Мрак…
Тишина…
То есть – абсолютный мрак и абсолютная тишина… Ни стука сердца, ни воздуха в легких, ни звука в ушах. Да и ушей-то – «ни»… Ничего «ни». Точнее – ничего «нема». Даже слюны нет, плюнуть от злости нечем. Особого страха и волнения между тем как бы и не было. Перебоялся уже. Было сонное, спокойное равнодушие. Что-то знакомо мне все это. Встречались уже с такой ситуевиной. После того как меня в первый раз убили… А сколько раз меня уже убивали? У-у-у! И не сосчитаю, пожалуй. Много! Что же, опять, значит, грохнули?
Не помню… А что помню? Бой вроде помню. Васю сбили… Или – нет! Не сбили! Помню – его истребитель кувыркается в небе, а под ним – штопорящая вниз фока. А потом у него слетел фонарь, и в небе раскрылся парашют.
А я? Кажется, я тоже прыгал.
– Вы готовы к разговору, Тур? – В окружающей меня пустоте раздался громкий, с каким-то металлическим отливом, голос. Таким голосом командуют с мостика боевого корабля. Что-нибудь вроде: «Все к орудиям! Прибить флаг к мачте! Ленточки бескозырок в зубы! Готовьтесь умереть, сукины дети!»
– Не надо молчать, Тур. Аппаратура показывает всплеск мозговой активности. Вы в сознании. Готовы к диалогу?
– Всегда готов…
– Вот и отлично. Ну, что вы имеете сказать?
– А вы?
– Мы… Ну, во-первых, как вам уже известно, все ваши требования приняты. Следовательно, мы свою часть соглашения выполнили. Теперь дело за вами. Вы готовы сотрудничать?
– Э-э, стоп, стоп! Не так быстро… Что значит «все ваши требования приняты»? Где я? Почему я опять бестелесен? Что с моим телом? Договоренность была, насколько я помню, что я должен сначала завершить все свои дела. А уже потом – продаваться к вам в рабство.
– Вы в учебном центре. Матрицу вашего сознания с Виктора Туровцева сняли. Все свои дела вы уже завершили. И это тело было не вашим. Его вам дали мы! А вы его изувечили. Тем самым вы сами подвели дело к развязке. Использовать вас в личине летчика-истребителя более не представляется возможным. Летчик Туровцев тяжело ранен. Сильно повреждена правая рука. Врачи сумели ее сохранить, но перебиты не только кости. Поврежден нерв, и это главное. Восстановление возможно, но с тем уровнем медицины это займет слишком много времени. У нас его нет. Да и у вас тоже… Руководством принято решение – вы призываетесь в Службу Коррекции, курсант!
– А Туровцев?
– А что Туровцев? Лечиться будет Туровцев, а потом служить. Вот только летать он больше, скорее всего, не будет. Но – ничего! Парень он молодой, боевой, найдется дело и ему. Там есть кому о нем позаботиться…
– Я сам позабочусь! Я хочу на фронт, в эскадрилью! Я должен…
– Нет. Что вы были должны, вы уже выполнили. И даже перевыполнили. Вы так там намутили, что… В общем, в результате ваших шалостей пошли изменения реальности. Как бы не пришлось их корректировать. Кстати, не хотите ли объяснить, каким образом вам удалось изменить реальность в вашем последнем бою?
– Догадайтесь сами…
– А что тут догадываться? Мы уже и так знаем. На Регистратора, незаконно передавшего вам хронопрерыватель, наложено взыскание. Удивительно, что руководство Службы не потребовало его крови, но им, как говорится, виднее… И еще. Примите мой совет. Отпустите Туровцева. Не отбирайте у него его же жизнь… Это не игрушка. Он не марионетка, знаете ли, не кукла… Он – человек.
Я надолго замолчал. Этого туза мне крыть было нечем. Металлический голос был абсолютно прав. Жизнь человека – это не игрушка. А я, по-видимому, заигрался… Виктор Туровцев должен прожить свою жизнь. Хороша она будет или плоха, но жить он должен сам. Тут они правы, и я это и сам знаю. Я проиграл – мне и платить.
– Значит – курсант? Училище? Снова за парту?
– За парту не надо… У нас тоже есть информационные пакеты и методика ускоренного обучения. Или вы их называли «блок-пакеты»? Не один вы такой умный, Тур! Ваше обучение уже завершено, все базы данных уложены на полочки в вашем сознании. А вот практические навыки, применение полученных знаний… Вот это вы и будете отрабатывать на практике. Только не за партой, а в учебном лагере. Добро пожаловать в «учебку», Тур!
– Погодите! Кстати, как к вам обращаться, голос?
– Ко мне вам обращаться пока не придется… Рано еще. Тренировать и готовить вас будут другие специалисты. А вот как обращаться к ним… Ну, давайте посмотрим… Поскольку вы теперь здесь, в учебном центре, не кто иной, как «салага», к своему инструктору вы можете обращаться просто – «Дед»!
Были бы зубы, я бы сейчас ими заскрипел. Дед, значит? Ладно, посмотрим…
– А как насчет…
– Я все помню, Салажонок. Но сначала вам надо получить тело, не так ли? Получить тело и научиться им управлять, сделать его своим. А оно, скажу я вам, не такое уж и простое. Служба не экономит на своих оперативниках, знаете ли… И это оправданно. Там, куда их обычно посылают, с головой расстаться проще простого. Да! Насчет фронта… Вы удивитесь – но именно на фронте вас и планируется использовать. В основном. Вы же хотите стать Корректором? Боевиком? Вот и воюйте себе на здоровье! А начальству на радость… Ну, так что? Готовы встать в строй?
Я задергался, как червяк на крючке. Потом подумал и решил – хватит извиваться! Нужно принимать решение. Via est vita. Дорога – это жизнь! И мне предстоит в очередной раз сделать следующий шаг.
– Всегда готов…
– Не слышу радости!
– Всегда готов!
– Тогда – подъем, курсант! Шагом марш в каптерку, получать вещевое имущество!
Показалось мне, или на самом деле в металлическом голосе промелькнула тень улыбки?
Картина вторая, действие третье.
Я услышал какой-то шум, что-то грохнуло. Так и хотелось сказать: «Уронили Мишку на пол…» Хотя – уж очень здоровый Мишка будет. А вот голос подходящий. Ворчит как настоящий медведь.
– Ну, что ему показывать? Все или те два, которые недавно пришли?
– Тих-хо, ты! Каптенармус! Не ори… Показывай все – пусть выбирает… А мы посмотрим. – А это другой голос. Говор вроде южнорусский? Я, конечно, не профессор Хиггинс, но уж это угадать не так сложно. Вспомнить хотя бы образную ставропольскую речь другого Мишки – пятнистого ренегата и последнего президента СССР.
Тэ-э-кс! Опять яма! Ловушка, да еще с кольями. Что мне выбирать? И что угадывать?
– Тур, сейчас вам будут предложены различные носители. Точнее – тела. Это обычные человеческие тела. Хм-м… Точнее – не совсем обычные… Но человеческие. У нас они называются «модификанты». Наши парни их называют «шкафами», или «сейфами». В общем, смотрите и выбирайте. Давай.
Последнее слово было, видимо, адресовано не мне. Потому что кто-то «дал», и тьма египетская сменилась изображением длинной шеренги людей. В одежде и без. С оружием и без. Некоторые были даже без кожи, без брюшины или без грудины – у них отлично были видны внутренние органы. Или что там еще хотели показать. Или посмотреть. Я ничего особенного там не увидел. Ливер, сердце, моток кишок. Все как у людей. Ну, давай выбирать.
Да-а, старику Шварцу тут ловить нечего. Он рядом вот с этим будет смотреться как измордованный дихлофосом таракан рядом с бегемотом. Если кто не понял, повторяю – Шварц и есть таракан. Просто ужас, обидно за австрийского качка и американского губернатора Чернонегренко. Это кто же, интересно, берет такие «сейфы»? И где их применяют? У него в руках противотанковое ружье зубочисткой будет выглядеть. Мне такой продвинутый прикид даром не нужен! Дальше.
Я просматривал модификантов, а сам быстренько прокручивал в голове обрывок подслушанного разговора. Это что было? Их прокол или подсказка? В прокол верить не очень-то хотелось. Не те люди. Значит – подсказка! Ясненько… Будем искать. Как говорил Никулин – хочу такой же, но с перламутровыми пуговицами. Вот и посмотрим…
– Стоп! А ну назад! – Что-то мелькнуло, а я задумался и пропустил. Что-то, что я не уловил, но насторожился, как охотничья собака перед лежкой фазана, скажем… – Стоп, теперь вперед помалу… Не гони, извозчик! Медленнее, не трусы ведь подбираю…
Что же меня дернуло-то, а? Шкаф, сейф, шкаф, хиляк, сейф… Ну, точно! Как дети, ей-богу… Даже обижаться на них не хочется. Ну кто же привезет в учебку двух хиляков, скажите мне на милость? Если только эти хиляки не смогут завязать шкафу толстые ручонки бантиком? Даже обидно, честное слово…
– Давайте поглядим вот этого, тощенького…
– Их двое, тощеньких.
– Который посветлее волосиками на макушке…
– Давай, Каптенармус, готовь пересадку. Отключай его…
Опять – поцелуй в диафрагму. Если кто помнит, что это такое, конечно…
Как потом выяснилось, мое тело в бессознательном состоянии два дня держали в специальном тренажере. Ну, не в бессознательном состоянии, конечно, я просто не знаю, как правильно выразиться. Вот вы во сне, вы же неосознанно руководите легкими, скажем, чтобы они дышали, сердцем там… Оно же продолжает биться, правда ведь? А когда вы идете, и вам навстречу попадается ветка, вы же не командуете себе: «Тпрр-у-у, стоять! Нагнуться, пропустить ветку над головой!» Вы просто и легко уклоняетесь – и все. Так и меня учили пользоваться новым телом с «выключенными», так сказать, мозгами. Тело ходило и бегало по ленте тренажера, шевелило конечностями, упражняло кисти рук, делало наклоны, приседало и отжималось. В общем, сплошная армейская радость – «Упал – отжался!»
Наконец кончилось и это. Меня вновь «оживили». Пора было сдавать зачеты. Да, это просто какие-то «полеты во сне и наяву» получаются.
– Не спешите, Тур. Успеется. Тихо, тихо, вам говорю! Это ведь тоже модификант! Хоть и мелкий, но весьма, х-мм, продвинутый. Ну, вот! Столько лет стоял стеллаж, никому не мешал… Не бурчи, Каптенармус, починишь. Что тебе еще делать, старый бандит… Выводи, выводи его… На полигон. Да придерживай его, кому говорю! Нет, стой! Так он нам тут всю базу разнесет! Берем его на руки… Потащили.
В общем, под солнце нового мира восхищенные поклонники вынесли меня на руках. А то бы я им всю каптерку привел в образцовый порядок. Пустыней бы она стала.
Нет, я был трезв, в ясной памяти и рассудке. Но я до этого дня ни сном, ни духом не знал, что такое модификант. И не управлял этим чудом. А зря…
Представьте себе – вы инвалид. Да-а, не то я что-то ляпнул. Прошу извинить! Представьте себе условного инвалида. Что поделать – бывают такие на земле. И даже не все в роскошных моторизованных креслах с джойстиком. Я еще помню безногих мужиков, рассекавших по улице на маленьком, жутко грохочущем, деревянном лотке, поставленном на шарикоподшипники… Так вот. Представьте себе инвалида на самобеглом кресле. Удобном, функциональном, тихо жужжащем сервоприводами. Расстояния в квартире выверены, скорость определена, все тихо-благопристойно…
И – вдруг! Вы не в своем любимом кресле, а за рулем болида в какой-нибудь там «Формуле». Ррр-ры!!! Ревет двигатель, вас кидает и заваливает на поворотах, за ветровым стеклом со скоростью быстрой перемотки мелькает ландшафтик. Полная жо… Полный сюр, я хочу сказать. Стоит только пошевелить кистью, на микрон, а вас уже уносит вправо… Нет! Лучше влево! Как говорят – для мужика выбора нет. Только влево! А там кочка! Опа! Бросок, кидок, толчок – и вы в воздухе! Мать твою! Он еще и летает!
Вот так-то! Вот так примерно я себя и чувствовал. Теперь понимаете, почему меня ласково и нежно несли на ручках? А потом поставили на ножки и шустро отбежали в сторону. Я тяжелым взглядом посмотрел на своих обидчиков. Та-а-к, с кем тут мне надо будет разбираться? Кто тут узурпировал мой позывной?
На меня, метров с десяти, смотрели двое. На первый взгляд – «хомо эректус». На второй – вроде бы тоже… Но не «сапиенс», точно. У сапиенсов не бывает таких плеч, мощных рук и от них не разит чувством опасности и угрозы. Особенно – во-о-н от того огрызка, который пониже… Да и тот, что повыше, тоже хорош. Сразу видно – убивец и садист. У него была такая, знаете ли, особая пластика движений. Очень похоже на виденную мной пластику полковника ГРУ Лаврова. По телевизору виденную, конечно. Не приходилось смотреть, что он вытворяет? А зря. Обязательно поищите в Сети. Значит – это Дед… Приплыли… Картина маслом – «Судаки в сарае. Путина». Да не предсовнаркома Путина сарай с судаками. А путина, слово с ударением на второй слог. Рыбалка, значит. Промысловая. А огрызок – это, значит, Каптенармус. Я не знаю, какой он там каптенармус, но вот конармеец он будет куда как хорош. Точнее – конногвардеец. Так и хочется одеть ему на башку блестящую каску с конским хвостом, а в руку сунуть какой-нибудь кавалерийский палаш. Метра на полтора длиной.
– Что попрятались, детишки? – издевательски спросил я и сплюнул на землю. Слюной! Наконец-то! – Дядя не кусается. Солдат ребенка не обидит…
– Ты давай пошевелись пока, солдат… Побегай тут, подвигайся. А обидеть нас сложно…
Сложно, говорите? Да ничего тут сложного и нет… Сейчас – разомнусь вот только, и обижу.
И я начал двигаться. Мало-помалу. Как говорят китайцы – дорога в тысячу ли начинается с первого шага… Первый шаг. Второй. Чуть быстрее. Теперь ручками, наклоны в сторону, вперед-назад. Пробежка. Поворот. Теперь все это же – только порезче. Пойдет. А ну, если подпрыгнуть? Красота! Мне теперь открыт прямой путь в НБА – большим и добродушным гиббоном прыгать на щит и, довольно ухая, качаться на кольце. Ну, это когда еще будет, да и будет ли вообще. А теперь – побежали!
Я и дунул вперед. Да еще как дунул! Я просто обмер. На бегу. Когда окружающие кустики стали сливаться в мутно-зеленый фон. Так нельзя, ребята! Так не бывает! Я остановился. Точнее – заставил себя остановиться.
Проверка бортовых систем. Я прислушался. Сердце есть. Бьется ровно. Грудь забирает воздух, но не раздувается как кузнечные меха и не сипит посаженными легкими курильщика. Селезенка не екает. Поджелудочную железу, гипофиз и аппендицит я не почуял. Ну и черт с ними! Да-а, ребятушки, модификант – это круто! А Тур-модификант – это еще круче!
Трудно вас обидеть, говорите? Ню-ню… Зря я, что ли, глазками-то своими лупал, пока вы меня под белы ручки тащили? А ваши модификанты умеют телепортироваться, а? Не умеют? Тогда я иду к вам!
Для пробы я сквозанул метров на шестьсот. Идет! Да как идет! Как по маслу! Значица, сделаем так…
К выходу из бетонного бункера, откуда меня и вынесли попастись на травке, я переместился одним махом. Нет, «мах» здесь не скорость. Одним разом, короче. Тихо прикрыв тяжелый и толстенный овальный броневой люк, я, на цыпочках, просеменил к замеченной мною двери, украшенной табличкой на красном фоне – «Вход воспрещен!» Мне всегда было интересно, а что там, за такой вот табличкой, скрывается? Оказалось, что в данном конкретном случае – центральный пост. Или пункт управления бункером. Не знаю, как правильнее будет выразиться.
За подковообразным пультом сидела пара операторов. Сидела – и вдруг заснула! Работает бонус-то! Гипноз называется! Или телепатия? С гипнозом? Не знаю. Главное – я откатил спящих и чмокающих в своих кроватках младенцев подальше, а сам телекинезом подогнал свободное кресло и по-хозяйски уселся в него. Та-а-к, давайте знакомиться! Я – Тур!
