– Вот, стало быть, оттуда он и приходит, мастер чародей. Из того лесочка, – староста ткнул корявым толстым пальцем в сторону опушки.
Колдун Томен повернул голову в указанном направлении. Узкий темный язык леса врезался между полями, там зеленел уже порядком поднявшийся овес. Вечерело. Подул прохладный ветерок.
– Стало быть, оттуда и приходит…
– Оборотень? – уточнил колдун, молодой парень в обтрепанной серой хламиде.
– Оборотень, – убежденно кивнул крестьянин, – он самый! Да понял ли ты, почтенный мастер, о чем я толкую?
– Я-то понял… – колдун пригладил стоящие торчком вихры, оглядел из-под ладони колышущиеся зеленя и снова уставился на старосту. – Понял, да не все. С чего вы все решили, что это оборотень?
– Да как же не оборотень? Сам здоровенный, как теленок годовалый, глаза горят, что твои фонари! Зеленые такие, как глянет, так и страх берет… Хитрющий, ловушки обходит, людей за версту чует… И это… Оружие его не берет, потому что оборотень.
– Зеленые глаза, значит? – уточнил чародей и снова уставился на опушку.
Из-за низких туч выглянуло предвечернее солнце, перекатывающие по полю под ветерком зеленые волны тут же заиграли золотистыми бликами.
– Зеленые…
– А сам серый, как обычному волку положено?.. А следы какие он оставляет – человечьи или волчьи?
– А… Э… Следы-то… – к этому вопросу староста был не готов. – А Гангмар его знает, какие такие у него следы… Да ты только избавь нас от него, мастер чародей… Или излови живьем, или изведи какой-нибудь своей волшебной хитростью. Мы ж тебе заплатим!
– Ладно, забудем о следах, мастер Кидин, – кивнул Томен, – а можно мне поговорить с кем-нибудь, кто его видел, оборотня этого? С кем-нибудь еще?
– Это можно, это конечно. Клим его видел, да пастух наш Рутка.
– Могу я с этими двумя поговорить?
– Пойдем, ежели хочешь, мастер чародей. Клим – вон он, как раз стоит, а вскоре и Рутка стадо пригонит. Пойдем, что ли, к Климу.
Клим, темноволосый коренастый мужчина средних лет, стоял, опершись на невысокую изгородь ближайшего подворья. Заметив, что староста и приезжий чародей направляются в его сторону, крестьянин подошел к калитке и, распахнув ее, выступил навстречу гостям.
– Здорово, Клим! – приветствовал земляка староста, – вот мастер чародей интересуется насчет оборотня.
– День добрый, – поздоровался колдун, – староста говорит, что ты видел этого оборотня. Верно это?
– Добрый… Видел, да. Эта зверюга, Гангмар ее разорви, овцу у меня нынче задрала.
– А как оборотень выглядит? – прищурившись, спросил маг, пряча зачем-то ладони в широких рукавах просторной хламиды.
– Дык это… – протянул Клим, косясь на старосту.
– Я ж грю, – поспешно вмешался было тот, но маг тотчас резко выпростал руку и с его ладони вроде бы сорвалось облачко сероватой пыли, окутав лицо Кидина. Староста замер с разинутым ртом и принялся тереть глаза кулаками.
– Я уже спрашивал мастера Кидина, – продолжил тем временем колдун, – он говорит, что оборотень невелик, размерами с обычного матерого волка, седой весь и глаза желтые и тусклые, словно пылью присыпанные, светятся едва. Это верно?
– Дык… Ежели мастер Кидин-то…
– Но ты видел оборотня, верно, Клим? Седой, размерами с большого волка, глаза желтые? Так? Верно мастер Кидин мне сказал?
Староста что-то промычал нечленораздельно, продолжая тереть глаза. Клим покосился на него, ожидая, должно быть, подтверждения.
– Так или нет? – требовательно повторил маг.
– Ну… вроде… так…
– Ладно, – маг, похоже, сразу потерял интерес к свидетелю.
Он ухватил по-прежнему трущего глаза безмолвного старосту под руку и увлек дальше по улице:
– Идемте, мастер Кидин.
Когда они удалились от удивленного Клима, все еще стоящего у калитки, шагов на десять-двенадцать, колдун прислонил старосту спиной к стенке сарая и провел руками перед его лицом, бормоча заклинания:
– Авенорэт кито меликвэн… Авенорэт кито меликвэн…
Крестьянин наконец-то отнял кулаки от глаз и неприязненно уставился на колдуна. Тот спокойно объявил:
– Можешь говорить.
– Ты… Ты чего это, а? Чего сделал?
– Чего – я? Так с годовалого теленка или с большого волка? Зеленые глаза или желтые? Седой или серый? Чего – я? А вот сейчас вернется ваш пастух, так я сам, без тебя, его спрошу. Скажу, почтенный мастер Кидин мне описал оборотня, как здоровенную зверюгу, бурую, будто медведь, ростом с лошадь и с красными глазами – что тогда? Подтвердит ваш пастух, что зверь таков? Подтвердит? Молчишь… Что тут вообще у вас происходит?
Староста уставился на колдуна, наливаясь краснотой и пыхтя от возмущения. К подобному обращению он, конечно, не привык. Вдруг, резко выдохнув, заявил:
– Идем! Идем-ка, мастер чародей, ко мне. Время позднее, ужинать пора. Посидим, поговорим… Без доброй кружки и беседа не идет… А волк сегодня не явится. Он вчера у Клима ягненка уволок, чтоб ему лопнуть, так что сегодня его не жди. Идем…
– Значит, есть все-таки волк? – Томен покачал головой. – Тогда чего же ты темнишь?
– Идем, мастер, поужинаем, – более спокойным тоном повторил приглашение староста, – там и поговорим. Ночевать-то у меня останешься? Или как?
– Ну идем… – неуверенно согласился чародей.
Староста, не дожидаясь более, повернулся и уверенно зашагал по улице, маг последовал за ним, держать на шаг позади. Встречные чинно приветствовали Кидина и гостя, дети бегали по улице, щебеча и хихикая – внешне деревня выглядела совершенно мирной. Никакой особой тревоги в глазах у крестьян, никакой затаенной беды – ничего подобного колдун не примечал.
Приведя гостя домой, староста громогласно потребовал ужин. Безмолвная старостиха с поклоном повела мужчин в соседнюю горницу, где две дочки и племянница Кидина выставляли на стол многочисленные миски, баклажки и плошки…
– Садись, мастер чародей! – кивнул Кидин, указывая стул колдуну, и занял место во главе стола. – Поешь, отведай, как говорится, чего Гилфинг послал нынче… А потом и побеседуем…
Покосившись на хихикающих девиц, староста жестко закончил:
– …Без баб!
Девицы, не переставая хихикать, вмиг наложили гостю в тарелку грибов и овощей, а староста, гулко прочистив горло, со стуком поставил перед чародеем кружку.
– Это что? – поинтересовался колдун, с сомнением заглядывая в сосуд. – Пиво?
– Бражка. Наше это, местное.
– Бражка? – гость взял посудину и принюхался. – Славный запах…
– На меду, – пояснил Кидин. – Ну…
Хозяин поднял свою кружку, а другой рукой разгладил усы. Было видно, что процессу употребления «бражки» староста придает большое значение. Колдун, отдавая должное почтение творимому на его глазах ритуалу, тоже поднял кружку, хотя и ухмыльнулся при том.
– За успешное, так сказать, прибытие! – объявил Кидин, вздымая посудину.
– Ага, – не менее торжественно провозгласил чародей, салютуя хозяину в ответ.
Староста принялся пить, шумно сглатывая, и не остановился, пока не опустошил кружку. Гость же поставил свою, сделав лишь несколько глотков.
– Что ж это ты, почтенный мастер, дна не кажешь? – с легкой укоризной обратился мастер, орудуя ложкой. – На меду же. Для здоровья полезно и это… разговору способствует.
– На меду, – кивнул гость, – только медок перебродивший, а?
– Как водится.
– Хмель плохо сочетается с магией, – пояснил колдун. – То есть не сочти за обиду и все такое прочее…
– А-а… Ну, ежели так… Тогда я себе еще налью… Я, чай, не чародей какой, у меня хорошо сочетается.
Хозяйка скорбно вздохнула. Кидин покосился на нее и, словно оправдываясь, пояснил:
– Гость дорогой у нас сегодня… А вы, трещотки – цыц!
Последнее относилось к дочкам, хихикающим над своими тарелками.
– А теперь, – снова торжественно начал хозяин, поднимая кружку, – за успех твоего дела. Чтоб, значит, избавил ты нашу деревню, мастер, от зловредного оборотня!
Колдун вежливо отсалютовал сосудом в ответ. Он-то больше налегал на закуску. От выпитой браги щеки старосты покраснели сильнее, чем прежде, однако голос его оставался твердым, когда он велел дочерям доедать и проваливать. Хозяйка – по-прежнему не проронив ни слова – встала и принялась собирать опустевшие миски. Вскоре к ней присоединились и хохотушки. Когда одна из них положила руку на кувшин с брагой, хозяин твердо облапил горлышко сосуда и придавил его к столешнице. Дочка поняла отцовский намек верно и поспешно отдернула ладошку. А Кидин, не отпуская кувшин, обвел быстро пустеющий стол решительным взглядом и снова наполнил свою кружку:
– Ну вот теперь и поговорим, стало быть.
Прежде чем начать разговор, староста еще раз оглянулся на дверь – не слушают ли женщины. Затем только он заговорил тихо, вполголоса:
– Лучше, чтобы без баб… Я не про жену, я про девок своих. Старшая-то – с латником нашего господина, сэра Гервика, крутит… Наш господин – он ничего, добрый… Строгий, конечно, как водится, но лишнего не чудит. Но все же лучше, чтобы… значит… Поскольку у девки язык без костей, а хахаль ее, значит, латник господский… Да и племяшку принесла неладная, у этой и вовсе ветер в голове…
Кидин отхлебнул из кружки и внимательно поглядел на мага. Тот тоже сделал глоток и поощрил хозяина:
– Ну?
