ЭПИЛОГ

Первый мой разговор с сыном закончился почти конфликтом.


– Мама, ты с ума сошла?! Что за безумная идея?! Почему ты решила, что Мириам не поладит с тобой? Ты просто не представляешь, как великолепно выглядишь в ее глазах, вот тебе и лезут в голову всякие глупости…

– Потому, мальчик мой, что две медведицы в одной берлоге никогда не уживутся. Мириам умна, она довольна своим новым социальным статусом и теми привилегиями, которые дает ей брак с тобой. Но эти восторги со временем стихнут, и ей захочется большего. Ей захочется влиять на ситуацию, разрешать конфликты так, чтобы она сама видела в этом смысл и пользу. Нет никакой гарантии, что наши мнения всегда будут совпадать. Рано или поздно возникнет конфликт и мы с ней начнем рвать тебя на две части, перетягивая каждая на свою сторону. Ты этого хочешь?


Алекс некоторое время молчал, потом возразил:


– Мама, я уверен, что две умные женщины всегда смогут договориться. Ты же не будешь отрицать, что Мириам вовсе не дурочка?

– Знаешь что, сынок… У твоей жены есть замечательная статс-дама – Софи Вербент. Я очень тебе советую вызвать ее к себе и побеседовать. Ты знаешь ее с самого рождения и прекрасно понимаешь, что она в любом конфликте всегда будет держать мою сторону. Так вот, прямо сейчас, до того, как я смогу с ней увидеться и что-то приказать, вызови ее к себе и пусть она тебе расскажет, каким образом мне пришлось добиваться возможности любить своих детей.

– Мама, я знаю, что королева Ателанита недолюбливала тебя, и вы крепко не ладили…

– Крепко не ладили?! Это все равно, что прыгнуть в море и сообщить, что там немного влажно. Если бы не мой характер – ты был бы совсем другим человеком, Алекс. Совсем другим… Так вот, как только у тебя появятся дети, мне, безусловно, будет казаться, что их воспитывают не так, как должно. Но поверь, дорогой мой, я вовсе не хочу выглядеть в глазах невестки второй Ателанитой. Я воспитала Элиссон и тебя так, как считала нужным. Почему же я должна лишить этого права Мириам? Это будут не просто мои внуки и наследники короны, а твои и ее дети. Вмешиваться в их воспитание никто не имеет права. Даже я… И поверь, я вряд ли удержусь, если что-то пойдет не по моему плану.


Некоторое время мы оба тянули паузу и Алекс что-то обдумывал, недовольно хмуря брови. Я посмотрела на сына и добавила:


– Ты вырос, мой мальчик. Давно уже вырос… Тебе пора иметь свой дом, а не оглядываться на меня всю оставшуюся жизнь. Тем более, что сейчас у тебя есть жена, которую нужно освободить от гнета свекрови, – усмехнулась я, – поговори не только с Софи, Алекс. Поговори с теми фрейлинами, кто живет вместе со свекровью. Поинтересуйся, насколько хорошо им в одном доме с матерью мужа. И еще, сын… По отношению к вам с Элиссон я выплатила все долги. Позволь и мне пожить для себя…


Выбор будущего места проживания был довольно сложен. Вильгельму не слишком нравилась идея морского путешествия:


– Элен, я совершенно сухопутный человек и мысль о том, что под ногами длительное время не будет суши, мне совсем не нравится.

– Дорогой, зато там — прекрасный климат. Места же, куда хочется отправиться тебе – холодные. Чтоб ты лучше понимал – такие морозы, что частично замерзает даже прибрежная линия моря. Можешь себе это представить? Замерзает соленая вода! Лопаются от холода стволы деревьев. Там довольно короткое лето, совершенно не налажена доставка хоть каких-то товаров, и в целом весьма дикие места.


Вильгельма я уговорила, и теперь он все дни пропадал, подбирая достойную моего королевского величества команду:


– Мы в любом случае будем брать с собой войска. Пусть даже просто для охраны. Так что я хочу, чтобы с нами отправились лучшие.



Всю весну и все лето шла подготовка. Требовалось собрать воедино слишком много вещей и людей. В общем-то, я знала, что я достаточно богатая особа. Но до этого времени даже не представляла, насколько. В давние времена, как только мне стало хватать на все необходимые нужды, я перестала интересоваться тем, во что именно вкладываются мои деньги. Единственный пункт, который я знала твердо: у меня есть два собственных корабля.


