Красные плащи

ПРОЛОГ

Тьма наступила неожиданно, до времени прервав яркий зимний день. Её вместе с мрачными тучами и колючим мелким снегом принёс внезапно налетевший Борей[1]. Узкие улочки и небольшие площади быстро опустели; люди спешили укрыться от непогоды за надёжными стенами домов, у огня своих очагов.

Смена городской стражи, охранявшая Нейские ворота, несколько минут стойко выдерживала удары холодного ветра. Укрывшись за стеной, бравые воины пытались согреться, неуклюже исполняя некое подобие танца, но вскоре убедились, что изящной Терпсихоре[2] не стоит тягаться с грубияном Бореем, и сочли за благо укрыться в приворотной башне.

Сами же ворота благоразумно решили не закрывать, чтобы не выбегать на холод ради каждой крестьянской повозки, въезжающей в большой город или покидающей его.

— Эй, смотри в бойницу, как бы не проскочил какой-нибудь злодей! — крикнул молодому стражу начальник смены, протягивая к огню корявые пальцы.

— В такую погоду злодеи сидят в своих пещерах, да и сам подумай, почтенный, что могут разбойники, если в Кадмее[3] находятся полторы тысячи спартанских гоплитов[4]? Бойницу же лучше закрыть: ветер дует прямо на тебя, ещё повредит здоровью...

— Много болтаешь, — проворчал десятник, не препятствуя, однако, бойкому воину закрывать пучками соломы узкую бойницу.

Несколько силуэтов возникли из снежной мглы почти у самой стены, быстро проскользнули через открытые ворота и вновь растворились во тьме...

Холодный мрак сгустился прежде, чем многочисленные гости устроились на пиршественных ложах. Влиятельный писец Филлид принимал сегодня самих Архия и Филиппа, могущественных олигархов[5], правивших Фивами наряду с Леонтидом и Гипатом.

Хозяин с улыбкой говорил, что сочетание непогоды за стенами и тепла в зале придаёт особую прелесть пиру.

— Почему не пришёл Леонтид? — вопрос Архия перебил речь Филлида.

— Он сказал, что кто-то должен наблюдать за Фивами, пока другие веселятся.

— Хочет показать, будто озабочен судьбой города больше нас, — произнёс с соседнего ложа Филипп.

— Хочет показать, будто значит больше полутора тысяч спартиатов и наших многочисленных сторонников в городе, — понизив голос, отвечал писец. — Чтобы одолеть их, нужно, самое малое, восемь тысяч воинов. А такое войско к стенам нельзя подвести незаметно.

— Стоит ли подводить большое войско к стенам города, если можно обойтись меньшим внутри? Не так ли, Филлид?

Слова принадлежали чернобородому франту, игравшему изящным кубком.

— Твоя осторожность заслуживает похвалы, Калий, — ответил хозяин дома; было известно, что щёголь не отличается доблестью. — «А слух — ещё большей», — добавил он про себя.

— Посуди сам, — продолжал Филлид, — все опасные демократы бежали в Аттику, а после гибели их вожака Андроклида обезглавлены. Мудрость Архия и Филиппа позволяет нам через соглядатаев знать о каждом их шаге. Врагу невозможно тайно пробраться в Фивы, а если удастся — себе на гибель.

— Согласен с тобой лишь в том, что нам удалось достать Андроклида. Но, похоже, на смену этому демагогу пришёл другой болтун, молодой Пелопид.

В ответ с соседних лож раздался разноголосый хор гостей:

— Пелопид? Тот, что безрассудно промотал завидное наследство, доставшееся от его отца, достойного Гиппокла?

— За ним пойдут только пустомели, такие же, как он сам!

— Плохи дела у беглых демократов, если ими начинают верховодить подобные крикуны!

Едва в разноголосице наступила пауза, свистящий голос Филиппа изрёк:

— Неплохо бы каждому из вас иметь отвагу этого болтуна Пелопида!

— Его отвага может оказаться полезной для нас, — зарокотал со своего ложа философ Андроник, — вспомните времена, когда мы выставили для союзников — спартиатов вспомогательное войско против аркадян. Тогда, в бою под Мантинеей, Пелопид сражался отважно, благодаря чему получил семь ран в грудь и рухнул на тела павших бойцов, ещё немного, и аркадяне бы его прикончили. Тогда бы его отвага сослужила нам хорошую службу.

