Корпорация чесс. Международный детектив

Глава 1

Главный арбитр Чрезвычайного шахматного Чемпионата Артур Львович Сосницкий засыпал и просыпался под журчание и гул воды. Его могучая голова, увенчанная седой гривой, отклонялась то вправо, то влево, то вперёд, рискуя увлечь за собой все остальное тело, угнездившееся на вращающемся стуле без подлокотников. Уже третий час Артур Львович выслушивал звуки из туалетных кабинок главных претендентов на звание чемпионов, предоставленные ему в записи службой безопасности. Со времён знаменитого туалетного скандала в поединке Рамника с Топталовым отслеживание звукового ряда вменялось в обязанность главного судьи соревнований. «Азохен вей! Доигрались! Хорошо ещё, что этот дрек не приходится нюхать. Бойся пешки спереди, коня сзади, а оргкомитет – со всех сторон», – переиначил Сосницкий еврейскую поговорку на шахматный лад, в очередной раз вздрогнув от мощного рёва смывного бачка. Он не по годам резво вскочил со стула и засеменил в туалет, уже в пятый раз за время прослушивания. В этом дурацком занятии был для Артура Львовича один плюс – мочегонный эффект. Без всяких там листьев брусники и кукурузных рыльцев, которые нужно долго заваривать, тем более что заваривать было некогда, да и негде.

Стоя у писсуара, он вглядывался в темноту Ногайской степи за окнами, размещёнными длинной амбразурой на уровне глаз. Эти окна были креативной находкой архитектора, и к ним водили всех представителей приёмной комиссии. Хотя разглядывать там было нечего, не только ночью, но даже днём – полупустынная равнина простиралась до самого горизонта. Положа руку на эксклюзивную кафельную плитку, изображавшую страницы из шахматного комикса, Сосницкий не мог не признать, что затея шахматного предводителя Сапсана Любоженова с возведением Дворца шахмат на деньги арабского Принца на границе трёх миров: христианского, исламского и буддийского – удалась.

Многоэтажная башня, за прообраз которой была взята шахматная ладья, в народе прозываемая турой, вымахала на безлюдной границе Ставропольского края, Дагестана и Калмыкии, служа и маяком, и ретрансляционной точкой, и источником рабочих мест, и прямо сказать, оплотом цивилизации. А ведь многие сомневались в осуществимости проекта: криминогенная обстановка, близость бандформирований и коренная тяга окружающего населения к умыканию стройматериалов в личное пользование создавали твёрдую платформу для признания проекта неосуществимым.

Но Принц приблизительно знал, как строить в пустыне, населённой бедуинами, и перенёс своё понимание на российские реалии. А российские чиновники, заинтересованные в иностранных инвестициях в депрессивные регионы, равно как и в поправке своего личного бюджета, дали зелёный свет и отряд спецназовцев в полное Принцево распоряжение. То есть, конечно, строительство контролировал не сам Принц, а кандидат в мужья его… надцатой, но любимой дочери, которому, как в старой сказке, было поставлено условие: построишь дворец – выйдет за тебя принцесса, а не построишь – домой не возвращайся. Какой именно по счёту была принцесса, никто не знал. В суровом саудовском мире рождение, равно как и смерть, особ женского пола не регистрируется, и рождение дочерей местное население не афиширует. Не предмет это для бахвальства. Другое дело – сын.

Кандидат в женихи обтянул периметр строительства колючей проволокой в десять рядов, подпитав её электричеством, и соорудил десять смотровых вышек. То есть, конечно, проволоку натягивал не сам кандидат, а подрядная строительная организация из Ставрополя. То есть, конечно, из Ставрополя приехал только смотрящий, а рабочих наняли на месте, в окрестных сёлах. В общем, местные жители своими руками сделали от себя заграждение и рассказали своим соседям о смертельной дозе электрического тока, курсирующего по проводам, об овчарках и спецназовцах, которые в их описаниях состязались со своими питомцами в проявлении свирепости.

Тем временем российские инженеры-строители были командированы в вотчину Принца, где они привязали проект знаменитого американского архитектора со скромной фамилией Смит к строгим российским ГОСТам. Конечно, Чессовня, как её окрестила народная молва, не могла конкурировать по высоте и масштабам со знаменитой Бурдж-Халифой в Дубай. Но в радиусе тысячи километров ничего подобного Чессовне даже близко не водилось.

И к часу «Ч» «Чессовня» гостеприимно распахнула свои двери. Правда, час «Ч» дважды переносился, но к третьему разу всё было готово. В зале соревнований участников ждали ряды шахматных досок с сине-серыми фигурами. Их перекрасили по требованию только что вступивших в Федерацию африканских стран, возмущённых шахматным расизмом. Под шахматным расизмом новоиспечённые африканские члены подразумевали первенство белых при разыгрывании партии.

