Крестовый марьяж

1

Холодное январское солнце неумолимо ползло к горизонту. В течение дня погода резко менялась и к вечеру свежий, порывистый ветер натянул на северо-западную часть Тихого океана серую, тяжелую облачность. Обширный циклон, накрывая взбалмошным краем Дальний Восток, хмурил небо и бередил темную поверхность ледяной воды. Метеослужбы в экстренном порядке предупреждали прибрежные населенные пункты о надвигающемся сильном шторме…

Старенький Ту-16, завершая длительный полет над нейтральными водами Японского моря, выполнил разворот и взял курс в сторону родного берега. Напичканный разведывательной аппаратурой «Графин» — как шутливо называли летчики эту модификацию самолета из-за полностью остекленной штурманской кабины, нес в своем чреве очередную порцию добытой информации о вероятном противнике.

— Володя, сколько осталось до восьмой точки? — поинтересовался командир звена майор Берестов.

— Пятнадцать минут, — ответил штурман, бросив взгляд сначала в бортжурнал, а затем на часы. — Можно запрашивать снижение с рубежа.

— Ясно, — вздохнул Владислав и нажал на кнопку «Радио» на штурвале: — «Хоста», «Пятьсот десятому»…

— «Пятьсот десятый» — «Хоста», — тут же прошелестел ответ в шлемофоне.

— Посадку с рубежа просим, не возражаете?

— Согласны, снижайтесь. Две четыреста доложите.

— Спасибо. Две четыреста доложим…

Пилот плавно отдал от себя штурвал и, переведя рычаги управления двигателями на малый газ, стал по привычке смотреть на приборы контроля оборотов турбин…

«Через двадцать пять минут сядем, — вяло размышлял он, — завтра суббота, и снова нечем будет себя занять… Позвать в гости однокашников что ли? Нет уж — опять напьемся в зюзю, да и что без повода собираться!? Только их жен злить! Тормоза в машине нужно, наконец, посмотреть. Сколько можно играть в фатализм на дороге!? Нет, тоже не греет — в гараже сейчас ласты склеишь от холода. Зимой езжу редко — подождет до весны… Смотаюсь-ка я лучше во Владивосток — в сауну! Вот это, пожалуй — согреет…»

Но его неспешные построения плана на ближайшие выходные неожиданно прервала ворвавшаяся в сознание мысль: «Что-то не так!..» Он прислушался. Звук работающих двигателей становился очень странным. Тон от вращения турбин на малом газе был, конечно, ниже чем, если бы они продолжали полет на крейсерском режиме, но сейчас… Он ещё раз внимательно посмотрел на приборы контроля. Так и есть! Обе стрелки, пройдя сектор малых оборотов, продолжали медленно перемещаться к началу шкалы, зловеще приближаясь к цифре «Ноль»…

«Мать твою! Что за дела!?» — пронеслось в голове пилота.

Он быстро проверил рычаги раздельного управления двигателями. Те, как и положено стояли на нужных защелках. Керосина оставалось ещё на полтора часа полета. Топливные насосы работали исправно…

— Внимание, экипаж! — обратился он к товарищам, ещё не ведавшим о назревавшей аварийной ситуации. — У нас проблемы с двигателями. Штурман, курс в сторону ближайшей суши.

— Вправо пятнадцать, командир… Отлично, этим курс идем прямо на мыс, — доложил секунд через десять из передней, застекленной кабины капитан и, прислушавшись к затихающему вою турбин, проворчал: — но, если движки встанут окончательно — глупо думать о береге — не дотянем…

Теряя мощность и планируя, серебристый разведчик пробивал слой за слоем облачность. Скоро в кабине воцарилась непривычная, зловещая тишина. Лихорадочно работая, экипаж пытался запустить отказавшие двигатели. Секунды уходили и, вместе с ними, таяла спасительная высота.

— Штурман! Уточни радисту наше место, — распорядился по переговорному устройству командир, — радист, передай на аэродром об отказе и координаты.

«Они весь полет работали нормально… — взгляд опять скользил по приборам, — неполадки с топливной системой?.. Вода в керосине и забились льдом фильтры тонкой очистки?.. Впрочем, некогда теперь разбираться!»

Выключив лишние потребители тока и ещё чуть отдав штурвал от себя, молодой майор повторил попытку запуска. Более отвесным пикированием, он надеялся посильнее раскрутить турбины воздушных компрессоров, которые, в свою очередь, вращали генераторы…

Но бортового напряжения вновь не хватило. Сначала левый генератор издал жалобный, протяжный стон, стараясь разогнать вал турбины и умолк через двадцать секунд напрасной затеи. Затем правый, в отчаянном бессилии, повторил безуспешную попытку. До поверхности океана оставалось восемьсот метров…

Через пару минут самолет выскочил из последнего, совсем тонкого и почти прозрачного слоя облаков. Перед взором двух пилотов и штурмана раскинулось бескрайнее, холодное море. Более семи лет Берестов бороздил просторы над Тихим океаном, но никогда ещё таившаяся в нем опасность не казалась летчику столь очевидной и близкой. Ни разу ещё грозная стихия не посягала на жизнь Владислава и его экипажа…

«До береговой черты больше ста километров, — прикидывал командир, посматривая на стрелки высотомера и указателя скорости, — мы же протянем от силы ещё десять-пятнадцать…»

До переучивания на ТУшки Влад, без малого четыре года, служил на Бе-12 — летающих лодках. На той универсальной, но такой же старой технике и дорос до командира экипажа. Практики посадок на воду — хоть отбавляй. Но на нынешнем, допотопном сарае — отнюдь не амфибии, пробовать сесть на поверхность моря, к тому же сплошь покрытой шугой — мелкими льдинами, — все равно, что играть в русскую рулетку.

«Будто есть выбор… — поморщился летчик и с грустной иронией вопрошал: — куда вы, майор, завтра собирались-то — в сауну что ли? Ну-ну! Будет вам сейчас финская банька…»

Высота триста… На выпуск закрылков напряжения аккумуляторов, слава Богу, хватило. Пилоты, с облегчением вздохнув, подбирали штурвалы, уменьшая скорость.

— Радист! Что там аэродром?

— Об отказе передал, командир. Не знаю, приняли, нет ли… Ответа на такой высоте уже не услышим…

— Понятно… Экипажу пристегнуться и приготовиться к аварийной посадке на воду! Корма, слышали?

— Задница на проводе, командир… К аварийной посадке готовы! — раздался в шлемофоне бодрый голос никогда не унывающего кормового стрелка.

Высота двести… Едва видимая, из-за дымки, линия горизонта неумолимо поднималась все выше. Внизу, под самолетом, проносилась свинцово-серая вода с белыми пятнами беспорядочно разбросанных льдин.

«И ведь как назло — скоро стемнеет! Если и удастся сесть без приключений — спасателей придется подождать…» — ругался про себя Берестов, удобнее устанавливая ноги на педали и напрягая мышцы.

Высота сто…

— Отпусти штурвал, сажать буду сам… Давай отсчет и упрись руками в приборную доску, — приказал он помощнику и обратился к капитану, чье рабочее место при аварийной посадке, становилось наиболее уязвимым и опасным, — штурман, давай-ка поднимайся к нам.

— Высота восемьдесят, скорость сто восемьдесят, — стал зачитывать вслух показания приборов молодой пилот, сидящий справа.

Из передней застекленной кабины вылез штурман — Володя и, пройдя между летчиками, устроился за их креслами, недалеко от штурмана-оператора.

Они снижались строго против ветра. Вылетая с аэродрома несколько часов назад, погода была спокойней, а сейчас море уже не на шутку разбушевалось. Волны, гонимые шквалистыми порывами, оказались чрезмерно высокими и вряд ли позволили бы сесть, как предусматривали инструкции…

— Шестьдесят метров, скорость сто семьдесят пять…

«Ничего не выйдет! Только разобью самолет о встречные волны и погублю экипаж, — решил командир, резко заваливая штурвалом „Тушку“ на крыло и разворачивая её на девяносто градусов — боком к ураганному ветру. — Вмиг накроет… Первой же волной накроет и — конец… Надо примостить брюхо вдоль гребня! Нестандартно, гораздо сложнее — но иного не остается…»

Летая на Бе-12, Берестов приводнялся на спокойную морскую гладь и встречный ветерок всегда служил союзником. Но в этой ситуации, чтобы сохранить жизнь экипажу, оставался единственный выход. Два штурмана и молоденький пилот молча смотрели на производимые майором эволюции самолетом, полностью вверяя свою судьбу командиру…

«Главное — притереть фюзеляж к поверхности аккуратненько и очень ровно. Тогда останется возможность спастись… — сосредоточенно думал Влад, прикидывая шансы. — Если приложимся кормой, носом или крылом — сразу зароемся в воду и развалимся как карточный домик! Не хотелось бы кормить рыб в таком возрасте…»

— Сорок метров, — сосредоточенно твердил старший лейтенант, глядя на дрожащие приборы, — скорость сто семьдесят.

Появилась сильная вибрация. Но летчик продолжал ворочать и тянуть на себя упрямый, непослушный штурвал.

Приглядев впереди овальное, темное пятно, в котором почти не рябили белые точки, Берестов целил попасть в его начало. Он понимал — столкновение даже с небольшой льдиной, особенно в момент касания фюзеляжем воды, может мгновенно привести к катастрофе.

— Высота двадцать, скорость сто шестьдесят пять…

«Десять карт в левой руке… — пронеслась в голове шальная аналогия, — я только что сказал „раз“… Но, отдадут ли прикуп?..»

Пятно стремительно надвигалось, а огромные линии волн, с пенистыми «барашками» на вершинах, уходили далеко к горизонту и будто застыли, не перемещаясь. «Тушка», выбрав одну из них, планировала над её гребнем, с каждой секундой приближаясь к обманчивой поверхности…

— Десять, сто шестьдесят…

Владислав, быстро смахнув со лба скатывавшиеся капельки пота, совершал последние, почти незаметные глазу, движения рулями, стараясь как можно нежнее коснуться воды…

— Приготовились, мужики! — процедил он, скрипя зубами и напрягаясь всем телом.

«Ну… спаси и сохрани нас Господь…»

Вся офицерская служба Берестова проходила в этом огромном гарнизоне, аккуратно вписавшемся в окраину поселка городского типа. Два авиационных полка, расположившихся возле современного аэродрома, несколько вспомогательных частей обеспечения, уютный военный городок, пришлись по душе шестерым молоденьким лейтенантам, чуть более семи лет назад впервые пожаловавшим сюда.

После изучения летных характеристик вчерашних курсантов и короткого собеседования, четверых из них определили летать на стратегических ракетоносцах. Владиславу с ещё одним приятелем, была уготована должность правого летчика в другом полку, состоявшем из нескольких, различных по своему назначению эскадрилий. И хотя поначалу, заглядываясь на, красиво взлетавшие, тяжелые Ту-95, он по-хорошему завидовал четверым друзьям, со временем все отчетливее начинал понимать — работа на своеобразных Бе-12 требовала от летчиков большего мастерства, навыков и опыта.

Получалось у Влада неплохо и через три с половиной года он первым, из своего выпуска, пересел в левое кресло, став командиром летающей лодки. А спустя ещё несколько месяцев, закончив курсы переучивания на Ту-16, попал в эскадрилью самолетов-разведчиков, получив под свою команду несравнимо большие экипаж и ответственность.

Он легко влился в новый коллектив. Частые и продолжительные полеты, первоклассные инструкторы, преподававшие в воздухе азы ночных полетов, пилотирование в сложных метеоусловиях и тонкости ювелирных дозаправок, заставляли время лететь на перегонки с его самолетом. Владиславу очень нравился первый экипаж разведчика… Но способного летчика не могли не заметить — через три года службы рядовым командиром, капитана Берестова пригласили на рандеву в кабинет полковника Зимина.

— Ну что, парень… — начал пожилой командир полка, выслушав доклад вошедшего офицера, — не пора тебе подумать о звене?

— Я ещё недостаточно опытен… — с недоумением проговорил молодой пилот.

— Опыт — дело наживное… Да и получается у тебя неплохо — это тоже о многом говорит. Советовался я тут намедни с твоим комэском, со своими замами, что возили тебя по программе… Одним словом — с завтрашнего дня приступай. С месячишко на пристрелку хватит?

Влад промолчал, не зная, что ответить…

— Не тушуйся, сынок. Если относиться к работе с любовью и серьезно — все получится. Все задатки у тебя имеются, так что берись за дело, не стесняйся…

Став командиром звена, он вынужден был принять другой экипаж. Быстро слетавшись с новыми сослуживцами, тем не менее, забыть старых друзей, с которыми провел в воздухе не одну сотню часов, Берестов никак не мог. Уйдя на повышение из небольшого, но ставшего родным коллектива, летчик передал его молодому, только-только «оперившемуся» командиру экипажа…

«Господи… сколько же мне ещё предстоит пережить роковых обстоятельств? — много позже спрашивал себя Владислав и с грустью констатировал: — тот вынужденный уход от товарищей стал первой причиной в череде фатальных случаев, преследовавших меня на протяжении целого года…»

Старые друзья прожили без него неполных три месяца… Теплым летним вечером, во время одного из учебных полетов, заходя на посадку, неопытный приемник Берестова, неуклюже приложил тяжелый — полный топлива самолет об полосу и тот, подломив шасси и пропахав по бетону почти километр — вспыхнул ярким факелом…

Спасти удалось только виновника — молодого командира и его помощника — правого летчика. Да и те на всю жизнь остались калеками…

Влад не был причастен к катастрофе, но, стоя в почетном карауле, у ряда из четырех гробов, проклинал себя за данное согласие двигаться вверх по службе.

«Ну, чего же тебе не хватало, Берестов? Зачем ты ушел от них? Сдалась тебе эта чертова карьера! Летал бы и летал с ними… — убивался он, прощаясь с ребятами, — простите меня мужики! Это я виноват в случившемся…»

Экипаж погиб в пятницу, и в гарнизоне объявили трехдневный траур. Похороны состоялись в понедельник. Но и в ближайшие недели никто из эскадрильи, трагически потерявшей четверых товарищей, в клубе — на вечерах отдыха не появлялся. Близкие друзья скорбели по ушедшим в течение месяца. Таковыми оставались давние мужские традиции большого гарнизона.

В одно из последних воскресений неофициального траура капитан Берестов заступил в наряд начальником патруля и по долгу службы, обязан был несколько раз наведаться в дом офицеров. Веселье в военном городке, как правило, обходилось без эксцессов, но он, все же, памятуя о нескольких неординарных случаях, оставлял на улице двух матросов и нехотя заходил внутрь огромного клубного зала…

Далеко Владислав забираться не решался — затопчут. Да и темно синий морской китель, со стоячим воротником и красной повязкой на рукаве, смотрелся нелепо среди разряженной и пестрой толпы. Войдя в очередной раз в полутемное и душное помещение, он остановился недалеко от дверей и посматривал поверх голов беснующихся в быстром танце людей. Вскоре аллегро затихло, и капитан, все ещё ощущая звон в ушах, повернулся в сторону выхода.

«Лучше уж торчать на свежем воздухе, — подумал он, — да и потише будет на улице…»

— Влад! — вдруг окликнул кто-то и схватил его за широкий, черный ремень.

Перед ним возникла радостная физиономия однокашника Лешки, летавшего в полку ракетоносцев.

— Привет дорогой, — пропел он, протягивая широкую — как лопата, ладонь, — тут вопрос назревает…

— Пьянка, небось, опять? — с тоскливой безысходностью пожал приятелю руку Берестов.

— Как в воду смотришь! Семь лет выпуска — забыл что ли?

«Действительно из башки вылетело! — подумал начальник патруля, — надо же, как быстро летит время…»

— Не возражаешь, если у тебя соберемся? — на всякий случай поинтересовался командир ракетовоза, зная, что место встречи все равно неизменно.

— К тридцати годам ты становишься деликатным, Леха. Что с тобой?

— Пообщаешься одиннадцать лет с таким чертовым интеллигентом как ты…

— Ну, тогда у тебя имеется отличная возможность научится ещё и вежливости…

Он хотел ещё что-то отпустить по поводу начавшегося перерождения однокашника, но неожиданно заметил странный и, отчасти, изумленный взгляд друга, направленный куда-то за его спину. Лешка чуть стушевался и с завистью зашептал на ухо:

— Балбес… Тебя такая деваха приглашает, а ты оглох что ли!?

Звучали первые громкие звуки медленного танца, и Берестов действительно ничего не слышал. Он растерянно обернулся и увидел стоящую перед ним молоденькую, симпатичную девушку.

— Можно вас? — ещё раз, чуть громче, повторила приглашение незнакомка.

Обескураженный летчик, смотрел на обворожительную особу, почему-то обратившую внимание именно на него, но последовать за ней не мог. Виновато улыбнувшись, произнес:

— Простите меня ради Бога… Я бы с удовольствием, но…

От захлестнувшей досады из-за неловкого положения, в которое невольно ставил и без того смущенную девочку, Владислав готов был провалиться сквозь землю…

Не дослушав и в ещё большем смятении, она повернулась, исчезая в толпе… Расстроенный неожиданным происшествием Берестов, продолжал стоять, глядя ей вслед. Лешка — случайный свидетель драматичной сцены, сочувственно сжав локоть товарища, успокоил:

— Не переживай… Скоро закончится траур, придешь сюда в гражданке — без пистолета — найдешь эту очаровашку и сам пригласишь! Я всегда говорил, что ты у нас везунчик…

Именно так капитан и хотел поступить. Через шесть дней — по окончании скорби, приодевшись в цивильное, он пришел субботним вечером в клуб. Разговаривая с то и дело подходившими друзьями, пилот, посматривал по сторонам и искал прелестную незнакомку. Вряд ли он лелеял мысль познакомиться со столь красивой, но совершенно юной девушкой, но извиниться перед ней и загладить вину за неуклюжий, вынужденный отказ, возжелал непременно…

Через час, отчаявшись увидеть едва запомнившееся лицо и собираясь уже покинуть наполненный веселящейся толпой зал, он, внезапно заметил её. Она скромно стояла возле широкой колонны, вместе с Анастасией — врачом-терапевтом из летной медсанчасти. Подойдя чуть ближе и дожидаясь медленного танца, Берестов стал незаметно рассматривать девочку. Стройная, чуть выше среднего роста, с очень правильными чертами лица, она, на первый взгляд, походила на интригующую модель с обложки журнала. Что-то неуловимо знакомое напоминало в её облике. Она была похожа на Настю! Только длинные, по всей видимости, и густые темные волосы, аккуратно забранные назад и уложенные в тугую змейку, отличали её внешность от находившейся поблизости, хорошо знакомой ему девушки.

Наконец пилот услышал звуки спокойной музыки и отчаянно пошел в наступление.

— Добрый вечер, — тихо поздоровался он и, обращаясь к Насте, спросил: — позволишь пригласить твою спутницу?

— Здравствуй Влад, — приветливо улыбнулась врач, — тебе не могу отказать. Только верни мне её потом…

— Можно вас? — пилот чуть виновато смотрел на молодую девочку.

Но та вдруг вызывающе спрятала руки за спину и, взглянув на него не то с обидой, не то с дерзостью, произнесла:

— Извините, но мы уже уходим…

— Что с тобой, Александра!? — оторопела Настя, — куда мы уходим!?

— Пойдем! — настойчиво повторила та и решительно направилась к выходу.

Пожав плечами и сочувственно посмотрев на капитана, Анастасия по-дружески коснулась его руки. Владиславу ничего не оставалось, как проводить взглядом обиженную девицу и, уходящую за ней следом в полной растерянности, давнюю знакомую…

2

Интенсивно работая штурвалом, командир весьма удачно приладил брюхо к поверхности моря. Удара, как такового, не произошло. Днище фюзеляжа мягко — сразу после выравнивания, коснулось воды и самолет, рассекая воду воздухозаборниками двигателей, понесся по волне. Метров четыреста, несмотря на большую скорость, он ровно скользил по самому гребню. Затем, понемногу теряя воздушную опору под крыльями и заваливаясь набок, начал скатываться вниз — вправо, в широкую ложбину между соседними исполинскими валами. Его стреловидная плоскость распорола — словно ножом, серо-зеленую воду, взметнув высоко вверх фонтанирующий столб. «Тушка» резко дернулась и, клюнув носом, стала ещё стремительнее разворачиваться вправо, несясь навстречу следующей, набегающей волне. Рулей разведчик уже не слушался. Берестов, бросив бесполезный штурвал, уперся руками в приборную доску и пригнул голову…

«Все! — мелькнуло в сознании, — если от удара вылетит остекление — мы уже не вынырнем…»

Через секунду — когда остроносое тело воздушного судна врезалось в темную воду соседнего гребня, остекление с грохотом вышибло… Но пострадал только тонкий пластик в нижней штурманской кабине. Толстый и прочный триплекс выдержал. Ледяная вода, с шипением и брызгами, стала быстро поступать внутрь. Самолет, резко замедляя движение, пропустил над собой массивную волну, медленно всплыл, задрав к небу левое крыло, и остановился вовсе…

«Прикуп мой! — радостно осознал Берестов, повиснув на привязных ремнях и держась за подлокотники кресла, — полдела сделано — мы целы… Теперь посмотрим, что за пара карт и какую игру заказать…»

Левая плоскость плавно опускалась, возвращая самолету нормальное, горизонтальное положение, пока не шлепнула о поверхность океана. Ту-16, совершив последнюю посадку, качался на высоких волнах. Вместо правого крыла из прилепленного к фюзеляжу двигателя, торчал безобразный обрубок. Переговорное устройство не работало…

— Все живы? — крикнул майор.

Никто из членов экипажа передней кабины, во время посадки не пострадал, не считая нескольких ушибов. С задней кабиной связь отсутствовала, и стрелок с радистом безмолвствовали.

— Охренеть… — пробормотал выползший из-за кресла Берестова штурман, посматривая на свое развороченное рабочее место и стряхивая с одежды брызги соленой воды.

— Обалденная посадка! — изумленно качал головой помощник, — в жизни б не подумал, что на нашем рыдване можно так виртуозно…

— С рыдваном можно попрощаться… Все господа — нечего тянуть время! Взять средства спасения и живо на левое крыло! — приступил к руководству эвакуацией командир, энергично расстегивая привязные ремни и отсоединяя провода шлемофона. — Минут через пятнадцать наш бывший лайнер сменит статус и станет подводной лодкой…

Авиаторы спешно выкидывали из чашек сидений мокрые парашюты и доставали покоившиеся под ними одноместные резиновые лодки и упакованные в тонкие, чехлы НАЗы — носимые авиационные запасы. Открыв аварийный люк, по одному — помогая друг другу, выбирались на плоскость самолета. Кто-то подал изнутри, тюк с единственной на экипаж, большой пятиместной шлюпкой. Правый летчик и второй штурман, балансируя на скользком от морской воды и качающемся на волнах крыле, распаковывали и готовили спасательные средства.

— Хорошенько связывайте лодки, прежде чем надувать, — посоветовал майор, подтаскивая тяжелую упаковку со шлюпкой, — не то унесет ветром…

Старший лейтенант приводил в действия клапаны небольших баллонов, и воздух с шипением наполнял легкие резиновые судна.

— Командир! — крикнул подбежавший штурман, — что-то корма не торопится!

Берестов озадаченно посмотрел на хвостовую часть самолета-разведчика. Там, в небольшой отдельной кабине, находились кормовой стрелок и радист-оператор. Основной выход из отсека располагался снизу — под фюзеляжем. Аварийный — небольшая бронефорточка, ещё виднелся над поверхностью моря. Самолет же, наполняясь водой, все глубже погружал остекление кормы в пучину…

— Чего же они возятся? — воскликнул он, торопливо подходя к самому краю плоскости, так, чтобы стало видно остававшихся внутри членов экипажа.

Стрелок, заметив через узкое боковое окошечко командира, стал отчаянно — жестами что-то объяснять, показывая рукой вниз.

— Твою мать! — выругался майор, сбрасывая куртку, — кажется, мы все же зацепили кормой какую-то льдину, и при ударе повело фюзеляж. У них заклинило люки…

— Влад, — растерянно пробормотал капитан, принимая его одежду, — температура воды — ноль. У тебя не более минуты…

— Постараюсь. Быстро найди мне любую железяку! Возможно, понадобится…

Не теряя времени, он полностью разделся. Штурман обвязал вокруг его талии длинный фал, другой конец крепко зажал в руке.

«К черту твою любимую игру в фатализм, Берестов! Сейчас, сию же минуту надо, во что бы то ни стало, зубами грызть судьбе глотку, а не ждать от неё подачек и послаблений!» — лихорадочно думал Влад, прыгнув с крыла в обжигающую холодом воду…

Несколько раз ныряя под фюзеляж, летчик пробовал дергать ручку замка. Затем, скрипя зубами, силился поддеть дверцу металлической тягой, открученной штурманом от верхней, пушечной турели. Массивный нижний люк не поддавался. Тогда майор попытался открыть снаружи небольшую бронефорточку… Но совладать с перекошенными, неисправными механизмами не получалось. Пробыв в штормовой пучине около десяти минут, он, с помощью друзей, едва смог подняться обратно. Два члена экипажа находились в безнадежном положении, и выбраться наружу из тонущего самолета уже не могли. Напрасен был хрип командира, с трудом натягивавшего одежду непослушными, одеревеневшими от холода руками:

— Объясните Ромке… покажите пистолет… Пусть стреляют в остекление — возможно, удастся разбить…

Но прозвучавшие, внутри кормы, еле слышные выстрелы табельного оружия не помогли — бронированное стекло служило надежной защитой от куда более серьезных пуль. Боковые же, обтекаемые наплывы из пластика, даже поврежденные, выдавить не удалось… Хвост уходил под воду, скрывая окна кормовой кабины и лица, метавшихся в смертельной западне, людей…

Четверо авиаторов, спасаясь от волн, уже вовсю перекатывавшихся через крыло, спешно складывали на дно большой шлюпки плоские упаковки авиационных запасов, и пересаживались в оранжевое судно. Неполный экипаж торопился отплыть от погружавшейся в бездну «Тушки»…

Когда небольшой караван, из одной пятиместной и четырех одноместных резиновых лодок, оказался на безопасном расстоянии, офицеры, сняв шлемофоны, молча смотрели в сторону самолета. С навернувшимися на глазах скупыми мужскими слезами, они провожали в последний путь двух ещё живых товарищей, помочь которым, ничем не могли…

Скоро остался виден лишь серебристый киль, с красной звездой на боку, с минуту возвышавшийся над волнами, словно обелиск. Но и он все быстрее проваливался вниз, пока вода не сомкнулась над его верхней кромкой…

Владислав, живя восьмой год в военном городке, хорошо знал Анастасию. А вот с её мужем — капитаном Лихачевым, они были едва знакомы и, встречаясь на аэродроме или в большом гарнизоне, лишь кивали друг другу, здороваясь. Они и служили-то в разных частях. Берестов числился и летал в боевом авиационном полку. Максим же, окончив техническое училище, возглавлял группу ремонта радиооборудования в эксплуатационной части, что расположилась на окраине аэродрома, неподалеку от самолетных стоянок и огромных ангаров. Объединяло их немногое. Форма, мизерная разница в возрасте, да соседство гарнизонных пятиэтажек, в которых приходилось коротать свободное от службы время.

В свою очередь Настя, работая врачом-терапевтом, прекрасно знала весь летный состав, регулярно — два раза в год, проходивший полную медицинскую комиссию. Кроме того, она часто назначалась дежурным врачом на полеты. Проверяя давление и пульс каждому, кто собирался подняться в небо, Анастасия частенько выслушивала комплименты, анекдоты и прочую ерунду. Изредка кому-то отвечала, с кем-то не разговаривала никогда, но, глянув в лицо любому пришедшему на контроль авиатору, сразу безошибочно вспоминала имя, фамилию, должность и звание.

Девушка неброской, но мягкой, спокойной красотой и удивительным обаянием привлекала многих. Острый ум и неизменное чувство юмора, позволяли, тем не менее, всегда блюсти дистанцию и тактично усмирять пыл некоторых отважных и восторженных поклонников из числа летчиков, штурманов, радистов…

С мужем — Максимом иногда случались размолвки, временами исчезало понимание, но, в целом отношения оставались сносными. Ее вполне устраивал рассудительный и неглупый человек, пятый год, живущий с ней под одной крышей. Сквозь его занятость, усталость и привычку, все же нет-нет, да проскакивали искорки прежнего — огромного и нежного чувства. Это удерживало, хранило семью, грело надежду… Как частенько говаривала сама Настя: «Я навсегда увязла в отношениях с мужем…»

Несколько лет она внимательно присматривалась к Берестову. Несомненно, он был одним из самых красивых мужчин, которых Анастасия когда-либо встречала. Высокий, с темными густыми волосами, с приятным бархатным голосом… Она любовалась мускулистым загорелым телом, когда пилот, раздетый до пояса на очередной комиссии, стоя перед ней, дышал полной грудью…

Дурных мыслей и намерений в её интересе не было и в помине. Анастасия, часто видела молодого человека молчаливым, сдержанным и даже чуть замкнутым. Но Владислав неизменно оставался вежливым и деликатным, а фразы, иногда чудом проскакивавшие между ними, говорили о не чуждой ему интеллигентности. Женский интерес упрямо рос, не давая покоя…

Будучи ровесником её мужа, он засиделся в бобылях и, будто не торопился исправлять положения. Несколько раз девушка порывалась спросить: Отчего до сих пор один? Почему не найдешь близкого человека?.. Настя легко бы задала подобные вопросы кому угодно, не взирая на строгую иерархию. Ей сошло бы, да и вряд ли обаятельное любопытство могло кого-либо обидеть. Но, в общении с Берестовым, что-то мешало и останавливало от привычной смелости. Не хотела она и побаивалась заводить речь о том, что могло бы даже вскользь ранить сердце этого человека.