— «Совсем немного» — это его приятель Эпаминонд? — произнёс Калий, глядя на сваренное в мёду ядрышко ореха, прежде чем опустить его в рот.

— Да, именно он в одиночку сдерживал аркадян, не подпуская их к Пелопиду, пока с другого крыла не подоспел спартанский царь Агесиполид и не спас их обоих.

— Я не хочу даже слышать о нём, — вмешался в разговор Архий, заставив всех замолчать, — аристократ, потомок знатного рода должен был бы находиться здесь, среди нас. Мы помогли бы ему одолеть доставшуюся от предков бедность. Так нет же, он водится с Пелопидом!

— Эпаминонд, — язвительно вставил Андроник, — просто не имел другого выбора: с гибелью Пелопида ему оставалось только протянуть ноги от голода. Кто же ещё будет подкармливать такого бездельника?

— Так вот почему худенький петушок так яростно защищал приятеля: он бился за свой тощий живот!

Нежная телятина, пропечённая со специями, постепенно вызывала жжение во рту, и руки гостей всё чаще тянулись к кубкам, безотказно наполнявшимся терпким кипрским вином.

— Недавно ничтожный попался мне навстречу, — утолив жажду, вмешался в беседу Филипп, — спешил куда-то, натыкаясь на прохожих. Видно, занимался на ходу своей любимой философией. Но только это занятие, похоже, совсем иссушило остатки его ума!

— Всякий умный человек — философ, — вставил Андроник, — даже если он себя таковым не считает. Но не всякий философ — умный человек. Лишь наделённый разумом способен извлечь пользу из философии.

— И немалый доход! — раздалась реплика под общий смех. Все знали, что философ сколотил себе состояние писанием судебных речей для истцов и ответчиков. В его руках законы были подобны камешкам в руках жонглёра.

— А я думаю, для занятий философией ум совершенно ни к чему: иначе Эпаминонд за неё бы не брался! — вызвал Калий новый всплеск смеха.

Андроник злобно прикусил губу: негодник Калий прошёлся по Эпаминонду, а между тем крепко лягнул и его!

Пока обиженный философ оттачивал убийственную остроту, чтобы срезать насмешника, в зал вошёл домоправитель Архия. Он проскользнул к ложу своего господина и что-то прошептал ему на ухо. Лицо олигарха стало серьёзным; он вполголоса дал вольноотпущеннику[6] указание, и тот исчез так же тихо, как и появился.

— Что-нибудь случилось? — спросил хозяин, заметив озабоченность гостя.

— Изгнанники-демократы проникли в город. Их видели и опознали. Послал за Хароном; он отвечает за порядок в Фивах и должен что-то знать.

— Как не вовремя! — беспечно отвечал Филлид. — Архипп вот-вот должен привести женщин, они обошлись ему в четверть состояния. Хитрец надеется скоро вернуть всё с лихвой. Наверное, демократы специально затеяли возню, чтобы помешать нам веселиться. Впрочем, скорее всего, это пустые слухи...

Комната была велика, но всё же в ней было тесно от торопливо подгонявших воинское снаряжение мужчин.

— Вместе с прибывшими сорок восемь человек, — говорил Харон такому же атлету, как он сам, помогая застегнуть на груди тугой наплечник льняного панциря. Второй, ещё не застёгнутый наплечник, острым крылом уходил из-за спины под тёмный потолок.

— Как удалось тебе, Пелопид, незаметно пройти самому и провести ещё одиннадцать храбрецов? Ведь у Нейских ворот стоят не только наши люди.

— Гермес[7] помог, — ровные крупные зубы атлета сверкнули и нервной улыбке.

— Удачное начало — хорошее предзнаменование само но себе!

Внезапный стук в дверь заставил всех замереть.

— Архий требует, чтобы ты явился в дом Филлида! — голос молодого человека, пробравшегося к Харону, вздрагивал от волнения.

— Тиран узнал о нас!

— Жаль, придётся погибнуть, не свершив задуманного!

— Мы не дадимся так просто олигархам!

— Зевс, помоги!

Пелопид выпрямился и простёр над головами товарищей могучую руку, вновь собирая их волю в единый монолит:

— Что взволновало вас? Разве не предвидели мы худшее и не готовились к нему? И разве не может олигарх вызвать Харона по другому делу?

— Сейчас всё зависит от тебя, — тронул руку хозяина дома один из заговорщиков.

