Король горной долины

Глава первая

— Если хотите знать мое мнение, — сказал Тени худощавый пожилой человек, — вы в своем роде монстр. Я прав?

Если не считать барменши, кроме них в баре при гостинице в городке на северном побережье Шотландии никого не было. Тень сидел себе за столиком, тянул светлое пиво, когда к нему пересел этот человечек. Лето подходило к концу, и Тени казалось, что все кругом холодное, маленькое и сырое. На столе перед ним лежала книга «Приятные прогулки по окрестностям», и он изучал маршрут, которым собирался пойти завтра: к береговым скалам и дальше к мысу Гнева.

Он закрыл книгу.

— Я американец, — ответил он, — если вы это имели в виду.

Склонив голову набок, человечек театрально подмигнул. У него были отливающие сталью седые волосы, серое лицо и серый дождевик, и выглядел он как провинциальный юрист.

— Это как посмотреть, — сказал он. — Возможно, как раз об этом я и говорил.

За свое недолгое пребывание в этих краях Тень лишь едва-едва научился понимать местный выговор: сплошь гортанная картавость с вкраплениями раскатистого «р» да еще странные слова, но с серым незнакомцем проблем не возникало. Все в речи человечка было маленьким и живым, каждое слово произносилось так четко и правильно, что Тени казалось, будто это он сам говорит с полным ртом овсянки.

Отпив из своей рюмки, человечек продолжал:

— Так, значит, американец. Чрезмерная сексуальность, чрезмерная зарплата и к нам — через океан, да? На вышках работаете?

— Прошу прощения?

— Нефтяник? С буровых платформ на шельфе. К нам сюда время от времени эти парни заваливают.

— Нет. Я не с буровых.

Достав из кармана трубку и маленький перочинный ножик, человечек начал счищать со стенок чашечки окалину. Потом, постучав, вытряс черные крошки в пепельницу.

— В Техасе, знаете ли, есть нефть, — сказал он, помолчав, точно поверял великую тайну. — Это в Америке.

— Да, — согласился Тень.

Он подумал было, не сказать ли что-нибудь про Техас, например, что Техас, кажется, действительно находится в Техасе, но решил, что тогда придется объяснять, в чем соль шутки, а потому промолчал.

Тень почти два года старался держаться подальше от Америки. И когда рухнули небоскребы, его там не было. Иногда он говорил себе, что возвращаться ему незачем, и, случалось, почти готов был в это поверить. В Шотландию он приехал два дня назад, высадился в Турсо с парома, пришедшего с Оркнейских островов, и в этот городок добрался автобусом.

А человечек все не унимался:

— В Абердин приезжал один техасский нефтяник. Познакомился в пабе с одним стариком, совсем как мы с вами. Так вот они разговорились, а техасец и скажи: «У себя дома я встаю утром, сажусь в машину (уж извините, акцент я передавать не стану), поворачиваю ключ в замке зажигания, вдавливаю педаль акселератора…» — вы ее называете…

— Педаль газа, — покорно подсказал Тень.

— Вот именно. «Давлю после завтрака на газ и даже до обеда не успеваю доехать до конца моего участка». А хитрый старый шотландец только кивает и говорит: «Угу-угу, и у меня когда-то была такая машина».

Человечек пронзительно рассмеялся, показывая, что шутке конец. Тень улыбнулся и кивнул, показывая, мол, понял, что это шутка.

— Что пьете? Светлое. Дженни-солнышко, повтори нам. Мне «Лагавулин»[1]. — Человечек набил в трубку табак, который достал из кисета. — Вам известно, что Шотландия больше Америки?

Когда Тень вечером сюда спустился, в баре при гостинице не было ни души. Только худая барменша, которая, куря, читала газету. Он пришел сюда посидеть у камина, поскольку номер ему дали промозглый, а металлические батареи на стене были еще холоднее, чем воздух в комнате. Он не рассчитывал на компанию.

— Нет, — отозвался он, всегда готовый разыграть простака. — Не знал. С чего вы взяли?

— Все дело в дробности, — объяснил человечек. — Чем меньшие величины вы рассматриваете, тем больше видите. Если знать, какой дорогой ехать, Америку можно пересечь за тот же срок, что и Шотландию. Непонятно? Ну, возьмем карту, на ней побережье кажется единой плотной линией. Но когда идете по нему пешком, оно изрезанное и извилистое. Все. Об этом целая передача была по телевизору. Удивительные вещи.

— О'кей, — отозвался Тень.

Вспыхнул огонек зажигалки, и человечек стал тянуть и пыхтеть, тянуть и пыхтеть, пока не удостоверился, что раскурил трубку как надо, а тогда убрал зажигалку, кисет и ножик назад в карман пальто.

— Это все не к тому, — сказал человечек. — Полагаю, вы останетесь здесь на уик-энд?

— Да, — сказал Тень. — Вы… вы служащий гостиницы?

— Нет-нет. По правде говоря, когда вы приехали, я стоял в холле. Услышал, как вы разговариваете с Гордоном за стойкой.

Тень кивнул. Ему казалось, что, когда он заполнял регистрационную карточку, в холле гостиницы не было ни души, но вполне возможно, человечек просто проходил мимо. И тем не менее… было в этом разговоре что-то неверное. Во всем происходящем было что-то не так.

Барменша Дженни поставила на стойку их кружки.

— Пять двадцать, — сказала она и, развернув газету, снова в нее углубилась.

Сходив к стойке, человечек заплатил и вернулся с кружками.

— Вы к нам надолго? — спросил он.

Тень пожал плечами:

— Хотел поглядеть, каково тут. Побродить по побережью. Посмотреть достопримечательности. Может, на неделю. Может, на месяц.

Дженни отложила газету.

— Это глухая дыра в чертовой заднице, — весело сказала она. — Вам следовало бы подыскать себе место поинтереснее.

— Вот тут ты ошибаешься, — возразил человечек. — Это глухая дыра посреди задницы только тогда, когда смотришь не с той стороны. Видите вон ту карту, приятель? — Он указал на засиженную мухами карту Северной Шотландии, висящую на стене против стойки. — Знаете, что с ней не так?

— Нет.

— Она вверх ногами! — победно возвестил человечек. — Север наверху. Карта должна говорить людям, где мир кончается. Дальше ходу нет. Там край света. Но понимаешь, раньше все было не так. Раньше это был не север Шотландии. Это была самая южная оконечность мира викингов. Знаешь, как называется предпоследнее графство Шотландии к северу?

Тень поглядел на карту, но она была слишком далеко, подписей не разобрать.

— Сатерленд! — осклабился человечек. — Южный край. Не для всех, разумеется, но для викингов уж точно.

К ним подошла барменша Дженни.

— Я отлучусь ненадолго, — сказала она. — Если до моего возвращения вам что-нибудь понадобится, спросите портье.

Подложив в камин полено, она вышла в холл.

— Вы историк? — спросил Тень.

— Вот насмешили! — хохотнул человечек. — Возможно, вы и монстр, но весельчак. Надо отдать вам должное.

— Я не монстр.

— Ну да, ну да, именно так и говорят все монстры, — отозвался человечек. — Раньше в Сент-Эндрюсе у меня была специализированная клиника. А теперь так, общая практика. Ну, в общем и целом, тоже была. Я почти отошел от дел. Хожу пару дней на неделе в местную больницу, только чтобы скальпель в руке не дрожал.

— Почему вы все время называете меня монстром? — спросил Тень.

— Потому что я сам отчасти монстр, — сказал человечек, поднимая стакан виски с видом человека, приводящего неопровержимый аргумент. — Свояк свояка и так далее… Все мы монстры, разве не так? Прекрасные монстры, плетущиеся по болотам неразумия… — Он остановился отхлебнуть виски, потом сказал: — Скажите, такой здоровяк, как вы… Вы никогда вышибалой не были? «Извини приятель, боюсь, сегодня тебе сюда нельзя, закрытое мероприятие, поэтому сматывай удочки и вали» и так далее?

— Нет, — покачал головой Тень.

— Но чем-то подобным наверняка занимались?

— Да, — согласился Тень, который когда-то работал телохранителем у старого бога, но это было в другой стране.

— И вы… э… простите, что спрашиваю, не поймите меня неправильно… Вам нужны деньги?

— Всем нужны деньги. Но у меня все в порядке. — Это было далеко не так, но истина заключалась в том, что когда Тень нуждался в деньгах, мир как будто из кожи вон лез, чтобы его ими обеспечить.

— А вам не хотелось бы заработать немного на карманные расходы? Побыть вышибалой? Дело плевое.

— На дискотеке?

— Не совсем. На частной вечеринке. Одна компания снимает большой старый дом в наших местах, в конце лета они со всего света сюда приезжают. Но, скажем, в прошлом году, веселье было в самом разгаре, шампанское под открытым небом лилось рекой, а потом возникли проблемы. Серьезные проблемы. Такие кому угодно уик-энд испортят.

— С местными жителями?

— Не совсем.

— Проблемы политические? — спросил Тень. Ему не хотелось впутываться в местную политику.

— Ни в коей мере. Так, щенки. Волосатики и прочие идиоты. И вообще в этом году они скорее всего не вернутся. Вероятно, уже свалили еще в какую-нибудь глушь и там устраивают демонстрации против международного капитализма. Но для перестраховки ребята из большого дома попросили меня поискать кого-нибудь, кто мог бы нагнать на них страху. Вы малый крупный, им именно такой нужен.

— Сколько? — спросил Тень.

— Если придется драться, сумеете за себя постоять? — ответил вопросом на вопрос человечек.

Тень промолчал. Серый человечек смерил его взглядом, потом снова улыбнулся, показывая желтые прокуренные зубы.

— Полторы тысячи фунтов всего за уик-энд. Это хорошие деньги. К тому же наличными. И перед налоговой инспекцией отчитываться незачем.

— В ближайший уик-энд? — спросил Тень.

— Начиная с утра пятницы. Дом большой. По сути, достроенный и перестроенный замок. К западу от мыса Гнева.

— Надо подумать, — сказал Тень.

— Если согласитесь, — продолжал серый человечек, — у вас будет фантастический уик-энд в историческом поместье, и могу гарантировать, что вы познакомитесь со всякими интересными людьми. Чего еще желать в отпуске, да еще денег заработаете. Жаль, что сам я уже немолод. И э… если уж на то пошло, ростом не вышел.

— Ладно, — сказал Тень, и как только произнес эти слова, спросил себя, не пожалеет ли.

— Молодчина. Я еще с вами свяжусь, расскажу, как и что.

Серый человечек встал и, проходя мимо, мягко хлопнул Тень по плечу. А потом ушел, оставив его в баре одного.

Глава вторая

Тень странствовал почти полтора года. С рюкзаком за плечами он пересек Европу и добрался до северной Африки. Он собирал оливки и ходил на лов сардин, крутил баранку грузовика и продавал вино у обочины шоссе. Наконец, несколько месяцев назад он вернулся автостопом в Норвегию, в Осло, где родился тридцатью пятью годами ранее.

Он сам толком не понимал, чего, собственно, ищет. Знал только, что еще не нашел, хотя бывали минуты — на горном склоне, на утесах или у водопада, — у него возникало пронзительное ощущение, что то неведомое искомое совсем рядом: за выступом гранитной скалы или в ближайшем сосновом лесу. И все же возвращение на родину оставило по себе глубокую неудовлетворенность, и когда в Бергене его спросили, не хочет ли он восполнить недостающую половину экипажа моторной яхты, направлявшейся в Канны на встречу со своим владельцем, он согласился.

Из Бергена они пошли под парусом на Шетландские острова, оттуда — на Оркнейские, где провели ночь в пансионе с завтраком в Стормнессе. Утром при выходе из гавани окончательно и бесповоротно отказали двигатели, и судно пришлось на буксире оттащить назад к причалам.

Бьёрн — капитан и вторая половина экипажа — остался на яхте объясняться со страховщиками и отвечать на гневные звонки владельца. Тень не видел причин оставаться и потому сел на паром до городка Турсо на северном побережье Шотландии.

Ему не сиделось на месте. По ночам ему снились трассы, то, как он въезжает на сияющую неоном окраину города, где люди говорят по-английски. Иногда этот город находился на Среднем Западе, иногда во Флориде, иногда на Восточном побережье, иногда на Западном.

