Коробка в коробке

Когда мы с Ральфом прибыли на место, в огромной спальне было полно шумных полицейских в форме, криминалистов, медиков и фотографов, суетящихся вокруг тела.

Ральф засунул два пальца в рот и свистнул.

«Проклятье, — подумал я, — мне никогда не удавалось сделать так же».

Наступила своего рода тишина, и затем низенький круглый человек за пятьдесят сказал:

— Я невиновен. Меня подставили.

Я серьезно посмотрел на него:

— Позже у вас будет возможность высказаться.

— Почему не прямо сейчас?

Я согласился.

— Очень хорошо, кто вы?

— Убийца. — Он быстро поправился. — Я подозреваю, что тут все думают, будто я убил свою жену Гермиону, но я не делал этого. Меня зовут Юстис Кроуфорд.

Мы отвели Юстиса Кроуфорда в соседнюю комнату, где нас уже ждали высокий худой человек со слуховым аппаратом и темноволосая женщина около тридцати.

Мужчина представился:

— Я Оглеторп Уэссон. А это моя сестра Женевьева. — Он холодно посмотрел на Юстиса Кроуфорда. — Юстис убил свою жену, которая является, или, скорее, являлась, нашей тетей. Он и Гермиона были одни в своей спальне, когда она умерла. Окна и двери были заперты изнутри. Когда Женевьеве и мне наконец удалось войти, мы нашли мертвую Гермиону и Юстиса без сознания на полу рядом с ней с револьвером в руке. Очевидно, он упал в обморок после того, как выстрелил в неё.

— Я не падал в обморок, — сказал Юстис Кроуфорд натянуто. — Я определенно не падал в обморок.

Оглеторп фыркнул:

— Вы всегда падаете в обморок, Юстис. На прошлой неделе вы упали в обморок в саду, когда думали, что вас ужалила пчела. И вчера, когда защемили палец в дверце бара. Вы падаете в обморок каждый раз, когда находитесь под любым видом напряжения, и я утверждаю, что убийство — шок даже для убийцы.

Глаза Юстиса были задумчивыми.

— Последнее, что я помню, это что я читаю, сидя в кровати, и слушаю магнитофон. И затем по каким-то причинам я оказался на полу около Гермионы с Оглеторпом, который тряс меня, пытаясь привести в чувство. — Он подавил зевок. — Вполне возможно, я просто задремал и упал с кровати.

— Ерунда, — сказал Оглеторп. — Если бы вы упали с кровати, то уж падение-то наверняка разбудило вас. И, кроме того, вы были по крайней мере в двенадцати футах[1] от кровати, когда я нашел вас. Ясно, Юстис, что вы выстрелили в Гермиону и затем упали в обморок.

Я повернулся к Женевьеве.

— Вы слышали выстрел?

Она кивнула.

— Мы были недалеко от двери их спальни. Оглеторп и я досмотрели десятичасовые телевизионные новости и были в прихожей, направляясь в свои комнаты, когда услышали выстрел. Мы постучали в дверь и спросили, всё ли в порядке, но не получили ответа. Мы дернули ручку двери, но дверь была заперта.

— Как вы вошли?

Оглеторп коснулся на мгновение своего слухового аппарата.

— Мы прошли через мою спальню на балкон, добрались до французских дверей, но они были заперты изнутри.

Женевьева подтвердила это.

— В итоге Оглеторп вынужден был взять стул и разбить оконное стекло в одной из дверей. Он проник внутрь и отпер её.

— Вы уверены, что все французские двери были заперты изнутри?

— Несомненно, — сказала Женевьева. — И дверь из спальни в коридор также была заперта изнутри.

Я кивнул глубокомысленно.

— Вы и ваш брат потратили весь вечер на просмотр телепередач?

— Нет, — сказал Оглеторп. — Откровенно говоря, меня не волнует телевидение, за исключением новостных программ. Я был внизу, в своей мастерской, где занимался токарной обработкой дерева большую часть вечера.

Я повернулся к Юстису.

— У вас была ссора с женой?

Он положил правую руку на сердце.

— Мы прожили в счастливом браке почти восемь месяцев. Ни разу не обменялись даже резким словом.

Женевьева неохотно согласилась.

— Юстис никогда не ссорился с Гермионой. Я думаю, что это неестественно.

— Если мы исключим убийство как результат ссоры, — сказал я, — есть какая-либо другая причина, по которой мистер Кроуфорд хотел бы убить свою жену?

Оглеторп что-то настроил на своем слуховом аппарате.

— Ради её денег, конечно. Гермиона была довольно богатой аристократкой и держала Юстиса на строгом пособии.

Я оттянул Ральфа в сторону.

— Ну, Ральф, мы наконец-то получили одну.

— Получили одну чего?

— Загадку убийства в запертой комнате.