Харон, не проронивший до сих пор ни слова, также молча повернулся и пошёл в гинекей[8]. — Одно неосторожное слово Харона и...

— Архий мечтать не мог о таком случае — накрыть нас всех разом!

Заговорщики перешли на полушёпот, словно ненавистный олигарх был рядом и слушал, прильнув ухом к стене.

Харон вернулся невозмутимый, как и прежде, разве что лицо было бледнее обычного. За руку он вёл красивого мальчика лет двенадцати.

— Пелопид, — подтолкнул Харон подростка к товарищу, — это мой сын. Возьми его, и если обнаружится малейшее коварство или предательство с моей стороны, убей не щадя!

— Неужели ты думаешь, — тихая речь плохо давалась Пелопиду, — кто-то из нас так низок душой или столь напуган, что способен в чём-то подозревать тебя?

— Не вмешивай в наши дела сына, — вторили другие заговорщики — Пусть лучше вырастет мстителем за родной город, если мы погибнем.

— Нет, мальчик останется с вами: какая жизнь может быть прекрасней незапятнанной кончины вместе с отцом и друзьями? А теперь дайте мне помолиться богам, чтобы ни лицом, ни голосом не выдать себя перед Архием...

— Ты налил мне неразбавленного вина, Филлид. Правда, это кипрское не следует оскорблять водой. — Архий с осушенным фиалом[9] в руках направился к двери зала, где только что вошедший Харон передавал рабу свой покрытый тающим снегом плащ. Хозяин дома, прихватив кувшин с напитком, двинулся туда же.

— Я слышал, — начал Архий после краткого обмена приветствиями, — какие-то люди пробрались в город и прячутся здесь, а некоторые горожане им помогают.

— Не знаешь ли ты точно, кто проник за городские стены? Тогда легче будет их отыскать, — невозмутимо спросил Харон у Филлида. Тот как ни в чём не бывало взвешивал в руках сосуд, прикидывая, сколько жидкости там осталось.

— Если бы знал, — вино понемногу начинало кружить голову олигарху, — то послал бы не за тобой!

— Возможно, это пустой слух; впрочем, расследуем: от таких сообщений нельзя отмахиваться.

— Твой здравый смысл всегда на высоте, — вмешался Филлид. Но обидно, Харон, что слухи тревожат нас именно сейчас, когда должны пожаловать красотки Архиппа.

— Пора старому плуту привести своих лошадок. Мы устроим славные скачки, — добавил Архий.

— Я немедленно займусь делом. Веселитесь беззаботно и пусть те, кого вы ждёте, явятся поскорее, — произнёс Харон вслед удаляющейся паре, надевая свой мокрый плащ.

Вскоре он опять снимал его у себя дома, окружённый готовыми к схватке заговорщиками. Недолгое отсутствие хозяина показалось им вечностью, и уже не на победу рассчитывали они, а на славную смерть с оружием в руках.

— Ничего особенного, — успокоил товарищей Харон, — Архий захмелел и решил вдруг заняться городскими делами.

— Я успокоил людей, — продолжал хозяин, оставшись наедине с Пелопидом, — успокоил, как мог. Но ты должен знать правду: Архию известно, что изгнанники проникли в город. Он не знает лишь, кто именно и где они скрываются. Учти: ищейки олигархов не спят, и скоро наши враги узнают всё.

— Тогда поспешим! — Пелопид положил руку на эфес меча. — Я иду к Архию!

— Пожалуй, тебе лучше двинуться к Леонтиду и Гипату. Они трезвы и будут отчаянно сопротивляться. Я же вполне управлюсь с пьяными Архием и Филиппом с помощью молотого Мелона и нескольких его товарищей...

— Филлид, я... Я уже объелся эт-тим в-в-всем, — Архий указал на заставленный яствами столик; язык олигарха заплетался, взгляд блуждал. — Пора бы сменить б-блюдо!

— Понимаю, хочешь полакомиться молоденькой проказницей; а вот и они, — писец направился к двери, услышав шум приближающихся шагов. — Нет, не они. Опять к тебе, Архий, но каким-то делам.

Вошедший, похоже, проделал немалый путь верхом в непогоду и при этом спешил.

— От верховного жреца Архия Афинского его тёзке и другу Архию Беотийскому, — протянул гонец письмо развалившемуся на ложе олигарху. — Тот, кто это послал, очень просил тебя прочесть немедленно. Здесь написано о делах чрезвычайной важности.