Все верно сказал мне неведомый голос, все правильно. В голову они мне много чего загрузили. Аж заболела голова-то, когда я стал шарить в ней в поисках истины… Перед глазами промчался какой-то калейдоскоп слайдов. Я испуганно прикрыл глаза. Лучше не стало, но голова перестала кружиться. Расслабившись в удобном анатомическом кресле, я замер, переливая информацию из пустого в порожнее. Так, ясно, что ничего не ясно. С этим надо разбираться долго и вдумчиво. Уж больно много всякого разного в меня загрузили. Пользуясь, между прочим, моей беспомощностью и неспособностью дать этим Песталоццам резкий отлуп. А это что еще? Батюшки! Еще и это! И где я тута и надысь возьму вам космический корабль? С этим погодим – раз загрузили знания, значит, пригонят еще. А вот где тут управление бункером и громкая связь? Ага, вот они где прячутся. Так, список команд при тревоге… Вот это подойдет. Я с удовольствием нажал кнопку и развернулся к обзорным мониторам. В двери щелкнули замки, уши неприятно резанул вой сирены.
В центральном посту вспыхнула и стала вращаться мигалка. Пост залило тревожными багровыми всполохами. На барабанные перепонки начал давить чей-то низкий противный голос: «Внимание персоналу! Радиационная тревога! Радиационная тревога! Всем укрыться в бункере! Задействовать индивидуальные средства спасения! Внимание! Радиационная тревога!»
Местный Шаляпин зашаркал дальше по своей заезженной пластинке, а я с огромным удовольствием сосредоточился на двух пылящих ко входу в бункер фигурках. Хорошо бегут! Приятно смотреть!
Эти рысаки полигонные подбежали к закрытому броней входу и начали что-то вставлять в считывающее устройство. Наивные! Вас уже нет, ребяты! Высокий уровень радиации на дворе. А как же! А всяких зомбей мы на территорию учебки не пускаем. Ибо не положено по Уставу внутренней и караульной службы!
На панели запульсировал желтый огонек.
– Дежурный! Что за сбой в системе? Открыть дверь!
– А вы кто такие будете, ребятушки? Назовитеся!
Однако ребятушки повели себя абсолютно противоположным образом – они замолчали. Потом отошли от двери, пошептались, и вновь подошли к переговорному устройству.
– Тур, открывай!
– А что мне за это будет?
– Все получишь. По максимуму. Как ты говоришь – солдат ребенка не обидит!
– Пусть Каптенармус скажет, как он меня любит.
Скрип зубов Каптенармуса был отчетливо слышен.
– Ты-ы!! Я-я!!
– Спокойно, друг мой, спокойно… – приобнял его за плечи Дед. – Он этот раунд выиграл… Скажи ему, старина.
– Курсант! Я тебя-я… – огрызок опять скрипнул зубами, – люблю…
– Громче!
– Люблю!! До самой смерти не забуду, гада!
– Ну вот, а вы говорили… Умка находит друга! Везде и всегда. Заходите, ребята! Будьте как дома!
Я хлопнул ладонью по кнопке, подкатил спящую бодрствующую смену к пульту, шепнул им: «Вставай, мой маленький! Уже утро! У вас тут на пульте красная лампочка мигает!» – и вышел, тщательно прикрыв дверь.
За дверью меня ждали двое преданных друзей. Не в том смысле, что я их предал. Наверное, правильнее будет сказать – двое закадычных друзей?!
– Ну что, ребята? Закинем по семь капель за кадык, а? За знакомство? Вы угощаете – я сегодня бумажник дома забыл, хорошо? А то вот это, – я похлопал себя по груди, – полагается обмыть, а то работать не будет. Ну, пошли! Где тут у вас буфет?
И мы пошли. Но об этом после.
— Ты учти, салага, твой модификант стоит агромадную кучу денег! Как космический крейсер. – Дед помолчал, оценивая, что же он ляпнул-то, и продолжил: – Ну, может, и не крейсер, чуть поменьше, но – совсем чуточку… Это новая разработка. Чую – специально под тебя делали, да-а… Наворотов в нем – мама дорогая! Что, спросить чего хочешь?
– А почему ты думаешь, что под меня? Разве у вас не все оперативники такие? – Я постучал себя по груди.
Дед немного скривился.
– Да нет, что ты! Да и какие они оперативники! Так, мелюзга! Сытая и благополучная. Зато повадки – прям «фон-бароны» какие. Приходилось мне таких видеть, чужую кровь привыкли лить ведрами… «Шкафы» и «сейфы» они берут только на операции – чтобы пальчик, не дай бог, не прищемить. Трясутся за свои жизни, щенки. Как бы и рыбку съесть, и костью не подавиться… Слабаки они. Кроме нас, землян, само собой. Да-а… Видал я, как гвардейские полки в Пруссии на пулеметы ходили – офицера кто с винтовочкой, а кто и просто со стеком, в зубах сигара, морда равнодушная, а вокруг пули – цвирк, цвирк! Так сигарой и в землю… – Дед погрустнел, вспоминая. – А с тобой вообще особый случай. Этот модификант специально тебе привезли, верно говорю. Он – как обычный человек, в нем ты будешь невидимкой. Ты представь себя среди людей в «сейфе», скажем… Да на такого амбала все пальцами показывать будут. Заметен будешь, как красное пятно на подвенечном платье. А на тебя, я краем уха слыхал, кое у кого особые планы имеются. О как! – Дед значительно поднял палец вверх. – Так что и не сомневайся даже – точно тебе подогнали. Как говорится: «Большому кобелю – большой мосол», а как же иначе! Гордись, салага!
– Ага! Уже горжусь. Полные штаны счастья… Слушай, Дед, а где мы сейчас находимся? Это ведь не Земля? И на каком языке мы с тобой говорим, а? У меня полное впечатление, что на русском. Все эти словечки, обороты… Да и пьешь ты здорово. По-русски пьешь.
– Не по делу вопрос, салага! – Дед опять помолчал. – Находимся мы на Полигоне…
– Да нет, это я уже понял. Как планета-то эта называется?
– Я тебе и говорю, салага, планета называется Полигон! – Глаза Деда опасно сверкнули. – Для особо бестолковых – пустая это планета, нет на ней жизни. Точнее – разумной жизни нет. Потому-то и полигон тут устроили. Учебку, значит. А говорим мы, как и положено нам, – на русском! На каком же еще, если ты попал в 11-ю полевую группу? Мы по Земле-матушке работаем. И я русский… Пластуном я был, в четырнадцатом годе знатно германцев резал. Четыре солдатских Георгия имею! Полный бант! Только… – Он замолчал, а потом как-то горько махнул рукой. – Все, проехали. Об этом потом. Слушай дальше…
Выделка капитана из щенка продолжалась. Как когда-то сказал писатель Грин.
– Твой случай особый, салага. Помни об этом! Если прослужишь три года да наберешь боевого ценза, то тушка эта тебе достанется бесплатно, понял? Ничего ты не понял! На нее полпланеты какой купить можно, а ее тебе так отдадут. Ясно теперь?
– Теперь ясно, – я был нетерпелив, – дальше давай!
– Так вот. Может твоя тушка следующее…
Проще сказать, чего тушка не может. Да, ребята, высокие технологии – это что-то с чем-то! Я и то был поражен! Вот он – настоящий Доспех Бога! Точнее – сына бога. Мне бы его на Мать тогда – я бы от графа не бегал! Да чего там – я бы всю эту шайку мятежных графьев веником бы смел. В помойное ведро истории…
Короче – даже и не знаю, что вам сказать-то. Боевой модификант, как ясно из его названия, призван выполнять сложные задания в самых сложных условиях, которые смогли только придумать заказчики и разработчики. А уж фантазия у них – дай бог! Да еще помноженная на весьма большой опыт.
Ну, про сверхсилу, сверхскорость и сверхреакцию и говорить не надо. Это и так ясно. Ночное зрение – это так, семечки. Устойчивость к «механическим повреждениям» я и обсуждать боюсь – не приведи Адриан! Но, как говорит Дед, меня теперь трудно прибить поленом или тапком… Связки там укрепленные, мышцы длинные и эластичные, легкие большего объема, сердце особое – это прилагается. Что еще? Да много чего, в общем. Хвастаться не буду, потом как-нибудь расскажу подробнее… Да и сам я еще полностью свой корпус не освоил.
Да! Могу менять внешность. Это мне Дед сказал. Мол, если хочешь – садись перед зеркалом и подгони свою мордуленцию под любой образ. И такой альбомчик дал, типа типоразмеров. Нос там, глаза, уши… Но я на этих красавчиков плюнул и постарался вернуть себе свое лицо. Как я помню, конечно. Сделал и понял, что даже мы, мужчины, иногда склонны врать самим себе и приукрашивать свою внешность. Правда, без пудры, кремов и надувания губ силиконом… Лицо вроде бы стало похоже на того человека, которого я иногда видел в зеркале при бритье. Но – несколько лучше. Оно стало благороднее, что ли. Это во мне барон в семнадцатом поколении прорезался, не иначе… Впрочем, я мучиться не стал и оставил все как получилось. Нос есть, глаза, рот – что еще надо? А так, если дурить мозги «наружке», то я по отрепетированным типоразмерам вмиг могу стать стариком, забулдыгой или, страшно сказать, – девушкой! Вот только не надо думать, что я скрытый трансвестит! У меня сексуальная ориентация – ого-го! Такой ориентации любой компас позавидует! Точно на противоположный пол стрелка показывает, двумя руками ее не согнешь! Заболтался я что-то с вами не о том… Пора на следующее занятие бежать.
Железки с приятными любому мужику металлическими щелчками вставали на свои места. Вот это таким вот образом – «щелк», еще это – «щелк», и в завершение примкнуть батарею. Щелк!
– Дед, курсант Салага сборку оружия закончил!
– Ну-ка, ну-ка… Дай глянуть… все верно. Ты щеки-то не надувай! Для сопляков дело – винтовку собрать!
– Дед, да это же не винтовка. Это «рельсовое ружье».
– Один хрен – винтарь! – Дед равнодушно махнул рукой. – Как его ни назови. Что «мосинка», что «рельс» – для одного дела ладили. Дырки в людях вертеть… Чем, я тебя спрашиваю, «мосинка» хуже? Бьет на два километра уверенно, а убьет на все четыре!
– Ц-ц-ц, – насмешливо поцокал я языком, – и на пять убьет, только ты и на километр ведь не попадешь! Там знаешь, сколько факторов на полет пули влияют? И притяжение земли, и ее закрутка, и ветер, температура с влажностью, и вращение самой пули вокруг оси – прецессия с деривацией? У-у-у! Замучаешься поправки вводить. А «рельса»… – я любовно погладил неуклюжую железку, – как дал – так и муху в клочья! На том же километре, заметь! И почти беззвучно, только воздух – ффухх!
– Что зря языком-то молоть. Бери свою «рельсу». И эти вот железяки бери… Тащи на платформу. А я уж по старинке, с трехлинеечкой! Пошли на стрельбище, глянем, кто кого… – Дед открыл свой оружейный шкаф и вытащил длинную, с потертым металлом ствола, винтовку.
Я быстренько побросал на небольшую антигравитационную платформу чехлы с оружием, запасные батареи и стальные ролики для своей «рельсы». Дед небрежно кинул в кучу две пачки винтовочных патронов.
– Садись вперед, рулить будешь. Только не угробь меня, понял? Тихо и благопристойно!
Ага, запомнил герой империалистической войны наш первый автопробег! Да-а, тогда я, надо сказать, ударил по бездорожью и разгильдяйству! Вот ведь – никогда себя лихим гонщиком не считал, была машина – ездил аккуратно. А тут просто не знаю, что меня заставило безрассудно лихачить. Наверное – сама платформа. Она очень устойчивая, разгоняется быстро, но несколько инерционная. Похоже на катание на салазках с горки – скорость набираешь моментально, а вот управляешься с трудом. Я уже не говорю про тормоз… В общем, когда я в тот раз остановился на стрельбище, Дед молча сидел, вцепившись в кресло побелевшими пальцами, минуты две. Пока не поборол позывы к тошноте и не вернул красные прожилки на свой казацкий висячий нос…
– Как скажете, кавалер с бантиком! – опять я не удержался. Знаю ведь, что не любит он таких подколок насчет своих наград. Но я это с профилактической целью. Разозлится – винтовка у него в руках ходить будет. А то стреляет он весьма изрядно.
Дед ничего не сказал, вздохнул только. Детские шалости салаги для него секретом не были…
Хорошее здесь стрельбище! Да тут все хорошее. Все служит одному – готовить будущего бойца настоящим образом. Отковывать из него специалиста широкого профиля. Таких специалистов, по-хорошему, надо сразу после вручения диплома об окончании учебки к стенке ставить. Во избежание, так сказать. Опасные зверьки получаются…
Приехали… В целости и сохранности. Дед, кряхтя, слез с платформы (я ведь заботливо поднял ее повыше), искоса глянул на мою довольную рожу бандита-аристократа, и только вздохнул. Пока я разгружался, он колдовал с установками режима для мишеней. Потом подхватил свою трехлинейку и, сноровисто загоняя большим пальцем в магазин патроны, буркнул: «Пошли… Стрелять по готовности».
Сначала я взял лазерную винтовку. Но, завалив несколько мишеней, я ее отложил. Ерунда. Импульс короткий, попасть в движущуюся мишень трудно. Если у вас дома есть длинное удилище – попробуйте, удерживая рукоять одной рукой, прикоснуться его кончиком к стоящей метрах на трех спичке. И хлопотно, и муторно. Удилище трясется, его кончик ходит ходуном. А если увеличить продолжительность импульса – начинаешь выписывать лучом какие-то безобразные кривые, расходуя заряд батареи и бестолково полосуя землю своими «лучами смерти». Игрушка для фантастических фильмов.
Стерев рукавом севшую на металл пыль, я подхватил свою рельсу. Тихо и смачно щелкнула батарея, тускло загорелись индикаторы заряда и счетчик роликов. А они маленькие, ролики-то эти. Цилиндрик в сантиметр длиной и чуть потолще пластикового стерженька для шариковой авторучки. И такого «снаряда» хватает, чтобы пробить, например, броню бронетранспортера. А может – и бортовую броню танка. Не знаю, не пробовал. Но с такой скоростью разгона – должно хватить. Что этот ролик делал с человеческим телом – не хочется и думать… Но по хорошим людям я стрелять не собираюсь. А для врагов мне и огнемета не жалко.
– Ну, что? Стрельнем? – Дед потренировался на мишенях, установленных метров на пятьсот, и начал меня подпуживать.
– Давай, пластун, поднимай мишени. – Я сдаваться без боя не собирался.
Дед хлопнул ладонью по кнопке переносного пульта управления мишенями. Над стрельбищем коротко рявкнул ревун. Готовность! Начали!
Я вдавил приклад в плечо. Метрах на трехстах поднялись две мишени и, перекрывая друг друга, понеслись вправо. Дождавшись, когда они сойдутся, я нажал клавишу стрельбы. Ффухх! Есть, обе мишени упали. Слева гулко бахнула мосинка Деда. Я за ним не следил – некогда. Да и на такой дистанции он не промахнется, не та школа.
Слева! Три мишени зигзагом бежали на меня. Три выстрела подряд. Лежат и не дергаются. Метрах в двух передо мной в землю ударили выстрелы из лазера. Где этот паразит? Ага, вот ты где… Ффухх – и больше не стреляет.
Дед опять саданул из своей фузеи. Пыль поднялась метрах на семистах. Краешком глаза я заметил падающую мишень. Поудобнее перехватив рельсу, я стал искать мишени на новом рубеже. Вот мчится тройка почтовая… Ффухх – и уже не мчится. Ффухх – и еще одна мишень лежит.
Ого! А эта ростовая мишень уже на километре будет! И двигается быстро. Пока я ловил ее в прицел, слева бухнул винтарь и мишень упала. Ничего – я следом. Ффухх – мимо. Ффухх – попал.
– Мажешь, салага! – довольно оскалился в мою сторону Дед.
– Да ты меня своим громобоем пугаешь! А вообще-то, я сбил больше.
– Зато я не мажу… Стреляй давай!
Полтора километра. Не спешить… дыхание… спокойно… Ффухх – есть! Бабах – есть. Нос в нос идем. Как он умудряется попадать? Полтора километра ведь? У меня электронный прицел, а Дед только глаз щурит. Самородок просто…
– Сейчас на двух километрах поднимется, салага. Вот и попробуешь попасть из своего рельса. А я уж по-стариковски, из своей берданочки… Готов? Стреляй!
Да, два километра это много. Избыточно много. В реале я, пожалуй, и целиться на такой дистанции не буду. Ни к чему это, баловство. Хотя – как знать? Может, раз в жизни и потребуется такой выстрел.
Я поерзал, плотнее вбивая в землю носки ботинок и локти. Вот она… Дрожит в теплом воздухе… Как будто трясется от страха. Сейчас я тебя… Ффухх. Мимо. Ффухх – опять мимо!
Бабах! Лежит… Довольный Дед откинулся на левый бок, загоняя патроны в винтовку.
– Еще раз!
Ффухх, ффухх – попал! Но после Деда и двумя выстрелами.
– Все, Дед! Сдаюсь! Ты со своей трехлинейкой победил. И где ты только так стрелять научился? Ты же пластун? Тебе ведь с кинжалом и револьвером сподручнее?
– А я, паря, не всегда пластуном был. В Галлиполи[1] я уже попал прапорщиком… А там офицера, от безделья и злости, что их большевики из России выкинули, и придумали эту забаву – дуэли из винтовки на два километра. Вот я и попал однажды на такую дуэль…
– Победил?