Сойдя с парома, он купил путеводитель живописных прогулок, обзавелся расписанием автобусов и отправился куда глаза глядят.

Вернулась барменша Дженни и начала протирать все поверхности тряпкой. Завязанные в узел волосы у нее были такие светлые, что казались почти белыми.

— И как в ваших краях развлекаются? — спросил Тень.

— Пьют. Ждут смерти; — мрачно откликнулась она. — Или едут на юг. На том, по сути, варианты исчерпываются.

— Вы уверены?

— Ну, сами подумайте. У нас тут нет ничего, кроме овец и холмов. Живем мы, разумеется, за счет туристов, но вас на самом деле слишком мало. Грустно, правда?

Тень пожал плечами.

— Вы из Нью-Йорка? — спросила она.

— Из Чикаго. Но сюда я приехал из Норвегии.

— Вы говорите по-норвежски?

— Немного.

— Тогда вам стоит кое с кем познакомиться, — вдруг сказала она, потом поглядела на часы. — Кое с кем, кто тоже приехал сюда из Норвегии, но это было давным-давно. Пойдемте.

Убрав тряпку, она щелкнула выключателем за стойкой и направилась к двери.

— Пойдемте, — повторила она.

— А вы можете вот так уйти? — спросил Тень.

— Я могу делать все, что захочу, — отозвалась она. — Это ведь свободная страна, так?

— Наверное, да.

Она заперла дверь бара латунным ключом. Они вышли в холл.

— Подождите здесь, — сказала она и исчезла за дверью с табличкой «Частное помещение», откуда появилась через несколько минут в длинном коричневом пальто. — Ну вот, я готова. Идите за мной.

На улице было темно и ветрено.

— Так у вас это поселок или маленький городок? — спросил Тень.

— Это, мать его, кладбище. Нам туда. Идемте.

Они шли по узкой дороге. Луна светила огромная и желтовато-бурая. Тень расслышал шум моря, хотя самого его еще не видел.

— Вас зовут Дженни? — спросил он.

— Верно. А вас?

— Тень.

— Это ваше настоящее имя?

— Так меня называют.

— Тогда пойдемте, Тень.

На вершине холма они остановились. Поселок остался далеко внизу, но перед ними стоял серый каменный дом. Свет внутри не горел. Открыв калитку. Дженни повела Тень по тропинке к входной двери. Он задел росший рядом с тропинкой небольшой куст, и воздух наполнился сладким ароматом лаванды.

— Чей это дом? — спросил Тень. — Выглядит пустым.

— Не волнуйтесь, — сказала Дженни. — Через минуту хозяйка будет дома.

Она толкнула незапертую дверь, и они вошли внутрь. Дженни нажала клавишу выключателя у двери. Большую часть первого этажа занимала кухня, одновременно служившая гостиной. Вдоль одной стены шла крохотная лесенка, уводившая, как предположил Тень, в спальню на чердаке. На сосновой стойке стоял CD-проигрыватель.

— Это ваш дом, — констатировал Тень.

— Дом, милый дом, — согласилась она. — Хотите кофе? Или чего-нибудь выпить?

— Ни того, ни другого, — отозвался Тень, спрашивая себя, что, собственно, Дженни нужно. Она едва на него смотрела, даже не улыбнулась ни разу.

— Я правильно все расслышала? Доктор Гаскелл просил вас помочь приглядеть за вечеринкой на уик-энд?

— Наверное.

— И что вы намерены делать завтра и в пятницу?

— Гулять, — ответил Тень. — У меня есть путеводитель. Там обещают несколько красивых пеших маршрутов.

— Кое-какие из них красивые. Кое-какие опасные. Кое-где даже летом можно найти в тени оставшийся с зимы снег. В тени многое что способно протянуть очень и очень долго.

— Я буду осторожен, — пообещал Тень.

— Вот и викинги так говорили, — с улыбкой отозвалась Дженни. Сняв пальто, она бросила его на ярко-пурпурный диван. — Возможно, на утесах мы встретимся. Я люблю гулять. — Она вытянула шпильку из узла волос у себя на затылке, и по плечам рассыпались светлые-пресветлые локоны. Они были длиннее, чем поначалу решил Тень.

— Вы одна тут живете?

Достав из лежащей на стойке пачки сигарету, она прикурила от спички.

— А вам какое дело? — спросила она. — Вы ведь на ночь не останетесь, так?

Тень покачал головой.

— Гостиница у подножия холма, — сказала она. — Пропустить невозможно. Спасибо, что проводили меня до дома.

Пожелав ей доброй ночи. Тень вышел в лавандовую ночь. Постоял немного, озадаченно глядя на луну над морем. Потом спустился с холма и вышел к гостинице. Дженни была права: пропустить невозможно. Он поднялся по лестнице, отпер дверь своего номера ключом на короткой и толстой палочке-бирке и вошел в комнату. Там было гораздо холоднее, чем в коридоре.

Сняв ботинки, он, не зажигая света, растянулся на кровати.

Глава третья

Корабль был из ногтей мертвецов и ни шатко ни валко плыл сквозь туман, то задирая нос, то скатываясь с гребней бурных волн.

На палубе маячили тени, мужчины ростом с холмы или дома, и, приблизившись. Тень смог различить их лица: гордые воины, все как один сильные и крепкие духом. И качка им как будто была нипочем, каждый, застыв в ожидании, точно прирос к палубе.

Сделав шаг вперед, один поймал руку Тени в собственную гигантскую лапищу. Тень ступил на серую палубу.

— Добро пожаловать к проклятым, — низким скрипучим голосом сказал тот, кто сжимал руку Тени.

— Привет тебе! — отозвались остальные на палубе. — Привет тебе, солнценосный! Привет тебе, Бальдр!

В свидетельстве о рождении Тени значилось Бальдур Лун, но он покачал головой.

— Это не я, — сказал он им. — Я не тот, кого вы ждете.

— Мы тут умираем, — не отпуская его руки, сказал человек со скрипучим голосом.

Холодно было в этом туманном месте между миром живых и миром потусторонним. Соленая пыль разбивалась о нос корабля, и Тень промок до нитки.

— Верни нас назад, — сказал державший его руку. — Верни нас домой или дай нам уйти.

— Я не знаю как, — ответил Тень.

И тогда мужчины на палубе принялись причитать и выть. Одни ударяли древками копий в палубу, другие били короткими мечами по медным накладкам на кожаных щитах, создавая ритмичный грохот в аккомпанемент крикам, которые из воплей горя превратились в улюлюканье берсерков…

В небе раннего утра кричала чайка. Ночью ветер распахнул окно и теперь стучал рамой о стену. Тень лежал на нерасстеленной кровати в узком номере отеля. Кожа у него была влажной — возможно, от пота.

Начинался еще один холодный день конца лета.

В отеле ему упаковали в контейнер несколько сандвичей с курицей, яйцо вкрутую, пакетик чипсов с сыром и луком и яблоко. Протягивая ему контейнер, портье Гордон спросил, когда его ждать назад, и объяснил, что если он опоздает больше чем на пару часов, они вызовут спасателей, а еще попросил у Тени номер его мобильного.

Мобильного телефона у Тени не было.

Он отправился по маршруту, ведущему к побережью. Пейзаж завораживал дикой, безлюдной красой, звеневшей и отдававшейся эхом в пустотах в душе Тени. Он представлял себе Шотландию мягким краем — сплошь поросшие вереском пологие холмы, но здесь, на Северном побережье, все, даже серые облака, бегущие по бледно-голубому небу, казалось угловатым и острым.

Он шел по проложенному в книжке маршруту — через поросшие кустарником луга, мимо сараев, вверх-вниз по каменистым холмам.

Временами он воображал, что стоит неподвижно, а мир движется под ним, что он просто перебирает землю ногами.

Маршрут оказался утомительнее, чем он ожидал. Он планировал поесть в час, но к полудню ноги у него устали, и вообще захотелось отдохнуть. Он дошел по тропинке до склона холма, где за выступающим валуном можно было удобно укрыться от ветра, и присел на корточки съесть свой ленч. Далеко впереди было видно море… нет. Атлантический океан.

Он думал, что здесь один.

— Отдадите мне свое яблоко? — спросил женский голос.

Это была Дженни, барменша из гостиницы. Ее слишком светлые волосы разметал по плечам ветер.

— Здравствуйте, Дженни, — сказал Тень, отдавая ей яблоко.

Достав из кармана коричневого пальто складной нож, она села рядом с ним.

— Спасибо.

— Вы говорите совсем без акцента, — сказал Тень. — Наверное, вы приехали из Норвегии совсем маленькой. Я хочу сказать, на мой взгляд, вы говорите совсем как местные.

— Разве я сказала, что приехала из Норвегии?

— Разве нет?

Наколов кусочек яблока, она манерно ела его с ножа, касаясь только зубами.

— Это было очень давно. — Она глянула на него искоса.

— По семейным обстоятельствам?

Она повела плечами, словно хотела ими пожать, как будто тот ответ, какой могла бы ему дать, считала ниже своего достоинства.

— Вам тут нравится?

Посмотрев на него в упор, она покачала головой.

— Я чувствую себя как «хульдр».

Это слово он слышал раньше. В Норвегии.

— Это ведь какая-то разновидность троллей, да?

— Нет, это создания гор. Они похожи на троллей, но приходят из леса. И они очень красивы. Как я. — Произнося эти слова, она усмехнулась, будто знала, что слишком худая, слишком бледная и мрачная, чтобы считаться красивой. — Они влюбляются в фермеров.

— Почему?

— Откуда мне, черт побери, знать! — отрезала она. — Просто влюбляются. Иногда фермер догадывается, что разговаривает с хульдр, потому что сзади у нее свисает коровий хвост или, еще хуже, сзади у нее вообще ничего нет, она просто полая и пустая, как раковина. Тогда фермер читает молитву или убегает к своей мамочке и своей ферме. Но иногда фермеры не убегают. Иногда какой-нибудь смельчак бросает нож ей через плечо или просто улыбается и берет хульдр в жены. Тогда у нее отпадает хвост. Но она все равно гораздо сильнее обычной женщины. И она все равно томится по своему дому в горах и лесах. Она никогда не будет по-настоящему счастлива. Она никогда не станет человеком.

— И что с ней происходит потом? — спросил Тень. — Она стареет и умирает со своим фермером?

От яблока осталась лишь сердцевинка. Ловким движением Дженни швырнула ее. Описав высокую дугу, сердцевинка полетела к подножию холма.

— Когда ее муж умирает… Наверное, она возвращается в свои леса и холмы. — Она смотрела перед собой на склон. — Есть история про то, как один фермер взял в жены хульдр, но дурно с ней обращался. Кричал на нее, не помогал по хозяйству и в поле, возвращался домой из селения пьяный и злой. Иногда он ее бил. Так вот. Однажды она готовила завтрак, а он пришел и начал на нее кричать, мол, еда ему не готова, мол, она ничегошеньки не умеет, мол, он вообще не знает, зачем на ней женился. Какое-то время она его слушала, а потом, не произнося ни слова, подошла к очагу и взяла кочергу. Тяжелую чугунную кочергу. Взяла и без малейшего усилия согнула в кольцо. Один в один ее обручальное, только больше. Не хмыкнула, не вспотела, просто согнула, как ты бы согнул тростинку. Увидев это, ее фермер побелел как полотно и ничего больше не сказал про свой завтрак. Он видел, что она сделала с кочергой, и понял, что в любой момент за прошедшие пять лет она могла бы сделать то же самое и с ним. И до дня своей смерти он больше и пальцем ее не тронул, ни разу сурового слова не сказал. А теперь объясните мне, мистер Все-зовут-меня-Тень: если она могла это сделать, то почему позволяла ему себя бить? Зачем ей вообще сдался такой человек? Ну, как это объяснить?

— Может быть, — сказал Тень, — может быть, она была одинока?

Она вытерла нож о джинсы.

— Доктор Гаскелл все твердил, что вы монстр, — сказала она. — Это правда?

— Не думаю, — ответил Тень.

— А жаль, — сказала она. — С монстрами всегда знаешь, как обстоят дела, верно?

— Вы знаете?

