Посвящается Софии,
другу и агенту
Спасибо за последние четыре года
и заранее — за многие годы в будущем
Маичи-Сити, Северное полушарие.
В скором будущем
Маичи-Сити — город будущего, так утверждает реклама. Мегаполис, полностью управляемый спутником «Маичи-9», который пари́т в небе над ним подобно военному кораблю. Типичный человеческий муравейник третьего тысячелетия. Все, что угодно, для тела и ровным счетом ничего для души. Триста квадратных миль серой стали и автомобилей.
Маичи-Сити. Мегаполис на двадцать пять миллионов душ, одна другой злосчастнее. Хотите доброе напутствие? Получите: да не доведется вам побывать в городе будущего!
Возьмем, к примеру, Космо Хилла. Хороший, в общем, мальчик. За свою короткую жизнь он еще не успел натворить ничего особенно дурного. К сожалению, сам по себе этот факт не принес ему счастья, потому что у Космо Хилла не было поручителя. А по правилам, действующим в Маичи-Сити, если у тебя нет поручителя и твоих биологических родителей невозможно определить по открытым для широкой общественности спискам ДНК, тебя отправляют в сиротский приют. До достижения совершеннолетия. Если же тебе каким-то чудом удастся дожить до совершеннолетия, то приют сфабрикует поддельное досье правонарушений, чтобы продать тебя в одну из частных трудовых колоний.
За четырнадцать лет до интересующих нас событий младенца Космо нашли в герметичном пакете из-под «Веселой пиццы» на площади Космонавта Хилла в Москва-тауне. Городская полиция взяла пробу ДНК, ввела ее в универсальную компьютерную систему Маичи-Сити и получила нулевой результат. Обычное дело, в Маичи-Сити каждый день находят сирот-подкидышей. Итак, окрещенного Космо Хиллом младенца опустили в чан с вакциной и отправили по трубе в Институт для мальчиков с неустановленными родителями Клариссы Фрейн. По грузовому тарифу.
Системы социального обеспечения, а следовательно, и государственные пособия на Маичи-Сити не распространялись, поэтому все его учреждения добывали деньги, как могли. Институт Клариссы Фрейн специализировался на испытании новых товаров. Когда разрабатывался модифицированный продукт питания или непроверенное лекарственное средство, сиротский приют с радостью предлагал своих лишенных поручителей обитателей в качестве подопытных свинок. Это прекрасно окупалось. Сироты были умыты и накормлены, а институт Фрейн получал деньги за исполнение своего почетного долга перед обществом.
Космо получал общее образование при помощи стандартных обучающих программ, его зубы были белее белого, волосы — блестящими и без перхоти, но внутри он чувствовал себя так, словно по нему прошлись радиоактивной проволочной щеткой. Со временем Космо понял, что приют медленно убивает его. Пора было покинуть данную обитель.
Существовало только три способа покинуть стены института Клариссы Фрейн: усыновление, смерть или побег. На усыновление рассчитывать не приходилось — возраст не тот. Бездетные представители среднего класса не горят желанием принять в семью трудного подростка. На протяжении многих лет Космо лелеял мечту, что он кому-то понадобится, но теперь настало время посмотреть правде в лицо. Смерть была самым легким выходом. Нужно только выполнять то, что говорят, и через несколько лет организм откажет. Средний срок жизни сироты в приюте — пятнадцать лет. Космо было четырнадцать. Значит, статистика оставляла ему менее двенадцати месяцев. Двенадцать месяцев для разработки беспроигрышного плана. Был только один способ выбраться из института Клариссы Фрейн — побег.
В Институте для мальчиков с неустановленными родителями Клариссы Фрейн дни протекали одинаково. Тяжелый труд днем, беспокойный сон ночью. Выходных не было, как не было и поблажек для несовершеннолетних. Каждый день был рабочим. Воспитатели заставляли сирот работать так, что к восьми часам вечера мальчики засыпали на ходу и мечтали только о том, чтобы рухнуть в постель.
Космо Хилл был исключением. Каждую минуту бодрствования он напряженно высматривал свой шанс — ту заветную долю секунды, когда свобода поманит его из-за незапертой двери или неохраняемой ограды. Это могло случиться когда угодно, и Космо не хотел, чтобы счастливая возможность застала его врасплох.
Тот конкретный день ничем не обещал долгожданной удачи. А даже если бы она и выпала, Космо сомневался, что сумеет ею воспользоваться.
Лишенные поручителей сироты весь день проверяли на себе действие новой серии средств от пота. Их ноги были побриты и оклеены кольцами липкой ленты. На кожу между лентами наносились пять разных средств, затем мальчикам приказывали бежать на тренажере. Закрепленные на ногах датчики регистрировали потоотделение, что позволяло определить, какое из средств наиболее эффективно. К концу дня Космо пробежал десять миль, и поры кожи на его ногах горели огнем. Он был почти рад, когда его приковали наручниками к товарищу по несчастью и погнали в долгое путешествие к спальне.
В спальню мальчиков сопровождал воспитатель Редвуд. Он здорово напоминал густо набриолиненную гориллу, только щегольской кок его был рыжим. Воспитатель имел привычку постоянно накручивать свой кок на палец.
— Итак, ребята, — сказал Редвуд, по очереди снимая с мальчиков наручники. — Сегодня вечером будут показывать игру, которую я хочу посмотреть. Я даже поставил на результат несколько динаров. Поэтому, если не хотите не приятностей…
Редвуду не было необходимости договаривать угрозу. Мальчики и так знали, что у воспитателя есть сотни законных способов сделать жизнь сироты невыносимой и еще тысячи — незаконных.
— Спите спокойно, юные принцы, — с ухмылкой произнес воспитатель, вводя код в замок двери общежития. — Завтра, как всегда, будет трудный день, до краев полный забав.
Как только Редвуд ушел, сироты расслабились и предписанная распорядком тишина сменилась стонами боли. Космо рискнул дотронуться до голени в том месте, где особенно едкий аэрозоль оставил на коже настоящий ожог.
— Пять минут до отключения света, — раздался из динамиков голос Редвуда. — Хватайтесь за лестницы, ребята.
Триста сирот мгновенно повернулись к десятку вертикальных стальных лестниц и принялись судорожно карабкаться наверх. Никому не хотелось остаться на полу после того, как уберут лестницы. Сироту, который не успеет занять свое спальное место до выключения света, ждало такое наказание, по сравнению с которым десятимильная пробежка могла показаться приятной прогулкой.