Безусловно, как и многие другие, молодой капитан, часто любовался привлекательной внешностью врача-терапевта, но при этом не сделал ни единого, циничного намека, не выдал ни одной пошлой шутки и всегда с готовностью — лишь Анастасия заводила о чем-то речь, проявлял дружелюбие и внимание. Не могла она, — не имела права задавать пытливых житейских вопросов, терзавших, возможно, и его душу. Несколько лет, встречаясь во врачебном кабинете или случайно — в гарнизоне, они молча смотрели друг на друга, додумывая каждый за другого желанные мысли и слова…

Со временем девушка стала осознавать — ничей другой визит, для прохождения медицинского контроля, не был так ожидаем и желанен, как появление Влада. Тот садился напротив — сбоку от стола, и Анастасия снова ощущала на себе взгляд умных, выразительных глаз. Стараясь не выдавать радости, она одевала на руку летчика манжету и, чуть касаясь ладонью предплечья, замирала, глядя сквозь циферблат тонометра…

Вскоре не оставалось ни капли сомнений — в сердце, против всякой воли, родилась и затаилась любовь. Если бы не замужество, не взращенный строгим воспитанием долг — быть перед людьми предельно честной — бросилась бы в упоительный омут без памяти, забыв обо всем.

Возможно, и он питал к ней нечто подобное, но ни словом, ни жестом, душу Насти никогда не тревожил. И в ней — особенно в часы семейных неурядиц, из последних сил сдерживающей себя, неумолимо росла печаль и сожаление о невозможности оказаться рядом с Берестовым. Девушке приходилось с грустью констатировать — в столь щекотливом положении только и оставалось — дать волю желанию стать близким другом привлекательного человека. Хотя бы товарищеские отношения позволяли ей делиться с ним сокровенным, бывать рядом чаще.

Увы, далеко не все складывалось в жизни Анастасии. Скольких нервов стоила супругам её неудачная беременность… В гарнизоне никто не узнал о трагедии семьи Лихачевых. Да они и не хотели огласки. Никто не догадался о беде, кроме Владислава…

Вернувшись из больницы, она вышла на первое дежурство. Едва высыхали слезы, как мысли о несостоявшемся материнстве, вновь заволакивали глаза предательской влагой. Экипажи шумно вваливались в плохо освещенный кабинетик, балагурили, шутили… Берестов пришел как всегда молча и, положив на край стола правую руку с завернутым рукавом комбинезона, почему-то надолго задержал взгляд на её лице, и пристально всматривался, пока та считала пульс. Расписываясь в журнале, Настя уронила слезу на строчку с его фамилией. Вся книга была уже в маленьких мокрых кружочках…

После предполетных указаний пилот неожиданно вернулся и опять безмолвно сел перед ней.

— Ты же прошел контроль, Влад… — прошептала она, отвернувшись в темное окно.

Берестов осторожно положил теплую ладонь на её руку и, погладив, слегка сжал. Никому до этого она не позволяла к себе прикасаться. Но девушка уже достаточно знала молодого человека, чтобы понять — не было в его поступке ничего, кроме искреннего желания помочь, утешить, подбодрить… Скорее всего, он не ведал причин, катившихся по щекам слез, но не спрашивал, не лез в душу… Просто видел и ощущал, как ей плохо…

Через минуту летчик вышел, так и не произнеся ни слова. Когда Анастасия вновь повернула голову, на журнале лежал первый весенний тюльпанчик, а из-под него выглядывала маленькая шоколадка. Рука ещё долго сохраняла теплоту его сердца…

Постепенно они становились друзьями. Они не могли не стать ими. Два одиноких и чувственных сердца слишком долго тянулись друг к другу.

Отношение Лихачева к Берестову складывалось несколько иначе. Впервые Максим обратил внимание на неразговорчивого летчика при весьма необычных обстоятельствах…

В большом зале клуба, начальником Политотдела было спешно организовано грандиозное собрание офицеров всех частей огромного гарнизона. На повестке стояло обсуждение и поддержка решения партии о вводе ограниченного контингента войск в Афганистан. Почти все тогда, в порыве патриотизма, накатали рапорта с просьбой направить в «горячую» точку. Замполиты остались довольны и с гордостью докладывали высокому руководству о проделанной «нелегкой» работе. Но, несколько человек защищать интересы СССР на южных рубежах отчего-то не торопились. Генерал-майор зачитал в конце «политического шоу» с десяток фамилий таких офицеров-перерожденцев. Среди названных отказников, встал и капитан Берестов. Волею случая, на соседнем кресле оказался капитан Лихачев. «Надо же… — подумал тогда Максим, удивляясь отсутствию единогласия, — неужели кто-то думает иначе или, может быть, трусит!?»

Начальник Политотдела, перед тем как предать анафеме непокорных, потребовал объяснений. Кто-то, ссылаясь на семейное положение, оправдывался: «Жена вот-вот должна родить…» Кто-то объяснял решение близостью пенсии. Один заявил: «Написать не успел, исправлюсь…» Приезжие чины отнеслись к подобному лепету снисходительно и, для острастки пожурив, удовлетворенно дозволили сесть. Лишь два офицера остались стоять, твердо признавшись: «не понимаем причин ввода войск…» Одним из двух был Берестов.

«Предатель, твою мать! — чуть не ляпнул тогда в сердцах Лихачев, — ещё и уселся рядом… Отщепенец!»

— Вы двое, — злорадно процедил генерал, глядя свирепым и острым как бритва взглядом на возмутителей спокойствия, будто стараясь срезать их и подровнять под устраивающий уровень сотен других голов, смирено внимавших каждому слову, — сейчас подойдете ко мне — разберемся… Остальные свободны.

Дома, с возмущением рассказывая Анастасии о затесавшихся в ряды единомышленников «диссидентах», Максим вдруг обнаружил странную, или скорее — агрессивную реакцию жены:

— А ты, чего ради, написал эту филькину грамоту? — спросила она с возмущением о рапорте, глядя прямо в глаза, — не от того ли, что оставалась абсолютная уверенность — всех не пошлют?!

— То есть как — чего ради!? Какая уверенность? — не понял Лихачев, подавший рапорт без всякой задней мысли.

— Можешь мне членораздельно объяснить, кого ты там собрался защищать?

— Ну… Раз приняли решение — ввести войска, значит…

— Ты все их решения готов выполнять таким образом — не задумываясь?..

Они долго и с ожесточением спорили, едва не разругавшись. Но после того дня в голове, как он потом объяснял: «щелкнул заветный тумблер»… Инженер всерьез начал размышлять о происходящем в стране и впервые позволил себе усомниться в непогрешимости партии. А более всего Максима, нимало озабоченного карьерным ростом, потрясли слова Насти, которая, работая в санчасти, всегда находилась в курсе многих гарнизонных новостей:

— Влад четвертый год летает командиром корабля, и его планировали на повышение. А теперь он рискует не только расстаться с летной работой, — из армии турнут в два счета…

Но, Берестов, как много раз заявлял его однокашник Лешка, родился не в одной рубашке, а ещё — в придачу, и в костюмчике. Чехарда сменяющих друг друга генсеков, нервозность руководства в Политотделе, неудачи в ходе Афганской кампании, выступления матерей погибших солдат — заставили власть смягчить отношение к инакомыслящим или, отчасти, совсем забыть о них. Командиром звена Владислав, стал чуть позже, но более крупные неприятности его в то время, слава Богу, миновали…

— Я что-то не узнаю тебя… — едва сдерживая раздражение, говорила Анастасия по дороге домой из клуба, — ты взрослая девушка и должна как-то объяснять свои поступки.

Александра, опустив голову и чуть надув губки, шла рядом, не желая разговаривать.

— Ну, тебе может и безразлично! Но пойми, наконец — нельзя так обращаться с людьми, которых ты абсолютно не знаешь! Я очень уважаю этого человека и дорожу его отношением ко мне. Как теперь прикажешь смотреть ему в глаза?

Девушка упорно продолжала молчать…

— Ладно… — не выдержала Настя и прибегла к крайней мере: — на правах старшей сестры я запрещу тебе появляться на танцах! Посидишь дома — меньше будет позора…

— Как это — запретишь? — испугалась младшая сестра, — я, кажется, действительно взрослый человек…

— Была бы взрослой — не вела бы себя, словно ребенок! А запрещу очень просто — подойду к патрулю, который торчит на входе весь вечер, и попрошу не пускать. Меня все знают, и не один офицер не откажет в такой ерундовой просьбе…

Сестра не на шутку завелась, впервые — несколько минут назад, увидев растерянность человека, который никогда бы не позволил себе обойтись с кем-то подобным же образом. Конечно же, её угроза — от начала и до конца являлась надуманной. Сашеньку она любила всем сердцем и никуда бы не пошла. Да и никакой патруль не осмелился бы воспрепятствовать проходу в клуб грациозной и привлекательной девушки. Подобную сценку смешно было даже представить… Но юное создание оставалось ещё столь наивным, что ни на миг не усомнилось в серьезности обещания старшей сестры.

— Хорошо, я объясню… — чуть не плача, прошептала она.

«Нет, тут что-то не то! — недоумевала Анастасия, беря Сашу под руку, — никогда не поверю, что Влад мог её обидеть, и на неё это совершенно непохоже!»

Войдя в свой подъезд, они медленно поднимались по лестнице пятиэтажного дома.

— Неделю назад я сама хотела его пригласить. Подошла, а он… — Александра остановилась на ступенях и закрыла лицо ладонями, — теперь его извинительные жесты ни к чему. Не нравлюсь — не надо…

«Господи… Какой же ты у меня на самом деле ребенок! — облегченно вздохнув, подумала Настя. — Как было бы замечательно, если бы тебе в жизни попался серьезный и честный человек. Любому другому будет так просто воспользоваться твоей беззащитной доверчивостью…»

Они поднялись до пятого этажа и стояли возле двери, но открывать её старшая сестра не спешила. Дома отдыхал после вахты Максим, а она должна была непременно объяснить несчастной Сашеньке всю нелепость сложившейся ситуации.

— Глупенькая моя… — прошептала она, прижимая к себе девочку и целуя, — разве ты можешь кому-то не понравиться!? Ты когда к нам приехала?

— Не помню… Какая разница… — всхлипнула та, уткнувшись ей в плечо. — Дней десять назад…

— Мы встречали тебя в аэропорту в пятницу. А на следующий день пошли в клуб — верно?

Та молча кивнула.

— Эскадрилья, в которой служит этот летчик, только что похоронила сгоревший экипаж. Его бывший экипаж. Так вот — неделю назад ещё продолжался траур, и никого в доме офицеров из его сослуживцев я не видела. А он там присутствовал как начальник патруля, но танцевать и веселиться не мог. Понимаешь — не имел права!

Они потихоньку вошли в квартиру и, разувшись, на цыпочках добрались до кухни. Наполнив под краном чайник, Александра поставила его на плиту и вернулась к раковине. Анастасия незаметно наблюдала за ней, чувствуя, как в душе необъяснимо растет легкая тревога. Сестра умылась и высушила полотенцем озабоченное лицо. Затем уже твердым голосом объявила:

— Завтра пойду извиняться.

— Моя помощь нужна?

— Нет… я сама, — вздохнув, произнесла расстроенная девушка. — Его, кажется, зовут Владислав?

— Владислав… — с нежностью и улыбкой ответила Настя, подходя к ней и целуя в нахмуренный лоб. — Ну вот — теперь узнаю свою сестричку…

3

Серое из-за непогоды небо с каждой минутой темнело, приближая непроглядную, антрацитовую ночь. Ветер, трепавший из стороны в сторону лодки и поднимавший фейерверки соленых брызг, стал ураганным, а порывы и вовсе едва не переворачивали маленькие суденышки. В море не на шутку разыгрался сильнейший шторм.

Одежда четверых авиаторов давно набухла от влаги и совершенно не согревала. Расположив одноместные, словно игрушечные, лодочки вокруг большой резиновой шлюпки, они сидели в ней, прижавшись друг к другу и вцепившись руками в веревочные фалы, пропущенные в петли вдоль округлых бортов. С наветренной стороны два штурмана держали прорезиненный парус, но это не спасало от проникающей отовсюду воды, и ледяного ветра.

Небольшая желтая радиостанция уже два часа работала на аварийной частоте, передавая сигналы бедствия. Члены экипажа прислушивались, но рев и шипение волн все равно не позволил бы разобрать другие звуки. Им оставалось, в ожидании помощи, лишь посматривать в небо. Спасательные службы почему-то запаздывали. Конечно же, их искали, они были в этом уверены и полагали — вот-вот появятся огоньки заветного вертолета-спасателя…

Беспрерывно зачерпывая воду со дна лодки складной резиновой емкостью, Владислав выплескивал её за борт. Помощник командира держал наготове сигнальные патроны и ракеты. Лишь бы послышался отчетливый шум авиационных двигателей или появился силуэт корабля… Но вокруг бушевало взбеленившееся море, а завывающий ветер старался вырвать и унести кусок паруса. Все вокруг было против них.

Берестов начал ощущать нестерпимую боль в колене. Он ударился ногой о приборную доску, когда крыло зацепило воду и самолет резко крутануло в сторону. Кажется, сустав опухал и, задевая его, летчик каждый раз морщился.

Температура стремительно падала, ветер продолжал усиливаться. Мокрая одежда замерзла, покрывшись коркой льда, и затрудняла любые движения. Но именно движение, до прибытия помощи, оставалось единственным спасением. Понимая это, майор постоянно отдавал какие-то приказания, не давая друзьям сидеть без дела. Время шло, и наступала длинная, зимняя ночь, пережить которую суждено было не всем…

Через час после наступления темноты, захрипел и начал заваливаться на дутый борт второй штурман.

— Юра! — закричал, пытаясь растормошить его, командир. — Юрка, потерпи немного, ну, давай же — очнись!

Он достал из кармана сигнальный патрон и, отвернув крышку, рванул шнур. Сноп красного огня озарил ярким светом пространство вокруг шлюпки. Передав горящий патрон Володе, он долго растирали руки и лицо молодого штурмана, пытаясь привести того в чувство. Сорок минут спустя, командир опустил бездыханное тело лейтенанта в одноместную лодку и крепко привязал фалом…

Еще через час, во мгле ночного неба, появились, наконец, огоньки долгожданного самолета. Влад сжег ещё три патрона и отправил ввысь одну за другой пять ракет. Тщетно… Экипаж не заметили, но надежда, что, поиски организованы и скоро их обнаружат, начала приобретать отчетливые, явственные контуры…

Майор, беспрестанно что-то делая сам, не давал забыться смертельным сном и друзьям. Он, то заставлял штурмана вычерпывать вместо него воду, то, приводя в действие очередной патрон, просил второго пилота организовать ужин. Но, силы уходили, и люди оставались беззащитными перед свирепствующим холодом.

Иногда Берестов прекращал бесполезное занятие — на дне лодки вода не убавлялась, но требовалось перевести дух. Посидев пять-семь минут спокойно, он внезапно начинал ощущать, как сознание стремительно затуманивается и готово сдаться на милость подкарауливающего сна. Тряхнув головой и потолкав друзей, отгоняя их сонливость, Влад, забыв о неимоверной усталости, снова продолжал монотонную работу…

В середине ночи, тело молодого пилота — помощника командира корабля, замершего незаметно и тихо, покачивалось рядом — во второй лодчонке…

Одежда оставшихся двоих только слегка защищала от пронизывающего смертельным холодом ветра. Накрывшись с головой парусом, непослушными и негнущимися пальцами, они попытались зажечь сухой спирт. Но таблетка, с минуту бесполезно померцав голубовато-зеленым пламенем, потухла…

Как только капитан замолкал, Владислав яростно тряс его, вынуждая очнуться. Высыпав на мокрые колени комбинезона продукты, он нащупал шоколад и, развернув плитки, заставил друга поесть. Но сил, бороться со смертью, у того уже не оставалось…

— Влад, — зашептал незадолго до рассвета штурман едва ворочавшимися губами, — это конец…

— Не сдавайся Володя! Держись! — кричал майор, оборачивая вокруг него свою половинку паруса. — Нас найдут! Поверь… Ну, посмотри — скоро утро, рассвет… Все спасательные службы уже поставлены на ноги. Нас не могут не найти!

Командир долго и интенсивно растирал его, потом пытался согреть лицо и руки своим дыханием. Володька всегда был крепким парнем, и на какое-то время отчаянные процедуры Берестова помогли. Но сам пилот понимал — если в ближайшее время спасатели не подоспеют — они оба не протянут и двух часов.

Ему, каким-то неведомым и опровергавшим всякую логику образом, помогло купание в ледяной воде сразу после приводнения. Организм, благодаря неожиданной и столь радикальной мере, видимо, сразу сумел настроиться на длительную борьбу с холодом, и позволил держаться дольше других. Да и на здоровье до сего дня Владислав никогда не жаловался. Все это какое-то время спасало, но предел ощущался отчетливее с каждой минутой…

Вертолет пролетел совсем близко. Берестов, выпуская сигнальную ракету, различил даже контурные огни несущего винта. Ярко-красная точка взмыла вовремя, но не в поле видимости пилотов, а ушла в сторону от желанной винтокрылой машины. Во всем были виноваты непослушные руки. Один из двух оставшихся патронов, он зажечь не успел…

— Владик… Передай жене… — уже не шептал — хрипел капитан, повалившись на бок, — передай, чтоб детей берегла…

К восходу солнца, штурмана не стало. Сил переместить тело Владимира в одноместную лодку не нашлось. Майор, кое-как привязав его к борту большой шлюпки, сидел неподвижно и с ужасом смотрел, как брызги воды на лице друга, ещё недавно — прошлым вечером озарявшемся улыбкой в теплой кабине самолета, превращаются в лед… Он отказывался верить в произошедшее с его экипажем. Не в силах был осознать и то, что остался в безбрежном океане один…

«Уже второй экипаж… От меня уходит в небытие второй экипаж. Но следом за этими ребятами не станет и меня. Недолго осталось…»

Влад уже почти не чувствовал собственного тела. То ли от холода, то ли от страшной усталости, или от колоссального, нервного стресса, сознание начинало временами расплываться. Он с трудом накрылся парусом и попытался согреть дыханием руки.

— Чертовы двигатели… Или топливная система… — шептал пилот непослушными, твердыми губами, озвучивая какие-то отголоски и обрывки мыслей, — отказали бы минут на двенадцать позже… Мы бы дотянули до берега. Неужели конец?.. Как глупо…

Его сковала бесчувственная слабость, а в голове поселилось равнодушие к происходящему. Сейчас майору хотелось только одного — позарез требовалось отогреть хотя бы правую руку. Несколько раз Владислав безуспешно тянулся ей к пистолету, спрятанному в левый нагрудный карман. Замерзшая и покрытая льдом молния не поддавалась. Наконец он сумел его достать, но передернуть затвор не хватало сил — ладонь, словно чужая, беспомощно скользила по гладкому металлу.

— Господи… Так ведь и придется медленно умирать… Сколько еще? Полчаса, час? Вряд ли дольше.

Со сном Берестов, каким-то образом — машинально, продолжал бороться. Должно быть, сильнейшим потрясением явилась недавняя смерть друзей. Но появились галлюцинации. То мерещились звуки низко пролетающего вертолета-спасателя, то разрывал воображение протяжный звук корабельного ревуна. Летчик перестал верить в навязчивые призраки и сидел, глядя в одну точку. Он уже чувствовал дыхание смерти, стоявшей рядом — за спиной…

«Надо сбросить с себя парус и попытаться заснуть. Тогда наступит конец всем мучениям…»

С трудом, преодолевая сопротивление обледеневшей одежды, он развел в стороны онемевшие, непослушные руки и выпустил из объятий на свободу прорезиненную ткань. Парус, подхваченный ветром, тут же понесло над ревущими волнами. Берестов привалился спиной к борту и смотрел вверх — на серые, быстро пролетавшие низкие облака.

«Так ли уж много близких людей я оставляю на этом свете?.. — медленно ворочались последние, внятные мысли, — дорогие мои… Простите меня за все, не поминайте плохого…»

Штормовое море продолжало неистово бушевать. Пять оранжевых лодок, крепко связанных между собой, то взлетали вверх, перекатываясь через высокие гребни огромных волн, то проваливались вниз, осыпаемые солеными брызгами. Тел ребят, привязанных к маленьким лодчонкам, он не видел. Лежащий же рядом Владимир, стал напоминать глыбу льда.

Сквозь матовую пелену, уже застилавшую взгляд, Берестов едва различил темное, размытое пятно, выросшее, словно из-под воды над горизонтом. До него все явственнее доносились какие-то голоса — непонятная, отрывистая речь…

«Опять глумится угасающее воображение… И друзья, наверное, уходили так же…» — медленно проплыла последняя догадка с холодным, предсмертным безразличием.

Непонятное пятно сменилось всплывающими друг за другом, отчетливыми и полными ярких красок, фрагментами из далекого детства.

Жизнь все стремительнее покидала Владислава…

«Как странно все! Почему они оказались рядом? Совпадение? И сколь удивительно похожи… Словно сестры… Возможно, именно то, что потрясающая внешность незнакомки так повторяет очарование Анастасии, и привлекло меня в ней…»

Берестов медленно возвращался домой из офицерского клуба, наслаждаясь дивным летним вечером. Аллеи военного городка заполнились гуляющими парами. Некоторые приветливо здоровались, и Владислав негромко отвечал, не всегда узнавая в темноте проходивших мимо людей.

«И все-таки девица серьезно обиделась! — сокрушался он. — Жаль… Возможно, она явилась бы для меня спасением, ведь никогда не решусь сказать Насте о своих чувствах. Она любит мужа и ничего из нашего визуального романа не выйдет. А идти напропалую, и становиться сеятелем чужого горя — незавидная роль! Погодите, Берестов!.. Это ж чистой воды эгоизм! Вы желаете избавиться от больной и беспросветной страсти, а при чем тут эта девочка? Даже дивной красотой её вы любуетесь, оттого, что та напоминает Анастасию. Но сама ведь, ровным счетом для вас ничего не значит! О ней-то вы подумали?»

Не спеша поднявшись в квартиру, молодой человек направился в душ и долго стоял под сильной струей прохладной воды. И все же, разобиженная молодая особа долго не выходила из головы. Никогда он так не обходился с беззащитными людьми. В школьные и курсантские годы, Владислав частенько отстаивал свои права, изрядно работая кулаками. Но тогда перед ним маячили, как правило, наглые, злобные и агрессивные рожи. Ни разу он не пожалел о содеянном. В общении со слабыми и безобидными, Берестов становился совершенно иным.

«Ладно уж… Что я, в конце концов, так расстраиваюсь? — пытался он подбодрить себя, растираясь полотенцем, — эта девчонка мне совсем неинтересна. Я и знать-то её не знаю… Да, внешность — потрясающая, но что внутри? Если бы и ум с душой хоть отчасти походили на Настины — подумал бы! Но, разве это возможно!? Завтра предстоит гулянка с однокашниками. С этими балбесами имя-то свое забудешь, не говоря уж о незначительной и мимолетной вине перед незнакомой девчонкой. Завтра же забуду! Как пить дать — забуду!»

Следующим вечером Александра, Анастасия и Максим подошли к началу танцев. Как всегда остановившись у массивной колонны, две девушки время от времени озабоченно поглядывали по сторонам. Стройную, молоденькую красавицу постоянно тревожили желающие потанцевать и познакомиться, но она отказывала всем, беспрестанно глядя на вход и кого-то ожидая…

— Он мне неинтересен и вовсе не нужен, — твердила Саша, убеждая прежде себя, а заодно и сестру, — но я должна извиниться.

— Ну, не переживай ты так, — задумчиво отвечала Настя, незаметно покусывая губы, — увидишь его не здесь, так в гарнизоне — все объяснишь.

Чтобы не стоять столбами средь веселья и шума, сестры иногда — по очереди, танцевали с Максом. Вторая, в это время, продолжала внимательно посматривать на вход. Когда стихли звуки последней мелодии, они долго стояли в толпе у клуба, продолжая вглядываться в лица выходивших на улицу людей. По пути домой супруги старались отвлечь Александру, рассказывая о чем-то веселом. Понимая добрые намерения родственников, та грустно улыбалась в ответ и, отворачиваясь, прятала расстроенное лицо…

— Расскажи мне что-нибудь о нем, — попросила девушка Анастасию, когда дома они остались вдвоем на кухне.

Старшая сестра занималась приготовлением чая и долго молчала, будто не расслышав вопроса. Затем повернулась к столу, за которым в ожидании сидела Александра, поставила три чашки.

— Он молчалив и неразговорчив, — начала Настя, все больше удивляясь любопытству младшей сестры. — А отчего у тебя появился к нему интерес?

— Зачем ты сразу об интересе?!

— Просто вижу… Ты ведь сама его, кажется, пыталась пригласить и после вчерашнего не перестаешь о нем думать. Ну что ж, если и так — я буду только рада. Поверь — ты не ошиблась.

Настя произнесла эти слова ровно и негромко, но сердце готово было вырваться из груди. Прекрасно зная Сашу, она впервые обнаружила в ней повышенное внимание к мужчине. И не какому-то постороннему, а к человеку, которого в тайне давно и безумно любила сама. Молодая девушка смотрела на неё с затаенной надеждой…

Анастасия хотела взять чайник, но вдруг безвольно присела к столу и закрыла лицо руками. Плечи несколько раз дернулись — девушка беззвучно плакала. В изумлении и испуге Александра вскочила:

— Что с тобой, Настя!?

Та, покачав головой, не ответила.

— Господи… Настюша, да что же случилось?

— Ничего… Это я так… Извини… — через минуту прошептала она, вытирая слезы.

Но озадаченная девочка не спускала с сестры широко открытых, удивленных глаз, пока непонимание в них не сменилось ужасом от осенившей догадки.

— Ты любишь его… — отрешенно прошептала Сашенька, едва заметно кивая головой.

— Мы друзья и, слава Богу, неглупые люди, — объяснила Настя, встав из-за стола и погладив аккуратно уложенные назад волосы сестры. — Садись и не переживай. Никогда и ни в чем не давали друг другу повода и, конечно же, в мыслях не держали преступать грань… Но, если абстрагироваться от нынешних обстоятельств и предположить на миг, что свободна — скажу честно: не отдала бы его никому!

Александра, подвинула на центр стола три небольшие чашки и, украдкой облегченно вздохнув, более не прерывала вопросами монолог старшей сестры. Та улыбалась чему-то, глядя в темное окно, и думала о своем, но, очнувшись, подхватила с плиты чайник и стала разливать по чашкам кипяток.

— Ты не ошиблась, Сашенька… Он очень хороший человек, — задумчиво начала Настя, но поспешила уточнить: — нет — в нашем гарнизоне дурных людей — наперечет. Но есть во Владиславе нечто особенное, необъяснимое…

Анастасия отнесла чашку с горячим напитком в зал — мужу и, вернувшись, продолжила:

— Я давно живу с Максом, но если бы до него встретила Берестова… — она замолчала, смутившись своих мыслей, но, вздохнув и глядя Саше в глаза, призналась: — пошла бы за ним на край света. Хотя и так уж на самом краю живем.

Молоденькая девушка сидела тихо, не осмеливаясь перебивать откровений сестры. Машинально помешивая остывающий, ароматный чай, она с удивлением ощущала, как сердце начинало биться все быстрее…

— Тебе не довелось ещё пожить в военных городках, — вновь заговорила Анастасия. — Господи, это ж целая наука! Здесь нужно терпимо относиться ко многому. К тому, что издалека — по походке узнаешь любого встречного… Что занимая очередь в магазине, не знаешь сколько человек стоит впереди — каждый считает, своим долгом занять ещё десятку-другому… Наконец, к тому, что про тебя могут навыдумывать массу небылиц.

— Тяжело здесь было после Саратова? — нарушила затянувшееся молчание Саша.

— Иногда хотелось просто выть… Влад, между прочим, почти наш земляк — из Волгограда, знает и наш город. Мы частенько с ним вспоминаем Волгу… Поговоришь о родных местах и становится легче. Но, человек привыкает ко многому. Трудно только переносить сплетни. Наши женщины каждому косточки перемоют в тех же очередях. И женатым, и холостякам… Одинокие мужики для них вообще — бесценные объекты наблюдения! Но, вот что удивительно — никогда не слышала, чтобы плохо говорили о Берестове. Никогда! Представляешь!?

Александра улыбнувшись, кивнула, но, пожав плечами, спросила:

— А зачем им это?

— Сама удивляюсь. У каждой из них своих проблем — с избытком, так нет же — и в чужие норовят влезть…

Владислав действительно её почти забыл. Продолжительные разведывательные полеты, новые заботы командира звена, служба… Медленное и размеренное течение гарнизонной жизни неумолимо делало свое дело. В свободное время, просиживая вечерами — перед сном за книгами, он мало появлялся в городке. Настя, как он догадался — старшая сестра строптивой девушки, отгуливала отпуск, и вероятность пересечения с двумя возмутительницами спокойствия, сводилась к нулю. Лишь однажды, субботним вечером — две недели спустя, Берестов подошел к клубу повидать одного из приятелей…

Внезапно, кто-то, тихо подойдя сзади, закрыл нежными ладошками его глаза. Он сразу определил — женские руки… Осторожно сняв их, повернулся… Перед ним, с грустной улыбкой, стояла Анастасия, за ней — чуть поодаль, юная, очаровательная незнакомка.