В этом году “Морская звезда” и “Жемчужина Луарона” не вошли в состав весенней экспедиции в Александрию. Они остались в порту и подверглись максимальному апгрейду: на них установили пушки последних моделей, тщательно проверили все паруса и заменили большую часть, ну и по мелочам – оборудовали каюты некоторыми удобствами.


В начале осени началась погрузка товаров и Софи, регулярно отпрашиваясь у юной королевы, проводила вечера со мной.


– Ах, Элен! Теперь, когда все так замечательно и королева уже беременна, вы не хотите дождаться даже появления внука. Я помню, конечно, помню ее величество Ателаниту… Но неужели вы стали бы делать те же ошибки?!


Мадам Менуаш при этих встречах присутствовала редко – у нее было слишком много дел.


***


За день до отплытия состоялся последний мой разговор с сыном.


– Мама, я не хочу верить…

– Я очень люблю тебя, мальчик мой. Но ты давно вырос и у тебя своя семья. Мы сможем писать друг другу.

– И я буду получать твои письма два-три раза в год!

– Зато ты перестанешь оглядываться на меня и все твои решения будут только твоими. Есть еще одна вещь, о которой я хотела поговорить с тобой. Точнее, это не вещь, а некое направление, которое я хочу тебе показать.


Сын глянул на меня с любопытством и уселся поудобнее.


– Я помню, что ты всегда умела меня удивлять, мама.

– Через много лет, мальчик мой… Через очень много лет, Алекс, когда меня уже точно не будет на свете, да и ты, скорее всего, будешь стариком… Жители Александрии захотят свободы. Я не знаю, что и как сложится в будущем, но послушай моего совета: если… нет, не “если”, а – когда… когда этот момент наступит – помоги им.

– Помоги? В каком смысле, мама?

– Признай их отдельным государством. Признай это добровольно, или ты получишь полноценную войну на много лет. Может случиться так, Алекс, что даж ты не доживешь до этого момента. Даже скорее всего – не доживешь. Но я бы хотела, чтобы мои правнуки и пра-правнуки меньше воевали.

– Странный разговор, мама. Откуда ты можешь знать, что будет через пятьдесят или сто лет?

– Считай, малыш, что Господь послал мне видение. Эти люди, которых сейчас ссылают туда – преступники. Однако у них будут дети, а у их детей – свои дети. И вот эти потомки не виноваты перед Луароном. Однако и торговцы, и королевская казна считает Александрию собственными землями, где они могут брать все, что захотят. А ведь эти самые потомки, по сути, никому и ничего не должны. Поверь, что это будет совсем не худший политический ход. Если ты вложишь эту мысль моим внукам с детства, то они передадут ее своим детям. Кроме Луаронской части Александрии существует еще и часть, принадлежащая Сан-Меризо. Тот континент – он огромен. Там могут появиться и основать свои города и поселения и другие страны. Все поселенцы, рано или поздно, объединятся и потребуют свободы. Ты представляешь, сын, каких масштабов может достичь война? Она будет идти и на суше, и на море. Это будет разорять как Луарон, так и Александрию. Пойми, сейчас Александрия – как человеческий младенец, которого нужно кормить, согревать и воспитывать. Но рано или поздно малыш вырастет и ему нужна будет своя собственная, отдельная от вас, жизнь. С ними можно будет торговать, договариваться, но вы не сможете всю жизнь держать этого младенца в люльке.

– Я уловил аналогию, мама. Меня немного пугает твоя уверенность. Ты говоришь о временах, которые придут только через долгие-долгие годы, может быть, через сто лет, но говоришь ты так, как будто точно знаешь.


Я встала у сына за спиной, положила руки на плечи и совсем как в детстве, чмокнула его в макушку. А потом повторила:


– Считай, что у меня было видение, Алекс.


***


В самом начале осени “Звезда” и “Жемчужина” покинули порт Сольгетто, под охраной шести военных фрегатов. Я считала, что нам хватило бы и трех, но Алекс настоял на своем. Однако не сразу наш путь пролег в сторону Александрии. Через некоторое время мы пришвартовались в Грондо, и еще пять дней добирались по суше.