Каждому мальчику было выделено место, в котором он ел, спал и проводил свободное время, если таковое бывало. Эти «жилые помещения» представляли собой шестифутовые секции картонной трубы. Трубы были подвешены в несколько рядов на высоте пятидесяти футов над полом. Когда сироты залезали в свои «комнаты», все система раскачивалась как океанский лайнер.
Космо карабкался быстро, невзирая на боль в мышцах ног. Его труба находилась на самом верху. Если свет выключат, прежде чем он успеет добраться до нее, дело плохо. Каждое движение сопровождалось новым приступом боли, но он упрямо поднимался наверх, едва не бодая головой пятки мальчика, который лез выше, и ощущая, как другой товарищ по несчастью подпирает его снизу.
Через несколько минут отчаянного карабканья Космо достиг своего «этажа». В трубы попадали по узким, не больше ладони в ширину, балкам. Космо стал осторожно пробираться по ней, придерживаясь за поручень, закрепленный под балкой уровнем выше. Его спальное место было пятым в ряду. Космо прыгнул в свой картонный пенал и упал на матрас из пенорезины. Десять секунд спустя свет погас.
Тусклый желтый свет освещал интерьер каждой трубы. Свечение испускал обед, который заранее раскидал по картонным жилым пеналам воспитатель. Несколько лет назад паек был испытан на сиротах и одобрен для питания солдат в зоне военных действий. Подносы и бутылки с водой светились и были съедобными, то есть сироты могли питаться после отключения света, что позволяло администрации института сэкономить на электроэнергии несколько динаров. Поднос был сделан из грубого пресного хлеба, а бутылка с водой — из полужесткой жевательной смолы. Армия отказалась от использования этих походных рационов, после того как несколько солдат подали в суд: светящаяся упаковка вызывала внутреннее кровотечение. Приют скупил с армейских складов остатки пайков и кормил ими сирот ежедневно.
Космо ел медленно, не задумываясь о том, из чего состояла пища. Мысли об этом лишь добавили бы лишние пункты и в без того обширный список поводов для головной боли. Оставалось лишь надеяться, что он сумеет сбежать из института Клариссы Фрейн, прежде чем еда нанесет непоправимый ущерб его здоровью.
Воду Космо использовал в последнюю очередь, чтобы запить хлебный поднос. Затем он вывернул бутылку наизнанку и положил ее на лицо как салфетку. А ведь где-то есть совсем другая жизнь, куда лучше, уныло думал он. В этот самый миг кто-то разговаривает, ничего не боясь. А кто-то наверняка даже смеется. Настоящим смехом, а не тем злобным гоготом, который часто разносится по залам приюта.
Космо лег на спину. Жидкость из бутылки холодила лоб. Сегодня ему не хотелось думать. Не хотелось мечтать о родителях, но заслуженный сон упрямо не шел к нему. Родители. Кто они? Почему они бросили его на площади Космонавта Хилла? Может быть, он русский? По лицу не поймешь. Темные вьющиеся волосы, карие глаза, светлая кожа в веснушках. Он мог родиться где угодно. Почему его бросили?
Космо переложил бутылку на покрасневшую полоску кожи на ноге. «Заткнись, — приказал он своему мозгу. — Только не сегодня. В прошлом нет жизни. Думай о будущем».
Кто-то тихонько постучал по трубе сверху. Это был Зиплок Мерфи. Заработала связь. Космо ответил на стук, потом поднял матрас, чтобы подать сигнал Фенсу, который жил ниже. Лишенные поручителей сироты разработали свою систему связи, позволявшую общаться незаметно от бдительного ока воспитателей. Кларисса Фрейн не одобряла прямого общения мальчиков из опасения, что оно может развиться в дружбу. Где дружба — там и единство, а где единство — там, того и гляди, бунт.
Космо сунул пальцы в шов картонной трубы и вытащил спрятанные там две небольшие трубочки. Он вылепил их из жевательных бутылок и хрустящего хлеба, а затем запек на подоконнике. Космо вставил одну трубочку в отверстие в нижней части трубы, а вторую — в такую же дырку у себя над головой.
— Эй, Космо, как твои ноги? — раздался сверху голос Зиплока.
— Болят, — ответил Космо. — Приложил к ожогу бутылку, но не помогает.
— Я тоже пробовал, — произнес снизу Фенс. — Средства от пота. Помню, как на нас испытывали отравленные дротики. Я тогда блевал целую неделю.
Замечания и предложения раздавались по всей сети через отверстия в трубах. Трубы касались друг друга, кроме того, акустика зала обеспечивала передачу звуков на поразительные расстояния. Космо слышал, как перешептываются узники института, находившиеся в нескольких сотнях ярдов от него.
— А что говорит Химик? — спросил он. — Я имею в виду, о наших ногах.
Химиком прозвали в приюте мальчика, жившего через две трубы от Космо. Он любил смотреть по телевизору медицинские программы и был своего рода консультантом всех сирот.
Ответ пришел буквально через минуту.
— Химик советует поплевать на руки и втереть слюну в кожу. Слюна содержит что-то такое, что успокаивает жжение. Но нельзя облизывать пальцы, иначе будет хуже, чем после слизней.
Тут же стало слышно, как мальчики плюют себе на руки. От их усилий задрожала вся конструкция. Космо тоже последовал совету Химика, потом лег на спину и стал слушать сотню разговоров одновременно. Иногда он и сам что-нибудь говорил, но по большей части слушал речи Зиплока. Сегодня Космо мог думать только о заветном миге, когда свобода поманит его. И о том, что следует быть готовым, когда этот миг наступит.
Шанс обрести свободу выпал Космо буквально на следующий день на обратной дороге в приют. Сорок лишенных поручителей сирот, среди них и Космо, провели день в звукозаписывающей компании. Требовалось просмотреть рекламные ролики сгенерированных компьютером поп-групп, после чего ответить на вопросы анкеты размером шестьдесят килобайт. Какой смоделированный певец понравился вам больше других? Какой смоделированный исполнитель показался вам крутым? «Крутым, подумать только!» — фыркнул про себя Космо. Даже компьютеры этой компании отстали от времени. Кто же в наше время говорит «крутой»! Космо отмечал ответы на экране сенсорной ручкой, почти не читая вопросов. Компьютерной попсе он предпочитал музыку, сочиненную живыми людьми. Впрочем, никто не жаловался. Провести день за просмотром роликов было все же куда лучше, чем испытывать на себе всякую химию.