— Привет Влад, — старшая сестра, приподнявшись, поцеловала его в щеку и зашептала на ухо: — не сердись, пожалуйста, на нашу девочку. Она все это время только о тебе и думает…

В этот миг он не сердился и вообще, потеряв дар речи, ничего не соображал, кроме одного: «Боже… Она поцеловала меня! Настя впервые позволила себе…»

Сделав шаг к сестре, она подвела её ближе.

— Познакомьтесь же вы, наконец… Это моя младшая сестра — Александра, — представила врач смущенную девушку, — а это — Владислав Берестов.

— Очень приятно, — кивнул пилот, но, испытывая неловкость, не знал, что делать дальше.

Он с превеликим удовольствием провел бы этот вечер с Анастасией, или хотя бы разок станцевал с ней, но вежливость требовала загладить вину и перед девочкой.

— Ты ведь сегодня не торопишься? — лукаво спросила у Саши Анастасия, помогая другу, выйти из создавшегося положения.

— Нет… — ответила та, пряча взгляд и покрываясь румянцем.

— Ну и славно! Пойдемте в зал…

Они вошли в клуб и смешались с толпой веселящихся людей. С трудом пробираясь к заветному месту, старшая сестра оборачивалась и, смеясь, что-то говорила Владу, но слова тонули в сливающемся шуме и он не разбирал их. Лишь отчетливая печаль в глазах милой сердцу молодой женщины, совсем не вязалась с её мнимым отменным настроением. Подойдя к колонне, троица остановилась…

— Я буду дожидаться Макса, а вы потанцуйте, — подзадорила Настя и, неожиданно соединив их руки, добавила, обращаясь к Берестову: — доверяю тебе Сашеньку на весь вечер.

Решительно отойдя в сторону, она продолжала смотреть на парочку, все так же грустно улыбаясь. Младшая сестра, оставшись наедине с молодым человеком, стояла рядом, слегка покусывая от волнения губы. Слабо попытавшись высвободить ладонь, она сдалась, лишь почувствовав, что он едва заметно сжал ускользающие пальчики.

В обширном клубном зале скоро уже не было свободного места, и когда замолкала музыка, слышался шумный гвалт. Начинался медленный танец. Владислав с жалостью посмотрел на одиноко стоящую Настю, но она, давно понимая его без слов, ободряюще кивнула…

— Разрешите пригласить вашу спутницу? — внезапно обратился к нему, выросший, словно из-под земли, моложавый старлей — штурман с ракетоносцев.

«Ну что, Берестов, крутанем рулетку?» — подумал летчик и, пожав плечами, спокойно ответил:

— Пожалуйста, если с её стороны нет возражений…

Но обворожительная девушка, даже не взглянув на подошедшего претендента, замотала головой и, сжав ладонь Влада, встала ещё ближе — почти прижалась. Столь внятное желание быть рядом с ним весьма удивило и озадачило майора, решившего воздержаться на сегодня от жестоких игр в фатализм, тем более что перед юной спутницей ещё предстояло загладить вину…

— А мне ты не откажешь?

Александра вместо ответа опустила руки на плечи кавалера, и они впервые оказались близко друг к другу. Обнимая девушку, молодой человек ощущал трепетное дыхание и чувствовал щекой прикосновение дивно пахнущих волос. Чуть склонив голову набок, она молчала. И все же что-то выдавало легкое беспокойство…

— Я должен извиниться…

— Нет-нет! — тут же отозвалась шепотом Саша. — Это вы простите меня за тот поступок…

— Он был, вполне объясним, — улыбнулся Берестов и почти серьезно добавил: — только одного я сейчас не понимаю…

Она вопросительно и с тревожным ожиданием посмотрела на него.

— …Почему ты называешь меня на «вы»? — закончил пилот, тут же уловив облегченный вздох.

Помедлив, девушка произнесла:

— Ты не мог по-другому. А я глупо себя вела!

— Разве ты могла знать?.. Давай забудем о тех недоразумениях. Хорошо?

Несколько раз Берестов, глядя на одиноко стоящую Анастасию, сожалел о том, что ему поручили на весь вечер молчаливую и напуганную Александру. С каким бы удовольствием он пригласил на танец старшую сестру и обнял ее…

Постепенно Владу удалось разговорить Сашу и он с удивлением открывал для себя нового, интересного собеседника. Ее напряженное волнение понемногу исчезало, все чаще она отвечала улыбками, поднимая, горевшие радостными искорками, глаза. Не пропуская ни одной медленной мелодии, они снова и снова ощущали дыхание друг друга. Многочисленные неудачливые соискатели, наконец, убедившись, что очаровательная незнакомка танцевать ни с кем, кроме единственного партнера, не намерена, оставили свои безуспешные попытки. Весь вечер Александра с Владиславом провели рядом, ни на минуту не расставаясь…

Возвращаясь из клуба, они шли по асфальтовой дорожке, ведущей к дому её сестры. Впереди — в нескольких шагах, о чем-то негромко споря, шествовала чета Лихачевых. Берестов осторожно взял девушку под руку. Та не возражала.

— Спасибо тебе за чудесный вечер.

— Мне тоже очень приятно… — тихо отвечала Саша.

Не понимая и не осознавая ещё причин почти трепетного отношения к нему этой девочки, пилот, все же, испытывал благодарность. Он изредка поглядывал на стройную Анастасию, грациозно идущую по аллее под руку с мужем, и спрашивал у себя: «Кто знает — сколь трудно было б лицезреть, как она обнимает другого, если бы не странное желание её младшей сестры обнимать меня…»

— Ты собираешься завтра сюда? — с надеждой вопрошала Александра, боясь, что даже в темноте молодой человек заметит огоньки зарождавшейся страсти в обращенных к нему глазах…

— А ты?..

4

Сознание медленно возвращалось. Звуков летчик ещё не различал. Сквозь чуть приоткрытые веки, стала пробиваться расплывчатая полоска света. Что-то неузнаваемое, беспорядочно перемещалось вблизи, меняя обличие и форму. Подернутое пеленой зрение никак не могло восстановить былую резкость и остроту, но Берестов пока не понимал и этого.

Прошло не менее получаса, прежде чем майор начал осознавать, что перед глазами маячат фигуры незнакомых людей в морских робах. Мозг постепенно восстанавливал функции, поочередно включая в работу чувства, память, способность мыслить… Он лежал на спине, по всей видимости, раздетый, и уже сносно видел и ощущал, как два матроса странной внешности, интенсивно растирали его тело какой-то вонючей, маслянистой жидкостью. Все отчетливее чувствовалась страшная боль, ломившая руки и ноги…

«Что произошло?.. Где я?..» — спрашивал себя Владислав, ещё не припоминая недавно произошедших событий.

Скоро до слуха донеслись непонятные слова. Когда он полностью открыл глаза и пошевелил пальцами руки, один из «массажистов» исчез. Второй же молча, продолжал колдовать над малочувствительным телом.

«Отказ двигателей… Посадка на воду… Смерть ребят…» — начали один за другим всплывать обрывки последних суток.

Майор рассматривал потолок небольшого помещения. Светло-серая краска, наложенная небрежными мазками широкой кисти, покрывала неровные куски листового металла. Какие-то кабели, трубы… Над входом и по центру, за грубыми, ржавыми решетками, висели два круглых плафона, освещавшие тусклым светом непонятную комнату.

«Если это не преисподняя, то каким же чудом я остался жив?» — удивленно вопрошал Влад и вдруг заметил подошедших почти вплотную людей в незнакомой морской форме.

Круглолицые, коротко остриженные головы с интересом смотрели на пилота, громко при этом переговариваясь между собой. Его перестали растирать и чем-то накрыли. Три человека, по все видимости — офицеры, продолжали стояли рядом и, ожесточенно жестикулируя, спорили. Один, показывая на него пальцем, тонко верещал и постоянно кивал головой куда-то вверх. Второй, чуть постарше, говорил спокойней, и уверенно указывал на постель Берестова. Третий молчал, часто моргая раскосыми глазами и записывая что-то в большой планшетный блокнот.

Матрос приподнял голову летчика и заставил выпить обжигающий «коктейль», как показалось — смесь спирта с отваром или настоем трав. Боль из конечностей понемногу уходила, зато вся кожа и мышцы начинали гореть от, тщательно втертой, желеобразной массы.

Офицеры, взглянув на лежащего человека последний раз, удалились, а возле входа остался дежурить низкорослый, узкоглазый матрос. Кажется, это означало, что процесс реанимации успешно завершился.

«Сдается, что я на военном корабле, — размышлял Владислав, глядя по сторонам и прислушиваясь к едва различимому, ровному гулу, — но, в океане, помниться, был сильный шторм, а эта посудина идет ровно — без качки. Хотя, вполне возможно, — я провалялся без сознания несколько суток, и погода успела наладиться…»

Вскоре его начало знобить и поднялся сильный жар. И снова сознание, будто ещё не сделав окончательного выбора между жизнью и смертью, то едва различало действительность, то надолго покидало Влада. Изредка появлялся один из «массажистов» и опять вливал в него очередную порцию снадобья. Лишь очнувшись через двое суток, он почувствовал долгожданное облегчение.

«Кто же они такие? — в который раз задавался вопросом летчик. — Японцы? Те — народ богатый и вряд ли те плавают на таких допотопных развалюхах… Скорее китайцы, или наши закадычные друзья из Северной Кореи…»

Открылась овальная дверца, и в небольшое помещение вошел матрос, приносивший еду. Аккуратно поставив на маленький откидной столик тарелку и алюминиевую кружку, молча исчез.

«Ни здрасти, ни пока! И ни кусочка хлеба, одна острая вермишель и зеленый чай…»

Чужой камбуз ассортиментом продуктов не баловал. Майор с устойчивым отвращением съел предложенные блюда и, с трудом привстав — сел на постели. Голова чуть закружилась и появилась одышка. Посидев пару минут без движения, Берестов пришел в себя и, встав на ноги, решил выглянуть из маленькой каюты. Но первое, о чем пришлось сразу вспомнить — травма колена. Дикая боль в суставе, прострелила аж до плеча… Он слегка застонал и, едва не упав, оперся рукой о стену. О путешествии до овальной дверцы думать пока было рано.

Спокойно сидевший на корточках до его пируэта часовой, вдруг вскочил и, выхватив нечто похожее на штык-нож, стал выкрикивать непонятные отрывистые команды.

— Ты поаккуратнее мальчик, со своим перочинным ножичком, — проворчал Владислав, усаживаясь обратно на подобие металлической кровати, — а то ведь и в угол поставлю.

Охранник выглянул за дверь и кого-то позвал. Летчик успел рассмотреть, открывшийся перед взором узенький, длинный коридор, сплошь забитый кабелями и непонятными электрощитками на стенах. «Твою мать! Это ж подводная лодка…» — пронеслась в голове ошеломляющая догадка.

Неожиданное открытие несло в себе множество неприятностей. С обычного корабля его могли передать первому же встречному советскому судну. Не исключая и гражданские. Подлодка же, находясь на боевом патрулировании, или выполняя какую-либо иную задачу, светиться перед иностранным флотом, пусть даже союзного государства, никогда не станет. Спасенный на неопределенное время автоматически становился «добровольным» участником «круиза», до возвращения старой посудины в базу. А дальше закрутится долгая канитель: встречи с представителями посольства, переговоры, ожидание…

«Приплыл… — констатировал Влад, сидя на краю постели и потирая распухшее колено, — вот я и участник дальнего океанского похода…»

Прибежавший на крик часового офицер, жестами объяснил, что выходить за пределы крошечного помещения запрещено.

— Бух-бух! — выкрикнул он, злорадно улыбаясь и показывая то на свою здоровенную кобуру с русским «стечкиным», то на грудь пилота, то в направлении коридора…

— Доходчиво… — буркнул в ответ майор и улегся на место.

Позже интерес моряков к «постояльцу» ослаб, и его почти не беспокоили. Изредка приходил какой-то полненький, круглолицый офицер — видимо, один из старших в команде и негромко разговаривал с часовым. Затем что-то спрашивал на своем языке Берестова и, не дождавшись ответа, снова исчезал. Внешность, форма, оружие русского образца, нищета… Почти не оставалось сомнения в том, что его спасители — китайцы. «Старая дизельная подлодка либо наша, либо построена в Поднебесной по устаревшему советскому проекту. Ну, что ж, — заключил он, — сейчас, слава Богу, в их стране завершились времена „больших скачков“ и „культурных революций“ и мое возвращение на Родину, думаю, зависит от длительности путешествия раритетного „Наутилуса“…»

От отвратительной еды пилота уже мутило. Вермишель, обильно политая соевым соусом, с трудом лезла в глотку. Терпимым оставался только несладкий зеленый чай.

— Китайская кухня… Китайские рестораны… — ворчал он, давясь очередной порцией, однообразного меню, — что б вас до пенсии так кормили!

Здоровье, день ото дня, беспокоило меньше. Температура подскакивала ещё несколько раз, но понемногу недуг отступал. Судьба, на сей раз, смилостивилась, и серьезных осложнений от переохлаждения не последовало. Все чаще напоминало о себе колено, но местных эскулапов, после удачного возвращения к жизни спасенного, столь незначительная, с их точки зрения, болячка не интересовала.

Берестов подолгу лежал без движения, уставившись в одну точку на потолке и вспоминал членов своего экипажа. Все происходящее часто представлялось сном и кошмаром воспаленного воображения. «Как я буду смотреть людям в глаза? — мучил себя Влад вопросами, — все ребята мертвы. Почему же я — их командир, остался на этом свете? Каких-то семь с половиной лет мне довелось пролетать после училища, а уже лишился второго экипажа… Господи, что же за рок я несу людям по жизни!? Кто же со мной согласиться после этого сесть в кабину!?»

Легче от подобных мыслей не становилось, а хуже быть уже не могло…

Иногда лодку начинало качать, и почти сразу включались в работу дизели. «Стало быть на дворе ночь — они всплыли и заряжают аккумуляторы… Когда же капитану надоест мотаться по морям?..»

Сначала он считал всплытия подлодки на поверхность, но, оставаясь в неведении, на сколько дней хода хватает заряда бортовых батарей, Владислав бросил бесполезное занятие. Полагаясь на биоритмы собственного организма, и суммируя дни по пробуждению от сна, летчик полагал, что после возвращения сознания, прошло более двух недель…

Во время одного из всплытий, лодку кидало на волнах интенсивнее обычного. Дизели долго и надрывно работали, и не остановились, даже когда качка прекратилась. Минут через тридцать Берестов почувствовал, как корпус субмарины несколько раз легко содрогнулся и замер. Вскоре за ним пришли и, выдав грубую морскую робу, жестами приказали одеваться.

Завязав пилоту глаза, несколько офицеров повели его по коридорам лодки. Помогая подняться по вертикальной лесенке, они вытолкнули прихрамывающего пассажира на свежий воздух, и заставили сойти по трапу на твердую землю.

«Наконец-то наплавались… Берег!» — вдохнул он полной грудью и получил сильнейший удар приклада в спину…

Проснувшись воскресным утром, Берестов с изумлением обнаружил страстное желание поскорее увидеть обеих сестер. И во время завтрака, и перемывая гору грязной посуды, и делая влажную уборку квартиры, он постоянно думал только о них. Закончив наведение марафета, Влад продолжал нетерпеливо поглядывать на часы, слоняясь по комнате в ожидании вечера…

Молоденькая девушка — студентка Саратовского университета, только что успешно окончившая второй курс биофака, оказалась вовсе не красавицей-пустышкой. Его приятно поразили живой ум, начитанность, тактичный и необидный юмор и, наконец, некая старомодная, провинциальная воспитанность — нечто реликтовое и напрочь забытое современностью.

Когда предыдущим вечером ушло её волнение, им удалось о многом поговорить. Под занавес их общения она уже смеялась и шутила, весьма недурно при этом, отвечая на вопросы. Сама же Александра, если и спрашивала о чем-то, то делала это вполне деликатно и ненавязчиво.

«Одна кровь… Она во всем похожа на Анастасию! — удивлялся Владислав, думая о новой знакомой. — Но есть ли в ней нечто свое и неповторимое? Или она лишь копируя — повторяет ее? Впрочем, мысли о Саше — не следствие ли того, что я вновь хочу побыть рядом именно со старшей сестрой?»

Много раз вчера он ловил на себе взгляды Насти. Все то, что она много лет таясь, сдерживала, Берестов неожиданно и отчетливо разглядел сквозь полумрак клубного зала. Печальные, чарующие глаза девушки, словно прощаясь навсегда, все же признавались в давней любви. Даже во время танца, положив голову на грудь мужа, старшая сестра смотрела на Владислава, обнимавшего Александру, и очевидно вот-вот готова была расплакаться.

Сердце разрывалось… Он пребывал в тупике, выхода из которого пока не видел. Знакомству с младшей сестрой исполнилось всего несколько часов. Она привлекала и начинала нравиться, но, возможно, это только казалось, или было непонятным отголоском чувства к Анастасии.

«И стоит ли флиртовать с такой молодой и чрезмерно обидчивой девчонкой!? Вскоре заканчиваются студенческие каникулы и Саша должна вернуться в Саратов. Неизвестно, как все сложится дальше. Увидимся ли мы когда-нибудь еще? Да, она свободна и моложе… Но какое это имеет значение!? Настю, я знаю хорошо, и тянет меня к ней осознанно, на протяжении нескольких лет…»

Вечером в клубе он сам подошел к девушкам, заметив их первым. Александра приветливо поздоровалась. Старшая сестра вела себя сдержанно. Вскоре появился и Максим. Две пары постоянно находились рядом, разлучаясь только на время медленных танцев.

Очаровательная девочка по-прежнему привлекала многих молодых людей. Но, всякий раз, нащупывая спасительную руку Влада, она упрямо отвечала «нет» любому соискателю, чем продолжала умилять его и удивлять Анастасию.

«Что же она во мне нашла? — обнимая Александру, размышлял он в такт неспешному ритму белого танца, — этому ребенку намедни исполнилось девятнадцать. Я старше на половину её жизни. Есть серьезное и небезосновательное опасение: как у молодых девчонок обычно происходит подобный процесс? Создают в душе идеалы и пытаются подогнать кого-то, под наскоро слепленный, стереотип идола. Необязательно первых встречных, хотя, верно, бывает и так. Но зачастую и не тех, кого в действительности ждут их трепетные сердца. Как бы и я не оказался в незавидной роли „картонной дурилки“…»

— Мы здесь совсем не можем поговорить… — прошептала девушка, — сегодня тихий, прекрасный вечер — пойдем, погуляем…

— Пойдем, — согласился Берестов и бросил последний взгляд в сторону Насти.

Погода на самом деле была чудесной. Только что начало темнеть и на небе зажигались маленькие точки. Военный городок, как и тысячи других гарнизонов, имел единственное место для сносного, культурного отдыха. Именно его они и решили покинуть, дабы побыть в тишине. Девочка сама взяла молодого человека под руку и старалась идти в ногу…

— Расскажи о себе, — тихо попросила она.

— Вся биография — три строчки… — безрадостно улыбнувшись, ответил Влад, — начнем с того, что мне двадцать восемь. Тебя это не смущает?

Она пожала плечами:

— Нет. Это имеет значение?

— Ну, в какой-то степени… Почти десять лет в нашем возрасте — существенная разница. И потом, за этот срок, я уже нажил кучу вредных привычек и потерял всякий иммунитет. Теперь они липнут ко мне, копятся…

— У всех они есть! Куда деваться…

— И у тебя? — удивился он.

— Не дождавшись на перекрестке зеленого, иногда перебегаю на красный…

Посмеявшись над столь «вредным» обыкновением, он серьезно добавил:

— Взгляды людей имеют свойство с возрастом меняться. И чем больше разница между «стажем» сознательной жизни, тем, увы, меньше вероятность найти общий язык во многих вопросах.

— Есть некоторые незыблемые, основные правила бытия… — помолчав, задумчиво произнесла Александра, — мне кажется, только понимание их должно непременно совпадать, а остальное…

— А как же в остальном? — решил уточнить молодой человек.

— Абсолютно все взгляды не могут совпадать и, наверное, важно уметь уважать чужое мнение, а в мелочах находить какие-то компромиссы…

В который раз удивляясь спокойной рассудительности и уму юной девочки, он поймал на себе её взгляд, как две капли воды похожий на взгляд Насти…

— Скоро заканчиваются мои каникулы, — с грустью сказала она.

Но до сознания Владислава, не дошла её печаль. Внезапно вспомнив, как старшая сестра смотрела на него весь вчерашний вечер, он глубоко погрузился в свои размышления. Проходя с девушкой по узкой аллейке, пилот, думая об Анастасии, надолго замолчал…

— Тебе не интересно со мной? — еле слышно спросила Александра, потревожив его мысли.

— Нет, что ты!? — спохватился Берестов. — Прости…

«Думая о любви к Насте, я совершенно не воспринимаю Сашу. Это жестоко и неправильно — нельзя так с ней! Молоденькая и ранимая девочка совсем не виновата в том, что я чего-то жду от её сестры и тем более в поселившемся в моей голове бардаке…»

Но, ругая себя, он опять затянул паузу.

— Проводи меня, пожалуйста… — осторожно освободив руку из-под его локтя и отвернувшись, почти прошептала она.

«Вы идиотский идиот Берестов! И положительно не знаете, чего хотите! Зачем понапрасну терзать человека, если сердце занято другой?!» — заключил Влад и повернул вместе с юной спутницей к дому Лихачевых.

Последний отрезок пути они прошли так же молча. Его мысли метались и путались, не находя решения. Он понимал — ещё несколько шагов, и случиться непоправимое. Обидчивая девушка, не получая от него ответа на очевидную симпатию, может сорваться и завтра же — в отчаянии отбыть в далекий Саратов.

«Пожалуй, так будет лучше, — с горечью подумал молодой человек, — но надо, хотя бы извиниться…»

Уже подходя к пятиэтажному дому, летчик негромко произнес:

— Прости меня, Саша… Я, должно быть, испортил тебе вечер…

Александра, будто не слыша, продолжала идти молча.

— Глупо говорить о погоде — ты ведь не этого ждешь, а обмануть твоих ожиданий я не хочу. Мне необходимо разобраться… Все произошло слишком неожиданно и если ты не в состоянии дать мне немного времени — нам действительно лучше не встречаться…

Впереди замаячил вход в подъезд и Влад остановился. Девушка взялась за ручку двери, но на секунду задержалась. Чуть повернув голову, она слегка дрожащим голосом произнесла:

— Самый обычный вечер… Только с чего вы взяли о моем ожидании? Прощайте…

Спустя час, в дверь его квартиры кто-то позвонил. Открыв, Берестов опешил — на пороге стояла взволнованная Анастасия.

— Можно? — спросила она и, не дожидаясь ответа, вошла.

— Конечно, проходи…

— Не ожидал? — она стояла в коридоре, но дальше идти, похоже, не собиралась, — мы с Лихачевым тоже сбежали из клуба! Пришла пригласить тебя…

— Куда? — не понимая причины её волнения, спросил Влад.

— Возможно, нам показалось… Вы с Сашей поссорились?

— Нет… — поморщившись, он равнодушно пожал плечами, — кажется, мы просто расстались.

Девушка, избегая смотреть собеседнику в глаза, теребила в руках маленький платок.

— Александра уже час как заперлась в комнате и никого к себе не пускает… Может быть, посидим за столом и вы помиритесь… — прошептала она, — почему у вас не ладиться?

Берестов помолчал, беспрестанно щелкая выключателем света в ванной, но, все же поймав на себе вопросительный взгляд, решился и твердо ответил:

— Потому что есть ты.

В коридоре стало настолько тихо, что слышно было, как в комнате тикают его наручные часы. Старшая сестра, поднеся платок к лицу, стояла, чуть отвернувшись. Владислав подошел к ней и обнял за плечи.

— Ты же умница, Настенька! Ты же обо всем догадываешься… Ты же видишь, как давно я люблю тебя! Только скажи мне, и все сразу станет по-другому…

— Влад… Милый… — шептала она, поднимая печальное лицо.

Он целовал её руки, шею, влажные глаза… Не находя в себе сил остановить его, Настя в первый и в последний раз наслаждалась столь желанной и призрачной близостью с любимым человеком. Она прильнула к Владиславу, и их губы слились в долгом, упоительном поцелуе. Казалось, молодая женщина, вот-вот задохнувшись от долгожданной страсти, отважится разрубить надоевшие узы и, скажет «Да!..»

— Нет, мой хороший — не надо… — покачала головой Анастасия, — ничего путного из нашей любви не выйдет… Мы не сможем быть вместе…

Берестов, ещё не веря этим словам, ласково гладил её волосы. Она, прижавшись, роняла на его грудь слезы. Приговорив накануне, столь долго и бережно хранимое чувство к изгнанию, девушка прощалась со своей любовью навсегда. Едва слышно, будто читая молитву, она говорила:

— Это возможно в жизни, но невозможно по сути… Ты ведь и сам стоишь на распутье. Я навеки потеряю сестру и Макса, ты лишишься своей безупречной репутации и расстанешься с девочкой, которая без ума от тебя…

— Настенька, о чем ты? Мы же любим друг друга!

— Не будет на их горе нам счастья! — замотала она головой и выдохнула: — как жаль, что мы не встретились раньше…

Нежно прижимая Анастасию, Владислав стоял с серым лицом и напрасно пытался понять, объяснить себе её решение. Смысл сказанных фраз, не укладывался в сознании и оставался непостижимым…

— Прости меня, ради Бога! — продолжала она шептать, — я не смогла совладать с собой, когда вдруг поняла, что Александра влюблена, и выдала свои чувства. Повела себя, словно собака на сене… Прошу тебя — прости и забудь обо всем.

— Я не сержусь Настенька и не обижаюсь… — качал он головой, — просто не могу осмыслить…

— Ты пойдешь к нам? — спросила она, немного успокоившись.

— Нет, пожалуй… извини… Сейчас совсем не до застолий…

Душа Анастасии, страдающей от нестерпимо тяжелого решения, была не меньше наполнена горечью, и, понимая его, она не настаивала.

— Нам просто нужно время Влад, чтобы придти в себя и излечиться. И ещё хотела попросить тебя об одном…

Он продолжал внимать, разглядывая милое лицо дорогого сердцу человека.

— Если тлеет в тебе хоть что-то к Сашеньке — не мучай её, пожалуйста, и сделай поскорее шаг навстречу. Это поможет нам обоим, а она окажется на седьмом небе… Поверь, уж я то знаю сестру — девочка любит тебя больше жизни! Я никогда её раньше такой не видела и лучшего человека, чем ты, Александра не встретит. Вы достойны друг друга. Вас ждет настоящее счастье…

Так и не пройдя дальше коридора, девушка вытерла платком глаза и, прощаясь, предложила:

— Заходи к нам в любой вечер, будто ко мне или к Максу… Все у вас с Сашенькой сложиться.

Этой ночью, Берестов заснуть так и не смог. Он давно не курил, но, найдя на кухне завалявшуюся после одного из визитов однокашников пачку, выходил дымить на балкон до утра, пока не бросил вниз окурок последней сигареты…

5

Упавшего после удара прикладом летчика подняли, и минут пять вели под руки вдоль причала. Он понял это по звуку разбивавшихся волн, доносившемуся с правой стороны. Скоро слух уловил гул работающего где-то поблизости автомобильного двигателя. Звонко щелкнул замок открываемой дверцы, и майора затолкали в узкую кабину транспорта. Конвоиры, усевшись рядом, стали громко болтать на своем корявом языке. Машина, пару раз фыркнув на месте, тронулась в путь.

Напрасно Влад пытался что-либо разглядеть через широкую повязку. Несколько слоев плотной материи надежно закрывали от глаз тот мир, в котором он, волею судьбы, нежданно-негаданно оказался. Из окружающих звуков лишь натужный вой старенького мотора да голоса китайских солдат доносились до слуха пилота.

В скрипучем и тряском автобусе они проехали около получаса. Охранники беспрестанно смеялись, оживленно говоря о пленном. Берестов не сомневался, что именно он является объектом обсуждения и насмешек. Те часто хватали его за рукава, тыкали в грудь чем-то острым и постоянно подтягивали узел закрывающей глаза повязки.

«Интересный разворачивается сюжет… — думал он, ощущая под левой лопаткой жуткую саднящую боль и прикрывая на всякий случай ладонями больное колено, — перед отлетом на Родину, обязательно съезжу кому-нибудь из них по физиономии!»