По моей личной просьбе никакой официальной встречи не было: я прибыла в герцогство Валкурия инкогнито, как некая госпожа Летрон. Разумеется, вымышленное имя не играло почти никакой роли – все прекрасно знали, кто я такая. Зато оно замечательно избавляло меня от всех возможных и положенных статусу королевы официальных мероприятий – приемов и балов.


Мне отвели гостевые комнаты в семейном крыле и все возможное время я проводила с дочерью и своим первым внуком.


Реальная встреча с ними потрясла меня до слез. Когда Элиссон вбежала ко мне в комнату и с криком “мама” кинулась обнимать… Это был четкий момент осознания, что я не зря прожила большую часть своей жизни.


Моя девочка действительно прекрасно ладила с мужем, у них были теплые и доверительные отношения. Кристиан, по мере возможности, очень старался оберегать свою жену от нудных протокольных мероприятий, но…


Разумеется, в каждой бочке меда есть своя ложечка дегтя. Элиссон еще повезло, что это именно ложечка, а не полноценный черпак. Вдовствующая герцогиня, свекровь моей девочки, действительно никогда не лезла в политику и не имела привычки указывать сыну, как ему следует поступить в том или ином случае. Однако она, любящая детей, несколько раз рожавшая и вырастившая столь прекрасного сына, совершенно точно знала, что полезно. а что крайне вредно новорожденным. На этой почве и возникали конфликты между свекровью и Элиссон.


– Ты представляешь, мама, она требует, чтобы Ференца до трех лет носили на руках со связанными ногами! Утверждает, что иначе у ребенка будут кривые ноги!


Я засмеялась ее искреннему негодованию и сообщила:


– Моя свекровь, твоя бабушка, покойная королева Ателанита, тоже считала, что до полутора лет ребенку ходить нельзя. К сожалению, девочка моя, я тогда была слишком слаба, чтобы спорить с ней. Но, в отличие от меня, у тебя вполне разумный муж. Если хочешь, я попрошу Жанну прочитать большую лекцию о маленьких детях. Весь вопрос, согласится ли он?

– О, мама, ты меня просто спасешь! Кристиан вовсе не глуп, но о здоровье Ференца он очень беспокоится и просто не знает, кто из нас прав: я или его мать.


Мой внук был прекрасен. Малышу исполнилось четыре месяца, и он весь был пухленький, розово-складчатый и пах медом и травами. Он с удовольствием тянул ручки к висящим над колыбелькой игрушкам, уже умел улыбаться, забавно пыхтел, когда переворачивался на бок. Я восторженно целовала крошечные ступни с нежными розовыми пяточками и округлыми бусинками пальчиков, слегка щекотала теплое и мягкое пузико и, мне кажется, дня через три малыш стал меня узнавать.


Я пробыла в герцогстве Валкурия две недели. За это время было несколько семейных спокойных ужинов с мужем Элиссон и, в общем, я вполне оценила тактичность и благоразумие Кристиана. Можно было бы сказать, что моей дочери повезло, если бы я не помнила, сколько работы этот самый брак доставил графу Тауффе.


Элиссон чуть поправилась после родов и ее внешность и манеры получили какие-то новые, дополнительные нотки женственности и мягкости. Кристиан иногда, слегка забывшись, смотрел на свою жену так, что свидетелям становилось несколько неловко.


С герцогом беседовала я, ему прочитала несколько лекций мадам Менуаш и большая часть спорных вопросов была решена. Не зря мы искали в браке не выгоду, а хороший ум и порядочность в будущем муже.


Расставание было тяжелым. Мы обе плакали, понимая, что в этой жизни увидеться нам больше не суждено. Разумеется, будут пакеты писем, передаваемые два-три раза в год. Они, разумеется, не в состоянии заменить личную встречу, тепло объятий, нежность друг к другу, которую можно проявить физически, просто взяв дочь за руку. Я знала, что больше не увижу не только этого внука, но и всех будущих детей, которые родятся у Элиссон…


***


Я вернулась в Грондо и Вильгельм, ожидавший меня на борту “Жемчужины Луарона” ничего не стал спрашивать, только крепко обнял меня, когда мы остались одни в каюте.


Пока я прощалась с дочерью, корабли пополнили запасы продовольствия и чистой воды и больше на пути в Александрию не должно было случиться никаких задержек. Однако уже через два дня плавания погода начала портиться.