После сеанса воспитатели института Фрейн загрузили сирот в фургон. Судя по тому, что на нем были установлены настоящие резиновые шины, а не пластмассовые гусеницы, фургону было лет сто, не меньше. К Космо приковали наручниками Зиплока Мерфи. Зиплок был неплохим парнем, только слишком много болтал. Именно из-за этого он получил свою кличку в приюте.[1] Однажды этот ирландец сказал много лишнего не тому, кому нужно, и ему суперклеем приклеили к губам застежку-молнию от пакета для продуктов. Волдыри прошли только через несколько недель. Мальчик хорошо усвоил урок, но зато у него появилась новая тема для разговоров.
— Этот клей не зря называют суперклеем, — тараторил Зиплок, когда один из воспитателей защелкивал наручники на вставленное в сиденье кольцо. — Его используют для лечения раненых на поле боя. Заливают прямо в раны.
Космо равнодушно кивнул. Зиплок, похоже, забыл, что рассказывал эту историю уже миллион раз. Может быть, Космо был сам виноват — он единственный хотя бы делал вид, что слушает.
— Пришлось полить пакет кипятком, что бы он отклеился от меня, — продолжал Зиплок. — Если хочешь знать, я почти ничего не чувствовал. Один из воспитателей накачал меня обезболивающим. Даже если б они вколачивали мне в череп шестидюймовые гвозди, я все равно бы ничегошеньки не почувствовал.
Космо потер кожу, натертую наручниками. У всех его товарищей по несчастью от оков были красные полосы на запястьях, которые никогда не заживали. Клеймо узников.
— Ты когда-нибудь пробовал весь день дышать через нос? — не унимался Зиплок. — Я вот пробовал. Несколько раз. Жуть, честно говоря.
Водитель в кабине подключал фургон к навигационному каналу связи со спутником. В последнее время со связью были проблемы. Как говорили по телевизору, виной всему было то, что спутник постоянно надстраивался. Из-за этих работ нарушалась и без того низкая орбита «Маичи-9». Говорили даже, что антенны некоторых компаний ломались или сгорали в верхних слоях атмосферы Земли.
— Почему стоим? — заорал воспитатель Редвуд. У рыжего верзилы в тот день оглушительно воняло изо рта, а настроение было совсем скверным. Видимо, вчера он выпил слишком много пива. Судя по отвислому животу, слишком много пива он выпивал каждый божий день. — Агнес поклялась, что переедет к сестре, если сегодня я приду домой поздно.
— Это все чертов спутник! — крикнул водитель. — Никак не могу установить связь.
— Устанавливай, или мой сапог установит прямую связь с твоей задницей.
Зиплок хмыкнул так громко, что его услышал Редвуд.
— Думаешь, я шучу, Франциск? — заорал воспитатель, треснув Зиплока по уху. — Считаешь, что я не сделаю, что сказал?
— Конечно сделаете, сэр. У вас такой взгляд… Нельзя шутить с человеком, который так смотрит.
Редвуд взял Зиплока за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.
— Знаешь, Франциск, впервые я услышал от тебя умную мысль. Со мной нельзя шутить, потому что я делаю то, что хочу. Таких уродов, как ты, я б отправлял на мыло по дюжине в день, если бы не надо было писать столько бумаг. Ненавижу писанину.
Зиплоку бы отмолчаться, да он не мог. Вернее, его слишком болтливый рот никак не мог закрыться.
— Я слышал об этом, сэр, — сказал мальчик.
Редвуд еще сильнее вздернул его подбородок.
— Что, Франциск? Что ты слышал? Космо дернул цепь наручников, предостерегая товарища. Такого человека, как Редвуд, не стоит выводить из себя. Его боялись даже полные отморозки. О нем ходило немало жутких слухов. Некоторые сироты из института Фрейн исчезли без следа.
Но Зиплок не мог остановиться. Слова вылетали из его рта как растревоженные пчелы из улья.
— Я слышал, что вы ненавидите писанину, потому что в некоторых словах больше трех букв. — И он гнусно хихикнул. Не столько потому, что ему было смешно, сколько потому, что он пребывал на грани истерики. Космо понял, что Зиплок неминуемо окажется в отделении для душевнобольных. Если выживет, конечно.
Редвуд переместил пальцы на горло Зиплока и слегка сжал их.
— Таких идиотов, как ты, жизнь ничему не учит. Запомни, в этом городе за острое словцо приходится платить болью, и это еще в лучшем случае.
Жизнь Зиплоку спас спутник — прежде чем пальцы Редвуда успели сжаться на горле сироты, система загрузила маршрут в навигатор фургона. Фургон, накренившись на повороте, выехал со стоянки и влился в поток транспорта на шоссе. Из-под брюха машины выдвинулся направляющий стержень и углубился в направляющий желоб магистрали.
— Мы зафиксировались! — крикнул водитель. — Через десять минут будем на месте.
Редвуд отпустил горло Зиплока.
— Тебе везет, как ирландцу, Франциск. Сейчас у меня слишком хорошее настроение, чтобы причинять тебе боль. Но потом, когда я буду не в духе, ты так легко не отделаешься, помяни мое слово.
Зиплок жадно втянул в легкие воздух. По горькому опыту он знал, что скоро поврежденное дыхательное горло опухнет, сузится до размера соломинки, и он будет говорить с присвистом.
— Заткнись, Зиплок, — прошипел Космо, провожая взглядом удалявшегося по проходу воспитателя. — Редвуд — псих, он нас за людей не считает.
Зиплок кивнул, потирая горло.
— Не могу удержаться, — прохрипел он. Глаза у него были на мокром месте. — Всякая чушь сама вылетает изо рта. Я от такой жизни скоро свихнусь.
Космо хорошо его понимал. Ему и самому нередко казалось, что он медленно сходит с ума. Особенно ночами, когда он лежал в своей трубе, а вокруг раздавались плач и жалобы таких же несчастливцев.
— Ты ведь тоже это чувствуешь, да, Космо? Думаешь, кто-нибудь усыновит парня на грани сумасшествия или «трудного подростка» вроде тебя?
