Кошачий бум. Виня

3

Утром Виня встала раньше всех и обследовала квартиру на предмет изменений, произошедших за ночь.

Тома Буланова уже не было, зато на кухне появился спящий Пашка, который, как всегда, при малейшем шорохе проснулся со вскриком:

— Кто это?! Кто здесь?!

— «Стой, кто идет»… Я это, я, — размеренно-усыпляюще проговорила Виня, оглядывая стулья, столы и стеллажи в поисках кошек. Все поголовье было в сохранности и дрыхло на мебельных выступах различной высоты, только Стрылька, вылезшая из-под пледа, восседала на Вининой подушке и следила за хозяйкой пристальными блестящими глазами.

Виня вспомнила свой сон: она превратилась в котенка и терлась о ноги друзей, которые ее искали. Друзья ее не признавали, отмахивались, и она с плачем убежала, куда глаза глядят… После пробуждения осталось до странности острое чувство тоски и страха…

Виня передернула плечами и оглядела комнату еще раз, ища, чем бы отвлечься. Долго искать не пришлось — Пашка попросил заварить чаю.

Виня сполоснула ковшик в ванной (на кухне кран не работал), наполнила его холодной водой, поставила на плиту и включила конфорку.

— Что ты сейчас пишешь из прозы?

— Ничего. Только записываю сюжетные идеи. Нет условий.

— Какие еще условия? Сидишь дома, в тепле, не работаешь, накормлена, одета, обута. Чего еще надо?

— Тишины. Чтобы ни радио, ни телик, ни плеер не орали, и люди не галдели и с вопросами не приставали. Гелий, к примеру, способен разглагольствовать круглые сутки, что и делает.

— А когда его нет дома?

— Тогда ты галдишь или еще кто-нибудь. Вы же все постоянно со мной о чем-нибудь советуетесь… Да и некогда. Если женщина работает, то она работает, а если сидит дома — значит, должна готовить, ходить в магазин, стирать, писать библиотечным почерком статьи мужа, потому что и пишмашинка, и компьютер сломались… Все равно нет времени.

— У-у-у, Виня, по-моему, ты капризничаешь. Не знаю, не знаю, в Москве столько возможностей, вот в провинции вообще ничего нет. Если очень надо, если человек захочет, он будет писать в любых условиях, по ночам, в подворотне, в туалете, где угодно — и добьется своего.

— Гелий вообще считает, что лучше всего пишется в экстремале, а тепличных условий не бывает, — съязвила Виня. — Но у меня они были. Мать взяла на себя стирку, готовку, уборку, лишь бы я писала. И сейчас я только пристраиваю в редакциях то, что написала тогда.

Пашка хмыкнул.

— Виня, посиди со мной, — произнес он ворчливо-просительно.

— Мне некогда.

— Ну, пожалуйста. Я тебя очень прошу.

У Пашки была манера надувать свои и без того пухлые губы, глядя круглыми глазками исподлобья, как обиженный ребенок.

— Я занята.

— Ну, пожалуйста.

Он поймал пробегавшую мимо с посудной тряпкой в руках Виню, рывком водрузил себе на колени, обхватил руками и уткнулся бритой головой ей в грудь.

— Погладь меня, ну, пожалуйста.

— Пашка, ты с ума сошел. Гелий увидит. Между прочим, он — твой друг, — успокаивающе сказала Виня.

— Ну, пожалуйста. От него не убудет.

Виня вздохнула. В который раз уже происходила эта сцена? В сто первый?

— Ещё скажи, что от него не убудет, если я с тобой пересплю.

— Конечно! А что тут такого?

— Ничего. Тебе двадцать четыре, а мне тридцать девять. Нашел бы ты хорошую девчонку себе под стать. Я-то тебе зачем?

— А возраст не имеет значения, ты же на свой возраст не выглядишь. А мне вообще нравятся женщины в возрасте. Вот ты мне скажи — ты ребенка родить можешь?

— Нет, — быстро сказала Виня. — Мне поздно.

Она погладила его по голове, усыпив бдительность, резко вывернулась из его рук, убежала в ванную и заперлась.

Покосилась в зеркало. Темные нечесаные волосы, узкое худое лицо с довольно крупным носом и подбородком. Глаза, правда, тоже были крупными. И что в ней привлекает всех этих мужчин от двух до девяноста?

