Рита
– Сказать, что я расстроена – ничего не сказать. Мама! Я очень тебя люблю. Ты мне веришь? – продекламировала Рита, прохаживаясь по комнате. Но уже через секунду велела Алисе удалить аудиосообщение.
Господи, как тяжело! Как гадко и противно на душе от самой себя. Так противно, что нет сил, чтобы радоваться исполнению мечты. Что в итоге сложнее – предать себя или все мамины планы?
Подходящих слов просто не существует – в голове вакуум.
– Хорошо, – выдохнула Рита. – Скажу все, как есть. Алиса, начать запись:
“Мамочка! Когда ты придешь домой, я буду уже далеко. Ты все поймешь без каких-либо объяснений. Наверное, ты разозлишься, решишь, что больше не хочешь меня знать. Что после долгих лет, которые ты меня готовила, после успешных экзаменов, стажировки…
Я знаю, ты всегда мечтала, что однажды мы войдем в лабораторию не как мать и дочь, а как два научных сотрудника. Прости, но твоим мечтам не суждено сбыться. Вчера пришло письмо. Представляешь, бумажное! С гербовой печатью в виде красного треугольника – как и пятьсот лет назад – замечательная традиция. Там написано, что я подхожу. Что мой нейрокод обладает феноменальной пропускной способностью.
Мама, это судьба! Я стану “коньком”, ты не представляешь, что это для меня значит. Сейчас я говорю это, и у меня мурашки по коже. Какой смешной атавизм. Я знаю, ты всю жизнь занимаешься очень важным делом. Исследуешь то, что могло бы убить нас изнутри. А я… Я встану теперь между человечеством и внешней угрозой. Теперь я – это “Заслон”!”
Завершить запись, сохранить сообщение.
Слишком пафосно и многословно, подумала Рита. Маме не понравится. Но времени и сил на еще одну попытку не оставалось. За окном уже замигал ярко-салатовый маячок аэротакси. По дороге в космопорт она успеет немного поспать. Жаль, конечно, сбегать вот так, даже не попрощавшись. Но она прекрасно знала, что если посмотрит в глаза матери, то точно никуда не поедет, и “Заслон” останется лишь мечтой.
Сергей
Сергей собрал вещи с вечера, чтобы в пять утра не шуршать и не будить соседа по комнате. Но Семен все равно проснулся и теперь сидел на кровати с угрюмым лицом.
– Ты точно решил, Серег?
Юноша ничего не ответил, лишь коротко кивнул и окинул взглядом комнату. Ничего не забыл.
Трудно что-либо забыть, если из личных вещей только форма, дневник и зубная щетка. Ах, да! Ботинки. Ботинки казенные, но их разрешили забрать – не босиком же ехать в “Заслон”. Там, конечно, выдадут все новое уже по их форме.
– Бывай, Сень. Не поминай лихом.
Сосед хотел встать и броситься обниматься, но не решился. Холодный и слегка отстраненный взгляд Сергея не располагал к проявлению дружеских чувств. Поэтому он крепко пожал ему руку и потом еще долго смотрел на закрытую дверь.
А Сергей, выйдя из кадетского корпуса, сдал на КПП свой пропуск и направился к ожидавшей его машине. На полпути не удержался и обернулся.
Серое здание под массивными свинцовыми тучами, обещавшими скорый дождь. Не такой ли была и вся его жизнь? Неподвижный монолит абсолютно одинаковых дней, а впереди – тревожная моросящая неизвестность.
Сергей часто задавался вопросом, каким могло стать его существование, будь у него родители? Если бы жил в семье, ходил в обычную школу, по выходным гонял с друзьями в кибер-хоккей? Или в настоящий хоккей, какая разница? Может, у него даже была бы девушка.
От мыслей о девушке сделалось совсем неловко, он передернул плечами, выдохнул и сел в машину. Теперь его ждет другая судьба. Неизвестно какая, но точно другая, а это самое главное.
Искандер
– Папа, пожалуйста не начинай! Мы обсуждали это уже сто раз! – юноша с раздражением отмахнулся и уже собирался выйти из дома, но мужчина встал в дверном проеме и загородил путь.
– На этот раз я ничего не собираюсь с тобой обсуждать, – твердо заявил отец. – Машина приедет через пятнадцать минут.
