прикинул план перемещения. «Садовод Якимлюк» был в этом плане удобнее нашего Молотова — вдоль бортов шли достаточно широкие, в тридцать сантиметров рёбра-площадки, огороженные тросами. Вылез, перевалился через борт, шагнул. Дверь шлюза закрылась, пути обратно не было.

Батя тем временем не унимался.

— Повторяю, у нас никого нет, только я, сын, мой старпом и холодильники! И вы угробили моего робота! Я не могу подготовить шлюз к стыковке! Вы его сломали! Он у меня один был, который может стыковаться с имперскими судами! И вы его продырявили!

Зашагал вдоль стенки — пройти следовало всю длину корабля, шестьдесят с лишним метров, перелезая через некоторые препятствия и коммуникации. Но это было ещё не так страшно, главная проблема была дальше — «Молотов» всё ещё был пришвартован коротким гибким коридором, уже изрядно перебитым. Как пересекать его — я пока не знал.

Шаг за шагом, метр за метром. К середине осмелел настолько, что перестал перецеплять страховки и просто шагал вперед, не глядя по сторонам. Но в конце, все же, оглянулся — в сторону тусклого серого шарика, которые почему-то издревле зовут коричневыми.

Прямо под ним виднелся сверкающий треугольник с отсветом гравитационного волчка и маневровых движков. Сначала мне показалось, что катер коллекторов далеко, но потом я прикинул размеры корабля и по спине пробежали мурашки. Нас разделяло меньше километра. С такого расстояния можно попасть даже шарпометом средней мощности, не говоря уже об огнестреле.

Я начал спускаться вниз по лестнице. Наш корабль стыковался под небольшим углом, и отсюда уже можно было увидеть стыковочный коридор. Ракета — или ее отделяемая боеголовка — рванула в десятке метров от коридора. Там, где смыкаются границы поля нашего и варвариного волчков. Заботливые космические зверюги уберегли корабль, удержали полем, и большинство обломков кружились теперь под килем и в десятке метров от корпуса. Коридор выглядел почти что целым, но рваные пробоины все же виднелись.

Где то там лежал наш «Завет Ильича», или то, что от него осталось. Может, мозговой массив еще удастся спасти? Я наконец-то спустился вниз и подошел к механизму, раскрывающему коридор. Никаких подножек на наружной стороне коридора не было, только раздвижная штанга, к которой кое-как получилось прикрепить карабин.

— Рафаэлла Бриллиант, не подведи, — пробормотал я и оттолкнулся.

Сначала всё шло гладко — я плавно заскользил по штанге на карабине, но вскоре я застрял. Карабин уткнулся в сочленение между нашим и соседским коридором, меня бросило сначала в сторону «Молотова», потом потянуло вниз, в сторону востроскруч. Я повис, забарахтался ногами, потом ухватился за верёвку и дотянулся до штанги. Сила здесь была повыше — всё же, поля накладывались. Но, всё равно, я смог уцепиться удержаться одной рукой. Нащупал на поясе второй карабин, вытянул, перецепился.

Через пару секунд, после того как я перешёл на сторону «Молотова» и пополз дальше по штанге, произошло несколько вещей. Во-первых, механизм, соединяющий коридоры, щелкнул. Корабль Варвары отстыковался и медленно поплыл от нас, меня потянуло вслед за ним.

Я матюгнулся — ГОСТ позволял это сделать — удержался, но начал медленно скатываться к концу штанги.

Во-вторых, проснулись браслет и переговорное устройство.

— Гарь, ты где⁈ Ты дошёл⁈ Ты живой⁈ Я не успеваю подготовить шлюз в грузовом! Цсофика! Она снова сбежала!

— Ребята, без паники, я лечу вместе с товарищем Горфинкль, — послышался голос отца. — Встретимся в Давлетово-восемь!

Давлетово — это следующая звезда, уже наша, соседняя с Магнитогорском. Похоже, опытная Железная Тётка ждала, пока моя рука отпустит штангу, и её минимальные обязательства по спасению наших тушек будут выполнены. Формально — я на корабле, и с двумя членами экипажа есть шанс спасти корабль. С другой стороны, этим самым она спасала и батю от расправы в случае абордажа. Цсофика не глупая, наверняка могла бы найти укромное место и спрятаться, переждать, пока придёт подмога… Которая должна, обязательно должна прийти.

Пока я всё это думал, карабин соскользнул со штанги, и я отправился с свободное плавание по открытому космосу вслед за отчалившим «Садоводом Якимлюком». Вернее, по касательной вниз, куда тянул их волчок.