— Здесь нет никакой загадки. Юстис застрелил свою жену. Он единственный, кто мог сделать это. Комната была заперта изнутри.

— Точно, — сказал я. — Но, Ральф, если бы Юстис собирался убить свою жену — из-за денег — стал бы он запираться в одной комнате с её телом?

— Ну, возможно, не ради денег. У них просто возникла первая размолвка, он вышел из себя и застрелил её. После чего упал в обморок.

— Ральф, — сказал я. — Это довольно большой дом, и в нем много комнат. Разве тебе не кажется, что это странное совпадение — то, что Оглеторп и Женевьева оказались за дверью точно в тот момент, когда был произведен выстрел?

Мы отвели Женевьеву Уэссон в укромный угол комнаты.

— Вы говорите, что у вашей тети Гермионы было много денег? — спросил я.

— Вполне достаточно.

— А у Юстиса?

— Фактически ничего. Юстис работал главным бухгалтером в Центре исполнительского искусства. Гермиона была в совете спонсоров, где и встретила Юстиса, когда приехала обсудить финансовые условия организации выступления Болгарского национального балета.

— Ага, — сказал я. — И после того, как она вышла замуж за Юстиса, она изменила завещание таким образом, чтобы он получил основную часть её состояния в случае её смерти?

— Гермиона никогда в своей жизни не составляла завещания. Она была из тех людей, которые полагают, что немедленно умрут, если сделают это.

— Если бы Гермиона умерла от естественных причин, то её муж получил бы её состояние?

— Я подозреваю, что так бы и произошло.

— Однако ваша тетя не умерла от естественных причин, не так ли? И поэтому, если Юстис будет осужден за её убийство, он не сможет унаследовать даже часть её состояния, так как убийца не может получать прибыль от своего преступления.

Женевьева улыбнулась:

— Я рассчитываю на это.

Я вернулся к Юстису, который снова зевнул и теперь, казалось, искал место, где бы присесть.

— Вы можете предоставить мне свою версию этого неприятного инцидента?

Он вздохнул.

— Ну, на самом деле тут много не скажешь. Мы с Гермионой поднялись наверх приблизительно около десяти. Мы обычно читаем в постели некоторое время прежде, чем выключить свет. Последнее, что я помню, это как я читаю «Похищенное письмо» Эдгара Аллана По и слушаю «Павану для мертвой принцессы»[2] на магнитофоне.

Он нахмурился, обдумывая это.

— Или я слушал «Пинии Рима»?[3] По определенным причинам я продолжаю путать эти две композиции.

— Мистер Кроуфорд, — сказал я, — вы принимаете таблетки, я имею в виду снотворное?

— Боже упаси. У меня не бывает бессонницы, я засыпаю, как только закрываю глаза.

— Перед тем как подняться в спальню, вы что-нибудь ели или пили?

— Я выпил внизу бренди с содовой. Как обычно, перед сном. Это помогает мне расслабиться.

— Кто готовил для вас напиток?

— Я сам.

— Кому принадлежит револьвер, использованный для убийства вашей жены?

— Не знаю. Никогда в жизни его не видел.

Ральф и я забрали Юстиса в спальню, где произошло убийство. Я сказал доктору Таннеру, главному медику:

— Я хотел бы, чтобы вы взяли образец крови этого человека.

Таннер кивнул.

— Мне искать что-нибудь конкретное?

— Барбитураты, — сказал я. — Или что-либо из категории вызывающих сон.

Я оставил Юстиса с Таннером и отвел Ральфа в сторону.

— Мы должны тщательно исследовать эту комнату, Ральф. Я хочу убедиться в том, что она действительно была заперта во время убийства. Ищем любые отверстия, независимо от того, насколько они маленькие. Вентиляционные решетки, шнурки.

— Шнурки?

— Такая вещь, которая используется для вызова слуг. Змеи, как известно, ползали вверх и вниз по шнуркам и смертельно кусали людей.

Ральф посмотрел на потолок.

— Ну что ж, Генри, змеи и шнурки — хитрые твари. Лично я думаю, что, если бы змея начала спускаться вниз со шнурка, она просто потеряла бы равновесие, плюхнулась и, возможно, убилась. А если бы она попыталась вернуться назад, я не думаю, что у неё это получилось бы. Шнурки просто слишком вертикальные, Генри. Вот если бы найти что-то, наклоненное приблизительно на сорок пять градусов…

— Ральф, — сказал я терпеливо, — зачем нам волноваться о цепкости и силе захвата гадюк? Гермиона Кроуфорд была застрелена. Не укушена змеей.

Я потер руки.

— Теперь давай исследуем комнату и поищем какие-нибудь отверстия.

Спустя пятнадцать минут мы встретились друг с другом.