Непонятный транспорт часто останавливался и через минуту-две дергаясь, силился продолжить движение. Постоянно застревая в каких-то пробках, автобус протяжно сигналил и объезжал невидимые Владиславом препятствия. Скорее всего, они ехали по узким улочкам небольшого китайского городка, через который вынужденно пролегал их путь. Наконец «катафалк» повернул куда-то и резко остановился. Конвоиры, промяукали в окна приветствия или пароли, и послышался лязг цепи с характерным, металлическим скрипом — открывались створки ворот. Содрогнувшись, автобус снова заколыхался на неровной дороге…

«Кажется, поблизости аэродром! — понял летчик, услышав знакомые мощные звуки авиационных турбин, с лихвой перекрывавшие пыхтение слабенького двигателя внутреннего сгорания, — и куда же они меня теперь? Неужели так оперативно на Родину…»

Лишенный возможности видеть, Влад, полностью полагался на слух. Сейчас машина ехала по рулежной дорожке. Это было понятно по стуку покрышек на неровных стыках бетонных плит. Справа стоянка самолетов… Только что остался позади работающий на малом газе Ту-134, — звук его шумных движков не спутаешь ни с какими другими… Впереди запускался Ан-26. К нему, плавно разворачиваясь, и подрулил их скрипучий тарантас. Пилота выволокли наружу и заставили подняться по небольшому трапу. Усадив пленника в кресло с высокой спинкой, экипаж, ожидавший, видимо только его, захлопнул дверцу и самолет, вспарывая винтами воздух, покатил к взлетно-посадочной полосе…

«Поплавал? — вопрошал сам у себя Берестов, устраивая голову набок и, делая вид, что собирается спать, — теперь снова в воздух, только на сей раз пассажиром и, не зная куда! Ладно, попробуем разгадать хитроумные тибетские ребусы…»

Сопровождающие, скорее всего, находились рядом и поглядывали за ним. Дождавшись, когда самолет набрал высоту и, закончив эволюции, взял нужный курс, майор стал незаметно, прижимаясь затылком к шершавому, грубому чехлу, опускать повязку. Он делал это не спеша, время от времени замирая без движения, будто отдаваясь во власть крепкого сна. Скоро над правым глазом появилась узкая полоска света. Владислав прижался правым виском к спинке, пряча от охранников результат своих усилий, и немного приоткрыл рот, словно совершенно расслабился и забылся. Затем, повозившись, добился того, что глаз впервые различил очертания салона Ан-26. На соседнем — через проход, кресле, восседал офицер, заложив ногу на ногу, и с интересом читал газету. Берестов сумел даже разглядеть большую фотографию над передовицей. «Господи… — мелькнула несвоевременная мысль, — кажется, этот идиот увлекся материалами съезда их родной коммунистической партии…»

Из-за плеча китайского воина виднелся край круглого иллюминатора. Владу этого оказалось достаточно…

«Лодка, разумеется, возвращалась на базу в надводном положении ночью. Или под утро. В любом случае, сейчас ещё первая половина дня, — начал анализировать увиденное, пленный летчик, — солнце освещает правый борт чуть спереди. Стало быть, самолет летит на север, точнее — на северо-восток… Вопрос только — куда пришвартовалась субмарина? Китайское побережье начинается на юге — от границы с Вьетнамом и простирается на несколько тысяч километров — как раз на северо-восток, до Кореи. Куда же мы „едем“? С юга страны в центр, или с восточной окраины — ближе к Российскому Дальнему Востоку?..»

Еще тлела слабая надежда, что его везут домой. Слабая — потому что до сих пор не произошло встречи с представителями советской стороны и обращались с ним — хуже не придумаешь…

Полет продолжался около двух часов. Когда АН-26, приземлился и, тормознув на стоянке, выключил двигатели, Владислава рывком подняли с кресла. Конвоиры, поправив на голове повязку и затянув, что есть силы узел, повели офицера к трапу. Минут десять они снова тряслись на таком же допотопном автобусе. Когда тот с визгом затормозил, кто-то бесцеремонно вытолкнул Берестова наружу так, что он, споткнувшись на ступенях, упал на разбитое колено…

«Кажется, рановато ещё надеяться на возвращение, — морщась от боли, думал майор, увлекаемый под руки охранниками, — что же они задумали?..»

Летчика втащили в какое-то здание. Тело ощутило прохладу, словно опустилось глубоко под землю, а в нос ударил затхлый, кисловатый запах. Его долго вели по нескончаемым коридорам, подталкивая в спину стволами автоматов. Наконец, чьи-то руки остановили и развернули пленника на девяносто градусов. Повязка с головы была грубо сорвана. Перед Владом предстала «гостеприимно» распахнутая дверь тюремной камеры. Вокруг толпилось человек шесть желтолицых офицеров и охранников. Что-то крича и смеясь, китайцы впихнули новоиспеченного арестанта внутрь «жилища».

Когда снаружи лязгнул засов, Берестов присел на деревянную лавку и с трудом вытянул больную ногу. Затем, осмотревшись, изучил незамысловатый каменный «мешок», размером два на три метра. Лавка, она же — кровать, с лежащим на краю, свернутым куском мешковины… В углу — подобие унитаза… Не было даже окна — лишь маленькая лампочка над массивной дверью, спрятанная в углубление стены за толстой решеткой. И все…

«К счастью не сиживал ещё в нашем родном Лефортово, но здесь явно не Дагомыс! — сокрушенно качал головой Владислав, — остается надеяться — горящая путевка в „изысканный санаторий“ ненадолго… Что б вам ещё двести лет на одних велосипедах ездить и каменный забор вокруг страны достаивать! Спасатели хреновы…»

Почти две недели пилот, возвращаясь в свою обитель из штаба или с аэродрома, никуда не выходил и не реагировал на звонки в дверь. На душе было настолько скверно, что видеться не хотелось ни с кем. Даже общение с Настей — виновницей переживаний, сейчас не принесло бы облегчения…

Берестов то ложился на диван с книгой, но, глядя сквозь строчки, все равно думал о девушке, то беспрестанно ходил из кухни в комнату, втолковывая и доказывая себе правоту Анастасии.

«Она совестливый и честный человек, — рассуждал Влад, — смешно упрекать её в этом. Никогда она не переменит своего окончательного решения! Никогда не оставит Макса и не перейдет дорогу сестре…»

У него возникло ощущение, что, внезапно обретя нечто — дорогое и бесценное, он, так же, неожиданно, навсегда потерял реликвию. Пытка продолжалась, и конца ей пока не предвиделось…

Но в четверг — в конце следующей недели, нежданно-негаданно, помогли давние друзья и Главком Морской Авиации… На утреннем полковом построении Берестова и ещё пятерых капитанов — его однокашников вывели из строя и, зачитав пришедший приказ о присвоении очередных званий, вручили каждому майорские погоны. Поздравив и пожав руки офицерам, командир части вполголоса разрешил им сократить рабочий день до обеда, а завтра на службе не появляться вовсе.

«Но учтите, господа новоявленные старшие офицеры: увижу в гарнизоне пьяными, — месяц будете менять друг друга в нарядах, — по-доброму ворчал, напутствуя их, полковник, — отмечать только дома — под строгим присмотром жен…»

Именно так они и «поспешили» сделать. Штаб-квартира дружных попоек оставалась прежней и неизменной. В матерых холостяках ходил один Владислав и приятели, как всегда, направились дружной кампанией в его «берлогу». Жены ещё и понятия не имели о радостном событии, когда шестеро летчиков, кряхтя и чертыхаясь, тащили на четвертый этаж полный ящик водки. Наскоро соорудив простенькую, экстравагантную закуску под названием «Турбовинтовые бутерброды», состоящую из кусочков хлеба, обильно смазанных горчицей и ломтиков соленых огурцов, они побросали в граненые стаканы новые, теперь уже большие звезды. Наполнив традиционные, двухсотграммовые емкости до краев вожделенным русским напитком и звонко стукнув ими друг о друга, новоиспеченные молодые майоры, стоя, залпом приняли первую порцию. Начало не дюжей пьянки было положено славное…

Через два часа в дверь забарабанила Лешкина жена:

— Что притихли? Я же знаю, где вас искать — алкоголики чертовы. У всех мужья как мужья, а эти опять пьяную вакханалию удумали. Открывайте немедля! Лешка, зараза, сколько раз предупреждала!? Убью!

— Убьет… — подтвердил побледневший Алексей. — Это за мной — Галка! Мужики… не выдавайте, вам тоже достанется! Я забыл Влад — какой у тебя этаж?..

— Высоковато… — отвечал Берестов, направляясь в ванну.

— Ты что открывать!? — чуть не во весь голос возопил несчастный муж, забыв о конспирации, — я тебе надоел что ли!?

— Ну, не держать же барышню за дверью…

— Все, мне конец! Умру, так и не походив майором… — уже не стонал — скулил Лешка, обречено откинувшись на спинку дивана.

Остальные женатики притихли, с пониманием и соболезнованием глядя на агонию друга. Владислав, умывшись холодной водой и быстро придя в себя, открыл дверь.

— Где этот мерзкий заморыш? — властно спросила усталая женщина со следами былой красоты, решительно переступая через порог.

— Может, для начала поздороваемся, Галя? — спросил умевший быстро трезветь Берестов.

— Зубы заговариваешь, Влад? — зловеще поинтересовалась жена Алексея, все-таки слегка понизив воинственный тон.

— Почему? — спросил он, делая вид, что вежливость для него всю жизнь пребывала на первом плане.

При этом весьма привлекательный молодой человек осторожно взял её руку, поднес к губам и, поцеловав, долго не выпускал. Бессовестно притворяясь, что наслаждается шершавой ладонью домохозяйки, он старался удержать непрошеную гостью от незамедлительного и грубого вторжения в жилище. Доверительно, будто они все жизнь только и толковали по душам, обаятельный Владислав говорил озадаченной Галке:

— Алексей здесь и ничуть не пьяней меня… Ты молодец что пришла, мы все равно собирались идти за вами…

Сбитая с толку женщина в замешательстве, часто моргая, смотрела в «правдивые» глаза импозантному хозяину квартиры. Ей и в голову не могло придти, что в течение двух часов тот, в сообществе с друзьями уже влил в себя изрядное количество водки. Тетка была явно обескуражена.

— А чем же вы тут, собственно, занимаетесь?

— Звезды Галочка собираемся обмывать, — впервые почти не соврал Берестов, слыша краем уха, как в комнате убирают со стола десяток пустых бутылок. — Ты не поможешь приготовить что-нибудь…

— Конечно… только я не поняла, что вы тут собрались обмывать? — переспросила почти укрощенная дамочка.

— Майорские звезды, милая. И муж твой утром произведен в майоры… — он ещё раз приложился к пухлой ручке губами и решил, что времени у собутыльников, для устранения следов «преступной» деятельности, было предостаточно…

Конфликта удалось избежать гораздо проще, чем предполагалось. Галина, внезапно ощутив уважительное отношение и давно забытое к себе внимание, оттаяла прямо на глазах. Войдя в комнату, довольная женщина поздравила и поцеловала каждого. Даже своего нимало обалдевшего и все ещё испуганного Лешку. Затем, собрав грязные тарелки, упорхнула на кухню, мило щебеча по дороге:

— Владик ты уж посиди с ребятами. Я сама там разберусь…

За столом воцарилась гробовая тишина. Пятеро друзей изумленно смотрели на Берестова, словно на факира, только что проглотившего алебарду…

— Господи… ты что с ней, блин, сделал-то? — не веря своим глазам и ушам, пролепетал враз осипшим голосом Лешка. — Научи! Я ж тебя из каждого полета со стаканом коньяка встречать буду!

— У кого ещё схожие проблемы? — с напускной важностью спросил Влад, — только сегодня принимаю без записи…

Еще через час все супруги были в наличие. Стол ломился от настоящей закуски, и атмосфера вечеринки воистину напоминала веселый праздник. Женщины сидели возле мужей счастливые, раскрепощенные и без малейших признаков недовольства спонтанно организованной летчиками пьянкой. Разливая очередную бутылку по стаканам и рюмкам, Владислав предложил выпить за присутствующих дам. Мужчины дружно согласились и встали. Довольные жены сияли и с благодарностью смотрели на молодых майоров…

— Влад и тебе пора бы подумать… А то ведь насильно женим! — весело пообещала Галя.

— Надо найти парню хорошую невесту. Есть у меня одна знакомая…

«Понеслось, — недовольно подумал хозяин, — оседлали любимого конька! Теперь не остановятся…»

— Может быть, наш красавчик хочет остаться «вольным стрелком», — встала не его сторону одна из жен, — что вы к нему прицепились?

— Да-а… — протянул, улыбаясь, Лешка, — выстрелы у этого снайпера выходят отменные. Недавно такая барышня его в клубе приглашала… Просто слов нет — сказка… Ой!

Получив от Галки локтем в бок, пилот умолк. Компания, наконец, выпила за пятерых женщин и продолжила веселье. Но Александра, о которой напомнил приятель, уже не выходила из головы Берестова.

«Сказка… Наверное, так и есть, — Владислав отрешенно смотрел в одну точку, восстанавливая в памяти милые черты девушки. — Видно, сам Бог посылал мне Сашеньку, а я что наделал!? Уродский урод…»

Следующим утром, изрядно помучившись с больной головой, он, постояв по холодным душем, все же привел себя в порядок и занялся восстановлением внешнего вида однокомнатной квартиры. Жены приятелей помогли вчера вымыть посуду, но остальное…

«Развал и разруха! — почесал затылок Берестов, глядя на место прошедшего пиршества, — ладно, начнем со стола…»

Только ко второй половине дня жилище, равно как и его хозяин, приобрели исходный, благообразный облик.

«Все… — вздохнул с облегчением Влад, усаживаясь в кресло, — объявляется табу на прием гостей! Надо повесить на дверь табличку…»

Удачную и разумную мысль неожиданно прервал звонок в дверь. Пилот скривился от проклятой действительности и противного звука, но с места не сдвинулся. Но, кто-то упорно продолжал названивать, и с лестничной площадки, к тому же, послышался чей-то мужской голос.

«А вдруг это посыльный из штаба! — вскочил с кресла Владислав. — Хоть Виталий Николаевич и обещал не трогать, но могут ведь вызывать и на срочный вылет…»

Открыв дверь, он весьма удивился. Перед ним стояли радостные Лихачевы, а за их спинами — смущенная Александра.

— Разрешите, товарищ майор? — шутливо поприветствовал Макс на весь подъезд.

— Затворник! — бросила летчику Настя, проходя мимо и подталкивая впереди себя Сашу.

— Поздравления принимаешь, или все здоровье вчера с мужиками потерял? — поинтересовался капитан, передавая жене какую-то поклажу.

— Немного приберег… Вот что, граждане — вы располагайтесь, а я сбегаю в магазин…

— Никуда бежать не надо! — заявила Анастасия, пронося в комнату сумки. — Мы что, с сестрой — зря старались!?

Берестов обескуражено смотрел, как гости вынимали глубокие тарелки с салатами, бутылки шампанского, торт… Старшая сестра сноровисто сервировала журнальный столик, младшая скромно помогала. Максим разгуливал по комнате, рассматривая висевшие на стенах, большие фотографии самолетов. Вся троица впервые оказалась у него в квартире, если не считать недавнего краткосрочного визита Насти, не прошедшей тогда далее коридора.

Сегодняшним утром, несмотря на головную боль, Владислав впервые за последние дни почувствовал на душе некоторое облегчение. Безысходность, томившая тяжелым гнетом сердце, понемногу отступала. Нелегкий разговор почти двухнедельной давности с Анастасией и её твердое решение, неумолимо становились реальностью и перемещались в прошлое. Нужно было продолжать жить…

«Этот неожиданный визит — её работа, — ухмылялся про себя молодой человек, — но, кто знает, возможно, умная женщина, как всегда права…»

Александра собиралась устроиться за столом рядом с сестрой, но та, чуть не насильно, усадила её возле Берестова. Теперь он снова оказался бок о бок с юной девушкой, но уже не воспринимал близкое соседство с ней, как нечто отвлекающее от настоящей любви. Майор принимал поздравления от старшей сестры, сознавая, что та отдаляется от него с каждой минутой.

Влад изредка поглядывал на Сашу. Девочка напряженно сидела рядом, сдержанно отказываясь от любых знаков внимания и стараясь не смотреть в его сторону. Изредка — во время тостов, она поднимала красивой рукой фужер с шампанским и, чокнувшись со всеми, делала маленький глоток. Четкий профиль лица, строго очерченный на фоне залитого солнцем окна, все настойчивее притягивал взгляд Берестова.

«Нужно что-то предпринять… Необходимо попытаться восстановить наши отношения, — любуясь ей, размышлял Владислав, — совсем скоро она должна уехать…»

И снова Анастасия старалась помочь, делая это чрезвычайно деликатно и осторожно. Что-то рассказывая и спрашивая, она обращалась к ним обойм, будто не случилось и в помине никакой размолвки. Иногда заставляла их смеяться, то подшучивая над Максом, то рассказывая анекдотичные истории из врачебной практики. Венцом же примирительных действий послужило изобретательно подобранное продолжение, начатой мужем, темы. Лишь только капитан заикнулся о работе — Настя находчиво поддержала:

— Не представляю, как наши мужики летают над морем. Отважный Лихачев, например, умеет плавать только по прямой. И, насколько я помню, не дольше трех минут.

— Это точно! Плаваю — как гусь в яблоках… — с готовностью подхватил Максим и уже серьезно поинтересовался у пилота: — страшно, когда из кабины кроме океана ничего не видно?

Неопределенно пожав плечами, Берестов с неохотой ответил:

— Чаще летаешь над облаками. А под ними, если не заглядывать в карту, можно представлять что угодно…

— Нет, от такой работы — оторопь берет! А случись что с самолетом? — не унимался капитан.

— Ну, если уж ты о крайностях… — улыбнулся Влад, — то не все ли равно куда падать?

Беседа, вильнув, перескочила на другие откровения, но Александра впервые, забыв обиду, посмотрела на соседа с тревогой и испугом. А следом майор поймал лукавый, довольный взгляд Анастасии…

Вскоре Лихачевы друг за другом отправились на кухню. Макс испросил разрешения покурить, а жена задумала сварить для компании кофе по своему особому и неповторимому рецепту. Молодая девушка, дабы не смущаться самой и не ставить в неловкое положение молодого человека, осторожно встала из-за стола и отошла к открытой балконной двери. На ней было легкое летнее платье… Саша любовалась прекрасным видом Дальневосточных сопок, а он наслаждался её стройной, точеной фигурой…

Наконец, решившись, Владислав приблизился к ней. Услышав за спиной шаги, Александра в волнении замерла, но вида старалась не подать.

— Сашенька, — еле слышно прошептал он.

Она вздрогнула, не ожидая услышать столь ласкового обращения, но продолжала стоять молча.

— Сашенька, — снова повторил Влад и чуть тронул её плечо, — вы смогли бы простить меня?

На сей раз, не выдержав, девушка повернулась и, взяв молодого человека за руку, тихо ответила:

— Я не обижаюсь на тебя и все прекрасно понимаю. Кроме одного…

Он вопросительно и с тревогой смотрел на нее.

— …Почему ты называешь меня на «вы»? — закончила она фразу и, тут же уловив облегченный вздох, улыбнулась…

6

На следующий день за Берестовым пришли два охранника. Знаками приказав выйти из камеры, они завели ему руки за спину и, надев наручники, повели по длинному коридору. С левой стороны широкого прохода располагался сплошной ряд таких же камер, правая стена оставалась глухой. Упиралась тюремная «улица» в большое, полностью застекленное, служебное помещение. За высокими оконными переплетами, защищенными металлической сеткой, находилось ещё три человека в форме — надзиратели. Влево от «аквариума» уходила вниз металлическая лестница, вправо вел похожий на первый, коридор с нескончаемой вереницей дверей. По нему троица проследовала до комнаты, служившей, как понял пилот, местом проведения допросов. В просторном кабинете за огромным столом сидели два китайских офицера. Один — в очках, пожилой и лысеющий. Другой — молоденький и худощавый.

— Садитесь, — приказал на сносном русском языке тощий.

Пленный уселся на стул, отстоящий далеко от стола — едва не в центре помещения. Очкастый промяукал какой-то вопрос, а молодой озвучил:

— Ваше звание, должность, фамилия, имя?

— Я хотел бы прежде уточнить, — спокойно проговорил майор, — на каком основании меня поместили в тюрьме? И известно ли обо мне в посольстве СССР?

Переводчик, усмехнувшись, задал те же вопросы сидевшему рядом толстяку. Тот что-то нервно ответил и моложавый повторил:

— Мы сообщим о вас… Но нам необходимо прежде кое-что выяснить… Итак: звание, должность, фамилия?

«Они сейчас хозяева положения… — вздохнул пилот, — кому кроме них известно, что я жив и нахожусь здесь, в этой долбанной тюряге!?»

Вылетавшие на задания экипажи, документов с собой не брали. Все, что оставалось у Берестова — офицерский знак с личным номером, пропавший с шеи вместе с цепочкой ещё на подлодке. Но вряд ли выбитые на металле цифры, могли что-то сказать любопытным китайцам.

— Старший лейтенант Иван Петров. Помощник командира корабля.

Переводчик доложил ответ следователю.

— На каком типе вы летаете?

— Ту-16… — пробормотал пленный, зная, что подобная музейная техника их вряд ли заинтересует.

— Какое выполняли задание?

— Учебный полет по маршруту.

— Звание и фамилия командира вашего экипажа? — продолжали допрос узкоглазые собеседники.

— Майор Александр Покрышкин.

— Как называется ваш аэродром, и где он расположен?

— «Кневичи», — врал напропалую Владислав, озвучивая второе название гражданского аэропорта под Владивостоком, — находится на окраине города Артем.

— Авиационная часть и её состав?

— Отдельная учебная эскадрилья, десять самолетов…

Через два часа, получив добрую сотню столь же идиотских ответов, следователь приказал отвести летчика обратно в камеру. Выдумывал пилот незатейливо, на ходу выуживая из головы всевозможные нелепицы. Китайским офицерам пришлось по душе отсутствие упрямства у русского, и они, видимо в награду за сотрудничество, приказали его хорошенько накормить. Более того, спустя полчаса в камеру пожаловал врач. Он измерил Берестову температуру, давление, осмотрел колено и наложил пахнущую травами мазь.

Но через день за Владиславом пришли снова и отвели в тот же кабинет, усадив на тот же стул. Теперь глазки следователей сверкали злобой, а позади майора встали две верзилы с дубинками, без малейших признаков интеллекта на лунообразных, желтых лицах.

«Кажется, дошло, что я вру, — сообразил Влад, косясь на тупых охранников, — что делать — хорошая выдумка тоже искусство! Придется учиться экстерном…»

— Шутник вы однако… Или нам показалось? — съязвил тучный китаец через переводчика. — Как выражаются в советских следственных органах: горбатого лепите? В несознанку поиграть хотите? Может быть, полагаете, что информация, поступающая от вас, не проверяется? Напрасно…

«Эрудит хренов… — выругал про себя представителя азиатской разведки Владислав, — не иначе как в КГБ стажировался… Это осложняет дело — у нас хорошему не научат…»

— На каком основании вы подвергаете меня допросам и пытаетесь получить сведения, представляющие государственную тайну? Я попал в руки ваших подводников на нейтральной территории, а вовсе не был схвачен в китайских водах! Я не понимаю, почему ко мне относятся как к военнопленному и применяют допросы…

— Я давно имею дело с такими как вы, — перебив, злорадно прошипел очкастый, — и, поверьте, будет лучше, если мы услышим о том, что нас интересует. Искренне советую не упираться и не выдумывать ерунды. А там уж мы решим, вернуть вас на Родину, или…

— Или что? — Берестов пристально и вызывающе смотрел ему в глаза, не обращая внимания на поигрывающих дубинками амбалов.

— А кто знает о нашей находке?.. — глядя в глаза пленника, ухмыльнулся потный толстяк, — самолет потерпел аварию. Кроме вас — полуживого, моряки обнаружили только три трупа. Их, видимо, уже похоронили… Вы какое-то время будете числиться пропавшим без вести, а затем, рядом с могилами товарищей, появится бутафорский холмик и с вашей фамилией. Если разобраться — положение завидным не назовешь! Так что заканчивайте валять дурака и отвечайте. Альтернативы все равно нет: либо, не добившись своего, мы вынуждены будем навсегда скрыть следы вашего здесь присутствия, либо, если станете посговорчивее — дадим шанс, по крайней мере, остаться живым…

Через час летчика втащили в камеру и бросили на пол. Он говорил лишь о том, что никак не относилось к секретной информации. На другие — излишне прямые и любопытные вопросы Влад отвечал: «Не знаю…»

Охранники потрудились дубинками на совесть — майор с трудом приподнялся и упал на лавку. Синяки и опухоли появлялись по всему телу — на руках, на ногах, на лице… Но более всего пострадали плечи и спина. Его запястья во время избиения оставались схваченными наручниками и единственное, что он мог — согнувшись, прикрывать больное колено. Лежать теперь пилот мог только на животе. Повозившись, он, наконец, устроился и пробыл без движения несколько часов. Заснуть не удавалось — тело нестерпимо ныло. Прикрыв глаза, Берестов опять вспоминал мать, друзей, родной город… Размышлял о странностях и перипетиях судьбы…

«Я рано ликовал, взяв прикуп… Да, в нем оказались карты одинаковой масти. Но, похоже, это мелочь — семерка, восьмерка… И вовсе не к моим козырям… Это пригодилось бы в другой раз — к мизеру! Сплошь пошла непруха… Что толку было радоваться удачному приводнению и возвращению с того света, если с жизнью придется расстаться в застенках…»

И без того скудную кормежку принесли лишь на следующий день. Врач более не появлялся. Следователи на несколько дней забыли о нем, как будто потеряли всякий интерес. «На долго ли? Чего ради им тогда держать меня здесь? — угрюмо рассуждал Владислав, понимая правоту слов толстого разведчика, — если они не получат интересующих сведений, шансов выжить у меня не останется».

Несмотря на толстые тюремные стены и отсутствие окон, он часто слышал доносившийся звук авиационных двигателей и шум винтов. С аэродрома его везли в стареньком автобусе всего несколько минут. Из этого уже напрашивались кое-какие выводы: «Тюрьма наверняка находится внутри, хорошо охраняемой, военной базы, где-то по соседству с аэродромом… В центре обширной страны целесообразно размещать только стратегическую авиацию. У этих не шибко богатых и продвинутых ребят, помниться, с ней — напряг. Следовательно, раз самолет летел на северо-восток, субмарина подошла к берегу не в южной, а в восточной части страны. И, скорее всего, я сейчас нахожусь на территории узкого китайского аппендикса, затесавшегося между Северной Кореей и советским Дальним Востоком. Какие там у них были города?.. Господи, верни двоечнику память… Кажется Харбин!»

Но даже более точные координаты местоположения военной базы, вряд ли могли как-то повлиять на сроки содержания под стражей и в целом на дальнейшую судьбу. Но, тем не менее, надежды Берестов не терял…

Целыми днями он, неспешно копаясь в своих воспоминаниях, размышлял о дорогих ему людях, о красивом городе на берегу Волги, где прошли детство и юность, об учебе в военном училище, о первых шагах в небе… Мысли об этом согревали душу и не давали отчаянию взять верх в безвыходной и, казалось, критической ситуации.

«Надо что-то придумать… — морщил лоб и напрягал фантазию майор, — иначе я навеки сгину в печально известных китайских тюрьмах».

Скоро допросы возобновились с ужасающим постоянством. Его отводили в кабинет к следователям раз в неделю. Тактику очкастый толстяк избрал примитивную, но довольно болезненную… Отныне верзилы били пленного не абы как, а старались угодить дубинками по нездоровому, и без того опухшему колену. После очередного допроса в камеру наведывался лекарь и, осмотрев следы изуверств, минут тридцать производил оздоровительные манипуляции. Он делал какие-то уколы, осторожно втирал мази… Боль не отпускала, но гематомы и прочих неприятностей не образовывалось, хотя дотронуться до сустава дня три-четыре было невозможно. Молодой организм пока справлялся и через неделю — на очередной допрос, он ковылял самостоятельно. И все повторялось сызнова…

Скоро Владислав начал привыкать к установившемуся распорядку. Синяки не сходили с тела, но чувствительность слегка притупилась. Во время экзекуций он старался лишь прикрыть от дубинок колено, скрипя зубами, в ожидании окончания пытки. Изощренный следователь, не обнаруживая положительных сдвигов в сознании летчика, иногда терял терпение и били Берестова гораздо дольше… Через три месяца летчик без посторонней помощи передвигаться уже не мог…

Чувство к Александре неумолимо росло. Болезненные сожаления о не сложившихся отношениях с Настей постепенно вытеснялись из сердца, уступая место столь же сильному влечению к другому человеку. Старшая из сестер последовательно, шаг за шагом, уходила со «сцены», оставляя право на главную «роль» — младшей…

Прощаясь в пятницу с неожиданно нагрянувшими гостями, Берестов, чуть задержав молодую девушку в прихожей, пригласил её в субботу в клуб.

— Мы не собирались… — растерянно ответила та, но сразу же добавила: — хорошо Влад, я приду…

— Я зайду за тобой, хочешь? Я обязательно за тобой зайду…

Кивнув на прощание, Саша, весьма удивленная его приглашением и настойчивостью, ушла. Остаток вечера Владислав просидел на диване, не отрывая озадаченного взгляда от того места — у балконной двери, где недавно стояла девушка…

«В ней есть нечто совершенно особенное, — размышлял пилот, проснувшись субботним утром и не торопясь вставать с постели, — нечто такое, чего нет даже в Анастасии. Абсолютная доверчивость… Безмерное стремление идти за своим счастьем не оглядываясь… Сказал бы я другой: подожди — подумаю малость… Вот разберусь с любовью к твоей сестре… На ракетный залп не подпустила б больше!