Поднялся довольно резкий холодный ветер и спокойное до этого времени море покрылось белыми барашками пены. Качка значительно усилилась и одна из моих горничных, взятых в помощь Тусси, слегла. Мадам Менуаш варила для нее какие-то довольно приятно пахнущие микстуры, но помогало слабо, а к вечеру слегла еще одна.


Я переносила качку достаточно спокойно, также как и Вильгельм. Небольшое отсутствие аппетита – пожалуй, единственное неудобство. Ну и еще – пришлось отказаться от совместного чаепития. Однако к вечеру усилился и ветер, и качка.


Надо сказать, что это было довольно страшно. “Жемчужину” кидало из стороны в сторону как легкую скорлупку и только тогда я начала ощущать собственную микроскопичность и слабость.


Прикованные к полу стулья были снабжены кожаными ремнями. Лежать я не могла, так что и я, и Вильгельм – мы просто сидели, держась за руки и пытаясь разговаривать. Жуть этой ночи останется в моей памяти навсегда…


Утром капитан доложил, что шторм стихает, у нас есть небольшие поломки, но ничего критического.


– Госпожа Летрон – всем было строжайше приказано обращаться ко мне именно так – шторм мы выдержали, да и был он не из самых сильных. Однако мы потеряли “Звезду” и наше сопровождение, а “Жемчужина” нуждается в ремонте.

– Капитан Грост, чем это нам грозит и сколько продлится ремонт?

– Не смогу ответить точно, госпожа Летрон. Однако воды, в которых мы сейчас находимся, слишком близки к острову Нихор. Жители острова – искусные корабелы и не брезгуют пиратством.

– Мы сможем починить судно сами?

– Да. Поблизости есть с десяток крошечных островов, на которых никто не живет. Там только скалы, редкая растительность и птицы – больше ничего. Два из этих островов годятся нам – там есть проходы для таких больших кораблей, как “Жемчужина”. Плохо то, что все они расположены вблизи Нихора. Приближаться к ним – опасно. Нас вполне могут счесть легкой добычей.


Впрочем, выбора у нас все равно не было – паруса требовали ремонта.


***


К каменистому острову мы подплыли только к вечеру – капитан специально дожидался, пока стемнеет. На “Жемчужине”, кроме матросов, находилась большая часть моей личной охраны – пятьдесят человек, отобранных лично Вильгельмом.


– Почему ты не позволяешь людям выйти размяться? Некоторые из них плохо перенесли качку и пройтись по земле для них сейчас – благо.

– Радость моя, от нас до Нихора, по словам капитана Гроста – час-полтора пути, не больше. Нас видно с Нихора. Второй остров, к которому мы могли бы подплыть, расположен еще ближе. Если бы с нами были фрегаты охраны – к нам точно не сунулись бы.

– Вильгельм, ты ждешь нападения?

– Да. И чем меньше людей они увидят на судне, тем больше у нас шансов отбиться.

– Может быть, наоборот? Увидев, что у нас есть охрана, они не полезут?


Вильгельм вздохнул, побарабанил пальцами по столу и ответил:


– Элен, скажи, радость моя, я хоть раз вмешивался в твои споры с Советом?


Я уже открыла рот, чтобы возмущенно спросить: “А причем здесь это?!”, однако, секунду подумав, рот закрыла. Я часто обсуждала с Вильгельмом свои проблемы, спрашивала его мнение и, как мне казалось, прислушивалась к нему. Однако и в самом деле он никогда не поднимал такие темы сам, довольствуясь просто ролью советчика и всегда признавая за мной право на самостоятельное решение. Почему же сейчас я пытаюсь лезть не в свое дело?


– Прости, дорогой…


Больше я никаких вопросов не задавала, и Вильгельм установил что-то вроде дежурств и на корабле, и на земле. Сделано это было так, чтобы не наблюдалось армейской точности со сменой караула, чтобы на суше находилось одновременно не более пяти-шести человек охраны, которые бродили туда-сюда, периодически возвращаясь на корабль.


На второй день он сообщил мне:


– С соседнего острова за нами ведут наблюдение.

– Ты думаешь… ты думаешь, что на нас нападут?!

– Сегодня ночью, ближе к утру.

– Откуда ты знаешь?!


Вильгельм засмеялся и начал инструктировать меня, как я должна себя вести.


– Главное, Элен – не высовывайся из каюты.