— Абсолютно. Под конец дня попадешь на обед. Только не ты будешь обедать, а тобой пообедают. Кстати об обеде, я вам кое-что покажу. — Встав, она повела его верх по склону. — Видите? Вон там? На дальнем склоне холма, где он обрывается в горную долинку, если присмотритесь, можно разглядеть дом, где вы будете работать в этот уик-энд. Видите? Вон там.

— Нет.

— Глядите внимательнее. Я укажу. Смотрите вдоль моего пальца.

Дженни стала совсем рядом, вытянула руку и показала на склон дальней гряды. Он увидел, как лучи солнца отразились от чего-то, что, наверное, было озером — это «лох», поправил он самого себя, в конце концов он же в Шотландии, — а над ним темнели на склоне серые камни. Сперва Тень принял их за выступ породы, но они были слишком правильными, несомненно, какое-то строение.

— И это замок?

— Я бы так его не назвала. Просто большой дом в долине.

— Вы на тамошних вечеринках бывали?

— Местных они не приглашают. А меня и подавно. Но вам все равно не надо туда ехать. Вам следовало бы отказаться.

— Они хорошо платят, — объяснил Тень.

Тут она впервые его коснулась: положила белый-пребелый палец на тыльную сторону его темной ладони.

— А какое дело монстру до хороших денег? — спросила она и улыбнулась. Тень, чертыхнувшись, подумал: «А ведь она, черт побери, действительно красивая». Но тут она убрала руку и отступила на шаг. — М-да. Вам, наверное, нужно продолжать прогулку? У вас не так много времени осталось, скоро придется поворачивать назад. Когда начинает смеркаться, в конце лета темнеет быстро.

Дженни осталась посмотреть, как он забрасывает на плечи рюкзак и спускается с холма. У подножия он обернулся и посмотрел вверх. Она все еще глядела ему вслед. Тень помахал, и Дженни помахала ему в ответ.

Когда он оглянулся в следующий раз, на холме уже никого не было.

Через узкий проливчик он перебрался паромом на мыс и стал подниматься к маяку. А обратно вниз поехал на маршрутном автобусе.

В гостиницу он вернулся в восемь вечера, усталый, но довольный. Незадолго до сумерек пошел дождь, но он успел укрыться в покосившемся, заброшенном домишке и, пока по крыше барабанили капли, читал газету пятилетней давности. Через полчаса дождь перестал, но Тень порадовался, что надел крепкие ботинки, так как тропинку развезло.

Он умирал от голода и спустился в ресторан. Там было пусто.

— Эй? — окликнул Тень.

— Угу. — В дверь между рестораном и кухней выглянула пожилая женщина.

— Обед еще подаете?

— Угу. — Она смерила его неодобрительным взглядом от заляпанных глиной ботинок до встрепанных волос. — Вы у нас остановились?

— Да. В одиннадцатом номере.

— Ну… вам, наверное, захочется переодеться к обеду, — сказала она. — Так добрее по отношению к другим обедающим.

— Значит, подаете.

— Угу.

Поднявшись к себе в номер, он бросил на кровать рюкзак и стащил ботинки. Надел кроссовки, провел расческой по волосом и спустился снова.

В столовой уже не было пусто. За столиком в углу сидели двое, притом настолько отличные друг от друга, насколько вообще могут отличаться два человека. Слева горбилась по-птичьи над столом невысокая женщина лет шестидесяти. Напротив нее сидел молодой человек — крупный, неловкий и совершенно лысый. Тень решил, что это мать и сын.

Он сел за стол в середине.

Появилась с подносом пожилая официантка и поставила перед парой по тарелке супа. Молодой человек начал на суп дуть, чтобы остудить, а мать сильно постучала по его руке ложкой.

— Прекрати, — сказала она и начала ложкой отправлять себе в рот суп, с шумом его всасывая.

Лысый молодой человек грустно оглядел зал ресторана. Встретившись с ним взглядом. Тень кивнул. Молодой человек вздохнул и вернулся к своему дымящемуся супу.

Тень без энтузиазма проглядел меню. Он уже готов был сделать заказ, но официантка снова исчезла.

Краем глаза Тень уловил мазок серого — в дверь ресторана заглянул доктор Гаскелл. Вошел и направился прямо к столику Тени.

— Вы не против, если я к вам присоединюсь?

— Отнюдь. Прошу вас. Садитесь.

Доктор Гаскелл сел напротив Тени.

— Хорошо провели день?

— Очень хорошо. Много ходил.

— Лучший способ нагулять аппетит. Итак. Завтра с самого утра за вами пришлют машину. Захватите свой багаж. Вас отвезут в дом. Введут вас в курс дела.

— А деньги? — спросил Тень.

— Это они тоже уладят. Половину до, половину после. Еще что-нибудь хотите узнать?

От двери на кухню за ними наблюдала официантка, но как будто и не собиралась подойти.

— Ага. Что нужно сделать, чтобы получить в этих местах чего-нибудь поесть?

— Чего вы хотите? Я бы рекомендовал бараньи отбивные. Мясо местное.

— Звучит неплохо.

— Прошу прощения, Мора, — громко позвал Гаскелл. — Извини, что тебя беспокою, но можно нам обоим бараньи отбивные?

Поджав губы, официантка вернулась на кухню.

— Спасибо, — сказал Тень.

— Не за что. Еще чем-нибудь могу вам помочь?

— Да. Люди, которые приедут на вечеринку. Почему они не привозят профессиональных телохранителей? Зачем нанимать меня?

— Собственная охрана у них тоже будет, нисколько в этом не сомневаюсь. Своих людей они, разумеется, привезут. Но всегда хорошо иметь под рукой кого-нибудь из местных.

— Даже если этот местный — иностранный турист?

— Вот именно.

Мора принесла две тарелки супа и поставила их перед Тенью и доктором.

— Входят в обед, — мрачно сказала она.

Суп был слишком горячий и на вкус слегка отдавал томатной пастой и уксусом. Тень был настолько голоден, что съел почти всю тарелку, прежде чем сообразил, что суп ему не нравится.

— Вы говорили, что я монстр, — сказал Тень стально-серому человечку.

— Правда?

— Да.

— Ну, в наших краях полно монстров. — Он едва заметно кивнул на пару в углу. Взяв салфетку, маленькая женщина обмакнула ее в стакан с водой и энергично стирала пятнышки алого с губ и подбородка своего сына. Вид у него был смущенный. — Мы живем тихо, в глуши. В сводки новостей попадаем только в том случае, когда какой-нибудь скалолаз пропадает или еще лучше умирают голодной смертью туристы. Большой мир обычно вообще забывает о нашем существовании.

Появились бараньи отбивные — с гарниром из переваренного картофеля, недоваренной моркови и чего-то бурого и мокрого; последнее, как предположил Тень, возможно, в прошлой жизни было шпинатом. Тень начал резать отбивную ножом. Доктор взял свою руками и с удовольствием принялся кусать и жевать.

— Вы сидели?

— Сидел?

— В тюрьме. Вы были в тюрьме. — Прозвучало это как утверждение, а не вопрос.

— Да.

— Значит, умеете драться. Способны, если придется, кому-нибудь наподдать.

— Если вам требуется кому-то наподдать, — сказал Тень, — я, вероятно, не тот, кто вам нужен.

Человечек усмехнулся, раздвинув серые губы в жире от отбивной.

— Уверен, что тот самый. Я просто спросил. Нельзя обижаться на человека только за то, что он спросил. Не будем об этом. Вот он — точно монстр, — продолжил человечек, указывая недоеденной отбивной в угол зала. Лысый молодой человек ел ложкой какой-то белый пудинг. — И его мамаша тоже.

— По мне, так на монстров не похожи, — возразил Тень.

— Боюсь, это не совсем удачная шутка. Местное чувство юмора. О моем следует предупреждать на въезде в городок. Кстати о монстрах. Простите старика. Не верьте ни единому моему слову. — Сверкнув желтыми от табака зубами, доктор Гаскелл вытер рот и руки салфеткой. — Мора! Нам понадобится счет. Я плачу за обед молодого человека.

— Сейчас, доктор Гаскелл.

— Не забудьте, — сказал доктор Тени, — завтра утром в холле гостиницы в четверть девятого. Не позже. Они люди занятые. Если вас не будет на месте, они просто уедут, а вы упустите полторы тысячи фунтов за каких-то два дня работы, И премию, если они останутся довольны.

Послеобеденный кофе Тень решил выпить в баре. В конце концов, там был камин. Он надеялся, что тепло прогонит пробравший его до костей холод. За стойкой возился Гордон-портье.

— У Дженни сегодня выходной? — спросил Тень.

— Что? Нет, она просто подменяла. Она так иногда делает, когда народу слишком много.

— Вы не против, если я подброшу в камин еще полено?

— Не стесняйтесь.

«Если шотландцы так обращаются со своим летом, — подумал Тень, вспомнив афоризм Оскара Уайльда, — они вообще никакого не заслуживают».

Вошел лысый молодой человек, нервно кивнул Тени. Тень кивнул в ответ. Насколько он мог разобрать, у него вообще никаких волос не было: ни бровей, ни ресниц. От этого молодой человек походил на младенца, был каким-то незаконченным. Тень спросил себя, не заболевание ли это или, быть может, побочный эффект химиотерапии. Пахло от него сыростью.

— Я слышал, что он говорил, — заикаясь, произнес лысый молодой человек. — Он назвал меня монстром. И мою маму тоже. У меня уши хоть куда. Я мало что упускаю.

Уши у него действительно были хоть куда: прозрачно розовые и торчащие по бокам головы, как плавники какой-то огромной рыбы.

— У вас прекрасные уши, — сказал Тень.

— Дразнитесь? — Голос у лысого сделался обиженный, а вид — такой, будто он вот-вот полезет драться. Он был лишь на дюйм ниже Тени, а Тень был человеком крупным.

— Если мои слова означают то, что я думаю, то не дразнюсь, даже в мыслях не имел.

Лысый кивнул:

— Это хорошо. — Он сглотнул и помялся. Тень спросил себя, не следует ли ему сказать что-нибудь примирительное, но лысый продолжил: — Я тут не виноват. Это все шум. Я хочу сказать, сюда же приезжают, чтобы спастись от шума. И людей. И вообще там на склоне слишком много людей. Почему бы вам всем не убраться восвояси и не перестать так ужасно шуметь?

В дверях появилась его мать. Нервно улыбнувшись Тени, она поспешила к сыну и потянула его за рукав.

— Ладно, ладно, — сказала она. — Не расстраивайся так по пустякам. Все в порядке. — Она бросила на Тень птичий, успокаивающий взгляд. — Извините. Уверена, он это не всерьез.

К подошве ее туфли прилип кусок туалетной бумаги, а она этого еще не заметила.

— Все нормально, — сказал Тень. — Знакомиться с новыми людьми всегда полезно.

Она кивнула.

— Тогда ладно, — сказала она.

Ее сын вздохнул с явным облегчением. «А ведь он ее боится», — подумал Тень.

— Пойдем, лапочка. — Старая дама потянула сына за рукав. Он покорно поплелся за ней к двери. А там упрямо остановился и обернулся.

— Вы им скажите, — велел лысый молодой человек, — пусть так больше не шумят.

— Я им передам, — пообещал Тень.

— Я ведь все слышу.

— Не беспокойтесь, обязательно передам.

— Он на самом деле хороший мальчик, — сказала мать лысого молодого человека и, все еще держа его за рукав, увела в холл. Кусок туалетной бумаги так и волочился за ней по полу.

Тень вышел за ними в холл.

— Прошу прощения.

Мать и сын разом обернулись.

— У вас что-то к туфле прилипло, — сказал Тень.

Она опустила глаза. Потом другой туфлей наступила на бумагу и высвободилась, после чего, одобрительно кивнув Тени, наконец удалилась.

Тень подошел к стойке портье.

— У вас есть подробная карта этих мест, Гордон?

— Военно-геодезического управления подойдет? Принесу вам ее в гостиную.

Вернувшись в бар, Тень допил кофе. Гордон принес ему карту. Тень был поражен обилием деталей: на ней как будто была помечена каждая овечья тропа. Он рассмотрел карту внимательно, прослеживая свой сегодняшний путь. Нашел холм, на котором остановился и съел свой ленч. Провел пальцем к юго-западу.

— В ваших местах никаких замков нет?