— Ни одного проклятого отверстия, Генри. Никаких шнурков или вентиляционных решеток. По периметру прибит плинтус. Насколько я вижу, это место было герметично, когда застрелили Гермиону Кроуфорд, и Юстис был с нею наедине, когда это произошло.

— Ральф, — сказал я, — посмотри на этот магнитофон на прикроватной тумбочке.

Он посмотрел.

— И что?

— В нем нет ленты, — сказал я.

— Она лежит рядом с магнитофоном, Генри.

— Я знаю. Но так не должно быть.

Я вставил ленту, включил магнитофон и послушал. Что это было — «Пинии Рима» или «Павана для мертвой принцессы»? Я пожал плечами и выключил его.

Я вернулся к Юстису Кроуфорду, у которого в данный момент проверяли руки на наличие частиц пороха.

— Мистер Кроуфорд, вы говорите, что последнее, что вы помните, — это как вы лежите в постели с женой и читаете, слушая при этом магнитофон?

— Да.

— Вы дослушали ленту до конца и затем вытащили её из магнитофона?

— Нет. Я заснул, пока она крутилась.

Я оставил Юстиса зевать и подвел Ральфа к французским дверям.

— Посмотри сюда, Ральф. Каждое из этих оконных стекол крепится четырьмя маленькими деревянными планками. — Я указал на раму, которая была сломана для получения доступа в комнату. — Заметь, здесь есть определенные небольшие царапины, как будто, к примеру, использовали отвертку, чтобы удалить планки.

Ральф всмотрелся поближе и сказал:

— Хм.

Я кивнул.

— Я должен поразмышлять немного, но думаю, что у меня есть ответ на эту загадку. Мы начнем сначала. Этим вечером кто-то в этом доме подкинул барбитураты в бутылку бренди Юстиса Кроуфорда. Если бутылка не была уничтожена или спрятана, полагаю, мы найдем её в баре внизу. И после употребления своего напитка Юстис пошел наверх с женой.

Ральф потер челюсть.

— И как только они попали внутрь, они заперли дверь спальни, а также французские двери?

— Не обязательно, Ральф, хотя это возможно. Но они действительно легли в кровать, Юстис взял книгу и включил магнитофон. Между тем, убийца ждал где-нибудь в темноте балкона, пока не увидел, что Юстис впал в наркотический сон.

— Убийца — мужчина?

— Или женщина-убийца. Я буду использовать слово «убийца» просто для удобства в данный момент. И как только Юстис заснул, убийца вошел в комнату через французские двери. Или, если они были заперты, всё, что он должен был сделать, это постучать по стеклу, привлекая внимание Гермионы, мило улыбнуться и попросить впустить его ненадолго внутрь, потому что он хотел бы переговорить с нею. И так как человек, которого она увидела, был или её племянником, или её племянницей, у неё не было причины подозревать обман. Но когда Гермиона впустила его внутрь, он достал револьвер и выстрелил в неё.

— Тогда он стащил Юстиса, который был без сознания, с кровати и уложил возле мертвой жены. Он заменил стреляную гильзу и вложил в руку Юстиса револьвер. Он снова выстрелил из оружия, на сей раз в ночь через открытую французскую дверь. Он сделал это, чтобы мы нашли частицы пороха на руке Юстиса.

— Почему никто не услышал выстрелы, Генри?

— Потому что убийца использовал глушитель.

Ральф задумался.

— В этом случае, почему у убийцы также не может быть частиц пороха на его руке?

— Я сомневаюсь в этом. Если он знал достаточно о частицах пороха, чтобы поместить их на руку Юстиса, то, конечно, он должен быть достаточно умным, чтобы постараться не допустить их появления на своей собственной персоне. Очень вероятно, что он носил перчатки или какое-то другое защитное приспособление, чтобы воспрепятствовать попаданию частиц пороха на свои руки или одежду.

Я заметил, что Юстис заснул на своем стуле.

— И затем убийца извлек «Павану для мертвой принцессы» — или что-нибудь другое — из магнитофона Юстиса и заменил собственной лентой. Эта лента была совершенно чистой, за исключением звука одного револьверного выстрела.

Ральф, заинтересовавшись, поднял брови.

Я кивнул.

— Выбор времени, конечно, был здесь невероятно важен. Он знал точный момент, когда лента дойдет до выстрела, который прозвучит где-то за минуту или две до 22:40. Не сомневаюсь, что он включил магнитофон на большую громкость, запер дверь спальни изнутри — если она уже на тот момент не была заперта. И затем, вероятно отверткой, он удалил одно из оконных стекол французской двери — то, которое мы теперь видим разбитым.