— Важные дела отложим на завтра, — с пьяной улыбкой Архий сунул письмо под подушку. — Так что ты говорил, Филлид, о новых лошадках Архиппа?

— Самая прекрасная из них, золотом волос напоминающая Елену Троянскую, обучена особым образом и в искусстве любви превосходит жриц богини Лстартьг[10]. Архипп очень дорожит ею, и только ради тебя согласился отпустить в чужой дом под приличный залог. С ней придут ещё десять красавиц — для остальных гостей.

— Нас здесь больше — обвёл Архий мутнеющим взором пирующих. — На всех не хватит.

— Ничего, скоро многие уснут, опьянённые вином; ну а тем, кто покрепче, достанется награда. Потому я прошу тебя поднять чашу и всем предложить выпить: пусть избранные Дионисом[11] быстрее смежат очи. Те, кого мы ждём, вот-вот должны прийти.

— Ты хитрец, Филлид! — погрозил ему пальцем олигарх. — Но эта хитрость мне нравится.

Вскоре добрая половина пирующих едва ворочались на своих ложах, издавая нечленораздельные звуки, а кое-кто уже храпел.

— Слышу шум во дворе; должно быть, пришли девушки. Пойду встречать, — Филлид направился к дверям, но те распахнулись ему навстречу.

Припорошённые снегом плащи вошедших ниспадали до самого пола, головы были покрыты капюшонами и убраны пышными венками из еловых ветвей.

— Долго же вы заставили себя ждать, девушки, теперь сразу за дело! — Архий, покачиваясь, поднялся с ложа. — Хочу самую красивую!

Но его обогнал Филипп, проявив неожиданное проворство. Сухой и желчный олигарх, обычно равнодушный к женским прелестям, под влиянием винных паров преображался. Вот и сейчас Филипп резко рванул за плащ рослую девушку, намереваясь увлечь её на ложе. И застыл в изумлении: вместо женщины он увидел облачённого в панцирь Харона с мечом и руке! Мгновением позже короткий острый клинок по самую рукоятку вошёл в грудь олигарха.

Меч другой «гостьи» не достиг цели: длинная одежда помешала сделать достаточно глубокий выпад.

Архий, протрезвев, стремительно бежал в противоположный конец зала. Его сотрапезники — те, что сохранили способность оценивать происходящее, — с криком вскакивали с лож, опрокидывали столики, готовясь к схватке.

— Нам нужны только Архий и Филипп! — пытался остановить попавших в ловушку гостей хозяин.

Кулаки и домашняя утварь не могли долго противостоять мечам и панцирям. Участники недавнего пира падали, заливая мол кровью. Вскоре на груду тел рухнул и сам Архий, череп его был раскроен.

— Вставай, Калий, — Филлид тронул щёголя остриём короткого копья, но тот дрожал на своём ложе, так же как и не принимавший участия в схватке философ Андроник. — Или ты ещё ждёшь обещанных красоток?

— Т-ты сам сказал, — зубы Калия выбивали дробь, — что нам нужны только жизни олигархов!

— Иди с миром: нам ты не противник, олигархам не союзник...

Вторая группа во главе с Пелопидом быстро шла по узким улочкам в напряжённом молчании — предстояла схватка с Леонтидом, расчётливым и грозным рукопашным бойцом.

Молодой заговорщик бегом догнал предводителя.

— Я знаю дом олигарха и укажу путь в его спальню!

— Хорошо, будь рядом, но не пытайся вырваться вперёд, — отвечал Пелопид, начиная колотить в дверь эфесом меча.

Несколько минут грохот ударов наполнял улицу, но всё напрасно — дом как будто вымер. Заговорщики уже искали, чем бы высадить дверь, но тут лязгнул засов. Тесня и толкая друг друга, устремились они вслед за нарушившим указание Пелопида юношей к спальне Леонтида.

Олигарх, высокий и крепкий, встретил их на пороге. В тусклом свете масляного лампиона блеснул кинжал, метнулась вперёд жилистая рука, и молодой заговорщик рухнул в дверном проёме, даже не успев взмахнуть мечом.

— Проклятие! — Пелопид сошёлся с врагом в отчаянном ближнем бою над телом павшего. Друзья ничем не могли помочь — слишком узок проход к дверям спальни. Напрягая силы, Пелопид освободил правую руку из цепких пальцев противника и тут же нанёс ему короткий удар в висок. Воспользовавшись ослаблением хватки Леонтида, он чуть подался назад и резанул отточенной сталью могучую шею врага. Обливаясь кровью, олигарх лёг поперёк тела своей жертвы.