Проснувшийся Тедик пришел к двери ванной и громко заявил о том, что он соскучился, а в доказательство стал драть когтями косяк. Но быстро понял, что хозяйка не собирается добровольно впустить его, и принял меры. Для кошек кухня и ванная представляли собой сообщающиеся сосуды, поскольку возле кухонной раковины имелось отверстие в стене, через которое существу размером со взрослого, даже очень крупного кота можно было легко попасть в нишу с вентилями, располагавшуюся позади сливного бачка.

Виня решила справить естественную надобность, и как раз в самый ответственный момент большой, радостно урчащий кот обрушился ей на спину и вцепился всеми когтями, чтобы не соскользнуть. Он привык так делать еще котенком.

От неожиданности Виня издала такой вопль, что Пашка и мигом проснувшийся Гелий прибежали к двери ванной и стали колотить в нее, громко спрашивая, что случилось.

Виня объяснила. Пашка захохотал, а Гелий пообещал кота наказать. Поэтому Виня не открыла дверь, когда Гелий об этом попросил.

Гелий начал пинать дверь ногами.

Виня поймала кота в охапку, прикрыла его собой, отперла дверь и быстро проскочила мимо Гелия в комнату. А Гелий, которому было уже не до кота, шагнул в ванную и заперся…

Виня вспомнила, что два дня не навещала кошку на лестничной площадке второго этажа, спрятанную там от Рената и ему подобных.

Кошка по имени Словика (с ударением на первом слоге, но от фразы «слови-ка (муху)») ссала в ботинки в ответ на любое резкое слово. Гелий за это время от времени выгонял ее из квартиры, Виня потом приносила обратно. В очередной раз Виня не стала отстаивать права четвероногих, и мстительная кошка осталась жить на лестнице.

Тедик убегал к ней, и вскоре у нее родились котята. Кошку подкармливал весь двенадцатиэтажный дом, а на подросших котят ходила смотреть вся улица. Кошке приносили молоко, творог, котлеты, сардельки, курятину, а она ела в основном только тогда, когда Виня скармливала все это ей из своих рук.

Кое-что оставалось, и голодная Виня иногда украдкой доедала за кошкой…

Кошка при виде Вини мурлыкнула, и четыре голубоглазых Тедиковича разом подняли головы и посмотрели на нее из глубины картонной коробки. Котята уже могли ползать и даже ходить, пошатываясь.

Виня присела на корточки и принялась кормить кошку, а котята продолжали сосать материнское молоко.

Двое ребят поднялись на второй этаж по лестнице. Мальчик лет десяти вел за руку долговязого подростка, а тот говорил:

— Мне мой друг сказал, у вас тут та-а-акие котята!

Мальчик оглянулся на своего приятеля, которому был по плечо.

— Если хоть один котенок пропадет, я тебя из-под земли достану. И руками их не трогай, а то у кошки молоко исчезнет!

Ребята присели на корточки рядом с коробкой, благоговейно замерли и смотрели, пока ноги у них не затекли от неудобной позы. Потом молча встали и тихо ушли.

Соседка с седьмого этажа Галина Сергеевна выбралась из лифта, таща за собой сумку-тележку, и подошла к Вине.

— Ну что? Она ест? У нее все здесь есть? А то женщина с четвертого этажа расшвыривает ногами ее еду, не хочет, чтобы она здесь находилась. И котят дважды на помойку выносила.

— А я думала, что их кто-то домой брал да потом принес обратно, потому что кормить нечем.

— Никто их не брал! Бабка с четвертого выставила на помойку вместе с коробкой, а я нашла и принесла обратно. По мне, так пусть в подъезде лучше кошки живут, чем крысы. Может, подержите котят у себя, пока я их пристрою?

— А кормить чем? Тут-то весь подъезд их кормит, — проворчала, потирая грудь, Виня. И тут же ушла, благо кошка уже наелась и начала отворачиваться от аппетитных кусочков…

Гелий пел. Виня зашла за гардероб и заткнула уши пальцами. Почему природа, наградив человека бархатным баритоном, в четверть силы легко перекрывающим шум метро, позволила, чтобы этому человеку со всей дури на ухо наступил медведь? А у Вини — супрастин с диазолином, чай с чабрецом, водкой и сырым яйцом, после чего все равно — скрипучая треть от трехоктавного диапазона…

— Кисинька, пойдем погуляем!

— Пойдем, — охотно отозвалась Виня, хватая шубку с тахты, где сей предмет одежды по совместительству служил одеялом.

Крик во дворе заставил ее вздрогнуть.

— Ксия-а-а!!!

Стрылька вдруг рванулась к окну.

Виня еле успела поймать ее за хвост, при этом здорово расшибла колено и зашипела сквозь зубы.

— Чего это она? За птичкой?