За дверью каюты стояли часовые, а в самой каюте, сразу после нашего разговора, появились два солдата.


И им, и мне, было очень неловко находиться в одном помещении. Как бы там ни приказывали называть меня госпожой Летрон, все они знали, что охраняют Красную королеву. Тусси, после некоторого размышления, отправила одну из горничных на поиски и, через некоторое время, в моей каюте появилась скамья, явно вырванная откуда-то. Скорее всего, из помещения, которое служило чем-то вроде столовой.


Днем я читала, но в присутствии чужих людей, которые еще и менялись каждые пару часов, чувствовала себя не в своей тарелке. Вильгельм несколько раз возвращался в течение дня, но при посторонних вел себя достаточно отстраненно.


В распахнутое окно каюты слышался мягкий шум прибоя, легкий ветерок слегка шевелил штору. День сегодня выдался достаточно солнечный и приятный. Я размышляла о том, что на новом месте обязательно нужно будет запланировать что-то вроде закрытого дворика, где я смогу загорать. Очень хотелось верить, все мои мысли и планы о жизни в Александрии сбудутся.


Ближе к вечеру, по моей просьбе, Тусси отгородила кровать ширмами и я легла спать, собираясь проснуться около полуночи, чтобы успеть одеться и спокойно выпить чаю. Однако, похоже мой организм устал несколько больше, чем я думала – проснулась я от криков. Хрипловатый голос капитана периодически перекрывался командами, которые отдавал Вильгельм. Глухо бухнула пушка, и почти сразу же – вторая…


“Началось!” – эта мысль щедро плеснула в кровь адреналина. Прямо в сорочке, не дожидаясь, пока Тусси зажжет лампу, я кинулась к окну. Предрассветную мглу слабо рассекали тусклые огни факелов.


– Тусси, огня и костюм. – горничная уже спешила ко мне с горящей свечей.


Все это лето Вильгельм обучал меня ездить верхом. Великим всадником мне никогда не стать, но держаться в седле я научилась. А главное – за лето запаслась некоторым количеством брючных костюмов. Я не собиралась потрясать устои Луарона, появляясь перед подданными в штанах, а вот Александрия – другое дело. Там у меня были шансы глобально повлиять на удобство одежды.


Затянув на талии ремень, я вышла из-за ширм. Солдаты уже не сидели расслабленно на той самой скамейке, а стояли возле дверей, достав оружие. Крики все приближались и приближались и мне становилось жутко: было совершенно непонятно, прорвались ли нападавшие на корабль и что происходит там, за закрытыми дверями. Разумеется, я не собиралась нарушать приказ Вильгельма и усложнять солдатам задачу, но ждать просто так было почти невыносимо! Тусси, видя мое состояние, подала мне в руки четки.


– Спасибо…


Прямо скажем, не лучшее время для медитации, но хоть какое-то занятие.


***


Окно каюты взорвалось миллионом стеклянных брызг, вылетевших вместе со свинцовой рамой…


Я мгновенно отскочила к дальней стене и непонимающе уставилась на странный предмет, которым выбили окно: один из солдат валялся на полу и стонал, сбитый с ног этой хренью. Сейчас эта штука медленно покачивалась на полу и я с трудом сообразила, что это огромная деревянная катушка, на которую накручена бухта толстого троса.


А в освободившийся проем окна лезли люди…


Все происходило с такой скоростью, что солдат, тот, что остался на ногах, не сообразил открыть внутренний засов. Сейчас он бешено бился с вооруженным двумя мясницкими ножами мужиком, ввалившимся в окно следом за бухтой веревки. Второй солдат пытался отползти к стенке каюты, а в это время в пустой проем протиснулся еще один пират, который мгновенно оценил обстановку и, оскалившись, несколько небрежно махнул ножом в сторону Тусси. Она, все еще прижимавшая к груди незажженную лампу, как-то тихо пискнула и стала оседать на пол. С палубы корабля в окно сунулось еще одно рыло…


С тех самых пор, когда меня напугали гопники в подворотне, чуть ли не большая часть моей жизни и всех тренировок были заточены под то, чтобы в нужный момент я не растерялась…


Из-под все еще всхлипывающей на полу Тусси расплывалось масляно-черная в свете свечей лужа крови. Солдат с неестественно вывернутой ногой почти дополз до стены. Он даже сумел вытащить саблю, но судя по иссиня-бледному лицу серьезного сопротивления оказать не сможет. В дверь каюты ломились с той стороны, но резная дубовая красота, подчеркивающая статус обитательницы, сделана была на совесть, как и массивный засов, щедро покрытый узорами и позолотой. Пират, ранивший Тусси, ухмыльнулся, глядя, как по висящей правой руке второго солдата струйкой сбегает кровь и капает на пол, и перевел взгляд на меня, прижавшуюся спиной к стене. Он больше не торопился…


Я скосила глаза в сторону, понимая, что моему защитнику приходится тяжело: он держал саблю в левой руке и продолжал отбиваться от бешено машущего тесаками пирата.


