Эркюль Пуаро задумчиво смотрел на посетительницу. Бледное личико с упрямым подбородком, глаза, скорее серые, чем голубые, и столь редко встречающиеся иссиня-черные волосы — древнегреческие локоны.
Он отметил прекрасно сшитый, но уже поношенный твидовый[2] костюм, потрепанную сумочку и врожденную горделивость манер, которую не могла скрыть даже явная нервозность девушки.
«Да, — подумал он про себя, — род старинный, но обедневший. И ко мне ее могло привести только нечто из ряда вон выходящее».
— Я… Я не знаю, сумеете ли вы мне помочь, мосье Пуаро, — дрожащим голосом сказала Дайана Мэберли. — Уж слишком необычное создалось положение.
— Вот как? И в чем же дело?
— Я пришла к вам, потому что не знаю, что делать! Да что там, я не знаю даже, можно ли тут вообще что-нибудь предпринять!
— Предоставьте мне самому судить об этом.
Кровь бросилась девушке в лицо.
— Я пришла к вам, потому что человек, с которым я больше года была обручена, разорвал нашу помолвку, — выпалила она, задыхаясь.
Она с вызовом взглянула на Пуаро.
— Вы, должно быть, думаете, что я не в своем уме.
— Напротив, мадемуазель, — медленно покачал головой Пуаро, — я ни секунды не сомневаюсь в том, что вы очень умны. Конечно, это не мое métier[3] — мирить влюбленных, и вы, уверен, об этом прекрасно осведомлены. Следовательно, в разрыве помолвки было что-то необычное. Ведь так?
Девушка кивнула:
— Хью разорвал помолвку, потому что считает, будто он сходит с ума, а душевнобольные не должны жениться.
— Вы с этим не согласны? — приподнял брови Пуаро.
— Не знаю… Что вообще значит «быть душевнобольным»? Все мы немного не в себе.
— Да, есть и такое мнение, — осторожно согласился Пуаро.
— Человека сажают в сумасшедший дом, только если он начинает воображать, что он чайник или что-нибудь в этом роде.
— А ваш жених не достиг этой стадии?
— Я вообще не вижу в нем никаких признаков сумасшествия. Хью — самый нормальный человек из всех, кого я знаю. Рассудительный, надежный…
— Так почему же он считает, что сходит с ума? Может быть, у него в роду были душевнобольные?
Дайана нехотя кивнула.
— Его дед был ненормальным и, по-моему, еще двоюродная бабка. Но ведь в каждом семействе есть люди со странностями! Со странностями, понимаете, или, наоборот, необычайно умные, что-нибудь в этом роде!
Она смотрела на Пуаро умоляющим взглядом. Он грустно покачал головой.
— Я вам очень сочувствую, мадемуазель.
— Я не нуждаюсь в сочувствии! — Девушка упрямо вскинула подбородок. — Я хочу, чтобы вы что-нибудь предприняли!
— И что же я должен предпринять?
— Не знаю, но что-то тут не так.
— Будьте добры, мадемуазель, расскажите мне обо всем поподробнее.
— Моего жениха зовут Хью Чандлер, — начала Дайана. — Ему двадцать четыре года, он сын адмирала Чандлера. Они живут в поместье Лайд, оно принадлежит их семье со времен королевы Елизаветы. Хью — единственный сын. Он служил во флоте — все Чандлеры были моряками, это у них что-то вроде традиции, с тех самых пор, как сэр Гилберт Чандлер плавал с сэром Уолтером Роли[4] в тысяча пятьсот каком-то году. У Хью не было иного пути, кроме как стать военным моряком. Его отец и слышать бы не захотел ни о какой другой профессии. И тем не менее… тем не менее именно отец настоял на том, чтобы Хью вышел в отставку!
— Когда это произошло?
— Почти год назад, ни с того ни с сего.
— Хью нравилась служба?
— Да, очень.
— У него не было там неприятностей?
— Нет, что вы. Он был на отличном счету и никак не мог понять, что нашло на его отца.
— А как сам адмирал Чандлер объяснил свое решение?
— Да, собственно, никак. — Дайана пожала плечами. — Нет, он сказал, конечно, что Хью надо учиться управлять поместьем, но это был просто предлог. Даже Джордж Фробишер это понял.
— Кто такой Джордж Фробишер?
— Полковник Фробишер. Он ближайший друг адмирала Чандлера и крестный отец Хью. Большую часть времени он проводит в поместье у Чандлеров.
— И как же полковник Фробишер воспринял намерение адмирала Чандлера заставить сына выйти в отставку?
— Он был ошеломлен и никак не мог этого понять. Да, собственно, никто не мог.
— Даже сам Хью Чандлер?
Дайана медлила с ответом. Выдержав паузу, Пуаро спросил:
— Значит, в тот момент и он был удивлен. Но теперь? Неужели он ничего не сказал? Совсем ничего?