– Проиграл…
– А как же…
– Все – прекратили разговорчики! Собирай манатки, вертаемся.
Не пускает в душу Дед, замыкается. Видимо, есть что прятать… Ну – это его дело. А мое – погрузить все обратно и доставить нас к бункеру, на обед. Только вот собью я ему сейчас радость от победы-то…
– Дед, – как можно небрежнее спросил я, – а тебе какую кратность в глаз-то установили? Как на четырехкратном оптическом? Или повыше будет? С трансфокатором?
Дед только рот разинул – так он был поражен моим вопросом. А потом только сплюнул. Вот и думай – угадал я или нет?
– Ты чего в темноте сидишь? – Вошедший в мой кубрик без стука Дед хлопнул по выключателю и зажег свет. Я едва успел вытереть рукавом глаза.
– Да так… Глаза что-то разболелись… Слезятся. Перетрудил на стрельбище, что ли.
– Ага! Я как знал – и у меня слезятся. Никак ветром надуло. Стаканы давай.
Пришлось тянуться за стаканами, а заодно уж прихватил и одноразовые тарелки. Дед вытащил свой огромный, жуткого вида ножик, который он таскал, не снимая, и моментом настрогал дивное на вид и запах сало. Я резал хлеб, а инструктор чистил чеснок.
– А кильки пряного посола у тебя нет? – Нашел кого подкалывать.
Дед буркнул в пространство: «Каптер, кильку пряного посола, астраханскую, тащи!»
– Дед, у тебя что, микрофон под кожу зашит, что ли? – заржал я, вспомнив анекдот.
– А чего тут смешного?
Пришлось рассказать.
– Сидят, значит, трое новых русских в сауне…
– Это какие такие «новые русские»? Модификанты, что ли?
Я опять заржал.
– Да нет! Какие там модификанты. Жулики и мелкие бандиты, которые в новые барья и хозяева жизни пробились. Так вот – сидят, значит, они в сауне… – Я помолчал, но вопроса не последовало. – Сауна – это такая финская баня… Сухой пар, модное место для отдыха.
Дед молчал, ожидая продолжения.
– Вдруг один заморгал, прикрыл глаз рукой и говорит: «Мужики, погодите момент. У меня встроенный пейджер заработал». Это средство связи такое… Ну, ждут. Тут второй схватился за щеку: «А у меня в зубе телефон надрывается! Щас переговорю – и продолжим». А третий встает, мнет в руках пару салфеток и заявляет: «Ну, вы тут поговорите, а я в сортир на пару минут. Мне братаны сейчас договорчик один факсом сбросят!»
Я приглашающе засмеялся, но Дед анекдот проигнорировал.
– Не люблю жуликов… – И мне: – А черной икорки не желаете, вашбродь?
Я обиделся. Ну, не понимает инструктор тонкого юмора, но игнорировать-то мои старания не надо.
– Здесь вам не тут! А я вам не тебе, господин прапорщик военного времени. И встать, когда разговариваете с бароном!
Дед обидно заржал.
– А я и перед бароном Врангелем особо не тянулся! У нас, пластунов, чинопочитание не в чести. Запомни, господин барон, кто по земле под пулями ползает, тот перед начальством не трясется, вот так-то! Заходь, Каптенармус! Притащил?
Все еще дующийся на меня Каптенармус брякнул на стол большой, разлезающийся сверток. Из него выкатилась и банка с кильками. Ну-ка, ну-ка… Тридцать восьмой год! Вкуснотища, наверное! Тогда специи для маринада еще не воровали, скорее всего… А водка-то царская! Я разобрал на поблекшей этикетке – «Поставщикъ двора Его Императорского Величества Петръ Арсеньевичъ Смирновъ»… Да это же просто царский стол получается.
– Кого пьем? Почто печень губим?
– Да вот… Решили тебе компанию составить. А то больно уж ты часто днем зубы скалишь. А это ведет к одному – тоске, сжатым кулакам и мокрым глазам по вечерам. Так-то… По себе знаем. Не ты первый в этой шкуре. Наливай!
Ух, хорошо пошла! Да под килечку, да под сальце, мясцо и витамин «Це». В чесноке, разумеется. Местные авторитеты тоже не мух ловили. Под запрокинутыми подбородками дернулись кадыки, винокуренным заводом пронесся выдох, захрустел чеснок с черным хлебом.
– Давай, Каптенармус, еще по одной. Не жрать пришли – душевно посидеть хочется.
– Мужики, мне на три пальца, я за вами не угонюсь! Знаю, пробовал уже.
– Салаге половинку… Ну, за землю русскую, за побратимов, кто в нее лег, землю нашу защищая… давай!
Водка теплым, мягким кулаком ударила по вискам… Боли не было – боль прошла. Напряжение и тоска стали меня отпускать. И память тоже… Я все еще пытался разложить по полочкам свой последний бой. Вспоминал, куда попали пули и осколки. Представлял, как там Виктор, мечется на постели небось, весь в бинтах, скрипит зубами… Как ребята? Василий? Что, интересно, он видел? Как и откуда меня забрали? То есть – тьфу, что я несу? Куда меня могли забрать. Лежит Виктор в госпитале и пытается свести в своей голове мутные картинки из своей жизни. Ничего, Виктор! У тебя получится. Встанешь ты. На свои ноги встанешь! Я тебе их сберег… И это последнее, что я смог для тебя сделать.
– Наливай! За друзей! За победу! За победу, добытую в бою! Пьем стоя…
У меня появились новые инструкторы. Трое. Старший – лет сорока – сорока пяти, сухощавый, сдержанный мужик. Что называется – «военная косточка». Одет в камуфляж тусклого, зелено-коричневого цвета. На голове подобие берета. Я знаю – это камуфляж-хамелеон. Он способен в несколько секунд мимикрировать и сливаться с обстановкой. Сейчас эта функция не задействована. А берет тоже особый. Внешне это вроде бы берет. Но, если его натянуть поглубже, получается такая шапочка-маска, как носят у нас в спецподразделениях. И уж если ее опустить совсем, то ее нижний край соединяется с воротником-стойкой камуфляжа, превращая его в непромокаемый и непроницаемый комбинезон. Ну, как «непроницаемый» – для насекомых, скажем, для снега и дождя. От пыли и грязи тоже защищает хорошо.
С этим воякой и вышел этот не очень-то приятный разговор.
– Курсант Салага! Как мне доложил ваш инструктор, модификант вами освоен. В общем и целом. Дальнейшее развитие произойдет со временем. Вы переходите к следующему этапу в освоении переданных вам знаний. Теперь время ваших занятий будет отведено следующим направлениям. Я буду вести занятия по космической навигации, космическим кораблям – пилотаж и обслуживание. Инструктор Циркуль – тактика, планирование и проведение боевых операций. Инструктор Шкворень – вождение и использование всего, что движется и стреляет. Вопросы?
– Как к вам обращаться, господин э-э… инструктор?
– Не делайте умное лицо, курсант! Вы же офицер Красной Армии? Вот и обращайтесь в соответствии с требованиями Устава – «товарищ майор». Майор – значит «старший». Ясно?
– Так точно, товарищ главстаршина!
– Достаточно просто «товарищ майор». Мы не на флоте, салага! Уяснил?
– Так точно, товарищ майор! – Ну, что тут поделаешь? Сила солому ломит. Да и зачем я буду с ним бодаться по пустякам? А там посмотрим…
– Итак, каждый инструктор будет с вами работать один день. Полностью. Еще один день с вами продолжит заниматься инструктор Дед. Каптенармус обучит вас работе со средствами связи и закрытой связи. Обучит основам минно-взрывного дела. А также он даст вам простейшие навыки тылового обеспечения. Это никогда не помешает… Знаете, сколько проваливается вроде бы тщательно спланированных операций из-за забытого или не предусмотренного пустяка в обеспечении? И не надо вам знать! Слушайте его внимательно – он очень опытный специалист. Весь этот курс рассчитан на две недели. В случае, если будете не успевать по каким-то предметам, срок обучения будет увеличен. Что, в принципе, нежелательно… Потом – контрольные тесты. Выброска на полигоны, рейды, пилотирование и управление боевой техникой. В завершение – небольшой пробег на космическом корабле.
– Товарищ майор, а когда же…
– Отставить, курсант! Вы в учебном, но боевом подразделении 11-й полевой группы! Все вопросы личного характера – после овладения материалом и сдачи зачетов. И вопросы эти не ко мне. Придет время – зададите их кому положено. Вам все ясно? Вот и хорошо. Найдете Каптенармуса и приступайте к занятиям. Бе-е-гом – марш!
Побежали…
Я бежал, а ноги-то, как пудовыми гирями скованы… Ух, чую – даст мне сейчас Каптенармус прикурить… За ту шуточку отыграется.
– Курсант Салага прибыл в ваше распоряжение, товарищ инструктор!
Каптенармус с нехорошим таким прищуром посмотрел на меня.
– Ну, прибыл, вот и хорошо… Начнем, помолясь!
Да-а, хорошенькое начало! Помолясь! Что-то мне уже и учиться не хочется…
– Каптенармус, дорогой мой человек! Я когда бежал сюда, многое обдумал, многое понял… Я был не прав, Каптенармус! Та шутка была…
– Зря виляешь хвостом, Салага! Я шутки люблю. И сам не прочь пошутить.
– Вот и я о том же… Ты, если решишь пошутить, хоть сам-то спрячься. А то разорвет обоих…
Каптенармус довольно заржал.
– Не боись, Салага! Уж я-то спрячусь! С минами-гранатами дело имел?
Я тяжело вздохнул.
– Бог миловал…
– А я не буду. Миловать, понятное дело. Ну, давай учиться.
– Давай… Ты только поподробнее, с примерами… Ты первый делаешь, а я повторяю.
Каптенармус заржал опять. Аж слезы у него выступили.
– Не боись, говорю. Если я захочу пошутить, то ты это и понять не сумеешь.
– Ага! Нам на офицерских сборах один такой шутник рассказывал, как они в Афгане в шаровары духам засовывали взведенную гранату и толкали их с обрыва…
Каптенармус пристально посмотрел на меня.
– А ты из какого года будешь, Салага?
– Этот разговор был году в 87-м, что ли. В 1987 году, если точнее… А меня прибрали позднее… Лет через двадцать. С лишним… А ты, Каптенармус, тоже был в Афгане? Что-то ты как-то взвился… Знакомое услышал?
– Был. – Каптенармус посмурнел. – Не то слово – был… Я и сейчас там… Где-то в пещерке косточками белею… Там-то я и пошутил в последний раз. Гранаты еще были, ну я и рванул кольцо, да и поднял подсумок над головой. В полутьме – полное впечатление, что «шурави» сдается. Духам, наверное, понравилось… Или – совсем не понравилось. Трудно сказать, как у них с чувством юмора было…
– А зачем так-то? Уйти не мог?
– Не мог. Ранен я был. Остался прикрывать отход наших… Мы нарвались на духов случайно, но цена этой случайности – чья-то жизнь. Оказалось – моя. Духов я не считал, сразу положили четырех, да и потом… Они сели нам на хвост, стали отжимать под пулеметы. Но загнанная крыса – она больно кусает, туннели узкие, куча рикошетов, почти после каждой нашей очереди кто-то верещал. Тут и я получил по ногам и не смог уйти от гранаты. Порвало меня качественно, не жилец, одним словом, – живот, ноги… А тут духи поднакопились, что-то заорали – атака, значит. Ребят бы задавили числом, а я как раз у духов на пути был. Только и успел крикнуть: «Уходите»! Левая рука была почти целая… Рванул кольцо… В подсумке шесть гранат было…[2]
– Ты служил в «Каскаде»?
Каптенармус смотрел на меня и молчал.
– Да расслабься ты… Я не американский шпион. Просто время прошло – о многом уже рассказали. О штурме дворца Амина, например, о захвате в Кабуле всяких там министерств и ведомств, о том, как удалось пещерный комплекс Тора-Бора взломать и захватить…
– Вот оно как… И что говорили про этот комплекс?
– Да я плохо помню уже… Осенью 80-го, как мне кажется, наши спецназовцы КГБ СССР – то ли из «Вымпела», то ли из «Каскада»– его одним ударом захватили. С помощью армейцев, конечно…
– Ты угадал. Я из первого «Каскада»…
Он прикрыл глаза, припоминая, и низким, вибрирующим голосом не пропел – продекламировал:
«Со всех уголков несравненной страны
Сюда нас собрали под знамя «Каскада».
Меняют душманы в пещерах штаны,
Душманы «Каскаду», конечно, не рады.
А ну, разбегайтесь, бандиты и воры,
На вас в БТРах идут «каскадеры»!
Мы здесь далеки от домашних забот,
Бежать удалось от домашней рутины.
И пусть нас в Союзе не всякий поймет,
Боясь, что нарвемся на пулю иль мину.
Отбросьте, друзья, о смертях разговоры,
Не в этом здесь смысл бытия «каскадеров»![3]
– А прищучили меня, когда мы отходили после одной разведки. Так что о том, что наши ребята его взяли, я и не знал… Здесь нас – «упокойников», не информируют о том, что на Земле делается. И разговоры такие вести запрещают. Чтобы мы на курсантов влиять не могли. Своими идеологическими и политическими установками, понимаешь ли.
– А ты своими идеологическими ценностями и политическими установками на меня и не повлияешь особо. Я, видишь ли, из 43-го года сюда попал. Летчик-истребитель, Герой Советского Союза, прошу любить и жаловать…
Теперь мы загрустили вдвоем. Я посмотрел на печально обвисшие могучие плечи Каптенармуса. Непорядок… Выведенный из настроения инструктор по минно-взрывному делу страшен, как поставленная на боевой взвод граната в руках женщины. Я толкнул его в каменное плечо.
– А где ты такой тушкой коренастенькой разжился, а, Каптенармус? И зачем такая моща? Чтобы превысить рекорд подъема на грудь и выноса тяжестей из закрытых помещений? Типа – со склада, вверенного твоему попечительству, а? Давай, колись! Откуда кильку пряного посола тыришь?
Каптенармус скупо усмехнулся.
– Ладно, хорош бакланить. Поговорили – пора и науку погрызть. Схватил вон ту штуку. Ну, и что мы тут видим?
– Мне кажется, это толовая шашка. По-моему, их так в литературе описывают – кусок хозяйственного мыла с дыркой под взрыватель.
– Да ты прирожденный минер, Салага! А если и нет – то щас им станешь! Бери вот эту хреновину – это и есть взрыватель, и загоняй его в шашку. Да потихоньку, не спеша… Пожить еще хочется. Что замер? Расслабься, Салага, шучу я… Это еще семечки… Вот когда ночью, на ощупь, будешь ставить свои мины и снимать мои – тогда и бояться будешь до мокрых подштанников. Особенно – когда будешь снимать мои мины. Они ведь неизвлекаемые, вот ведь какая штука…
Сами понимаете – после трудного трудового дня с Каптенармусом на следующее занятие со Шкворнем я просто летел! Да и что мне там могло угрожать? Ну, подумаешь, танком меня переедет! Какая чепуха. Так что я бодро и весело запрыгнул на платформу-антиграв и дунул в указанном направлении в указанное место.
В указанном месте, возле больших закрытых ангаров, на залитом маслом и поцарапанном траками бетоне, меня поджидал инструктор Шкворень. От нетерпения припахать салагу он похлопывал себя по ладони старомодными перчатками с крагами.
– Ну, явился, наконец…
– Това-а-рищ инструктор, еще ведь пять минут есть…
– Нету у тебя пяти минут, нету! Кто технику будет готовить и проверять перед эксплуатацией? Я, что ли? Ни на хрен мне это не нужно!
Я, вспомнив анекдот, радостно заржал. На вопросительно поднятые брови инструктора пришлось его и рассказать.
– … ну и вот – генерал и говорит солдатам в строю: «Мать вашу перемать! Так-то вы учитесь Родину защищать? Вы что? Думаете, за вас я это буду делать? Да на хрена мне это надо!»
Посмеялись, причем Шкворень все время нетерпеливо поглядывал на часы.
– Ну, все! Делу – время, потехе – две минуты… Погнали. Открывай ворота!
Да, скажет тоже – открывай! Это не ворота, это целая баскетбольная площадка, поставленная на попа. Не руками же их толкать… Точно – не руками. Вон какой-то щиток. Пульт управления был простым, как это и должно быть в армии. Я нажал кнопку, и огромные створки стали медленно расходиться. Увидев, что находится внутри, я только свистнул.
– Да, уж… Как говорится – скромненько и со вкусом. А что в других ангарах?
– Да то же самое почти… Где ползающее, где летающее… И все, что характерно, стреляющее. Ты, Салага, танком когда-нибудь управлял?
– Один раз пришлось. Во время обучения на Центральных курсах усовершенствования офицерского состава, в Киеве…
– Да ты, брат, почти профессиональный танкист! Что водил?