Космо отвел взгляд. Он-то хорошо понимал, что ни один из них не похож на подходящего для усыновления милого мальчика. Но Зиплок упорно цеплялся за иллюзию, что шанс есть, и каждый день надеялся, что именно сегодня за ним явятся приемные родители и усыновят его. И то, что сегодня ирландец посмотрел правде в лицо, означало, что Зиплок уже «дошел до ручки».
Космо прижался лбом к стеклу и стал смотреть на город. Они ехали по району новостроек, мимо проносились серые жилые дома, похожие на чугунные чушки. Именно из-за этих особенностей архитектурного стиля местные жители часто называли Маичи-Сити Большой Чушкой. На самом деле дома, конечно, были построены не из чугуна, а из сверхпрочного полимера на основе стали, который должен был оставаться прохладным летом и теплым — зимой, но поступал совсем наоборот.
Внезапно фургон содрогнулся от удара. Кто-то врезался в него сзади. Редвуд не удержался на ногах и упал на пластиковый пол.
— Эй, что происходит? — удивленно воскликнул он.
Космо встал и, насколько позволяли цепи, попытался рассмотреть, что именно случилось. Водитель судорожно вводил код в устройство спутниковой связи.
— Спутник. Мы потеряли канал!
Потеряли канал! Это означало, что они застряли на оживленной магистрали без маршрута движения. Пескари в море акул. Фургон снова содрогнулся от удара, на этот раз сбоку. Космо успел заметить отскочивший от них небольшой грузовик с помятым бампером.
Редвуд с трудом поднялся на ноги.
— Переходи на ручное управление, кретин! Садись за руль!
Водитель побледнел. Скорее всего, он не управлял машиной вручную ни разу в жизни. Рулем пользовались только за городом или на незаконных гонках в районе под названием Бушка. Но долго мучиться сомнениями и колебаниями горе-шоферу не пришлось: беспилотный рекламный модуль-самоходка врезался в фургон, и кабина сложилась гармошкой. Водитель исчез в туче осколков стекла и паутине проводов.
Сила удара была страшной, фургон вылетел из своего желоба и упал набок. Космо и Зиплок повисли на цепях. Воспитателей, и Редвуда в том числе, раскидало как осенние листья в бурю.
Космо не мог сказать, сколько столкновений выдержал фургон. Через некоторое время звуки ударов слились в неистовую барабанную дробь. И с каждым громовым ударом в стенах появлялись огромные дыры. Стекла разбились вдребезги и пролились радужным дождем мелких осколков.
Космо держался изо всех сил. А что еще ему оставалось делать? Визгливый хохот Зиплока, болтавшегося на одной с ним цепи, резал ухо не хуже, чем стеклянные брызги — кожу.
— Ну дела! — кричал юный ирландец. — Вот это попали!
Фургон развернуло поперек дороги. В облаке искр его снесло с магистрали. Асфальт не выдержал такой нагрузки, и за машиной появилась рытвина метров тридцать длиной. Наконец фургон влетел в витрину китайского ресторана «Борода дракона», да там и замер. Пряные ароматы имбиря и сои смешались с резкими запахами крови и машинного масла.
Космо по-прежнему болтался на цепи наручников. Чтобы хоть немного облегчить нагрузку на запястье, он уперся ногой в раму окна.
— Зиплок? Эй, Фрэнк, ты в порядке?
— Да вроде живой… — несколько разочарованно, как показалось Космо, отозвался тот.
Отовсюду доносились крики о помощи и стоны. Многих серьезно ранило, несколько мальчиков и вовсе отмучились. От воспитателей помощи ждать не приходилось. Они либо лежали без чувств, либо тупо смотрели на собственные неестественно вывернутые конечности. Редвуд осторожно коснулся своего быстро распухающего носа.
— Никак сломан! — простонал он. — Агнесс будет просто в восторге.
— Круто! — воскликнул болтавшийся над Редвудом Зиплок. — Нет худа без добра.
Редвуд, как был на четвереньках, замер и оскалился. В этот момент он здорово смахивал на питбуля. Крупная капля крови вытекла из его ноздри и упала в выбитое окно.
— Чё ты сказал? — медленно, потому что выговаривать слова ему было трудно, прогундел воспитатель.
Космо извернулся на своей цепи и ухитрился пнуть Зиплока под ребра.
— Заткнись, а то сейчас оба получим!
— Хорошо-хорошо, я ничего не сказал, воспитатель. Ровным счетом ничегошеньки.
Но было слишком поздно. Зиплок уже пересек невидимую грань. Несмотря на царивший вокруг хаос, Редвуд быстро пришел в себя. А потом вышел из себя и стал даже более опасным типом, чем обычно.
Он поднялся на ноги и провел расческой по драгоценным рыжим кудрям.
— Лично мне кажется, — сказал он, сверля беспомощно болтающихся на цепях мальчиков недобрым взглядом, — что ваши наручники расстегнулись и вы попытались сбежать.
За словом Зиплок в карман не лез, а вот соображал медленно.
— О чем вы говорите, мистер Редвуд? Наши наручники в полном порядке. Посмотрите сами! — Он подергал за цепь, чтобы показать воспитателю, что она цела и невредима.
— Я приказал тебе молчать, но ты меня не послушал. — Редвуд изобразил горестный вздох. Поскольку нос у него был разбит, получилось скорее горестное бульканье. — Придется вас упаковать, ничего не поделаешь.
«Упаковкой» воспитатели называли между собой патроны с целлофановым вирусом, которыми заряжались их пневматические «пушки». Когда такой патрон попадает в твердый предмет, вирус вырывается на свободу и цель в мгновение ока оказывается плотно обтянута прочной пленкой наподобие целлофановой. Поры в целлофане пропускали воздух, которого с трудом хватало для дыхания, но пленка пеленала жертву так туго, что ломала ребра. Космо как-то раз упаковали. После этого он неделю ходил в гипсе.
Космо отпихнул Зиплока локтем.
— Воспитатель Редвуд, сэр… Франциск не хотел сказать ничего плохого. Он глуп как пробка, что с него взять. Я его проучу, сэр. Позвольте мне заняться этим. А вы пока займитесь своим носом.
Редвуд похлопал Космо по щеке.
— Жаль, что так вышло, Хилл. Ты всегда мне нравился. Конечно, нынче тебе придется пострадать за другого, но что делать: лес рубят — щепки летят.