— Сказал… — неохотно пробурчала Дайана. — С неделю назад… Будто бы его отец был прав… и другого выхода не было.
— Вы не спросили, почему?
— Спросила, конечно, но он не объяснил.
Пуаро погрузился в раздумье.
— Не случалось ли у вас в округе в последнее время чего-нибудь необычного? — спросил он наконец. — Чего-нибудь, что началось примерно с год назад и вызвало самые разные слухи и предположения?
— Не понимаю, о чем вы! — вспыхнула девушка.
— Будет лучше, мадемуазель, если вы мне все расскажете, — тихо, но твердо сказал Пуаро.
— Ничего не было — ничего такого…
— Но что-то все-таки было?
— Ну что вы хотите услышать?! На фермах часто случаются странные вещи. Иногда это месть, иногда проделки деревенского дурачка или еще что-нибудь в этом роде.
— Так что же произошло?
— Была история с овцами, — неохотно ответила девушка. — Кто-то перерезал им глотки. Кошмар! Все они принадлежали одному фермеру, а нрав у него очень крутой. Полиция решила, что на овцах выместили злобу на хозяина.
— Но того, кто это сделал, не поймали?
— Нет. Но если вы думаете…
Пуаро предостерегающе поднял руку.
— Вам не нужно знать, что я думаю, — отрезал он. — Скажите лучше, обращался ли ваш жених к врачу?
— Нет, уверена, что не обращался.
— Разве это не было бы самым простым решением?
— Он не пойдет к врачу. Он докторов терпеть не может.
— А его отец?
— Не думаю, чтобы адмирал был высокого мнения о врачах. Он считает их просто сборищем мошенников.
— А как выглядит адмирал? Здоров? Как настроение?
— Он страшно постарел за… за…
— За последний год?
— Да. От него осталась одна тень… И здоровье совсем никуда…
Пуаро задумчиво кивнул.
— Он одобрял вашу помолвку?
— Да. Понимаете, наши земли граничат. Несколько поколений наших семей жило там. Он был ужасно рад, когда мы с Хью решили пожениться.
— А теперь? Что он говорит после вашего разрыва?
Голос девушки дрогнул.
— Я встретила его вчера утром, — сказала она. — Выглядел он ужасно. Он взял мою руку в свои и сказал: «Это очень тяжело, девочка, но мой сын поступает правильно. Другого выхода нет».
— И тогда вы пришли ко мне?
Кивнув, она спросила:
— Вы можете чем-нибудь помочь?
— Не знаю, — ответил Пуаро. — Во всяком случае, я могу съездить в ваши края и постараться во всем разобраться.
Хью Чандлер произвел на Пуаро неизгладимое впечатление. Высокий, превосходно сложенный, с мощными плечами и грудью и шапкой темно-рыжих волос, он просто излучал силу и мужественность.
Сразу по приезде домой Дайана позвонила адмиралу Чандлеру, и они с Пуаро отправились в поместье, где на вытянутой вдоль дома веранде уже был сервирован чай. За столом сидели трое джентльменов. Седой, сгорбленный — словно под непосильным грузом — адмирал выглядел старше своих лет, и его темные глаза смотрели грустно и задумчиво. Его друг, полковник Фробишер, сухой, крепкий мужчина невысокого роста с рыжими, седеющими на висках волосами, имел куда более бравый вид. Неугомонный, вспыльчивый, энергичный, он чем-то напоминал терьера, но терьера с весьма проницательными глазами. У него была привычка, подавшись вперед и насупив брови, сверлить острыми глазками собеседника. Третьим был Хью.
— Хорош, а? — тихонько сказал полковник, заметив, как внимательно рассматривает Пуаро молодого человека.
Пуаро кивнул. Они с Фробишером сидели рядом. Мисс Мэберли, адмирал и Хью сидели по другую сторону стола и оживленно болтали, но оживленность эта была несколько наигранной.
— Да, — пробормотал Пуаро, — он великолепен, просто великолепен. Можно сказать, молодой бык, посвященный Посейдону[5]. Воплощение пышущей здоровьем юности.
— Да, на вид в неплохой форме, — вздохнул Фробишер и бросил на Пуаро многозначительный взгляд. — Знаете, мне известно, кто вы такой, — сказал он наконец.
«Ну, это не секрет! — сделал царственный жест Пуаро. Я здесь не инкогнито, — говорил этот жест, — я путешествую под собственным именем».
— Девочка притащила вас сюда… из-за этой истории? — поинтересовался Фробишер немного погодя.
— Какой истории?
— Я имею в виду Хью… Да, вижу, вам все известно. Правда, странно, почему она обратилась к вам… Как-то не думал, что это по вашей части — в смысле, проблема тут скорее медицинская.