Да, — не говорил я Александре такого. Но вижу ведь — все поняла без слов и простила…»

И опять Берестов, не находя места, полдня метался по пустой квартире. Не сумев дождаться нужного часа, он отправился в соседний дом раньше…

— Здравствуй Влад! Проходи… — приветливо улыбнулась открывшая дверь Настя и доверительно зашептала: — наша девочка едва ли не с утра готовится к твоему приходу. Она сейчас в ванной… Подожди в зале.

Войдя в комнату, майор пожал руку Максиму и уселся в предложенное кресло. По телевизору шла очередная серия «Семнадцати мгновений весны» и капитан, оторвавшись от экрана, признался:

— Наверное, в пятый раз смотрю… Артисты играют — загляденье!

— Да, фильм не первой свежести, но по-прежнему захватывает…

Владислав как-то был уже у Лихачевых дома, помогая однажды дотащить тяжелые сумки от автобусной станции. Сейчас он подробнее рассматривал своеобразный интерьер и уютную обстановку квартиры, созданную воображением и фантазией Анастасии…

Вернувшись с кухни, хранительница местного очага принесла только что сваренный черный кофе и подала мужчинам чашки. Макс сделал первый глоток и, вновь увлекшись фильмом, забыл о напитке…

Короткий домашний халатик не скрывал красивых, ровных ног Насти, и пилот невольно засмотревшись на девушку, тоже запамятовал о кофе. Перехватив его взгляд и, незаметно погрозив пальцем, девушка лукаво улыбнулась:

— Раз мы решили остаться только друзьями — не трать понапрасну желание. Да и зря ты любуешься мной… Мы с сестрой занимались художественной гимнастикой, правда в разных возрастных группах… Но, она до сих пор не оставила оного увлечения. Относиться серьезно, побеждает на соревнованиях. И смею тебя уверить — у Сашеньки ножки и в целом фигура — гораздо лучше!

Берестов покосился на Макса. Тот с интересом внимал Мюллеру и, переживая за русскую радистку, жену совершенно не слышал. И все же, обсуждение столь занятной темы, Влад решил отложить. Тем более что в зал, тихо ступая по полу босыми ногами, вошла Александра, халатик которой, был ещё короче… Она на ходу вытирала полотенцем волосы и не догадывалась о поджидавшем приятеле. У пилота перехватило дыхание, прежде чем Анастасия, подмигнув ему и сделав небольшую паузу, негромко позвала:

— Сашенька-а… Очнись, у нас гости.

Девочка выглянула из-под большого полотенца и, смутившись, тут же выпорхнула из комнаты.

— Ну, вот… Кажется, я вогнал её в краску… — проворчал Берестов.

— Это не в счет… Ну, — успел заметить какие ножки! Вот и любуйся ими на здоровье… — улыбнулась приятная собеседница и по-доброму, тихо произнесла: — она будет очень довольна тем, что ты пришел раньше. И вообще я искренне рада за вас! Дай вам Бог…

Настя постучала согнутым пальчиком по деревянному столу.

— В дверь, что ли стучат!? — встрепенулся Макс, на секунду оторвав взгляд от Шеленберга, говорившего голосом кота Матроскина.

— Сиди дорогой. Мы откроем…

Младшая сестра, одевшись, вскоре вернулась. Ее глаза действительно излучали радость и волнительное ожидание предстоящего вечера.

— Вы посидите у нас до начала, или погуляете? — спросила Анастасия.

Влад вопросительно посмотрел на девушку, присевшую рядом, но та неуверенно пожала плечами и молчала.

— Ясно… — кивнула старшая сестра и пояснила другу: — Сашенька сегодня собирается пойти в клуб в новом вечернем платье, но для улочек военного городка оно мало подходит… Тогда сделайте так: погуляйте, а перед танцами она зайдет — переоденется…

«Все так хорошо складывается… Но слишком поздно», — с грустью рассуждал Берестов, когда они, выйдя из подъезда, шли по тенистой аллейке.

— Когда ты уезжаешь?

— В середине следующей недели…

Владислав тяжело вздохнул:

— Вечеров остается — на перечет…

— Я могу приехать зимой, — радостно предложила Саша, вспомнив о предстоящих коротких каникулах и почти шепотом добавила: — если ты, конечно, захочешь…

Влад сам взял её под руку и внезапно почувствовал прокатившуюся по телу волну необъяснимой нежности к милому, столь доверчивому созданью. И позже — спустя два часа, в полумраке огромного зала дома офицеров, он уже иначе — совсем не так как несколько дней назад, смотрел на Александру. Элегантное, длинное платье из темно-бордового бархата с открытой спиной, лишь подчеркивало неотразимую красоту девушки и придавало неповторимый шарм, заставлявший всю присутствующую на вечере мужскую половину в восхищении провожать её взглядами и завидовать шедшему рядом Берестову.

— Вы позволите пригласить вашу девушку? — отвлекали назойливые, молодые офицеры.

— Извините, на этот танец я её уже пригласил… — отвечал он, не глядя в их сторону и не выпуская руки Саши.

Пряча благодарную улыбку и, затаив дыхание, она снова делала шаг в его объятия…

Александра не могла не почувствовать перемену в отношении к себе. Совсем по-другому — чуть поглаживая, Владислав бережно держал её ладонь, стоя рядом в ожидании первых аккордов музыки. С невероятной теплотой и лаской обнимал во время танца. Внимал каждому слову и никого вокруг, кроме нее, не видел…

В этот замечательный вечер они мало разговаривали — трепетному дыханию и так не хватало воздуха. Слишком необычными, удивительными и яркими оказались новые, внезапно захватившие ощущения. Но незадолго до окончания их первого, по-настоящему счастливого свидания, майор, чуть касаясь тонкой талии девушки и, понимая, как немного осталось у них возможности побыть вместе, прошептал на ухо:

— Сашенька, если у тебя нет планов на завтра…

— Влад… — не дожидаясь, разгорячено зашептала в ответ Александра, — ты мог бы сам распорядиться моими планами на последние дни?

— С удовольствием… — ответил он, коснувшись на миг щекой её виска.

На улице уже совсем стемнело, когда утомленные пары, разбредались по гарнизонным квартирам. Яркая луна пряталась за листвой деревьев и не освещала асфальтовых дорожек. Берестов осторожно вел Сашу подруку, провожая домой. Поднявшись по лестнице до пятого этажа, влюбленные остановились у двери. Девушка застыла с поникшей головой, не решаясь нажать на кнопку звонка. Держа её теплую ладонь, Владислав негромко говорил:

— Давай проведем весь завтрашний день вместе… Хочешь, съездим во Владивосток? Или, просто сходим на речку — это недалеко… Купаться там нельзя — вода ледяная, но очень красиво! Ты видела нашу горную речку? В понедельник, если захочешь, я обязательно отпрошусь со службы… Во вторник не знаю — отпустят ли…

Александра слушала, глядя куда-то под ноги, и не могла сдержать счастливой улыбки. Вдруг в глазах заиграли озорные искорки. Подняв свободную руку, она дотронулась до его щеки, провела по волосам… Влад хотел сказать многое, но, осекшись, замолчал…

— Приходи завтра, как проснешься… Мы что-нибудь обязательно придумаем. Хорошо?

— Сашенька… — только и сумел он выговорить, но та уже звонила в дверь…

— Познакомься… Это моя «Лань», — отрекомендовал Берестов, подведя Александру к своей машине.

Девушка с улыбкой обошла старенькие белые «Жигули» шестой модели и, ласково погладив капот, сказала:

— Симпатяга… И пятнышки как у оленя…

Кузов автомобиля действительно пестрил пятнами краски всевозможных, светлых оттенков. Местами подваренные крылья, капот, да и крыша претерпели множеством попыток ремонта и латания, впоследствии подкрашенных обычной кистью… Но в целом «Лань» выглядела довольно сносно и ездить на ней было ещё не стыдно.

— Прошу… — Владислав раскрыл перед Сашей переднюю правую дверцу.

Через пару минут они выехали за пределы гарнизона и взяли курс на Владивосток…

— Мне подарил её первый инструктор, — рассказывал майор историю машины, поглядывая то на прекрасную пассажирку, подставлявшую счастливое лицо ветру, то на несущуюся навстречу дорогу, — три года назад он, уволившись в запас, уезжал на Запад. Деньги за неё не хотел брать ни в какую. «Друзей, — говорил, — не продают!» Вот и пришлось принять, как подарок…

— Вы, должно быть с ней быстро подружились?

— Она может иногда слегка обидеться, но отходчива. Совсем как ты…

Молодые люди, переглянувшись, рассмеялись…

День одарил их чудесной солнечной погодой. «Лань» резво неслась по шоссе вдоль побережья Амурского залива. Над темно-синей рябью спокойного моря надменно возвышались ослепительно белые паруса яхт. Слабый ветерок едва надувал косые треугольники, и экзотические суда лениво скользили галсами по обширной акватории.

Миновав пригород, автомобиль слегка сбавил скорость, попав в интенсивное городское движение. Попетляв по кривым улочкам, Влад остановил «шестерку» недалеко от центра.

— Тебе уже показывали город? — поинтересовался он у девушки.

— Мы бывали здесь с Настей и Максом, но приезжали на электричке и, как правило, торопились, — объяснила она, беря кавалера под руку.

— Тогда начнем подробную экскурсию! Перед вашим взором ресторан «Золотой рог», стены и потолок которого, ещё хранят отметины от выстрелов благовоспитанных, но пьяных офицеров белой армии…

— Ого! Лихо резвились в то время…

— Это точно… Подводную лодку с местной «Авророй» видела?

— Да, там мы были… «Аврора» — это такой маленький катерок-музей?

— Совершенно верно, — «Красный вымпел». Водоизмещением тонны полторы. Тогда пойдем в другую сторону…

Они свернули влево и не спеша направились к Спортивной гавани. Пройдя по короткой набережной, вдоль пляжа и деревянных причалов, Влад с Сашей оказались у входа в дельфинарий. Купив билеты, пилот осторожно провел девушку по мосткам к отгороженному от залива небольшому бассейну. С полчаса они с удовольствием любовались игрой в мяч трех очаровательных белух. Затем, съев по порции мороженого, парочка зашла в кинотеатр, зазывавший зрителей огромными афишами, развешанными на широком фасаде…

Весь сеанс Владислав, ласково поглаживая, держал её руку. Александра в ответ иногда легонько сжимала пальчиками ладонь молодого человека и тогда он, поворачивая голову, смотрел на нее. Но девушка, глядя на экран и едва сдерживая улыбку, делала вид крайней увлеченности незатейливым сюжетом. На самом деле обоим было совершенно не до фильма, и занимательная игра продолжалась, пока в зале не зажегся свет…

Потом они обедали в уютном ресторанчике «Арагви», шутя и смеясь над чем-то. Снова ели мороженое, гуляли по длинному скверу…

Берестов, в общении с Сашенькой, чувствовал небывалую легкость и свободу. Его внешность, обаяние и манеры и до этого никогда не давали осечек. Но с ней, пожалуй, впервые в жизни ему не требовалось напрягаться и включать на полную мощь обходительность, внимание и чуткость. Сердце само подсказывало и направляло. И он, подчас неосознанно, делал все, чтобы девушке было хорошо и приятно. Она и вправду ощущала себя на седьмом небе и даже не пыталась скрыть этого…

«Александра ведь видела тогда, что я один в форме, в каком-то убогом кителе среди разряженных в дорогие джинсовые костюмы молодых лейтенантов. И все же подошла именно ко мне… — думал Влад, с любовью глядя на нее, — Боже… это, должно быть, Знак свыше… Какое же счастье, что ты тогда подошла…»

Возвращались они поздно вечером. Шоссе, освещенное светом фар «Лани», монотонно бежало навстречу. Молодые люди продолжали о чем-то говорить, зачарованно глядя вперед, на серо-желтый асфальт. Он расспрашивал об учебе, о художественной гимнастике, о Саратове… Девушка негромко, но подробно обо всем рассказывала. Когда до военного городка оставалось минут двадцать, Сашенька неожиданно притихла. Бросив взгляд вправо, Владислав, как можно плавней сбросил газ и потихоньку остановился на обочине. Словно продрогший маленький ребенок, она, сложив на груди руки и повернув голову набок — к нему лицом, безмятежно спала.

— Какая же ты ещё девочка… — еле слышно прошептал Берестов, любуясь очаровательным созданием и стараясь не шевелиться.

Осторожно протянув руку к правой дверце, он бесшумно, поднял стекло. Затем повернулся назад и, с трудом дотянувшись, достал свою ветровку. Аккуратно накрыв ей девушку и улыбнувшись, снова тронулся в путь. Однако теперь он не гнал, а вел машину так, будто вез на капоте бесценную хрустальную вазу. Вместо двадцати минут, оставшаяся дорога до гарнизона, заняла почти час…

«Достанется мне от Насти… — предчувствовал Влад, — ну, зато Сашенька вздремнула».

Подъезжая к дому Лихачевых, дальний свет вырвал из темноты силуэт встревоженной Анастасии. В наброшенной на плечи легкой куртке, она прогуливалась вдоль длинной пятиэтажки в ожидании подзадержавшихся путешественников. Плавно притормозив у подъезда и выключив двигатель, пилот высунулся в окно и приложил указательный палец к губам. Старшая сестра, подойдя вплотную к автомобилю, все поняла и заулыбалась. Владислав как можно бесшумнее вылез из «Лани»:

— Мы бы раньше вернулись, — начал он шептать, оправдываясь, — но пришлось ехать медленно…

— Да ладно тебе, вижу… — ответила ещё тише Настя, — я только из-за твоей «безотказной» машины за вас волновалась.

— Что делать-то будем?

— Я пошла домой… А ты как разбудишь её — прощайтесь и пусть тоже поднимается. Только до утра не сиди возле нее… — улыбнулась на прощание девушка.

Охранять сон Александры долго не пришлось. Вскоре завозившись, та открыла глаза и, сообразив, что они уже на месте, спросила:

— Давно стоим?

— Нет, только что приехали…

Заметив ветровку, заботливо прикрывавшую её от вечерней прохлады, она взяла его ладонь и на распев, наслаждаясь именем, протянула:

— Вла-ад…

Этим вечером настала очередь игривого настроения Берестова. Он протянул руку и нежно погладил её волосы. Девушка не возражала. Скорее, наоборот — от удовольствия прикрыла глаза и лишь сильнее сжала ладонь молодого человека…

— Завтра я сбегаю на построение — отпрошусь и поведу тебя в поход на речку. Форма одежды — произвольная, не возбраняется одеть купальник…

— Я буду ждать тебя с самого утра…

7

Еще через месяц, устав таскать на себе Берестова в комнату допросов, охранники выдали ему палку, а следом и настоящий, тяжелый костыль. Вел он себя спокойно, агрессии не проявлял, и подобное доверие со стороны тюремной администрации выглядело вполне оправданным. Две недели майор кое-как перемещался по протяженному коридору до зловещего кабинета экзекуций, но потом не помогли и приспособления для инвалидов. Колено распухло ещё больше и, похоже, началось серьезное воспаление. У ноги — ниже сустава, исчезла прежняя чувствительность, на неё уже невозможно было толком опереться, а боль немного стихала лишь в горизонтальном положении. Несколько раз подскакивала температура, и встать с деревянной лавки он вообще не мог. В такие дни, показывая солдату, разносившему еду, на опухоль, Влад жестами просил пригласить к нему доктора. Через час в камере появлялся старый медик с морщинистым, высохшим лицом…

Положение становилось все более опасным и вскоре следователю пришлось на время приостановить инквизиторскую работу, отдав подопечного в полное распоряжение тюремного эскулапа. Узкоглазый врач знал свое дело неплохо. В старом коричневом чемоданчике хранились, в основном экзотические мази, благоуханные настои и не весть какие масла. Вряд ли кто-то, помимо странного провизора, мог разобраться в огромном количестве пузырьков, тюбиков, баночек, располагавшимися строгими рядами — каждый в своей ячее. По несколько часов в день, колдуя над конечностью Владислава, китаец менее чем за месяц добился ощутимого результата. Воспаление ушло, опухоль стала резво спадать и боль уже не беспокоила так часто…

Но пилот теперь не торопился выказывать терпимое состояние. Днем, когда кто-то входил в его камеру, он продолжал лежать, притворяясь: гримасничая и морщась от боли. Ночью же старательно разминал больное колено, неслышно вышагивая по каменному «мешку». Ходить получалось довольно сносно.

Очкастый разведчик с тощим переводчиком пока не донимали, и в голове офицера стало созревать нечто, похожее на план побега… Часами возлегая на жесткой лавке, он сосредоточенно обдумывал все мелочи, варианты и шансы на успех. Примерно через месяц, «каникул» от побоев, Берестов четко знал, что нужно делать. Но необходимо было опробовать, отрепетировать и проверить многое, прежде чем начать реализацию задуманного. В одну из ночей, он приступил к первому эксперименту…

— Мы ещё посмотрим, такая ли уж мелочь оказалась в пришедшем прикупе… — стиснув зубы и вставая с деревянного ложа, процедил Влад.

Подойдя к массивной двери, он, что есть силы, двинул по ней костылем, аккуратно положил свое орудие у порога и быстро лег на лавку. Через минуту в коридоре послышались шаги, и пилот поспешил издать звук, похожий на стон. Охранник открыл соседнюю камеру, затем, убедившись, что шум исходил не оттуда, заглянул к нему…

— Товарищ… Камрад… Гнида… — артистично стонал Владислав, показывая пальцем на колено и корчась от боли, — позови этого долбанного аптекаря… Не видишь, — помираю!

Обескураженный тюремщик поднял костыль и, поставив его к стене рядом с лавкой, что-то попытался объяснить. Затем, сочувственно пожав плечами, запер дверь и удалился… Майор, попричитав для приличия с минуту, замолчал.

«Ладненько… Годиться! — заключил он, — первый акт спектакля прошел на бис…»

Театрализованное представление требовалось и ещё по одной причине. Если докторишка доложит очкарику о том, что больной поправляется и жалоб не высказывает, тот неминуемо продолжит «творческие» изыскания в области однообразных пыток. Навсегда с ногой расставаться не хотелось…

Лекарь явился рано утром. Внимательно осмотрев симулянта и как следует прощупав сустав, он услышал от подопечного несколько вскриков. Озадаченно почесав плешивую голову, старый китаец снова раскрыл заветный чемоданчик, и исцеляющие процедуры возобновились…

Толстый следователь, имея, видимо, соответствующие приказы и сроки по вышибанию ценных сведений, торопил представителя нетрадиционной медицины. Несколько раз он наведывался в камеру самолично и наблюдал за ходом лечения. Трижды была проведена «выездная сессия» — допросы проводились непосредственно в чуланчике, но без применения радикальных средств ведения «переговоров». Очкастый разведчик вновь терял терпение…

Следующий ночной «бунт», с просьбой немедленно вызвать медицинскую помощь, Берестов повторил через неделю. На сей раз, для пущей убедительности, он сполз на глазах изумленного охранника на пол и корчился от «ужасающей» боли на холодных камнях. Врач прибыл спустя час…

«Срабатывает! Ночью тюремщик приходит один! — сделал важное для себя заключение летчик, ложась на место, после ухода солдата, — либо они меня всерьез уже не воспринимают, либо — у них ночью дежурит мало людей. И то, и другое — на руку…»

Вооружена тюремная охрана была не столь впечатляюще, как те, кто нес службу по периметру огромной военной базы. Об этом Влад догадался после первых же наблюдений. Несколько раз, проходя под конвоем по коридору, он встречал вояк, привозивших в тюрьму очередных арестантов. У тех из-за плеч торчали «калаши», или старые карабины. На ремнях мотались подсумки с рожками, «стечкины», или «ТТ» и длинные штык-ножи собственного, китайского образца. Солдаты же внутренней охраны носили на ремнях дубинки, наручники и у каждого висела небольшая кобура с маленьким, словно игрушечным пистолетом, неизвестной Владиславу системы.

«В их дежурке, наверняка, имеется сейф с более серьезными стволами, — рассудил он, проходя как-то мимо „аквариума“ и стараясь заглянуть внутрь. — Не может быть, чтобы на случай тревоги они бегали по здешним коридорам с этими детскими пукалками. Но законы в их стране, насколько я слышал, чрезмерно строгие. Значит, и дисциплинка получше. Возможно, избалованная смирным поведением заключенных охрана и не помнит случаев волнений, или побегов из оного могильника… Хорошо бы, если так! Дай мне Бог…»

Когда Владислав, подсчитав срок пребывания на китайских нарах, отметил на ребре лавки двадцатую неделю, потный очкарик перешел в решительное наступление. Устав ждать выздоровления русского пленного, или, скорее, заподозрив в нем жреца Мельпомены, грузный следователь приказал доставить пилота в кабинет допросов…

— Начнем… — скомандовал представитель разведки и кивнул юркому, маленькому офицерику.

Тот стал быстро подсоединять какие-то провода к рукам, голове и груди майора.

«Здрасте! Ну, вот и до Полиграфа Полиграфыча дело дошло… — догадался Берестов о кознях мучающихся любопытством сатрапов, — попросили б, и так сказал бы — где вру, а где обманываю…»

Вопросы озвучивались все те же. Только теперь ответы обрабатывались по несколько минут, и процедура допроса затянулась на долгих пять часов.

«Вы коммунист? Нет… Вы бывали на Лубянке? Нет… Вы знаете Зарокова? Не знаю я никакого Зарокова!» — вспоминал Влад шедевр отечественного кинематографа и отвечал примерно в том же стиле.

По окончанию устной тягомотины, его отвели в камеру и почему-то очень неплохо покормили. В мясном бульоне плавало немного риса и овощей. Подали даже второе и зеленый, сладкий чай.

«Господи… — недоумевал летчик, — детектор у них, что ли неисправный. Ошеломил, наверное, результатом — показав, что я правдив как Иисус!»

Он ошибался. В этот знаменательный день вождь китайского пролетариата праздновал юбилей. А по великим праздникам в Поднебесной так сносно кормили всех. Даже смертников — за час до казни… Детектор лжи был абсолютно исправен. В этом он убедился, когда следователь, получив расшифрованную характеристику ответов пленного, ворвался в камеру со своими цепными верзилами. Били, на сей раз, с небольшими перерывами, минут тридцать.

«Что, свинья свинская? Узнал подробности?» — спрашивал про себя Владислав взвинченного толстяка и стискивал зубы от очередного удара.

Колено хоть и получило пару прямых попаданий, все же сильно не пострадало. Но возврат к былой схеме допросов оптимизма не добавлял.

— На завершение вашего лечения, я дал врачу двое суток! — прокричал через переводчика потный, взбешенный китаец и зловеще добавил: — вас, любезный — забьют насмерть палками, если не одумаетесь в самое ближайшее время! Я, наконец-то, получил на это мандат сверху…

Именно эти слова и сподвигли Влада к началу уже хорошо продуманной операции. Терять все равно было нечего…

«Лучше уж словить пулю в коридорах этой „Брестской крепости“, чем корчиться в агонии от побоев!» — решил он и приступил, дождавшись ночи…

«Это более серьезно, чем я мог предположить… — удивляясь, рассуждал Берестов, подходя к дому Лихачевых, — уж и Настю воспринимаю просто как очень хорошего человека, как друга, как её сестру, но не более… Все мысли заняты только Сашей!»

Владислав, будучи холостяком, не имел нескончаемого вороха бытовых проблем, неизменно сопровождавших жизнь многих женатых офицеров. Поэтому, его редкие обращения к комэску с просьбой о внеочередном выходном, сбоев, как правило, не давали. И на сей раз, подойдя к грозному на вид подполковнику, он легко получил разрешение отправиться по своим делам…

Дверь открыла Александра и, радостно поприветствовав его, мягким голосом доложила:

— Я готова, Влад…

— Вы опять на целый день? — поинтересовалась улыбчивая Анастасия, подавая корзину с заботливо приготовленными продуктами.

— Как Саша решит… — ответил майор, укладывая между свертков купленную по дороге бутылку шампанского и поглядывая на её младшую сестру.

Но девушка, неопределенно пожала плечами и, вспомнив о чем-то, юркнула в комнату.

— Чуть купальник не забыла… — пояснила она, сразу же вернувшись и протягивая маленький пакетик.

Август выдался на удивление жарким и солнечным. Александра будто специально подгадывала приезд, ожидая, когда над Приморьем начнет медленно проплывать череда океанских антициклонов, несущих ясную и тихую погоду. Палящий зной спадал лишь к вечеру, накрывая города спасительной прохладой и давая людям передышку. Даже вода в быстрой горной речке, в иные годы редко прогревавшаяся выше десяти градусов, сейчас была отрезвляюще прохладной, но терпимой…

Молодые люди медленно вышагивали по таежной тропинке, любуясь великолепной природой, и наслаждаясь обществом друг друга. Едва заметная дорожка меж кедров и лиственниц оказалась узкой — идти рядом было не совсем удобно. Необходимости держать девушку под руку, казалось, тоже не возникало. Но Владислав, тем не менее, шел рядом, нежно прижимая к себе локоть Саши, и не хотел отпускать её ни на шаг.

Скольких девушек и молодых женщин водил он раньше под руку… Но впервые Берестов, ощущал волну непомерной нежности к своей спутнице. Взгляды, поведение, весь её вид говорили об абсолютном доверии к нему. Рвавшиеся наружу эмоции Александра старалась сдерживать и вуалировать, но молодой человек все же видел — ей хорошо с ним и она весьма довольна происходящим.

Вскоре они подошли к узкой бурлящей излучине реки и встали, держась за руки, у края невысокого обрыва.

— Господи, до чего же красиво… — прошептала Саша, любуясь противоположным берегом, покрытым густыми зарослями папоротника.

— Чуть выше по течению река шире и спокойнее, — объяснил Влад, — там есть замечательное, тихое место. О нем мало кто знает…

Небольшая зеленая полянка, ограниченная с трех сторон толстыми стволами деревьев и переходящая ближе к реке в каменистый, пологий пляж, сразу понравилась девушке. Она по-хозяйски расстелила большое покрывало и стала выкладывать провизию. Владислав, разувшись, подошел к берегу и, закатав до колен старые, потертые джинсы, стал медленно заходить в воду…

— А меня возьмешь?.. — послышалось сзади.

Пилот вернулся к Александре и попробовал отговорить:

— Холодновато там Сашенька…

— Но мы же быстро… — девушка умоляюще смотрела ему в глаза.

— Ну что с тобой делать, переодевайся… — вздохнул он, подавая пакетик с купальником и отворачиваясь, — вот заболеешь, не дай Бог — задаст мне Настя…

— Не задаст — она добрая. А если заболею — отъезд отложится по уважительной причине…

Берестов, не найдя что ответить, промолчал. Через минуту Саша предстала в открытом купальнике и направилась по крупной гальке к реке. Медленно раздеваясь, Влад поглядывал на девушку, любуясь её великолепными формами, идеальной фигурой и с чувством полностью удовлетворенного мужского самолюбия, размышлял: «Пожалуй моя барышня даст фору любой журнальной модели… И ведь надо же, — она рядом и мое общество ей, кажется, приятно… Обалдеть…»

Оставшись в одних плавках, он подошел к реке. Александра, вслед за ним — стараясь не отставать, отважно зашла в холодную воду. Всего несколько минут они плескались и плавали рядом, но этого хватило, чтобы основательно продрогнуть.

— А на другой берег?.. — с надеждой спросила девушка чуть посиневшими губами, когда молодой человек, взяв её за руку, решил закончить купание.

— Нет уж милая… Я, конечно, рад был бы, если твой отъезд состоялся бы позже, но не такой же ценой…

Саша стояла в центре полянки — на солнцепеке, но согреться никак не могла. Быстро достав из корзины большое полотенце, он накрыл её плечи и, осторожно обнял. Все ещё продолжая дрожать, она прижалась к его груди и постепенно пришла в себя. Но Владислав ласково поглаживал плечи, спину девочки и та не торопилась прерывать это удовольствие. Казалось, она готова была простоять так до вечера. Сняв заколку с её головы, он рассыпал длинные мокрые волосы поверх полотенца, затем, приподнимая и целуя темные прядки, чувствовал, как она то замирает — задерживая дыхание, то трепетно вздымает грудь…

«Так, товарищ Берестов… — с некоторым отчаянием подумал пилот, — ещё минута подобной близости, и вся моя сознательность начнет давать трещины. Но Александра совсем не тот человек, с которым можно и нужно форсировать события. Слишком дорога она мне! Да и не так я себе это представлял… Нет…»

— Не пора ли нам выпить шампанского? — пробормотал он.

— Пойдем, стол накрыт… — ответила она с готовностью.

Поздний завтрак на свежем воздухе, несущем в себе аромат хвои, казался на удивление вкусным. Чокаясь походными стаканчиками, они пили из них шампанское, ели ещё теплые пирожки, хрустели спелыми яблоками. Саша сидела на самом уголочке покрывала, подобрав под себя ноги, Влад полулежал, едва не касаясь её руки щекой.

— Как я тогда неправильно поступила… — почти прошептала, сокрушенно качая головой, девушка, — вот уж воистину глупость. Сколько мы упустили дней…

— У нас все впереди, — улыбнулся он, — не расстраивайся. А произойди тогда все по-другому — могли ведь и вовсе не познакомиться…

Она с ужасом посмотрела на молодого человека и поежилась, будто по спине пробежал озноб. Владислав, заметив реакцию девушки, чуть пододвинулся и, улегшись на спину, положил голову ей на колени…

— Не возражаете? — спросил он, заметив, как та вся напряглась и едва не вскочила на ноги.