– Т-72… И не водил, а трясся от страха за свою судьбинушку за рычагами и слушал матюки инструктора из танковой башни. Я до этого жуткого случая управлял только самокатом и велосипедом в детстве, а тут – сразу танк! Я чуть не поседел, до сих пор как вспомню – так вздрагиваю…
– Сейчас мы тебя вылечим… Клин клином вышибают. А ну, резко побежал во-о-н туда, в каптерку. Подбери там себе комбез, шлем, перчатки какие… Пошел!
Как только я, полностью экипированный, вышел из каптерки, сразу раздались крики: «Не спи, Салага! Бегом ко мне!»
– Такой водил? – У смутно знакомого танка стоял Шкворень.
– Вроде такой… Только у него на броне коробочки такие были… Активная броня, по-моему…
– Ну, это тебе сейчас не надо… Сегодня по тебе стрелять не будут.
– А когда будут? – поежился я.
– Сказано же тебе – не сегодня! Чего ждешь? Залезай!
Кряхтя, я забрался на место механика-водителя. Над обрезом люка появилось заинтересованное лицо Шкворня. Так, что тут надо делать-то? Вроде – открыть вентиль подачи топлива… Похоже – вот этот. Потом воздух, что ли? И нажать вот эту кнопку… Установить обороты. На восемьсот, кажется… Пока я мучился сомнениями, руки привычно для них и непривычно для меня быстро мелькали, выполняя требуемые манипуляции. Двигатель взревел и замолотил на холостых оборотах. Инструктор поощрительно улыбнулся, крикнул, чтобы я подключился к ТПУ[4], и его сапоги прогрохотали мимо меня по броне. Потом в башне грохнул люк, и в наушниках раздалось: «Чего стоим? Кого ждем, Салага? Вперед!»
Я испуганно ухватился за рычаги, и мы покатили вперед. Вышибать клин клином…
Моими любимыми занятиями стали занятия по тактике. С умным видом я слушал, как инструктор Циркуль говорит о чем-то вечном и нетленном. Меня полностью устраивало, что не надо дрожать от страха, ковыряясь во взрывчатке, не надо, дрожа от страха, нестись в прыгающих и грохочущих боевых машинах. Сидим в тактическом центре, у большого планшета. Тепло, сухо, клонит в сон… На планшете меняются и бегают разноцветные значки… Бегают и меняются… Глаза закрываются… закрываются…
– Встать! Смир-р-но! Ты сумел меня удивить, Салага! Еще никто на моих занятиях не спал с открытыми глазами. Сразу видно – тактика станет твоим самым любимым предметом, курсант! Я тоже сумею тебя приятно удивить!
Черт, черт, черт! Надо же было так жидко проколоться! И что же теперь будет? Да ничего хорошего… Это я своим задним мозгом чую…
Так оно и получилось – предчувствия меня не обманули…
А про занятия с герром майором мне и вспоминать не хочется. Вот не дается мне космонавигация, и все тут! Не мое это… Я летчик, но не космонавт. Не могу я представить, как надо в космическом корабле бороздить просторы Большого театра. В небе все ясно и понятно. А тут, в этой темноте натянутого на голову безразмерного черного синтетического носка, нет ни привычных ориентиров, ни рассекаемого крыльями воздуха, ни… Да и крыльев-то нет! И движение корабля в космосе подчиняется совсем иным законам и правилам. Ничего общего с милыми моему сердцу полетами на истребителе. Согласен, – скорость обалденная, но вот инерция, торможение, всякие там силы притяжения, построение маневра – тут не только поседеешь, тут лысым станешь. За пару академических часов. Лучше я разминировать сюрпризы Каптенармуса буду…
– Хорошо. Достаточно. Ужасно плохо, курсант Салага. Просто ужасно! Я начинаю сомневаться, а не сделало ли руководство ошибку, решив использовать вас на службе?
– Знаете, герр майор, я тоже начинаю сомневаться… У вас тут поблизости какого-нибудь водного бассейна нету? Вроде Ниагарского водопада? Пойду и утоплюсь к чертовой матери!
– А никто вам и не обещал, что будет легко, курсант! Завтра у вас занятие с Дедом. Насколько я понимаю ситуацию – занятие первое, оно же единственное и последнее. Ему вас учить больше нечему. А на сегодня все. Свободны! Теперь вы можете отдохнуть и расслабиться. В вашем распоряжении симулятор комплекса. Подчеркиваю! В вашем полном распоряжении, и на всю ночь! Ясно?
– Ага… – Моим вздохом можно бы было устроить в классе вакуумную камеру.
– А если ясно – почему вы еще не заняли пилотское кресло в симуляторе? Бе-е-е-гом!
И я вновь бегу… Просто марафонец какой-то…
Занятие с Дедом понравилось мне необычайно! Он сам сел за «баранку этого драндулета» и отвез меня в лес к какому-то шалашу. Там молча сунул мне флягу и показал рукой на шалаш. Мол, приступить к упражнению! Я глотнул из фляги и приступил. Минут на триста…
Потом, правда, Дед меня все же растолкал, и мы с ним немного побегали по лесу, пугая разную местную живность. Кое-что я и без него знал – охотник, все-таки! Кое-чему он меня научил – пластун, все же!
Набегавшись и настрелявшись из трехлинейки, мы развалились на теплом пригорке, нежась и обсыхая от выступившего трудового пота. Дед закурил и расслабился…
– Дед, а Дед… А ты как сюда попал?
Минуты две он никак не реагировал на заданный вопрос.
– Так же как и все… В меня попали – и я попал сюда…
– На дуэли?
– На ней…
– А как тебя на дуэль-то занесло?
Дед опять надолго замолк.
– Там, в Галлиполи, горничная одна была… Нравилась она мне очень… А три пьяных фон-барона ее изнасиловали. Лучше бы я их сразу убил. А так только изуродовал. Ну и попал на офицерский суд чести. А потом и на дуэль. – Дед затянулся дымом, помолчал и продолжил.
– А потом получил пулю…
– А потом?
– Суп с котом. Потом голос в темноте предложил жизнь и новую службу… У тебя ведь так же было? Ну вот видишь… Я и согласился.
– Дед, а на Земле ты потом был?
– Приходилось… Привлекали меня на помощь чекистам. Банды всякие громил, террористов кончал. Все это зверье и насильников… Не надо об этом – тяжело. Одно ведь только и умею – чужие жизни обрывать. Прямо ангел смерти какой… – он невесело хохотнул. – За то и ценят. Все – перекур окончен. Пошли в расположение. Да, Салага… Ты смотри там… не шкодь. А то будет неприятно за тобой сходить… Дошло?
– Предельно! Постараюсь, чтобы ты не перетруждался, старый. Не бегал за мной.
– Во-во, Салага! Ты уж постарайся…
Потом было вождение всякой техники с боевыми стрельбами. Вот тут-то я и понял – почему планета называется Полигон. Полигоны были везде – в заснеженной тундре, с морозцем минус 50, во влажных экваториальных лесах, с жарой как в парилке, в пустынях – это, понятно, сауна. И везде я гонял на чем придется, везде грохотало самое разнообразное оружие. Мне казалось, что я оглохну навсегда.
Самым большим моим успехом было то, что я все же снял неизвлекаемую мину Каптенармуса. Ночью, под льющейся на меня водой, которая вроде бы имитировала дождь. Еще были вспышки молний и гром… Чтобы мне веселее было работать. Но когда, довольный и счастливый, я протянул перепачканную в земле коробочку Каптенармусу, в ней что-то щелкнуло, хлопнуло и обожгло мне руку. Я чуть не завыл от злости и обиды…
– Не плачь, мальчуган! Сейчас не больно. Ты все сделал правильно… Многие бы тебе позавидовали. А это – чтобы ты никогда не расслаблялся. Это дело довольных собой минеров не любит. Оно любит только живых минеров, понял? А зачет ты сдал, не боись! Свободен!
Но освободился я только через пять дней. Пять дней мне понадобилось, чтобы сдать зачеты по тактике и по всем этим космическим заморочкам. А потом ангел, голосом и видом напоминающий герра майора, принес благую весть.
– Завтра на Полигон прибудет хронокапсула. Начинается завершающий этап – небольшой перелет. Куда бы вы хотели слетать?
– На планету Мать, товарищ майор!
– Странно, – майор довольно улыбнулся, – и ваше задание об этом говорит! Так что – готовьтесь. Поведете сами, но на борту будет и штатный пилот. Он и примет у вас зачет. А потом – каникулы! Довольны?
– Еще как доволен, герр майор! Просто счастлив! Слинять отсюда…
Герр майор сделал вид, что последних слов он и не слышал.
Еще ничего не понимая, я вскинулся на своей койке. В глаза бил луч света фонарика.
– Тихо, тихо… Свои. Ишь, взъерошился… Вставай, давай. Быстро, быстро! Бегом на узел связи, там тебя вызывают… Бегом, я сказал! Тебя вызывает начальник Службы!
Дед схватил мои камуфляжные штаны, вытянул меня по хребтине, а потом швырнул их мне в лицо.
– Бего-о-м, марш!
Опять бегом, все время тут бегом… Трусцой от инфаркта, да-а… Эта сволочь, начальник СК, со Сталина берет пример, что ли? По ночам работает? Сам не спит и людям покоя не дает. Я с особым удовольствием врезал ногой по двери узла связи. В помещении, около пульта, по-ковбойски засунув большие пальцы рук за ремень, стоял герр майор. Он молча кивнул мне на кресло перед голопроектором. Я сел и постарался взять себя в руки.
– Связь! – вполголоса сказал кто-то за моей спиной. – Работаем!
Голопроектор выбросил простыню света, по ней прошла тестовая радуга, затем мигнул и исчез знак Службы Коррекции – изображение глаза в черно-белом треугольнике, свет потускнел, и я увидел полутемный кабинет и металлическую поверхность стола, освещенную слабым желтым светом настольной лампы. В круге света спокойно лежали две старческие ладони. Лица не разглядеть. Оно пряталось в темноте. Повисла пауза.
– Как ваши успехи, курсант? – Спокойный старческий голос. В нем звучала древняя скука и привычная рутина. Наверное, так пожилой человек привычно и равнодушно спрашивает незнакомого малыша: «Ну, парень, как у тебя дела в школе? Стишок-то выучил?»
– Могли бы быть и лучше, если бы меня не будили по ночам, – честно и искренне буркнул я. – Лежал себе, повторял правила эксплуатации и ремонта малых космических кораблей, никого не трогал…
– Достаточно, я уже понял свою ошибку… – Голос не изменился, пожалуй, однако в нем проявился хоть какой-то интерес. Старик подался вперед, и слабый свет лампы явил на свет божий высохшее лицо дедушки – божьего одуванчика. Лысый череп, тонкие, недовольно поджатые губы, мешки под глазами. А вот глаза… На лице царствовали глаза. Запавшие в глазницы, но большие и умные, они сразу приковывали к себе внимание собеседника. Казалось, этот взгляд сразу связывал и подчинял вашу волю, заставляя всматриваться в них и ловить любое подобие невысказанного приказа. Старик пожевал губами и продолжил.
– Я приношу вам свои извинения, курсант… Но – дела, знаете ли… Они имеют свойство никогда не заканчиваться. Только что освободился, и то – не знаю, сколько у меня свободного времени. Итак. Как мне доложили, наземный курс обучения вы закончили?
– Человек учится всю жизнь… И, чем лучше он усваивает материал, тем дольше живет.
– Интересная мысль… Но верная. Однако – если не выпускать человека из-за учебной парты, он уподобится комнатному растению, любовно посаженному в горшок и поливаемому теплой водичкой. А где же жизнь? Где солнце, гроза, мороз?
– Вы меня, ваше превосходительство, разбудили, чтобы обсудить проблемы растениеводства в тепличном хозяйстве вашей учебки? Я не агроном!
– Да-а… Я вижу… Вы – нахал. Ну, что же… Это, может быть, даже и к лучшему. Так вот, повторяю свой вопрос. Вы готовы к работе?
– Нет! – Мой голос был строг и решителен. – Вами не выполнены еще кое-какие условия нашего договора, а именно —…
– Да-да, я помню, конечно… Но разве вам не сказали? Ваша практика в космосе и подразумевает полет…
– Я не об этом. Я о моей девушке! И еще – мне нужен небольшой отпуск… точнее – каникулы. Я не могу привезти и бросить ее там, в окружении незнакомых людей, в новом для нее мире…
– Вы перебили старика, а это, по крайней мере, невежливо… Не говоря уже о том, что этот старик – ваш руководитель.
– Еще не руководитель. Я пока не Корректор, я пока личинка… головастик. Вот мне и надо пару-тройку недель, чтобы хвост отвалился, и гадкий утенок стал… стал… – теперь я с сомнением пожевал губами.
– Хорошо прожаренным цыпленком табака! – Старик сладко прищурился. – Знаете, мне приходилось бывать в Грузии… Помню там один шалманчик… или – духанчик? Впрочем, не важно! Как там готовили! А какое вино! Ах, ах! Спасибо, курсант! Знаете, у меня диспепсия[5]… да-да! Старческие дела. А сейчас мне так захотелось съесть что-нибудь остренького и вкусненького! Благодаря вам, между прочим. Но – к делу! Я согласен. Сдавайте ваш зачет, и будем считать, что у вас началась большая перемена… Три недели вас устроит?
– Четыре!
– Ну, хорошо… Это, в конце концов, не принципиально. Решайте свои дела, и – добро пожаловать на службу, курсант! Прошу прощения – Корректор!
Старик язвительно улыбнулся.
– А хронокапсулу мне оставите? А я вам привезу вина… Монастырского! Такого вы еще не пили. Божественное вино, ваше превосходительство! Прямо от местного бога, можно сказать!
– Майор?
Герр майор только пожал плечами.
– А, впрочем, берите! Нужно либо доверять своим сотрудникам, либо – не доверять! Ну – удачно вам сдать экзамены и хорошего отдыха!
Я застенчиво улыбнулся улыбкой первого отличника школы, освобожденного от уроков физкультуры.
– Приятного аппетита, вашество!
– Наглец ты! Как есть наглец! Наливай…
Спать не хотелось, и мы с Дедом, высвистав Каптенармуса, засели у меня в кубрике.
– А что он выделывается? «Как почивать изволили, курсант? Как успеваемость в школе?» Тьфу! – Я плюнул и попал на тапочек. А-а-а, плевать! Все равно выбрасывать. Надо новые взять у Каптенармуса.
– Да! Кстати! А парадка мне полагается? Я же в отпуск лечу? А там люди серьезные – короли да графья всякие, бароны, там, рыцари и паладины…
– А что бы ты хотел? – со всей широтой пьяной русской души вопросил Каптенармус. Взгляд его уже терял осмысленность и бродил где-то там… в горних высях. На стеллажах его склада, я хочу сказать.
– У тебя приличная офицерская форма есть? Чистошерстяная?
– У меня есть все… ик!
– Значит – «ЧШ», командирская упряжь, пряжка со звездой, естественно, хромачи, что там еще? Да, а ордена-то! Ордена мои! – Я весомо стукнул по столу. – Где мои ордена? «На нем защи-и-тна-а гимнастерка и кра-а-сный орден на груди!»
– Будут… они же в твоем личном деле указаны? Звездочки две?
Я задумался…
– Нет. Одну. Вторая пусть будет Виктору… Я ее не получал. И вообще – я всегда думал, что Звезда Героя должна быть одна… Дважды Герой как-то не так звучит… Я уж не говорю – пятырежды, тьфу! Как это сказать-то правильно? А то был у нас один бровеносец… тьфу – орденоносец! Вешал их на грудь, как значки какие-то, прости господи… А номера на орденах будут?
– Будут, будут… Бюст-то свой возьмешь?
– А зачем он мне?
– Ну, поставишь где-нибудь. В замке своем! – захохотал Дед.
– Не… не возьму. Там бюсты не в ходу, там все больше статуи богов и героев… Пистолет мой не забудьте. И монет каких-нибудь отсыпьте, ладно? А то в отпуск – и без копейки в кармане…
– В отпуск без денюшек нельзя! – согласился Каптенармус. – Отсыпем… Наливай! «На побывку е-е-дет молодой моряк! Грудь его в медалях, жопа в якоря-я-х!»
– Все… Спекся Каптенармус… Бери его, заканчивать будем. Рассвет скоро уже…
Когда я вышел из бункера, хронокапсула уже висела над площадкой. Под ней кучей громоздились какие-то ящики. Люк был открыт, и в нем виднелась чья-то тощая, виляющая задница. Слышалось сопение. Видимо, шли погрузочно-разгрузочные работы. Мыслить было тяжело – башка трещала после вчерашнего… или сегодняшнего?
– Слышь, ты… пилотяга. Дай пройти.
Ко мне повернулось мальчишеское лицо. Ух, ты! Сколько же ему лет? Пятнадцать-семнадцать? А права-то у него есть?
– Ты Салага? Поднимайся!