— О, вы не представляете, какими неожиданными проблемами мне подчас приходится заниматься.
— Я просто не могу понять, чего она от вас ждет.
— У мисс Мэберли бойцовский характер.
— Что верно, то верно, она настоящий боец, — горячо закивал головой полковник. — Молодец девушка — никогда не сдается. Но существуют на свете вещи, с которыми бороться бесполезно…
Лицо его вдруг стало старым и усталым.
Пуаро еще больше понизил голос и осторожно спросил:
— Насколько я понимаю, душевные болезни у них в роду?
— Проявляются время от времени, — кивнул Фробишер. — Потом поколение-другое бывает абсолютно нормальным. Последним это проявилось у деда Хью.
Пуаро бросил быстрый взгляд на остальных сотрапезников. Дайана держалась прекрасно — смеялась и весело подтрунивала над Хью. Человек непосвященный никогда не догадался бы, что у кого-то из этих людей имеются серьезные проблемы.
— И какую форму приняло его сумасшествие? — поинтересовался Пуаро.
— Под конец старик стал совсем буйным. Между прочим, лет до тридцати он был абсолютно здоров. После начались странности, правда, заметили их не сразу. Естественно, пошли всякие разговоры. Кое-какие его выходки удалось замять, но, — полковник пожал плечами, — потом он окончательно сошел с катушек и стал бросаться на людей. Пришлось поместить бедолагу в лечебницу. Он там, насколько мне известно, дожил до глубокой старости… Этого-то Хью и боится, потому и не хочет обращаться к врачу. Могу его понять. Я бы тоже не хотел провести остаток жизни в сумасшедшем доме.
— А как все эти неприятности сказались на адмирале?
— Он сломлен, — коротко ответил Фробишер.
— Он очень любит сына?
— Души в нем не чает. Видите ли, его жена утонула, когда они катались на лодке. Мальчику тогда было всего десять, и с тех пор — он единственное его утешение.
— Адмирал так любил жену?
— Боготворил. Ее все боготворили. Она была… одной из самых очаровательных женщин, которых я знал. Хотите посмотреть ее портрет? — помолчав, неожиданно спросил он.
— Очень бы хотел.
Полковник отодвинул стул и встал.
— Я хочу кое-что показать мосье Пуаро, — сказал он вслух.
Адмирал небрежно махнул рукой. Фробишер тяжелым шагом прошествовал по террасе, Пуаро шел следом. На мгновение с лица Дайаны слетела маска беззаботности и в глазах возник мучительный вопрос. Хью тоже поднял голову и пристально посмотрел на маленького человечка с большими черными усами.
Пуаро и полковник вошли в дом. После солнечного света в помещении было так темно, что он едва различал предметы. Тем не менее было ясно, что вещи там старинные и дорогие.
Полковник направился прямиком в картинную галерею. На обшитых панелями стенах висели портреты давно оставивших этот мир Чандлеров, то угрюмых, то веселых. Мужчины были в придворных костюмах или в морских мундирах, женщины — в атласе и жемчугах.
Наконец Фробишер остановился перед одним из портретов в конце галереи.
— Кисти Орпена[6],— бросил он.
С портрета на них смотрела статная рыжеволосая женщина с глазами полными огня и затаенного смеха. Она держала за ошейник борзую.
— Парень — вылитая мать, — сказал полковник. — Правда ведь?
— Действительно, кое-какие черты он унаследовал от матери.
— Конечно, в нем нет ее утонченности, нет женственности, но в главном… — Голос полковника пресекся. — Жаль, что он унаследовал от Чандлеров то единственное, без чего вполне мог бы обойтись…
Оба замолчали. В воздухе разлилось уныние — словно молчаливые пращуры скорбели о роковом недуге, который они время от времени передавали потомкам, обреченные на это неведомым проклятьем.
Пуаро взглянул на своего спутника. Джордж Фробишер продолжал не отрываясь смотреть на прекрасное женское лицо.
— Вы хорошо ее знали… — мягко произнес Пуаро.
— Мы выросли вместе, — отрывисто заговорил Фробишер. — Я был командирован в чине младшего офицера в Индию, ей тогда было шестнадцать… А когда я вернулся, она уже была замужем за Чарлзом Чандлером.
— Его вы тоже хорошо знали?
— Да. Он мой старый друг. Лучший друг.
— А после свадьбы вы часто с ними встречались?
— Я почти все отпуска проводил здесь. Это мой второй дом. Чарлз и Кэролайн всегда держали для меня комнату… — Он расправил плечи и с воинственным видом вскинул голову. — Вот почему я здесь — чтобы быть под рукой… Если вдруг понадоблюсь Чарлзу…
И вновь над ними нависла тень случившейся трагедии.
— И что вы обо всем этом думаете? — спросил Пуаро.