Первым, неосмысленным желанием Александры было сразу же отодвинуться, но тут же передумав, она хотела подсунуть ладони под темную шевелюру. Но и этого делать не стала… Глядя куда-то в сторону, юная особа сидела неестественно выпрямившись, замерев, почти перестав дышать, и не зная, куда деть руки. Берестов же, устраиваясь поудобнее, и исподволь наблюдая за Сашей, решил ей помочь:

— У меня в начале октября отпуск. Я мог бы, если захочешь, приехать к тебе в Саратов…

— Конечно… — наконец тихо вымолвила она и отважилась взглянуть на него, — обязательно приезжай…

— Поселюсь, где-нибудь в гостинице, или у знакомых ребят в Энгельсе, на авиабазе. Все вечера и выходные будут в нашем распоряжении.

— Энгельс далековато — через Волгу…

— Я заезжал к ним как-то, помню… Город у вас красивый! Особенно если рассматривать его с моста.

— Да… А я вот в Волгограде никогда не бывала.

— Это исправимо. Я приглашаю тебя в гости. В моем городе после войны осталось поменьше красивых старинных зданий, но есть своя неповторимая прелесть и в Волгограде…

Волнительное напряжение покидало девушку. Чуть склонившись над ним, правой ладонью она стала слегка поглаживать волосы Влада.

— Когда-нибудь, съездим и к тебе… — прошептала она.

— Ты не жалеешь, что мы встретились? — спросил он, прикрывая глаза.

— Нет! Что ты!? — улыбнулась Александра.

То ли в подтверждение своих слов, то ли в порыве нежности, она приподняла от покрывала левую руку и нерешительно, едва прикасаясь, погладила щеку, висок молодого человека…

«Никогда бы не расставался с ней… — думал он, с наслаждением ощущая ласковые прикосновения рук, — Настя в сотый раз оказалась права — это счастье, что мы вместе…»

— Почему ты спросил — не жалею ли я?

— Так… — неопределенно ответил Берестов, — я ведь обычный человек. И действительно имею недостатки.

— Нет… необычный… А ты не жалеешь?

Владислав вместо ответа прижал к губам её ладонь. Она наклонилась над ним ещё ниже, и уже подсохшие длинные волосы образовали вокруг его головы «шатер». Открыв глаза, он увидел лицо Саши совсем близко и, не удержавшись, притянул девушку, припав в поцелуе к чуть приоткрытым, пухленьким губкам… Через мгновение она, тяжело дыша, выпрямилась и отвернулась, глядя куда-то вниз — на зеленую траву. Влад так же едва сдерживал волнительное дыхание и продолжал сжимать её ладонь. С минуту они молчали. Теперь он вдруг испугался, что Александра осудит за торопливость и не сдержанность. Не нравилась и затянувшаяся пауза…

Но девочка, успокоившись, и чувствуя на себе озабоченный и слегка взволнованный взгляд Берестова, сама нашла выход. Она снова обняла его голову и, улыбаясь, прошептала:

— Я пока не специалист в этом… Но, с твоей помощью освою… Только не будем спешить, ладно?..

Он не успел даже кивнуть. Саша, наклонившись, сама несколько раз ткнулась губами в его щеки, целуя как-то совсем по-детски…

Чуть позже ей опять удалось уговорить Владислава искупаться. Влюбленные стремительно — наперегонки доплыли до противоположного берега и, вернувшись обратно, выскочили из холодной воды словно ошпаренные. И снова он, согревая, обнимал Александру. И снова они пили шампанское, весело смеялись, бегали по берегу и проходили практику поцелуев…

Поздно вечером уставшие, но счастливые, молодые люди возвращались в гарнизон. Берестов накинул на плечи девушки, предусмотрительно взятую с собой ветровку, и шел рядом, так же аккуратно ведя её под руку. Поднявшись до квартиры Лихачевых, они остановились. Расставаться не хотелось…

— Макс вчера ездил за билетом… — еле слышно прошептала она.

— Купил?.. — с надеждой на обратное, спросил Влад.

— Да… на среду… — совсем упавшим голосом ответила Саша.

Вздохнув, он притянул её голову и прижал к груди. Обнимая и успокаивая, будто маленького ребенка, пообещал:

— Завтра постараюсь к обеду освободиться и сразу же зайду за тобой.

Александра кивнула, но её молчание показалось Владиславу подозрительным. Он заглянул ей в лицо и не смог сдержать улыбки — «ребенок» плакал.

«Провалиться мне на этом месте, если я когда-нибудь, встречал подобную чувственную наивность!» — размышлял майор, осторожно вытирая её слезы своим платком.

— Девочка моя… ну что ты? Успокоилась?

Та опять кивнула, но говорить пока не пыталась.

— Сейчас вот родня твоя накинется на меня, скажут — обидел младшую сестру…

На сей раз, она улыбнулась и, прошептала:

— Разве ты можешь… Ладно, Влад — нам, наверное, пора…

— Мы должны ещё повторить пройденный материал…

Договорить Берестов не успел. Саша, обвив шею молодого человека руками, прикоснулась к его губам. Это поцелуй совсем не был похож на тот первый, мимолетный… Он и сам едва не задохнулся от близости и своего страстного, неожиданно проснувшегося желания.

«Лучше не искушать себя… Лучше остановиться…» — твердил про себя Владислав и, нащупав рукой на стене кнопку звонка, тихонько надавил на нее…

8

Он знал, что нужно делать. План вызревал и прорабатывался несколько месяцев, но имелись в нем, к сожалению и огромные белые пятна. Изо дня в день, таская майора на допросы, охранники ни разу, за неполные полгода, не провели его вниз. Накопленной информации для начала операции было достаточно, но для гарантированного успеха, её явно не хватало…

«Что же этажом ниже? — в сотый раз задавался мучительным вопросом пленный, — если на каждом уровне такая же дежурка, с тремя тюремщиками — задача серьезно усложняется. Поработать здесь без шума, будет крайне сложно! Один выстрел, один крик и сбегутся черти узкоглазые, как на раздачу юаней по четвергам…»

По нижнему этажу тюрьмы его провели лишь раз, впервые привезя сюда, с завязанными глазами. Берестов помнил и тот день, и ту первую минуту пребывания в крепости, и то, как его волокли по лестнице. Но топот и крики солдат, сопровождавших тогда летчика до самой камеры, не позволяли восстановить в памяти другие звуки, дающие возможность хоть как-то проанализировать предстоящие трудности с охраной внизу. Этот сложнейший вопрос предстояло решать по ходу — экспромтом…

— Ну, что ж… приступим, — прошептал Владислав и, положив возле порога, на сей раз, не костыль, а палку, с размаху врезал тяжелым инвалидским инвентарем в дверь.

Тут же, прислонив необходимое для дальнейшего действия орудие к изголовью лавки, он улегся на пол, и прислушался…

В первый раз опыт не удался — на стук не реагировали. Пришлось все повторить сначала. И вновь впустую…

«Черт бы вас побрал… — выругался майор, — спите что ли!? Но это ерунда — разбужу. А вот если свинообразный следователь успел дать команду — игнорировать мои просьбы о медицинской помощи — это уже будет похуже…»

Опасения оказались напрасными. После третьего удара в коридоре послышались неторопливые шаги…

«Как следует присмотримся к прикупу, возможно, я ошибся и там вовсе небесполезная мелочь ненужной масти. Ну, с Богом…»

Дверь со скрипом открылась. Влад, обхватив одной рукой колено, корчился от «боли», а другой пытался подать знаки, чтобы вооруженный страж подошел ближе. Китаец, постояв у двери в нерешительности, нехотя приблизился и, слегка наклонившись, начал что-то отрывисто лепетать.

«В самый раз!» — решил пилот и, схватив приготовленный костыль, почти без размаха треснул им охранника.

С помощью этого несильного тычка, Берестову нужно было выиграть секунду. Он получил даже чуть больше. Ошеломленного недоумения почти не пострадавшего тюремщика, хватило на то, чтобы вскочить на ноги и, уже с силой размахнувшись, нанести второй, прицельный и мощный удар в голову. Желтолицый, охнув, упал. Третий удар пришелся точно в висок…

Не теряя времени, майор расстегнул ремень на лежащем без движения китайце и стащил с него серый китель.

— Что же ты не вышел ростом, парень?.. — бормотал Владислав, с трудом напяливая на себя мелковатый френч, — совсем прям урод какой-то…

Пристегнув охранника наручниками к дверному засову, он вынул из кобуры, и проверил оружие. Патроны в небольшом пистолете, слава Богу, оказались не игрушечными. Теперь необходимо было добраться незамеченным до стеклянной дежурки. Времени оставалось мало, — два других солдата вот-вот могли, заподозрив неладное, отправиться на поиски первого, уже пару минут лежащего без сознания бедолаги.

Летчик осторожно выглянул в коридор. Плохо освещенный проход пустовал и, на первый взгляд, опасности не предвещал… «Здесь я проскочу, но вот как пробраться мимо них? К сожалению, без шума не получится…»

Пригнувшись и прихрамывая, беглец прошел вдоль каменной стены, и остановился почти у поворота к лестнице. Теперь взору открылась большая часть застекленной кабинки, и он отчетливо разглядел, сидящего к нему боком, дежурного тюремщика.

«Один… Второй, видимо, лежит на узком топчане, что прилеплен дальше — к противоположной стене… Все! Тянуть нет смысла, пора…»

Выпрямившись и выйдя из-за укрытия, Владислав, не мешкая, дважды выстрелил в сидевшего китайца. Сетка, натянутая между рам, вздрогнула, издав шипящий, повторявший треск выстрелов, звук. Второй солдат оказался не на топчане, а сидел на корточках с сигаретой в зубах возле письменного стола. Услышав первый сухой щелчок, и в ужасе глядя, как валится на пол товарищ, он, забыв о висящем на поясе пистолете, отчаянно метнулся к металлическому сейфу… В этого парня майор стрелять не спешил…

«Пусть откроет… — спокойно рассудил он, держа того на прицеле, — ему лучше знать, какой нужен ключ. Я провожусь несравнимо дольше…»

Китаец, нервно оглядываясь и поскуливая, торопливо — приближая свою смерть, отпирал замок огромного ящика. Не сводя с него глаз и не опуская оружия, Берестов вошел в дежурное помещение. Лишь только раздался звук несмазанных петель, пилот трижды подряд нажал на спусковой крючок. Очередной этап был успешно завершен. Первый страж неподвижно лежал около стола с окровавленной головой, второй ещё корчился в судорогах у открытого сейфа…

Дефицит времени по-прежнему не позволял расслабляться. Возможно, этажом ниже находилась такая же дежурка с вооруженным нарядом. В этом случае, они наверняка слышали стрельбу и уже, подняв тревогу, выгребали из своего стального ящика серьезные стволы.

«В таком резе мне вообще мало что светит…» — думал Влад, лихорадочно доставая из пирамиды старый, добрый АК-47 и несколько подсумков со снаряженными рожками.

Выдернув из замочной скважины связку ключей, он сунул её в карман расстегнутого, не сходящегося на груди, кителя. Затем, на всякий случай, оборвал шнур единственного, старенького телефонного аппарата. На то чтобы вставить магазин в автомат и передернуть затвор, много времени не понадобилось…

Бросив на топчан уже ненужный пистолет, и тихо ступая по толстым металлическим ступеням, майор стал медленно спускаться вниз. Освещение первого этажа было столь же тусклым, что и в коридорах, оставшихся у Владислава за спиной. Несколько раз останавливаясь и прислушиваясь, он перегибался через перила — осматривал пространство и подходы к нижнему пролету лестницы. Пока все шло хорошо, но волнение нарастало. Ему так легко удалось выйти из камеры и справиться с тремя охранниками, что теперь было бы чертовски досадно нарваться на засаду, устроенную, где-нибудь на первом этаже, или поблизости от выхода из здания.

Когда Берестов достиг промежуточной площадки, огромная связка ключей в кармане, предательски звякнула. Он на несколько секунд замер, направив ствол автомата вниз. Изредка с улицы доносился рев авиационных двигателей, мешавших летчику вслушиваться в обманчивую, зловещую тишину. Близившийся рассвет требовал продолжать путь…

«Кто знает, — размышлял майор, готовясь выйти из-за спасительных металлических перил, — вполне вероятно, караулы среди ночи меняются. Может позвонить, или нагрянуть, не дай Бог, какой-нибудь проверяющий. Решайся Берестов, отступать уже некуда…»

Он ещё раз осторожно выглянул из укрытия. Впереди виднелось нечто похожее на дежурку, но свет внутри застекленной каморки не горел. Это ровным счетом ничего не означало. Любой, поджидавший его тюремный служащий, непременно потушил бы лампы. Но коридор, уходящий вдаль и полностью повторяющий планировку верхнего этажа, все же слабо освещался. Этот факт радовал.

«Значит, тут никого быть не должно! Иначе свет не горел бы вообще…» — сделал спасительный для себя вывод Владислав и шагнул к противоположной стене…

Тишина. Даже самолеты, перестав протяжно гудеть винтами, дали, наконец, возможность насладиться абсолютным безмолвием и свободой передвижения на ближайшие сто метров.

Забыв о больном колене, пилот стремглав преодолел оставшийся путь до выхода, расположенного в конце длинного коридора. Дверь, как он и ожидал, оказалась запертой на внутренний замок внушительных размеров. Ключи не хотели подходить к замысловатому отверстию. Мешал полумрак и дрожащие от волнения руки. Бездарно потеряв минут десять, Берестов уже всерьез начал подумывать о короткой очереди из «калаша» по строптивому механизму. Но, наконец, один из ключей влез в замочную скважину и на удивление легко открыл чертов замок…

— В прикупе как минимум нужная масть — козыри! — радостно прошептал он, приоткрывая тяжелую дверь и глядя в образовавшуюся узкую щель.

Но то, что сразу же увидел молодой человек, заставило его выдавить сдавленный стон… Напротив выхода из здания тюрьмы, через широкий двор, располагались огромные, высокие ворота. Рядом с ними, торчала встроенная в каменный забор вышка. Даже с приличного расстояния пилот отчетливо рассмотрел торчащий в сторону ворот пулемет и разгуливавшего по небольшому пространству часового. Дело осложнялось и тем, что тюремный двор хорошо освещался, ярко горевшими вдоль всего ограждения фонарями.

Влад, вдруг почувствовав накопившуюся от напряжения усталость, уселся у двери на пол.

— Думайте дядя… Скоро утро… — бормотал он себе под нос, ища выход из дурацкого положения, — что же вы здесь, свинорылого теперь дожидаться будете?..

Вновь послышался шум двигателей взлетавшего тяжелого самолета. Сквозь узкую щель, не отрываясь, майор смотрел на маленькую фигурку китайского солдата. Можно было рискнуть и попробовать снять его одиночными, прицельными выстрелами. Но, во-первых, автомат не пристрелян — понадобиться с десяток попыток, а там как знать… И не приведи Господи если тот успеет открыть ответный огонь. Во-вторых, работу АК-47 услышат во всей округе, это не тот китайский комнатный пугач…

Над забором появились огни только что оторвавшегося от полосы самолета и тут же Владислава, словно осенило… Часовой, повернувшись к нему спиной, с интересом наблюдал весь процесс ночного взлета реактивного лайнера.

«Если на углах этого вонючего забора не размещены такие же скворечники, — я спасен!» — с облегчением подумал офицер и, посматривая, на фаната авиации, быстро приоткрыл дверь.

Вышка над кирпичным забором возвышалась только одна. Более того, мощными фонарями неплохо освещалось только само заграждение, до массивных же стен тюрьмы, их свет почти не досягал. Это давало дополнительные шансы…

Следующего взлета пришлось ожидать минут двадцать. Все это время пилот наблюдал за служивым, неприкаянно мотавшимся от одного края площадки до другого. Но стоило турбинам самолета взреветь для начала выруливания, как он снова прилип к противоположным перилам.

— Пора! — скомандовал сам себе Берестов и прошмыгнул за дверь.

Постоянно озираясь на вышку и держа в готовности автомат, он проследовал вдоль стены до конца длинного здания. Осторожно заглянув за угол, беглец безбоязненно завернул за него, и облегченно вздохнул. Теперь он был вне сектора наблюдения часового. Но, прежде чем начать последний и решающий этап побега, предстояло преодолеть трехметровый забор…

— Кладочку-то надо ремонтировать, — удовлетворенно бормотал Влад, ощупывая рукой выбоины на старых кирпичах, — видать и на раствор денег не хватает, не говоря уж о стратегической авиации…

Повесив «калаш» за спину, он потихоньку полез по щербатой стене. Не очень-то доверяя больному колену, летчик карабкался, подтягиваясь на руках и опираясь лишь на здоровую — левую ногу, вставляя носок грубого ботинка в трещины и в места разрушенных камней. Почти достигнув верхней, плоской кромки, он почувствовал жуткую слабость и едва не сорвался вниз. Давала о себе знать полугодовая жизнь в крохотной одиночке, с диетой на водяной баланде. Отдышавшись, майор забрался на освещенную «вершину» и без промедления стал спускаться по противоположной стороне. От забытых, столь интенсивных физических упражнений сустав разболелся не на шутку. Коснувшись, наконец, земли, пленник отковылял в темное пространство — подальше от света фонарей и осмотрелся…

Тюремный периметр примыкал длинным фронтом к огромному аэродрому, отделенному от кирпичной стены лишь асфальтовой дорогой. Владислав находился сейчас у бокового торца крепостного сооружения и до широкой, магистральной рулежной дорожки, служившей заодно и стоянкой самолетов, оставалось метров триста. Застывшие силуэты разнообразной авиационной техники тоже хорошо освещались аэродромными прожекторными вышками. Пилот, неподвижно застыв, изучал обстановку несколько минут…

«Не получится… — с досадой осознавал он, вылавливая взглядом немногочисленные фигурки обслуживающего персонала, все же изредка появляющиеся возле самолетов, — это ведь не машину угнать… Тут нужен хотя бы минимум обязательных условий…»

Правее стоянки Ан-26, ТУшек и десятка вертолетов виднелось темное продолжение перрона. Но какие-то крылатые силуэты там, тем не менее, просматривались.

— В любом случае делать что-то надо… — задумчиво шептал Берестов, продолжая изучать подступы к заветным и спасительным летательным аппаратам, — и пробираться на стоянку следует справа, там, где отсутствует освещение…

Так он и сделал. Чуть пригнувшись и взяв на изготовку автомат, майор пошел по заросшей высокой травой целине вдоль автомобильной дороги. Пройдя метров пятьсот и достигнув спасительной темноты, он, оглядываясь по сторонам, преодолел неширокую трассу. Движения на этом внутреннем шоссе ночью отсутствовало. На пути к рулежке дополнительные ограждения к счастью отсутствовали.

— Господи! — едва не опешил он, различив вскоре впереди выстроенные в плотный ряд девять Ан-2, — и эти интернациональные «Боинги» у них есть. Должно быть, они по всему миру летают… Как их нарекли китайцы? Кажется, «Юнь-2»… Юмористы чертовы…

Повстречать часовых, на закрытых на ночь стоянках, летчик уже не боялся. База, скорее всего, неплохо охраняется по периметру и вряд ли местное командование станет проявлять радикальную бдительность и дублировать посты внутри. «Тюремная вышка — не в счет… То совсем другая епархия…» — успокоился он, выглядывая из-за носа «кукурузника» в сторону серьезных самолетов…

Но чем ближе Влад подходил к залитому светом перрону и чем отчетливее видел копошащихся там техников, тем меньше оставалось надежды завершить осуществление задуманного плана. Даже проникнуть незамеченным на борт любого из стоявших на освещенной стоянке воздушных судов, было бы очень затруднительно. Но помимо этого, требовалось ещё очень многое: заправленные баки, наличие аккумуляторов, время на запуск, пространство для свободного выруливания аж до самой полосы…

— Бессмысленно… — тихо проговорил он, машинально поглаживая лопасть винта маленького «Антошки», — абсолютно бессмысленно…

Требовалось срочно принимать какое-то решение. До рассвета оставалось не более двух часов, да и хватиться наглого беглеца, могли в любую минуту. Поразмыслив над почти безвыходным положением, Владислав зашагал прочь от вожделенной стоянки больших самолетов. В голове все яснее вырисовывался эскиз последнего, вынужденного и беспредельно дерзкого шага…

— Я пока сварю кофе… — улыбнулся Берестов, глядя на увлеченную Сашу и вставая с дивана.

Девушка осталась в комнате одна, с лежащим на коленях, раскрытым огромным альбомом. Медленно листая картонные страницы, она внимательно рассматривала фотографии. Взгляд пробегал по лицам незнакомых курсантов, офицеров и надолго задерживался на снимках, где был запечатлен сам Владислав. Александра то становилась серьезной, то чему-то улыбалась, то удивленно вглядывалась в очередной эпизод его жизни…

Сегодня майор тоже удачно сорвался со службы. На сей раз, отпуская его из учебно-летного отдела, командир эскадрильи улыбнулся, и по-доброму проворчал:

— Что-то зачастил… Личная жизнь, наконец, налаживается? Что ж пора — ты у нас в полку, пожалуй, самый закоренелый холостяк…

Сразу после обеда, пилот зашел за Сашей, и они вместе отправились к нему…

Вдруг оторвавшись на миг от своего занятия, девушка спохватилась и, подняв тяжелый фолиант, пошла вслед за молодым человеком на кухню. Тот уже смолол зерна и засыпал кофе в небольшую турку.

— Тебе не скучно? — спросил хозяин, убавляя огонь на плите до минимума.

— Нет, что ты… — ответила Александра, присаживаясь на стул и переворачивая очередную страницу альбома.

Карауля возле плиты кофе, майор не заметил, как её внимание привлекла одна из фотографий. Порываясь что-то сказать, она долго смотрела на сиявшие улыбками лица двоих людей, стоявших в обнимку посреди улицы. Наконец, не удержавшись, нерешительно спросила:

— Это твоя знакомая, Влад?..

— Сейчас моя хорошая… Еще несколько секунд…

Словно рыбак, с головой увлеченный ловом, он, подождав ещё мгновение, подсек турку со слабого огня и переместил её на керамическую подставку. Затем, бросив в маленькие чашечки по кусочку растворимого сахара, аккуратно наполнил их ароматным напитком.

— О какой знакомой речь?

Но Александра, уже потеряв всякий интерес к альбому, тихо стояла у окна, глядя вдаль, как несколько дней назад, оказавшись впервые в этой квартире.

«Кажется, что-то не так…» — понял Берестов, посматривая то на девочку, то на раскрытые страницы со снимками.

На одной из фотографий он узнал себя рядом с Юлькой. Влад едва не рассмеялся. Удержала только ранимость характера юного, обидчивого создания.

— Сашенька… — таинственно прошептал он ей на ухо, подойдя сзади вплотную и, обняв за плечи, — скажу по секрету только тебе: за секунду до рокового щелчка фотоаппарата, я эту девушку поцеловал…

Но она продолжала молчать, лишь пожав плечами, будто предложенная тема была совершенно неинтересна и никоем образом её не касалась.

— А потом мы пили шампанское, шутили и смеялись…

Покусывая согнутый указательный пальчик, Александра все же, не выдержав, отрешенно прошептала:

— Там стоит дата прошлого лета… Значит ты скоро увидишь ее…

— Там ещё детская коляска сбоку выглядывает! — продолжал подливать масла в огонь Владислав, чувствуя, что уже еле сдерживает смех.

Она повернула голову. В глазах застыли испуг и удивление…

— Прелесть ты моя, обидчивая… — тихо сказал он, целуя нежную кожу её шеи, — в прошлогоднем отпуске, гуляя по набережной Волгограда, я повстречал одноклассницу Юльку и Юрку из параллельного класса. Мы не виделись десять лет — со дня выпуска из школы. А за год до нашей случайной встречи они поженились, в коляске спит их дочь Катюша. А снимал как раз Юра. Ты бы перевернула страничку дальше, там и они стоят в обнимку — счастливые…

Слушая объяснения, девочка потихоньку поворачивалась к нему и к концу короткого рассказа уже стояла, прижавшись и обнимая молодого человека. Легкая складочка на лбу разгладилась, а на лице появилась виноватая и, в то же время, радостная улыбка.

— А скажите-ка на милость, мадемуазель… — решил провести короткое расследование и Влад, — почему это вас так расстроил тот факт, что меня кто-то обнимает!?

— Потом скажу… — загадочно ответила Саша, целуя его.

— Когда же потом?.. Завтра уезжаешь…

— Вот завтра и скажу…

— Требую сейчас… — шептал он, чувствуя, как губы девушки нежно прикасаются к шее, подбородку, щеке, приближаясь к его губам.

— Завтра… Наш кофе остынет…

— Сейчас… Бог с ним…

— Позже… — с детским упрямством настаивала она…

Кофе и впрямь совсем остыл. Выскользнув из объятий Владислава, Александра подхватила чашки и, бросив лукавый взгляд, направилась в комнату…

Она была чертовски хороша. Белая юбочка, плотно обтягивающая бедра и чуть закрывавшая колени. Тонкая синяя блузка, навыпуск. Длинные — почти до пояса, распущенные волосы… Берестов, взяв альбом и не отрывая от девушки взгляда, поплелся следом. Та поставила чашечки на журнальный столик и снова устроилась на диван. Сделав первый глоток кофе, она продолжила знакомиться с фотографиями, изредка посматривая на экран работавшего без звука телевизора.

Молодой человек подошел в задумчивости к открытой балконной двери и встал, скользя взглядом поверх сопок, скрестив на груди руки. Вновь, в его сознании боролись противоречивые мысли. Саша находилась рядом и, как он понимал, ожидала первого шага. Первый шаг… Вряд ли Влад стал бы задумываться, окажись на её месте сейчас любая другая девушка. Сколько подобных шагов уже совершено в его жизни, но никогда ещё не ощущал он подобной ответственности и даже некоторой боязни совершить ошибочно торопливое действо. Эта девочка неумолимо, с каждым днем, занимала в судьбе все более значимое и особое место. Игра в фатализм становилась не только несвоевременной и неуместной, но и кощунственной по отношению к их недавно родившимся настоящим, крепким чувствам. Но и оставлять все как есть, медленно плывущим по течению, в тот момент, когда уходили последние часы перед расставанием, Берестов не мог и не хотел…

«А вдруг, так и не узнав о самом главном, она встретит там, в своем городе, кого-то и забудет обо мне!?» — промелькнула тягостная догадка и сердце, словно протестуя, гулко застучало.

— Ты о чем? — тихо поинтересовалась причиной молчания Александра.

— Скорее о ком… — встрепенулся он и, улыбнувшись, присел рядом на диван. — О тебе…

— Поделись, — я сгораю от любопытства…

— А что мне за это будет?

— А что ты хочешь? — девушка тоже игриво заулыбалась.

— Ну… меня только спроси — начну до вечера перечислять.

— Начни с чего-нибудь попроще… — прошептала она и поднесла его ладонь к своей щеке.

— Ты не забудешь меня, уехав в Саратов? — спросил он, после небольшой паузы.

Саша пристально и с удивлением посмотрела на Владислава:

— Почему ты об этом спрашиваешь!?

— Я смогу приехать к тебе не раньше чем через полтора-два месяца…

— Ну и что?.. — в недоумении пожала она плечами, — я буду ждать тебя.

— У нас разница почти в десять лет, — тихо проговорил Берестов, — а там тебя ждет интересная, насыщенная жизнь в большом городе, молодые однокашники…

Девушка засмеялась и обняла Берестова:

— Видел бы ты моих однокурсников! Они совсем мальчишки — на уме одни дискотеки, пиво и пляжи на волжских островах…

Молодой человек заглянул в её глаза и с нежностью произнес:

— Ты ведь тоже ещё не совсем взрослая…

Александра хотела возмутиться, но не успела — Влад, припал к её губам и долго не выпускал из объятий. Когда, казалось, девочка вот-вот задохнется от упоительного поцелуя, он приблизился к её ушку и прошептал:

— Я люблю тебя, Сашенька… Я люблю тебя, как никогда ещё и никого не любил…

С минуту она сидела без движения, прижавшись и спрятав лицо на его плече. Лишь руки, трепетно и порывисто поглаживая шею и волосы Владислава, выдавали безмерное волнение, овладевшее ей после услышанного, долгожданного признания. Все же, кое-как справившись с собой, девушка, уже не пряча счастливую улыбку, стала сама осыпать его лицо поцелуями. И когда через несколько минут стало казаться, что апофеоз неминуем, Саша, слегка сжав его ладонь на своей груди, еле слышно простонала:

— Давай, все же, не будем торопиться… У нас все ещё произойдет, потерпи…

День отъезда выдался подстать настроению — хмурым и пасмурным. «Лань» словно нехотя ехала по мокрому шоссе, неотвратимо приближая пассажиров к конечному пункту маршрута — аэропорту. На заднем сиденье расположилась чета Лихачевых, впереди — рядом с Берестовым, сидела грустная, молчаливая Александра. Все, понурив головы, смотрели в разные стороны. Влад на унылую дорогу, Настя влево на темные сопки, Макс вправо — на мелькавшие серые деревянные дома пригорода Артема. Опустошенный взгляд молодой девушки скользил по трассе, изредка возвращаясь и задерживаясь на руках Владислава, лежащих на рулевом колесе.