Воспитатель вставил карточку в паз электронного замка наручников. Мальчики упали с высоты двух метров на толстый слой битого стекла.
Редвуд достал свое оружие и проверил заряд.
— Я благоразумный человек. Даю вам двадцать секунд.
Космо отряхнул с колен осколки стекла и поднял Зиплока на ноги. Вот он, долгожданный шанс. Пан или пропал.
— Может быть, дадите нам тридцать секунд?
Редвуд расхохотался.
— С чего бы это?
Космо схватил воспитателя за нос и свернул многострадальный Редвудов шнобель набок.
— А вот с чего!
Глаза Редвуда наполнились слезами, он упал прямо на битое стекло и скрючился от боли.
— Бежим! — крикнул Космо, схватив Зиплока за локоть. — У нас всего тридцать секунд.
Ирландец не тронулся с места.
— Я хочу провести эти полминуты, наблюдая за тем, как корчится Редвуд.
Космо побежал к заднему окну, волоча за собой Зиплока.
— Нечего, ты уже налюбовался, остальное дофантазируешь. По мне, так шанс остаться в живых лучше любого зрелища.
Через разбитое окно мальчики вылезли в ресторан. Посетители жались к стенам — на тот случай, если фургону вздумается сдвинуться еще на несколько футов. С минуты на минуту появится городская полиция и перекроет все пути к бегству. Разбитую витрину уже озаряли прожекторы — первыми на место происшествия подоспели вертолеты телевизионщиков.
На бегу Зиплок ухитрился ухватить несколько блинов с утятиной с тарелки ошеломленного посетителя. Жертвы института Фрейн слышали о свежеприготовленной пище, но пробовать ее им не доводилось.
Один блин Зиплок тут же запихал себе в рот, а второй предложил прикованному к нему цепью товарищу. Космо был не настолько глуп, чтобы отказываться от еды, даже в нынешнем отчаянном положении. Кто знает, когда еще удастся поесть? Если вообще удастся. Они с Зиплоком были вне закона, и блины вполне могли оказаться последним, что им доведется съесть в этой жизни.
Он жадно впился зубами в лакомство и ощутил на языке вкус пряного соуса. Космо испытал почти религиозный экстаз — ведь он в жизни не пробовал ничего, кроме экспериментальных сухих пайков. Но времени, чтобы толком насладиться вкуснятиной, не было. Сквозь шипение остывавшего двигателя фургона уже слышался вой сирен.
Космо побежал в глубь ресторана, волоча за собой Зиплока. Путь им преградил официант. Он был одет в полосатый комбинезон, а волосы его были слишком блестящими, даже с точки зрения испытавших на себе бесчисленное количество косметических средств мальчиков.
— Эй!.. — произнес он, однако уверенности в его голосе не было: официант явно сомневался, стоит ли ему ввязываться в эту историю.
Пока он колебался, Космо и Зиплок благополучно прошмыгнули мимо.
Задняя дверь ресторана выходила на узкую лестницу. Ступеньки уходили далеко наверх, и невозможно было разглядеть, что там ждет беглецов. Возможно, лестница вела к свободе, возможно, в тупик. Но раздумывать было некогда. Редвуд, возможно, уже опомнился и бросился в погоню. Плечом к плечу мальчики побежали по узким ступеням.
— Ничего у нас не получится, — пропыхтел на бегу Зиплок, обливаясь сливовым соусом. — Надеюсь, я успею доесть это, прежде чем Редвуд нас догонит.
Космо прибавил ходу. Зиплок еле поспевал за ним, и браслет наручников больно впился в запястье, но Космо упрямо продолжал рваться к свободе.
— Мы выберемся. Выберемся, вот увидишь. Мальчики выскочили из-за угла и оказались в роскошно обставленной однокомнатной квартире. Из-под огромной двуспальной кровати высунулась перепуганная физиономия.
— Землетрясение уже закончилось? — пропищал ее обладатель.
— Еще нет, — ответил Зиплок. — Самый сильный толчок еще впереди.
— Храни нас Господь! — воскликнул мужчина и вновь нырнул под кровать. Украшенное бахромой покрывало скрыло его от глаз беглецов.
Зиплок хихикнул.
— Пора убираться, пока он не понял, что разговаривал со сбежавшими сиротами.
Квартира изобиловала китайским антиквариатом. В каждом углу маячили старинные доспехи, полки ломились от нефритовых дракончиков. В комнате было несколько окон, но почти все они были декоративными плазменными панелями, и только одно выходило на улицу. Космо отщелкнул запор и открыл раму с трехслойным поляризационным стеклом. Зиплок высунул голову на улицу.
— То, что надо! — воскликнул он. — Пожарная лестница. По ней можно спуститься.
Космо вышел через окно на металлическую решетку.
— Редвуд будет ждать нас внизу. Идем наверх.
Зиплок заколебался.
— Наверх?
Космо вытащил его наружу.
— Воспитателей забавы ради дразнишь, а высоты боишься? В жизни не поверю!
— Высоты я не боюсь, — ответил Зиплок, и его изможденное лицо побледнело. — Я боюсь с нее упасть.
Воспитатель Редвуд не лишился чувств. Судьба не была столь благосклонна к нему. Боль навалилась на него неподъемной тяжестью, вдавила в землю, словно зловредный ледник. Но Редвуд вспомнил, чему его учили в армии: «Определи центр невыносимой боли и сконцентрируйся на нем». К его удивлению, оказалось, что очаг боли находится не в районе носа, а в центре лба. Редвуд сконцентрировал внимание на этом месте и попытался подавить ее. Его усилия увенчались успехом, хотя и кратковременным. За время передышки он успел достать из аптечки болеутоляющую таблетку. Буквально через минуту боль превратилась в тупую пульсацию за ухом. Ее удалось взять под контроль. По крайней мере, на время.
Пора было заняться делом. Эти сироты посмели усомниться в его, воспитателя Редвуда, власти над ними. Их надо немедленно упаковать. Тем не менее следовало, по крайней мере, сделать вид, что соблюдаешь правила. Он снял с ремня портативную радиостанцию.
— Редвуд вызывает базу.
— Редвуд? А мы думали, что ты покойник. Воспитатель нахмурился. На базе дежурил Фред Аллесканти. По сравнению с ним даже аквариумная рыбка показалась бы толковой и сообразительной.
— Нет, я жив. Но двое подопечных сбежали. Собираюсь отправиться в погоню за ними.