Вдох-выдох, вдох-выдох…


Медленно и неторопливо, глядя на приближающегося мужчину, не привлекая внимания и не делая резких движений, большим и указательным пальцем я выдернула из глубины пояса первый нож и метнула его, почти не замахиваясь. Теоретически, можно было метнуть в глаз и обойтись одним лезвием, но я вполне здраво оценила и неровный мерцающий свет свечей, и собственный страх. Этот бой – мой экзамен. Экзамен на право жить.


Чтобы добить пирата, понадобилось еще два ножа. Четвертый я метнула в то рыло, которое только-только пролезло в окно. Он, оглядываясь и уже ничего не опасаясь, стоял гораздо удачнее: прямо возле зажженного настенного светильника и лезвие засело в его горле, именно там, куда я целилась.


Последние броски пришлись на мужика с тесаками. Знание анатомии – великая сила. Два метательных ножа вошли ему в поясницу почти одновременно, заставив на мгновение застыть и рухнуть на пол каюты: ранение почки, любой из них, приводит к болевому шоку и очень быстрой смерти.


Потрясенно смотрел на меня солдат, тяжело дышащий и все еще не рискующий бросить саблю…



***


Тусси сказочно повезло: ублюдок распорол ей бок и даже немного задел мышцы, но не повредил внутренние органы – ранение было не проникающим. Сейчас, перебинтованная и измученная, она тихонько дремала на своей койке. Мадам Менуаш, занятая ранеными, пообещала зашить ее рану позднее:


– Кровь почти остановилась, если она не будет двигаться – вполне можно подождать, пока я освобожусь.

– Спасибо, Жанна. Ступай, я присмотрю за ней.


Точно также пока без помощи остался и солдат, которому влетевшая катушка перебила ногу: ему просто подсунули подушку под голову и велели ждать. Моя каюта начала напоминать лазарет. Я достала из шкатулки запрещенный в Луароне опиум и, тщательно отмерив дозу, заставила солдата проглотить – это уменьшит боль, но не даст ему кайфа.


Вильгельм вернулся ко мне, когда закончил все свои дела – солнце уже вставало и в каюте было светло. Раненых унесли, а за зашитой перебинтованной Тусси взялась присматривать одна из ее подчиненных. Сам фельдмаршал был абсолютно цел, но очень мрачен.


– Прости, Элен.

– Не говори глупостей, Вильгельм.

– Этого не должно было произойти.

– Просто учти на будущее… – меня все еще слегка знобило после этих событий. Я подошла к своему мужчине и ткнулась ему лицом в плечо. Жесткая ткань мундира царапала щеку и пахла потом, порохом и войной, но ко мне постепенно приходило ощущение покоя. – Много погибших?

– Нет. У трех человек серьезные раны, у остальных – небольшие порезы и ссадины. Я пропустил наблюдателей со второго острова…

– И что?

– Несколько человек из них осталось в живых. Пленных мы допросили. Полтора десятка умников решили не идти с основной командой и не рисковать, а подплыть с другого борта, пока кипит бой и прихватить, что успеют. Тех, кто шел с правой стороны, мы большей частью просто утопили. Но левый борт охранялся гораздо слабее – оттуда никого не ждали. Прости…

– Мы все делаем ошибки, Вильгельм. Я не сержусь и не держу зла. Я и выжила только потому, что метать ножи меня учил ты. Что будет с пленными?


Вильгельм удивленно посмотрел на меня, слегка пожал плечами и ответил:


– Повесят, а тела сбросят в море. Думаю, капитан Грост, не будет устраивать суд.


