Красная шапка

— Деда Ваня, сегодня на площади указ кричали.

— И что с того? Там каждый день указы кричат.

— Не, то просто указы, а то специальный царский указ. Чтобы, значит, богатыри, и витязи, и воины великие к царскому терему собирались, и царь-батюшка с ними самолично биться станет на поединке. И кто сумеет государя поратить, тому царь своё войско передаст и объявит наследником всего нашего государства.

— Что же, дело хорошее. Царь уже в летах, поди, постарше меня будет, своих детушек у него нет, вот и выбирает, кому власть передать.

— Деда, а вот мне бы там победу одержать… Я здоров на кулачках драться.

— Ты, Ваня, бери хворостину и иди с гусями сражаться. Ихнее войско тебе в самый раз по руке. В столице войско не на кулачках будет, а на мечах да на сулицах. Тоже, раскатал губу на царско наследство, до самого пупа висит. Подбери губу. Тебе, вон, от меня наследство будет, видишь, в сундуке заперто? Вот помру — тебе отойдёт.

— А что там, деда?

— Так я тебе и сказал. Придёт время — узнаешь.

— Ну и ладно. Что у тебя там может быть? А вот в царску казну я бы лапу запустил.

— Смотри, как бы тебе лапу на плахе не отчекрыжили, да ещё вместе с башкой.

— Так я же не воровским манером, а по закону. Победю на поединке — и пожалте.

— Не хвалися идучи на рать. Царь-батюшка, хоть на мечах, хоть на кулачках здоров биться был. Двуручный меч в одной руке держал. Сейчас, небось, постарел, сила уже не та, а в прежние годы, если бы мы сумели меч-кладенец добыть, то государь, думается, и с ним совладал бы.

— Ну, дед, ты забавник! Тебя послушать, так ты с царём в походы ходил и меч-кладенец добывал.

— А почему бы и нет? Сорок лет тому, и я не из последних удальцов был. В ту пору государь страсть как желал меч-кладенец приобрести, а он, говорят, в наших краях скрыт. Вот и пошли мы с государём его искать.

— И как, сыскали? — давясь смехом, спросил Ванька.

— Сыскать-то сыскали, но не взяли.

— Чего так? Не по руке пришёлся?

— Государь расхотел. А то другие цари скажут, что побиты они не удалью, а колдовством.

— Что-то ты, дед, совсем заврался, брешешь не по-умному. Тут любой дурак поймёт: такую вещь надо брать. Мне бы меч-кладенец, я бы батюшку-царя окоротил и стал бы царевичем. А там и царской короны ждать недолго.

— Верно говорят, бодливой корове бог рогов не даёт. Уж ты бы наворотил делов.

— Да, я такой! — сказал Ванька, приосанившись. — Жаль, что твои рассказы несбыточны. Вона ты рассказывал про щучье веленье, я и поверил, не подумавши. Пошёл с ведром к проруби, чуть не всю реку вычерпал, а щуки не добыл.

— Ты сказку-то слушал внимательно? Как парня звали, которому щука досталась?

— Что ж я не помню? Емелей его кликали.

— То-то и оно, что Емелей. А ты — Ванька. Ивану щука не дастся.

— Что-то ты, деда, мудришь. Вот скажи, меч-кладенец, кому дастся?

— Ивану-царевичу, — распевно произнёс старик. — Ивану-Крестьянскому сыну — тоже может. А Емеля пусть хоть надсадится и щуку свою изведёт, а меча не получит.

— Так я как раз крестьянский сын и есть! — не слушая, закричал Ванька.

— Это я — крестьянский сын, — возразил дед, — а ты, покамест, Иванушка-дурачок.

— Ну, тебя, будет дразниться. Ты лучше, если не врёшь, скажи, где меч спрятан?

— Спрятан недалеко, да взять его тебе не по разуму. Холм на берегу речки знаешь, где девки хороводы водят?

— Как не знать, — со значением произнёс Иван, — хаживал туда, когда на Красную Горку пляски были.

— Коли хаживал, то должен знать, там на самой вершине дуб растёт тысячелетний.

— Хе, что вспомнил! Дуб этот уже десять лет как засох, а в позатом году в сухостоину молния саданула, так он сгорел. И ведь не упал, а так стоя и горел, ровно свечка.

— Значит, погиб старик. Что же, славная смерть.

— Ну, дед, ты даёшь! Тебя слушать, так на ярманку к клоунам можно не ходить. Где там слава? Одна труха да уголья; ни в борщ, ни в царское войско. А дальше куда, от того места, где дуб стоял?

— Там и есть, под самым дубом, на три аршина в землю закопан. Только возьмёшь ли ты его, и будет ли от того прок?

— Ой, деда, не учи. Сам-то за стоко лет вот такусенький сундучок добра скопил, да и добро ли там, ещё поглядеть надо.

— А и погляди. Что же мне, от родного внука скрывать…

Дед Иван разогнул согнутую спину, пошёл в прохладные сени, приговаривая:

— Были у деда в избе сенишки, в сенишках клетишка, в клетишке сундучишко, в сундуке ларцишко, а в ларце — красная шапка с собольим подбоем…

С этими словами дед достал из ларца шапку и водрузил себе на голову.