— Не знаю, воспитатель Редвуд. Вы не должны отходить от транспортного средства. Так гласят правила. К вам уже послали фургон. Будет у вас минут через пять максимум.
Редвуд снял «пушку» с одного из своих бесчувственных коллег.
— Ответ отрицательный. Беглецы вооружены и уже применили целлофановые патроны. Ты представляешь, какой иск грозит Клариссе Фрейн, если они упакуют добропорядочного горожанина?
Фред не отвечал в течение нескольких секунд — несомненно, проверял соответствующие пункты правил в руководстве по безопасности.
— Ладно, Редвуд. Отлупи их хорошенько, чтобы мы смогли испытать новые лекарства.
Это было типично для института — в любой ситуации искать выгоду. Только что поступила партия синтетической кожи, и нужны были раненые, чтобы испытать ее.
Он спрятал взятую у другого воспитателя «пушку» под курткой.
— Сделаю, что смогу.
Посетители ресторана воровато спешили покинуть заведение через боковую дверь. Не то чтобы они чувствовали за собой какую-то вину, просто никому не хотелось остаток вечера отвечать на вопросы частных охранников, полицейских, страховых агентов и адвокатов.
Когда Редвуд перебрался через то, что осталось от аварийного выхода фургона, люди расступились перед ним: очевидно, никому не показалась умной мысль встать на пути громилы с безумно горящими глазами и расквашенным всмятку носом.
Редвуд не проявлял особенного нетерпения или беспокойства, которого можно было бы ожидать от человека, преследующего беглых преступников. У него не было причин для волнения. Побег был обречен на провал, хотя сами сироты об этом и не подозревали. Редвуд мог следить за каждым их шагом. Причем обмануть систему слежения было невозможно. Подающие сигналы датчики находились в каждой поре их кожи. Когда приютские сироты принимали душ, их кожа покрывалась мельчайшими капельками отрицательно заряженного галоидного раствора. Сканеры института Клариссы Фрейн засекали это вещество на любом расстоянии. Даже если сирота переставал принимать душ, раствор переставал действовать лишь через несколько месяцев.
Редвуд нажал кнопку передачи на своем коммуникаторе.
— Фред, передай мне маршрут передвижения К. Хилла и Ф. Мэрфи.
Фред откашлялся в микрофон.
— Гм… маршрут передвижения?
Редвуд заскрипел зубами.
— Черт тебя возьми, Фред. Брюс рядом? Позови его.
— Брюс разбирается с мелкими беспорядками в блоке «Д». Я здесь совсем один.
— Так, Фред. Слушай меня внимательно. Набери имена Космо и Зиплока в файле слежения, затем передай мне маршрут их передвижения по электронной почте. Используй иконку электронной почты. Мой номер указан в графе «персонал». Тебе нужно только перетащить и оставить папки. Понял?
Фред вытер ладонью потный лоб. По радио это прозвучало так, словно он провел наждачной бумагой по дереву.
— Понял. Перетащить и оставить. Нет проблем. Сейчас сделаю.
— Если не сделаешь, я уделаю тебя.
У Редвуда была стойкая привычка разговаривать угрозами. Он был знаменит тем, что говорил в синтокофейнях: «Если не будет горячим, горячо станет тебе». Сам Редвуд считал эту свою привычку проявлением недюжинного ума.
Секунд через пять на крошечном экране коммуникатора Редвуда появилась картинка, говорившая о том, что беглецы находятся на пожарной лестнице. К тому же эти идиоты карабкались по ней вверх. Что они задумали? Броситься с крыши?
Редвуд усмехнулся, и тут же ему на глаза навернулись слезы от нового приступа боли. Броситься с крыши. Черт, а ведь это идея!
В Маичи-Сити капли дождя могут выбить глаз незадачливому простаку, которому вздумается посмотреть на небо во время ливня. Реакция с определенными токсичными парами вызывала возникновение более прочных связей между молекулами воды, и капли обрушивались на прохожих как крошечные бомбочки. Традиционные зонтики от таких капель не защищали, и все большую популярность в Большой Чушке приобретали модели из жесткого пластика.
У Зиплока и Космо зонтов не было, и они вынуждены были втягивать головы в плечи и сутулиться. Капли дождя молотили по их спинам и шеям, но мальчики так замерзли, что почти не ощущали боли.
Ливень отбросил Зиплока к поручням пожарной лестницы.
— Я вижу город, — сказал он. — Всегда мечтал увидеть город, чтоб при этом на руках не было цепей. Космо, может быть, мы сможем это сделать, причем скоро. Просто побродить без наручников.
Космо решил не тратить силы на разговоры. До крыши оставался всего один этаж. После этого их могла спасти только удача. Возможно, им удастся перепрыгнуть на соседнее здание, возможно, нет.
Они прижимались к стене, спасаясь от дождя. Далеко внизу завывали сигнализации машин, разбуженные каплями-мутантами. Службы безопасности никогда не откликались на такие сигналы во время ливня. Сигнализация срабатывала либо из-за плохой погоды, либо из-за неумелости угонщиков.
Космо преодолел последний отрезок лестницы и поднялся на крышу — плоскую гладкую поверхность просмоленного кровельного картона, в центре которой возвышалась похожая на мостик подводной лодки будка шахты лифта. Покрытая рифлеными листами крыша будки прогибалась под напором ливня. И вдруг ливень прекратился, словно кто-то в небесах повернул кран и выключил воду. Еще одна характерная черта весьма своеобразного климата Маичи-Сити.
— Кто-то там, наверху смилостивился над нами, — заметил Зиплок.
— Ага, только поздновато, — сказал Космо, стряхивая воду с волос. — Пошли.
Они зашлепали по пропитанной водой кровле. С каждым шагом крыша угрожающе прогибалась, в некоторых местах сквозь волокна истрепанного дождем картона проглядывали балки перекрытия. Соседнее здание было всего на один этаж ниже. Его крыша выглядела не слишком привлекательной посадочной площадкой — она была загромождена остатками лагеря бездомных. Блоки из шлакобетона были разбросаны как костяшки домино, из расколотого корпуса электрогенератора сыпались искры.
Космо встал на край крыши, стараясь не думать о прыжке.
— Как по-твоему, у нас получится?
В ответ Зиплок посоветовал отойти от края крыши подальше.
Космо был полон решимости.