***

На ремонт у нас ушло еще три дня. Больше никаких попыток нападения не было. “Звезду Луарона” и пять кораблей сопровождения мы встретили через день после того, как вновь вышли в море. Один из фрегатов так никогда больше и не нашелся. Остальное плавание проходило относительно спокойно, еще пару раз были дни с сильными ветрами, но до настоящего шторма дело не доходило.


В Александрии нас ждали: весенняя экспедиция предупредила о нашем приезде и потому губернатор постарался на славу, использовав все доступные ему ресурсы.


Вильгельм совершенно неприлично присвистнул, увидев наш дом.


– Элен, это точно то, чего ты хотела? Мне-то приходилось жить и в местах похуже. но ты…

– Это именно то, что я хотела!


Наш дом представлял собой длиннющий сарай, сложенный из огромных, почти в обхват, бревен. Незастекленные окна временно забиты деревянными плашками. Крыша, предмет особой гордости губернатора, была крыта черепицей.


– Таких хором, ваше величество, на весь город не больше десятка!

– Я благодарна вам за старание, но хочу напомнить, что я частное лицо и обращаться ко мне следует “госпожа Летрон”.


Поскольку я дала более, чем четкие указания о месте строительства дома, то все было сделано именно так и именно там, где и как я хотела. Дом располагался в нескольких километрах от города, двор был обнесен серьезным частоколом и имел собственный колодец. Снаружи, недалеко от частокола, находились еще несколько строений: казарма, конюшня, полтора десятка небольших домиков с тростниковыми крышами для офицеров и слуг, и еще одно довольно длинное здание, в котором я собиралась обустроить мастерскую.


Я ходила по сараю, которому в скором времени предстоит стать нашим домом, ласково касалась ладонью деревянных стен, и планировала: “Окна… В первую очередь необходимо застеклить окна и поставить внутренние перегородки. Хорошо, что я взяла большой груз стекла. Губернатор сказал, что до морозов есть еще месяца или больше, так что мы вполне успеем. Надо будет вечером посидеть с Вильгельмом и показать ему варианты планировки. Возможно, я чего-то и не учла, что может понадобиться ему. А главное – осмотреть сарай с кормами для коз и само стадо”.


Удивительное качество тончайшего козьего пуха я оценила, еще живя в Луароне. Самым замечательным было то, что местные козы, по какой-то прихоти природы, были исключительно белого цвета. Я не смогу смешивать их пух с шелком – везти из Шо-Син-Тая нити сюда будет слишком дорого. Однако я прекрасно помнила восхитительные оренбургские платки своего мира. Почему бы здесь не возродить это ремесло?


Самое главное, из-за чего я стремилась уехать – желание отдохнуть от дворца. Уже одно то, что с корабля я спустилась в брючном костюме, что вызвало удивленные взгляды на самом судне и полное равнодушие со стороны живущих в Александрии, дорогого стоило.


Значительно больше разгружающие “Жемчужину” и “Звезду” местные мужчины глазели на прибывших со мной женщин. На жен солдат и офицеров – Вильгельм брал только женатых с семьей; на моих горничных и робко жмущихся в кучку мастериц.


Хорошо, что у нас есть охрана и местные это видят. Зато с мужьями для моих мастериц не будет никаких проблем. Напротив, за каждую из них будут бороться лучшие местные женихи.


Почти неделю нам пришлось жить в гостевом доме, который стоял в центре города. Сам город напоминал собой несколько сросшихся “боками” деревень. Был район с полностью деревянными домами и заборами-плетнями вокруг; во втором районе большая часть домов была фахверковая; в следующем, который был ближе к морю, дома были с каменным основанием. а некоторые даже оштукатурены.


Мы посетили пару местных рынков, пообщались с продавцами и рыбаками, оценили местные лавки и товары. И везде, при каждом новом знакомстве, я представлялась как мадам Летрон. Особенно забавно взглянуть было в лицо сына покойного герцога де Горзона, которого я лично выслала сюда. Остальных высланных я еще не видела, но уверена, что сплетни разлетятся мгновенно. В этом нет ничего плохого, напротив – отблеск короны вполне способен уберечь нас от лишних неприятностей. Пусть привыкают к тому, что я хочу жизнь обычной горожанки и я получу ее!


На восьмой день, когда мы первый раз ночевали в своем собственном доме, сразу после того, как Тусси убрала со стола, Вильгельм сказал:


– Элен, ты точно не хочешь вернуться домой?