— Всего-то? — протянул Ванька. — Да я такую на рынке куплю у скорняка за два пятиалтынных.

— Такую не купишь. Она царём жалована, кто попало такую шапку носить не может. Большой боярин к народу выходит, все перед ним шапки ломают и кланяются, один я могу гордо стоять.

— Чего ж она у тебя в ларце схоронена, что Кощеева смерть? Надел бы и пошёл на площадь, земщину пугать.

— Зачем? Мне не трудно и поклониться лишний раз. Что зря народ смущать?

— Ай! — Ванька махнул рукой. — Врёшь ты всё, но я, так и быть, схожу на девичью гору, пошукаю, какой там меч закопан. Но, гляди у меня…

— Что глядеть, гляделки у меня старые. А ты, коли хочешь, иди, поройся в золе. Только помни, до кладенца надо три аршина копать.

— Да хоть три сажени. Докопаюсь.

— Лопату не забудь. А то будешь, как свинья носом землю рыть.

Ванька только вздохнул, но не собачиться же с дедом, которого, как ни повернись, внук любил. Взял заступ потяжеле и отправился выкапывать сокровище. Дед глядел ему вслед, не ожидая ничего доброго.

На царском дворе народищу было, что на базаре в торговый день. Сегодня сюда пускали всех, и тьма бездельного люда припёрлась поглазеть на бесплатное зрелище. Были среди прочих и бойцы, по большей части заморские, свои-то знали какова у батюшки рука.

Иван, скрывая завёрнутый в рогожу меч, наблюдал за поединками. Тонконогий французик с несерьёзной шпажонкой в руке мухой наскакивал на царя Ивана. Тот, держа худой, впору шпаге мечишко отбивался словно нехотя.

— Ишь ты, — судачили в толпе, — франт-то мушиным боем владеет, осенней мухой наскакивает, куснёт да отскочит. Потому так и зовётся: мушкетёр. Хитра муха, но и ей прихлопнутой быть. Кишка жидка супротив нашего царя воевать…

Так и вышло. Шпажонка отлетела в сторону, брякнув о булыжник. Иван царь мигом приставил остриё своего меча к горлу соперника.

— Живота али смерти?

— Шивота… — просипел обученный толмачом француз.

— Иди с миром и на меня не серчай, — отпустил царь.

Бирючи прокричали новый вызов, и Ванька хотел выйти в круг, но путь ему заступил другой боец. Здоровенный детина, в плечах самого себя шире, на лице железная маска, из-под которой веником торчала лохматая борода. В руке тяжеленный меч, которому не чета французская шпажонка.

— Ну что, царишко, выходи на честный бой!

Царь опустил бесполезную шпагу и произнёс с недоброй усмешкой:

— Что ж ты морду под железом прячешь? Думаешь, не признаю тебя, Бахтияр-разбойник?

— Это чтобы твои холуи меня прежде времени не признали. А ты разговоры будешь беседовать или биться? А то ведь я тебя так просто зарублю, — разбойник скинул маску и, вздев меч, шагнул вперёд.

Царь тем временем сменил чужеземную шпагу на святоотеческий меч, и поединок начался. Сталь шкрябнула о сталь. Бахтияр зарычал диким зверем, нанося один удар за другим. Казалось бы, разбойник забил царя Ивана, не позволив тому и охнуть, но последовало одно неуловимое движение, и меч был выбит из разбойничьей руки.

— Живота али смерти? — усмехнулся победитель.

— Шутишь, царь? — проскрежетал Бахтияр. — Живота попрошу, то голову мне, может, и не срубят, но за прежние дела в темнице буду гнить до скончания века.

— Правильно понимаешь, — согласился царь. — Но, коли смерти просишь, то поднимай меч и защищайся. А то мне безоружного рубить не с руки.

Бахтияр с рычанием кинулся к мечу и вновь обрушил на царя град убийственных ударов. И опять никто не отследил мгновения, когда государев меч, свистнув, отсёк разбойнику башку. Отрубленная голова покатилась, оскалив зубы и щедро оросив кровью булыжную мостовую. Толпа охнула. Особенно огорошены были заморские гости, полагавшие, что фраза «Живота али смерти» — просто девиз, подтверждающий победу одной из сторон. Особенно было о чём призадуматься знатоку мушиного боя, который подумывал потребовать смерти и уйти с арены хотя и побитым, но гордым.

— Однако притомился, — произнёс царь Иван. — Будет на сегодня.

— Эй, как же так? — закричал Иван, который не царь. — Зря я, что ли, напрасно в этакую даль пёрся? Моя очередь силу пытать!

— Откуда ты, добрый молодец? Не сочти за обиду, но ты не на воина похож, а на чучело гороховое.

— Не греши, государь! Я Иван крестьянский сын из села Завидово, пришёл по твоему указу.

— Знаю село Завидово, даже с Иваном крестьянским сыном знаком, только он тебя постарей будет, он уж в моих летах.

— Так то, наверно, мой дед. Его тоже Иваном зовут.