Проплыл ровно пять метров, медленно вращаясь, пока не увидел, как серая тень с синими точками огней вылезла из разорванного стыковочного коридора. «Завет Ильича» потерял правую руку и половину облицовки туловища, но его маневровые ионники на ногах всё ещё работали. Он молча догнал меня, сграбастал целой конечностью и потащил обратно, внутрь половинки коридора. Как только мы оказались внутри, его маневровые погасли, и он свалился грудой металла на пол. Я пригляделся — подсветка глазных камер и черепушка внутри светились тусклым светом — значит, мозг жив, просто ушёл в спячку. Я прицепился одним карабином к тросу, проходившему внутри коридора, второй отцепил и точно также привязал робота. Протащил его поближе в шлюзу и вышел на связь.

— Ильич жив! Я чуть не улетел! Он меня поймал! Я в стыковочном! Арсен, ты где?

Мне никто не ответил. Я выглянул наружу, посмотрел на корабль, возвышавшийся над нами. С грустью посмотрел назад, на закрывшиеся створки шлюза. По сути. его и шлюзом назвать было нельзя. Раздвижной коридор цеплялся к выдвижному трапу, и для того, чтобы тот можно было использовать как полноценный шлюз, необходимо было передвинуть панели внутри грузового отсека — или вручную, или с пульта. Арсен, видимо, был занят чем-то другим.

Тридцать минут на исходе, вспомнил я. Скоро они пойдут на абордаж.

— Арсен, я сейчас пойду. К шлюзу с другой стороны. Мне пройтись осталось метров сорок… по нижней кромке.

Игнорируя дрожь в коленках, я перелез через край. Бортик у нас был всего в две ступни шириной, под ним виднелось тихое сияние нашего волчка. Только я вступил на него, как вдруг почувствовал, что корпус корабля медленно трясётся. Из брюха выдвинулись и начали медленно начали раздвигаться решётчатые фермы — огромные, в тридцать метров длиной, словно гигантские жалюзи.

— Вот про какие крылья говорил батя…

Шагал дальше, перецепляясь единственным карабином за скобы, и уже у самого конца своего пути я оглянулся. Фермы раздвинулись почти полностью на добрые пару сотен метров, по тонким трубкам потекла вода. Медленно с краёв, то там, то здесь начали загораться яркие огоньки. Дефлюцинат, космический планктон медленно лез из подпространства на воду в капиллярах, его становилось всё больше и больше, пока, наконец, он не заполнил почти всё пространство огромным светящимся облаком.

Слева хлопнул пузырь погружения — волчки Варвары утянули корабль в глубины подпространства. Молодые, здоровые, накормленные. Наши так не смогут, да и вообще, мало какие коньки из челябинских пород выдержат пару нырков с интервалом в несколько часов.

Товарищам коллекторам всё происходящее явно не нравилось. Они поняли, что мы что-то затеваем, и чёрный треугольник направился к нам. Я заторопился, дошёл до аварийного шлюза, встал на крохотную площадку перед люком и… обнаружил, что он не подготовлен. Горела красная лампа, а не зелёная. Забил, застучал кулаками, заорал в переговорное Арсену:

— Открой! Открой!

Ответа не было.

Эпилог Эпизода I. Китайский стрип-клуб

Высунулся, посмотрел вверх — чёрный катер был уже всего в двух десятков метров от нас. Он завис над верхней палубой, я видел все его воинственные выступы, видел оскал длинного просмотрового окна. Видел, как медленно раздвигается его абордажный коридор, похожий на яйцеклад насекомого. Никто не сопротивлялся, мы даже не пытались уклониться от него. Гравитация сильно ослабла — круглая светящаяся юла вражеской востроскручи возмущала гравитационное поле, и я еле держался, чтобы снова не полететь куда-нибудь в сторону. Второй катер тоже был тут как тут — показался из кормы и обходил нас боком, нацелив свой хищный нос прямо на нас. Я подумал, что это конец, и что теперь про меня точно никто не вспомнит и не спасёт.

Но в этот момент крылья дрогнули, стряхнули дефлюцинат с частичками воды в космос. И в тот же миг пространство вокруг корабля начало взрываться мелкими пузырями всплытий. Это лезли дикие космические коньки, прибежавшие на свой корм. Они жадно глотали дефлюцинат, ныряли и снова всплывали, выбрасывая длинный плазменный хвост, их были десятки, раздвижные фермы из-за качки болтались из стороны в сторону, раскачивались и вражеские катера.

Те отошли на сотню метров и ответили огнём из пушек. Снаряды прочертили линию по решётке ферм, чиркнули где-то совсем близко по корпусу, но их изрядно затормозило поле гипототемов и волчков, да и попасть в редкую сетку капилляров было непростой задачей. Полетела ракета — взорвалась на подлёте. Я стоял и держался за поручни, как вкопанный и чуть было не пропустил момент, когда шлюз загорелся зелёным. Увидел, крутанул ручку, прыгнул внутрь, закрыл, не дождавшись выравнивания давления рванул следующую рукоять, вывалившись в трюм.