– Ну… Есть, стало быть, волк. Повадилась, понимаешь ли, мастер чародей, эта тварь наш скот резать. И ничем его не остановишь. Вчера вот ягненка у Клима уволок, хотя Клим уж так бережется… Сам же видел, небось, его дом – ближе других к лесу, он и привык стеречься всякого зверья. А вот поди ж ты, вчера – опять ягненка… Хитрый волк, матерый, стало быть. Чисто наказание гангмарово, а не волк.
– Но не оборотень?
– Ежели честно, – Кидин, и до этого говоривший негромко, еще сильней понизил голос, – то Гангмар его знает. Оборотень он или нет – нам-то что? Нам бы его отвадить как…
– А выследить не пробовали? Волка, я слыхал, выследить можно, когда он с добычей. Добычу не бросает, волочет – из-за этого быстро идти не может. Правда это?
– Ты это… Потише говори, – староста еще раз покосился на дверь.
– А что?
– Выследить… – передразнил гостя староста, – да нешто нам дозволено? В лесу охотиться, говорю – то господская забава. А нам – ни-ни. Если узнает добрый сэр Гервик, что в его лесу серв охотился – несдобровать. Самое меньшее – велит руку отрубить. А ты – «выследить»… Эх, городской…
– Да, верно. Это я не подумал, – признал чародей. – У нас, видишь ли, порядки другие. Мы в Мирене – люди свободные!.. И если…
– О вашей свободе речи нет, – перебил колдуна хозяин, – и… говорил бы ты потише, а? Старшая-то моя дурища, неровен час, сболтнет своему хахалю, что мне колдун из города о свободе толкует…
Томен с удивлением поглядел на собеседника – этот крупный мужчина с властными, казалось, повадками… Деревенский староста, с таким достоинством шагавший по улице, уверенно принимавший знаки внимания от земляков – и боится, что господин узнает! И о чем? Не о том, что Кидин говорил, а всего-то – о том, что слушал о свободах в чужих краях! Что ж за жизнь такая здесь? Хотя, если задуматься – жизнь как жизнь… Обычная.
– Ладно, – согласился гость, – давай о деле.
– Так я и говорю о деле. Есть волк, и так нас это зверь допек, что терпеть невмоготу. Наш добрый сэр волчью охоту зимой устроит, так может и возьмет зверя, но нам до зимы ждать невмочь… Да и в прошлый год охотился наш господин, да волк, вишь, озорует по-прежнему…
– А если попросить сэра рыцаря, чтобы он выследил зверя сейчас? Что-то я не пойму…
– Не поймешь. Потому что городской. Знаешь такую присказку: «Не буди лихо, пока оно тихо»? В прошлом году к сэру Гервику приезжал его друг и союзник добрый сэр Окстель, так наш для гостя охоту-то летом устраивал, точно… Большую охоту.
– Ну и что?
– А то. Столько хлеба вытоптали добрые господа, что… Нет, ждет благородный сэр зимы для охоты – пусть уж тогда и дальше ждет. Зимой нам все едино, пусть топчут.
– А вам лесного зверя выследить запретно? – уточнил маг.
– Точно так.
– Но если это не просто лесной зверь, а оборотень – то можно?
– Если оборотень – то можно, – согласился староста, заново наполняя свою кружку и подливая заодно гостю. – Оборотень-то доброму сэру Гервику не принадлежит… Но нам, темным селянам, с оборотнем не совладать. Мы из города чародея зовем, если уж такой случай. Понял теперь?
Молчание длилось минут пять, не меньше. Староста шумно сопел, разглядывая попеременно то свою кружку, то задумчивого гостя. Тот о чем-то размышлял. Наконец маг ответил:
– Да, кое-что понятно. А чего ж ты мне сразу не объяснил?
– А кто тебя знает, что ты за человек? Может, сразу побежишь к доброму сэру Гервику с доносом.
– Нет, не побегу… Только непонятно мне это все же. Дешевле, значит, чародея из города позвать… И вся деревня это знает?
– Кому надо, тот знает, – хмуро буркнул староста, – а остальным… Им – что? Если я сказал «оборотень», значит оборотень. Я – староста, мне лучше знать. Ладно… Теперь ты уж все услыхал. Что скажешь-то?
– Хороша твоя бражка, хозяин, – не к месту заявил колдун, отхлебывая из кружки, – у нас-то в Мирене все больше пиво пьют, я его терпеть не могу… А этот напиток мне по душе… Медом отдает в самом деле…
– Пасеку свою держим, – терпеливо продолжил Кидин, – ты не уводи в сторону-то разговор. Ты скажи – поможешь? По рукам, а? Тебе заплатим же, как уговаривались. Ну? Какая тебе разница-то?
– Да я-то что? Меня наняли оборотня одолеть. Укажете оборотня – одолеем. Бражки пару кувшинчиков к плате добавишь, а, мастер Кидин? Хороша твоя бражка. И, говоришь, для здоровья полезна, а?
– Добавлю кувшинчики, чего ж не добавить. Так по рукам, что ли?
– По рукам, – кивнул гость, – ты мне только вот еще что скажи, как ты своего господина рыцаря уговоришь, что в самом деле оборотня взял, а не волка? Ведь господин-то руки рубит тем, кто в его лесу дичь промышляет. А?
– А это уж, мастер чародей, не твоя печаль, – жестко отрезал староста, внезапно суровея лицом. – Ты только сам, гляди, не проговорись ненароком, а далее – мое дело. Ну что, на боковую?
– Можно и на боковую. Где мне ночлег определишь?
– Да хочешь, здесь на лавке, а хочешь – в сарае, ночи теперь теплые. В сарае сено.
– В сарае, пожалуй, лучше, – выбрал колдун.
Хозяин выдал постояльцу большой кусок мешковины, отвел в сарай и посветил, пока чародей располагался на куче сена. Вокруг трещали цикады, где-то в стороне заливались трелями ночные птицы… Повсюду шорохи, приглушенное потрескивание… И – аромат… Чародей глубоко вдохнул одуряюще-пряный запах недавно скошенной травы и растянулся на мешковине.
– Ну, стало быть, пойду я, – объявил снизу хозяин, – свечу тоже заберу, а то мало ли, еще подпалишь чего. К завтраку позову… Поедим, стало быть, и будем с тобой думать, как зверя отвадить. Есть у меня мысли кое-какие… Отдыхай пока. Да помни – никому ни слова, даже бабам моим. Старшей – особенно!..
Колдун с хрустом потянулся, послушал, как хозяин протопал к дому… Хлопнула дверь… Сразу захотелось спать. День выдался довольно хлопотный, да и бражка оказалось крепкой… Уже в полудреме колдун подумал – а все-таки староста темнит, недоговаривает чего-то. Для того чтобы грозный сэр Гервик ок-Гервик поверил в сказочку насчет оборотня, потребуются веские доказательства. Не проще ли было подстеречь зверя тайно и прибить? Никто бы и не узнал… А тут шум, разговоры – приехал колдун из города, этого в секрете не удержать. Значит, придется как-то господину доказывать, что зверь был не простой, а в самом деле – оборотень. Ох, что-то есть еще в этой истории, что-то есть… Что-то есть…
Перевернувшись на спину и закинув руки за голову, чародей обнаружил, что сквозь прореху в крыше виднеется одна-единственная звездочка… Одна-единственная… А вокруг стрекотали цикады… Что-то шуршало внизу, у основания копны – должно быть, мыши. Пели птицы в кустах у изгороди… В городе никогда не услышишь столько звуков среди ночи, в городе все по-другому. Все… по-другому…
Чародей уснул.
Спозаранку Кидин разбудил гостя и позвал к столу. Колдун потянулся, поднял лохматую голову и огляделся. Зевнул. Почесался, вытряхивая из вихров приставшие стебли, и полез с сеновала. Хозяин поджидал внизу. Скептически оглядывая тощую сутулую фигуру чародея, он заметил:
– Вчера-то ты мне посолиднее показался. А сейчас гляжу – пацан пацаном. Порядочному колдуну постарше бы следует выглядеть. Идем, что ли, умоешься…
Пока гость умывался, фыркая и отплевываясь, Кидин глядел на него все так же, словно с легким разочарованием. Подавая кусок полотна, спросил:
– И сколько же лет учиться нужно, чтобы колдуном стать?
Гость неторопливо вытерся, вернул полотенце, пригладил влажными ладонями торчащие вихры и только потом ответил:
– Когда как. И кому как… Смотря по тому, какой талант у человека, да еще какой учитель… Мало ли… Некоторые и десять лет в учениках ходят, и все двадцать. Вот я, к примеру…
Последовала долгая пауза, староста слегка подался вперед, ожидая ответа.
– …Не люблю говорить, сколько лет носил ученический капюшон, – твердо закончил молодой чародей с ухмылкой.
Кидин кивнул – мол, намек понятен – и пригласил к столу. На завтрак был подан свежеиспеченный горячий хлеб, который хозяин собственноручно нарезал толстенными ломтями, и остатки вчерашних овощей. Ели в молчании, разве что хозяйские дочери, Зиата и Юта, видимо, продолжая какую-то свою нескончаемую игру, пихали друг дружку локтями и хихикали, уткнувшись в миски и искоса поглядывая на гостя. Отец угрюмо шевелил бровями и хмыкал, но девушек не смущало его показное недовольство. Племянница старосты Энна, на протяжении всей трапезы с безучастным видом чинно сидела за столом, откусывала аккуратно маленькие кусочки, скромно потупив глаза. Однако её башмачок под столом, как бы невзначай, то и дело касался ноги молодого колдуна. Гость сохранял похвальное спокойствие, свойственное, вообще-то, всем чародеям. Первое, чему обучает ученика любой маг – умение сохранять невозмутимость в любой ситуации. Умение быть равнодушным и отстраненным. Умение выглядеть умудренным и знающим.