– А в бубен? Салага доблестно пал на Полигоне в борьбе с кратким курсом молодого бойца. – Я сморщился от головной боли. – И с зеленым змием, зараза! Я – Тур! И это звучит гордо!
– Да уж, звучит… Ящичек подай, Тур.
– Не могу наклониться… Голова… – страдальчески простонал я, одним глазом поглядывая на подростка.
– Да ты что-о? Голова? От учебы распухла, что ли?
– Вроде того… Вчера прочитали по… книжке на рыло…
– Кончай выделываться, Тур. У тебя же модификант!
– Ну и что?
Теперь глаза распахнулись у парня.
– А тебе что, не говорили, что ли? Что же ты мучаешься-то, бедолага? Ты скомандуй очистить тушку от отравления некачественной самогонкой, и все!
Вот оно как… А я-то дурак! Я прислушался к своему организму. Как это сделать? Не орать же: «Печень! Эй, печень! А ну – за работу!» Орать не пришлось. Видимо, что-то такое я все же сформулировал. Ясную и четкую команду. Она, надо сказать, и так набатом билась в мозгу. И организм ее принял. По иссушенному жаждой телу пронесся легкий и прохладный вихрь, голову сразу же отпустило, во рту появилась слюна, и я обрадованно сглотнул.
– Да-а-а, вот это я понимаю! Ирригация пустынных и залежных земель – верный способ борьбы с засухой и сушняком! Спасибо, организм! Спасибо и тебе, мелкий! Тебя, кстати, как зовут-то?
– Дмир! – расплылся в улыбке пилот. – Ну, давай! Кидай ящики-то! Загрузимся и полетим. Чего ждать?
Я вздохнул и принялся за работу. Вдвоем мы быстро закинули груз в капсулу. Мелкий остался распихивать его в корабле, а я вернулся в бункер. Пора прощаться…
– Ну, давай, космонавт, потихонечку трогай! Держи!
Я, крякнув, подхватил тяжеленную сумку – «мечту оккупанта», – и с трудом затащил ее в тесный шлюз. В это время Дед о чем-то таинственно шептался с Дмиром, то и дело поглядывая на меня и заговорщицки улыбаясь. Они ударили по рукам, Дмир ужом протиснулся в капсулу, на ходу бросив: «Целуйтесь и прощайтесь! У тебя двадцать секунд».
Дед с Каптенармусом с неуверенными улыбками уставились на меня.
– Спасибо за все, мужики! И – прощайте! Нет, не так – до свидания!
Дмир оказался тем еще гадом – он мне всю кровь выпил! Как я ни стонал, как ни мучился – мелкий гад с меня не слезал. В переносном, конечно, смысле… А вот изнасиловал он меня почти что в прямом смысле – от мысли, что надо снова садиться в кресло пилота и выполнять всякие там маневры у меня начинали дрожать ноги. И не в том дело, что я уж такой тупой… Нет. Кое-что у меня получалось просто отлично. Но вот расчеты на перелет на более-менее длинные дистанции у меня пока получались плохо. Я не понимал, почему от точки «А» до точки «Б» нужно лететь не по прямой, а черт-те какой загогулиной, через точки «Же», «Ще» и вообще – «Ъ».
Дмир, с обреченностью жертвенного барана, раз за разом толковал другому барану за пультом управления, что это необходимо из-за тех или иных законов космической навигации, но баран за пультом это все плохо воспринимал. Заканчивался третий день полета. Точнее – третьи условные сутки…
– Да-а, Тур, ты меня удивил! А говоришь, ты был пилотом?
– Почему был? И есть, и буду! Но я летал в небе, а не в этой черной дрисне космической каракатицы! И учитывать все эти зоны повышенной радиации, повышенной гравитации и прочие черные дыры и белые карлики – я не умею! Слушай, Дмир… А у вас нет ли каких рекомендованных, устоявшихся космических троп и дорог, а? Так, чтобы я сел в пилотское кресло, ткнул кнопку, и – опа! Маршрут проложен! «Земля – Марс», битте-дритте, просьба пристегнуть ремни!
– Да есть, конечно. Просто я думал, что тебе не помешало бы и самому…
– Слушай! Давай не все сразу, а? Давай я побегаю пока по стандартным маршрутам, а ты мне давай вводные! Типа: «С зюйда черный парус! Это пираты! Спасайся, кто может!»
Дмир захохотал и еле смог выговорить: «Пираты-ы-ы? Ха-ха-ха! Да запросто!» Вот так я и стал грозой Карибского моря…
– Ну, вот… Здесь мы и поищем пиратов. А ты, Тур, стрелять-то будешь? Если встретим, конечно?
– А как я узнаю, что это пираты, а не экскурсия третьего класса «А» местной воскресной школы, к примеру?
– Не боись… Узнаешь. Тебе боевой ценз нужен? Вот и давай, дуй вон туда – в пояс астероидов. Там и заляжем… А ты пока освежи в памяти характеристики оружия. Не забыл еще?
– А что там забывать? Все просто как кувалда. «Оружие, применяемое в космическом пространстве, подразделяется на электромагнитное, лучевое и…»
– Все-все-все! Отлично, убедил. Садись и повторяй про себя. Про себя – значит молча, но вдумчиво. А я пока их поищу, паразитов… Где-то они тут, я чую…
В общем, я не только повторил матерьяльчик по оружию, но и включил и протестировал систему его наведения, а также проверил заряд батарей и заменил ракеты ближнего боя кассетами неуправляемых ракет с огромным количеством поражающих элементов в боевых частях. При подрыве эта гадость давала конический сноп осколков, способных пробить корабль как лист бумаги. А поскольку этих ракет в кассете было пятьдесят, то сноп осколков превращался в ласковый летний дождь… Просто ливень! В общем – им понравится!
– Тур. Давай, двигай потихоньку. Вон идут грузовики с рудой… Я не я буду – сейчас их начнут грабить… Ага! Я же говорил! Смотри!
Дмир активировал систему «Тактик», и перед нами появился полутораметровый шар с обстановкой. Пролегла пунктирная трасса, по ней, вспыхивая желтым цветом, неторопливо ползли четыре точки грузовых кораблей. Наша капсула, переливаясь бело-голубым цветом, неторопливо отходила от пояса астероидов, а из глубины космоса, наперерез грузовикам, летела красная точка пиратского корабля.
– Ты мне скажи, они что делать-то собрались?
– Что обычно… – сквозь зубы проговорил Дмир. – Выбросят абордажные боты, команду транспортников отпустят на свободу… в космос, а груз угонят перекупщикам. У них, в этой системе и в этом времени, конвейер отлажен. Ну, чего ждешь? Давай!
Я закрыл глаза. Нет черного, пустого пространства. Есть темное, вечернее небо. Небо войны. И на наши транспортники заходит «мессер». Сейчас я тебя буду брать, геноссе, ты уж извини – ты первый начал…
Я включил сканер, поймал частоту, и сказал: «Капитану пиратского корабля – остановиться и лечь в дрейф. В противном случае вы будете уничтожены». Забулькал и что-то забормотал лингвопереводчик.
– Ты что делаешь, Тур? Зачем? Надо было подкрасться и бить!
– Цыц, мелкий! Это они пираты, а я народный контроль! Причем – в действии… Пусть начнут первыми.
Они и начали. Извернувшись, пираты начали разгон в нашу сторону. Грузовики заблажили на весь эфир и стали уклоняться в сторону ближайшей планеты.
– Атака корабля, атака корабля! Отмечен пуск четырех ракет, время до подрыва 517 секунд… 514 секунд… – мягкий женский голос продолжал вести отсчет. Сначала я хотел приказать «Тактику» сменить тембр и половую принадлежность голоса. А потом подумал и решил ничего не менять. Так даже интереснее. Отметки ракет приближались к нашей капсуле. Я выполнил маневр и развернул корабль. Теперь мы летели в атаку на врага кормой вперед. Наверное, чтобы их напугать… Теперь нужна особая точность…
– Дмир, держишь ракеты?
– Да, давай скорей, страшно же…
– Не боись, мелкий… Считай – мы уже победили… Давай!
И мы одновременно сделали каждый свое дело. Дмир выстрелил навстречу ракетам имитатором, а я исполнил свой первый «прокол».
В общем, когда мы появились на хвосте у пиратов, впереди еще светился клуб разреженных газов от подрыва ракет. Естественно, у пиратов было полное впечатление, что нашу мелкую капсулу взрывом разнесло вообще на мелкие атомы. Так они и думали, пока им в задницу не прилетели ракеты с картечью… Хороший у меня дуплетик получился. Эта совершенно отмороженная на всю пиратскую голову утка и крякнуть не успела. Прошитый бесчисленным количеством поражающих элементов теперь уже мертвый корабль, вращаясь от полученного при ударе по корпусу импульса, шел в сторону астероидного пояса. Там тебе и могилка будет… Чао, бамбино, сорри!
– Ну вот, мелкий! А ты боялся! С такой техникой это даже неспортивно как-то… Ну, что? Продолжим?
– Нет уж, ну его к черту, Тур! С меня хватит! Я же не боевик. Получил ты свой зачет, получил. И боевые твои… Сейчас доложу в Службу. А ты считай курс на свою планету. Как ее там? На Мать!
– Погоди, погоди! Мне еще нужно…
– Ничего не нужно. Твоя девушка уже на борту. Она в реаниматоре…
– И ты, гад, молчал? И ты меня спровоцировал на эту одиссею капитана Блада? На стрельбу? В нас же могли попасть! Убью, паршивец!
– Но ты же сам захотел? – Дмир хлопал на меня ничего не понимающими глазами. – А девушка… У меня был приказ рассказать тебе все только после успешного выполнения твоих зачетных заданий… Я и рассказал. Ты чего, Тур?
Я только рукой махнул на паразита…
– Как этот реаниматор открыть?
– А вот это я тебе не советую. Капсула тесная, пока лететь будем, пока садиться… Ни поесть, ни отдохнуть, ни в туалет толком сходить. Ты уж меня извини… А тут еще девушка. Пусть уж там пока и будет. А ты давай считай. Ну и правь, соответственно.
Я посчитал и дал команду на переход к точке «А». А еще будет и точка «Б», и точка «Це», мать твою… Когда же это все кончится?
На черной, бархатной подкладке космоса, как в коробочке с дорогим ювелирным украшением, передо мной лежал и светился изумрудно-лазоревый драгоценный шар. До него было более трехсот тысяч километров, и эта драгоценность называлась планета Мать. Ты прекрасна, Мать! Что еще сказать? Ты просто прекрасна!
Не отрывая глаз от ласкового, теплого шара планеты, я нажал тангету.
– База СК, база СК! Вас вызывает Тур. Всем, кто меня слышит – вас вызывает Тур. – Немного подождав, я продолжил. – Тур вызывает базу СК. Всем, кто меня слышит – вас вызывает…
– Слышу вас, Тур. Не надо надрываться на весь космос. Мы извещены о вашем прилете. И не надо хитрить. Адриан тоже извещен… Да он вас и слышит, скорее всего.
Отвисшая было челюсть со стуком захлопнулась. О, как! Раскололи, паразиты! И как только догадались? Хотя, не полные же они дебилы… После моих прошлых эскапад трудно было не догадаться, что кто-то оказывал нашей батарее РГК особое внимание и помощь. Одни только перебросы и переходы туда-сюда должны были навести Регистраторов на мысль, что тут не все так уж чисто и прозрачно… Ладно, дело прошлое. Интересно, а как они связались с Адрианом? И что из этого получилось?
Я мельком взглянул на Дмира. Он стоял за моей спиной и иронически улыбался. Такая улыбка как-то несвойственна молодому человеку… Рано еще ему так улыбаться, рано.
– Ты тоже знал, мелочь? Что-то многовато ты знаешь для простого пацана-извозчика, Дмир… – неприятная ассоциация начала проявляться в голове. – А кстати, где второе тело? То, которое Служба Коррекции обещала мне предоставить?
Дмир продемонстрировал мне легкий поклон, прижав правую руку к груди.
– Второе тело – это я!
– Во-о-т оно как… А скажите-ка мне, а-Дмир-ал, а какое воинское звание у руководителя Службы Коррекции?
– Ну, вы же сами сказали, Тур. Адмирал, он и есть адмирал…
– Значит – адмирал… Смотри-ка! Прямо адмирал Канарис…
– А что? Очень интересный человек и отличный специалист.
– Тоже ваш работник?
– Нет. Мы никогда напрямую не работаем с представителями стран-агрессоров.
Развели, как есть развели… Рано мне еще тягаться с этими «рыцарями плаща и кинжала», рано… Но – ничего. Я научусь. Я быстро научусь, дай только время, адмирал!
– И что, вы каждый раз лично участвуете в аттестации курсантов, адмирал?
– Да нет, конечно же, нет, Тур! Просто – ваш случай был довольно интересен. Да и честь нашей Службы была… кхм-м… несколько запачкана вами…
– Ага. Белые и чистые ризы ангелов…
– Ну, не надо так! Не ангелов, конечно! И я признаю – мы доставили вам много неприятностей и хлопот. Признаю и прошу простить за содеянное когда-то. Но и вы… Согласитесь, Тур, и вы не ангел?
– Да, это уж точно… Одно крыло у меня черное… Чернее самой тьмы. Так что там с Адрианом?
– А что там может быть? Мы предложили ему переговоры. А потом, в результате этих переговоров, предложили сотрудничество. Он согласился. Теперь мы работаем на планете вместе, заранее уведомляя друг друга о своих планах и согласовывая их. В этом нет ничего сложного, ведь мы не принимаем никаких резких шагов. Никакого прогрессорства, Тур. Только наблюдение! Вы ведь не против?
– Я с самого начала был не против… Это козни ваших людей заставили меня несколько порезвиться… Думал, что просто отдохну на прекрасной, девственной планете, побуду на вакациях, на этакой турпоездке, где все оплачено и включено. Ну, мне все и «включили», да так включили – по самое «не балуйся»…
– Давайте не будем о прошлом. Мы все совершаем ошибки. Кстати, второе тело для Адриана?
– Если он примет мое предложение, то да. Думаю, с планеты он не уйдет. Он не свободен в своем выборе. Но сделать кальку, матрицу своего сознания, хотя бы в усеченном, ограниченном виде, он сможет. Хватит ему сидеть в темнице… Пора на свободу. Да и вашей Службе прямой профит – я вызволяю друга из неволи, а вы получаете еще одного полевого оперативника!
– Нет уж! Упаси, как говорится, Адриан! Мы предпочитаем ничего не знать о вашем новом друге. Это ваш и только ваш друг и соратник. Вам им управлять и его задействовать. Не вздумайте нас официально информировать о том, кого вы привлекли себе на помощь! Нам только конфликта с иной, высокотехнологичной цивилизацией недоставало! Для нас вашего друга просто не существует. Вам все ясно, Тур?
– Так точно, господин адмирал!
– Вот и хорошо. Ну, что же? Экзамены сданы, звание Корректора вами получено, даже пошли первые боевые… Неплохо для начала! Что теперь?
– Теперь – Катерина!
Пока мы шли в медблок, я задал Дмиру вопрос, который меня мучил с тех самых пор, когда я впервые увидел регистраторов в их униформе – этих длинных черных мантиях.
– А скажите мне, адмирал, зачем вы носите эти мантии? Что они означают, что значат для вас?
– Да ничего особенного… Это просто дань традиции, ведь первые регистраторы были учеными, всякими там профессорами и академиками. Ну, а мантия – это что-то вроде их униформы… Правда, потом мы над ней немного поколдовали, наделили ее некоторыми особыми функциями. В частности – защитными… Пришли. Ну, давайте команду. Наберите на пульте следующий код…
Из-за всеобщей тесноты, царившей на маленькой капсуле, реаниматор, здоровенный такой сундук, стоял вертикально.
– А она как? Не упадет? Как она себя будет чувствовать?
– Не бойтесь – не упадет. Там ее несколько секунд поддержит поле… А чувствовать она себя должна хорошо. Ее же изъяли из кабины самолета до момента гибели. Даже ран никаких не было. И мы немного приглушили ее последние воспоминания. Вам и придется все ей объяснить. Открывайте, открывайте!
Я безо всякой нужды откашлялся, одернул гимнастерку и привычно согнал складки назад, мельком бросив на себя взгляд в темную панель какого-то экрана. Вроде все в порядке – воротничок застегнут, ордена на месте, побрит, прическа близка к идеальной. Ну, давай, Тур! Давай!
Реаниматор принял код, раздалось короткое шипение, дверца отошла вперед и убралась в бок. И сразу произошло несколько событий.
У меня лязгнули зубы, адмирал издал звук «Ой!», а Катя медленно открыла глаза. Потом она провела рукой по своему бедру, и ее глаза опасно прищурились…
Да-а, реакция у меня хорошая… Настоящая реакция летчика-истребителя! Дмир все еще радостно пялился на Катю, а я, глупо улыбаясь, уже мелкими шажками, да вдоль по стеночке, пробирался к двери, судорожно нащупывая отведенными за спину руками ее ручку.