Корабль штормило, ныло в ушах. Наверное, то же самое чувствуют матросы на океаническом судне в девятибальный шторм. Весь трюм был завален пустыми вёдрами, высыпавшимся из склада барахлом, было душно — мелкими каплями сифонила вода.

А передо мной стояла Цсофика — помятая и испачканная в чём-то.

— Ракеты! — держась за стенку, сказал я. — У бати где-то были ракеты!

— Нету ракет! — Послышался где-то издалека голос Арсена.

— Не работают, — кивнула Цсофика. — То ли бракованные, то ли прицепили вы их криво. Иди вон левое крыло тряси. Арсен говорит, что это помогает. Будем меняться, а я пока попытаюсь робота вытащить.

— Зверюгу покорми! Я пока не могу! — сказал Арсен.

Я кое-как вылез из скафандра. Волчок ругался, ворчал на своём наречии, голодный четырёхмерный старик, я мысленно успокоил его, дошагал до отсека, управляющего псарней, поискал по углам и нашёл здоровенный, с руку толщиной свинцовый «пирожок» с плутонием. Сунул в гильзу, плюнул, отправил к волчку. Тот заворчал по-новому, довольно, сыто. Дополз до рукояток в углу трюма, управляющих поворотом крыльев. Сел на вперился в пузатый экран, на котором виднелась монохромная координатная сетка, и принялся поднимать её — то вверх, то вниз.

Потребность во сне: Сильная (14 часов бодрствования)

Потребность в еде: Сильная (10 часов)

Я занимался этим долго, до посинения, пока не челюсти не свело. Очнулся я, только в браслете послышался голос бати, а меня тронули за плечо.

— Ну, как вы тут? Я к вам с подмогой пришёл.

Сообщение: окончание экстренной ситуации.

Получена премия: 10 трудочасов (участие в вооружённом конфликте)

Получена премия: 100 трудочасов (внеплановая внекорабельная деятельность)

Получена премия: 50 трудочасов (спасение коммунистического имущества)

Получена премия: 200 трудочасов (героизм и самоотверженность во время критической ситуации)

Накоплено трудочасов: 460,35

Ваш ранг повышен: Юнга 6 разряда.

Заполнено заявление о досрочном окончании испытательного срока.

Нашим спасителем был корвет «Ревнивый», чей капитан, адмирал Сатонкин по прозвищу «Сатана» удачно оказался в соседней системе и первым откликнулся на зов. Катера преследователей тут же ретировались — обратно в системы двух Озёрсков, под крылышко Инспекции. Адмирал был известен далеко за пределами Республики — «Ревнивый» совершал рейды глубоко в Бессарабию, в окраинные зоны Союза Планет, доходил даже до Новгородской Иерархии. Его боялись все, даже имперские корсары-коллекторы.

Впрочем, задержался он в системе ненадолго — после него пришёл ремонтный катерок. Два дня длилась приборка и ремонт. Ещё через двое суток и мы покинули окрестности несчастливой звезды, всплыли вскоре в системе Магнитогорска.

Это был оранжевый карлик с шестью неплохими каменистыми планетами, три из которых были в зоне обитаемости. Только вот терраформировать их полностью пока никто из властей не решался ввиду крайней токсичности поверхности. Молодая система изобиловала сульфатами, фосфором, кадмием и ртутью. Вернее, проект был, но в отдалённой перспективе — пока оказалось куда дешевле забросить в систему крупных орбиталок, поставить купольные поселения и поселить здесь полсотни миллионов заключённых, переселенцев и прочих странных личностей.

Корабль крутился на низкой орбите вокруг Магнитогорска-5. Мы сидели все вместе на верхней палубе — я, батя, Арсен, Завет Ильича — ещё однорукий, запчасти уже заказали и ждали, и Цсофика. В жестяных кружках плескался крепкий чёрный чай, в огромной кастрюле на буржуйке шкворчала подогреваемая картошечка. На этот раз — не одна, а с поджаркой из морепродуктов с ближайшей аквафермы.

— Хорошо, всё же, в родных просторах, — сказал батя. — Спокойно. Нормально. Сейчас всего неделька — и доплывём до Миасса, а там и до границы рукой подать. Отдадим тебя твоему бате, получим баблишко, закупим оружие помощнее, чтобы не как в этот раз…

В его голосе чувствовалось сожаление.

— Подтвердите? — сказал Ильич.

Он поочерёдно смотрел на каждого из нас, как будто недоумевая о чём-то.

— Что именно «подтвердить»?

— Наш план — проследовать до границы с Бессарабией и отдать товарища Цсофику людям её отца?

— Ну да. А что ещё-то? Что ты, железная башка, предлагаешь?

Арсен по-дружески похлопал Ильича по целому плечу.