– Ты серьезно что ли? Мама в курсе?
– В курсе.
– Она ни за что тебе этого не простит. Хотя бы ее мнение для тебя еще важно?
– Ты поедешь на стажировку в “Заслон” через пятнадцать минут. Это решено и не обсуждается. Это лучшее учреждение.
– С чего ты взял, что оно лучшее для меня? Я же сто раз тебе говорил, что буду поступать в художку. А не туда, где место стоит дороже.
– Вот пройдешь стажировку и решишь, куда будешь поступать.
– Но там же, кажется, нет художников, – язвительно заметил юноша.
– Карты рисовать будешь.
Искандер криво ухмыльнулся и мрачно ответил:
– Ну, как хочешь. Сам напросился.
Он достал из кармана большую старинную монету, подбросил ее и, ловко поймав, положил на тыльную сторону ладони.
– Орел! Так уж и быть, поеду. Но меня выгонят через три дня.
– Посмотрим, – строго ответил отец. – Твои вещи собраны.
– А разве не я должен их собирать?
– Мама положила все необходимое.
– А кстати, где она сама? Ни за что не поверю, что она меня отпустит не попрощавшись.
– У нее срочные дела на работе.
Искандер понимал, что отец лжет, но также понимал, что больше ничего от него не добьется, даже монетка не пробила броню. А потому обреченно вздохнул и вышел из дома.
Академия
Утро выдалось холодным и туманным. В воздухе повисло напряженное ожидание. Тишину нарушал только звук шагов юноши, который опоздал и теперь торопился занять место в конце шеренги. На него недовольно поглядывали другие адъюнкты – юноши и девушки семнадцати или восемнадцати лет. По рядам пробежал тихий ропот.
Когда все собрались согласно списку, высокий мужчина в светло-серой парадной форме с медалями на груди вышел из здания центрального корпуса и поднялся на небольшую левитирующую платформу. С минуту он молчал, а затем заговорил громко и напористо, чеканя каждое слово:
– То, что вы здесь находитесь, многое о вас говорит и многое значит.
Он обвел цепким взглядом присутствующих, стараясь запомнить их лица.
– Для каждого из вас, для “Заслона” и, как бы громко это ни прозвучало, для всего человечества. С сегодняшнего дня ваша жизнь будет непростой, задания – запредельно сложными, но все это обретет для вас особый смысл. Хотя только половина адъюнктов пройдет испытания, продолжит обучение в академии и превратится в полноценных сотрудников “Заслона”, я верю в лучшее в каждом из вас. Верю, что каждый найдет здесь свое место, свое предназначение и свою страсть. Многие применят таланты в инженерных специальностях и, возможно, изобретут машины, способные перенести человечество в безопасное место. Другие научатся лечить смертельные раны, нанесенные врагом. А один или, если очень повезет, двое станут “конькобежцами” – настоящим щитом, который защищает человечество от истребления.
Искандер стоял во втором ряду и уже несколько раз ловил на себе холодный взгляд человека в сером костюме. Он слышал от отца, что полковник Прыгунов – человек жесткий и принципиальный. Именно он заведует новобранцами, и его мнение много значит при отборе и на экзаменах. Если сейчас что-нибудь отмочить, то его наверняка исключат и отправят домой.
Юноша подбросил монетку – что ж такое – снова орел.
Монетка появилась назло отцу, который всегда говорил, что “действовать нужно решительно, а решения принимать обдуманно”. Поэтому, когда приходило время решать, Искандер отдавал все на волю случая. Орел – значит, “нет”, ничего не делать. Решка – “да” любым, даже самым диким затеям.
Магия шанса и случая против расчетливости и целесообразности – вот что мгновенно выводило отца из себя. Он не раз отбирал у Искандера монету, но тот всегда находил способ стащить из коллекции новую. Особенно нравились ауреусы Римской империи с профилями императоров и надписями на латыни. От них веяло основательностью и какой-то особой судьбой.
Сам Искандер не мог с уверенностью сказать, нужна ли монетка просто чтобы противостоять отцу, или ему действительно трудно было принимать важные решения. Все это обычно представлялось лишь забавой с толикой безумия. Но не сейчас, когда он чувствовал готовность и желание совершить важный поступок, а тому “противоречила” монетка.