Завтрак подходил к концу, когда за окошком послышался топот копыт. Хозяин нахмурился еще сильнее и уткнулся в свою тарелку. Дочки Кидина прекратили хихикать, и чародей заметил, что старшая заволновалась, ее движения стали более порывистыми, она поминутно косилась в сторону окна и уже не отвечала на сестрины подначки. Вообще, за столом возникла некая напряженность. Должно быть, и младшая девица тоже ощутила это и затихла. Копыта за окном все так же неторопливо вышагивали, словно всадник разъезжал перед домом взад и вперед…
Наконец староста со вздохом отодвинул миску, привычным движением сгреб крошки со стола в горсть, бросил их в рот и грустно вымолвил:
– Ну что, мастер чародей, пойдем, что ли?
– Пойдем.
Мужчины встали и направились к выходу, женщины засуетились вокруг стола, собирая опустевшую посуду. Староста накинул овчинную безрукавку и вышел на крыльцо, гость – следом. По безлюдной улице шагом ехал всадник, поглядывая на окошки дома Кидина. Колдун оглядел его – довольно высокий, худощавый и черноволосый, с тонкими коротко подстриженными усами. На плечи чужака был наброшен ярко-красный шёлковый плащ. На боку висел меч.
– Утро доброе! – поздоровался всадник. – Эй, хозяин, а ты чего такой грустный? Или не рад мне?
Староста, не отвечая, зашагал к калитке. Незнакомец спрыгнул с коня и привязал поводья к изгороди. Колдун оглядел его лошадь – не породистая, это видно, но все же не крестьянская лошадка. Боевой конь.
– Чего такой смурной? – снова обратился наездник к хозяину.
– Забот много, – хмуро бросил Кидин, проходя мимо, – слыхал про оборотня?
– Слыхал, – кивнул тот. – Время, что ли, нынче такое… В Ливде, говорят, темный эльф из Семи Башен объявился… Едва совладали с ним…
Но Кидин был не расположен поддерживать светскую беседу. Не обращая больше внимания на кавалериста, он слишком быстро, пожалуй, зашагал в сторону северной околицы, у которой они с приезжим магом вчера разглядывали полоску леса. Колдуну не оставалось ничего другого, как, пожав плечами, последовать за старостой… Разбираться в чужих отношениях – не его дело.
Деревня просыпалась – жители выгоняли кур на подворья, в соседнем доме заорал младенец, где-то поблизости высоким голосом ругалась женщина, то ли своевольную скотину бранила, то ли мужа…
Кидин, размашисто шагая по улице и кивая в ответ на приветственные окрики земляков, буркнул, словно ни к кому не обращаясь:
– Не бывать моей дочери замужем за разбойником из замка.
– Так, значит, этот, который с усами – и есть латник, что за твоей старшей увивается? Парень видный.
– Видный… А толку? Мне зять нужен.
– А этот, что ли, не?.. – начал было колдун.
– А с этого – что проку? Ну просватает Зиату, ну обвенчается? И что?
– А что? Будет дочка жить в замке, не под забором же. Опять же – господский солдат в зятьях, какая-никакая, а своя рука при добром господине-то? Чего ж не так? – ухмыляясь, спросил чародей. Похоже, его забавлял гнев Кидина.
– А то… Мне лишняя рука при сэре Гервике ни к чему. Я – староста, меня и так из замка хорошо видать. Я это к тому веду, что кому другому – может, оно и надо такого в зятьях иметь, а здесь – не моя рука выйдет при господине, а его уши – при мне. В замке жить, как же… Знаем мы… Не в деревне грязной, а в светлых палатах… А ты был в замке-то? Думаешь, там чище, чем у меня?..
– Нет, не был… – вставил гость, но Кидин уже не слушал его.
Старосту понесло, и он теперь изливал, наверное, все, что накипело на сердце. Впрочем, говорил тихо, так что его не мог слышать никто, кроме чародея.
– Грязь там не хуже, чем в моем свинарнике, вот что! Латники вечно пьяные, порядочной женщине проходу не будет… Видел, дочь свояка у меня живёт? Родич-то мой, аптекарь, к доброму сэру Гервику приехал, пиявки ставить. Знатные, скажу я тебе, у него пиявки, ни у кого в округе таких нет. Так вот, свояк-то, значит, в замке сейчас живёт, а дочку ко мне отправил. Чтобы она в тот вертеп и носу не казала. И правильно, мало ли чего? Женщине в таких местах лучше не появляться. А каково Зиатке моей будет жить среди пьяной солдатни? Да ежели еще сам добрый сэр Гервик ок-Гервик глаз на нее положит – думаешь, вступится муженек? А шиш тебе…
Тут из-за поворота навстречу им выступило стадо, ведомое деревенским пастухом.
– Здорово, Рутка! – поздоровался староста. – Вот это и есть тот самый чародей…
– Доброго тебе утречка, мастер чародей, – гулким басом поздоровался пастух, здоровеннейший детина с коротко подстриженной бородой. На широких плечах голова пастуха казалась неестественно маленькой, впечатление усугублялось из-за узкого лба, из-под которого спокойно глядели маленькие глазки.
– Здорово… – протянул Томен.
Он был несколько удивлен, поскольку ожидал, что пастух окажется молодым пареньком или, во всяком случае – не таким великаном… Ростом пастух был на голову выше чародея, а тот прежде всегда считал себя довольно рослым парнем. Плечи Рутки и вовсе казались необъятными, в его громадной фигуре угадывалась немалая сила.
– Чего глядишь? Дивишься? – ухмыльнулся староста. – Ну дивись, дивись… Наш Рутка всей округе известен. Другого такого не сыщешь. Богатырь! И силушкой Гилфинг наделил, и разумом не обидел. Кто бы иной в солдаты подался или сбежал бы… А наш – вот, пастушит…
– С большого ли ума – в солдаты? – пробасил смущенный Рутка.
– А чего же староста не ты, а Кидин, ежели ты такой умный? – бестактно поинтересовался чародей, у него уже возникли определенные сомнения относительно «разума» пастуха.
– А с большого ли ума – в старосты? – ответствовал богатырь.
Тут встрял Кидин, незаметно подмигнув колдуну:
– Умный староста нашему господину, доброму сэру Гервику ни к чему, вот он меня и поставил. А то мало ли…
– Ну, если так… – колдун, не сдержавшись, ухмыльнулся.
Ситуация с пастухом была понятной, староста всячески его нахваливал и, должно быть, отличал иными способами. А здоровенный кулак Рутки мог немало значить во внутриполитической жизни деревни. Понимать надо… И то, что пастух был назван, наряду с Климом, вторым свидетелем, видавшим оборотня, тоже должно было о чем-то говорить? Наверняка должно было.
– Ты, Рутка, это… Готовься, – строгим голосом объявил староста. – Вечером пойдем на оборотня, понял?
– Ладно, – кивнул здоровяк.
Староста привел колдуна к той самой околице, где вчера указывал выступающий язык леса, мол, оттуда приходит в село оборотень. Сегодня, когда дело с колдуном было слажено, Кидин выглядел куда увереннее и принялся распоряжаться в привычной ему властной манере:
– Ну, гляди. Вон тот сарай – видишь, там, за изгородью, среди лопухов?
– Вижу.
– Это Клима сарай. Так вот, слушай – там мы запрем на ночь ягненка, сами на крышу влезем. Сарай хоть старый, но стены прочные, должны выдержать. Когда волк внутрь войдет, мы дверь захлопнем. Клим придумал, бечевку протянул на крышу. Там, в сарае, уж все приготовлено. Ягненка подальше от двери привяжем, чтобы волк наверняка не успел удрать. Вот и всех-то делов…
– А дальше? – поинтересовался колдун.
– А дальше – что? Пришибем волка. Ты не суйся вперед, но ежели чего – подсобишь, так?
Колдун нагнулся, сорвал травинку и принялся задумчиво ее жевать, искоса поглядывая на Кидина. Потом наконец спросил:
– А я тогда зачем нужен?
– Снова – здорово! – староста от досады даже пристукнул кулаком о ладонь. – Я тебе вчера целый день о чем толковал? Нам без чародея никак нельзя! Кто ж поверит, что мы с Климом и Руткой, три дурня сиволапых, оборотня сами одолели? Кто поверит, спрашиваю?
– А если со мной, значит, то поверят… – задумчиво протянул Томен. – Ох, темнишь ты что-то, староста… Ну ладно, по рукам ударили, значит и быть по-твоему. Пошли сарай посмотрим.
Сарай располагался на самом краю деревни, от ближайших строений и плетней его отделяло шагов сорок, не меньше. Окружали постройку буйные заросли переплетенных жестких стеблей, казавшиеся совершенно непроходимыми – где по пояс, а где и в рост человека. Ко входу в сарай вела тропа. Само сооружение выглядело довольно старым и обветшалым. Молодой чародей решил оглядеть его со всех сторон и двинулся в обход, продираясь сквозь густые заросли, из-под его ног прыскали кузнечики и еще какие-то насекомые, обеспокоенные вторжением человека в их исконные владения, в кустах возмущенно застрекотали птицы… По пути маг время от времени постукивал кулаком в стену сарая, проверяя, насколько надежны доски. Наконец, обойдя постройку, он вернулся ко входу, где его поджидал староста. Выдирая из пол обтрепанного балахона колючки, колдун заявил:
– Стены крепкие. Сейчас изнутри глянем, а?
– Гляди, чего ж… Прежде здесь Клим овец как раз и держал. Только два года назад появилась эта зверюга и… В общем, с тех пор сарайчиком никто не пользовался… Вот она, бечевка-то, гляди.