— Боюсь, нет. Кажется, есть один к востоку. На стойке лежит справочник по замкам Шотландии, могу дать вам его посмотреть…

— Нет-нет, не надо. А как насчет больших усадеб в этих местах? Таких, какие можно было бы назвать замком? Или крупных поместий?

— Ну, есть отель «Мыс Гнева», вот тут. — Он указал на карте. — Но местность в тех местах довольно пустынная. Формально, с точки зрения заселенности, как они там ее еще называют, плотности населения, там просто пустыня. Боюсь, даже никаких колоритных развалин нет. И без машины туда не добраться.

Поблагодарив. Тень попросил разбудить его пораньше. Он пожалел, что не смог найти на карте дом, который видел с холма, но, быть может, он не туда смотрел. Такое с ним уже случалось.

Пара в соседнем номере ссорилась или занималась любовью. Тень не мог разобрать, что именно они делали, но всякий раз, как он начинал засыпать, повышенные голоса или крики вырывали его из дремы.

Позднее он даже не был уверен, действительно ли это случилось, действительно ли она к нему приходила, или это был первый из снов за ту ночь, но незадолго до полуночи (судя по часам на прикроватном радио) в дверь его номера постучали. Он встал.

— Кто там? — позвал он.

— Дженни.

Открыв дверь, он поморщился на свет из коридора. Кутаясь в коричневое пальто, она смотрела на него неуверенно и нервно.

— Да?

— Завтра вы поедете в тот дом, — сказала она.

— Да.

— Я подумала, надо попрощаться. На случай, если у меня не будет шанса снова с вами увидеться. Если вы не вернетесь в гостиницу. А просто уедете куда-нибудь. И я больше никогда вас не увижу.

— Тогда до свидания, — сказал Тень.

Она оглядела его с ног до головы, осмотрела футболку и длинные трусы, в которых он спал, голые ноги, потом ее взгляд вернулся к его лицу. Вид у нее был встревоженный.

— Вы знаете, где я живу, — наконец сказала она. — Если понадобится, позовите.

Подняв руку, она мягко коснулась его губ указательным пальцем. Палец у нее был очень холодный. Потом отступила на шаг в коридор и так и осталась стоять лицом к нему, не делая никаких попыток уйти.

Закрыв дверь номера, Тень услышал удаляющиеся по коридору шаги. Он снова лег.

А вот дальнейшее точно было сном. Ему снилась его собственная жизнь, перепутанная и искаженная. Вот он сидит в тюрьме, учится фокусам с монетками и убеждает себя, что любовь к жене поможет ему преодолеть все что угодно. А то вдруг — Лора мертва, он на свободе и работает телохранителем у старого мошенника, который велел Тени называть себя Средой. А потом его сон заполнился богами: старыми, забытыми богами, нелюбимыми и брошенными богами, и богами новыми, мимолетными испуганными созданиями, одураченными и растерянными. Это было переплетение неправдоподобностей, «колыбель для кошки», которая превратилась в сеть, которая превратилась в спутанный клубок размером с весь мир…

Во сне он умер на дереве.

Во сне он восстал из мертвых.

А после была лишь тьма.

Глава четвертая

В семь зашелся визгом телефон у кровати. Тень принял душ, побрился, оделся и уложил свой мир в рюкзак. Потом спустился в ресторан на завтрак из пересоленной овсянки, вялого бекона и маслянистой яичницы. А вот кофе был на удивление хорош.

Без десяти восемь он уже ждал в холле.

В четырнадцать минут девятого вошел мужчина в дубленке. Он сосал самокрутку. Мужчина бодро протянул руку.

— Вы, должно быть, мистер Лун, — сказал он. — Моя фамилия Смит. Я вас подброшу в большой дом. — Рукопожатие у него было твердое. — А вы ведь здоровяк, да?

Непроизнесенным осталось: «Но я мог бы вас завалить», но Тень все равно его расслышал.

— Так мне говорят, — отозвался он. — Вы не шотландец.

— Только не я, приятель. Просто приехал на недельку проследить, чтобы все шло как по маслу. Я — лондонец до мозга костей. — Вспышка белых зубов на жестком, как лезвие топора, лице. Тень решил, что ему, наверное, за сорок. — Пойдемте в машину. В курс дела введу вас по дороге. Это ваши вещи?

Тень вынес свой рюкзак к машине, запачканному глиной «лендроверу», мотор которого работал. Забросив рюкзак на заднее сиденье. Тень сел вперед. Затянувшись в последний раз самокруткой, превратившейся теперь в желтовато-белый окурок, Смит выбросил ее в окно со стороны водителя на дорогу.

Они выехали из поселка.

— Так как же произносится ваше имя? — спросил Смит. — Бальдр, Бальдур или как-то еще?

— Тень, — ответил Тень. — Меня называют Тень.

— Хорошо.

С минуту они ехали молча.

— Значить, Тень, говорите? — сказал Смит и повторил: — Тень. Не знаю, как много старый Гаскелл рассказал вам про предстоящую вечеринку.

— Кое-что.

— Ладно, вот что самое важное вам следует знать. Что бы там ни случилось, обо всем молчок. Ясно? Что бы вы ни увидели, это люди просто немного веселятся. Никому ни о чем ни слова, даже если вы узнаете кого-нибудь, если понимаете о чем я.

— У меня плохая память на лица, — сказал Тень.

— Вот молодчина. Мы тут только для того, чтобы гарантировать, что все отлично проведут время и никто не будет им докучать. На этот уик-энд они приедут издалека.

— Понятно, — сказал Тень.

Они подъехали к парому на мыс. Припарковав «лендровер» у обочины. Смит забрал их багаж и запер машину. На другой стороне переправы их ждал точно такой же заляпанный глиной «лендровер». Открыв дверцы, Смит забросил сумки назад и выехал на проселок.

Они свернули еще до маяка и некоторое время молча ехали по проселку, который быстро превращался в овечью тропу. Несколько раз Тени приходилось вылезать и открывать ворота. Переждав, когда «лендровер» проедет, он закрывал их и снова садился в машину.

Над полями кружили вороны, те же огромные черные птицы провожали Тень безжалостными взглядами с низких каменных стен.

— Значит, были в кутузке? — спросил вдруг Смит.

— Прошу прощения?

— В тюрьме. В каталажке. Полно слов на разные буквы, обозначающих плохую кормежку, никакой ночной жизни, неадекватные средства гигиены и ограниченные возможности перемещения.

— Ага.

— Не слишком-то вы разговорчивы, да?

— Я думал, это достоинство.

— Намек понял. Просто хотел поболтать. Тишина действует мне на нервы. Вам тут нравится?

— Наверное. Я здесь всего несколько дней.

— А у меня мурашки по коже, черт побери. Какая глушь! Я в Сибири знаю места гораздо уютнее. Уже были в Лондоне? Нет? Когда приедете на юг, я вам все покажу. Отличные пабы. Настоящая еда. И всякая туристическая ерунда, которую вы, американцы, любите. Но уличное движение — сущий ад. Здесь хотя бы можно спокойно вести машину. Никаких тебе гребаных светофоров. В начале Риджент-стрит есть один светофор, на котором, клянусь, пять минут можно простоять на красном, а зеленый зажигается секунд на десять. Две машины максимум проскакивают. Ну что за идиотизм! И нам говорят, такова цена, которую мы платим за прогресс. Ну разве так правильно?

— Наверное, — пожал плечами Тень. — Пожалуй.

Они теперь ехали по бездорожью, тряслись и подпрыгивали по поросшей кустарником ложбинке меж двух крутых склонов.

— Гости на этой вечеринке, — сказал Тень, — они на внедорожниках приедут?

— Не-а. Для них у нас вертолеты. Прибудут сегодня к обеду. Вертушкой сюда, вертушкой в понедельник утром обратно.

— Как на острове.

— Если бы! Не пришлось бы иметь дело со свихнувшимися местными. Никто не жалуется, что на соседнем острове шумят.

— А на ваших вечеринках много шумят?

— Это не моя вечеринка, приятель. Я только администратор. Слежу, чтобы все было тип-топ. Но — да. Насколько я понимаю, когда они разойдутся, то еще как шумят.

Травянистая ложбинка превратилась в овечью тропу, овечья тропа сменилась асфальтовой дорогой, которая карабкалась на склон под углом почти в сорок пять градусов. Потом внезапный поворот — и вот они уже подъезжают к дому, который Тень узнал сразу. Дженни ему его вчера показала за ленчем.

Дом был старым. Это было видно с первого взгляда. Одни части казались старше других. В правом крыле здания одна стена была сложена из серых валунов, тяжелых и замшелых. Эта стена вдавалась в другую, сложенную из бурых кирпичей. Всю постройку и оба крыла покрывала крыша с темно-серой черепицей. Дом выходил на гравиевую дорогу и небольшое озерцо у подножия холма. Тень выбрался из «лендровера». Поглядел на дом и почувствовал себя малой букашкой. Ему казалось, будто он вернулся домой, и ощущение было не из приятных. На гравиевой площадке перед домом было припарковано еще несколько внедорожников.

— Ключи от машин висят в буфетной, на случай если вам потребуется взять одну, — сказал Смит. — Я вам покажу, когда будем проходить.

Пройдя в высокие деревянные ворота, они оказались в центральном внутреннем дворе, лишь отчасти вымощенном. В центре журчал небольшой фонтан, вокруг — пятачок неухоженной, клокастой змеящейся травы, зажатой серыми плитами.

— Вот тут будет праздник в субботу вечером, — сказал Смит. — Я покажу, где вы будете стоять.

Через неприметную дверь они прошли в меньшее крыло, миновали комнату, где по стенам висели на крючках ключи, каждый со своей бумажной биркой, и еще одну — с пустыми полками. Прошли тусклый пыльный коридор, поднялись по лестнице. На лестнице не было ковровой дорожки, вообще ничего, кроме побелки на стенах. («Так вот, это помещения для слуг, сечете? На них денег никогда не тратят»). Было зябко, но Тень уже начинал привыкать, что внутри здания холоднее, чем снаружи. Он спросил себя, как же строители добиваются такого эффекта и не секрет ли это английской архитектуры.

Смит привел Тень на самый верх и показал ему темную комнату, в которой стояли антикварный платяной шкаф, узкая чугунная кровать (Тень с первого взгляда понял, что она ему слишком коротка) и старинный рукомойник. Небольшое оконце выходило во внутренний двор.

— Уборная в конце коридора, — сказал Смит. — Ванные комнаты для слуг этажом ниже. Их две: одна — для мужчин, одна — для женщин, никаких душевых. Количество горячей воды, боюсь, в этом крыле дома строго ограничено. Ваша форменная одежда — в платяном шкафу. Померьте ее сейчас, чтобы проверить, не жмет ли что, потом снимите до вечера, когда станут прибывать госта. Стиральных машин здесь мало, одежду надо чистить щеткой. С тем же успехом мы могли быть на Марсе. Если я вам понадоблюсь, я в кухне. Внизу не так холодно, если «Ага» работает. Вниз по лестнице до конца и налево, потом направо. Если заблудитесь, покричите. В другое крыло не ходите, разве что вас туда пошлют.

Он оставил Тень одного.

Тень примерил черный смокинг, белую рубашку, черный галстук. На дне платяного шкафа стояли начищенные до блеска черные туфли. Все сидело отлично, будто было сшито специально на него, даже новые туфли не жали. Он убрал все назад в шкаф.

Спустившись по лестнице, он нашел Смита на площадке, где тот яростно тыкал в кнопки маленького серебристого мобильного телефона.

— Нет приема, черт побери! Эта дрянь зазвонила, а когда я теперь пытаюсь прозвониться назад, не дает сигнала. Тут у них просто каменный век, будь он неладен. Как ваш костюм? Все в порядке?

— В полном.

— Молодчина. Никогда не трать пяти слов, если можешь обойтись двумя, а? Я мертвецов знавал, которые были более разговорчивы.

— Правда?

— Не-а. Фигура речи. Пошли. Как насчет ленча?

— Конечно. Спасибо.

— Ладно. Двигайте за мной. Тут у них черт ногу сломит, но вы быстро разберетесь.

Ели они в огромной пустой кухне: поглощали полупрозрачную оранжевую копченую лососину на белом хлебе с хрустящей корочкой и кусочки острого сыра с жестяных эмалированных тарелок, запивая все крепким сладким чаем из больших кружек. «Агой», как выяснил Тень, оказался большой металлический ящик, отчасти печка, отчасти нагреватель воды. Открыв одну из многочисленных дверец в боку, Смит забросил внутрь несколько больших совков угля.