— Хороший у тебя дед, да только внук у него подкачал.

— Надо же! Мне дедка баял, будто с тобой, государь знакомство водит, а я не верил. Так может ты его и впрямь красной шапкой наградил?

— Было такое, — согласился царь. — Одного не пойму, как дед тебя сюда отпустил?

— Я, не спросившись, ушёл, своим умом. Указ услыхал, собрался — и вот он, я.

— Мой тебе совет, Ваня: ступай домой, деду привет передавай и впредь его слушайся. Видишь же, не по себе дерево ломишь.

— Вот ещё… Мне хоца в бою славу добыть и зваться не просто Ваней, а Иваном-царевичем.

— Аппетит у тебя немалый. А сражаться станешь кочергой? Я тогда скалку возьму, тебя по двору гонять.

— Не хвались, идучи на рать, — прегордо ответил Иван, — а отведай сначала моей кочерги.

С этими словами Иван скинул со свёртка рогожку, явив миру тяжёлый меч, какой не всякому по руке придётся.

— Дед, что ли выдал? — спросил разом посуровевший царь и перебросил свой меч из правой руки в левую.

— Сам добыл, — похвалился Иван. — Дед меня отговаривал сюда идти, да я не послушал, у меня своя голова на плечах есть.

— Своя, да дурная. Смотри, как бы она с плеч, да вон туда не скатилась, к Бахтияровой башке в соседство. Ты хоть знаешь, что в руках держишь?

— Уж как-нибудь, знаю.

— И что же, думаешь, если такая вещь в руки далась, так ты сразу великим воином заделался?

— Небось, не сплошаю, А ты, государь, защищайся, а то мне безоружного рубить не с руки.

— Я давно готов. Это ты стоишь столбом. Я бы за это время тебя три раза насквозь проткнул.

— Я те проткну! — взревел Иван и взмахнул мечом.

Царь не по годам борзо отпрыгнул в сторону, и меч, выбив сноп искр, скрежетнул по камням.

— Хэх! — Иван, словно дрова колол, рубанул мечом и на этот раз вогнал его в камень на полклинка, а царь вновь уклонился от удара.

— И долго ты будешь мне мостовую портить?

— А ты что скачешь, ровно заяц по огороду?..

— Что же мне, шею под твой удар подставлять? — спросил царь, опустив меч и опершись на него, словно отдых хотел дать уставшим ногам. — Ты замахивайся скорей, а то мне надоело ждать.

— Погодь, дай меч выхватить.

— То-то в бою злой татарин ждать станет, пока ты с мечом управишься. Так бить будешь или сразу на колени упадёшь?

— Да я!..

Размахнулся Иван богатырским размахом и третий раз саданул мимо царской головы. Но на этот раз меч, врубившись в каменную мостовую, с громким треском разлетелся на три части.

— Ах ты, башка еловая! — воскликнул царь. — Вот уж сила есть, ума не надо! Такую вещь загубил… Винись теперь: живота али смерти?

— Живота!.. — мигом согласился Иван.

— А теперь отвечай, ты, что же, не знал, какое сокровище тебе досталось?

— В том и закавыка, что знал. Это меч-кладенец, кто его держит, тот непобедим.

— А ты меч в руках держать умеешь? Не как палку, а как оружие… Прежде доводилось? Сколько этому мечу годов — знаешь? Его на горе закопали, сверху жёлудь посадили. Дуб из того жёлудя тысячу лет рос, да от старости погиб, а меч всё лежал, ничьей рукой не тронутый. И что же, ты думаешь, он не состарел?

— Так ведь каждый знает, древние мечи самые могучие.

— Что знает каждый, знает и дурак. Послать тебя, что ли, на кузню молотобойцем. Постучишь по железу годика два, небось узнаешь, что такое усталость металла.

— Не… — протянул Ванька. — Мне такого не надо. Я и без того хорош.

— Чего ж тебе надо, Ванька, Иванов внук?

— Я так мыслю, ваше величество. Дед говорит, что ты, уж не знаю за что, наградил его красной шапкой, которую ни перед кем можно не ломать. Вот и мне такую же охота, а то дед передо мной козырем ходит и поучает бесперечь, так что сил нет. А будет у меня своя красная шапка, так дед, небось, попримолкнет.

— Что сказать, желание понятно. Ступай домой, деду привет передавай. А красной шапкой я тебя по заслугам награжу.

Дед Иван с кочедыком в руках сидел и подковыривал старый лапоть, когда в избу ввалился Ванька.

— Ну что, — спросил старик, — добыл полцарства?

— Полцарства покамест не добыл, но кое-что у меня есть твоего получше.

С этими словами Ванька надел жалованную шапку, тряхнул головой, и избу наполнил серебряный перезвон бубенчиков.

— Да-а… — протянул дед. — Эту шапку и впрямь ни перед кем можно не ломать. Чем же ты, Ваня, заслужил дурацкий колпак?

— Ничо… — протянул Ванька. — Колпак, он не просто так. Сказки, небось, слыхал? От Ивана-дурака прямой путь в Иваны-царевичи. Пробьёмся…