Абсолютно голая Катя сделала свой первый и решительный шаг в новом мире. Или про даму надо говорить не «голая», а «обнаженная»? В общем, как ни скажи, а одежды от этого на Кате не прибавится! Странно, что мы еще не попали под ультразвуковой удар женского визга… Где же она? А, вот! Нащупав ручку двери дрожащими пальцами, я дернул ее вниз и, давясь с трудом сдерживаемым хохотом, вывалился из медблока.
Впрочем, визга не последовало и далее. Все же Катерина была летчиком и офицером. Последовал хлесткий звук пощечины, еще один… слабый визг Дмира, его царапанье по двери… А вот таких слов я от Кати как-то не ожидал! Крепко сказано! И к месту.
Дверь приоткрылась, и в ней показалась задранная нога пытающегося смыться с места катастрофы адмирала. Но не тут-то было! Стоило адмиралу только показаться в дверях, как за ним метнулась обнаженная женская ручка и, крепко ухватив его за ворот мантии, дернула обратно! Дверь с грохотом закрылась, в медблоке что-то с грохотом упало и заверещало как молочный поросенок, которого живьем пытаются посадить на раскаленный противень духовки. Еще один хлесткий удар! Так уж и нужно ли мне жениться? А может, подождать? Дверь распахнулась, и, посланный вперед молодецким пинком, адмирал вылетел наружу, прямо в мои объятия…
Точнее – то, что вылетело, адмиралом можно было назвать, лишь обладая большой фантазией. Всхлипывающее и трясущееся от страха существо, с кровавыми царапинами на морде лица, забилось в моих крепких и мужественных руках, заскребло ножками по палубе, пытаясь по-тараканьи скрыться под плинтусом.
Хочешь – беги, родной… Тебе надо собрать всю волю и память в кулак, чтобы еще раз оценить боевые качества пилота ВВС Красной Армии, старшего лейтенанта и орденоносца Екатерины Лебедевой. А мне… Мне предстояло зайти в клетку с только что очнувшимся, и от этого особенно злым, хищником.
Я скромно постучал в дверь.
– Катя, можно я войду?
– Да уж заходите… Поговорим…
Передернув плечами от морозного чувства опасности, я решительно распахнул дверь и вошел. Катерина, одетая в черные, ниспадающие одежды, растрепанная и злая как тысяча чертей, была диво как хороша! Серые глаза опасно сверкали, румянец подчеркивал безупречную кожу лица, маленькая ручка сжимала какую-то медицинскую штуковину, похожую на бокс для шприцов. Как бы не метнула мне в голову, с нее станет…
– Катя! Я…
– Кто вы?! – Маленькая ножка показалась из-под мантии. Да она подкрадывается! Внимание, Тур! Атака с передней полусферы!
– Стой, стой, Катя! Я – Виктор! Я тебе сейчас все объясню!
– Вы не Виктор! Где он? Что со мной? Где я?
– Катя, успокойся, присядь вот сюда… – Катя отрицательно замотала головой. – Ну, хорошо… Не хочешь садиться, я так расскажу… Только держись за что-нибудь, не упади… Катя, ты погибла в бою. Тебя вытащили из кабины горящего самолета и оживили. Сейчас ты на космическом корабле, в космосе, у другой планеты, которая и будет теперь твоим новым домом. Смотри…
Я включил обзорный экран. Иллюминаторов в блоке не было. С экрана, мягко переливаясь лазурью океанов, скромно прикрывшись белыми кружевами облаков, на нас взглянула Мать.
– Здесь ты будешь жить, Катя. Теперь это твой мир.
– А Земля? – слабо прошептала Катя.
– Земля отторгла тебя. Там ты погибла, Катя… Там для тебя места уже нет… Реальная история похожа на плотную резину, Катя. Как ее ни тяни, а она все стремится вернуться в свою привычную форму. И, раз случившаяся, все равно повторится… Так было и со мной. Я занял тело Виктора Туровцева 25 сентября 1942 года. А 26 октября 1943 года эта самая история меня из этого тела и выбросила. Совсем… Я тоже землянин, но я из другого времени. Сейчас я тебе все расскажу, Катя. Слушай…
– Нет, нет и нет! Я не верю! Вы не Виктор…
– Я тебе и говорю, что я не Виктор, Катя! Так меня звали там, на Земле. Когда мы с тобой познакомились. Но ты помнишь летчика, которого ты спасла после налета на бронепоезд? Который тебя полюбил? Который тебя целовал на аэродроме? Это ведь был я… То есть о чем это я? Это я и есть. Катя! Катя! Это же я…
Сделав шаг вперед, я попытался обнять ее. Но нет… Мне в грудь, прямо под сердце, уперлась крепкая ладошка.
– Погодите… Значит, вы – Виктор? Тот человек, который меня любил? Который меня целовал и говорил всякие слова? Который подарил мне это?
Черная мантия немного пошевелилась, и я увидел бриллиантовую каплю. Прямо в этой чудной и теплой ложбинке груди… И как они только умеют так делать? Волшебницы…
– Да… – Голос меня подвел. Я откашлялся. – Да, это мой подарок… Помнишь, я рассказывал тебе про эту замечательную пожилую даму?
– Помолчите… – Лицо Кати почему-то было строгим и напряженным. Казалось, что она к чему-то внимательно прислушивается. – Значит, вы – Виктор, и вы меня любите… любили?
– Да, Катя! Да! Я люблю тебя!
– Дайте мне вашу руку… – И лицо, и голос Кати были безжизненными, холодными.
Она взяла мою правую руку и безо всякого стеснения приложила мою ладонь прямо под свою левую грудь. Нежную и прекрасную грудь, с розовым соском, который я успел заметить только лишь на миг…
– Что вы чувствуете?
Катино сердечко билось испуганным зайчонком…
– Стучит…
– А теперь – у вас.
Я резко побледнел. Проклятье! Проклятье! Долбаный модификант! Чертовы регистраторы и вся эта камарилья… Я потерял свою девушку… Этого она не простит… Этого никто не простит…
Под маленькой, но твердой ладошкой Кати, в спокойном, обычном ритме, размеренно билось безразличное ко всему сердце модификанта…
– Вы не Виктор, вы – чужой… Кто вы?
Голос меня не слушался. Наконец я смог каркнуть: «Ты права, Катя… Я не Виктор. Я – Тур».
На то, чтобы показать Кате душевую, сил у меня еще хватило…
– Ну, как? Все прошло? Она успокоилась?
Все еще испуганное лицо Дмира выглянуло из рубки. Царапин уже не было. Я посмотрел на него долгим взглядом, а потом врезал кулаком прямо между этих мальчишеских глаз. И еще… И еще…
С разбитого лица адмирала капала кровь. Кровь капала и с моей разбитой руки. Я ведь еще саданул и по переборке… Чтобы не убить эту мелочь. Эту проклятую мелочь, которая отобрала у меня любимую… Отобрала навсегда.
– Вставай, сука… Я тебя убивать не буду… Не заслужил. Тем более – тебя тут нет. Ты ведь там сидишь? Под лампой, за металлическим столом? Вставай, вставай. Все для тебя закончилось… Это лишь легкий выговор с занесением на морду лица. Вставай, сейчас будем садиться.
Я мутно посмотрел на ободранные костяшки кулака. Кожа уже восстанавливалась… Вот и хорошо, вот и здорово. В здоровом теле – здоровый дух… Или как это там? Неважно… Модификант меня не подведет. Один раз подвел – и достаточно… Больше не надо…
– Как тебя отключить, сволочь? Надоел ты мне…
Дмир молча показал на дверь маленького трюма.
– Там? Ну, пошли…
В трюме было тесно. Тут везде тесно, кораблик ведь маленький. Рассчитан на двух наблюдателей. Максимум. А, вообще-то, в корабле обычно работает и живет лишь один регистратор. Или корректор. Вот сейчас мы эту сволочь упакуем, и будет просторнее. Дышать будет легче…
Дмир подвел меня к большому, округлых форм, транспортному кофру. Или сейфу… Не важно.
– Вот здесь антиграв… Включишь его и поведешь… Запомнил?
Я лишь мотнул головой.
– Полезай… А матрица адмирала?
– Она дезактивируется в упаковке. Там есть такие клеммы…
– Ясно. Не болтай. Лезь, давай, надоел ты мне. И это… смени внешность – смотреть на тебя не могу. Ну, пока… До новых встреч… Надеюсь, ты спешить на встречу не будешь? Вот-вот…
Раздалось тихое шипение, дверца транспортного ящика приподнялась. Дмир молча, с видом побитой собаки, нырнул в ящик, нажал какие-то кнопки на маленьком, светящемся зелеными и желтыми огоньками внутреннем пульте, вытянулся и замер. Глаза его закрылись, тело закоченело. Опять раздалось шипение, и дверца медленно опустилась, скрывая моего ненавистного спутника. Все… Теперь – посадка.
Посадка у меня была отработана хорошо. Да и что за проблема – приземлиться на этом великолепном корабле? Где только приземлиться-то? А давай к замку. К моему замку. К моему бывшему замку. Катерине нужно приодеться и отдохнуть. Хельга поможет.
– Катя! Иди сюда, в кабину. Садись вот в это кресло. Пристегнись… Ничего не трогай, ладно? И ничего не бойся… Смотри – сейчас будем садиться на планету. Я тебя познакомлю со своими друзьями. Надеюсь – ты с ними найдешь общий язык. Они замечательные люди, Катя. Они не я… Они – живые. Они настоящие люди. Они тебе понравятся.
По пыльной и кривой дороге к замку баронов ля Реган двигалась странная повозка. Лошади у телеги не было. У нее не было и колес. Огромный, черного цвета, короб парил над разбитой дорогой. На черном коробе, в длинной черной мантии сидела молодая, красивая женщина. Сидела с несчастным и печальным лицом. Казалось, ее не радует ни прекрасный день, ни красивый пейзаж. Рядом с коробом шел молодой человек. Он был не похож ни на дворянина, ни на наемника, ни на крестьянина. Таких людей раньше на Матери и не было вовсе.
Его высокие, блестящие сапоги покрыла дорожная пыль. Незнакомые одежды цвета блеклой зелени пополам с табаком вызывали пристальный интерес. На этих одеждах, на груди, были красные и золотые металлические украшения. Плечи прикрывали блестящие золотом пластины. Броня? Не похоже… Ремни, пересекавшие грудь и пояс молодого человека, ненавязчиво подсказывали, что с ним лучше не шутить. Как бы не воином он мог оказаться… Хотя меча у него не было. Человек был грустный и печальный. Да что это с ним? Откуда такая грусть? Неужели ничего не сможет ее развеять?
Сможет! Впереди раздался пока еще приглушенный стук копыт по мягкой пыли дороги. Молодой человек поднял голову. Из-за поворота выскочила пара всадников. Мужчина и женщина. Явно – дворяне. Мужчина на высоком в холке вороном коне. На его голове изумрудной искрой сверкал золотой обруч. А женщина… Что женщина? Это была прекрасная женщина. Женщина-воин. Настоящая подруга барона ля Реган. Она легко и непринужденно сидела в седле, торопя и горяча свою кобылку красивой серой масти. Кобылка вскидывала голову, играла, шла боком, и всячески хотела показать вороному, какая она красивая и резвая.
Молодая пара проскакала последние метры и остановилась. Повисло молчание. И те и другие внимательно рассматривали друг друга. Наконец молодая дама соскочила с лошади и подбежала к человеку в странных одеждах.
– Тур, это ты? Тур…
– Это я, Хельга…
Дама, молча, закрыв глаза, в которых показались слезы, обняла чужака. Вороной конь, нервно переступив стройными ногами, присматривался и принюхивался к незнакомцу.
– Тихо. Тихо, Буцефал… Еще успеешь… Ну, здравствуй, Тур!
– Здравствуй, Малыш! Как ты?
– Все потом. Все потом! Пойдем скорее – мы заждались тебя, Тур! А кто эта прекрасная молодая дама?
– О-о! Это не просто дама! Это воин и офицер! Эта дама – настоящий воздушный боец! Она герой той войны, про которую я вам рассказывал. Помните?
Глаза встречающих удивленно раскрылись.
– Познакомься, Катя! Это мои друзья – барон и баронесса ля Реган! А это… боевой летчик, старший лейтенант Военно-Воздушных сил Советского Союза Екатерина Лебедева. Враги называли этих девушек «ночные ведьмы».
Я вспомнил царапины на лице Дмира и его неприкрытый испуг.
– И, в общем, – не сильно-то и ошибались… Ну что, пошли? Хельга, так уж получилось… В общем, у тебя есть что-нибудь нацепить? Я имею в виду, какие-нибудь платья? Кате пришлось так быстро прибыть сюда, что она не успела захватить свой гардероб. Получается – она вновь родилась в этом мире голой и босой… Хм-м, да… родилась она и впрямь на Матери. Поможешь? Вот и здорово! Ну, вперед! Пора бы и перекусить!
– Малыш… можно, я проеду на Буцефале? А ты садись на эту вот платформу. Здравствуй и ты, Буцефал. Здравствуй, здравствуй… не балуй! Ну, что загрустили? Вперед!
Первое, что я отметил, когда спрыгнул с Буцефала на землю около мраморной лестницы, ведущей к огромным, гостеприимно распахнутым парадным дверям замка, была кучка встречающих нас женщин.
– Ну-ну, Буцефал. Не хватай, не хватай меня губами… Нет у меня яблока. Потом я тебя угощу. Ну, иди, иди…
Похлопав коня по лоснящейся шее, я передал повод раскрывшему на меня рот мальчишке, и с интересом уставился на комитет по встрече. Малыш… хотя, что это я… Барон ля Реган изящным жестом подал Кате руку, помогая ей спуститься с кофра на землю. Хельга бросала на меня насмешливо-ждущие взгляды, но молчала.
– Ну, и что все это означает? Что это за фольклорный коллектив на лестнице?
– А ты приглядись, Тур! Это самое большое сокровище замка ля Реган!
Я пригляделся. Одна из теток держала в руках какой-то кулек. Действительно, сокровище… Черт! Неужели?!
– Хельга… это то, о чем я думаю?!
– Ага! – радостно закивала головой Хельга. – То самое! Знакомься, Тур, – перед тобой восемнадцатый барон ля Реган. Тур ля Реган – прошу любить и жаловать! Ты знаешь, какую битву, какой скандал нам пришлось выдержать, чтобы дать ему это имя? Все говорили – нельзя, не положено… Пришлось обращаться лично к отцу настоятелю в столице. И все разом решилось, как будто кто-то скомандовал – разрешить!
Я потихоньку улыбнулся. Знаю я, кто скомандовал. Вон он – в обруче сверкает. Как бы нам поговорить… Ну, ничего – долго ждали, еще подождем. Тут кто-то тронул меня за руку.
– Э-э, Тур… Я ничего не понимаю… А на каком языке они все говорят?
Я обернулся. На меня с болезненно-удивленным лицом смотрела Катерина. Видно, все эти события начали ее доставать. Тут никакая, даже очень устойчивая психика военного летчика, долго не выдержит. Сначала вас радуют тем, что вы умерли, но вас оживили. Потом сообщают, что вы на другой планете. А на закуску – вокруг комсомолки, атеистки и гражданки Советского Союза начинает крутиться водоворот из аристократов, отцов настоятелей храмов местного бога, да и других особ, приближенных к императору… Я себя, скромного, имею в виду…
– Катя, а ты понимаешь, что они говорят?
Она кивнула и прикрыла глаза.
– Понимаю… только голова болит.
Молодцы регистраторы, не забыли вложить знание языка… Интересно, а чем еще они не забыли поделиться с Катей? Надо будет потом поинтересоваться.
– Потерпи немного, я сейчас.
– Ну, Хельга, знакомь меня с крестником… – я аккуратно и осторожно принял сверток. Кто-то из-за плеча откинул уголок кружев. На меня уставились глупые, ярко-синие глаза. В папу… копия Малыш будет! Юный Тур посмотрел на тезку, нахмурился и требовательно заорал.
– Богатырь! – искренне восхитился я. – Командиром будет! Так орать-то не каждый сможет… Держи его, мать, а то у меня с руки уже что-то капает. Обмочился, стервец. От радости, наверное… Ну, пошли?
От всяких застолий я решительно отказался и сразу занялся Катей. Заниматься долго не пришлось. Я просто ее усыпил и уложил в своих бывших апартаментах. Их новые хозяева замка не занимали. Они навсегда были записаны за мной. А вот теперь придется, видимо, их переуступить новой гостье… Ну, ничего. Приткнусь где-нибудь, дело житейское. В целом замке – да не найти уголка? Так не бывает.
На цыпочках выйдя из спальни, я пошел в кабинет барона. Он и Хельга меня уже ждали.
– Так, ребята… Извините – но еще одно безотложное дело. Дай-ка мне на минутку твой перстень, барон.