— Он вышел на балкон, закрыл за собой дверь и задвинул задвижку. После чего вернул на место стекло и планки, спустился в гостиную и остался там смотреть десятичасовые новости. В 22–30, как обычно, Оглеторп и Женевьева пошли наверх и проходили поблизости от двери спальни Гермионы в тот момент, когда лента достигла звука выстрела. Когда позже убийца получил доступ в комнату с балкона, ему всего лишь оставалось сунуть ленту в свой карман — ему, вероятно, уже удалось избавиться от неё к этому времени.

Ральф задумчиво почесал шею.

— Кто твой кандидат на убийство? Оглеторп или Женевьева?

— Оглеторп.

— Почему Оглеторп?

— Из-за слухового аппарата.

— Какое отношение к делу имеет слуховой аппарат?

— Я еще точно не определился, но, вероятно, что он является ключом ко всему этому делу. Каждый раз, когда я смотрю на Оглеторпа, он возится с этим слуховым аппаратом. Это что-то должно означать.

— Почему?

— Ральф, — я сказал, — помнишь дело об убийстве Гиллингэма? Один из наших главных подозреваемых, Элмер Бйорнсон, казалось, был прикован к инвалидному креслу, но мы обнаружили, что на самом деле он мог ходить. Это научило меня всегда с подозрением относиться к подозреваемым в убийстве в инвалидных креслах, и я думаю, что могу спокойно применить это правило к людям, которые носят слуховые аппараты.

— Генри, — сказал Ральф, — ты прав, что Бйорнсон мог ходить, но это не имело никакого отношения к убийству Гиллингэма. Мы просто наткнулись на это, прежде чем арестовали настоящего убийцу.

Я потер челюсть.

— Ты подразумеваешь, что слуховой аппарат Оглеторпа не имеет никакого отношения к этому убийству?

— Боюсь, что нет, Генри.

Я взял себя в руки.

— Ну, ладно, поймать настоящего убийцу в этом деле — просто вопрос упорства. Мы скоро вычислим преступника или преступницу. Но, по крайней мере, на данный момент мы преуспели в том, чтобы воспрепятствовать тому, чтобы невинный человек был посажен в тюрьму. — Я скромно улыбнулся. — По правде говоря, я предполагаю, что почти любой достаточно компетентный детектив в конечном счете выявил бы все явные несоответствия в этом деле.

Ральф кивнул.

— Правильно, Генри.

Установилась довольно долгая пауза, и я начал чувствовать себя неловко.

— Ну что такое, Ральф?

Он вздохнул.

— Этот дело напоминает мне о похищенном письме.

— Каким образом это напоминает тебе о похищенном письме?

— Генри, лучший способ скрыть убийство, — скрыть убийство за убийством. Предположим, что ты хочешь убить свою жену ради её денег. Независимо от того, как хитро ты все распланируешь, ты знаешь, что будешь самым очевидным подозреваемым. Полиция будет рыть и рыть, и есть неплохие шансы, что они придумают что-то такое, что собьет тебя с толку. Таким образом, ты решаешь взять быка за рога. Так как ты в любом случае будешь подозреваемым, почему бы не выложиться по полной? Представить всё так, будто только ты имел возможность убить её.

Я закрыл глаза.

Ральф продолжал:

— Когда ты поднимаешься наверх с женой, ты стреляешь в неё, используя глушитель на оружии. После чего ты выходишь из комнаты и избавляешься от глушителя и использованной гильзы и вставляешь новый патрон. Возвращаешься в комнату и ждешь, пока не услышишь, как Оглеторп и Женевьева поднимаются вверх по лестнице. Ты позволяешь им подобраться близко к двери и стреляешь из револьвера через открытую французскую дверь в ночной воздух. И в то время как Оглеторп и Женевьева стучат в дверь спальни, ты просто закрываешь и запираешь французские двери — те, где одну из оконных рам ты заранее повредил. Ты глотаешь несколько барбитуратов и ложишься рядом со своей мертвой женой. Когда Женевьева и Оглеторп врываются в комнату, ты притворяешься, что находишься без сознания. Вот и всё.

Ральф снова вздохнул.

— Тогда ты расслабляешься и позволяешь полиции делать свою работу. Они понимают, что ситуация слишком банальная и слишком удручающая. Пункт за пунктом они начнут распутывать заговор и будут чувствовать себя благородно, когда сделают это. Даже если по какой-то случайности тебя привлекут к суду, любой хороший адвокат укажет на дыры в деле и тебя оправдают.

Я уставился на Юстиса, спящего на стуле с улыбкой на лице.

Проклятье, подумал я, Ральф прав. Убийца собирается выйти сухим из воды.

Мы препроводили Юстиса в главное управление, но без большого оптимизма.

После этого мы с Ральфом заглянули в ближайшую таверну.

Бармен узнал меня.

— Что будете, сержант? Томатный сок или шерри?

— Шерри.

— О? — сказал он. — Плохой день?

Я хмуро кивнул.

— Плохой день.

Он наполнил стакан до краев.