— Скорее к Гипату, — увлекли товарищи тяжело дышавшего победителя.

На этот раз времени на стук в дверь не тратили, а выставили её ударом. Но оказалось, незваных гостей ждали: обитатели дома бодрствовали и были одеты, хотя и не оказали сопротивления.

— Где хозяин? — тряс Пелопид тучного домоправителя. В это время оставшиеся снаружи заговорщики заметили убегающую фигуру в светлом хитоне[12].

— Клянусь собакой, это Гипат, — воскликнул один из них. Сандалии олигарха с необыкновенной быстротой молотили камни мостовой, но преследователи приближались с неумолимостью рока.

Гипат, отчаявшись, метнулся к ближайшей двери и стал стучать в неё, взывая о помощи. Сильная рука одним рывком опрокинула его навзничь.

— Пощады, пощады! — выкрикивал ещё недавно всесильный олигарх.

— Ровно столько, сколько получили убитые тобой демократы, — и мечи опустились...

— Вижу, Гипат не ушёл далеко, — произнёс подоспевший Пелопид. — Один из бежавших рабов Леонтида успел предупредить его.

— К счастью, поздно, — ответил тот, кто настиг олигарха. — Но сюда идут, слышите радостные крики?

— Это Харон и Мелон.

— Победа! Победа! — Мелон, шедший во главе небольшого отряда, радостно воздел руки при виде друзей. — Пелопид, гной разум воистину направили боги! Взгляните, что получил Архий незадолго до нашего прихода.

Прочитав в неровном свете факела вручённое Мелоном письмо, заговорщики уставились друг на друга в немом изумлении: верховный афинский жрец подробнейшим образом уведомлял своего фиванского тёзку и друга о грозящей опасности!

— Случай[13] был рядом с олигархом, но он не смог его поймать, — прервал молчание Мелон. — А мы смогли.

— Ещё нет. — Пелопид вновь был собран. — Поэтому не теряй времени, скачи обратно в Аттику, оповести изгнанников и как можно скорее веди их сюда. Иначе... Случай перехватят спартиаты.

Между тем в домах зажигались огни, хлопали двери, улицы наполнялись взволнованными людьми. Одни, узнав в чём дело, с радостным криком мчались будить своих друзей, другие же, прихватив оружие, устремлялись к стенам Кадмеи, укрывшей полуторатысячный спартанский гарнизон...

Пелопид разыскал в густеющей толпе Харона:

— К нам присоединилось уже несколько сотен горожан, но у большинства нет даже настоящих ножей!

— В портиках развешены доспехи, заберём их! Взломаем оружейные мастерские!

Некоторое время спустя он озабоченно говорил Пелопиду, глядя на вооружающихся фиванцев:

— Всё равно это не войско, а всего лишь люди с оружием, и если спартиаты сейчас ударят из Кадмеи...

— Спартиаты! Спартиаты! — истошный вопль пронзил гул толпы.

Восторженное настроение горожан быстро стало тревожным. Достаточно кому-нибудь, чувствовал Пелопид, крикнуть сейчас «Спасайтесь», — и воинам в красных плащах даже не потребуется обнажать мечей.

— Кто видел спартиатов? Ко мне его! — загремел он.

— Их много, они идут сюда! Я видел лаконцев сам и сразу побежал предупредить вас! — говорил, переводя дыхание, худощавый мужчина.

Оранжевая полусфера — свет факелов — подтверждала его слова. Она приближалась, петляя по улочкам, выхватывая из темноты крыши домов.

— Боги сегодня за нас! Так примем же бой, пусть будет, что будет! Стройтесь в фалангу, друзья, дорогу врагу собой перекроем! — Воля Пелопида, его уверенность в успехе прогнали отвратительный призрак паники, посетивший было площадь.

В этот момент от головы приближающейся колонны отделился человек чуть ниже среднего роста: лёгкость движений выдавала атлета, сдвинутый на затылок коринфский шлем, короткая волнистая борода — конечно же это известный всем в городе Эпаминонд!

Пелопид бросился навстречу:

— Дай обниму тебя, друг! Мы было приняли вас за спартиатов.