Гелий закрыл узкую створку окна.

— А ты разве не слышал крик? Необычное имя?

— Ничего не слышал. Пойдем погуляем?

— Да я уже одета. Стрыльку вот только возьму, а то Пашка будет проветривать, и она снова сиганет в окно. Вообще-то у кошатников — сетки на окнах…

— Сто раз уже говорил, что не желаю жить в тюрьме! Что ты так с кошками носишься? Лучше бы на людей побольше внимания обращала! Если сиганет, значит, карма у нее такая! Выходит, Пашка прав, коты для тебя дороже людей!

— Класть подмышку ласковый урчащий комочек вам нравится, а когда я его воспитываю таким и, значит, вожусь с ним, вам не нравится! И я за вами не стираю, посуду не мою, не убираю. в магазин не хожу, да? — в свою очередь повысила голос Виня. — Коты глупее людей! Если уж завел их, то за ними присматривать надо!

— Зачем? Они уже взрослые и самостоятельные, а ты с ними носишься, будто это люди!..

Они часа два орали друг на друга, прежде чем вышли все-таки на улицу, причем к Гелию присоединился Пашка.

…-Ах, я с котами ношусь? А когда вы ко мне за советом приходите, я с вами не ношусь? Больше ни слова выслушивать не буду!

Пашка тут же прекратил орать и принялся успокаивать Гелия, потому что в числе прочих частенько делился обидами и просил подсказки…

Виня все-таки взяла Стрыльку с собой, посадив ее за меховой полурасстегнутый ворот и подпоясав шубку, чтобы не держать кошку на руках.

Мордочка сердечком, огромные раскосые очи и наэлектризованная, подобная кроличьему пуху шерсть производили впечатление.

Пожилая женщина, неся на руках свою пожилую кошку, с усилием перешагнула через символическую оградку да так и застыла, стоя одной ногой на тротуаре, а другой — на газоне…

— Мама, мама, смотри! Эльфийская кошка! — закричал мальчик лет десяти…

Стрылька не вырывалась в испуге, не орала и не драла когтями Винину шубку, сидела смирно и поглядывала по сторонам. А потом высунула переднюю лапку и погладила Виню по щеке. Как рукой…

Виня отдыхала, выкинув из головы все мысли и переключившись на хаотический видеоряд воспоминаний. Потом постаралась некоторое время не думать вообще. Как правило, ей это ненадолго удавалось.

В какой-то момент картинки возникли снова, словно попав в ее сознание извне. И состояли из преувеличенно монументальных пейзажей, в которых перемещались огромные машины, люди и кошкоподобные звери… Таким могла бы видеть мир, к примеру, Стрылька.

Виня на всякий случай посмотрела на беленькую кошку у себя на руках. Та ответила пристальным взглядом не по-кошачьи глубоких светло-карих глаз.

«Ты, что ли, мне картинки подаешь?» — мысленно спросила Виня у кошки. Кошка, что и следовало ожидать, никак не ответила, только продолжала неотрывно смотреть на Виню.

Виня успокоенно и разочарованно вздохнула и тут же отвлеклась на окружающую действительность.

В помойке у соседнего дома рылись уличные кошки; возле мусорного контейнера валялись выброшенные кем-то лекарства в упаковках. Гелий тут же сочинил статью для «Новейшей ужасной газеты» о том, как бродячие коты-токсикоманы сожрали очередную порцию выброшенных из аптечного пункта лекарств и стали бросаться на всех, кто оказался поблизости.

— Похотливые коты изнасиловали дворовых собак, — с чувством продекламировал он. — Да, великолепно, под этим заголовком и пойдет… Подумаешь, что еще туда добавить, и ошибки поправишь.

— Завтра, — проворчала Виня. — Сегодня я рассказ попишу.

— Кому нужна твоя проза?! — мгновенно взвился Гелий. — Кто ее сейчас читает, тем более фантастику?! А газеты читают все! Мы, журналисты, воспитываем в людях нужные убеждения!

— А книги воспитывают душу. Неправда, что книги не читают. Я работала и в библиотеке, и в книжном магазине, поэтому знаю. Фантастика — на одном из первых мест, где и всегда была.

— Что ты выдумываешь? Я запрещаю тебе тратить жизнь на твою глупую бездарную прозу!..

По этому поводу они орали друг на друга часа три. После чего Гелий вспомнил, что оставил плеер посреди стола.

— Почему ты не проследила, чтобы я его убрал?! Теперь его кошки гоняют, разбили!!!