— А где остальная еда? И повара и официанты? — спросил Тень. — Не может же нас быть только двое.

— Хорошо подмечено. Все привезут из Эдинбурга. Сработает как часы. Кормежка и обслуга будут здесь к трем и начнут распаковываться. Гостей привезут в шесть. Фуршет назначен на восемь. Поболтают, поедят, посмеются. Ничего, что потребовало бы больших усилий. Завтра с семи до полудня завтрак. После полудня гости будут гулять, смотреть живописные виды и все такое. Во дворе сложат костры. Потом вечером костры зажгут, все устроят себе бурную ночку под открытым небом, будем надеяться, без вмешательства соседей. Утром в воскресенье ходим на цыпочках из уважения ко всеобщему похмелью, в воскресенье после полудня приземлятся вертолеты, и мы помашем всем ручкой. Вы заберете свой конверт с деньгами, и я отвезу вас назад в гостиницу, или, если вам тут наскучило, можете поехать со мной на юг. Как вам это нравится?

— Тип-топ, — отозвался Тень. — А кто может объявиться в субботу вечером?

— Просто брюзги. Местные, со скуки решившие испортить всем настроение.

— Какие местные? — спросил Тень. — Тут на несколько миль, кроме овец, никого.

— Местные. Они тут повсюду, — сказал Смит. — Вы их просто не видите. Прячутся, как Соуни Бин и его семейка.

— Кажется, я о нем слышал, — протянул Тень. — Имя знакомое…

— Это реальное историческое лицо. — Шумно отхлебнув чаю, Смит откинулся на спинку стула. — Дело было лет шестьсот назад. После того, как викинги свалили назад в Скандинавию или переженились и приняли христианство, пока не превратились в еще одну горстку шотландцев, но до того, как умерла королева Елизавета, и Яков спустился с гор, чтобы править обеими странами. Где-то в этом промежутке. — Он сделал еще глоток. — Так вот. В Шотландии то и дело исчезали путники. Ничего необычного в этом не было. Я хочу сказать, в те времена если ты отправлялся в дальний путь, то не всегда возвращался домой. Иногда проходили месяцы, прежде чем все понимали, что ты уже не вернешься, а тогда винили волков или непогоду и решали путешествовать группами и только летом.

Но как-то один путник отстал от своих, большинство уехали далеко по долине, и вот когда они выехали на гребень холма, с деревьев на них попадали, повылезали, точно из-под земли, дети. Целая свора детей, вооруженных кинжалами и ножами, костяными дубинами и крепкими палками. Они набросились на путешественников, стащили их с лошадей и прикончили. Всех, кроме нашего старикашки, который отстал от остальных и потому спасся. Он был единственным, но ведь достаточно и одного, правда? Старикашка добрался до ближайшего городка и там поднял большой шум, а городские власти собрали отряд горожан, позвали солдат и вернулись в холмы с собаками.

Убежище они искали много дней и уже готовы были сдаться, когда у входа в одну пещеру на морском берегу собаки вдруг залаяли. Тогда они спустились вниз.

Оказалось, что под землей целые катакомбы, и в самой большой и глубокой пещере они нашли старого Соуни Бина и его выводок, а еще свисающие с крюков туши, закопченные или зажаренные. Ноги, руки, бедра, кисти и ступни мужчин, женщин и детей были развешены рядами, как вяленая свинина. Были еще разрубленные тела, залитые известью, на манер солонины. Груды золотых и серебряных монет, горы часов, колец, мечей, пистолей и одежды, невообразимые богатства — они ведь ни пенни не потратили. Сидели себе в своих пещерах, ели, размножались и ненавидели.

Он жил там много лет. Старый Соуни создал свое крохотное королевство, которое состояло из него самого и его жены, его детей и его внуков, а кое-кто из внуков были заодно и его детьми. Сплошь инцест в этой банде.

— Это взаправду произошло?

— Так мне говорили. Есть записи процесса. Все семейство отвезли в Лит, чтобы там судить. Суд принял любопытное решение; в силу своих поступков Соуни не может считаться человеком. Поэтому его приговорили как зверя. Его не повесили и не отрубили ему голову. Просто разожгли костер и бросили в него Бина с женой, чтобы они сгорели дотла.

— А что сталось с его семьей?

— Не помню. Возможно, детишек сожгли, а может, и нет. Скорее всего сожгли. В здешних краях от монстров избавляются без лишних слов и раз и навсегда.

Помыв в раковине тарелки и кружки, Смит поставил их на решетку сушиться. Потом они вышли во внутренний двор, где Смит ловко свернул самокрутку. Лизнув бумажку, он пригладил ее пальцем и прикурил полученный цилиндрик от «зиппо».

— Давайте посмотрим. Что вам нужно знать на сегодня? Ну, основа проста: говорите, когда к вам обратятся… впрочем, с этим у вас, похоже, проблем не будет.

Тень промолчал.

— Ладно, поехали дальше. Если один из гостей у вас что-нибудь попросит, сделайте все возможное, чтобы это обеспечить. Если возникнут сомнения, обратитесь ко мне, но сделайте, как вас попросили, если это не отрывает вас от основных обязанностей или не нарушает первого правила.

— А именно?

— Не. Трахать. Дамочек навеселе. Обязательно найдется какая-нибудь юная леди, которая после бутылки вина пойдет искать на свою голову приключений. А если такое случится, будете изображать «Санди пипл».

— Не понимаю, о чем вы.

— «Наш репортер с извинениями удалился». Понятно? Можно смотреть, но не трогать. Усекли?

— Усек.

— Умница.

Тень поймал себя на том, что Смит начинает ему нравиться, Он сказал себе, что проникаться симпатией к этому человеку неразумно. Ему и раньше случалось встречать таких, как Смит: людей без совести, без морали, без сердца, и они, как правило, были столь же опасными, сколь и располагающими к себе.

В три часа действительно прибыл обслуживающий персонал, доставленный вертолетом, который больше напоминал транспортно-десантный, чем прогулочный. Ящики с вином и коробки с провизией, плетеные корзины с крышками и контейнеры новоприбывшие распаковали с поразительной расторопностью. Еще были коробки, доверху наполненные льняными салфетками и скатертями. Еще были повара и бармены, официантки и горничные.

Но первыми с вертолета сошли охранники: крупные, плотные парни с наушниками и, как Тень без сомнения определил, выпирающими из-под курток кобурами. Один за другим они отрапортовали Смиту, который отправил их инспектировать дом и окрестности.

Тень по возможности помогал: таскал из вертолета на кухню ящики с овощами. Он мог унести вдвое больше кого-либо другого. В следующий же раз, когда он проходил мимо освободившегося Смита, он остановился и спросил:

— Если у вас столько ребят в секьюрити, зачем тут я?

Смит приветливо улыбнулся:

— Послушай, сынок. Сюда приедут люди, которые стоят столько, сколько нам с вами и во сне не приснится. Им нужно твердо знать, что о них заботятся. Случаются похищения. У важных людей есть враги. Много что может произойти. Только вот эти ребята ничему такому случиться не позволят. Но заставлять их разбираться с местными ворчунами, все равно что ставить противопехотные мины в саду, лишь бы избавиться от случайных любопытных. Ясно?

— Ясно, — отозвался Тень.

Вернувшись к вертолету, он поставил на землю коробку, помеченную МОЛОДЫЕ БАКЛАЖАНЫ и полную блестящих черных плодов, сверху водрузил ящик с капустой и понес все это на кухню, уже совершенно уверенный, что ему лгут. Ответ Смита был вполне логичным. Даже убедительным. Просто это была неправда. Ему нет никаких причин тут находиться, а если есть какая-нибудь, то совсем не та, которую ему назвали.

Он пережевывал это и обмозговывай, пытаясь сообразить, зачем его привезли в этот дом, и надеялся, что по его лицу ничего не видно. Тень привык все держать в себе. Так безопаснее.

Глава пятая

Ранним вечером, когда небо порозовело, прилетели еще вертолеты, из которых выбрались с два десятка стильно и дорого одетых людей. Некоторые улыбались и смеялись. Большинству было тридцать — сорок лет. Тень никого не узнал.

Смит небрежно, но плавно переходил от гостя к гостю, уверенно приветствуя прибывающих.

— Добрый вечер, пройдете вот сюда и повернете направо, в главном зале подождите. Там отличный огонь в камине. Кто-нибудь за вами придет и отведет вас в вашу комнату. Ваш багаж уже будет ждать там. Если нет, позвоните мне, но он там будет. Желаю здравствовать, ваша светлость, выглядите вы — загляденье. Прислать кого-нибудь поднести вам сумочку? Ждете хозяина? Как и все мы, как и все мы.

Тень завороженно смотрел, как Смит обходится с каждым гостем, как в его манере смешиваются фамильярность и уважительность, дружелюбие и особый шарм кокни: менялись интонации, тембр, даже согласные и гласные звуки произносились так или иначе — в зависимости от того, к кому он обращался.

Очень хорошенькая женщина с коротко стриженными темными волосами улыбнулась Тени, когда он вносил в дом ее сумки.

— Дамочка навеселе, — пробормотал, проходя мимо, Смит. — Руки прочь.

Последним появился дородный мужчина, которому, на взгляд Тени, было едва за шестьдесят. Опираясь на дешевую деревянную трость, он подошел к Смиту и что-то сказал ему вполголоса. Смит ответил в той же манере.

«Тут всем заправляет он», — подумал Тень. Это чувствовалось в осанке, в жестах. Смит уже больше не улыбался, больше не улещивал. Он докладывал: тихо и деловито сообщал старику все, что ему следует знать.

Смит поманил пальцем Тень, который тут же подошел к говорящим.

— Тень, — сказал Смит. — Это мистер Элис.

Мистер Элис пожал темную смуглую руку Тени своей пухлой и розовой.

— Приятно познакомиться, — сказал Тень.

— Ну, — снизошел мистер Элис, — продолжайте.

Смит кивнул Тени, мол, он может идти.

— Если вы не против, — сказал ему Тень, — мне бы хотелось оглядеться, пока еще не совсем стемнело. Прикинуть, откуда могут прийти местные.

— Слишком далеко не уходите, — сказал Смит, поднял чемоданчик мистера Элиса и повел его в дом.

Тень обошел дом по периметру. Его подставляют. Он не знал зачем или почему, но был твердо уверен, что сделал правильный вывод. Слишком многое не сходится. Зачем нанимать в охранники бродягу, если привозишь собственных профессиональных телохранителей? В этом смысла не больше, чем в том, что Смит представил его мистеру Элису — и это после того, как два десятка гостей обращались с Тенью скорее как с декоративным украшением, чем как с человеком.

Перед домом тянулась низкая каменная стена. За домом поднимался холм размером с небольшую гору — он полого спускался к озеру. Чуть в стороне шла дорога, по которой его привезли сегодня утром. Пройдя к дальнему углу строения, Тень нашел садик пряных трав, окруженный высокой стеной, за которой расстилалась пустошь. Спустившись в садик, он подошел внимательнее осмотреть сцену.

— Рекогносцировка? — спросил один из охранников в черном смокинге.

Тень не заметил, как он подошел, а значит, надо думать, он в своем деле дока. Как и большинство обслуживающего персонала, телохранитель говорил с шотландским акцентом.

— Просто осматриваюсь.

— Хотите местность изучить? Очень мудро. За эту сторону дома не беспокойтесь. В сотне ярдов отсюда есть речушка, впадающая в лох, а за ней — обрыв, пара сотен футов мокрых камней. Ногу некуда поставить.

— Вот как. А местные, те, кто может сорвать праздник, откуда они приходят?

— Мне-то откуда знать?

— Я, пожалуй, схожу вон туда, взгляну, как там и что, — сказал Тень. — Посмотрю, не пойму ли, каковы подходы.

— Я бы этого не делал, — сказал телохранитель. — На вашем месте бы не делал. Камни действительно опасны. Заглядитесь на что-нибудь — достаточно поскользнуться: полетите с камнями прямо в лох. Если пойдете туда, даже тела вашего, возможно, не найдут.