— Всего лишь сотня хорошо вооружённых горожан, — Эпаминонд в свою очередь стиснул гиганта, — готовых постоять за демократию.

— Как тебе удалось подготовить такой отряд прямо под носом у олигархов?

— Помог предприимчивый Горгид, наш сторонник. Ты ведь знаешь его. Но самое опасное сейчас — возможный удар спартиатов. Я вижу, у тебя в строю около четырёх с половиной сотен человек?

— Ещё не считали, — ответил Пелопид, — да и люди продолжают прибывать. Послали также за остальными изгнанниками в Аттику. Думаю, с рассветом они подойдут.

— В лучшем случае. До того, даже если к нам присоединятся ещё несколько сотен горожан, атака лаконцев будет смертельно опасна для всего дела. Следовательно, мы должны... Ударить первыми!

— Атаковать Кадмею сейчас? Безумие. Боги отвернутся от нас за такую дерзость.

— Ничуть. Пусть наши люди с разных направлений стекаются к крепости с зажжёнными факелами, разводят костры, затем незаметно, без огней, возвращаются, вновь зажигают их и опять идут к стенам — пусть лаконцы думают, что нас очень много. К утру мы сможем противопоставить им настоящую силу. Главное — заставить их отказаться от вылазки сейчас...

Утром Мелон привёл ещё восемь сотен изгнанников, вернувшихся в родной город. Эпаминонд тут же указал им боевой участок у стены:

— Спартиаты всю ночь жгли факелы, но ворота оставались закрытыми. Теперь их вылазка не страшна — у нас более двух тысяч бойцов и, глядите, подходят ещё!

Осаждённый спартанский гарнизон не помешал провести в тот же день Народное Собрание, встретившее рукоплесканиями Пелопида и его товарищей в сопровождении процессии жрецов. Оно было коротким, но решило главное: по предложению Горгида Пелопид, Мелон и Харон были избраны беотархами[14].

Вскоре Пелопид отдал свой первый официальный приказ: окружить Кадмею укреплениями, начать приступ со всех сторон и изгнать лаконцев прежде, чем к ним подоспеет помощь!

В двух десятках шагов от крепостных ворот закованный и бронзу Горгид встретился с Лисаноридом — одним из трёх гармостов[15] Спарты в Беотии.

— Войска фиванцев готовы к штурму, ты видишь их воодушевление... — Рослый наконец мрачно смотрел на плотную, приземистую фигуру беотийца. Гармост понимал — минувшей ночью он упустил лёгкую победу. Теперь же из окруживших крепость плетёных щитов виднеется множество шлемов и целый лес копий. Город продолжает высылать новые отряды войск, метательные машины, штурмовые лестницы.

— Приступ будет отчаянным, бой на стенах — жестоким. Должен ли человек, всю жизнь терпевший военные лишения, умирать с распоротым животом в крепостном рву, если может благополучно жить в далёком прекрасном краю? Рассуди, к чему серебро, если его хозяину придётся слететь с крепостной башни?

Лисанорид скрипнул зубами. Лет двадцать назад он знал бы, как ответить на такую речь — ударом тяжеленного кулака в ухо. Чтобы проучить этого дерзкого, не потребовался бы и меч. Но в ту пору меч и был его единственным достоянием. А ныне... О, сколько серебра может принести война умному человеку! Наместничество же позволило удвоить богатство. Немалое и тайное.

Спартиат бросил взгляд на готовые к действию онагры[16] и палинтоны[17], до боли сжал кулаки.

— Я не один.

— Мы знаем. Убеди двух других наместников в необходимости оставить крепость. Ты увидишь, какими щедрыми могут быть фиванцы...

Свежий снег, покрывший окрестности города, сиял в лучах заходящего солнца подобно пеплосу[18] Афродиты[19]. Колонна спартиатов, растянувшись красной змеёй на целых две стадии[20], медленно уползала на Мегары. Пелопид и Эпаминонд глядели ей вслед со стены освобождённой Кадмеи.

— Итак, Пелопид, на этот раз крепость взял гружёный золотом осёл. Не кажется ли он тебе лучшим штурмовым орудием?

— Тому, в чьи сердца проникли алчность и жадность, не дано побеждать. Схватка всего лишь отложена. Но если стратеги Лаконии возлюбили золото больше железа — Ника будет с нами!

День угасал, и удалявшаяся колонна на глазах превращалась из ярко-алой в чёрную...