Томен подошел поближе, взялся за веревку, привязанную к дверной ручке, подергал, потом потянул сильнее – дверь легко закрывалась. Отпустил – под действием собственного веса перекошенная дверь со скрипом снова растворилась. Колдун хмыкнул, пожал плечами и прошел внутрь. В сарае было очень тихо, сыро, царил полумрак и пахло гнилью. Солнечные лучи проникал сюда через несколько узких прорех в крыше – словно световые столбы подпирали потолок, широкие, мутные, полупрозрачные у основания и как бы сходящиеся в узкий белый клинок под самой кровлей… В столбах играли, кружась, золотистые пылинки, закручивая спирали в медленном танце…
– Ну что, мастер чародей, нагляделся? – спросил Кидин. – Тогда идем.
– А чего, мы куда-то торопимся? – спросил маг, задумчиво погружая ладонь в ближний из столбов света и разглядывая собственные пальцы, залитые желтоватым маревом. – Мы должны еще что-то сделать до вечера?
– Я – так собираюсь топор наточить, – хмуро буркнул староста. – Да и торчать в сараюшке тоже ни к чему, вроде. Запах-то! Человеческим духом сарай наполнится, зверина и не пойдет сюда. Я так мыслю, запахи наши все ему известны, за версту узнает. А ты человек новый, он и не пойдет, если тебя учует. Хитрый зверь, непростой. Есть у тебя такое колдовство, чтобы запахи отбивать?
– Зачем колдовство? – прозвучал голос с порога.
Колдун обернулся. В дверях стоял Клим.
– Я лестницу принес, – пояснил крестьянин. – Зачем, говорю, колдовство? Дай ему, Кидин, кожух свой, пусть поносит после обеда. От твоего кожуха, небось, такой дух идет, что волк нового человека и не учует.
– Тоже верно, – согласился староста. – Ну что, пойдем, что ли?
Клим остался в сарае доделать что-то для готовящейся ловушки, а староста повел колдуна обратно. По пути чародей наблюдал спокойную жизнь деревни.
Поразмыслив и сопоставив все увиденное здесь за два дня, колдун сообразил, что именно не давало ему покоя и что заставило сразу заподозрить у старосты какие-то скрытые мотивы. Деревня вовсе не выглядела напуганной. Жители спокойно занимались своими хозяйственными делами, маленькие дети возились в пыли, отгоняя время от времени любопытных кур… Ребята постарше – но недостаточно взрослые, чтобы их привлекли к крестьянскому труду – с визгом носились по улице, занятые какой-то своей игрой… Старики трудились в огородах за плетеными изгородями, где-то неподалеку стучал топор. Словом, деревня жила обычной жизнью – не было страха, не было чувства близкой опасности, какое непременно ощущалось бы, скрывайся в самом деле поблизости опасный оборотень. Никто здесь не выглядел подавленным или напуганным.
В годы ученичества чародею уже приходилось бывать с наставником в местах, где люди месяцами живут в ужасе перед близкой угрозой – там напряженность ощущается во всем, страх словно висит в воздухе, даже детям передается чувство всеобщей встревоженности и крошечные несмышленые малыши играют, озираясь украдкой по сторонам… Здесь не было ничего подобного, совершенно мирное поселение.
Придя домой, Кидин хмуро огляделся и строго спросил:
– Где Зиатка? Опять со своим?..
– Ага, сразу утром Астон позвал, и она к нему выскочила… – охотно принялась рассказывать младшая хохотушка. – Тогда он посадил Зиатку на коня перед собой, руками вот так ее за бока взял и…
Рассказ прервался звоном, старостиха уронила на пол что-то тяжелое – кажется, намеренно. Колдун почувствовал себя лишним и, пробурчав что-то насчет необходимости приготовиться к предстоящей охоте, поспешно вышел. Захлопывая входную дверь, он услыхал, резкий голос Кидина. Староста бранился.
Во дворе чародей огляделся, приметив кучу хвороста и распиленных бревен, подошел к ней, нагнулся и стал перебирать чурбаки и ветки. Через несколько минут он отыскал именно то, что требовалось – прямую палку длиной почти в свой рост. Врут, что чародей готовит себе посох лишь однажды на всю жизнь и вкладывает в него – до единого – все известные заклинания… Те, кто верит подобным сказкам, просто не понимают, что бедному колдуну постоянно приходится странствовать – и не только пешком, а часто верхом или на корабле. Тогда длинный шест превращается в неудобную поклажу. Колдуну приходится менять обличье, притворяться и скрывать свою профессию, приходится бывать в разных местах, в разных компаниях, подчас опасных и ненадежных. Случается порой ночевать среди таких людей, которые косо смотрят на чародеев и готовы на всякую подлость… И что же – таскать с собой здоровенную палку, которая выдаст тебя с головой, и которую к тому же легко украсть… Что тогда – прощай все заклинания и секреты?..
Верно, что в ответственные моменты чародей вооружается посохом – но таскать его с собой постоянно? Нет уж… А необходимый набор заклинаний можно хранить и в набалдашнике.
Маг выбрал подходящий ровно отпиленный чурбак, подкатил к дому и поставил. Удобно разместившись на деревяшке и прислонившись спиной к нагретой полуденным солнцем стене, чародей принялся готовить себе пресловутый посох. Ножом расщепил найденный среди хвороста шест с одного конца и вставил в трещину кусок плохо обработанного янтаря в медной оправе. Укрепил хорошенько и полез в карман за медной проволокой… До его слуха непрерывно доносились приглушенные стеной крики – староста выяснял отношения с домочадцами.
Хлопнула дверь – во двор вышел раскрасневшийся после спора Кидин с топором в руке. Хмуро поглядев на невозмутимого колдуна, староста прошагал мимо и скрылся в сарайчике. Вскоре оттуда донесся визгливый скрип и скрежет точильного круга – староста в самом деле готовил топор…
К обеду возвратилась старшая дочь Кидина. Она пришла с дружком, следом за парочкой уныло брела лошадь… Зиата держала ухажера за руку и вся поза девушки выражала независимость и вызов.
– Эй, папаша! – нахально окликнул солдат.
Кидин выглянул из сарая с топором в руке. Лезвие ослепительно сверкало.
– Эй, папаша, к обеду не пригласишь?
– Заходи, чего же…
К удивлению чародея, Кидин выглядел совершенно спокойным и как-то странно равнодушным. Староста нагнулся, прислонил топор к дверному косяку сарая и пошел к калитке навстречу гостям.
– Заходи, говорю, что ли… на обед… – протянул он, распахивая калитку, чтобы впустить дочь и ее спутника. – И ты, чародей… тоже. Жена, небось, уже накрыла.
Затем, не глядя на незваного гостя, повернулся и побрел в дом. Зиата ухватила солдата за рукав и потащила следом. Тот, похоже, был удивлен – должно быть, собирался только подразнить отца девушки и не намеревался всерьез попасть к его столу. Колдун пристроился следом за парочкой.
В самом деле, хозяйка с младшей девушкой уже начали накрывать на стол. Энна, племянница, принялась было им помогать, но, завидев молодого латника, сразу же отложила принесённую посуду и подошла поближе к Астону.
– Вы, я вижу, не здешний. Скучаете, наверное, в деревне? – вдруг неожиданно обратилась она к солдату.
Тот выпучил на неё глаза, явно не зная, что ответить.
– Эй, сестрёнка, а ну давай на кухню, маменька зовёт! – вдруг, откуда ни возьмись, подскочила к ним Зиата.
И заметив, что кузина явно не торопится уходить, быстро всучила ей тяжелую миску с дымящимися тушёными овощами и бесцеремонно подтолкнула в сторону стола. Энна, тяжело вздохнув, поставила блюдо на только что постеленную скатерть и, покосившись на сестру, неохотно поплелась на кухню. Зиата сразу же вышла вслед за ней.
– Будешь на Астона пялиться, глаза повыцарапаю, – коротко бросила она, когда девушки вышли из комнаты и на короткое время оказались вдвоём.
– Ещё не хватало! Нужен мне больно какой-то солдат, – презрительно хмыкнула Энна. – За мною в городе такие мужчины увиваются. А этот твой латник двух слов связать не может, да и вообще…
Она явно собиралась добавить что-то ещё, но, заметив злобный взгляд не на шутку разгневанной кузины, поспешно замолчала и быстро юркнула на кухню. Старостиха как раз выходила ей навстречу с полным подносом еды. Зиата деловито подошла к плите и захлопотала по хозяйству.
Энне стало скучно. Она какое-то время с тоскою смотрела в окно, явно не зная чем заняться. Вскоре к ней робко подошла младшая дочка Кидина Юта и принялась восхищённо разглядывать сшитое по городской моде платье кузины. Потом робко поинтересовалась, как называется ткань. Энна мгновенно оживилась. Она снисходительно оглядела стоящую перед ней щуплую девчушку в потертом сером платьице, и, наклонившись, что-то быстро зашептала ей на ухо. Юта слабо охнула и чуть не выронила посуду. В её огромных широко распахнутых глазах читались попеременно то изумление, то неподдельный восторг. Энна с ухмылкой оглянулась на старшую родственницу и затарахтела еще энергичней.
Зиата вначале неодобрительно покосилась на девушек, но вскоре задумалась о чём-то своём и перестала обращать на них внимания. А чуть позже подхватила огромную миску с толсто нарезанными ломтями хлеба и вышла из кухни.
Как только за Зиатой захлопнулась дверь, Энна опять заскучала.
– Ладно, о чём с тобой толковать, пошли обедать, – снисходительно бросила она младшей сестрёнке и, поднявшись с места, неторопливо направилась к двери.
– Энна, постой! Расскажи что-нибудь ещё, – пытаясь её удержать, умоляюще воскликнула Юта.
– Отстань, в другой раз. Вот приедешь как-нибудь в город, научу тебя уму-разуму, – покровительственно ответила Энна. – Только ты уж меня не опозорь. Мне ведь родственники из глухой деревни тоже не к лицу. Когда познакомишься с настоящим рыцарем из замка, тут, главное, с первых же слов показать, что ты девушка городская, воспитанная. – Она немного помолчала и задумчиво оглядела Юту с ног до головы. – Поначалу тебе, конечно, не просто будет… Откуда ж хорошим-то манерам взяться? Кого ты здесь видишь кроме тёмных мужиков да солдат? Ну, ничего, со временем всё получится. Главное, слушай внимательно, как я разговариваю, да запоминай….