– Мой дом будет здесь. А что, тебе не нравится? Я не буду возражать, если ты решишь вернуться.

– Мне будет, чем заняться здесь. Думаю, вокруг нашего дома очень быстро начнет организовываться новый поселок. Уверен, что его величество уже весной пришлет и материалы, и мастеров. Кому-то нужно за всем этим следить. Но я хотел спросить о другом…

– Спрашивай.

– Ты выйдешь за меня замуж, Элен?


Это было неожиданно и я слегка растерялась, а Вильгельм продолжал:


– Я никогда не потребовал бы брака, пока ты была королевой, но раз уж ты теперь просто госпожа Летрон… Я хочу иметь право назвать тебя своей перед Богом и людьми. Что ты мне скажешь, Элен?


У меня перехватило горло и, прежде чем сказать “да”, мне пришлось откашляться.


Венчание состоялось через неделю, в местном деревянном храме и было скромным и тихим – мы не хотели никакой помпезности.


***


Шел шестой год нашего проживания в Александрии. В этом году мы с мужем ждали весенней экспедиции с особым нетерпением. Мне хотелось узнать, кто родился у Алекса и Мириам в третий раз и все ли благополучно с ними, а Вильгельм ждал какую-то потрясающую суперпушку, которую заказал в Луароне по чертежам одного местного умельца.


По традиции, когда корабли приходили в порт, навстречу собирались все, кто мог ходить. Тех же, кто в силу возраста ходил еще плохо, матери несли на руках. Также традиционно я получила свой груз одной из первых.


Порт шумел, толпа волновалась, пытаясь увидеть среди вновь прибывших знакомых, бурно обсуждали свежие новости, которые уже поступали от матросов непрерывным потоком.


– Вильгельм, я, пожалуй, не буду ждать полной разгрузки.

– Хорошо, Элен. Я буду к ужину.


Довольно лихо вскочив на коня, я возвращалась домой в сопровождении охраны, бережно прижимая коленом прикрепленный к конской сбруе небольшуюкожаную сумку с бумагами. Во дворе, бросив конюху поводья, потребовала у Тусси чай и торопливо вскрыла первую печать.


Новости, новости, новости…


первое, верхнее письмо лежало отдельно. В нем Алекс подводил итоги года и сообщал о семье: Мириам родила мальчика, все здоровы. Старший внук, названный по моей просьбе в честь герцога де Сюзора, Роганом, отправил мне собственноручно написанное письмо. Слезы невольно набежали на глаза и детские каракули, снабженные портретами папы, мамы и сестры, немного расплылись в моих глазах…


Я с удовольствием, не трогая печати, перебирала пронумерованные конверты. Разумеется, я все прочитаю сегодня вечером, но и потом еще не раз вернусь к этим листам. Вот письма от моей дорогой Софи Вербент, вот целый пакет от Элиссон и отдельно, чуть меньше размером – от Мириам, вот годовой отчет от Жемчужной коллегии…


Не выдержав искушения и пообещав себе: “Сейчас – только одно! Честно-честно – только одно! Остальное – вместе с Вильгельмом…” – я зажмурила глаза, сунула руку в сумку с письмами и на удачу выхватила конверт. Посмотрела на надпись – от Алекса. Вскрыла и погрузилась в чтение:


“Дорогая мама, если бы ты знала…” – строчки бежали и бежали, рассказывая мне о его трудностях и успехах, о том как растет маленький Роган и о производстве посуды, которое организовала королева Мариам. Временами казалось, что я слышу его голос: “...и эти холодные и тяжелые земли уже начали делиться с нами своими богатствами. Я отправил тебе в подарок вазу из того самого волшебного камня, малахита. Цена на него на рынке Сан-Меризо безумно высока и новый министр финансов поговаривает о том, чтобы поднять её еще. Как ты и хотела, мама, эти земли я назвал – Сибирь. Так они будут отмечены на картах…”



Я откинулась на спинку кресла, аккуратно сложила уже вскрытые письма в растрепанные конверты и вздохнула от переполнявших меня эмоций. Надо дождаться Вильгельма и прочитать все вдумчиво и спокойно. Главное я знаю: и Алекс и Элиссон живы и здоровы, так же, как и их дети.

Не знаю, зачем судьба мне дала второй шанс, но, думаю, я использовала его полностью.



КОНЕЦ


Загрузка...