— Понимаю, — сказал Тень, который действительно понял.

Он пошел дальше в обход дома. Теперь, когда он их выискивал, он по пути заметил еще пятерых телохранителей и был уверен, что есть те, которых он пропустил.

Через французские окна в главном крыле дома он увидел огромную, обшитую деревянными панелями столовую, где за накрытым столом болтали и смеялись гости.

Тень вернулся в крыло для слуг. После каждой перемены блюд тарелки составляли на буфет, и обслуга угощалась вовсю, наваливая себе деликатесы. Сидя за деревянным кухонным столом, Смит уминал бифштекс с кровью, заедая его крабовым салатом.

— Вон там икра, — сказал он Тени. — «Золотой Осетр», высшего качества. В старые времена распорядители приберегали такое для себя. Впрочем, я не любитель этого лакомства, так что угощайтесь.

Тень из вежливости положил на край тарелки немного икры. Потом прибавил к ней крохотные яйца-пашот, несколько ложек пасты, немного куриного филе под сладким соусом. Сев рядом со Смитом, он принялся за еду.

— Не понимаю, откуда могут приходить местные, — сказал он. — Ваши люди блокировали подъезд. Любому, кто захочет сюда добраться, придется переплыть озеро.

— Значит, полазили вокруг?

— Да.

— Встретили кого-нибудь из моих ребят?

— Да.

— И что скажете?

— Мне бы не хотелось с ними связываться.

Смит ухмыльнулся;

— Такому здоровяку, как вы? Вы сумеете за себя постоять.

— Они убийцы, — просто ответил Тень.

— Только когда требуется, — отозвался Смит, вдруг перестав улыбаться. — Почему бы вам не подняться к себе наверх? Когда вы мне понадобитесь, я вам покричу.

— Конечно, — сказал Тень. — А если я вам не понадоблюсь, это будет очень тихий уик-энд.

Смит посмотрел на него в упор:

— Вы свои деньги отработаете.

По черной лестнице Тень поднялся в длинный коридор на самом верху и толкнул дверь в свою комнату. Снизу доносился шум вечеринки, он выглянул в небольшое оконце. Французские окна в главном крыле были распахнуты, и гости в перчатках и шубах, с бокалами вина в руках высыпали во внутренний двор. До него долетали обрывки перескакивающих с предмета на предмет разговоров — звуки слышались отчетливо, но слова и их смысл терялись. Временами из общего шелеста вырывалась отдельная фраза.

— А я ему говорю, таких судей, как вы, я не покупаю, а продаю…

Тень услышал женский голос:

— Это монстр, милочка. Совершеннейший монстр. Но что тут поделаешь?

А другая женщина говорила:

— Если бы я то же могла сказать о моем друге!

На это последовал взрыв смеха.

У него было два варианта. Он может остаться или попытаться уйти.

— Я остаюсь, — сказал он вслух.

Глава шестая

Это была ночь опасных снов.

В своем первом сне Тень снова был в Америке, стоял под уличным фонарем. Поднявшись на несколько ступенек, он толкнул стеклянную дверь и вошел в закусочную, похожую на вагон-ресторан в каком-нибудь поезде. Он слышал, как поет старик — поет низким скрипучим голосом на мотив «Мой милый за океаном»:

Тень прошел вдоль вагона-ресторана. За столиком в конце сидел седой старик с бутылкой пива в руке и распевал: «Боже, деньжонки текут ручьем!» Когда он завидел Тень, его лицо расплылось в широкой обезьяньей улыбке.

— Садись, садись, — ткнул он бутылкой в сиденье напротив.

Тень сел напротив старика, которого знал под именем Среда.

— Ну и в чем беда? — спросил Среда, вот уже два года как мертвый или, во всяком случае, настолько мертвый, насколько бывают подобные ему существа. — Я бы предложил тебе пива, но обслуживание здесь ни к черту.

Тень сказал, что все в порядке. Он не хочет пива.

— Ну? — Среда поскреб в бороде.

— Я в старинном доме в Шотландии с кучей чертовски богатых людей, и они что-то затевают. Мне грозит беда, но я не знаю, в чем она заключается. Но, думаю, дело серьезное.

Среда отхлебнул из бутылки.

— Богатенькие не такие, как мы, мой мальчик, — помолчав, возвестил он.

— И что же это значит?

— Ну, для начала большинство из них скорее всего смертные. Тут тебе волноваться не о чем.

— Не морочь мне этим голову.

— Но ты-то не смертен, — продолжал Среда. — Ты, Тень, умер на дереве. Ты умер и вернулся.

— И что с того? Я даже не помню, как мне это удалось. Если меня убьют на сей раз, я так и останусь мертвым.

Среда прикончил свое пиво. Потом помахал бутылкой, будто управлял невидимым оркестром, и пропел следующий куплет:

— Помощи от тебя никакой, — сказал Тень. Вагон ресторан превратился вдруг в обычный купейный, грохочущий через снежную ночь.

Поставив пустую бутылку на стол. Среда пригвоздил Тень взглядом своего настоящего, не стеклянного глаза.

— Все дело в повторяемости, в ритуале, — сказал он. — Если они считают тебя героем, то ошибаются. Когда ты умрешь, Беовульфом, Персеем или Рамой тебе уже не стать. Правила совершенно другие. Шахматы, а не шашки. Го, а не шахматы. Понимаешь?

— Ни черта, — разочарованно ответил Тень.

Люди в коридоре большого дома пьяно шумят, шикают друг на друга, пока спотыкаясь и хихикая, нащупывают дорогу в потемках.

Тень спросил себя, слуги ли это или забредшие сюда в поисках приключений гости. Но сны завладели им снова…

Он вновь стоял в обветшавшем домишке, где позавчера укрывался от дождя. На полу — тело мальчика не старше пяти лет. Голое, лежит навзничь, руки-ноги раскинуты. Вспышка ослепительного света. Кто-то прошел мимо Тени, будто его и вовсе тут не было, и переложил руки мальчика. Снова вспышка.

Тень догадался, что мужчина делает фотографии. Это был доктор Гаскелл, серый человечек из бара при гостинице.

Достав из кармана белый бумажный пакет, Гаскелл выловил из него что-то и положил себе в рот.

— Леденцовая смесь, — сказал он ребенку на каменном полу. — Ням-ням. Твои любимые.

Улыбнувшись, он присел на корточки и сделал еще один снимок мертвого мальчика.

Тень протиснулся через каменную стену домика, ветром просочился в щели между камнями. Он полетел к берегу. На камнях разбивались волны, и Тень заскользил над водой, над серыми морями, вверх-вниз по волнам к кораблю из ногтей мертвецов.

Корабль был далеко в открытом море, а Тень несся над водой, будто тень тучи.

Корабль был огромным. Как это он раньше не понял, какая перед ним громадина? Протянулась могучая лапища, схватила его руку и вытащила из моря на палубу.

— Верни нас домой, — сказал гулкий, как прибой, голос, настойчивый и яростный. — Верни нас домой или дай нам уйти. — С заросшего бородой лица на него смотрел единственный свирепый глаз.

— Я вас тут не держу.

На палубе корабля стояли великаны, высоченные мужчины, сотканные из теней и замерзшей водяной пыли, порождения пены и снов.

Один, ростом выше других, рыжебородый, сделал шаг вперед.

— Мы не можем пристать к берегу, — прогрохотал он. — Мы не можем уплыть.

— Отправляйтесь домой, — сказал Тень.

— С нашим народом мы приплыли в эти южные земли, — сказал одноглазый. — Но он нас оставил. Они захотели себе других, более тихих, ручных богов, и в сердцах своих от нас отказались.

— Отправляйтесь домой, — повторил Тень.

— Слишком много воды утекло, — сказал рыжебородый. Тень узнал его по молоту. — Слишком много крови пролито. Ты нашей крови, Бальдр. Освободи нас.

Тень хотел ему сказать, что он не их, что он вообще ничей, но тонкое одеяло соскользнуло с кровати, его ноги торчали за ее край, а чердачную комнату залил лунный свет.

В большом доме теперь царила тишина. Среди холмов кто-то взвыл, Тень поежился.

Он лежал на слишком короткой для него кровати и воображал себе время, которое собирается озерцами и лужицами, спрашивая себя, нет ли такого места, где время висит, как густой туман, где оно громоздится и удерживается… Города, думал он, наверное, полны временем: все места, где собираются люди, куда они приходят и приносят с собой свое время.

Но будь оно так, размышлял Тень, то должны быть и другие края, где люди редки, где земля ждет, горькая, как гранит, а тысяча лет для холмов — что мгновение ока, бег облаков, колыхание волн и ничего больше. В тех местах, где время редко, как сито, как люди…

— Они тебя убьют, — прошептала барменша Дженни. Тень теперь сидел подле нее на склоне холма в лунном свете.

— Зачем им меня убивать? — спросил он. — Я же никто.

— Они всегда так поступают с монстрами, — объяснила она. — Они должны так делать. Они всегда это делали.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но она отвернулась. Сзади Дженни была пустой и полой. Она опять повернулась к нему лицом.

— Уходи оттуда, — прошептала она.

— Ты можешь ко мне прийти, — возразил он.

— Не могу, — сказала она. — На моем пути препятствия. Путь туда труден, и его охраняют. Но ты можешь позвать. Если ты позовешь, я приду.

Тут наступил рассвет, а вместе с ним из болота у подножия холма выбрался рой карликов. Дженни махнула на них хвостом, но без толку. Они накинулись на Тень, как пчелиный рой, пока он не начал вдыхать карликов, пока его нос и рот не заполнились крошечными ползучими, жалящими существами, и он не начал задыхаться в темноте…

Он рывком втянул себя в кровать, в свое тело и свою жизнь, в мир бодрствующих. Сердце колотилось у него в груди, он хватал ртом воздух.

Глава седьмая

На завтрак были копченая сельдь, помидоры с гриля, яичница, тосты, коротенькие и толстые сардельки и куски чего-то круглого, темного и плоского, чего Тень не опознал.

— Что это? — спросил он.

— Кровяная колбаса, — отозвался сидящий рядом с ним мужчина. Это был один из охранников, который за едой читал вчерашнюю «Сан». — Из крови и пряных трав. — Наложив вилкой на тост яичницу, он откусил кусок. — Не знаю. Так мне, во всяком случае, сказали. Говорят, никогда нельзя смотреть, как готовят колбасу и пишут законы? Что-то в таком духе.

Тень съел все, но кровяную колбасу оставил на тарелке.

На столе стоял кофейник с настоящим, заваренным кофе, и он выпил большую кружку горячего напитка без молока и сахара, надеясь, что это поможет ему проснуться и прочистит мозги.

Вошел Смит.

— А вот и наша тень, — пошутил он. — Можно вас на пять минут?

— Вы же платите, — сказал Тень.

Они вышли в коридор.

— Это мистер Элис, — объяснил Смит. — Хочет вас на два слова.

Оставив позади известковую побелку крыла для слуг, они вышли в обшитые мореным дубом залы старого дома. По гигантской деревянной лестнице поднялись в просторную библиотеку. Там никого не было.

— Он будет через минуту — пообещал Смит. — Пойду скажу ему, что вы ждете.

Книги в библиотеке были укрыты от мышей, пыли и людей за запертыми стеклянными дверями с проволочной сеткой. На стене висела картина с изображением оленя, и Тень подошел, чтобы рассмотреть его поближе. Олень смотрел надменно и гордо, будто чувствовал свое превосходство, в долине у него за спиной клубился туман.

— «Повелитель долины», — сказал мистер Элис, который вошел медленно, опираясь на трость. — Наиболее часто копируемая картина викторианских времен. Это не оригинал, но все равно работа Лэндсира, он написал ее в конце восьмидесятых, воспроизвел собственную картину. Я к ней очень привязан, хотя знаю, что не следует. Это тот самый Лэндсир, который изготовил львов для Трафальгарской площади.

Он подошел к эркеру. Тень сделал несколько шагов следом. Во внутреннем дворе внизу слуги расставляли столы и стулья. У пруда в середине еще несколько человек — гости, насколько мог видеть Тень, — складывали бревна и сучья для костров.

— Почему они не пошлют сложить костры слуг? — спросил Тень.