– Наверное, это и не понадобится… Вот, смотри, Тур – это появилось вчера, прямо на столе, вот в этом самом кабинете… Гляди… – и Малыш протянул мне маленькую, изящную шкатулку. Я ее открыл. В ней лежали две вещи. Знакомый перстень для меня, и маленькие матово-серебряные крылышки… А ведь это для Кати, догадался я. И это не серебро. Скорее – платина… Ну, не буду гадать. Да и неважно это – серебро, там, или платина. Важно, что Адриан подумал о ней, проявил заботу. А ведь эти крылышки исключительно замечательно будут сочетаться с ее бриллиантовой каплей! Она как раз ляжет в пространство между ними. Как будто так и было задумано! Я изумленно покачал головой. Чего только в мире не бывает… В двух мирах… я надел перстень.
– Извините, ребята… Не могли бы вы оставить меня ненадолго одного? Мне тут поговорить с одним человеком надо…
Понятливо кивнув, с горящими от любопытства глазами, барон и баронесса ля Реган на цыпочках вышли за дверь.
– Ну, здравствуй, Адриан… Вот я и вернулся… – Повисла небольшая пауза. А потом я услышал тихий голос.
– Здравствуй и ты, крылатый… Я ждал тебя. Скажу больше – я скучал…
– И я скажу больше, Адриан. Больше тебе скучать не придется. Слушай, что я придумал…
Конечно, застолья нам избежать не удалось. Как только Катя проснулась, за нее сразу плотненько так взялась целая стайка женщин во главе с Хельгой. Что там происходило, я не знаю, но догадываюсь. Дамы чистили перышки и мерили тряпки. Ну – это святое… И не нам, мужикам, в эти дела лезть. Я только забрал у Кати каплю и прикрепил на цепочку крылышки Адриана. Они, как вы и сами могли догадаться, были чем-то вроде перстня. Только в дамском, так сказать, варианте. В общем, за роскошно накрытые столы мы сели в новом обличье. Совершенно изумленная Катя сияла драгоценностями и шуршала пышным платьем. Да не платьем, пожалуй… Назвать платьем этакое чудо портновской мысли у меня не поворачивался язык. А вот интересно, как они только в таком гардеробе бегают в… бегают, одним словом, а? Ну, да нам не понять…
Я остался в своей форме, конечно. Для Матери это был самый роскошный прикид. Да и ордена… Все мужики с интересом и, как мне показалось, некой завистью смотрели на них. Мечтательно так смотрели. Погодите, мы еще с Дорном их тут введем. Будет вам и дудка, будет и свисток. Заслужить только надо…
Барон и баронесса ля Реган тоже были в обновках. Я привез им в подарок новые баронские короны. Сделанные мастерами-оружейниками на Полигоне по моим эскизам, между прочим. Уж больно скромными и грубыми были старые короны, лежащие в тайнике. А в этих было не стыдно показаться и на приеме у императора.
Стану, который тянул лямку капитана замка и командовал баронской дружиной, я презентовал легкий, но мощный арбалет. Сделанный, понятное дело, там же. Стан его принял в легком обалдении. Он все еще не мог поверить, что рядом с ним сидит и пьет вино сын бога… Ну, это его проблемы. Да и сын я приемный, в лучшем случае…
– Ну, рассказывайте, друзья. Как вы тут живете-можете? Как ребята? Король? Что вообще новенького?
Катерина почти и не ела ничего. Она, с раскрасневшимися от волнения щеками, следила за разговором, впитывая рассказы окружающих как какую-то сказку… В известном смысле для нее это и была сказка. Ставшая теперь реальностью. На всю оставшуюся жизнь. Как же мне тебя здесь устроить? Как и кем? Надо бы посоветоваться с Адрианом…
Долго рассиживаться не получилось. Катерина, хлопнув на почти пустой желудок бокал вина, скоро опять начала хлопать потяжелевшими веками. Хельгу позвали к раскричавшемуся сынишке. Мы втроем с Малышом и капитаном посидели еще с часок, перемывая косточки знакомым, а потом и я почувствовал, что пора бы и мне прикорнуть минуток этак на шестьсот. Что и сделал в отведенных мне гостевых покоях.
Утром меня разбудили, довольно резко потеребив за плечо. Я открыл глаза. Передо мной стояла Катя. На ней было довольно скромное, но милое платье. Драгоценностей не было.
– Слушайте, Тур! Вы ничего мне не хотели бы рассказать? Я вчера слушала и ничего не понимала… Кто вы? Я имею в виду, тут, на этой планете? Хельга что-то мне говорила, но ведь так не бывает? Правда?
– Катя, послушай! Давай все же на «ты». Мы же с тобой земляки… Я хотел сказать – земляне, да и не чужие друг другу люди…
Катя нахмурилась, но ничего не ответила. Я вздохнул и продолжил.
– И потом, Катя… Мы с тобой попали в средние века… Тут феодализм, понимаешь? В школе-то учила? Тут не принято молодой девушке заходить в спальню к молодому мужчине. Нужно было послать горничную…
Катя скривилась.
– Меня три женщины раздевали ко сну и одевали сегодня! Жуть! Как тут можно так жить? А слуги? Слуги! Это у меня-то?!
– Ничего, привыкнешь. Феодализм тут, монархия, понимаешь? – Я потянул шнур и сказал появившемуся слуге: – Проводите даму на террасу и накройте легкий завтрак. Я сейчас присоединюсь.
Беспокойно оглядывающуюся на меня Катю отконвоировали из спальни. Я мигом вскочил и начал одеваться. Негоже заставлять женщину ждать. Да и перекусить что-нибудь хотелось. Вот и объединим приятное с полезным.
– Итак, Катя, слушай. Я попал сюда таким вот образом… – Намазывая свежайшее сливочное масло на рыхлый, но вкусный, еще теплый хлеб, начал я свой рассказ. – Однажды, когда я был на охоте, меня убили…
В общем, вы-то всю эту повесть временных лет уже знаете, и вам ее повторять не имеет смысла. А Катя слушала с искренним интересом. Ее глаза широко распахивались в некоторых местах моего рассказа, а несколько раз в них показались даже слезы… Вот так-то. В общем, когда я закончил, можно было уже приступать к обеду. Нас не тревожили. Наверное, правильно почувствовавшая ситуацию Хельга запретила это делать. В общем – я рассказал Кате все. Или почти все…
– И что же теперь со мной будет, Тур?
– А вот это я и намерен сейчас решить. Не бойся, Катя, все будет хорошо. Лучше не бывает, поверь мне. Сегодня мы побываем в одном храме…
– В храме Адриана?
– В храме Адриана… Или в другом храме. Я еще точно не знаю. Сейчас я с ним переговорю.
– С богом? – глаза у Кати опять стали по семь копеек.
– Тьфу, ты! Как с вами, с женщинами, сложно говорить! Да не бог он! И я не сын бога! Это просто роль такая, понимаешь? А они, ну – местные, просто так думают. Им это проще понять, понимаешь? Ну и пусть думают. И им хорошо, и мне неплохо! Все довольны, все смеются, цирк продолжается. Они ведь для меня как дети… Да, кстати. Вот твоя капля. Возьми и надень. И никогда не снимай. Теперь и ты можешь говорить с богом. Ну, что же ты молчишь? Скажи: «Здравствуй, Адриан!»
– Здравствуй, Адриан! – сказала Катя, а потом глаза у нее опять испуганно округлились. – Ой! Мне кто-то ответил! Прямо в голове!
– Это он и есть, Адриан. Ну, познакомились? Потом поболтаешь. Он страсть как любит разговаривать с интересными для него людьми. А ты, я думаю, человек интересный… Ну, что? Пошли? А то уж нас заждались, наверное…
В общем, мы с Адрианом договорились встретиться в храме. В храме крылатого Тура. Причем Адриан, назначая место встречи, противно хихикал. Мол, заодно и перережешь ленточку на торжественном открытии. Вот приколист на мою голову! Я занялся подготовкой подарка для этого двинутого на весь мозг бога.
Да, не один он такой приколист! Это я понял, когда пригнал в замок оставленную мной в рощице капсулу и подвесил ее у своего балкона. Роясь в своем барахле, брошенном в безразмерную сумку «мечта оккупанта», я нашел белый конверт, прикрепленный к одному из замечательных бронежилетов, которые я мыслил подарить Русу и Бесу. В письме, написанном незнакомым мне почерком, но пахнувшем килькой пряного посола, что явно говорило о том, что писалось оно Дедом и Каптенармусом за отвальным столом в моем бывшем кубрике на Полигоне, была всего одна строчка: «Проверь зеленый армейский ящик». Вроде я видел такой… Сюрприз, значит… Зная Каптенармуса, с ним надо быть особо осторожным!
Как, наверное, хохотали эти гады, представляя, как я вдумчиво и осторожно приступил к вскрытию ящика! Зря потратил пятнадцать минут – никакого взрывающегося сюрприза не было. Сюрприз был внутри. В ящике лежал даже не бюст, в ящике лежала статуя летчика во весь рост. Узнать его мне было раз плюнуть – это была моя статуя. Спасибо вам, паразиты! И как только ухитрились такое чудо сделать, а? Вот и я говорю – в армейских структурах военнослужащим нельзя давать ни единой секунды свободного времени! А то они такого наворотят! Уже наворотили… У Берлиоза, помнится, выкрали голову, а у старого ленинградского профессора-скульптора, значит, свистнули бюст. Или скопировали, что вернее… Ну, спасибо, мужики! Спасибо. Я уже знаю, куда его поставить.
В общем, когда стемнело, я снова усадил Катю на кофр с модификантом и сказал: «Лучше закрой глаза. А то с непривычки голова может закружиться… Сейчас мы перенесемся в одно место. В гости к Адриану. Это не волшебство. Это технологии другого, более развитого мира. Поняла? Не боишься? Тогда – поехали!»
И мы перенеслись в пульсирующий значок нового храма…
Все знакомо, все узнаваемо. Глубокие лабиринты храмового подземелья. Молчаливая фигура в черном, ниспадающем одеянии поклонилась и, сделав жест рукой, предложила следовать за ней. Переход по пустым, одетым камнем, скупо освещенным коридорам. Хорошая акустика, нас все время преследует звук наших шагов и дыхания. Наконец сопровождающий подвел нас к большой и массивной двери. Открыв ее, он остался в коридоре, а мы зашли. Ну, точно! То же кресло, та же разлапистая, абстракционистская конструкция на стене. Нам точно сюда.
– Адриан, мы пришли.
– Вижу… Попроси Катерину сесть в кресло.
– Скажи ей сам, вы же уже познакомились.
Катя прислушалась к своему внутреннему голосу и смело прошла к креслу.
– Тур, мне понадобится некоторое время… Пройди в храм, тебя ждут. Да, а можно, я посмотрю ее воспоминания? Только то, что касается войны и жизни в твоем мире, обещаю.
– Да можно, наверное… Ты, небось, и у меня в мозгах хочешь покопаться, а, любопытная Варвара? Да, кстати, а ты можешь дать Кате какие-нибудь знания? Что-то, что ей поможет жить и выжить на этой планете?
– Мог бы и не напоминать. Иди уж, жених!
Я только тяжело вздохнул. Если бы так…
– А твои воспоминания я посмотрю потом. Ты прав – мне они просто необходимы. Мне надо понять, что такое война, ведь ты меня приглашаешь именно на нее? И еще… мне интересно – как это летать?
– Смотри, смотри. И не забудь скопировать и изучить все, чему меня научили на Полигоне.
Служка так и топтался в коридоре. Он провел меня в огромное внутреннее помещение храма. Там меня ждал глубокий старик. Видимо – местный отец настоятель. Что же они… Помоложе кого не нашли?
– Я вижу, вы немного удивлены? – старик понимающе усмехнулся. – Не надо удивляться! Во-первых, вживую общаться с сыном бога дано не каждому… Лишь только возраст и большой опыт могут помочь человеку избежать одних ошибок и не сделать других. Во-вторых, то, что вы лично принимали участие в боях, привлекает слишком много молодых, глупых и неокрепших духом людей. Им кажется, что война, бои, сражения – это прекрасно… И разубедить их в этих глупых мыслях, привить им толику здравого смысла и правильного взгляда на жизнь может опять же старческая мудрость… Я не прав, Тур? И как мне правильно к вам обращаться?
– Вы правы, отче… Так и обращайтесь… Ну, и что тут у вас?
– Храм почти готов. Заканчиваются отделочные работы. Вы знаете – интерес к Туру уже распространяется по всей империи. К нам постоянно едут представительные делегации, по городам расходятся свитки с описаниями чудес Тура, воспоминаниями очевидцев. Ситуация очень сложная и напряженная.
Я лишь крепко выругался. По-русски.
– Это святые слова? Молитва? Можно еще раз, но помедленнее? Я запишу…
– Не надо, отче… Это настолько святые слова, что недостойным нельзя их даже и слышать… Враз потеряют остатки разума. Ну, вы тут сами кашу заварили – вам ее и расхлебывать. А я вам еще одну проблему привез. Со мной, из другого мира, прибыла девушка-воин. Не знаю, что и делать…
– Все, что ни делается в храме, совершается к лучшему, Тур! Не беспокойтесь – Деве-Воительнице будет оказан самый теплый прием…
– Да она не в гости приехала. Она приехала на Мать навсегда.
– Вот и отлично! Я знаю, Тур, вас тут не удержать, у вас много дел в других мирах. А Дева-Воительница останется с нами, останется с Матерью… Вот и чудесно! Может, нужно организовать ее посещение храма Матери?
– Вы знаете, я не уверен, что Катерина примет и поймет культ Матери… Она, видите ли, не верит в богов.
– А и не надо! Не будем загадывать. Главное – пусть они встретятся. Мать и дочь… Поверьте, им будет о чем поговорить. Может, и договорятся о чем-то своем. Давайте попробуем?
Да уж… Воистину, религия – опиум народа. Чем бы дитя ни тешилось. Однако – мысль-то интересная. Встроить Катерину в местный пантеон? Не слишком ли это будет… хм-м, вызывающе? И неожиданно… Нет, не пойдет на это Катерина. Просто не сможет. Она честный человек и лицедеем быть не захочет. Ладно, там посмотрим.
– Да, отче… Так получилось, что мне всунули… простите… мне передали для вас подарок. Статую. Извольте получить. Да, совсем забыл! А где же Десница?
– Прошу вас, Тур, пройдемте…
Громко стуча каблуками сапог по мрамору пола, я шел бок о бок с отцом настоятелем. Почти тот же самый интерьер. Полумрак. Сдержанная, мужская красота внутреннего убранства храма. Черные, серебристые цвета отделки. Впереди ярко светились огни множества зажженных витых черно-белых свечей.
Там, в их лучах, под распростершимися на стене черно-белыми крыльями, сверкал какой-то огромный бриллиант. Мы подошли поближе. Нет, это не бриллиант! Это сверкала и переливалась под колеблющимися живыми огнями свечей залитая в какой-то блестящий минерал Десница Вала.
Достойно. Весьма достойно! Я подошел к эркеру и долго, молча, смотрел на Десницу.
– Вот тут и ставьте статую… Тут им вместе и веселее будет. Одно, когда-то бывшее живым, и другое – когда-то бывшее мертвым… – невразумительно пробормотал я.
Отец настоятель лишь только молча прикрыл глаза…
В это время ко мне обратился Адриан.
– Все, Тур. С Катериной мы закончили. Проводи ее к настоятелю и спускайся вниз. Будем работать с тобой.
Наша работа заняла почти полтора часа. Чем там настоятель занимает Катю, интересно? Рассказывает байки о похождениях Тура? Вроде ничего такого, чего можно было бы стыдиться, я не совершал… Но кто знает, чего тут они насочиняли? Вот так вот и рождаются легенды и сказки. Из недомолвок, неточной информации и откровенного вранья…
– Просыпайся, просыпайся, Тур! Что за манеры? Только сядешь – сразу в сон. Я закончил с твоими воспоминаниями и знаниями… Да, война – малоприятное дело. Сколько смертей… И одно желание – убивать!
– Знаешь, Адриан, что я тебе скажу… Если один, отдельно взятый человек отринет жажду крови и убийства, он может со временем стать святым… Да что там! Он сможет стать даже воплощением бога на земле. Или богом. Так, по-моему, у нас на Земле бывало когда-то… – Я помолчал, а потом жестко продолжил: – Но если бог захочет стать человеком – он должен научиться убивать!
Адриан ничего не ответил, он просто промолчал.
– Так что ты решил, Адриан? Идешь со мной или останешься тут, в своем подземелье?
– Иду… где там мое тело? Усади его в кресло и можешь быть свободен. Тут дело парой часов не ограничится… Да, кстати. Тебя ждет король.
– Подождет! Я еще ребят не всех повидал.
– А они там, в столице.
– А Кот? Барон ля Кот-Тур?
– А он у себя в замке. Совсем с ума сошел – войны и боев нет, так он жениться задумал!
– Вот к нему и смотаюсь сначала. А в столицу потом. Давай, Адриан, колдуй! Усадил я твое вместилище в чистилище… Пока.
В замке Кота мы с Катей появились в тех покоях, которые некогда были отведены мне. Тратить время на всякие скачки-переносы и споры с замковой стражей мне не хотелось. Единственно, что напрягало – уже было очень поздно, почти полночь. Ничего, полночь – самое оно! Что подходит для явления всякой нечисти, как-нибудь подойдет и для моего явления местному неискушенному народу.