С самого утра настроение у всех четверых неуклонно ползло вниз, пока окончательно не стало отвратительным. Трое провожающих любили эту юную, милую девочку. Каждый испытывал особенные чувства и был по-своему привязан и очарован ей. Даже Максим, приходившийся Саше всего лишь дальним родственником по линии жены, ощущал какую-то близившуюся потерю и надвигавшуюся пустоту.

Анастасия, украдкой поднося к глазам платок, горевала не меньше. Совершенно не хотелось расставаться с любимой сестрой, да и смысл происходящего сейчас в сердцах столь дорогих ей людей, был абсолютно очевиден. Оставалось надеяться, что влюбленные вскоре снова встретятся и, возможно, обретут свое счастье…

Припарковав автомобиль неподалеку от аэровокзала, Берестов помог выйти Александре и, достав из багажника её дорожную сумку, направился вместе со всеми внутрь огромного здания. Проходя через массивные стеклянные двери, они услышали объявление о начале регистрации билетов на рейс «Владивосток — Москва».

— Вовремя мы… — проворчал Макс, озираясь по сторонам в поисках только что названного по трансляции сектора.

— Да не суетись ты, — одернула его Настя, — регистрация тянется минут сорок…

— Это понятно…

— Знаете что, ребята… — предложила старшая сестра, — вы тут побудьте вдвоем, а мы с Максом прогуляемся в одно место. Скоро подойдем…

Анастасия решительно взяла мужа под руку и повела его на второй этаж в сторону небольшого кафе. Проводив их взглядом, Саша открыла свою маленькую сумочку и извлекла сложенный вчетверо листок. Протянув записку Владиславу, она тихо сказала:

— Тут адрес и номер домашнего телефона. Найти очень просто, это в центре Саратова, но Настя тебе перед отъездом на всякий случай объяснит…

— Спасибо, Сашенька… — молодой человек улыбнулся и бережно спрятал листочек между страниц удостоверения личности.

Девушка хотела ещё что-то сказать, но не решалась. Влад видел это, но, понимая её волнение и сам, ощущая ту же тяжесть расставания, расспрашивать не хотел.

— Ты напишешь мне? — спросила она, безуспешно пытаясь застегнуть сумочку непослушными пальцами.

— Обязательно напишу, — твердо ответил он и помог справиться с замочком, — я тебе сегодня же напишу письмо…

— Здорово, — наконец улыбнулась Александра, — значит, оно скоро до меня дойдет.

Берестов все отчетливее чувствовал, как она пытается собраться духом, прежде чем объявить о чем-то важном. Девочка явно нервничала, боясь не успеть, или не сказать этого вовсе. Сделав к ней шаг, он обнял её и спокойно сказал:

— Мы скоро увидимся Сашенька. Ты забудешь тяжелое прощание, и все будет хорошо…

— Боже, как мало у нас осталось времени! — неожиданно заговорила она, увидев, как по лестнице спускается сестра с мужем, — Влад, скорее поцелуй меня…

Молодой человек исполнил желание, а та, не отпуская его от себя и доверчиво прильнув, торопливо начала шептать слова признания:

— Я люблю тебя, Влад! Прости, мне нужно было сказать это ещё вчера! Я люблю тебя больше жизни…

По лицу юной девочки снова текли слезы, и Берестов снова нежно вытирал их своим платком, не обращая внимания на подошедших и остановившихся чуть поодаль Лихачевых…

9

«Нужно торопиться — скоро рассвет… Вот-вот хватятся! Они знают, что я далеко не уйду…»

Отсчитав пятый в длинной линейке «кукурузник», Берестов быстро подошел к левому борту и подергал ручку овальной дверцы. Заперто… Этот — пятый находился уже на достаточном удалении от людной стоянки. Если дождаться взлета, или посадки очередного тяжелого самолета и начать запуск, маскируясь под гул его турбин, можно рассчитывать, что пыхтения сравнительно небольшого двигателя техническая обслуга не услышит. Да и на то, чтобы добежать до него, им понадобится не менее полутора-двух минут. В крайнем случае, особо любопытные и быстрые спринтеры, получат десяток пуль из «калаша» и, наверняка, сбавят скорость.

Вариант с Ан-2 устраивал Влада и ещё по одной важной причине. Летающей этажерке для взлета вовсе не требовалась длинная полоса, на которую предстояло бы выруливать минуты две, рискуя упереться носом в преградивший путь грузовой автомобиль, или попасть под шквальный огонь вооруженной охраны. Для разбега вполне хватило бы и остававшихся пятисот метров свободной магистральной рулежки, что уходила вдаль, от первого в длинном ряду «сельскохозяйственного труженика» к границе авиабазы.

«Кажется, двери этих дельтапланов запираются на висячие замки, продетые сквозь слабые, дюралевые дужки…» — вспомнил майор и пошарил рукой вдоль кромки овальной дверцы.

Так и есть. Слева болтался обычный амбарный замок. Просунув конец автоматного ствола под стальную дугу, он несколько раз провернул и оторвал его вместе с ненадежными дужками. Вскоре пилот сидел в левом, командирском кресле. Но проблемам не было конца… Он никогда не летал на подобной технике с поршневыми, бензиновыми двигателями. Более того, даже ни разу не сидел в кабине и не имел представления, как этот агрегат запускается. С большим трудом, почти в кромешной тьме, Берестов отыскал тумблер включения аккумуляторов. Они, к счастью, были на борту и на приборной доске тут же вспыхнули лампочки нескольких табло.

— Господи… как бы бортовые огни не оказались включены! — пробормотал он и высунулся в открытую форточку, — нет, не горят… Теперь проверить топливо…

Быстро щелкая автоматами защиты сети на центральном пульте, пилот нашел включение подсвета панелей и приборов. Затем, поочередно ставя в верхнее положение переключатели, «оживил» топливомер. Стрелка прибора, дернувшись, замерла, даже не дотянув до деления «сто» литров…

«Вашу нищую, китайскую мать! — ругнулся беглец и, встав с кресла, выключил питание. — Какой у этих „комбайнов“ расход топлива?.. В любом случае этого хватит всего минут на тридцать. А вдруг и в остальных самолетах по столько же!?»

Осторожно спустившись на бетон, он, едва не бегом, направился к шестому Ану. Но на борту этого «лайнера» отсутствовали даже аккумуляторы. В седьмой машине бензина оставалось чуть больше ста литров.

— Пока запущу, вырулю, взлечу… Но, по крайней мере, километров на сто улизнуть удастся. А там посмотрим, чем закончатся их поиски…

Идя к — предпоследнему самолету, Влад все более удалялся от освещенной и заполненной техниками стоянки. Шансы быть услышанным при запуске двигателя сокращались, равно, как и убывала нужная дистанция для взлета. Но выбирать теперь было уже не из чего…

И все-таки карты в прикупе пришли не мизерного достоинства. Стрелка топливомера восьмого «Юня», издевательски покачиваясь, все же замерла у цифры «триста». К последнему кукурузнику майор решил не ходить. От него до высокого ограждения оставалось не более трехсот метров и взлет, из-за отсутствия навыков вождения этой бесхитростной, но все же требующей хоть какой-то летной практики техники, мог закончиться плачевно.

Положив автомат стволом к открытому блистеру, Владислав спешно проделал уже изученные манипуляции, и стал готовиться к запуску. Устройство и особенности работы подобных моторов он знал неплохо, требовалось только без промедления отыскать нужные тумблеры, ручки и рычаги.

«Я должен все найти и приготовиться. Как только зашумит очередной лайнер, нужно запускать…»

Не теряя времени, пилот стал шарить руками по приборной доске и центральному пульту.

— Это похоже на бензокран, — бормотал он, разглядывая и переключая какую-то штуковину под левым локтем, — теперь включить все автоматы защиты, кроме освещения и бортовых огней…

Помня о потрясающей капризности работы бензиновых двигателей, Берестов отыскивал ручки каких-то насосов и делал по несколько нажатий, закачивая, как правильно считал, топливо в карбюратор.

— Так… это, надо полагать, магнетто… Поставим его переключатель в это положение. Помоги мне Господи, запустить убогий «Фарман»… Кажется осталось найти стартер!

Переключатель стартера летчик спустя минуту нашел на верхней панели командира, но проблемы на этом не закончились. Когда, казалось, все для запуска было подготовлено, он решил проверить свободный ход штурвала и педалей. Тут-то и выяснилось, что управление чем-то зафиксировано. В кабине никаких признаков блокираторов не обнаружилось. Пришлось в спешке вновь покинуть кабину и осмотреть самолет снаружи…

— Вот в чем дело! — едва не воскликнул во весь голос от радости Влад.

На рулях высоты и поворота стояли металлические стопоры, ограничивающие их движение при порывах ветра. Сняв мешавшие железяки, и совершив на всякий случай ещё один обход вокруг летательного аппарата, майор убедился в отсутствии под колесами колодок и стопоров на других плоскостях. Не мешкая, он снова прошел меж рядов пассажирских кресел, устроился на месте пилота и с удовлетворением проверил ход, свободных отныне, органов управления.

«Так, жду ещё пятнадцать минут и запускаю, ни смотря ни на что! Дальше медлить уже невозможно…»

Просидеть в нервном ожидании пришлось минут десять. Сначала он увидел огоньки заходящего на посадку большого самолета, а потом и услышал протяжный вой его мощных турбин.

— Вперед! — скомандовал Владислав и повернул рукоятку стартера в положение «Раскрутка».

Завыл электродвигатель, набирая обороты и раскручивая тяжелый маховик. Озираясь по сторонам и оценивая создаваемый шум, беглец снова положил автомат на обрез открытой форточки. Затем, дождавшись, когда стартер выйдет на постоянный режим, повернул рукоятку в положение «Сцепление». Винт дернулся и, сделав несколько оборотов, остановился. Первый запуск холодного и, по-видимому, долго стоявшего без дела двигателя не удался…

— Что у меня за жизнь пошла! Одни обломы… — выругался Берестов, глядя, как большой лайнер уже сруливает с полосы, — и бензин у них, видать, тоже рисовый…

Он быстро сделал ещё несколько движений насосами и опять повернул рукоятку стартера… Со второй попытки двигатель нехотя чихнул и ровно заработал.

«Так… Так… Славненько! Давай родной — выручай бедного земляка! — думал пилот, лихорадочно разбираясь в рычагах на центральном пульте, — это, должно быть, высотный корректор… Это сектор газа… Это сектор шага винта. Точно! Вот вы-то два голубчика мне сейчас и нужны!»

Ожидая, пока прогреется двигатель, Владислав не переставал смотреть во все стороны. Шумный Ту-134, катясь по рулежкам, приближался к людной стоянке и создавал столь нужный сейчас звуковой камуфляж. Но через минуту-полторы он остановиться на перроне и выключит спасительные для беглеца ревущие турбины. И тогда, в установившейся тишине, работа его тарантаса немедленно будет услышана. Летчик посмотрел на бесполезный прибор температуры масла. Что толку от его показаний, если параметров и режимов Влад не знал!?

— Плевать на эту температуру, не заклинит же теперь движок… — проворчал он и передвинул рычаг сектора газа…

Самолет, взревев, тронулся с места. Оглянувшись ещё раз в сторону освещенного перрона с подруливавшей к своей стоянке «Тушкой», майор вдавил правую педаль и развернул Ан-2 в сторону свободного конца рулежной дорожки. Остановив тормозной гашеткой «кукурузник» почти вровень с последним в ряду самолетом, он перевел рукоятку газа почти до упора.

— Помоги мне Господи, ещё разок! — попытался перекричать работающий на взлетном режиме двигатель Берестов и, отпустив тормоза, передвинул сектор шага винта почти до приборной доски…

«Антошка» послушно рванул вперед, все чаще стуча колесами на стыках бетонных плит и быстро набирая скорость. Каменное ограждение, едва просматривавшееся в предрассветной мгле, угрожающе приближалось. Чуть отдав штурвал вперед, пилот заставил самолет оторвать от земли заднее колесо и, подождав ещё мгновение, рванул колонку на себя… Четырехметровый забор промелькнул внизу, лишь слабый удар колес о колючую проволоку, проложенную поверх периметра, ознаменовал удачное окончания очередного этапа побега…

«Теперь не въехать бы куда-нибудь в темноте! — рассудил довольный Владислав, вытирая вспотевшие ладони о китель и всматриваясь вперед, — и высоту набирать нельзя — тут же засекут на локаторах…»

База располагалась в горной местности. Силуэты высоких сопок с трудом, но все же выхватывались зрением на горизонте и майор, медленно подворачивая «кукурузник» на северо-восток, вел его меж возвышенностей. Установив двигателю для экономии топлива крейсерский режим, Влад постепенно успокоился. Погоня вряд ли будет организована скоро. До рассвета оставалось немного времени и это позволит отлететь на сотню километров.

— Главное — не светиться над населенными пунктами, даже над деревеньками, — советовал сам себе беглец, — иначе отследят весь маршрут и перехватят у границы. Как пить дать — перехватят…

Продолжая лавировать между горами, самолет медленно продвигался к спасительной цели. В темноте были заметны только города и крупные поселки, с освещенными улицами, площадями и помпезными административными зданиями. Завидев впереди по курсу такой спящий городок, летчик отворачивал в сторону и старательно обходил людный объект за несколько километров. Только когда опасность быть замеченным оставалась далеко позади, он доворачивал на прежнее направление и отсчитывал оставшиеся минуты до восхода солнца. Время от времени Берестов поглядывал и на топливомер. Расход бензина у «Антошки» оказался небольшим, но, тем не менее, стрелка неумолимо ползла по шкале, уже пройдя деление «двести литров».

Темнота отступала. Лететь стало проще, и Владислав прижался к земле почти вплотную. Гораздо сложнее приходилось теперь обходить мелкие селения. Огибая очередную сопку, он каждый раз со страхом ожидал увидеть за её противоположным склоном деревню.

«Кто знает? — сосредоточенно думал он, прищурив глаза от низкого, утреннего солнца, слепившего его через правое остекление кабины, — может статься, что и в деревеньке в пять домов имеется телефон и желающие донести о непонятном, низколетящем самолете…»

С содроганием сердца приходилось пролетать и над оживленными дорогами, их уж обойти никак не представлялось возможным. Отсутствие навигационных карт и любых версий о месте нахождения отодвигало успешное завершение последнего этапа побега и, отчасти, приводило Влада в уныние. Почти два часа провел он в воздухе, постоянно петляя и вынужденно отворачивая от нужного курса. Это заметно сокращало продвижение к цели и вместо ста шестидесяти километров, на которых застыла стрелка указателя скорости, фактически он преодолевал в час чуть более ста. Топлива оставалось минут на сорок-пятьдесят, это добавит в копилку ещё сотню верст, но успеет ли столь удачливый беглец добраться до границы? Китай не такая маленькая страна, и если в расчеты Берестова закралась ошибка… Если тюрьма находилась не в аппендиксе между Кореей и СССР, а ближе к центру обширной территории, то не то чтобы трехсот литров, полных баков могло бы не хватить для перелета до границы. Все это майор с грустью осознавал, но дело было сделано, и жалеть или отступать он не собирался…

— Что-то вы ребята запаздываете с перехватом… — то ли со злорадством, то ли с усмешкой заметил пилот, — у нас бы давно все ПВО на уши поставили! Впрочем, время у вас ещё есть…

Минут через пятнадцать он увидел вдали, чуть слева, силуэт летящего вертолета. Присмотревшись, Владислав узнал старенький Ми-4. Нырнув за ближайшую сопку, «кукурузник» тут же скрылся из поля зрения китайских вертолетчиков. Более в течение остававшегося полетного времени, подобных встреч в небе не произошло.

Стрелка топливомера вплотную приблизилась к нулю. Хотел майор того или нет, но пора было подумать о подборе площадки для посадки. Местность оставалась такой же пересеченной, как и в районе военной базы. Растительность и рельеф очень сильно напоминали Владу ставший родным Дальний Восток. Именно это радовало и добавляло уверенности — вероятно, все-таки, он находился в северном Китае, но и слегка настораживал факт, что посадить самолет где угодно не получится. Проплывающие внизу сопки и ущелья совершенно не годились для пробега даже такого неприхотливого аппарата, как Ан-2.

— Плевать… — решительно пробурчал Берестов, сильнее сжимая штурвал, — буду лететь, пока движок не встанет! За лишних пять минут полета я окажусь на полтора десятка километров ближе к границе. А тащиться это расстояние по непролазной тайге, да с больной ногой — суток не хватит…

Двигатель, не смотря на то, что стрелка даже не подрагивала, а, успокоившись, лежала на «нуле», устойчиво проработал ещё минут десять. После этого он вдруг натужно чихнул раз, другой, третий и окончательно смолк…

«Второй раз за полгода сажать самолет в полной тишине, не слишком ли часто!?» — ворчал про себя пилот, подбирая штурвал и оглядывая местность.

— Вот, что мне нужно! — едва ли не крикнул летчик. — Так и сделаю! Ни одна собака не найдет следов…

Спешно пристегнув привязные ремни, Влад затолкал автомат и подсумки под кресло второго пилота и приготовился к очередной аварийной посадке…

Проводив Александру, Берестов действительно написал письмо в тот же день. Второе полетело вслед за первым через сутки, третье и все последующие отправлялись на запад страны с завидным постоянством и едва ли не каждый день. Вскоре и он стал получать частую корреспонденцию от девушки. Первое время после расставания он буквально мучился, вспоминая поминутно каждую встречу, каждый проведенный с ней день. Не переставая думать о ней, пилот часто сокрушался, что не сумел познакомиться с Сашей раньше. Но теплые письма понемногу сглаживали их разлуку, сближая расстояние и помогая пережить время до желанной встречи.

Как минимум раз в неделю майор вылетал на своем разведчике на задания, ежедневно занимался будничными проблемами звена, готовил молодых летчиков… Эта занятость тоже делала свое дело, и дни проходили с невероятной быстротой. Сентябрь, балующий приморцев последними, теплыми деньками, стремительно пролетел и вскоре комэск сам напомнил Владу о рапорте на очередной отпуск. Счастливый молодой человек через полчаса положил тому на стол заветный листок и, получив письменное одобрение, скорым шагом отправился в строевой отдел…

За день до отъезда он забежал к Лихачевым.

— Привет! — расплылась в улыбке открывшая дверь Настя и, приподнявшись, чмокнула его в щеку. — Ты куда же у нас запропал? Только и видимся на стартовом медосмотре…

— Да как-то не до визитов было… — неопределенно ответил Владислав, проходя за девушкой на кухню и усаживаясь на небольшую табуретку.

Анастасия в ожидании возвращения со службы мужа, готовила ужин. На плите стояла большая, скворчащая сковорода, стол ломился от компонентов будущего салата.

— Так, ужинаешь сегодня у нас, а пока не вернулся Макс, я побалую тебя кофе…

— Спасибо… Я, собственно, только из столовой… Попрощаться пришел — завтра улетаю в отпуск.

— Наконец-то Сашенька дождалась вашей встречи! — снова заулыбалась Настя, — вот уж будет рада! Она прислала пару писем, совсем не похожих на те, что приходили от неё раньше. По-моему девочка по-настоящему счастлива…

— По-моему я тоже…

— Ну и славно… Я же говорила — все у вас получится…

Анастасия по дружески потрепала молодого человека по волосам, затем разлила по чашкам горячий кофе и села напротив него.

— Передать ей ничего не хочешь? — поинтересовался Берестов.

— Если у тебя есть немного времени, пожалуй, соберу кое-что…

— Конечно…

— Ты когда планируешь заехать в Саратов?

— Сразу из Москвы… Потом уж в Волгоград.

Щелкнул замок входной двери и в коридоре появился Максим.

— О-о… привет, пропадущий! — поздоровался он с майором, снимая куртку комбинезона, — чую, кофе пьете, мне оставили?

— Руки сначала вымой, а я сейчас ещё сварю… — проворчала Настя, доливая напиток в чашку Влада.

— Ну, как твои дела? — спросил Макс, возвращаясь на кухню из ванной.

— Завтра убываю в отпуск… Вот, попрощаться с вами забежал.

— Так вот в чем дело… — протянул капитан, — а я думаю: почему это твой самолет к нам сегодня прикатили!? Ты же по два раза на неделе летаешь на разведку…

— Что-то я впервые слышу о ремонте…

— Нет, не для ремонта. Пришло новое оборудование для фоторазведки — решили ставить на твой аэроплан. Монтаж займет недели две-три, но теперь понятно — раз тебя отправляют в отпуск…

Анастасия подала мужу чашку кофе и направилась в комнату собирать посылочку для сестры и родителей. Мужчины поговорили о делах службы, о предстоящем отдыхе Владислава, о новостях гарнизона…

Настоящей дружбы между ними как-то не складывалось, но некие ровные, приятельские отношения родились и установились давно. В начале, когда чувства ещё пылали к Насте, летчик испытывал к Максиму, скорее неприязнь, как к сопернику, как к человеку, не по праву занимавшему чужое место. Теперь все это вспоминалось с улыбкой. Более того, иногда возникало острое ощущение вины за то, что едва не разрушил его жизнь, едва не сделал несчастным и одиноким. Сейчас Берестов, сидя напротив безобидного и неплохого по сути мужика, неожиданно понял, что и тот, имея хоть и мнимое, но все же родственное отношение к Александре, очень тепло относясь к ней, как к сестре жены, вызывает в нем уважение и притягивает своей безмерной добротой.

— Ты-то когда в отпуск? — спросил летчик, заглянув в уставшие глаза капитана и едва заметно улыбнувшись только что промелькнувшим мыслям.

— Как всегда — в конце года. Летом гуляет начальство, сам знаешь…

В кухню неслышно вернулась Анастасия, неся небольшой, туго перевязанный сверток:

— Ну вот, готово… Не обременит, надеюсь?

— Конечно, непременно надорвусь…

— Ты поужинать с нами не надумал? — как-то грустно и с надеждой спросила девушка.

— Нет, ребята, спасибо. Побегу…

В прихожей Лихачевы по очереди обняли Влада и пожелали им с Александрой счастливой встречи…

Берестову всегда нравилось расположение саратовского аэропорта. Спустившись по трапу самолета и миновав небольшой, но уютный аэровокзал, сразу оказываешься почти в городе. А, проехав ещё пятнадцать минут на автобусе, уже выходишь в его старом, красивом центре.

Прежде чем отправиться на поиски Сашиного дома, Владислав решил предварительно позвонить. Издали завидев на углу квартала ряд телефонов-автоматов, он подошел к крайнему, на ходу извлекая из удостоверения свернутый листочек с адресом и нужным номером. В трубке долго раздавались длинные гудки, но, наконец, что-то щелкнуло, и послышался незнакомый женский голос:

— Да, я слушаю…

— Здравствуйте, можно Александру?

— А кто её спрашивает?

Влад на миг растерялся от прозвучавшего вопроса. Кто он ей?.. И почему его спрашивают с подобным пристрастием? Не все ли равно? Она ведь давно уже не школьница…

— Это её знакомый с Дальнего Востока…

— Саши нет дома. Извините…

И ухо тут же уловило противные короткие гудки. Молодой человек, все в той же растерянности, держал в руке бесполезную трубку…

«Странно… — рассуждал он, бредя по какому-то скверу, — хоть бы сказали, когда она придет домой. Как-то все это странно…»

Майор все же разыскал дом девушки. Это действительно оказалось несложно, и вскоре он стоял у нужного подъезда. Прошло не более часа с момента короткого разговора по телефону и подниматься сейчас в квартиру, в надежде, что Александра уже появилась, смысла не имело. В середине дня она и на самом деле могла находиться на лекциях в университете…

«Ладно, — решил Берестов, направляясь в сторону оживленного центра, — пока пообедаю, затем часок-полтора погуляю, а там и вечер. Вернется же она к вечеру с занятий!»

Так он и поступил. Обосновавшись в уютном ресторанчике, над козырьком какого-то кинотеатра, пилот, изредка поглядывая на часы, неспешно коротал время за обедом. Покончив с двумя блюдами, он ещё пару раз подзывал официанта, заказывая по чашке кофе. Затем долго бродил по центральной пешеходной зоне, заглядывая в небольшие магазинчики, сидел на удобной лавочке в парке и любовался фонтаном. Все это время Владислава не покидало томящее, тяжелое предчувствие. По телефону он говорил, по видимому, с мамой Анастасии и Александры. Но почему её голос звучал столь раздраженно, а тон был сухим и настороженным!? Почему с ним попросту не захотели разговаривать!? Скоро это должно проясниться…

«Ну что ж, пора! — в очередной раз бросив взгляд на часы, скомандовал себе Влад и встал с деревянного диванчика, — уже семь вечера, а до её дома ещё минут двадцать ходьбы…»

Звонить он более не стал. По дороге, проходя мимо огромного крытого рынка, летчик купил три красивых розы, и вскоре поднявшись по лестнице на третий этаж уже знакомого дома, нажал кнопку звонка возле заветной двери. После долгой паузы на пороге появилась пожилая женщина:

— Вы к кому?

— Здравствуйте. Можно увидеть Александру?

— Это, наверное, вы звонили? — тихо спросила она, выйдя на площадку и старательно прикрывая за собой дверь, — не могли бы вы, молодой человек, оставить её в покое?

— Разве я кого-нибудь преследую?..

— Не в этом дело! Дайте ей возможность нормально закончить учебу. Она ещё совсем ребенок и не стоит забивать голову девушке не нужными ей пока вещами…

— Мама, кто там? — послышался из квартиры до боли знакомый и родной голос.

«Она все-таки дома!» — едва не выкрикнул от радости Владислав.

Дверь приоткрылась и на пороге показалась Саша.

— Влад! — воскликнула она и умоляюще посмотрела на мать.

Но та властным движением вновь прикрыла дверь и продолжила, как ни в чем не бывало:

— Я высказала свое мнение, молодой человек, подумайте и вы над этой темой. Если, конечно, искренне желаете ей добра…

И она, показывая всем видом, что разговор окончен, повернулась к нему спиной.

— Настя просила передать вам это, — невозмутимо проговорил Берестов, протягивая сверток.

Пожилая женщина остановился в дверях и, с удивлением оглянувшись, приняла посылку. Затем, повертев сверток в руках, произнесла с ещё большим раздражением:

— Вот и ещё одна причина, из-за которой я не хочу вашего с Сашей знакомства. Одну дочь уже увезли на край света! Видимся раз в год… И вторая туда же! Прощайте, молодой человек…

Владислав медленно спускался по лестнице. Сердце бешено трепыхалось в груди от натянутого и совершенно неожиданного разговора. Выйдя из подъезда дома, он оглянулся на темные окна третьего этажа. С трудом, в полном смятении преодолев ещё несколько десятков метров, майор снова оказался на людной улице. Присев на лавочку, неподалеку от входа во двор, он долго сидел в ожидании, надеясь на чудо и не оставляя надежды увидеть Александру. Не обращая внимания на то, что город погрузился в вечернюю темноту, Влад вглядывался в узкое пространство арки, меж глухих стен соседних домов и представлял, как сейчас она появится…

Он не мог знать, что в это же самое время, девушка неподвижно стояла у окна своей комнаты и сквозь пелену слез печально смотрела на ту же арку. Что только не передумали они в этот вечер, находясь, всего лишь, в сотне метров друг от друга…

Почти ночью Берестов пересек на каком-то автобусе длинный мост через Волгу и добрался до лётного городка энгельской авиабазы. Встреча с тремя однокашниками получилась сумбурной и настроения не исправила. Даже сидя с ними за столом и вспоминая курсантскую пору, он беспрестанно думал о Саше.

«Может так случится, что я потеряю её навсегда… — угрюмо рассуждал Влад, слушая очередной рассказ одного из бывших однокурсников, — что же делать? Ведь надо же что-то придумать…»

На следующее утро, в половине восьмого, он уже восседал на знакомой лавочке в ожидании, когда Александра направится в университет. Но ни в этот день, ни на следующий, увидеть её так и не удалось. Под конец вынужденного дежурства, он уже не знал, что думать…

Подойдя к кассе «Аэрофлота», пилот, прежде чем взять билет до Волгограда, решился позвонить ей ещё раз. Трубку опять подняла мама Александры:

— Это опять вы, молодой человек!? Я же просила вас больше её не беспокоить! Настоятельно требую ещё раз: оставьте, наконец, мою дочь в покое…

10

«Антошка», беззвучно планируя с остановившимся двигателем, перевалил через невысокую сопку. Перед взором Берестова открылась огромная, вытянутая поляна, начинавшаяся от самой вершины возвышенности и тянувшаяся на пару километров вниз, к самому её подножью. Заканчивалась залысина небольшой горы относительно ровным рельефом резко переходящим в величавую, густую тайгу. Ни одного селения поблизости…

«Великолепно! — решил майор и отдал штурвал от себя, огибая макушку сопки, — теперь главное — не сломать шею…»

Набирая скорость, самолет летел вдоль уходящего вниз склона. На середине открытой проплешины, где луговая поверхность почти выравнивалась и лежала горизонтально, летчик притер самолет к земле и, управляя уже педалями, направил его в самый дальний угол поляны. Подпрыгивая на скрытых высокой травой неровностях, Ан-2, почти не сбавляя скорости, мчался к могучим лиственницам и кедрам…

«Так-так-так… Только бы не влупиться лбом в эти елочки! — притормаживая то правым основным шасси, то левым, выбирал место последней „парковки“ Владислав, — ну, помоги мне Господи, пожалуйста, ещё разок!»

