Красная мантия

Глава 1 (Р)

В котором мы знакомимся с героем.

Яркое солнце светило сквозь окно палаты, преломляясь через двойной стеклопакет. Лучи падали на вазу и прямо в ней фокусировались на лице лежащего человека. Его свет не нёс радости, лишь причинял боль. Сергей Алтуфьев размышлял о двух вещах: обратит ли медсестра внимание при обходе на начинающийся ожог и насколько тяжёлым может быть ожог от солнца?

Он уже бездну времени был в сознании. И всё, что ему было подвластно, это открыть веки. Нет, он не мог даже моргнуть, лишь открыть их, если они были заботливо закрыты медперсоналом. Спустя какое-то время глаза начинали болеть и слезиться из-за недостаточной увлажнённости, но он уже ничего не мог поделать, лишь терпеть и терпеть. Ему даже заклеивали пластырем веки, но летнее солнце и пот делали своё дело, позволяя векам снова открыться.

Он успел перебрать всю жизнь по винтику. Родился, учился… Потом его устроили на завод, где работал его дед. И вроде всё было хорошо, пока он не познакомился с Катериной. Совместная жизнь высасывала все средства, и даже сверхурочные не могли решить эту проблему. А потом пошли скандалы, выкидыш у его неотрадной и, как следствие, расставание. Но самым сильным ударом для него стало известие, что выкидыша не было, а был аборт, поскольку совместный ребёнок с «нищим» парнем не входил в её планы. Именно этот удар дал толчок для того, чтобы начать жить заново. Сергей с головой ухнул в работу. Вместо сверхурочных начал работать в гараже деда. Восстанавливал убитые станки, что-то из них продавал, что-то оставлял. И как-то так за пару лет у него образовалась своя мастерская. Ремонт станков был весьма трудозатратным, и постепенно Сергей сместился в область ремонта и изготовления запорной арматуры. Жизнь начала налаживаться. Наём персонала, объёмные и постоянные заказы — ему нравилось жить этим, крутиться, контролировать и работать самому. Пока в один день чудовищная боль не разорвала его голову, зрение постепенно не свернулось в тоннель, и он отключился.

Система принудительной вентиляции монотонно выполняла свою работу, как метроном, отбивая ритм. Иногда под него можно было впасть в транс. И только этот транс заставлял его переносить страдания. Он погружал Сергея в безумный и ужасный мир, мир, от которого при прочих обстоятельствах он бежал бы как ужаленный. Но текущее состояние овоща наложило свой отпечаток на восприятие. Сергей жаждал того, стремился туда, где мог быть хотя бы наблюдателем.

Его взгляд со стороны был прикован к ребёнку лет шести, в семье которого происходила драма. Чудовищные по современным меркам условия жизни порождали жестокость. Жестокость отца к себе и своей семье. Уже какой день в его виденьях не было матери ребёнка, отец приходил пьяный и злой, ему не было дела до того, что ребёнок не ел уже несколько дней. Очередная попытка поклянчить еды закончилась тем, что тщедушное тельце было отброшено прочь жилистой рукой отца и медленно сползло по стене, оставляя на ней кровавую полосу. На этом картинка закончилась, вырывая его из такого ужасного и такого притягательного мира. Мира, который он всё же узнал, подмечая нюансы и оговорки, мира Вечной Войны, мира Молота Войны!

Тётя Зина была санитаркой с огромным опытом, она пережила не один десяток главврачей и заведующих отделениями. Выглядела она как грузная старуха, любящая препираться и склочничать. Вся её жизнь прошла в этой больнице и в ней же и закончится. Денег решительно не хватало, ведь приходилось помогать внучке. Жизнь в столице ой как дорога. Тётя Зина только закончила обход, и как раз пришло время выпить чаю с ватрушками. Благо чайник отремонтировал её внучок, её надёжа, ведь новый стоит дорого, ой, дорого. Но стоило ей включить чайник, как раздался хлопок и во всём здании погас свет.

Аппаратура поддержания жизни отключилась вместе со светом, Сергей даже и не понял, что происходит, пока приступы удушья не начали содрога́ть его тело. Страх и инстинкты позволили ему резко надрывисто вздохнуть, в последний раз набрать воздуха. Но в его теле было что-то окончательно сломано, и мышцы груди никак не хотели сокращаться. Вот так, на задержке, как пловец, он окунулся во тьму…