— А почему слуги должны получать удовольствие? — вопросом на вопрос ответил мистер Элис. — Это все равно что отправить слугу после обеда пострелять фазанов. Когда сам притаскиваешь сучья и складываешь их на нужное место в определенном порядке, в костре есть нечто особенное. Так, во всяком случае, мне говорили. Сам я такого не делал. — Он отвернулся от окна. — Садитесь. У меня шея затекает на вас смотреть.

Тень сел.

— Я много о вас слышал, — продолжал мистер Элис. — Уже давно хотел с вами познакомиться. Говорят, вы смышленый молодой человек, да еще с большим будущим. Вот что про вас говорят.

— Значит, вы не просто туриста наняли, чтобы он не подпускал к вашей вечеринке соседей?

— И да, и нет. У нас, сами понимаете, было несколько других кандидатов. Просто вы нам больше всего подходите. А когда я догадался, кто вы… Ну, вы просто дар богов, так ведь?

— Не знаю. Действительно дар?

— Несомненно. Понимаете, эти вечеринки устраивают уже очень давно. Почти тысячу лет без перерыва. Ни одного года не пропустили. И каждый год устраивается поединок между их человеком и нашим человеком. И наш человек побеждает. В этом году наш человек — вы.

— Кто… — начал Тень. — Кто такие «они»? И кто такие «вы»?

— Я ваш хозяин, — сказал мистер Элис. — Полагаю… — На мгновение замолчав, он постучал тростью в деревянный пол. — «Они» — те, кто проиграл, впрочем, это было давным-давно. Но мы победили. Мы были рыцарями, а они — драконами, мы — убийцами великанов, а они — ограми. Мы были людьми, а они монстрами. И мы победили! Теперь они знают свое место. Сегодняшний бой — для того, чтобы не дать им забыть. Сегодня вечером вы будете сражаться за человечество. Нельзя дать им одержать верх. Даже в малости. Мы против них.

— Доктор Гаскелл назвал меня монстром, — сказал Тень.

— Доктор Гаскелл? — переспросил мистер Элис. — Это ваш друг?

— Нет, — ответил Тень. — Он работает на вас. Или на людей, которые работают на вас. Кажется, он убивает детей и делает фотографии трупов.

Мистер Элис уронил свою трость и неловко за ней наклонился.

— Я вас, Тень, монстром не считаю, — сказал он наконец. — Я считаю вас героем.

«Нет, — подумал Тень. — Вы считаете меня монстром. Но вы думаете, что я ваш монстр».

— Так вот, — продолжал мистер Элис, — сегодня вечером вы себя покажете и, уверен, хорошо покажете, а тогда можете назвать свою цену. Вы никогда не задумывались, почему некоторые люди становятся кинозвездами, знаменитостями или миллиардерами? Готов поспорить, что задумывались. «У него же нет таланта? Что такого есть у него, чего нет у меня?» Что ж, иногда ответ очень прост: на его стороне такой человек, как я.

— Вы бог? — спросил Тень.

Тут мистер Элис раскатисто, от души рассмеялся:

— Отличная шутка, мистер Лун. Вовсе нет. Я просто малый из Стритхэма, который пробил себе дорогу в жизни.

— И с кем же я буду бороться? — поинтересовался Тень.

— Сегодня вечером вы с ним встретитесь, — сказал мистер Элис. — А пока нужно кое-что достать с чердака. Почему бы вам не пособить нашему Смити? Для такого здоровяка, как вы, — раз плюнуть.

Аудиенция закончилась, и, словно по сигналу, вошел Смит.

— Я как раз говорил, — сказал мистер Элис, — что наш друг поможет тебе спустить кое-что с чердака.

— Отлично, — отозвался Смит. — Пошли, Тень. Проложим себе путь наверх.

И они пошли наверх: по темной неосвещенной деревянной лестнице, к запертой на висячий замок двери, которую Смит открыл. Пыльный деревянный чердак был доверху заставлен чем-то, напоминающим…

— Барабаны? — удивился Тень.

— Барабаны, — подтвердил Смит. Они были изготовлены из дерева и звериных шкур. И все разного размера. — Ладно. Давай стащим их вниз.

И они потащили. Смит сносил по одному за раз, держа барабан так, словно он был большой ценностью. Тень носил по два.

— А что, собственно, сегодня произойдет? — спросил Тень на их третий, а может, четвертый заход.

— Ну, — протянул Смит. Они поставили барабаны у подножия лестницы в большом зале. У очага негромко беседовали несколько человек. Когда они вернулись на лестницу и были уже вне пределов слышимости гостей, Смит сказал: — Мистер Элис под вечер нас оставит. А я еще немного тут покручусь, но потом тоже уеду.

— Мистер Элис уезжает? Разве он не примет участия в вечеринке?

Вид у Смита сделался оскорбленный.

— Он же хозяин. Но. — Тут он остановился. Тень все понял: такие, как Смит, своих нанимателей не обсуждают. Они снесли вниз остальные барабаны, а после вернулись за тяжелыми кожаными мешками.

— Что в них? — спросил Тень.

— Палочки, — ответил Смит и, помолчав, добавил: — Они — древних родов. Я про тех, что внизу. Очень старые деньги. Они знают, кто босс, но это еще не делает его одним из них, Понимаете? Они — единственные, кто будет присутствовать на сегодняшнем празднике. Мистера Элиса они бы там видеть не хотели. Понимаете?

Тень действительно понял и пожалел, что Смит вообще согласился говорить про мистера Элиса. Он почему-то сомневался, что Смит хоть словом обмолвился бы тому, кто, на его взгляд, проживет достаточно долго, чтобы это слово повторить.

Но сказал Тень только:

— Тяжелые у вас барабанные палочки.

Глава восьмая

С наступлением сумерек черный частный вертолетик унес мистера Элиса. «Лендроверы» увезли обслуживающий персонал. На последнем уехал Смит. В большом доме остались только Тень и гости с их дорогими стильными нарядами, с их улыбками. Они разглядывали Тень, как пойманного льва, которого привезли для их увеселения, но с ним разговаривали. Темноволосая женщина, которая по приезде улыбнулась Тени, принесла ему поесть: стейк, едва прожаренный. Она принесла ему тарелку, но никаких приборов, точно считала, что есть он будет руками и зубами, а поскольку он был голоден, то так и сделал.

— Я не ваш герой, — сказал он им, но они отказывались встречаться с ним взглядом. Никто с ним не разговаривал, во всяком случае, напрямую. Он чувствовал себя зверем.

А потом сумерки сгустились. Тень вывели во внутренний двор к пыльному фонтану, под дулом пистолета сняли с него одежду, и женщины намазали его тело густым желтым жиром, который втерли.

На траву перед ним положили нож. Движение пистолетом — и Тень поднял оружие. Рукоять была из какого-то темного металла, шероховатая и удобная в руке. Клинок выглядел острым.

Потом они распахнули двойные двери из внутреннего двора в большой дом, и двое мужчин зажгли высокие костры. Затанцевало и затрещало пламя.

Остальные открыли кожаные мешки, и каждый из гостей взял по резной черной палочке, больше похожей на тяжелую узловатую дубинку. Тени невольно вспомнились дети Соуни Бина, вылезающие из-под земли с дубинами из берцовых костей.

Расположившись вдоль края внутреннего двора, гости принялись ударять палочками в барабаны. Начали они медленно и тихо, двор сотрясла низкая, пульсирующая вибрация, похожая на биение сердце. Потом они стали выбивать и выстукивать странный ритм, стаккато, которое колебалось и кружило, все громче и громче, пока не заполнило разум и мир Тени. Ему казалось, что само пламя вспыхивает мигает в такт барабанам.

А затем за стенами дома поднялся вой.

В этом вое было страдание, и, перекрывая барабанный бой, он пронесся над холмами, — вопль боли, утраты и ненависти.

Фигура, которая, спотыкаясь, прошла через ворота во двор, сжимала себе голову, закрывая уши руками, словно чтобы остановить оглушительные звуки. Вот она вышла на свет костров.

Она была огромной, много выше Тени, и нагой. На ней не было ни волоска, и с нее капала вода.

Опустив руки, существо оглянулось по сторонам, его лицо исказила безумная гримаса.

— Прекратите! — возопило оно. — Прекратите шуметь.

А люди в стильной загородной одежде все выбивали и выбивали ритм, все быстрее, все сильнее, так что шум затопил Тени голову и грудь.

Монстр вышел на середину двора и глянул на Тень.

— Ты, — сказало существо. — Я же тебя просил. Я же говорил тебе про шум. — И оно завыло — низким горловым воем вызова и ненависти.

Существо подобралось ближе к Тени, потом увидело нож и замерло.

— Сражайся! — крикнуло оно. — Сразись честно! Не хладным железом! Сразись со мной!

— Я не хочу с тобой сражаться, — отозвался Тень и, уронив в траву нож, медленно поднял пустые руки.

— Слишком поздно, — сказало лысое существо, которое не было молодым человеком. — Для этого уже слишком поздно.

И бросилось на Тень.

Впоследствии, думая про тот поединок. Тень вспоминал его лишь отрывками. Помнил, как рухнул наземь и как перекатился. Помнил глухой барабанный бой и выражение на лицах барабанщиков, голодными глазами следивших за двумя фигурами в огненном свете.

Они сжимали, дубасили и молотили друг друга. По лицу ломавшего Тень монстра бежали соленые слезы. Тени подумалось, что он и его противник стоят друг друга. Монстр ударил Тень локтем в лицо, и Тень почувствовал на языке вкус крови. А еще ощутил, как в нем самом поднимается гнев — алая волна ненависти. Выбросив вперед ногу, он поддел монстра под колено, и, когда монстр отшатнулся, кулак Тени ударил ему в живот, отчего он вскрикнул и взревел с болью и гневом.

Взгляд на гостей: на лицах барабанщиков Тень увидел жажду крови.

Поднялся ветер, холодный ветер, морской ветер, и Тени показалось, что в небе над ним зависли великанские тени, огромные фигуры, которые он видел на корабле из ногтей мертвецов, и сейчас они смотрели на него с высоты, будто именно этот поединок и удерживал их на корабле, не давая высадиться на берег, не давая уплыть.

Этот бой — древний, подумал Тень, древнее, чем кажется мистеру Элису, и продолжал думать об этом, даже когда когти твари располосовали ему спину. Это бой человека с монстром, старый, как само время: это Тезей сражается с Минотавром, это Беовульф силится одолеть Гренделя, это тот герой, что извечно стоит между светом и тьмой и устало стирает со своего меча кровь чего-то нечеловеческого.

Горели костры, пульсировали и гремели барабаны, точно биение тысяч сердец,

Когда монстр напал снова, Тень поскользнулся на мокрой траве и упал навзничь. Пальцы твари охватили его шею и начали сжимать: Тень почувствовал, как все тускнеет, становится все более далеким. Сомкнув пальцы на кустике травы, он глубже вонзил их в землю, потянул, захватывая пригоршню травы и липкой земли, и с силой вдавил холодную грязь в лицо монстра, на мгновение его ослепив. Он перекатился. Теперь уже он сидел верхом на монстре. С силой ударил его коленом в пах, и монстр свернулся клубком, завыл и заплакал.

Осознав, что барабанный бой прекратился. Тень поднял глаза.

Гости отложили барабанные палочки.

Они приближались к нему, сжимая круг. Теперь мужчины и женщины поднимали свои палочки, как дубины. Но смотрели они не на Тень: они не отрывали глаз от монстра на земле и, занеся свои резные орудия, надвинулись на него в свете костров.

— Хватит! — вырвалось у Тени.

Первый удар резной барабанной палочкой пришелся по голове существа. Монстр взвыл и извернулся, поднимая руку, чтобы отвести следующий удар.

Тень бросился вперед, заслоняя его своим телом. Темноволосая женщина, когда-то ему улыбавшаяся, теперь бесстрастно обрушила палочку-дубину ему на плечо. Еще одна дубина, на сей раз в руках старика, ударила его по ноге, отчего онемела голень. Третий удар пришелся ему в бок.

«Они убьют нас обоих, — подумал Тень. — Сначала его, потом меня. Вот, что они сделают. Вот что они всегда делают. — А потом ему в голову пришла новая мысль: — Она сказала, что придет. Если я ее позову».

— Дженни? — прошептал он.