Девушка явно собиралась добавить что-то ещё, но в этот самый момент широко распахнулась дверь и на пороге опять показалась Зиата.
Энна, заметив сестру, тут же замолчала и быстро выскользнула из кухни. Юта поспешила за ней.
Вскоре все собрались в просторной светлой комнате, служившей в доме старосты столовой. Подошли трое работников, трудившихся на поле Кидина. Все расселись вокруг стола, женщины выставили исходящий сытным паром котел…
Зиата села на лавку рядом с Астоном и тот, ничуть не смущаясь, положил руку ей на плечо. В глазах Кидина блеснул нехороший огонёк. Он явно собирался что-то сказать нахальному парню, но, к удивлению всех собравшихся, почему-то сдержался.
Обедали в молчании. Работники смущались новой компании и пристальных взглядов городской гостьи, которыми та поочерёдно одаривала то одного, то другого мужика. Кидин был угрюмо-спокоен, а солдат из замка, хоть и держался независимо, все же не решался произнести ни слова. Даже девушки не хихикали. Наконец, когда трапеза подходила к концу, Кидин неожиданно заговорил:
– Ты, Астон, сватов ко мне зашлешь или как? Приданое будет за Зиаткой хорошее.
Солдат едва не поперхнулся от неожиданности, но, быстро справившись с удивлением, ответил:
– А что? И зашлю!
– Ладно, тогда не тяни долго, – заключил староста и вернулся к прерванной трапезе.
Работники уткнулись в свои тарелки и принялись жевать с удвоенной энергией, колдун тоже опустил глаза, чувствуя себя лишним за этим столом. Зато Зиата тут же развеселилась, ткнула младшую сестру локтем и принялась что-то шептать ей на ухо. Младшая девушка захихикала.
Покончив с едой, староста заявил:
– Слышь, что ли, Астон… Раз такое дело, что ты жених Зиатке нынче, так можешь еще с ней сегодня погулять. Господин-то тебя не хватится?
– До утра меня из замка отпустили… – торопливо отозвался новоявленный жених.
– Ну и ладно, – кивнул Кидин, – ты доел, мастер чародей? Тогда пойдем, займемся делом. Хоть до вечера еще далече, а еще кое-что подготовить надо. Мать, собери нам с собой пожрать, чего Гилфинг послал. К ужину не придем, должно быть.
С этими словами хозяин поднялся из-за стола. Колдун тоже встал и направился следом за старостой к выходу. Позади заелозили по полу скамьи – работники тоже торопились покинуть хозяйский дом. Должно быть, им казалось неприличным продолжать есть после того, как хозяин уже отобедал и покинул стол.
Маг, выходя из дома, уже собрался забрать посох, который совсем недавно оставил прислоненным в углу возле входной двери. И тут вдруг оказалось, что тот непостижимым образом исчез!
Возле самого входа в дом стояла, переминаясь с ноги на ногу, младшая дочка Кидина Юта. Томен сразу заметил, что внешность девушки сильно изменилась. Теперь на ней было длинное зеленое платье, явно с чужого плеча. И маленькой щуплой девчушке приходилось всё время поддерживать подол, чтобы совсем в нём не утонуть.
Томен пристально посмотрел на девчонку, пытаясь понять, не она ли прихватила его посох. Но та упорно отворачивалась, стараясь не глядеть на колдуна. Когда же чародей, почувствовав в соседней комнате лёгкое дуновение магии, уже собрался направиться туда, Юта вдруг бросилась ему навстречу и решительно преградила путь.
– Скажите, вы скучаете в деревне? – неожиданно спросила она у слегка опешившего колдуна.
– Девочка, дай-ка пройти, тороплюсь, – пробурчал Томен.
– Здесь, конечно, не с кем поговорить. Я сама ведь в городе выросла. Вот недавно только приехала сюда и никак привыкнуть не могу, – скороговоркой продолжала Юта, подпирая дверь в соседнее помещение, где, как явственно чувствовал колдун, и находился сейчас его посох.
Томен постоял немного в раздумье, пригладил непослушные рыжие вихры. Девчонка искоса смотрела на него, явно чего-то ожидая.
– Ладно, – притворно вздохнул чародей, пряча ухмылку, – придётся на охоту без посоха идти. Нет без него никакой защиты от нечисти. Да, видать, ничего не поделать… Ох, чувствую, загрызёт меня оборотень…
С этими словами Томен тяжко вздохнул, решительно вышел из дома и зашагал прочь.
Расчёт оказался верным. Не успел маг дойти до середины двора, как сзади него раздались торопливые шаги. Юта, сопя и путаясь в длинном подоле волочащегося по земле платья, поспешно догоняла колдуна. В руках у девушки был посох. Чародей дождался, пока девочка приблизится, и протянул руку. Но Юта явно не спешила отдавать украденную вещь.
– Научи меня колдовать, пожалуйста! – вдруг неожиданно попросила она.
– Ещё чего, – сердито буркнул Томен.
– Иначе не отдам! – хитро глядя на чародея, заявила девчонка, и спрятала посох за спиной. Полированный набалдашник на полметра возвышался над ее головой, отсвечивая на солнце.
Маг почувствовал, что терпение его иссякло.
– Ну ладно, сама попросила. Смотри, это первый урок.
Томен вытащил из кармана какой-то амулет, зашептал заклинание. И тут вдруг поднялся сильный ветер. Широкое шёлковое платье Юты надулось как парус и взмыло вверх. Пытаясь его удержать, девчонка завертелась на месте и выпустила из рук посох. Чародей тут же подхватил его и, не оглядываясь, пошёл прочь.
– Подожди, научусь колдовать, всё тебе припомню, – дрожащим от обиды голосом кричала ему вслед Юта. Больше всего девушку расстроило безразличие мага к ее на миг приоткрывшимся прелестям.
Но Томен не обратил внимания на слова Юты – а может и вовсе не расслышал.
Кидин терпеливо поджидал чародея чуть в стороне от дома. А когда тот подошёл, сразу же поинтересовался вполголоса:
– Ну как? Видал этого наглеца Астона?
– Да, – согласился маг, – нахальный малый. А ты ж, мастер, поутру говорил, что мол, ни за что не выдашь дочку за этого…
– Говорил… – буркнул староста. – Погоди маленько. Скоро будет ясно, как оно обернется… Ты готов, что ли? Я гляжу, палку какую-то смастерил?
– Готов, готов!
– Ну и пойдем тогда к сараю. С Климом совет будем держать, оглядим все еще разок как следует… Да и на крыше затаимся. Волк – он хитрый, он с темнотой приходит, так мы уж наверху должны быть и сидеть тихонечко. По нужде сходи заранее, чтоб не приперло, когда не след. Смекаешь?
– Смекаю…
– Ну и пойдем тогда с гилфинговой помощью… Только бы волк явился нынче ночью…
– А чего именно нынче? Можно же и подождать…
– Да так уж, – глядя в сторону, буркнул староста, – выходит, что лучше бы нынче.
Чародей со старостой и Климом затаились на крыше сарая и тихо лежали, стараясь не шевелиться. Солнце село, но ночь еще не наступила – продолговатые облака, медленно ползущие с западного края неба, отливали багровым, а опушка леса, дикие заросли вокруг сарая и близлежащие поля были серыми, словно обесцвеченными. Дневные краски покидали мир, ночная чернота еще не подоспела… Тишину нарушал только стрекот кузнечиков да внизу, в сарае, время от времени принималась жалобно блеять молодая овца – словно подозревала, для чего ее привязали здесь, в заброшенной халупе… Хотя, скорее всего, животное просто волновалось, потому что привыкло всегда находиться в стаде…
– Ну, так где же ваш пастух? – в десятый уже, наверное, раз шепотом поинтересовался колдун.
– Не бойся, он позже подоспеет, – устало ответил староста. – Когда придет время, будет Рутка здесь. Лежи себе спокойно.
– Да я не боюсь… Но ведь решили же, что вчетвером…
– Ежели что – мы и вдвоем с Климом управимся, – уже раздраженно отрезал Кидин.
– Да я ничего, я так… – примирительно протянул маг.
– Ну вот и лежи… так.
Чародей вздохнул и слегка пожал плечами под тяжеленным кожухом Кидина – мага все же заставили нарядиться в пропахшую потом и пылью овчину старосты. Раз он уже согласился подчиняться, так пусть все идет в этом неправильном приключении, как решил Кидин. Ждать – так ждать, втроем – так втроем… В овчине – так в овчине… В конце концов, если волк в самом деле обыкновенный, так чего бы и не справиться без пастуха… Снова потянулись минуты ожидания… Вдруг Клим негромко прошептал:
– Вот он.
– Ага-а… – протянул староста, – явился, Гангмар его разорви! Явился все же… Ну, теперь только бы полез в сарай. Вот что, мастера мои почтенные, теперь лежим тихо! Не сопеть, не кашлять и не пердеть!
Трое охотников замерли. Чародей напряженно всматривался в мешанину серых теней у опушки. Вроде какое-то движение. Почудилось или нет? В самом деле, что-то едва заметно перемещается среди кустов. Колдун вгляделся внимательно, как только мог – и теперь различил. Волк, стоящий у границы леса, время от времени поднимал голову и вынюхивал, что доносит ветерок. Какие запахи идут из сарая… Уже почти совсем стемнело, но когда зверь поднимал голову над зарослями – его было видно. Насколько можно было различить с крыши, глаза волка не блестели никаким светом – ни зеленым, ни желтым.
Наконец волк принял решение и осторожно двинулся сквозь кустарник к деревне. Похоже, он в самом деле направлялся точно к сараю, на крыше которого поджидали охотники.
– Башки не показывайте, – едва слышно прошелестел Кидин.