— Ты маленький ребенок, чтобы за тобой следить? С плеером они ничего не сделают. Едой не пахнет, гонять нельзя. Кисиньки любят маленькие предметы, которые можно есть или гонять. А уж если можно и есть, и гонять — у-у-у!!!.. Мы — такие же кисиньки. Если можно и есть, и гонять…

— Это ты на что намекаешь?

— Просто обобщаю.

— Ну да, с твоим литературным даром ты, конечно, «просто обобщаешь»!..

Потом пошли домой. Стрылька спала под полой шубки на руках у Вини.

Гелий задержался, чтобы посмотреть на котят, а когда появился в квартире, вместе с ним возник тонкий пронзительный писк.

Виня побежала в прихожую, споткнувшись о пачку книг на полу.

Гелий принес двух из четырех котят Словики: одного из черных мальчиков и полосатую девочку.

— Это Наско и Кондализа, — сказал он, молниеносно дав котятам имена.

Наско был весь черный, без «бантиков», короткошерстный, с узкой мордочкой и печально-отстраненным взглядом темно-голубых глаз. Характером он явно пошел в Тедика — подставленный Винин палец не кусал, а облизывал, хотя был голоден.

У Кондализы были черные спинка, затылок и хвостик, и полосатые мордочка, животик и лапки. Большущие синие глазищи на изящной скуластенькой мордочке смотрели на мир жизнерадостно и невинно. Помещавшаяся на ладони кошечка выглядела так игриво-дружелюбно, что Виня умилилась и поднесла ее к лицу — поцеловать. Кондализа немедленно взяла Виню за обе щеки цепкими когтистыми лапками, укусила за кончик носа и пронзительно завопила, требуя еды.

Виня аккуратно разжала ногтем крошечные челюсти, отцепила от щек нежные лапки и посадила котенка рядом с собой на тахту, где грустно барахтался среди одеяльных холмов Наско. Оба котенка запищали дружным дуэтом.

— Хватит, они жрать хотят, отнесем их обратно.

— Так я же их насовсем принес.

— То есть? Они молоко материнское сосут, у нас они через два дня погибнут.

— Зато хоть у нас погибнут, потому что они все равно погибнут.

Виня молча взяла орущих котят и пошла к двери. У двери обернулась.

— Надо или забирать к нам кошку со всеми котятами, или не забирать никого. Там котят кормит кошка, а кошку — весь дом. Галина Сергеевна обещала котят пристроить.

— Ню-ню, — сказал Гелий ей вслед с непонятным выражением лица…

Раздался звонок в дверь, похожий на речь пьяного, прерывисто-запинающийся, затухающий. Только что вернувшаяся Виня не успела отойти от двери и тут же открыла.

Медленно вошла Верочка Лаврухина, знакомая студентка журфака, и неуверенно посмотрела на Виню и Гелия, выглянувшего из-за занавески, прикрывающей дверной проем комнаты.

— А как вы сюда попали?

— Что значит, как попали? — удивилась Виня. — Мы здесь живем.

— Но это же Южное Бутово, — вяло возразила Верочка.

— Это Богородское, — хохотнул Гелий. — Верочка, ты по ошибке попала туда, куда нужно, здесь все свои, проходи и будь как дома.

— Ехал в район, попал в другой, — пробормотала Виня, подхватывая Верочкину плетено-лакированно-замшево-металлизированную сумочку, которую Лаврухина повесила мимо крючка.

— Она на таблетках. Наверно, в очередной раз пыталась покончить с собой, — шепнул Вине Гелий, подтолкнув Верочку по направлению к комнате и пытаясь пристроить ее шубку-макси на вешалке, гнущейся под весом разных курток.

Виня отобрала у него Верочкину шубку, повесила ее, ринулась в комнату и уселась на пластиковом ящике для стеклотары рядом с Верочкой, которой уступила мягкий стул.

Верочка села, обессиленно прислонилась к спинке стула, свесила руки и принялась озабоченно разглядывать свои бедра в темной узкой юбке-макси.

— Я толстая, — наконец проговорила она жалобно и неторопливо. — Я прибавила целых два сантиметра, все мои модные юбки теперь мне малы, надо покупать новые.

— Зачем же новые? — удивилась Виня. — Пуговку перешить, только и всего. И вовсе ты не толстая, человек ведь не робот, чтобы все время быть одних габаритов. Вес и объем постоянно слегка колеблются, и пара сантиметров плюс или минус — это обычное явление, ничего страшного. Ты не знала, что ли?