Выбирать было, по сути, бесполезно. Хорошенько прицелиться и увернуться представлялось возможным только от первых стволов в два обхвата. Дальше деревья стояли в плотном беспорядке, и все равно избежать столкновения летчику не удалось бы. Как и полгода назад, бросив бесполезный штурвал, он пригнулся и уперся руками в приборную доску…

Первый удар пришелся на основания левых крыльев. Самолет подбросило и чуть развернуло влево. Тут же, через мгновение, с громким треском отломались и два оставшихся правых крыла. Еще через секунду Влад понял, что «Юнь» остался без шасси и вот-вот перевернется на бок. Слалом между вековыми деревьями вскоре закончился последним, страшной силы столкновением. Привязные ремни больно впились в живот пилота, но свои спасательные функции выполнили добротно. «Кукурузник», качнувшись, замер на правом боку…

— Интересно, размер пенсии увеличивают за такие экстремальные номера? — облегченно выдохнув, задал неизвестно кому вопрос Берестов, — эх, мне бы только добраться до советского, а не китайского СОБЕСА…

Акробатически извернувшись, он уперся здоровой ногой в правое кресло и, отстегнув ремни, спрыгнул вниз. За дверкой в пассажирскую кабину вместо хвоста зияла огромная дыра. Подобрав валявшиеся автомат и подсумки, майор кое-как покинул изуродованный самолет. Погладив исцарапанный борт своего спасителя, он, прощаясь с ним, тихо прошептал:

— Прости дружок, так уж вышло… По-другому бы не получилось…

Осмотрев место приземления, Владислав удовлетворенно хмыкнул. Ан-2, повалив несколько молодых деревьев и примяв кустарник, проделал в тайге узкую, малозаметную просеку, длинной в несколько десятков метров. Теряя по пути плоскости, колеса, обшивку и пассажирские кресла, он уперся двигателем в толстую лиственницу, так в итоге и, не сломав ни одного большого дерева. Сверху просеку и останки «кукурузника» надежно закрывали хвойные кроны, и найти с воздуха последнее пристанище биплана не представлялось возможным.

— Хорошо, что в бензобаках — шаром покати… А то пылал бы костерок на всю округу… — закончив беглый осмотр, вздохнул летчик и, повесив «калаш» на плечо, направился дальше — на северо-восток…

К вечеру, голодный и утомленный долгим путешествием по труднопроходимой тайге, он, бросив автомат под разлапистую ель, упал на прошлогоднюю сухую хвою. Сил идти дальше на сегодняшний день уже не осталось. По его подсчетам за весь пеший маршбросок, удалось преодолеть километров пятнадцать. Идти только по ложбинам между гор не получалось. Во-первых, приходилось постоянно отклоняться от курса. Во-вторых, именно в низинах произрастал самый густой и непролазный кустарник. Чаще приходилось преодолевать утомительные подъемы и крутые спуски сопок. Лишь однажды, за сегодняшнее путешествие, Влад набрел на чистый ручей и оплетающие стволы, растущих вдоль его каменистого бережка деревьев, лианы лимонника. Он вдоволь напился прозрачной воды, наелся ароматных ягод и набил ими впрок карманы трофейного кителя. Устроившись под огромной елью, Берестов съел горсть припасов и тут же забылся крепким сном…

Только под утро, видимо восстановив от части силы, он стал периодически просыпаться и напряженно прислушиваться к тишине. То начинала мерещиться погоня, то слышался рык диких зверей, то, казалось, кто-то крадется, тихо ступая по сухой траве… Привалившись к стволу дерева спиной и положив автомат на колени, летчик несколько раз проваливался в сон, но вздрагивал и сразу открывал глаза при малейшем постороннем звуке. Дождавшись первых лучей показавшегося над горизонтом солнца, он с нетерпением продолжил путь.

Второй день похода принес одно удручающее открытие. Его интенсивно искали. Только до полудня несколько пар низколетящих вертолетов заставляли Владислава прижиматься к толстым стволам кедров и с тревогой смотреть им в след. Вряд ли возможно было обнаружить удачливого до сего момента беглеца в густой, заросшей тайге, но продолжать движение, рискуя даже самую малость, он не желал. Слишком уж близкой казалась теперь заветная цель.

— Сколько осталось до границы? Ну, пусть сто, двести километров… — бормотал он, покидая очередное укрытие и продолжая прислушиваться к гулу удалявшихся вертолетов, — за неделю-две попытаюсь одолеть. Куда деваться-то?.. Лишь бы они не выставили пешие кордоны! Народу и тупой решимости у них на это с лихвой…

Запасы ягод лимонника к обеду закончились. Более никаких плодоносящих кустарников на маршруте голодного, измученного путника не встречалось. Слабость, одолевавшая с самого утра, заставляла его все чаще ложиться на траву и, глядя в голубое, бездонное небо, ждать, пока восстановится учащенное, тяжелое дыхание. Только во второй половине дня посчастливилось набрести на небольшую полянку с едва различимыми в траве, знакомыми соцветиями земляники. Опустившись на колени, Влад стал собирать мелкие, жесткие ягоды и, забрасывая в рот, жадно поедать их. Он не покинул найденное место, пока не осмотрел все кустики и не съел последнюю, сухую земляничку. Голод слегка отступил…

Часа через два майор заметил впереди, меж деревьев, просвет широкой просеки. Осторожно оглядываясь и напрягая слух, он подбирался ближе, держа указательный палец на спусковом крючке автомата. Сквозь зелень кустарников показалась искусственная насыпь…

«Железная дорога! — догадался летчик, — надо быть предельно внимательным, если граница недалеко, полотно может охраняться патрулями…»

Озираясь по сторонам, беглец медленно вышел из зарослей… Никого. Пригнувшись, он на четвереньках поднялся по крутому склону. Два рельсовых пути отделяли его от противоположного спуска. Но сразу две причины заставили Берестова, мгновенно забыв о больной ноге, скатиться назад и проворно нырнуть в чащу. Из-за плавного поворота железной магистрали показался тепловоз, тянущий за собой грузовой состав, а за насыпью виднелось несколько деревянных крыш каких-то старых строений.

— Деревенька в пять дворов… — недовольно ворчал путешественник, снова углубляясь в тайгу и поворачивая вдоль дороги, — пусть хоть в один, но встречаться мне сейчас ни с кем не хочется, даже с местными собаками…

Эшелон прогрохотал мимо. Пройдя на некотором расстоянии от насыпи с полкилометра, он опять вышел к просеке. На сей раз, удалось успешно миновать опасный участок на приличном удалении от внезапно оказавшегося на пути селения. И вновь, вынырнувшие из-за сопки вертолеты, заставили Владислава метнуться к ближайшему стволу огромного дерева…

Второй день пешей прогулки вообще сложился неудачным. К вечеру, вспоминая количество вынужденных остановок, и приблизительно подсчитывая пройденный километраж, он опять усмотрел впереди редеющий лес. Проковыляв, опираясь на подобранную палку, ещё минут десять, офицер в растерянности остановился. Он оказался на каменистом берегу полноводной и приличной по ширине реки.

«Метров триста, не меньше… — оценивал Влад свои способности в плавании, но внезапно пронзила радостная догадка: — а может быть это пограничный Амур!?»

Осматривая противоположный берег, он наткнулся взглядом на поселок, вплотную прилепившийся к самой воде, чуть ниже по течению. У простеньких деревянных причалов качались рыбацкие лодки, конструкцией и формой напоминавшие джонки, используемые на юго-востоке Азии.

— Нет, за рекой тот же Китай… — с тоской и разочарованием проговорил пилот.

Форсировать водную преграду лучше было ночью. Днем за этим занятием его легко могли засечь с воздуха шнырявшие в поисках беглеца вертолеты, да и встреча с местными рыбаками не сулила ничего доброго…

Чтобы во время плавания течение не снесло прямо к поселку, он, потратив остаток дня, спустился вдоль реки на несколько километров. За деревенькой русло совершало крутой поворот и становилось немного поуже.

«Очень кстати… — размышлял Берестов, сооружая из подручных средств маленький плот для нехитрой поклажи, — удастся побыстрее переплыть, чтобы и успеть отоспаться перед завтрашним маршброском».

Связав лианой несколько разных по длине толстых палок, он аккуратно укрепил на «судне» автомат, ремень с подсумками, башмаки и одежду. Уже в полной темноте раздетый Влад бесшумно вошел в воду и, придерживая плотик одной рукой, осторожно поплыл. Течение в речной узкости становилось резвее, и пока он достиг противоположной суши, его отнесло ещё на полкилометра ниже. Выбравшись, наконец, в изнеможении на берег, летчик, прежде чем подумать о сне, все же совершил необходимые действия по устранению следов преодоления естественного препятствия. Разобрав плот, разбросал в разные стороны составные части, ненужную лиану пустил вниз по реке и, облачившись в сухую одежду, углубился в поисках укромного места на сотню метров в тайгу…

Утро третьего дня походило на осеннее. Пасмурная и дождливая погода заставила Берестова, съежившись под коротким кительком, пробыть в забытье намного дольше обычного. Отогнав, в конце концов, липкую сонливость, он с трудом, преодолевая боль в измученных мышцах, встал и медленно побрел, придерживаясь все того же, северо-восточного направления. К постоянному чувству голода странник уже стал привыкать. Кроме того, усталость и больное, вновь неимоверно распухшее колено, отвлекали от настойчивых позывов желудка, заставляя беспрестанно думать об отдыхе и о конечной цели утомительного, более чем опасного путешествия.

Из-за низкой облачности поиски сбежавшего узника крепости с воздуха, видимо, приостановили. Населенных пунктов он не встречал, но к обеду пришлось пересечь оживленную асфальтовую трассу. Лежа на мягком мхе под раскидистым кустом кислицы, Владислав некоторое время наблюдал за часто проезжавшими автомобилями. Раз в две-три минуты по шоссе проскакивали, в основном, военные грузовики. Чаще в кузове размещалось полтора десятка солдат в ярко-зеленой форме с алыми погонами.

«Не по мою ли душу носятся придурки!? — думал он, дождавшись короткого перерыва в движении и минуя очередной опасный участок, — лишь бы у них нюхастых Мухтаров не было с собой! На стайерские пробежки я пока, увы, не способен…»

И все же в этот непогожий день летчику удалось преодолеть около двух десятков километров. В конец измотавшись, уже с трудом передвигаясь даже с помощью самодельного посоха, он вновь вышел к реке. Но в этот раз, учащенно забившееся сердце, не обмануло. Обширная песчаная коса, отделявшая пихтовую рощу от воды, являлась ни чем иным, как берегом пограничного Амура. Два ряда колючей проволоки, с табличками на столбиках, предупреждавших заковыристыми иероглифами о запретной зоне. Контрольно-Следовая Полоса между заграждениями… Все это говорило само за себя.

— Господи… наконец-то! Только затаиться и дождаться ночи! Неужели в каком-то километре отсюда мои мучения и кошмары завершатся?..

Влад опять вернулся в глубь рощи и, найдя небольшую яму меж двух деревьев, улегся в листву, положив под голову автомат. Предстояло тщательно продумать последний шаг. Глупо было бы, споров горячку при ощущении столь близкой и видимой цели, угодить в лапы китайских погранцов. Они ведь, наверняка, предупреждены о возможности его появления и приведены в повышенную готовность. «Только без недержания! — уговаривал себя пилот, поглядывая в темнеющее небо, — потерпите дружище ещё часок-другой…»

Отдыхая и восстанавливая силы на мягкой траве, он продолжал прислушиваться и часто, приподнимая голову, осматривался. Ночь накрыла Дальний Восток без приключений и сюрпризов.

По пути к берегу, Берестов в темноте споткнулся о лежащую в кустарнике корягу. Ощупав находку, он определил:

— Длинная и сухая… Но при этом, вроде бы ещё не труха — прочная. Пригодится…

Взвалив поваленный ствол небольшого дерева на плечо, майор, ругаясь в полголоса на посланные судьбой испытания, подошел к первому ряду колючей проволоки. Не сбрасывая тяжелой ноши, внимательно осмотрел заграждение.

— Да здравствует нищета! Никакого электричества и сигнализаций…

Осторожно подсунув один конец коряги под верхний ряд проволоки, другой, Владислав прочно установил и вкопал в песок. Получилось нечто похожее на эстакаду. Положив оружие возле забора, он, медленно, балансируя руками, прошел по стволу и, держась за деревянный столбик, спустился на КСП. Дальше все происходило быстрее. Забрав «Калашников» и подсумки, летчик протащил бревно внутрь заграждений и пересек волнистую песчаную полосу. Второе препятствие он преодолел аналогично первому. Оставалась река. Не было время раздеваться, беречь сухость одежды и обуви, заботиться о надежности оружия и патронов… Войдя в воду вместе со спасительным обломком дерева, Влад тихо поплыл к родному берегу…

Амур представлялся гораздо шире первой речушки. Грести приходилось одной рукой, второй же он обхватывал корягу и крепко держал два ремня. Иногда тревожно оглядываясь на китайский берег, Владислав не видел ни одного огонька, не слышал ни одного звука. Ничего, кроме едва проступавших контуров пихтовой рощи, не напоминало о только что покинутой стране. Все чаще приходилось отдыхать и менять уставшую от постоянного движения руку.

— Сколько же ещё плыть?.. — бормотал посиневшими от холода губами Берестов, — возможно, я уже сбился и гребу вдоль реки!? Ни хрена не видно из-за этой чертовой облачности…

Ориентироваться действительно было затруднительно. Все три ночи летчик использовал для отдыха, а двигался исключительно днем, исправно определяя направление по солнцу. Сейчас все обстояло наоборот. И все же судьба, в очередной раз, оказалась благосклонной и милостивой. Уже начиная отчаиваться, Владислав узрел, наконец, впереди очертания спасительного берега. Еще минут через пятнадцать, он в изнеможении выполз на холодный песок.

«Крупные козыри… Я заказывал игру с одним тузом, а в прикупе оказались ещё два крупных козыря…», — пронеслось в голове, и майор на время забылся в полном бессилии…

Очкастый следователь, осмотрев следы на Контрольно-Следовой Полосе, попросил у сопровождавшего его начальника пограничной заставы бинокль. Долго всматриваясь в песчаную косу русского берега, он вдруг просиял, и что-то рявкнул младшему офицеру. Стремглав убежав к зеленому ГАЗику и через минуту вернувшись, молодой и пронырливый китаец передернул затвор СВД и протянул разведчику готовую к выстрелу снайперскую винтовку устаревшего советского образца. Потный тщательно протер очки и, поудобнее пристроившись у столбика первого заграждения, стал, рассматривая сквозь мощную оптику лежащего на песке человека, прицеливаться. Перекрестье плавно перемещалось от головы бывшего подопечного ниже, вдоль позвоночника, затем блуждало по спине в районе сердца и вновь возвращалось к затылку. Злорадно ухмыльнувшись и пропищав на своем языке какой-то лозунг, очкастый нажал на курок…

Влад вскочил на ноги, не понимая, где он и что происходит. Вокруг по-прежнему было темно, только слышался плеск накатывавшихся на берег волн Амура. Все ещё мокрый китель прилипал к продрогшему телу, вызывая озноб…

«Господи… Я же на советском берегу… А этот урод с последствиями дауна мне уже снится! Но, пожалуй, такое жуткое продолжение нельзя сбрасывать со счетов. Первый же китайский пограничный наряд легко обнаружит мои следы и закрутится карусель…»

Подхватив автомат с подсумками, он сделал несколько шагов, пока не уперся в родное, отечественное заграждение. Сил на то, чтобы проверить наличие электрических проводов не оставалось. Разведя два соседних ряда проволоки, летчик, цепляясь и оставляя клочья одежды на острых концах колючки, пробрался внутрь. Удивившись, насколько позволяло состояние, он не обнаружил за КСП второго забора. Найдя тут же, в песке длинную, глубокую борозду, на случай воплощения наяву только что виденного сна, Берестов в изнеможении упал и вновь провалился в глубокий сон…

— Лежать, как лежишь! Руки за голову!

«Опять какая-то хрень снится…» — лениво проплыла возмущенная мысль.

— Эй, ты! Я кому говорю!?

«Что б вы сдохли… Когда же дадут человеку отоспаться!?»

Внезапно, где-то рядом, раздался одиночный выстрел.

«Опять очкастый во сне зрение тренирует… — подумал Владислав и открыл глаза, — утро, однако. Совсем светло…»

— Я ведь щас пристрелю! — отчетливо раздался вблизи голос с северным, якутским акцентом.

Пилот приподнялся и оглянулся по сторонам. Метрах в десяти стоял солдат-пограничник, сдерживая одной рукой поводок рвавшейся овчарки, а другой, держа на изготовку, висевший на ремне, автомат. Чуть поодаль, присев на одно колено, возился с радиостанцией ещё один кордонный служивый.

— Чего шумишь — людям спать после трудовой смены не даешь!? — улыбнулся Влад, с неимоверным удовольствием разглядывая советскую военную форму.

— Я те дам, чего шумишь, — продолжал наезжать якут, немного удивившись чистому русскому языку, — руки, говорю, за голову! Ты кто?

— Я-то? — спокойно и дружелюбно отвечал летчик, — я майор Берестов, военно-воздушные силы Тихоокеанского Флота. А ты что за злобный тип?

— Ты руки за голову положишь? — уже спокойнее спросил пограничник.

— Нет, дружище… Болят они у меня… На ко вот, возьми и не сомневайся в том, что я такой же, как и ты.

Владислав бросил ему так и не пригодившийся автомат, подсумки и валявшийся рядом, уже просохший китайский китель. Оставшись в одних штанах от полосатой, тюремной робы и размокших башмаках, он, видимо, действительно не представлял угрозы пограничному наряду. Якут опустил автомат, цыкнул на служебного кобеля и что-то сказал второму солдату. Подойдя чуть ближе, младший сержант, все же настороженно поинтересовался:

— Вы как тут оказались?

— Длинная история… Расскажу твоему начальству, если не возражаешь… Дай-ка мне братец закурить…

Почти пятидесяти суток отпуска Владу обычно не хватало. Встречи с друзьями детства, бывшими одноклассниками, какие-то бытовые дела в доме матери… Отъезд всегда неотвратимо приближался и происходил все равно неожиданно. Эти же полтора месяца тянулись невообразимо долго. Он метался по небольшой квартире, беспрестанно думая об Александре. Мысли теснили и сменяли друг друга, не давая объяснения происходящему, ещё более омрачая и без того паршивое настроение. Берестов не видел выхода из создавшегося положения. Если её родители настроены таким решительным образом, то и очередного приезда Саши к Лихачевым ожидать бессмысленно. Более того, они сделают все, для того чтобы оставить дочь навсегда в Саратове. Заинтересуют подходящей работой после университета, найдут неплохого кандидата для устроенной семейной жизни…

Вернувшись в гарнизон раньше срока, Владислав снова заперся дома. Видеть кого-то, равно как и показывать свое состояние, абсолютно не хотелось. Он одинаково избегал встреч, как со своими однокашниками, так и с прочими друзьями и знакомыми. Только придя, наконец, в назначенный день на полковое построение, майор вновь окунулся в родную среду и быстро втянулся в повседневные заботы летной службы. Через два дня он, облаченный в летный комбинезон, дожидался очереди у маленького кабинетика стартового медосмотра.

— Влад! Ну, почему ты совсем не заходишь!? — поднялась ему навстречу Настя и, обняв, поцеловала, — ты же был в Саратове, видел моих! Я же так жду тебя…

Летчик ответил дружеским поцелуем и сел напротив девушки. Отводя взгляд от Анастасии, он копался в планшете, перекладывая карты, документы, полетные листы… Затем, закатав рукав легкой куртки и положив руку на край стола, чуть заметно улыбнулся:

— Я всего три дня был в твоем городе…

— Что случилось, Владислав? — улыбчивость и приветливость врача вдруг мгновенно сменились тревогой и озабоченностью.

Она сжимала ладонь молодого человека и, стараясь заглянуть в его глаза, ждала ответа.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом… — предложил Берестов.

Наступила тягостная, продолжительная пауза… Неожиданно дверь без стука распахнулась, и в кабинет ввалился один из комэсков.

— Выйдите и подождите в коридоре, — ровно, но тоном, не терпящим возражения, произнесла Анастасия.

Подполковник, опешив, попятился назад, осторожно прикрывая за собой дверь.

— Вот что… Ты не будешь возражать, если я к тебе сегодня забегу после полетов? Здесь все равно не дадут поговорить толком.

— Зачем ты спрашиваешь, Настя!? Заходи в любое время…

— Тогда жди. За тобой хороший кофе…

Отлетав в районе аэродрома короткую программу восстановления в строй после отпуска, майор вернулся домой. Предстоящий разговор со старшей сестрой Александры совсем не радовал и представлялся бессмысленным терзанием недавней, душевной раны. Столь негативный настрой родителей, вряд ли удастся переломить даже ей — человеку решительному и настойчивому. Тем более что и Сашино мнение по поводу продолжения их отношений, оставалось до сих пор для Владислава «за кадром»…

«Мы можем говорить с Анастасией о чем угодно и сколь угодно, — размышлял он, глядя в окно на угасающий день, — но судьба нашей с Александрой любви решается сейчас там — в далеком Саратове…»

Сразу после окончания летной смены, в квартире раздался звонок. На лице пришедшей гостьи читались переживание и недоумение. Пригласив Настю на кухню, молодой человек занялся приготовлением кофе.

— Влад, только не молчи, ради Бога, — попросила девушка, — я некоторым образом причастна к тому, что происходит между вами и не чужой все-таки человек…

— Совсем не чужой! — печально улыбнулся летчик, садясь за столик напротив, — как-то все странно произошло в твоем городе…

Она молчала, вопросительно глядя ему в глаза и ожидая объяснений.

— Я, собственно, Сашу-то видел, совсем мимолетно — сквозь едва приоткрытую дверь, — глубоко вздохнув, выложил, наконец, самое главное Берестов.

— То есть как?..

— Поговорил с твоей мамой. Дважды по телефону и в подъезде. Поторчал пару дней возле дома, но все без толку…

В изумлении Анастасия продолжала смотреть на собеседника. На плите зашипел кипевший и убегающий через край турки кофе.

— Ну вот… — встал из-за стола Владислав.

— Кажется, я начинаю что-то понимать… — отрешенно пробормотала девушка, — Сашенька почему-то в последнее время перестала присылать письма. Теперь становится ясно…

Майор вылил в раковину перекипевший напиток и, засыпав новую порцию смолотых зерен, залил в небольшую мельхиоровую емкость холодной воды.

— Так что тебе сказала моя мамочка?

— Настя, ну причем тут твоя мама? Александре девятнадцать лет и смешно предполагать, что кто-то в состоянии помешать ей, принять самостоятельное решение. Больше всего в этой ситуации хотелось бы знать именно её мнение…

— Ты ещё не знаешь маму… В нашей семье она единственный и непревзойденный полководец. Ни дать, ни взять — Жанна д’Арк! И мне пришлось в свое время с затяжными боями и переменными успехами отвоевывать независимость. Но это все-таки я, а у Сашеньки характер помягче, и удастся ли ей повторить подобный подвиг… Честно говоря, я считала, что родители с годами немного поумерили воинственный пыл. Видимо, ошиблась…

— Ладно… Давай о чем-нибудь другом, жизнеутверждающем… — попросил пилот, заранее подходя к плите и карауля момент готовности напитка.

— О другом… — совсем тихо повторила Настя, — у нас с Максом опять все наперкосяк. Кажется, поругались…

— Вот видишь… И нужны тебе ещё лишние проблемы — наши с Александрой…

— Они не могут быть лишними. Макс, ты, Сашенька… Кто ещё для меня ближе вас?

Влад, на сей раз, вовремя снял с огня турку и обернулся к столу, чтобы налить кофе в приготовленные чашечки. Девушка сидела, опустив голову на сложенные на столе руки, и беззвучно плакала. Искренняя жалость и сострадание к этому милому человеку, внезапно охватили душу. Сколько сделала она для того, чтобы у них с Сашей родились и окрепли большие чувства друг к другу… Увидев хрупкие, вздрагивающие плечи Анастасии, Берестов присел рядышком на стул и обнял её.

Вряд ли нужны были какие-то слова. Они и так все прекрасно понимали. Врач ещё долго, не поднимая головы, роняла слезы на рукава светлой кофточки. Летчик, слегка поглаживая её ладонь и глядя в одну точку, размышлял о своем…

В начале следующей недели экипажу командира разведывательного звена предстоял первый, после длительного перерыва, маршрутный полет над морем. Как всегда забежав в кабинет Насти, он уселся напротив и в ожидании окончания обязательных процедур медицинского контроля, по-дружески интересовался у той настроением и обстановкой в семье.

— Вроде, чуть получше… — неуверенно ответила девушка, отчего-то пряча глаза.

— Зашли бы с Максом в гости. Я его сто лет не видел, — предложил Владислав.

— Обязательно зайдем…

— Во Владивосток в выходные не собираетесь? Могу подбросить и составить компанию…

— Может быть, пока не решили… — почти прошептала она, глядя в окно.

— Девушка, что-то у тебя не так. Признавайся, в чем дело. Могу я тебе помочь?

— Влад, милый… — Анастасия положила свою ладонь поверх его, и посмотрела прямо в глаза, — от Сашеньки пришло письмо…

— Да? И что же пишет?.. — приподнятое настроение перед долгожданным полетным заданием в миг куда-то исчезло, выражение лица стало печальным и немного озабоченным.

— Вот возьми… — она протянула ему конверт, — тут нет никаких секретов. Ты должен знать её мысли…

Покинув стартовый врачебный кабинет, Берестов медленно направился на самолетную стоянку, читая по дороге короткое письмо, написанное рукой любимой девушки.

Весь продолжительный полет мысли майора крутились вокруг Сашиного письма. Понимая её состояние, он и сам не представлял, какой выход можно отыскать из столь нелепой и удручающей ситуации. Дожидаться несколько лет окончания девушкой университета, каждый раз лелея надежду встретиться с ней в отпуске? Поддерживать связь посредством писем или через Анастасию? Все это подходило как некий крайний вариант. Но сумеет ли Александра в течение немалого срока сберечь пламя своих чувств? Найдет ли она силы помнить о нем?..

Небольшое помещение междугороднего переговорного пункта недалеко от железнодорожного вокзала, было до отказа заполнено посетителями. Макс стоял у окна и ожидал, когда Настя закончит заказанный разговор с Саратовом. Приехав во Владивосток на машине с Берестовым, они договорились встретиться через два часа на одной из центральных улиц. Времени, чтобы добраться до назначенного места оставалось в обрез, но жена заканчивать беседу и покидать маленькую кабинку не торопилась…

— Мама, меня не интересует сейчас это! Я хочу знать, по какому праву ты вмешиваешься в личную жизнь взрослой дочери!?

Нервничая, Анастасия то присаживалась на крохотное сиденье, то вскакивала и перебивала далекую собеседницу:

— Ну, вот что, моя дорогая! Я прекрасно знаю твой характер, а тебе не хуже известен мой… Так, пожалуйста, послушай меня! Если ты не оставишь чувства девочки в покое, я тебе клятвенно обещаю забрать её к себе и перевести в Дальневосточный Государственный Университет. Пусть живет здесь, учится и спокойно создает семью с любимым человеком, ясно!?

В ответ на столь эмоциональный монолог, на другом конце провода, видимо, повисла пауза, а затем тон стал кардинально другим.

— Не надо плакать мама… Никто вас с отцом не бросает, — чуть спокойнее продолжала Настя, — вы не такие уж старые, а Максу служить осталось семь лет. Мы куда, по-твоему, поедем после его увольнения? И в чем же дело, зачем раздувать сейчас трагедию!?

Выслушав очередные объяснения и вопросы матери, девушка впервые за весь долгий разговор улыбнулась и ответила:

— Мамочка я очень хорошо знаю этого человека. Поверь, если была бы свободна, сама вышла бы за него. Они без ума друг от друга и не мешай им, пожалуйста… — окончательно успокоившись, Анастасия вновь присела и добавила: — вот и подумай. Я тебя не тороплю, но и тянуть не советую…

Под вечер дружная троица возвращалась в гарнизон. «Лань» осторожно ехала по обледеневшей, скользкой дороге. Приход первого зимнего месяца в Приморье ознаменовался легким морозцем. Из-за высокой влажности воздуха снег на земле пока долго не задерживался, через несколько часов превращаясь сначала в серо-коричневую кашицу, а затем, к ночи — в лед. Темнеть начинало рано, и Берестов ещё при выезде из Краевого центра включил дальний свет фар.

Девушка не стала делиться с мужчинами результатами долгих переговоров с матерью. Позитивные сдвиги в сознании пожилой женщины, могли и не повлечь за собой каких-то серьезных изменений в отношении личной жизни младшей дочери. Настя слишком хорошо знала упрямый норов мамы. Радоваться и давать весьма призрачную надежду Владиславу, было преждевременно…

— Вроде только недавно стояла жара, — проворчал, глядя в окно Макс, — как будто вчера ходили в футболках, гостила Саша… И на тебе — опять зима, морозы… А завтра ещё и шторм обещают…

Собеседники не поддержали унылую тему. Анастасия смотрела в другую сторону, размышляя о своих близких, живущих далеко на западе страны. Владислав, вглядываясь в неровности серой дороги, думал о предстоящем, очередном вылете на задание.

До последнего, рокового взлета разведчика оставалось чуть более двенадцати часов…