Овечка заблеяла совсем жалобно, возможно, она тоже учуяла хищника. Колдун положил голову на ладони и старался дышать медленно и размеренно, чтобы не выдать себя ничем. Шорох кустарника раздался, похоже, совсем рядом. Овца визжала уже непрерывно и металась, пытаясь порвать веревку, удерживающую ее на привязи. К крику примешивался теперь топот копыт. Снова потрескивание сучьев и шорох – кажется, у самого входа. Впрочем, различить эти звуки сквозь шум, поднятый овечкой, было почти невозможно. Колдун осторожно приподнял голову и покосился на Клима, сжимающего в руках веревку. Тот, скривив рот и высунув кончик языка, напряженно вслушивался. Еще минута… Еще…
Клим, крякнув, рванул бечеву, поднимаясь одновременно с рывком. Раздался резкий стук – захлопнулась дверь. Щелкнула задвижка. И тут же – мягкий удар по дереву, сопровождаемый новым стуком – попавший в ловушку хищник метнулся к выходу, но лишь налетел с разбегу на дверь. Колдун, различил хриплый приглушенный рык внизу и рядом – удовлетворенный голос старосты:
– Есть!
– Эй, маг, ну-ка, присвети! – скомандовал Кидин.
Этот момент был обговорен заранее, чародей пошептал заклинания, и навершие посоха засветилось довольно ярким холодным пламенем. Клим уже опустил лестницу и теперь заторопился вниз. Мягкие, но сильные удары о дверь звучали с пугающей равномерностью, перемежаясь хриплыми взрыкиваниями пойманного зверя. Овца верещала непрерывно на высокой ноте – она все еще была жива. Следом за Климом по лестнице неторопливо пополз староста. Топор он заткнул сзади за пояс.
Колдун выставил посох над срезом крыши, чтобы посветить толстяку, и разглядел, как внизу Клим подпирает дверь толстым бревном… Пастуха по-прежнему не было видно. При свете магического огня Клим со старостой быстро закончили возню с бревном – теперь зверь был в ловушке. Должно быть, волк тоже понял, что ему не удастся вырваться прежним путем, и затих, только овца визжала по-прежнему.
– Эй, колдун, слазь, что ли… – позвал Клим.
– Ну, слезу, – отозвался с крыши Томен, – а потом что? В дверь только по одному и войдешь. А я могу здесь крышу разворошить и того… сверху помочь. Нет, то есть, как скажете, конечно…
– Ну, может, сверху и лучше, – рассудил Кидин и скомандовал напарнику. – Приготовь-ка факел, что ли… Сейчас вот начнем… А ты, чародей, глянь-ка, что там волк?
Маг аккуратно положил посох, примостив его в ложбинке – так, чтобы не скатился ненароком вниз – и принялся отдирать доски, которыми была обшита крыша. Из-под рук посыпалась труха и мелкие обломки, в ответ из темноты донесся рык пойманного хищника. Расширив отверстие, маг опустил в дыру посох и заглянул следом – волк забился в угол и крупно дрожал, щеря здоровенные клыки – желтоватые даже в холодном свете колдовского амулета… Похоже, зверь был испуган не меньше, чем визжащая овечка, на которую он уже не обращал внимания. Овца перестала метаться и тоже забилась в свой угол, сжавшись там в тугой мохнатый комок. Клим разжег факел – маг разглядел сквозь щели рыжие отсветы за дверью.
Вроде бы послышался голос пастуха – колдун осторожно высунулся из прорехи в крыше и поглядел, что делается за дверью снаружи. В самом деле, к компании присоединился Рутка. Колдуну показалось, что, не доходя несколько шагов до сарая, здоровяк сгрузил в бурьян какой-то большой продолговатый сверток, но он не был уверен, что разглядел верно.
– Ну что у вас? – спросил Рутка.
– Заперли, – отозвался Кидин. – Эй, колдун, как там?
– Порядок. В углу, слева от вас. Сидит спокойно.
– Ну, тогда так… – староста поскреб затылок и взвесил в руке топор. – Клим, как я крикну, отворишь дверь, первым ты, Рутка, вскочишь. За тобой – я. Клим, ты третьим, да не забудь дверь-то за собой затворить… Чтобы не удрал, смекаешь? Эх, отвлечь бы зверя чем…
– Хотите, я его шугану? – предложил сверху маг.
Ему вся эта история уже поднадоела, он вполне мог сжечь волка без всякого риска струей магического пламени, удерживала только боязнь спалить сарай. Оставалось попробовать заклинание послабее, зато более безопасное для строения… Кстати, окажись здесь, на крыше, хоть сколько-нибудь опытный стрелок с луком и парой стрел – дело было бы давно сделано… Волк, забившийся в угол, был отличной мишенью.
– Шуганешь? – староста снова почесал затылок. – А что… И шугани, пожалуй. Как я крикну – давай, а потом и мы в сарай завалимся.
– Ладно, я скажу, когда буду готов. Погодите чуток.
Томен принялся вполголоса напевать своему посоху одно за другим нужные заклинания. Менее мощный удар требовал точности и оборачивался для колдуна даже большим трудом, чем сокрушительное огненное заклинание… Наконец амулет был настроен и ожидал лишь ключевого слова, чтобы цепочка «подвешенных» заклинаний сработала разом. Непрерывный визг овцы сбивал с толку и не давал сосредоточиться толком. Подумалось: «Загрыз бы ее волк, что ли»…
– Готов! – крикнул наконец чародей.
– Давай!
С посоха, наведенного на зверя, сорвался словно короткий луч голубоватого света. Промчался, осветив на миг сарай – черные стены, хлам, кучами лежащий в углах, прелую солому, бьющуюся от ужаса непрерывно визжащую овцу – и ударил волка. Хищника тряхнуло, лапы оторвались от земли, он стукнулся спиной о доски стены… Свалился набок… Встряхнулся, вскочил снова – но к зверю уже бежал Рутка, занося для удара дубину. Следом за богатырем в сарай вломился Кидин – староста воинственно размахивал топором, но держаться старался так, чтобы между ним и волком находилась громадная фигура пастуха. Последним в сарай проник Клим с факелом. Как было велено, Клим тут же захлопнул дверь и поднял свет повыше.
Колдун мог бы попробовать повторить свой выстрел, но теперь хищника закрывала от него огромная спина Рутки. Волк, оглушенный магическим ударом, тем не менее, скалил клыки и пытался имитировать атаку, делал вид, что вот-вот прыгнет. На самом деле серый был напуган и непрерывно дрожал. Подбежав к нему, пастух принялся размахивать здоровенным колом, но так и не решался сделать последний шаг и приблизиться к хищнику вплотную. Из-за спины Рутки высунулся Кидин – староста поборол боязнь и в самом деле нанес хороший удар, но недостаточно проворно – волк вывернулся и боком выскочил из угла, ускользая и от неуверенного выпада руткиной дубины… Клим широко взмахнул факелом, зверь, направившийся было к выходу, отпрянул – тут его наконец настигла дубина пастуха. Удар пришелся по спине, под колом что-то хрустнуло, волк взвыл, заходясь хриплым рычанием и оседая на задние лапы… Дело довершил староста, вонзив топор хищнику в лоб. Струйка крови, черной в свете факела, выстрелила Кидину в лицо, толстяк от неожиданности отступил на шаг, оставив топор в разрубленном черепе… Волк осел… рухнул набок… Все, как будто, было кончено.
Пастух потыкал зверя дубиной – под серой шкурой пробежала последняя судорога, из оскаленной пасти выкатилась черная струйка и растеклась маленькой лужицей среди прелого мусора…
– Ну что, готов? – осведомился с крыши маг. – Тогда я спускаюсь!
Кидин протянул руку… отдернул. Снова протянул. Осторожно дотронулся до рукоятки всаженного в волчий череп топора. Ничего не произошло. Староста ухватился за топорище крепче, уперся ногой, стараясь не попасть подошвой в кровь, и рванул, поворачивая топор как рычаг. Оружие вышло из черепа. Стало тихо, даже овца примолкла в углу…
Чародей, спустившись по лестнице, вошел в двери сарая. Трое крестьян уже столпились над поверженным зверем, разглядывая его, осторожно тыкая палками и носками обуви. Самым громким звуком теперь было одышливое сопение Кидина да потрескивание пакли на факеле Клима. Колдун тоже, нагнувшись, посмотрел – ничего интересного. Ему уже приходилось видеть мертвых волков, этот ничем не отличался. Даже размеры его, пожалуй, были не так уж велики. Волк как волк…
– Ну, что ж, – подвел итог староста, – дело сделано. Ты, чародей, можешь отдыхать… Дорогу-то найдешь, а? Ну, мы тут с мужиками постережем. А то мало ли…
– Дорогу-то найду… А пустят меня твои? И стучаться среди ночи… Как-то… Да зачем? Я же могу и здесь утра дождаться.
– Здесь негоже, – слишком назойливо повторил староста, – ступай-ка лучше. Или вот как сделаем. Клим, бери овечку, да и веди к себе обратно. Пустишь мастера чародея-то переночевать?
Произнесена эта фраза была с некими особыми интонациями, с нажимом. Клим, должно быть, уловил в словах старосты намек и быстро согласился:
– И то верно, сведу-ка овечку от греха подальше. Неровен час, опять кричать начнет… Идем, мастер колдун, устрою тебя на ночлег, да и сам тоже дома останусь. Троим делать здесь нечего. А?
Колдун отступил на шаг и внимательно оглядел троицу. Кидин механически очищал подобранным клоком соломы лезвие топора, Рутка, словно невзначай, переложил кол из одной руки в другую, Клим улыбался до того заискивающе, что искренности в его улыбке невозможно было отыскать ни на грош…
Подумав, Томен кивнул:
– Ладно. Правильно. Верно, нечего здесь целой толпой торчать. Идем!