Общежитие
Рита раскладывала вещи на полочках в шкафу – места полно, ведь жить придется без соседки. Что это, везение или наоборот – лучше бы кого-нибудь подселили? Так уж вышло, что она приехала последней, из-за чего в списке девушек-адъюнктов тоже оказалась последней, нечетной. Так что быть ей в одиночестве. По крайней мере, пока кого-нибудь не исключат. Брррр… об исключении, даже чужом, думать не хотелось.
А еще девушка боялась, что вот-вот нагрянет мать, начнет причитать, дескать вышла ошибка, и Маргарита Скворцова здесь только по недоразумению. Рита просто не сможет противостоять материнской заботе. А потом мама увезет ее домой, к чашкам Петри, реагентам, ретортам и химическим формулам.
Порой Рита старалась, очень старалась радовать мать, чтобы “иметь достойное будущее” и продолжить медицинскую династию вот уже в четвертом поколении. “Мы всегда боролись за жизнь, и это очень почетно”, – любила говорить мама. Вот только судьба совершила нехитрый кульбит, и девочка унаследовала от “непутевого” отца не только густые золотистые волосы, веснушки и челку “будто корова лизнула”, но и огненный темперамент.
Это было очевидно с самого рождения абсолютно всем, кроме матери, которая не могла представить ни свою, ни Ритину жизнь за пределами лаборатории. Мир науки, открывавшийся за серой дверью со значком «biohazard» и табличкой “посторонним вход воспрещен” стал для нее укрытием, глубоководной раковиной, в которой она чувствовала себя драгоценной жемчужиной. Там не страшны никакие невзгоды – ни плохие новости с орбиты, ни пробоины в куполе, ни даже сбежавший муж. Вместо этого своя, особая красота, стройная логика, подчиненная неизменным законам.
Ах, как она хотела передать дочери способность ощущать эту красоту. И была уверена, что однажды сможет, не понимая простого и очевидного факта – ястреб не способен жить под водой и оценить прелести подводного мира.
А Маргарита именно “ястреб” – быстрая, проворная, подвижная, с молниеносной реакцией. Лаборатория оказалась для нее не убежищем, а тюрьмой. И в какой-то момент она отчетливо поняла – если не сбежит, то заболеет чем-нибудь страшным, потускнеет, разучится летать и умрет. Но Рите хотелось жить, даже если это разобьет сердце матери.
Она закончила раскладывать вещи, посмотрела в окно, выходившее на площадь для построений, переоделась в черный костюм с красным треугольником на спине и отправилась в класс.
Экскурсия
Серьезные занятия у адъюнктов первого курса начинались только через неделю. Первые дни давались на адаптацию, знакомство друг с другом и с многочисленными павильонами “Заслона”.
Следуя за экскурсоводом, Сергей его почти не слушал – в кадетском училище уже преподавали историю создания системы трехуровневой защиты. Но другие ребята, похоже, многого не знали.
“Странно жить в мире, о котором ты имеешь лишь обрывочное представление, – думал юноша. – Хотя, может, так спокойнее. Зачем кому-то в здравом уме ложиться спать, зная о том, что прямо сейчас неизвестные и невиданные черные твари, буквально сотканные из тьмы и ужаса, терзают купол?”
Сначала они появились на орбите Марса и за несколько дней практически полностью уничтожили марсианские колонии, откуда планировалось начать экспансию на терраформированные планеты.
Экскурсовод понизил голос, и ребята навострили уши.
Нападавшие существа появлялись будто из ниоткуда, выжигали все черным пламенем и бесследно исчезали. После первого нападения все понимали, что следующая на очереди – Земля. Объявили общемировую тревогу, но у человечества не очень-то получилось объединиться. В городах росла паника, люди массово разбегались в поисках подземных убежищ, которых не хватало на всех.
Тогда-то “Заслон” и представил миру результаты своих разработок, которые давно велись как раз для подобного случая. Прекрасно понимая, что многомиллиардное население России не поместится ни в каких бункерах, инженеры “Заслона” за считанные недели развернули тончайший графеново-магнитный купол, который получил имя “Гагарин”.