То, что хозяин замка еще не спит, было очевидно. Снизу, из самого большого зала замка, раздавались звуки музыки и топот ног. Все это слегка напоминало шабаш. Однако пахло вкусно! Если шабаш сопровождается хорошим застольем, то у него уже сразу появляется другое название – вечеринка!
Вечеринка была в самом разгаре. Когда мы спустились и подошли к распахнутым настежь дверям, из которых волнами накатывались звуки струнной музыки и теплый от свечей и разгоряченных танцоров воздух, пронизанный ароматом духов и запахами разнообразных блюд, у Кати распахнулись глаза и округлился рот. Примерно тридцать человек обоего пола, все молодые, красивые и радостные, откаблучивали какой-то веселый, разухабистый танец. Яркий свет множества свечей заливал зал, на балконе с душой, по-стахановски, трудился оркестрик, за танцующими виднелись разоренные столы. В общем, отдыхали тут с душой, весело и разнообразно!
Нам наперерез кинулась какая-то фигура. Мажордом, наверное. Окинув одним рентгеновским взглядом нас с Катей, он задавил вот-вот готовый прорваться крик «куды прешь!» и вежливо вопросил: «Как прикажете объявить?» Молодец мужик! Физиономист, однако!
Я сказал. Мужик опешил. Но, собравшись с духом, он засадил своей палкой в пол и пропел: «Тур и Дева-Воительница!»
Дав фальшивую ноту, взвизгнула и замолкла скрипка. Барабан еще пару раз сказал: «Бумс!» – и тоже замолчал. Тяжело отдуваясь, танцоры непонимающе уставились на нас. Вдруг в глубине строя участников дискотеки завертелся вихрь и, растолкав конкурсантов шоу «Танцы со звездами», на середину зала вылетел взъерошенный Кот. За руку он тащил девушку. Ну, точно! Та самая скромница и есть! Э-хх, Кот, охмурили тебя! Ну да, видать, сам заслужил. Не больно-то и сопротивлялся.
– Тур… это ты? – Отпустив руку девушки, Кот сделал два неуверенных шага ко мне.
Я раскрыл руки: «А кто же еще, Котище?»
Тут, заорав, Кот бросился ко мне на грудь. Я еле устоял. Кот то всхлипывал, то смеялся, то что-то лепетал. Я обернулся к остолбеневшему дирижеру и кивнул. Дирижер понятливо наклонил голову, взмахнул палочкой, и оркестр грянул что-то бравурное. Праздник выходил на новые обороты…
– Извини, Кот, а подарка-то я тебе не привез… Всякие там мечи и железки я тебе дарить не хотел. А так, что-то для души, там, где я был, ничего не нашел… Извини. Если только вот это…
Я обернулся к Кате, и она протянула мне бархатный мешочек. Мешочек шевелился и пищал.
– Что это? Это живое? – Из-за спины Кота протиснулась любопытная и хорошенькая мордочка его подружки.
– Это котята, мальчик и девочка. Это дикие лесные коты из другого мира! Ты – Кот, и они боевые коты! Родня, значит… Береги их, таких нет во всем вашем мире!
– Спасибо, Тур! А ты говоришь – нет подарка… Это королевский подарок! Гляди, гляди – сосет палец! Эй, кто там? Молока сюда! Возьми их пока, милая… Знаешь, Тур, а подари нам танцы бабочек… Я так много о них рассказывал… У меня и плащ сохранился, и чалма!
– Да-а?! – загорелся я. – А тащи!
Кот захлопал в ладоши и начал отдавать набежавшим слугам приказания. В общем, когда я накинул плащ и надел чалму, все было уже готово. Кресла установили дугой, свет приглушили, оркестр наигрывал что-то тихое и медленное. Катя и девушка Кота сидели в самом центре ряда и о чем-то шептались. Молодежь ожидающе сверкала на нас глазами из полумрака. Кот поднял свой старый дымарь: «Тур! Давай!»
Ну, я и дал… Оторвался, так сказать, на все сто! Как в доброе старое время. Мне и самому понравилось, а об остальных и говорить нечего! Танцкласс восхищенно визжал, хлопал и стучал ногами. Даже Катя как-то подобрела и расслабилась. Впервые, надо сказать. В общем – погуляли хорошо. До самого рассвета.
Как Кот меня ни уговаривал погостить, на следующий день мы вернулись в замок ля Реган. Времени у меня оставалось не так, чтобы много, а вопросов, которые следовало бы решить, было более чем достаточно. Теперь наш путь лежал в столицу. На повестке дня была встреча с королем.
– Здравствуйте, Дорн! Разрешите представить вам мою спутницу. Катерина, позволь представить тебе короля Дорна!
Король подошел к Катерине, долгим взглядом посмотрел ей в глаза, потом склонился и поцеловал руку.
– Вас называют Дева-Воительница. Это так? Вы воин?
Катерина покраснела и ничего не ответила. Видимо, титул «король» в ее представлении перебивал даже звание «полковник». Она заробела. Я незаметно пожал ей руку.
– Да, Дорн. Катерина – воин. Настоящий воин. Она была… э-э, всадником на железном драконе! Она воевала в воздухе.
О как! Король был поражен в самое сердце! Таких девушек ему встречать еще не приходилось.
– А как это возможно? Управлять железным драконом и вести его в бой? – любопытство просто сжигало его. Показать, что ли?
– Давайте присядем, Дорн. Я попытаюсь вам показать… – Мы сели, и я заглянул ему в глаза. Ну, смотри, Дорн. Смотри…
Для начала я показал ему «штуки» с крестами на крыльях, атакующие колонны беженцев и расстреливающие женщин и детей из пулеметов. Потом – «Ю-88», из которых падают вниз бомбы, «мессершмитты», стреляющие по нашим самолетам. Потом припомнил один свой бой, когда мне удалось красиво завалить двух мессов, и показал и его тоже. Хватит, не кино ведь… Для понимающего достаточно.
Король медленно переводил взгляд с Кати на меня.
– Вы тоже управляли драконом, Тур?
– Да. Я был летчиком-истребителем.
– Это страшно! – Король был вне себя. – Они убивали беззащитных мирных людей! Это неблагородно! Так воины себя не ведут… Они просто убийцы… Это и есть ваша война, Тур? Та, на которую вы спешили?
– Да. Это моя война. Другого пути у меня нет – этих убийц надо не просто остановить, их нужно уничтожить. Не жалея своей жизни… Я был ранен, а Дева-Воительница на этой войне погибла в бою. Было совершено невозможное – ее оживили и спасли. Но на Землю она вернуться не сможет. Никогда… Теперь ее домом станет ваш мир, Дорн.
Дорн молчал, внимательно разглядывая мои ордена.
– Это боевые награды того мира? Что-то вроде «Крыльев Тура»?
– Да, Дорн. В моем мире их называют ордена.
– А почему эта маленькая звездочка расположена выше всех… орденов? Она что-то означает? Что-то особое?
– Да, Дорн, вы угадали. Эта Звездочка дается за смелость в бою. За подвиг.
– Вот как… – Дорн перевел свой взгляд на Катю. – Нужно ли говорить, Тур, что Деве-Воительнице будут оказаны все почести и предоставлено все, что она пожелает?
– Катерина простой и скромный человек, Дорн. Она ни о чем просить не будет. Я прошу за нее…
Тут кто-то негромко кашлянул. Ба! Отец настоятель! А я его и не заметил. Подошел, наверное, когда я показывал Дорну воздушные бои.
– Поверьте, Тур, вам не следует ни о чем просить! Это мы будем просить Деву-Воительницу о чести остаться у нас в королевстве! Храм Адриана и храм Матери сумеют сделать так, чтобы наша гостья не знала никаких забот…
– Я, как король… – напыжился было Дорн…
– Вот только не надо запирать ее в золотую клетку! – начал я, но меня перебили.
– Может быть, мне тоже дадут сказать слово? – Такого холодного, скрывающего кипящую ярость голоса, я давно от Катерины не слышал. – Я не игрушка и не канарейка! И я привыкла сама распоряжаться своей судьбой!
– Катя, успокойся, прошу тебя! Никто и не думал тебя обижать. Просто…
– Просто – вы, мужчины, привыкли смотреть на женщин как на клуш, вы это хотите сказать? Со мной так не пройдет! Я летчик и офицер! Тур, вы способны дать мне крылья? Тут, на планете Мать?
Я задумался…
– А ты знаешь, пожалуй – да… Да!
Пока отец настоятель о чем-то тихо и мягко толковал с Катей, я перевел дыхание и взглянул на Дорна. Вид у него был совершенно ошалевший!
– Да, Дорн! Вот так-то! Привыкайте. Это вам не какая-нибудь там герцогиня!
– Вы считаете, что ей надо дать более высокий титул?
– Да нет, Дорн. Вы меня не поняли. Титул ей уже дали, самый высокий титул на Матери. Ведь другой такой Девы-Воительницы тут нет и, надеюсь, не будет! Да, чтобы не забыть… Вот это подарок для вас. Помните тот кинжал? Ну, подарок от Братьев вашей династии? Не откажитесь принять этот меч и кинжал от меня. Поверьте, лучшего в этом мире вам не сыскать. Он сможет пробить любую броню. Только обнажайте его лишь на благое дело, обещаете?
Ишь, как глаза-то загорелись! Да и верно – уж больно меч хорош. Специально ведь делали, хотелось угодить.
Король вынул меч из ножен. Ему очень хотелось рассмотреть новую игрушку, но он себя поборол.
– Обещаю, Тур! Что еще я могу сделать для вас?
– Подберите для Катерины какой-нибудь домик. Вот там, где вы подарили дворец Деснице, было бы в самый раз. Там горы, долины, а, значит, есть много восходящих воздушных потоков. Видите ли, я собираюсь подарить ей крылья. Она снова будет летать!
Глаза короля завистливо расширились.
– Как удачно! Знаете, Десница отбыл в империю. Он там будет учиться в университете. Дворец пока пустует. Можно Катерина пока поживет там? Пока мы не подберем ей что-нибудь еще?
– Это было бы замечательно!
– Тур, а можно вас спросить… Можно и мне крылья? Я тоже хочу взлететь, ведь если даже девушки вашего мира… Я научусь, слово короля!
Я с облегчением рассмеялся.
– Да можно, конечно, можно, Дорн! Будут вам крылья. Дельтаплан это называется. Вам понравится, я обещаю! Только пообещайте и мне – присмотрите за Катериной, хорошо?
– Я обязательно присмотрю за ней, Тур! – улыбнулся довольный король. – Обязательно и непременно!
– Я тоже присмотрю за Катей, Тур. – Раздался у меня в голове голос Адриана. – А кроме дельтаплана я дам ей еще и антиграв, ты ведь не против?
Ну вот, еще один бестолково проведенный день. Встречи, хлопоты, вино… Два часа разговоров с маршалом Лоденом! У меня язык пересох от рассказов. Хорошо, что Дубель мне постоянно подливал. Хотя, чего уж там хорошего? Спасаешь одно – гробишь другое. Печень, например… Как вспомню наши посиделки с Русом, Бесом и Брунном – аж стыдно становится. А Дубель тут хорошо устроился, что-то вроде советника при маршале. Самое то, что нужно. Знаний у него хватает, старая школа…
Катя меня избегает. Это явно и заметно. Делает вид, что увлечена изучением нового мира и беседами с королем. Ну да. Я понимаю – Дорн самый лучший гид в королевстве, кто бы спорил. Но мне-то от этого не легче… Видимо, я уже ничего не могу изменить. Есть такой термин – «импринт». Грубо говоря – первое представление по умолчанию записывается в мозгу как правильное. Даже если оно безусловно ошибочное… Так утенок там, или цыпленок, только продрав глазки после того, как вылез из скорлупы, бежит за любым движущимся предметом с криком «мама»! А мамой может оказаться собака, к примеру. Или кошка там, неважно… Вот тут этот самый импринт и сработал. Глупо улыбающийся майор, старающийся незаметно окинуть взглядом обнаженную девушку, да еще имевший наглость представиться как Виктор, на него был совершенно не похож… Чужой он был, вот ведь как! И сработали защитные барьеры. Через которые мне уже не пробиться. Ну, что ж… Так тому, видимо, и быть… Главное – жива Катя! Жива! А остальное…
Бежать мне отсюда надо, бежать! Слишком уж тут мирно и хорошо. Вокруг друзья, все довольны, все рады… Статуи, понимаешь, храмы! Они тут и без меня проживут. Катю пристроил, всех навестил, значит – пора. Если что – Адриан присмотрит, поможет. Пусть она с королем в небесах порхает. А мне пора обратно. У меня дела…
Кстати, Адриан… Что-то он затянул время-то… Пора бы ему и проявиться. Надо навестить отца настоятеля, поинтересоваться. Да и обещанную адмиралу бочку с вином загрузить. Хоть он и гад первостатейный, но раз сказал – нужно сделать.
Так я и сделал. Отправился к отцу настоятелю. Меня провели в знакомую библиотеку. Там отец настоятель с каким-то молодым парнем ворочали огромные инкунабулы и копошились в свитках. Видимо, обсуждалось что-то важное. Причем парень играл, как мне показалось, первую скрипку, а настоятель лишь кивал головой. На инструктаж похоже… Кто же это такой шустрый, что учит старенького настоятеля жизни? Волей-неволей на ум приходило лишь одно имя.
– Гм-м… я не помешал?
Два студента-дипломника, – старый и молодой, подняли на меня глаза. Молодой расплылся в улыбке.
– Тур! Нет, не помешал. Наоборот – ты вовремя. Мы уже заканчиваем… Я…
Я его перебил:
– Да уж понял я, понял… Как тебя называть-то, юноша?
– А вот ты и назови как-нибудь. Как лучше? Каким-нибудь земным именем?
– Андрей, само собой! Ты не возражаешь?
– Да что мне возражать? Наоборот – мне приятно, что у вас на Земле есть такое имя. Практически мое! Подожди, Тур, мы сейчас закончим. – Он отвлекся и что-то негромко сказал отцу настоятелю. Тот кивнул и направился к дверям.
– Я слушаю тебя, Тур.
– Нет, Андрей! Это я тебя слушаю. Ты готов?
– Да, пожалуй, готов… Больше тут, на Матери, меня ничего не задерживает. Адриан все закончил, он сформировал свою копию сознания… точнее – уже мою копию… нет – мое сознание! – Андрей на минуту замолчал и потом вновь, со вкусом, повторил: – Мое сознание! Я – личность!
– Наконец-то! Не прошло и года… Помнишь, я всегда говорил, что ты – человек? А ты, то есть – Адриан, меня все время поправлял. Я рад, что теперь для тебя этот вопрос решен. Конечно, ты – человек! И это открывает перед нами интересные возможности… Да, кстати, ты мои знания-то хорошо усвоил? От этого твоя, да и моя жизнь будет зависеть.
– Хорошо, не волнуйся. Не подведу. И еще… Я немного покопался с этим телом… Со своим телом. В целом – неплохо сделано. Но кое-что можно и улучшить. Видишь ли – если взглянуть на эту проблему с позиции нашей науки…
– Погоди, погоди! Не грузи меня деталями. Улучшил – значит, так надо. Что-нибудь из своих инопланетных прибамбасов берешь на Землю?
– А вот это нельзя, Тур! Да и не нужно. И так нам многое дано. А таскать за собой целый склад не получится. Надо довольствоваться малым. Я беру другое – знания. Глядишь, и пригодятся в деле…
– А то! Знания – сила! Хотя, конечно, использовать перстень для переносов…
– …нельзя! Ты же представляешь, какая аппаратура, и какие мощности эти переносы обеспечивают тут, на Матери? С одним перстнем на Земле нам делать нечего. Даже раны лечить не получится. Кончился медблок на наруче – и что? Да и эти модификанты, надо сказать, штука неплохая… Много чего могут. – Он довольно прикоснулся рукой к своей груди. Счастлив, что тут говорить! После полуторатысячелетнего заключения выйти на свободу, да еще в своем теле! Сказка!
– Не забыть бы, Тур. Надо и тебе кое-что подправить. Я смог увеличить скорость прохождения нервных импульсов, защиту усилил, еще несколько мелочей. Но – мелочей нужных и важных! Нам с тобой нужно пройти в ту комнату, помнишь?
– Где кресло и эта штука на стене? Помню, конечно… А в каком храме это делать, для тебя важно?
– Да собственно, нет… А что?
– Давай сделаем это в храме Тура… Я хочу оставить там свои ордена. Я их заработал сам, а вот на Земле их носить больше не смогу… Придется новые зарабатывать… Если получится…
– Все у нас получится, Тур! Да, кстати, а как тебя называть?
– А я пока и не знаю… Вернемся на Землю – там и решим. Ну, что? В храм? Что тянуть-то? Пора возвращаться на фронт. Кончилась большая перемена! Теперь у нас – дипломная практика!