Количество журналистов, понаехавших со всего мира, троекратно превышало количество шахматистов и судей, вместе взятых. Журналистов было больше, чем на мировом чемпионате по футболу. Больше, чем на инаугурации Президента Соединённых Штатов. И даже больше, чем на вручении премии Оскар. Шахматные организаторы такого внимания к Чрезвычайному Чемпионату мира не ожидали и столько мест в гостиницах для журналистов не запланировали. Хорошо, что в Калмыкии нашлось полсотни юрт с той достопамятной Олимпиады, когда участники дожидались в них достройки элистинского Сити Чесс.

Юрты установили и заселили в них жаждущих сенсаций служителей медиакульта. Служители медиакульта заселились, расположили свои культовые объекты в виде теле- и фотокамер, после чего разбрелись по окрестным сёлам в поисках водки и приключений на свою голову. Некоторые нашли водку, другие – приключения. В общем, к моменту открытия Чрезвычайного Чемпионата до зала дошли не все. Кое-кто уже оказался в рабстве, продолжив свою трудовую карьеру на одном из подпольных кирпичных заводов.

Однако отчего же возник такой неуёмный медийный интерес к такому нединамичному зрелищу, каким является игра в шахматы, – может спросить непосвящённый. Хороший вопрос. Всё дело в дочери Принца, Лейле. Которую, впрочем, никто не видел в лицо. Нет, не совсем так. Принц и ближайшие родственники лицо её, конечно, видели. Ещё это лицо было на её загранпаспорте. Но поскольку Принцесса ни разу не выезжала из страны с момента достижения половой зрелости, кроме её ближайших родственников Принцессу знали в лицо некоторые приближенные к семье женщины, а они никогда не расскажут журналистам, красавица она или наоборот. Потому что никто не позволит им общаться с посторонними, да им и самим это в голову не придёт. Впрочем, если она— любимая дочь Принца, то, скорее, красавица, чем наоборот. Но с другой стороны, на вкус и цвет товарища нет, и у Принца может оказаться весьма специфический вкус. Может, она просто очень похожа на его маму. Или бабушку, которая рассказывала маленькому внуку сказки Шахерезады.

Но все это не важно, потому что именно тот факт, что медийный мир был с ней не знаком, но, как всегда, жаждал сенсаций, собрал такое количество служителей медиакульта в одном в прямом смысле слова пустынном месте. То есть пустынным это место было до того, как они все сюда собрались. Теперь оно стало густонаселённым. В одной юрте размером в двенадцать квадратных метров умещались четыре журналиста. В общем, минимальная российская санитарная норма была грубо попрана. И набились медиа-культовцы в юрты как селёдки в бочку ради фантома сенсации.

Но что же такого в укутанной с головы до пят, включая шторку на глазах, дочери Принца? Разве она пообещала прилюдно обнажить глаза? Или кончики пальцев? Ни в коем случае. Такого от неё никто не ждал. Сенсация уже была в том, что консервативный отец позволил рождённой от него особе женского пола играть в мужскую игру, и не просто в мужскую игру, а в игру, осуждаемую как греховную – харам! – большинством исламских авторитетов. И он не только позволил это, он сделал это достоянием гласности. И мало того, он вложил в эту гласность крупную сумму нефтяных денег. Потому что все знали, что Чрезвычайный Чемпионат был созван, а башня Чесс построена ради того только, чтобы Принцесса могла сыграть и победить в ней. Ходили слухи, что в шахматы Принцесса играла блестяще. Но выступать на равных со всеми не могла. Потому что шахматные правила требуют открытого лица от любого участника соревнований, независимо от пола и традиций. А законы её страны требуют от благонравных женщин и девушек ровно противоположного. И любящий папа, поразмыслив и пойдя на отступление от традиций и Писания, решил устроить для дочки отдельный чемпионат с особыми правилами.

Конечно, сделать такое на родине он бы не рискнул. Хоть он и входит в когорту властей предержащих, а потому не обсуждаемых никем, то есть почти никем, кроме тамошней полиции нравов. Но бережёного Аллах бережёт. Он решил найти такое место, куда не очень часто ступала нога человека. Не слишком доступное для любопытных. Сначала он всерьёз рассматривал пустынные просторы Тибета. Но отказался по двум причинам: разреженного воздуха и слишком хороших скоростных дорог, проложенных в малонаселённом Тибете новыми китайскими хозяевами. И пока Принц думал об альтернативном месте, к нему с визитом пожаловал шахматный глава Сапсан Любоженов с обыденной целью: просить денег.