А потом пришли они. Земля оборонялась дольше Марса, но и от ее населения мало что осталось. Щит хорошо держал удар и был пробит только в одном месте. Тысячи выживших из разных стран ринулись под его защиту, и тогда стало понятно, что нужен еще один, только гораздо больший по диаметру – чтобы вместить не только россиян, но и всех желающих.
Так появился купол “Королев”, а за ним и “Горбунов”, названный в честь династии, правившей “Заслоном” много веков назад и превратившей организацию в одну из самых передовых.
Через несколько лет за пределами купола на всей планете остались лишь выжженные черные пепелища. Земное оружие практически не наносило вреда существам, которые, казалось, состояли из концентрированных ночных кошмаров.
Проанализировав все схватки с пришельцами, эксперты “Заслона” выяснили, что эти исчадия мрака старят жертв, нападая из гиперпространства, где время течет иначе. Так они получили название анахроны: от греческого слова “хронос” – время с приставкой “ана”, обозначающей повторное или обратное действие.
Нашлось и оружие. “Заслон” создал колоссов – огромных пилотируемых роботов, способных «нырять» в гиперпространство, где сражаться можно было на равных. В народе их прозвали конькобежцами, потому что на месте «нырка» в воздухе появлялись следы, похожие на следы от коньков на льду.
Казалось, человечество спасено, вот только появилась неожиданная проблема – управлять колоссами могли люди только с исключительным типом нейронного кода, и с каждым “нырком” они становились на несколько лет старше по земным меркам.
Как выяснилось, половина адъюнктов ничего об этом не слышала.
“И чему их только учат в их обычных школах?”
Сергей не знал, хочет ли стать конькобежцем. С одной стороны, это означало почет, обеспеченность, славу. С другой – быстрое наступление старости. Впрочем, желание или нежелание тут мало что значило. Нейрокод Сергея не подходил для управления колоссом, и свой способ послужить человечеству ему только предстояло найти.
В глубине души он завидовал тем, кто уже с этим определился. Например, сосед из кадетского, Сеня, питал страсть к программированию. Большинство адъюнктов, судя по разговорам в столовой, определились с направлением практики. И только он, Сергей Бестужев, не знал ни к чему у него талант, ни к чему лежит душа.
Что, если выберет не ту профессию? Что, если и в тридцать лет, и в сорок так и не поймет в чем его призвание? Слова полковника на площади, конечно, придали уверенности. Возможно, это в детдоме и в кадетском училище не разглядели его индивидуальность, но здесь, в “Заслоне”, это обязательно сделают. Если у него, конечно, есть эта самая индивидуальность. Но что, если нет?
Сергей хмуро осмотрелся и понял, что отстал от группы, которая ушла по узкому коридору с ярко-зеленой подсветкой к следующему объекту экскурсии.
Колосс
– Колосс, прототип “001”, – рассказывал Сергей Петрович, педагог по гипер-пилотированию. – Это он защищал самый первый купол “Гагарин”. Сейчас он все еще в рабочем состоянии, но используется как учебная модель – боевые модули с него сняты, но генератор защитного поля еще на месте. А вот сражаются за нас с вами боевые колоссы серий “002” и “003”. Стать пилотами смогут, увы, не все желающие. Только те, кто обладает особенным строением нервной системы.
Среди слушателей пронесся легкий вздох разочарования.
– Но остальные не останутся без дела, – поспешил добавить педагог. – Техобслуживание, программирование и в КГП – тоже особые касты работников, “контролеры гиперпространства”. Они должны обладать хотя бы минимальной способностью к выходу в гипер. Ее недостаточно, чтобы управлять колоссом, но хватает, чтобы вовремя засечь появление врага. Иногда анахронов не видать по нескольку месяцев, а иногда являются три дня кряду. От чего это зависит, и что им нужно, мы пока не знаем.
Искандер слушал вполуха, отчетливо понимая, что здесь ему ничего не светит. Но какой же колосс крутой! Гигантский белоснежный робот с ультрамариново-синими вставками на груди, голове и ногах. Рядом стоял огромный, размером с дом, щит, такой же ослепительно-белый с красным треугольником посередине. Если присмотреться, внутри сверкает алая шестеренка – значок, что вышит на их форме. Выглядит потрясающе, этого не отнять.