Чародей шагал вслед за Климом по тропинке среди густых зарослей бурьяна, стараясь не отстать от проводника. Тот тащил на веревке несчастную овцу, которой, должно быть, выпало в эту ночь больше переживаний, чем кому-либо другому. Оранжевый свет факела, вырывая из мрака причудливо переплетенные стебли и листья, раскачиваясь в такт шагам крестьянина, образовывал причудливые картины – гротескные и неестественные. В переплетении светлых и темных пятен можно было углядеть совершенно удивительные силуэты…
Колдун размышлял и все никак не мог подыскать объяснения, в чем же ему сегодня довелось участвовать. Засада? Охота? За маленьким приключением что-то крылось… но что? Клим шагал размашисто, вроде бы и не спеша, но, чтобы поспеть за ним, чародею приходилось то и дело ускорять шаг, спотыкаясь о торчащие из земли толстые корни…
Через несколько минут тропинка вывела охотников к улице. Они обогнули перекошенный плетень, наполовину завалившийся и, кажется, уже давно ничего не ограждающий, и вышли на ровное пространство.
– Ну вот и дошли, мастер чародей, – объявил крестьянин, слегка махнув факелом, – вон и хата моя.
– Один живешь?
– Один… Вдовец я. Ну что, подождете маленько, пока я овечку-то сведу? Натерпелась нынче бедная…
– Давай, веди, – согласился Томен.
Клим открыл калитку, придержал ее, пропуская мага, затем вручил ему факел и попросил немного посветить. Чародей послушно пошел с факелом за хозяином. Тот отворил дверь овчарни, снял с шеи овечки веревку и втолкнул ее внутрь – в вонючее тепло…
– Ступай, милая, – напутствовал он животное, – тебя уж теперь резать не стану, нет… Заслужила. Раз сегодняшнюю ночь пережила-перетерпела, так уж… Теперь живи долго…
Маг подождал, пока крестьянин запрет овчарню и обернется, а потом поднял факел повыше, чтобы он осветил лица обоих – и спросил:
– Клим, а что Кидин с Руткой делают?
– Ну… это… как что?.. – Клим смутился, хотя и старался не показать этого. – Сторожат волка… Дохлого. Сторожат, что же еще? Спят уже, должно быть. Вот и мы сейчас на боковую…
Клим сделал попытку обойти неподвижно стоящего колдуна, но тот поднял руку с посохом, преграждая путь.
– Нет, погоди. Вы все время от меня что-то скрываете. Клим, послушай. Ты лучше расскажи мне все сам. По-хорошему, а? У нас, колдунов, есть свои способы узнавать правду, знаешь ли… Так что лучше говори – что Рутка приволок, почему он так поздно явился? Чем они со старостой там занимаются?
Задавая вопросы, колдун внимательно следил за руками Клима, но, тем не менее, едва не прозевал момент, когда кулак крестьянина метнулся к его лицу. Едва успел выставить древко посоха и развернуться, чтобы не угодить под удар. Ненадежная палка хрустнула, разлетаясь пополам, Клим, охнув, согнулся и прижал ушибленную кисть к животу. Чародей отступил на шаг, делая вид, что разглядывает оставшуюся в руках половину посоха, но искоса поглядывая на противника. Тот метнулся было на мага, целясь вытянутыми руками в горло, но колдун с размаху треснул Клима по лбу обломком посоха. Крестьянин отлетел и свалился наземь.
– Клим, перестань дурить, – стараясь говорить спокойно, произнес маг, – у тебя все равно ничего не выйдет. Я же специально заранее произнес заклинания, ускоряющие мои движения и усиливающие руку. Я быстрее и сильнее тебя. Лучше расскажи мне, в чем дело. Я тебе обещаю – если там какая-то ерунда, я не стану вмешиваться. Ты пойми, я же чужой здесь человек, мне все равно… Просто не люблю, когда меня держат за дурня. Ну что, расскажешь?
– Эх, колдун, колдун… – протянул Клим, поднимаясь, – и зачем ты только влез? Так бы все славно было…
– Ну, теперь поздно об этом. Я влез. Так что, будешь говорить? Или мне тебя еще разок по лбу хватить?
– Ладно, – покорно признал крестьянин, – твоя взяла.
И снова прыгнул на колдуна, метя теперь в ноги. Тот не ожидал подобного маневра, факел отлетел в сторону, противники покатились по земле…
Пока мужчины охотились на оборотня, девушки в доме Кидина тоже не спали. Маленькая русоволосая Юта забрасывала кузину вопросами о жизни в далёком Эгиларе, откуда та приехала. Энна охотно отвечала. Эгилар, судя по ее рассказам, был огромным процветающим городом, полным чудес и красот. Юта восхищённо слушала, то и дело разглядывая пышное платье кузины и яркие аляповатые серьги в её ушах. Зиата, лишь за полночь вернувшаяся домой, совсем, казалось, не прислушивалась к их разговору. Она то и дело выглядывала в окно, явно кого-то поджидая.
– Да что ты там высматриваешь? – уязвлённая её невниманием, воскликнула Энна.
Кузина не отвечала. Тогда Энна обернулась к младшей, Юте, в которой обрела благодарную слушательницу.
– Ну вот скажи, как можно в этой деревне полюбить? Здесь же только крестьяне чумазые живут. Ну, разве что из замка солдат какой-нибудь приедет, такой же неотесанный мужлан. Не понимаю, о чём с ним можно разговаривать.
Она вызывающе посмотрела на Зиату. Но, не дождавшись никакого ответа, снова обратилась к Юте. Крупные дешевые камни в закачавшихся серьгах блеснули в пламени свечи, по темным стенам пробежали отсветы.
– В город нужно за женихами приезжать. Какие господа заходят к папеньке в аптеку! Эх, познакомила бы тебя с приказчиком или оруженосцем, да только без толку. Сама посуди, о чём им с дурой деревенской говорить!
– Ну, а с тобой они, конечно, говорят… о том, как геморрой их замучил или понос третьи сутки от толчка отойти не даёт, – язвительно вставила Зиата.
– Много ты понимаешь! – сквозь зубы процедила Энна. – За такой ерундой благородный господин никогда в аптеку не пойдёт, на то прислуга есть. Сами-то они ко мне с деликатными просьбами приходят. Например, за «слезой Эванны»…
– Ой, а что это? – с любопытством воскликнула Юта.
Энна снисходительно посмотрела на маленькую кузину.
– Зелье любовное, – терпеливо пояснила она. – За ним ко мне сэр Руватег ок-Марнот из замка Крейн приезжает. Щедрый рыцарь, никаких ему денег не жалко, для того, чтобы даму сердца обольстить. Такие редко сейчас встречаются. А то чаще всего это зелье женщины покупают, и совсем понемногу. Для особенно важных случаев. Потому как уж больно оно дорогое. Его смешивают особым образом… Берется Гангмарова Желчь, потом еще толчёные листья заморского дерева бубус, еще берется… в общем, много редкостных ин… ин… ингредиентов!
– Ох, мне бы его хоть чуть-чуть, – мечтательно прошептала Юта.
– Ещё чего, – презрительно скривилась Энна. – Кого это ты тут собралась обольщать? Вот то ли дело в городе! Там женщины есть, – взволновано зашептала она, – которые любят за деньги!
– Тоже мне невидаль, – опять бесцеремонно перебила сестру Зиата. – У нас в деревне Натка рыжая живёт. К ней мужики со всей округи ходят….
– Да знала бы ты, с кем сравниваешь вашу Натку! – не на шутку возмутилась Энна. – Вот представь себе, – мечтательно закатив глаза, опять обратилась она к Юте, – …в высоком доме у реки живут шикарные дамы, к которым каждый вечер приходят благородные рыцари знатного происхождения. Всё очень красиво, не то, что у вас в деревне. Улица там камнем мощеная, по вечерам освещена масляными фонарями. И вот, представляешь, дама в роскошном платье медленно проходит мимо знатного господина, но никогда не пялится на него, как Зиатка на Астона. Нет! Та дама смотрит куда-то вдаль гордо и равнодушно, и только когда благородный рыцарь сам обращается к ней и спрашивает цену, она поворачивает голову и удостаивает его первым взглядом.
– Что же твои шикарные дамы не могут без зелья никого прельстить? – насмешливо вставила Зиата.
– Да что ты в этом понимаешь? – воскликнула Энна. – Бывает ведь иногда, благородный рыцарь так напьётся, что не способен выразить даме свои чувства. Ну, и тогда, конечно, без зелья не обойтись. Только пользоваться им нужно очень осторожно, а то не приведи Гилфинг, что может случиться. Взять вот хотя бы ту же Гангмарову желчь. Если смешать её с одной травкой, совсем казалось бы безвредной, то вместо любовного зелья выйдет яд. Но слава Гилфингу, такого ещё ни разу не случалось. Зато нередко применяют Гангмарову желчь с настоем листьев дикой белены. Её покупают гордые неприступные женщины, которые никогда не продают любовь за деньги!
– А зачем им тогда это зелье? – удивлённо спросила Юта.
Энна тяжело вздохнула и принялась терпеливо объяснять.
– У нас же, пойми, настоящий город, а не какая-то задрипанная деревне. В Эгиларе живут порядочные женщины, любви которых безуспешно добиваются богатые господа. Вот подумай сама, что отвечает рыцарю такая благородная дама, если он хочет подарить ей дорогое кольцо?
– Отказывается! – убеждённо ответила Юта.
– Ну ты и дура! – сокрушённо вздохнула Энна. – Кольцо-то, бывает, из чистого золота! Нет, бесполезно с тобой говорить, пойду как я лучше спать, – притворно зевнула она и вышла из комнаты. Юта бросилась следом за ней.
Зиата же, казалось, ничего не слышала и не замечала. Она всё тревожней вглядывалась в ночную тьму за окном. Потом решительно встала, накинула на плечи тёплый платок и незаметно выскользнула из дома.