Принц давно спонсировал шахматные турниры, опираясь на арабскую традицию. Ведь именно арабы, завоевавшие когда-то Испанию, импортировали в Европу шахматную игру. Равно как и ислам. Потом арабов из Испании изгнали, мечети переделали в церкви, а шахматы святые отцы окрестили бесовской игрой. Но истребить интерес к чернобелой доске, населённой фигурками, инквизиторы не смогли. Слишком заняты были истреблением ведьм и алхимиков. А коварная игра тихой сапой распространилась по всей Европе, да что там по Европе, по всем континентам. За исключением разве что Антарктиды – пингвинов, её населяющих, никто игре обучить не удосужился.

Чем дальше эволюционировал мир, тем больше забывалась чёрная, бесовская, сторона шахматной игры, и тем больше выделялась светлая её ипостась. Шахматные апологеты всерьёз утверждали, что игра развивает стратегическое мышление и терпение, подавляет агрессию и усмиряет вспыльчивость. Исходя из этого, некоторые педагоги даже культивировали шахматы среди выходцев из африканских стран в нью-йоркских гетто и парижских пригородах. Но выходцы из Африки всё же предпочитали баскетбол, брейк и бокс, а шахматы вернули индоевропейцам— играйте, мол, в своих неживых и малоподвижных солдатиков сами.

И индоевропейцы успешно играли весь двадцатый век, привлекая к себе пристальное внимание болельщиков, а значит, и спонсоров. До массового внедрения в бытовой обиход компьютерных игр. После этого интерес к шахматам у индоевропейцев увял, и спонсорский ручеёк тоже стал пересыхать. И если бы не парадоксальное мышление Сапсана Любоженова, игра пришла бы к финансовому краху. Именно Сапсан решил искать живительную влагу в самом, на поверхностный взгляд, неподходящем для этого месте – в Аравийской пустыне.

Да, воды в пустыне было маловато, зато там оказалось много нефти высокого качества. А после того как в пустыне нашли нефть, бедные бедуины стали богатыми и их обуяла скука. До открытия нефти бедуины боролись за выживание и молились. После открытия нефти бедуины больше не боролись, а со временем и всю работу: умственную и физическую – переложили на гастарбайтеров. Руками и мозгами шевелить больше не было надобности. Оставалось только молиться. Захотелось ещё какого-нибудь жизненного содержания. Но какого? Лицедейство – грех, музыка— грех, азартные игры— грех, спорт— грех, больше четырёх жён – тоже грех. Куда податься разбогатевшему бедуину? На фоне остальных грехов увлечение шахматами казалось грехом малым. Шахматная игра поглощает много времени на обдумывание ходов и отвлекает от более скверных соблазнов: гашиша, воскресных жён, секс-туров и голливудских грёз. И Принц после консультаций с Королём и либерально настроенными служителями культа, решил: можно! – и дал зелёную исламскую улицу шахматам.

Деньги потекли рекой в сапсановское хозяйство. А он, хоть по природе и кочевник, подобно трудолюбивому дехканину прорывал арыки и орошал всё большие и большие площади, возделывая всё новые и новые шахматные нивы. И периодически ездил к источнику, то есть к Принцу, на поклон. И конечно же, он не мог отказать благодетелю в такой малости, как Чрезвычайный шахматный Чемпионат с особым дресс-кодом и драпировкой глаз для отдельных игроков, то есть игруний. Более того, он подложил под Чемпионат превосходное межконфессиональное обоснование: последователи трёх религий, объединяйтесь! А вот иудеев, врагов всех арабов, Сапсан к участию по понятным причинам приглашать не стал. Только к судейству. Все же, общий для христиан и мусульман Ветхий Завет был написан на языке иудейских праотцев, против истории не попрёшь, кому же, как не им судить игру.

И потому назначенный Сапсаном главный арбитр Чрезвычайного Чемпионата Артур Львович Сосницкий стоял, опираясь на дизайнерскую плитку у туалетной бойницы и разглядывал темноту за окном. Внезапно в плотном мраке сверкнул какой-то луч и заплясал, вычерчивая на ночном бархате странные знаки. На ум Сосницкому пришли пляшущие человечки из рассказов про Шерлока Холмса. «Ну вот, доработался, уже глюки пошли. Мне этот рёв воды из бачка уже тошнит на нервы», – вздохнул он про себя, оторвался от заоконных миражей, вымыл руки и неспешно вернулся к прерванной процедуре. Оставалось выслушать последнюю женскую кабинку и отправиться спать с чувством выполненного долга и отработанных денег.