— Я полагал, товарищ капитан, что вы тщательно изучили все новости, которые могут повлиять на ваши решения в данном вопросе, — кивнул Ильич.

— Когда! То нападение, то ремонт! Я даже не знал, что мы подсосали свежие новости с базы.

Я насторожился. Ильич долго смотрел на Цсофику.

— Мои соболезнования. Я думал, вы знаете.

— Что⁈ Да что, блин, вы скрываете.

Прямо над буржуйкой вспыхнула голограммная видеозапись. Ведущая бессарабских новостей в цветастом наряде вещала:

— Загадочное убийство всколыхнуло весь столичный бомонд. В туалете стриптиз-клуба «Китайский крольчонок» обнаружено тело барона Алоиза Бёрдс-Идрисова, заместителя директора и акционера Львов-Одесского Терраформирующего концерна. На теле были следы насильственной смерти от удушения, регенерирующие и восстановительные процедуры к результату не привели.

Картинка сменилась — туалет, весь в золоте и иероглифах, на полу носилки с грузным телом, вокруг которого крутятся врачи, вращаются манипуляторы роботов… Цсофика всхлипнула, прикрыв рот рукой.

— Учитывая отсутствие прямой наследницы Цсофики, по данной нашего агентства, скрывающейся в Империи или в микронациях, акционеры инициировали раздел акций и части имущества, принадлежавших барону.

— Это незаконно! — вещал смуглый коротышка, окружённый толпой журналистов и левитирующих камер. — Всё это должно принадлежать его законной дочери!

— Хватит, выруби нахрен! — сказала Цсофика, поднялась и побежала в санузел умываться.

Трансляция прекратилась. Арсен поднялся и махнул мне рукой — мол, пойдём. Мы принялись собирать здоровенный стеллаж, развалившийся в ходе качки, но краем уха я подслушивал диалог бати с Цсофикой.

— Ну чо, у тебя же всего лишь за хулиганство у нас статья? Вот, всего за хулиганство. Арест отсидишь пару недель, либо штрафными трудочасами отработаем, откупимся. Потом найдём тебе хату, у нас вон недавно целый квартал новый на миллион человек сдали в этой…

— В автономии модификантов имени Иеремии Окереке, я уже узнавала, да, — Цсофика вытерла мокрое с лица и перестала плакать. — Ну а дальше? Дальше-то что? Кому я нужна, блин.

— Ну… нам. Дальше — натурализуешься — и к нам юнгой. Я с товарищем замдиректора направления поговорю. Нам пригодится. Давай завтра сходим, я показания все передам, скажу, что проявила героически — да и браслеты наши не соврут, они же всё фиксируют! Может, и вообще условкой отделаешься.

Тут послышался голос Арсена.

— Товарищи, не хочу мешать вашему диалогу, но к нам приближается курьерская автостанция. Кто заказывал доставку?

— О, это ко мне! — оживился я. — Сейчас нижний шлюз подготовлю.

Как я уже упоминал, почти все заработанные за эти месяцы трудочасы я потратил ещё при прошлом нашем приближении к границам — заказал доставку в ближайшем доступном пункте при следующем появлении на границе. Всего через пару минут нам пристыковался автоматический орбитальный грузовичок первой размерности — крохотный, в три метра длиной. Я открыл люк, затем второй, и смотрел, как с трепетом выезжает по конвейеру навстречу мне моё сокровище. Моя драгоценность, моё неприкосновенное личное имущество.

Моя первая гитара «Миасс-2650» — красная, семиструнная, со встроенным усилителем и завитком в виде челябинского герба на грифе.

До этого я учился играть всего пару месяцев, в школе, в лет четырнадцать, и многое подзабыл. Но я уже представлял, мне уже не терпелось петь героические песни старинного коммунистического металла, раскладывая перед собой штабеля девчонок.

Однако первое её «боевое применение» состоялось лишь через год с лишним…

Возраст: 18 лет

Должность по категориям МТП: Юнга 7 разряда

Категория флота: Центральный Контрабандный флот

Подразделение: Четвёртое направление, бригада гипотраулера «Молотов»

Членство в профсоюзе: действенный член профсоюза

Заработано трудочасов (всего за жизнь): 19360,5

Накоплено трудочасов: 800,5

Потребность во сне: Средняя (10 часов бодрствования)

Потребность в еде: Средняя (4 часов)

Текущее поручение: ПВОЗ-0293, Получение высшего образования за рубежом

Наверное, у каждого в юности было вот такое вот свидание — самое нелепое, странное и абсурдное. О нём очень весело и немного стыдно рассказывать, когда повзрослел, поумнел и окончательно похоронил все те романтические переживания о девушке, с которой всё это произошло.

…- Ты тоже любишь итальянскую кухню? — спросила она.