Заклинание, позволяющее видеть в темноте, называется «глаз Дурда». Существуют разные модификации формулы, а также разные легенды о происхождении названия. Большинство их сводится к всевозможным вариантам старой байки, что, дескать, во время Последней Великой войны, когда коалиция сил Света осаждала орков Сына Гангмара в Черной Скале, нашелся некий чародей, научившийся делать первые подобные амулеты из глаз пленных орков. Ну а того орка, из чьего глаза был сделан амулет для самого Фаларика Великого, звали – Дурд. Враки, конечно… Стал бы великий король интересоваться именем орка, которого разрезали на куски придворные чародеи…
Колдун шел по тропинке, внимательно приглядываясь к буйным зарослям лопухов и колючек справа и слева. Его вариант «глаза Дурда», заключенный в камешке на цепочке, позволял неплохо видеть на расстоянии четырех-пяти шагов, дальше все расплывалось и искривлялось, превращая окрестности в черно-белый калейдоскоп. Дешевая версия «глаза Дурда» не давала цветной картинки, но, по крайней мере, позволяла видеть тропу под ногами… Заново разжигать погасший факел магу не хотелось, огонь могли заметить, а это не входило в намерения чародея… Поэтому он пробирался осторожно, едва ли не на ощупь, пользуясь некачественным «глазом». Вот сквозь серую пелену где-то на самой границе зрения проступили вертикальные оранжевые нити – это огонь, горящий в сарае, стал виден сквозь узкие щели в стенах. Значит, отсюда можно идти, пользуясь нормальным зрением.
Маг пробормотал «авенорэт», отключающий «глаз Дурда» и крепко зажмурился. Несколько секунд странных ощущений и рези в глазах… Без действия амулета окрестности выглядели совсем по-иному – словно в другой мир вывалился. Колдун еще раз огляделся, ориентируясь на отсветы в щелях, и с удвоенной осторожностью направился к сараю. Если прорехи в стенах так широки, что сквозь них видно пламя, то и для подглядывания они подойдут тоже. Подобрав полы мантии, маг крался среди зарослей, протягивающих к нему жадные колючие ветви, и старался не шуметь… Останавливался, отцеплял цепкие сучья и иглы, впившиеся в балахон… Вот и сарай. Выбрав подходящую дыру на уровне глаз, маг заглянул внутрь.
В помещении горело несколько факелов, укрепленных на стенах, и не было ничего удивительного в том, что свет виден издали. Посреди сарая, рядом с убитым волком, лежал обнаженный человек – несомненно, мертвый. Рутка суетился вокруг, должно быть, подавал Кидину инструменты, а сам толстяк, стоя на коленках над распростертыми телами, производил некие непонятные операции… Пахло кровью, смертью и еще чем-то – резким и отталкивающим… И – медом. Сквозь зловещие запахи пробивался сладковатый приторный аромат меда. Томен молча наблюдал…
Вот староста склонился над мертвым человеком, в его руке сверкнуло красным лезвие ножа, послышался неприятный треск… тихий хруст… Колдун с удивлением понял, что крестьянин срезает с руки трупа продолговатый лоскут кожи… Потом Рутка подал толстяку маленький горшочек… Тот снова склонился над рукой покойника… На черную магию это было совершенно непохоже – любое колдовство требует заклинаний, произносимых вслух, а Кидин работал молча, только пастух время от времени испускал скорбные вздохи… Староста снова выпрямил спину и тяжело выдохнул – при его тучной комплекции работать сидя и согнувшись в три погибели очень нелегко… Вот в руках Кидина маг разглядел полоску волчьей шкуры и тут только заметил – в серой шкуре мертвого хищника зияли алые прорехи – там, где были срезаны лоскуты меха…
– Хороший клей на меду получается, – пробормотал староста, – славный клей, крепкий… Одно только плохо – мухи на него летят.
– Мух и так будет много, – пробасил в ответ Рутка, – они и без твоего меда здесь найдут, на что слететься…
Колдун отскочил от стены сарая и порывисто обернулся к зарослям сорной травы – его обильно рвало. Кидин, услышав шум, вскочил на ноги. Они с пастухом переглянулись и бросились к дверям, Рутка по дороге сорвал со стены факел, староста подхватил свой топор…
Добрый рыцарь сэр Гервик ок-Гервик издали приметил толпу сервов посреди улицы. Крестьяне сгрудились вокруг пустого пространства в центре, задние вставали на носки, стараясь разглядеть получше, передние, похоже, упирались, не желая подходить близко к чему-то, лежащему посередине…
– За мной! – скомандовал рыцарь конвою.
Копыта не выбивали звонкой дроби, увязая в мягком вязком ковре тончайшей пыли, покрывшей дорогу, и взлетающей кругленькими облачками под ударами подков. Завидев сеньора, сервы слегка подались назад, в центре рыцарь приметил старосту и здоровяка пастуха.
– Кидин! – позвал сэр Гервик.
Тот выступил вперед, снимая шапку, у кого были покрыты головы – тоже, опомнившись, поскидывали шапки перед господином…
– Приветствую, мой господин, – печально провозгласил староста, – чем могу быть полезен доброму сеньору?
– Послушай, Кидин, – начал рыцарь, – вчера я отпустил до утра в деревню своего вассала по имени Астон. Нынче он не вернулся. Насколько я помню, Астон собирался навестить твою дочь, а?.. И что это за человек?
Палец грозного рыцаря указал на долговязую фигуру в сером балахоне. Вихрастый парень стоял позади старосты, опираясь на длинный толстый посох, свежеструганный конец которого венчался странным набалдашником.
– Это, с позволения вашей милости, колдун из Мирены. Пригласили отвадить волка-оборотня. Помните, сэр Гервик, на прошлой неделе я позволения спрашивал?..
– Э… да, припоминаю… Н-ну… и как? Выследили волка? И где, Гангмар возьми, мой человек? Или тебе, быть может, не по нраву, что он ухаживает за дочкой?
– Что вы, сэр Гервик!.. Я Зиату до вечера с мастером Астоном отпустил… Разве ж не рад был, что… с вашей милости солдатом… мы ж со всем почтением… Эх!.. Да только… Лучше взгляните, ваша милость… Взгляните сами.
Староста сокрушенно развел руками и отступил в сторону, открывая то, вокруг чего топились его земляки. Сеньор попробовал заставить коня сделать шаг вперед, но животное уперлось и, фыркая, стучало копытом на месте. Рыцарь пригляделся – и брезгливо сплюнул.
– Что это за нечисть?..
На дороге лежал пропавший солдат Астон – обнаженный и, разумеется, мертвый. На его теле, покрытом ранами и ссадинами, запятнанном спекшейся кровью, в нескольких местах проступали клочья серой шерсти. Лицо было смято ударом чего-то тяжелого, но в изуродованном рту легко можно было разглядеть здоровенные желтые клыки… Над трупом обильно вились мухи.
– Устроили мы с мастером чародеем засаду на зверя, – принялся неторопливо пояснять староста, Клим вот с нами был, да Рутка-пастух. Привязали овцу… Приманка, значит… Ночью из леса пришел зверь, да и попался в нашу ловушку. Климу вон досталось в драке…
Лицо Клима было и впрямь покрыто ссадинами и кровоподтеками, а кисть правой руки обмотана тряпками.
– Та-ак… – протянул рыцарь, – а с пастухом что?
Лицо Рутки было обожжено.
– Это я нечаянно… – пробасил здоровяк, – факелом…
– В суматохе нечаянно сам себе припалил рожу-то, – пояснил Кидин. – Такая сутолока у нас вышла, пока зверя пришибли… Уж больно здоров да верток оказался. И вот ведь чудо-то какое – едва сдох, тут же словно туманом каким-то исходить волк начал. Мы глядим – вот чудеса-то! И превращается, стало быть…
– Обычное дело, – вставил маг нудным голосом, – метаморфозы телесной оболочки оборотня, вызванные тем, что при летальном исходе витальные силы оставили его и…
– Тьфу! – ответил сэр Гервик.
Все помолчали. Должно быть, вывод, сделанный господином, казался всем единственно верным.
– Так что, добрый сэр Гервик, волка-то на наш край кто напустил, выходит…
– Я не знал, – отрезал рыцарь. – В замке он вел себя как обычный человек.
Вообще-то господин не обязан оправдываться перед собственными сервами, но случай был особый, здесь пахло религиозным судом…
– Так оно и понятно-то, днем он был – человек как человек, – миролюбиво согласился староста, – я вот и дочь с ним смело отпускал… Днем-то… А теперь и не знаю, как быть… Ваш человек, добрый сэр, ваша ответственность, уж простите меня, старого дурня… Перед честной девицей, говорю, ответственность…
– Ладно! – буркнул рыцарь. – На вот тебе, да гляди – помалкивай!
С этими словами сэр Гервик вытряхнул все, что было в кошеле на поясе – горсть монет, в том числе и несколько серебряных – и швырнул на дорогу. Конь сеньора нервно переступил передними копытами.
– Смотри же – помалкивай, слышишь! – повторил рыцарь. – И гляди за дочкой, не приведи Гилфинг, волчонка родит!
Выкрикнув это, рыцарь дернул поводья, разворачивая коня.
– У моей Зиаты ни до чего такого с оборотнем не доходило! – торопливо крикнул в спину сеньору староста. – Она честная девушка и жених ей вскоре найдется!
Нагнувшись, чтобы подобрать из пыли монеты, староста закончил шепотом: «…с таким-то приданым…»
– Найдется, – уверенно подтвердил Клим, взмахнув перевязанной рукой и не спуская при этом глаз с пальцев старосты, выуживающих из пыли монетки. – И раньше бы нашелся, если б не… Эх…
Люди начали расходиться. Колдун, до сих пор спокойно наблюдавший за происходящим, теперь подошел к старосте и протянул руку. Тот, посопев немного, вложил в протянутую ладонь несколько монет.
– Рассказал бы мне все честно, дешевле бы обошлось, – заметил молодой маг.
– А если бы ты ничего не узнал, то обошлось бы еще дешевле. Забирай монеты и проваливай из нашей деревни, чародей. Да гляди, язык-то за зубами держи.
– Ладно, – кивнул Томен. – Ты же не забудь бражки мне своей в дорогу дать, как обещал. Напиться хочу… Ох, хочу я напиться…