Чтобы закруглиться поскорее, Артур Львович увеличил скорость прослушиваемой записи в четыре раза, и звуки хлопающей двери, несмазанных петель и смываемой воды стали напоминать пекинскую оперу. Неожиданно он услышал какой-то нестандартный звук. И голос. Сосницкий нажал на паузу и вернул запись на несколько секунд назад. Удар твёрдого о твёрдое, всплеск и восклицание. Он ещё раз прослушал. Фраза звучала как «Кус эмак». Он сверился с журналом времени посещения туалета. М-да, в это время в кабинке была сама Принцесса— героиня Чемпионата. Сосницкий не знал арабского, но фраза звучала как-то очень по-мужски и сильно напоминала «Твою мать!». «Ну, и что? – Сосницкий. – Может быть, пудреницу уронила…» Да, но зачем ей пудриться в кабинке? Впрочем, а где же ей пудриться? Не может же она делать это, как все, перед туалетным зеркалом. Не может? Надо бы уточнить, до какой степени эта шикса ограничена открывать лицо. Нет, ну, конечно, ограничена, в женском туалете дежурят женщины-папарацци. Да, но зачем ей вообще пудриться? Никто же не заметит жирного блеска, даже если он появится. А может, это был дезодорант? Нет, звук не похож. Больше это напоминало звук падающего телефона. Звук был знаком, потому что Сосницкий и сам вот так утопил телефон в унитазе, выронив его из заднего кармана брюк. Но телефона у неё быть не может, то есть не должно быть. Всех проверяли. А Принцессу? Главным договорщиком был Любоженов. Надо позвонить, уточнить и проинформировать. Артур Львович решительно ткнул пальцем в экран айфона. «Абонент не отвечает или временно недоступен», – сообщил голос автомата. Сосницкий посмотрел в инструкции. Инструкции велели ему оповещать Президента обо всех подозрительных действиях участников незамедлительно. Твёрдым от артрита пальцем Артур Львович нажал на контакт, обозначенный в его телефоне как «Лич. Пом. Сапсана круглосуточно».

Личпом откликнулся с первого гудка.

– Личный помощник Сапсана Никаноровича Любоженова.

– Главный арбитр Чрезвычайного шахматного Чемпионата Артур Львович Сосницкий. Извините за столь поздний звонок, однако мне срочно необходимо переговорить с Сапсаном Никаноровичем лично.

– Сожалею, но это невозможно. Сапсан Никанорович вышел в астрал.

– Куда он, простите, вышел?

– В астрал. И до возвращения из астрала просил не беспокоить его физическое тело.

– То есть как это вышел?

– Как обычно. У него в расписании выход в астрал два раза в месяц по средам нечётной недели.

– А где теперь его физическое тело?

– В кабинете на диване.

– А чем оно занимается?

– Кто оно?

– Тело.

– Лежит, что же ему остаётся? Лежит и ждёт возвращения хозяина.

– И долго?

– Что долго?

– Лежит.

– Обычно сутки, иногда дольше. Это как его оттуда отпустят.

– Откуда?

– Из астрала.

– А кто там ему начальник?

– Где?

– В астрале.

– Инопланетяне.

– Как же так? У нас такое ответственное мероприятие, а Сапсан Никанорович нас покинул.

– Ответственных мероприятий много, а Сапсан Никанорович один.

– А связаться с ним можно?

– Связь односторонняя. Он оттуда может, а мы отсюда – нет. Если вы не экстрасенс.

– Увы, нет. А как он с вами связывается?

– Во сне приходит.

– И когда следующий сеанс связи?

– В любой момент моего сна.

– Тогда не будем размазывать кашу, умоляю вас, ложитесь спать сейчас же. И когда Сапсан Никанорович явится вам, передайте ему мою просьбу выйти на связь со мной незамедлительно. Я сейчас тоже пойду лягу спать.

– Непременно. Хороших снов.

– И вам того же. Пусть вам приснится Сапсан Никанорович.

Взбудораженный Сосницкий, выключил компьютер и свет, запер за собой офис на электронный ключ и засеменил в свой гостиничный номер.

Зайдя, он всунул карточку в считыватель, и номер озарился мягким приглушенным светом. За панорамным окном сквозь приоткрытые жалюзи угадывалась бархатная южная ночь и… толстая нейлоновая верёвка. Артур Львович снял очки и протёр глаза. Верёвка не исчезла. Он подошёл к окну. Верёвка была на месте. Увидеть, откуда она ведёт и куда, не представлялось возможным. Наверное, оставили альпинисты, мывшие окна, – решил он. И в конце концов – заоконные верёвки были вне зоны его ответственности, ему сейчас срочно нужно заснуть, чтобы пообщаться с Сапсаном. Он плотно закрыл жалюзи и, опустив все гигиенические подробности, а лишь сняв верхнюю одежду, лёг в постель. Но сон не шёл…