— Думаю, получится. Практически уверен, что получится.
— Это вряд ли, — произнес кто-то гнусавым голосом. Так мог говорить либо сильно простуженный человек, либо тот, кому недавно сломали нос.
Космо и Зиплок медленно обернулись. Воспитатель Редвуд стоял у дверей будки и широко улыбался. По его щекам текли крупные слезы.
— Я поднялся на лифте, — сообщил он. — А у вас двоих мозгов не больше, чем у кучи вторсырья. Думали обмануть меня, да?
Космо не ответил, потому что не услышал вопроса. Вода стекала по его волосам, противным ручейком холодила кожу между лопаток. Может быть, поэтому его стала бить дрожь.
— Мы сдаемся, мистер Редвуд. Правда, Зиплок?
Зиплок онемел от страха.
— Сдаваться поздно. Теперь вы превратились в вооруженных беглых преступников. Вас следует упаковать. — Редвуд достал взятую у другого воспитателя «пушку» и бросил ее к ногам беглецов.
Космо тяжело задышал.
— Прошу вас, воспитатель, не надо. Мы — на крыше. В ванне сможем оказаться только через несколько часов.
Единственный способ растворить целлофан — погрузить жертву в ванну с кислотным раствором.
— Я знаю, — сказал Редвуд, глядя на них безумными, слезящимися глазами.
Он подошел к Зиплоку, схватил его за воротник и подтащил его к самому краю крыши, так что обезумевший от ужаса беглец повис над бездной.
— Последний урок, Франциск. Тебе следует усвоить его с первого раза.
Зиплок начал хихикать, потом истерически захохотал, но смех его не имел ничего общего с весельем.
Редвуд приставил пушку к его лбу.
— Советую закрыть пасть, Франциск, если не хочешь, чтоб я заткнул ее тебе целлофаном.
— Делай, что хочешь, Редвуд, — закричал Зиплок, глядя на воспитателя вытаращенными от ужаса глазами. — Сильнее меня уже не напугать!
Редвуд рассмеялся, и по его щекам снова потекли слезы.
— Не знаю, как ты отнесешься…
И тут комбинезон Зиплока лопнул. Несчетное число раз побывавшая в химчистке ткань была не прочнее бумаги. В кулаке Редвуда остался клок материи, а Зиплок завис над пропастью и уже не смог восстановить равновесие.
Его последние слова были адресованы Космо:
— Извини. — И Зиплок упал.
Падать было невысоко. Школьники, которые лазают по деревьям, прыгают с гораздо большей высоты и отделываются вывихнутыми лодыжками. Но Зиплок повалился спиной вперед и увлек за собой Космо.
Времени на молитвы или крики не было. Вся жизнь не пронеслась перед глазами Космо. Только что он молил воспитателя Редвуда о пощаде — и вот уже земля и небо поменялись местами, и он рухнул на крышу соседнего здания. Вернее, на генератор, что остался от лагеря бездомных.
Но остался жив. В этом не было никаких сомнений. Ему было очень больно, а боль могут чувствовать только живые. Перед глазами Космо пестрели разноцветные провода и древние трансформаторы, танцевали искры, а хлопья ржавчины, словно кровавые снежинки, медленно опускались ему на лицо. Больше ничего видно не было.
Его рука дернулась. Значит, Зиплок пошевелился.
— Нет, — просипел Космо — на крик не хватало дыхания. — Замри!
Но Зиплок снова пошевелился. Космо так никогда и не узнал, услышал ли ирландец его предупреждение или нет. Металлический наручник замкнул два оголенных провода под напряжением в десять тысяч вольт.
Разряд подбросил мальчиков в воздух, и их тела запрыгали по покрытой лужами крыше, как ловко брошенные камешки по поверхности пруда. Остановились они у ограждения. На спинах. Лицами вверх.
Редвуд осторожно посмотрел вниз. Изображения обоих беглецов исчезли с экрана его коммуникатора. Возможно, из-за удара тока капельки галогена в порах их кожи потеряли заряд. Но скорее всего, Космо и Зиплок были мертвы.
Для воспитателя картина происшествия была совершенно ясна. Беглецов смыло ливнем на соседнюю крышу, где с ними произошел несчастный случай. Все просто, как блин, и вполне правдоподобно, если, конечно, не торчать на крыше, пока тебя не сфотографирует какой-нибудь спутник-шпион. Редвуд поспешил к лестнице. Путь кто-нибудь другой обнаружит тела. И когда это случится, сам он будет помогать раненым в ресторане.
Космо не мог выдавить из себя ни слова. Электрошок будто высосал всю энергию из его тела. Он мог слышать только биение собственного сердца, которое замедлялось с каждым вздохом. Сбивалось с ритма. Замирало.
Сначала отказало зрение. Наверное, начались галлюцинации. Странные, непохожие на людей существа появились на стенах соседних зданий. Передвигались они с поразительной скоростью и ловкостью. На закон тяготения им, похоже, было наплевать.
Они перелезли через кромку и устремились к месту трагедии. Две твари отделились от основной группы и направились к едва живым мальчикам. Одна из них расположилась на груди Космо. Она была невесомой. Смотрела на него огромными лишенными выражениями глазами. Размерами тварь напоминала младенца. Гладкая синяя кожа просвечивала. У твари были четыре щуплые конечности и вытянутый череп. Черты лица ее были тонкими и бесстрастными. Ни растительности, ни резких углов. Вместо крови по жилам пробегали искры.
Краем глаза Космо видел вторую тварь, она расположилась рядом с Зиплоком и обхватила верхними конечностями его дымящуюся голову. Космо почувствовал, как его сердце пропустило еще один удар, может быть два. Что это за твари? Ужас пронзил его не хуже электрического разряда.
В панике, в попытке сбросить чудовище Космо выгнулся дугой. Но тварь удержалась у него на груди без видимых усилий. И приложила к нему руку, обтянутую голубой кожей. «Четыре пальца, — пронеслось в голове Космо. — Только четыре». Рука лежала у него на сердце, она словно присосалась к телу. Каким-то образом она вытягивала из тела боль, и та стихала, становилась все менее мучительной, пока не исчезла совсем. Тварь все плотнее присасывалась к телу Космо и становилась все ярче, пока не превратилась из синей в золотисто-оранжевую, как солнце на закате.