Ответа не было. Все происходило так медленно. Опускалась еще одна дубина, на сей раз целясь ему в кисть. Тень неловко выкатился из-под удара, успел увидеть, как тяжелая дубина ударяет в траву.

— Дженни, — сказал он, стараясь как можно отчетливее представить себе ее слишком светлые волосы, ее худое лицо, ее улыбку. — Я призываю тебя. Приди. Прошу.

Порыв холодного ветра.

Темноволосая женщина высоко занесла дубинку и быстро, с силой обрушила ее, метя Тени в лицо.

Удар не достиг цели. Хрупкая ручка перехватила дубину, точно веточку.

Светлые волосы развевались вокруг ее головы на холодном ветру. Тень не мог бы сказать, во что она одета.

Дженни поглядела на него. И Тени показалось, что в ее глазах он прочел разочарование.

Один мужчина изготовился ударить ее по затылку. И снова дубина ее не коснулась. Она повернулась…

Скрежещущий звук, будто нечто себя разрывает.

А потом взорвались костры. Вот на что это походило. Пылающие поленья и сучья разлетелись по всему двору, их занесло даже в дом. И люди кричали на суровом ветру.

Тень нетвердо поднялся на ноги.

Окровавленный и скрюченный монстр лежал на земле. Тень не знал, жив он или нет. Подхватив тело, он взвалил его себе на плечо и, спотыкаясь, побрел со двора.

Едва переставляя ноги, он вышел на посыпанную гравием стоянку, и тут же у него за спиной захлопнулись тяжелые деревянные ворота. Никто больше не выйдет. Тень стал спускаться по склону — шаг за шагом — к узкому шотландскому озерцу, лоху.

Дойдя до кромки воды, он остановился и, рухнув на колени, насколько мог мягко опустил лысого человека на траву.

Услышав за спиной грохот, он оглянулся на вершину холма.

Дом горел.

— Как он? — спросил женский голос.

Тень повернулся. Она стояла по колено в воде. Мать монстра шла к берегу.

— Не знаю, — честно ответил Тень. — Он ранен.

— Вы оба ранены, — сказала она. — Вы сами весь в крови и синяках.

— Да, — согласился Тень.

— И все же он не мертв. Неплохо для разнообразия.

Выйдя на берег, она села, положив себе на колени голову сына. Достав из сумочки пачку носовых платков, вытащила один, плюнула на него и начала яростно скрести лицо сына, стирая кровь.

Пламя над домом на холме теперь уже ревело. Тень даже не представлял себе, что от горящего здания может быть столько шума.

Старая дама подняла глаза к небу. Издала горловой, похожий на смешок звук, потом покачала головой.

— Знаете, — сказала она, — а ведь вы их впустили. Они так долго были заперты за гранью этого мира, а вы их впустили.

— Это хорошо? — спросил Тень.

— Не знаю, голубчик, — сказала старая дама и снова покачала головой. Она тихонько напевала сыну, словно он был еще маленьким мальчиком, и, послюнив носовой платок, промокала ему раны.

Тень стоял голый у кромки воды, но жар от горящего здания обдавал спину теплом. Он смотрел, как пламя отражается в стеклянной поверхности лоха.

Всходила желтая луна.

Синяки и раны начинали болеть. Завтра боль будет еще сильнее.

За спиной — шаги по траве. Он поднял глаза.

— Привет, Смити, — сказал Тень.

Смит поглядел на троих у воды.

— Тень, — сказал он, покачав головой. — Тень. Тень, Тень, Тень, Тень. Исход должен был быть совсем иным.

— Извините, — отозвался Тень.

— Это доставит столько хлопот мистеру Элису, — сказал Смит. — Те люди были его гости.

— Это были звери, — возразил Тень.

— Может, и так, — сказал Смит, — но это были богатые и влиятельные звери. А теперь придется позаботиться о вдовах и сиротах и еще бог знает о чем. Мистер Элис будет недоволен. — Он произнес это как судья, выносящий приговор.

— Вы ему угрожаете? — поинтересовалась старая дама.

— Я не угрожаю, — бесстрастно ответил Смит.

Она улыбнулась;

— А вот я угрожаю. Если вы или жирный сукин сын, на которого вы работаете, причините хотя бы какой-то малейший вред этому молодому человеку, вам же будет хуже. — Тут она улыбнулась, показав острые зубы, и Тень почувствовал, как волосы у него на затылке встают дыбом. — Есть вещи пострашнее смерти, — сказала она. — И мне известны почти все. Я немолода и слов даром не теряю. Поэтому на вашем месте, — усмехнулась она, — хорошенько бы присматривала за этим мальчиком.

Одной рукой, точно тряпичную куклу она подхватила тело сына, другой крепче прижала к боку сумочку. Потом кивнула Тени и ушла в темно-стеклянную воду. Вскоре она и ее сын уже скрылись под поверхностью озерца.

— Вот черт, — пробормотал Смит.

Тень не сказал ничего.

Смит порылся по карманам. Отыскав кисет с табаком, он свернул себе самокрутку. Прикурил.

— Вот так-то, — сказал он.

— Вот так-то? — переспросил Тень.

— Надо вас, пожалуй, помыть и найти вам какую-нибудь одежду. Иначе до смерти простудитесь. Вы же слышали, что она сказала.

Глава девятая

В тот же вечер в гостинице Тень уже ждал лучший номер. Меньше чем через час после возвращения Тени Гордон-портье принес ему новый рюкзак, коробку с новой одеждой, даже новые ботинки. Вопросов он никаких не задал.

Поверх одежды лежал пухлый конверт.

Тень его разорвал. В конверте оказались его паспорт (слегка обгоревший), его бумажник и деньги: несколько перетянутых красными резинками пачек новых пятидесятифунтовых банкнот.

«Деньжонки текут ручьем!» — без удовольствия подумал Тень и попытался — без особого успеха — вспомнить, где слышал эту песню.

Он долго лежал в ванне, отмачивая синяки.

Потом спал.

Утром он оделся и по ведущей от порога гостиницы дороге поднялся на холм. Он был уверен, что на вершине есть каменный дом с лавандой в саду полосатая обеденная стойка из сосны и пурпурный диван, но сколько он ни искал, никакого жилья на холме не было, даже признаков того, что здесь хоть когда-то было что-то, помимо травы и тернового куста.

Он позвал ее по имени, но никто ему не ответил, только налетел с моря ветер и принес с собой первое обещание зимы.

И все же, когда он вернулся к себе в номер, она ждала его. В своем коричневом пальто она сидела на кровати, пристально рассматривая ногти. Когда он отпер дверь и вошел, она не подняла головы.

— Привет, Дженни, — сказал он.

— Привет, — отозвалась она. Ее голос прозвучал очень тихо.

— Спасибо, — сказал Тень. — Ты спасла мне жизнь.

— Ты позвал, — тускло ответила она. — Я пришла.

— Что-то не так?

Тут она на него поглядела.

— Я могла бы быть твоей. — В глазах у нее стояли слезы. — Я думала, что ты полюбишь меня. Может быть. Когда-нибудь.

— Что ж. Быть может, мы могли бы узнать. Завтра мы могли бы пойти вместе вдоль берега. Только, боюсь, недалеко. Физически я не в лучшей форме.

Она покачала головой.

Самое странное, подумалось Тени, что она уже больше не походила на человека: она выглядела как то, чем и являлась — как дикое существо, создание леса. На кровати, под ее пальто, дернулся и затих хвост. Она была очень красива, и он поймал себя на том, что очень, очень ее хочет.

— Беда хульдр, — сказала Дженни, — пусть даже забравшейся далеко-далеко от своего дома, в том, что если не хочешь быть одинокой, то должна любить мужчину.

— Так люби меня. Останься со мной, — сказал Тень и добавил: — Пожалуйста.

— Но ведь ты, — с печальной окончательностью возразила она, — не человек.

Она встала.

— Однако, — сказала она, — все меняется. Теперь я, возможно, смогу вернуться домой. Проведя здесь тысячу лет, я даже не знаю, помню ли я норвежский язык.

Взяв его большую руку в маленькие свои, способные гнуть стальные прутья, способные раздавить в песок камни, она нежно сжала его пальцы. А после ушла.

Тень остался в гостинице еще на день, а потом сел на автобус до Турсо, а оттуда на поезд до Ивернесса.

В поезде он заснул, но ему ничего не приснилось.

Когда он проснулся, на банкетке рядом с ним сидел мужчина. Мужчина с лицом жестким, как лезвие топора, читал книгу в бумажной обложке. Увидев, что Тень проснулся, он ее закрыл. Тень глянул на обложку: «Трудность бытия» Жана Кокто.

— Хорошая книга? — спросил Тень.

— Ничего, нормальная, — ответил Смит. — Тут сплошь эссе. Предполагается, что они очень личные, но создается такое впечатление, что всякий раз, когда он невинно поднимает глаза и говорит: «Это все я», перед тобой какой-то двойной блеф. Но «Belle et la Bete»[2] мне понравился. Когда я его смотрел, мне казалось, я к нему ближе, чем когда читаю его откровения,

— Тут все на обложке, — сказал Тень.

— Вы о чем?

— Трудность быть Жаном Кокто.

Смит почесал нос.

— Вот, прочтите. — Он протянул Тени газету «Скотсмен»[3]. — На девятой странице.

Внизу девятой страницы была небольшая заметка: отошедший от дел врач покончил жизнь самоубийством, Тело Гаскелла нашли в его машине, припаркованной на стоянке для пикников у прибрежного шоссе. Он проглотил тот еще коктейль из обезболивающих, залив его почти полной бутылкой «Лагавулина».

— Мистер Элис не переносит, когда ему лгут, — сказал Смит. — Особенно наемные работники.

— Про пожар там что-нибудь есть? — спросил Тень.

— Какой пожар?

— И то верно.

— Но я нисколько бы не удивился, узнав, что в ближайшие несколько месяцев сильных мира сего станут вдруг преследовать всякие несчастья. Автокатастрофы. Аварии поездов. Может быть, даже самолет упадет. Убитые горем вдовы, сироты и возлюбленные. Очень грустно.

Тень кивнул.

— Знаете, — продолжал Смит, — мистер Элис очень беспокоится о вашем здоровье. Он волнуется. Я тоже волнуюсь.

— Вот как? — переспросил Тень.

— На все сто. Я хочу сказать, вдруг с вами что-то случится, пока вы в нашей стране? Может, через дорогу не в том месте перейдете. Пачку денег покажете не в том пабе. Мало ли что? Проблема в том, что, если вы пострадаете, то — как там ее зовут? — мамаша Гренделя может неверно это понять,

— Ну и?..

— И мы считаем, что вам лучше уехать из Англии. Так ведь для всех будет безопаснее, правда?

Некоторое время Тень молчал. Поезд начал замедлять ход.

— Ладно, — сказал Тень наконец.

— Это моя станция, — сказал Смит. — Я тут выхожу. Мы закажем вам билет — разумеется, первым классом, Куда бы вы ни направились. Билет в один конец. Только скажите, куда хотите поехать.

Поезд остановился. Не станция даже, маленький полустанок, как будто посреди нигде. У перрона, на жиденьком солнышке был припаркован большой черный автомобиль. Стекла в окнах были затемненные, и Тень не смог разглядеть, кто в нем.

Опустив окно купе, мистер Смит открыл снаружи дверь вагона и ступил на платформу. Потом повернулся, чтобы через открытое окно поглядеть на Тень.

— И?..

— Думаю, — сказал Тень, — я несколько недель погуляю по Англии, посмотрю местность. Вам придется просто молиться, чтобы, переходя улицу, я смотрел по сторонам.

— А потом?

И тут Тень понял. Возможно, он с самого начала это знал.

— В Чикаго, — сказал он Смиту, когда поезд дернулся и начал отъезжать от станции. Произнося эти два слова, Тень почувствовал себя старше. Но нельзя же откладывать это вечно.

А потом добавил так тихо, что слышать мог только он один:

— Наверное, я возвращаюсь домой.

Вскоре пошел дождь: огромные капли разбивались о стекла, по окнам хлестали серые струи, отчего весь мир расплывался пятнами серого и зеленого. В пути на юг Тень сопровождали утробные раскаты грома. Ворчала гроза, выл ветер, молнии отбрасывали на небо гигантские тени, и в их обществе Тень понемногу начал чувствовать себя не таким одиноким.