— Нет, я толстая, — вяло возразила Верочка. — У меня родители снова кричали и били посуду, снова разводятся… Я хотела отравиться, мать отвезла меня к врачу, он дал таблетки, а мне от них так плохо… Я не хочу жить, я все равно отравлюсь.

— Что за глупости! — возмутилась Виня. — Чем травиться, лучше бы подумала, как их помирить и мозги им прочистить, чтоб если уж разводились, то тихо, и нервы бы окружающим не портили! А и разведутся, так что — сразу у тебя жизнь кончится, что ли?

— Я без них не могу!

— Ну и плохо. Ты взрослый человек, у тебя своя жизнь, скоро замуж выйдешь, сама родительницей будешь. К тому же, даже разведясь, родители никуда от тебя не денутся — с одним из них жить будешь, к другому в гости ездить.

— Я так не хочу!

— Мало ли чего ты не хочешь… Ты на журфаке учишься, тебе едва за двадцать, все радости жизни впереди, а ты — травиться! Ты писать должна! Иди-ка лучше с Гелием обсуди статью, которую вы вместе писать собирались!

Гелий как раз в этот момент пришел из кухни и позвал Верочку попить чаю с ним и с Пашкой. Он снял Верочку со стула и повел, почти понес ее туда. Виня пошла за ними и подергала Гелия за рукав.

— Вы с Пашкой не приставайте к ней сейчас, пусть она просто тут побудет, оттает. Человек не в том состоянии, чтобы…

Гелий покивал, не дослушав. Он уже, на ходу, гладил Верочку по плечу и что-то ворковал про свою мечту о гареме.

На кухне Пашка усадил Верочку рядом с собой на диван, сунул ей в руки чашку с горячим чаем без сахара, а сам принялся гладить ее по колену, тщетно пытаясь задрать повыше узкую Верочкину юбку-макси.

Гелий с Пашкой что-то говорили, а Верочка потерянно озирала обшарпанные стены, частично прикрытые листами с рисунками, авторами которых были хозяева квартиры и их друзья.

Когда Пашка, настоятельно убеждавший Верочку расслабиться, попытался повалить ее на диван, она резко вырвалась и встала, покачнувшись.

— Я, пожалуй, пойду. Спасибо за чай, за гостеприимство…

Она кое-как выбралась в прихожую, потянула с вешалки свою шубку и посмотрела сквозь Гелия, пытавшегося при помощи своего самого обольстительного тембра убедить ее остаться на ночь. Пашка что-то кричал из кухни. Виня молча мрачно смотрела, стоя посреди комнаты.

Верочка с трудом надела шубку и ушла, взяв сумочку и забыв пластиковый пакет, в который зачем-то отдельно была положена ее золотистая щетка для волос…

Виня сидела у окна. Перед ней на столике, сделанном из табуретки, ящика и дверцы чьего-то выброшенного буфета, лежал лист бумаги с неоконченным текстом песни, а на коленях она держала туфли, которые переделывала.

Туфли оказались маловаты. Виня отрезала у одной туфли задник, оставив ремешок и вшив в него кусочек резинки, а с мыска спорола аляповатую золотистую бляшку и пришила на ее место крошечный черный бантик с кончиками, порезанными в бахромку. Бантик она выкроила из отрезанного задника.

Пришел Гелий с двумя бутылками портвейна. Ага, подумала Виня, раскрутил кого-то из близ живущих приятелей, чтобы напоить ее и склонить к экстравагантному сексу. Ню-ню.

Виня открыла бутылки, разлила напиток по чашкам. Гелий внимательно проследил, чтобы она выпила первую чашку, и только потом выпил свою. Вторую чашку Виня быстро выплеснула в окно, зная что на голову никому не попадет, поскольку внизу находился козырек подъезда. Третью вылила обратно в бутылку… И сделала вид, что опьянела. Таким образом, Гелий прикончил один обе бутылки почти полностью.

— Винечка, давай любовью займемся, — пробормотал он, пытаясь тащить ее к тахте.

Виня послушно встала и пошла, налетела по дороге на стеллаж и захихикала.

— Винечка пьяная, — довольно пропел Гелий, опрокидывая ее на тахту. Она немного притормозила свое движение по нисходящей параболе, чтобы посмотреть, на что приземляется. Затем все-таки упала и снова захихикала.

— Попробуем «шесть на девять», попробуем в попочку, — бормотал он, путаясь в спущенных брюках и трусах.

Виня покосилась на него из-под ресниц. Слишком много выпил для того, чтобы что-то пробовать, слава богу. Потом, разумеется, будет рассказывать всем своим друзьям о том, как… Пусть…