Красная Шапочка для Волковых

Глава 3

Влад

Кулаки чешутся вдарить этому хамоватому шкафу в тёмных очках. Мужик, конечно, здоровый, но я и не таких уделывал.

Кровь кипит, и я расправляю плечи, наступая на него. Бугай хрустит кулаками. Чё, сучоныш, на слабо меня берёшь? Хер тебе!

— Предъявляй! – вскипаю, и этот козёл нападает первым.

Но я готов к его медлительному выпаду, уворачиваюсь, а тут и Ромка подоспел, херачит по солнечному сплетению другого громилы.

Проводница верещит, зовёт кого-то на помощь, я отвлекаюсь на их оры буквально на секунду и получаю в висок. Голова бешено гудит, но я тут же даю ответку.

Охеренно весёлый отпуск у нас намечается. С корабля на бал в прямом смысле этого слова!

— Граждане! – громогласный голос заставляет остановить веселуху. – Успокойтесь.

Оборачиваюсь, тяжело дыша. Чувствую, как по щеке струится кровь и машинально вытираю её рубашкой. Ну пиздец! Накрахмаленная белоснежная ткань моментально пропитывается алым.

— Поезд отправляется, всех безбилетных просим покинуть вагон!

— Слышь, командир, мы тут беглянку ищем, — хрипит громила, которого я всё ещё держу за грудки.

— Полиция искать будет, а у меня расписание! Хотите вызвать полицейских? – начальник поезда, хмуро смотрит на нарушителей нашего покоя.

Верзила сплёвывает на пол кровь.

— Совсем охуел?! – рычу на него. Так и хочется мордой этого дебила в пол ткнуть. Будет он ещё тут плеваться в моём купе!

— Так, либо расходимся, либо я вызываю полицию! – начальник уже краснеет от негодования. – Вон!

— Это тебе так просто не сойдёт с рук, — угрожает один из «сыщиков». Тычет указательным пальцев в лицо командира, но, всё же, спешит уйти из нашего купе. Стычка с ментами явно не сходит в круг его интересов.

Иду за ними следом, чтобы удостовериться, что точно вышли. Поезд уже готовится к отправлению, о чём сообщает по рации начальник, и я в последний момент даю выходящему бугаю знатный поджопник. Он валится на перрон, и орёт не своим голосом, но в этот момент поезд трогается, и мы с Ромкой показываем этим долбоёбам фак.

Возвращаемся обратно. Закрываем дверь на ключ и переводим дыхание.

С неудовольствием замечаю, что ещё непочатая бутылка шикарного Кубинского рома валяется на полу.

Вздыхаю, поднимая её.

Вроде, ещё немного осталось.

— Ну что, доставай нашу куклу, пока не задохнулась, — усмехаюсь, откидываясь на спину.

Брат поднимает сидение и вынимает чемодан. Кладёт его на пол посреди прохода и расстёгивает.

Ух! Ну и жаришка, однако. Эта соска покруче той, что из тиндера.

Лежит согнутая пополам, растяжка что надо. Коротенькое платьице задралось, и мои глаза могут беспрепятственно любоваться сочными булочками этой Красной Шапочки. Бабушке такие отдавать точно не буду. Сам сожру.

— Ой… — она мило краснеет, спешно одёргивая юбку. Садится в чемодане и поправляет накидку.

Подаю ей руку. Она хватается за мою запачкавшуюся в крови ладонь и хлопает ресницами.

— Звать-то тебя как, девочка?

— Лика… — шепчет, снова стесняясь. – Ой, а у вас кровь идёт…

Неловко садится рядом и взволнованно смотрит на мой висок.

— Ну так помоги мне. Раны лечить умеешь?

— Да… — отвечает смущённо, но действует, уверенно.

Берёт с полки полотенце, опрокидывает на него остатки рома и прикладывает к ране.

Морщусь.

— Щиплет? – спрашивает участливо.

— Ага, — изображаю на лице страдание, а Ромка за её спиной закатывает глаза. – Подуй, -предлагаю малышке.

Она с готовностью кивает и приближает ко мне лицо.

Такая юная. Сколько она там говорила, ей лет? Девятнадцать? А мне тридцать четыре. Она могла бы быть моей дочкой… Хорошо, что это не так.

Пока малышка старательно дует, округлив губки соблазнительной буквой «о», я опускаю взгляд ниже и уже примеряюсь к её декольте.

Интересно, она профессиональная шалава, или любительница? Конечно, её истории с папашей, который якобы хочет её выдать замуж, я ни хера не верю. Наверное, слишком долго живу. Сказки остались далеко в прошлом. А эта девица будто из сказки и появилась. Вот только сказка эта явно для взрослых.

Пока мне её ситуация видится так: поссорилась с клиентами, свистнула у них бабло, или драгоценности, а потом свинтила. Да, девочка. Что ж ты не по зубам работу себе выбираешь? Сразу с двумя решила? Что ж… может, твои навыки ещё и пригодятся. Подмигиваю брату, который пялится на оттопыренную задницу Шапочки.

Найдётся для неё работёнка. Мы как раз овер дохуя не трахались.

— Всё, готово, — девчонка улыбается, становясь ещё более очаровательной.

Такая она не потасканная, очень милая… Встретил бы при других обстоятельствах, с роду не подумал, что шалава. Но… этот её костюмчик и два недовольных мужика просто не оставляют простора для фантазии.

Она садится рядом, и брат наливает ей ром.

— Выпей, — усмехается.

— Да нет… я не…

— Пей, говорю. Ты же нам благодарна, правда? Уважь товарищей.

Она взволнованно смотрит на каждого из нас, а потом пригубляет крепкий напиток. Делает малюсенький глоток и закашливается.

— Вот, закуси, — брат ставит перед ней коробку конфет, и тут малышка уже действует с большим энтузиазмом. Берёт одну конфетку и отправляет её в свой сладкий рот. Потом прикрывает глаза и тихо мычит от удовольствия.

Ни хера се! У меня привстаёт от такого шоу, а чертовка в двершение и губы облизывает кончиком проворного язычка. Сперва верхнюю, потом нижнюю.

Мне становится как-то жарко, и я расстёгиваю пуговицы рубашки, а потом стягиваю её с плеч.

Красная Шапочка округляет глаза в изумлении, но, всё же, взглядом кошачьим царапает. И по бицухе проходится и кубики пресса заценяет. Нравлюсь я ей, определённо нравлюсь. Однако вслух кукла говорит совсем другое:

— А… что это вы делаете? – шепчет и конфетку сглатывает.

— Раздеваюсь, — отвечаю, как ни в чём не бывало.

— З-з-зачем… — запинается, отодвигается к самому краю.

— Разве не видишь, у меня рукав в крови. Из-за тебя, между прочим, — губы дёргаются в усмешке. – Я в грязном не хожу.

Расправляю плечи, демонстрируя ей себя во всей красе.

Малышка сперва бледнеет, потом краснеет.

— Ну, солнышко, готова немного поработать для нас руками?

Двусмысленный намёк и я изгибаю бровь, глядя на неё с нагловатой усмешкой.

Глаза девчонки округляются ещё сильнее, и она застывает, глядя на нас с братом с неподдельным ужасом.