Космо, собрав последние силы, опустил глаза и посмотрел на четырехпалую руку. Что-то уходило из его тела, искрящимся потоком струилось по жилам твари. Он знал, что именно. Жизнь. Космо чувствовал: дни и месяцы вытекают из его тела, как вода через прохудившуюся плотину. Тварь убивала его. Космо вновь охватила паника. Он попытался сопротивляться, схватить чудовище, но его мышцы превратились в желе.
А потом события начали происходить очень быстро. На крыше появились три фигуры. Двое юношей и девушка. Они не были врачами, это было ясно по их одежде и возрасту, но, по крайней мере, они были людьми.
— Здесь двое, — сказал старший из них — парень, с ног до головы одетый в черное. — Я займусь ими, а вы проверьте внизу.
Его товарищи поспешили к краю крыши и стали наблюдать за происходящим на улице.
— Смотрят, но соваться к месту катастрофы не спешат, — сказала девушка — латиноамериканка лет пятнадцати с татуировкой уличной банды над бровью. — Слишком много воды. Пожарная команда тушит фургон.
Юноша достал из наплечной кобуры нечто напоминающее карманный фонарик и повернул кольцо на его корпусе. На другом конце «фонарика» мгновенно замерцали белые искры. Выстрелил он уже на бегу — из странного оружия один за другим вырвались два разряда энергии. Эффект был впечатляющим. Белые молнии проникли под кожу тварей и разветвились миллионами отростков, пробежали по искрящимся жилам. Твари забились в конвульсиях, кожа на их телах натянулась, грозя порваться. Так и произошло. Обе твари превратились в дюжину идеально круглых шариков, которые унесло ветром, словно мыльные пузыри.
— Ух ты… — прохрипел из последних сил Космо.
— Живой! — воскликнул третий член группы, которому на вид было лет шесть от роду. Светловолосый мальчишка с непропорционально большой головой опустился на колени рядом с Космо, проверил его пульс, посветил фонариком в глаза.
— Зрачки не реагируют, пульс прерывистый. Стефан, дефибриллятор. Его сердце придется пришпорить.
Галлюцинация, решил Космо. Иначе и быть не может. Угасающим взглядом он увидел склонившегося над ним высокого парня. Должно быть, это и был Стефан.
— А что с другим, Повторюшка? — спросил парень.
Мальчик, которого он назвал Повторюшкой, положил ладонь на грудь Зиплока. Космо на секунду показалось, что спасительные жизненные потоки заиграли между его пальцев. Затем…
— С другим… Все. Он ушел. Ни малейшего писка.
Стефан повозился со своим оружием — наверное, что-то там регулировал или настраивал.
— У меня нет дефибриллятора.
Повторюшка поспешно отступил.
— Ты уверен? Крыша-то мокрая.
Стефан направил «фонарик» в грудь Космо.
— Не уверен, — сказал он и выстрелил.
Космо словно ударили кувалдой по ребрам. Он не сомневался, что в его груди не осталось ни одной целой косточки. Он почувствовал, как волосы на голове встали дыбом, словно норовили вырваться с корнем. Его комбинезон загорелся, потом начал отваливаться дымящимися лоскутами с тела. Повторюшка облил его из пожарного ведра, но Космо не почувствовал холода. Его внимание было приковано к другому.
Тук-тук.
Его сердце. Оно начало биться.
Тук-тук. Тук-тук.
— Получилось! — закричал Повторюшка. — У этого парня тяга к жизни как у голодного пса. Но ему нужен медицинский уход. С таким раскоканным, будто яйцо, черепом он сам не поправится.
Стефан вздохнул, удовлетворенный тем, что его фокус удался, и убрал в кобуру свою извергающую молнии игрушку.
— Адвокаты его подберут. Уходим. Не стоит, чтобы они и нас заодно подобрали.
Космо, впервые за последнюю минуту, сделал глубокий вдох.
— Пожалуйста…
Неужели они бросят его здесь, после того, что случилось?
— Возьмите меня с собой. Стефан даже не взглянул на него.
— Извини, у нас своих забот хватает.
Космо знал: живым до приюта ему не добраться. Редвуд этого не допустит.
— Пожалуйста…
Над ним склонилась девушка.
— Знаешь, Стефан, — сказала она, — может, он сгодится, чтобы заваривать синтокофе или еще что-нибудь в этом роде.
Стефан вздохнул. Он уже стоял на пороге будки и придерживал дверь открытой.
— Мона, мне надоело каждый день выслушивать одно и то же.
Девушка вздохнула.
— Извини, парень, не судьба, — сказала она, обращаясь к Космо.
Его сердце билось ровно, снабжая кровью мозг.
— Они вернутся, — прохрипел он, — если вы оставите меня здесь.
Эти слова неожиданно заинтересовали Стефана. Впрочем, большого любопытства он не выказал — просто подошел ближе и спросил:
— Кто вернется?
Космо изо всех сил старался не потерять сознание.
— Твари.
Повторюшка хлопнул в ладоши.
— Ты слышал? Твари, Стефан. Он их видит. Будь я проклят, если это не так.
Стефан только пожал плечами.
— Не обязательно. Может быть, кто-нибудь из нас упомянул тварей. Может, у него были галлюцинации.
Космо закашлялся, пытаясь прочистить легкие от дыма.
— Синие твари, с электричеством в жилах. Они высасывали из меня жизнь.
— Удивительно точные галлюцинации, — заметила Мона.
— Ладно. — Стефан кивнул Повторюшке. — Мы возьмем его. Он их и вправду видит.
Девушка тем временем осматривала наручники.
— Хорошо, Стефан. Дай мне минуту.
— Секунду, Мона. Больше у нас нет.
Мона вытащила шпильку из своей прически и уверенным движением вставила ее в замок наручников. Через мгновение запястье Зиплока было свободно. Впрочем, сам он уже не мог этому порадоваться.
Стефан забросил Космо себе на плечо.
— Пошли. Второй браслет можно снять и на месте.
Космо висел на его плече как тряпка. Он мог заговорить, задать вопросы, но не стал этого делать — боялся, что эти ребята не возьмут его с собой, если он будет докучать Стефану расспросами. И хотя он понятия не имел, куда его несут, ему было все равно. Лишь бы не возвращаться в институт Клариссы Фрейн.
Мозг Космо решил, что не стоит тратить драгоценные силы на переживания по поводу долгожданной свободы, вывесил табличку «Закрыто на ремонт» и отключился.