Фробишер напрягся и нахмурил брови.
— По-моему, чем меньше разговоров об этом, тем лучше. И, откровенно говоря, мосье Пуаро, не понимаю, зачем Дайана притащила вас сюда.
— Вы знаете, что Хью разорвал их помолвку?
— Да, знаю.
— И знаете почему?
— Нет, об этом я ничего не знаю, — неохотно пробормотал Фробишер. — Их дело молодое. Мне туда соваться нечего.
— Хью Чандлер сказал Дайане, что они не могут пожениться, потому что он сходит с ума.
У полковника на лбу выступил пот.
— Стоит ли ворошить эту чертовщину? — сказал он. — Что, по-вашему, тут можно поделать? Хью, бедняга, поступил правильно. Это не его вина, это наследственность… формирование плода… клетки мозга… Но когда он понял, в чем дело, что ему оставалось, кроме как разорвать помолвку? Тот случай, когда другого выхода нет.
— Хотелось бы в этом удостовериться.
— Можете мне поверить.
— Вы же мне ничего не сказали.
— Я сказал, что не желаю об этом говорить.
— Почему адмирал Чандлер заставил сына выйти в отставку?
— Потому что у него не было другого выхода.
— Почему?
Полковник упрямо помотал головой.
— Это имело отношение к зарезанным овцам? — с невинным видом спросил Пуаро.
— Так вы слышали об этом? — сердито отозвался полковник.
— Мне рассказала Дайана.
— Лучше бы этой девчонке держать язык за зубами.
— Она в этом не уверена.
— Она не все знает.
— И чего же она не знает?
Полковник заговорил — неохотно и сердито:
— Ну, вы, уж видно, не отступитесь… Чандлер в ту ночь услышал какой-то шум. Подумал, кто-то залез в дом. Пошел проверить. У парня в комнате горел свет. Чандлер туда зашел. Хью, одетый, лежал на кровати. Спал мертвым сном. На одежде — кровь, вода в тазике для умывания красная от крови. Отец не мог его разбудить. На следующее утро он узнал насчет овец. Стал допытываться у Хью. Парень ничего не помнил. Не помнил, чтобы он выходил, а у двери стояли его ботинки, все в грязи. Не мог объяснить, откуда в тазике кровь. Да и вообще ничего не мог объяснить. Он просто ничего не помнил, ясно?
Чарлз пришел ко мне посоветоваться. А что можно было сказать? Через три дня это повторилось. После такого — сами понимаете… Пришлось ему уйти с флота. Здесь он хоть у Чарлза на глазах, за ним можно приглядеть. Нельзя было допустить скандала на корабле. Да, это был единственный выход.
— И что же дальше? — спросил Пуаро.
— Больше я вам ничего не скажу, — отрезал полковник. — Вам не кажется, что Хью лучше знать, что ему делать дальше?
Пуаро не удостоил собеседника ответом. Ему претила сама мысль о том, что кому-то что-то лучше знать, чем ему, Эркюлю Пуаро.
Вернувшись в прихожую, они увидели в дверях адмирала Чандлера. На миг его темный силуэт четко обозначился на фоне яркого солнечного света.
— А, вот вы где, — сказал он низким ворчливым голосом. — Мосье Пуаро, я хотел бы с вами поговорить. Пойдемте в мой кабинет.
Фробишер оставил их наедине, и Пуаро последовал за адмиралом, чувствуя себя гардемарином[7], вызванным на шканцы[8] для разноса.
Адмирал жестом указал Пуаро на одно из кресел, сам опустился в другое. Если в компании полковника Фробишера Пуаро постоянно ощущал беспокойство, нервозность и раздражительность собеседника, то есть все признаки нервного напряжения, то от адмирала Чандлера исходил дух безнадежности, затаенного глубокого отчаяния…
— Мне жаль, что Дайана впутала вас в эту историю… — сказал адмирал, тяжело вздохнув. — Бедная девочка… Знаю, как ей несладко. Но это сугубо семейная трагедия, мосье Пуаро, и вы, надеюсь, понимаете, что посторонние нам тут не нужны.
— Да, я могу понять ваши чувства.
— Дайана, бедняжка, никак не может в это поверить… Я и сам поначалу не верил… И сейчас бы, наверное, не поверил, если бы не знал…
Он умолк.
— Не знали о чем?
— Что это у нас в роду.
— И тем не менее вы дали согласие на помолвку?
Адмирал покраснел.
— Вы хотите сказать, что я должен был вмешаться еще тогда? Но в то время у меня не было ни малейших подозрений… Хью пошел в мать, он нисколько не похож на Чандлеров. Я надеялся, что он пошел в нее и… в смысле… что с нервами у него все будет в порядке… С детства и до последнего времени в его поведении не было ничего настораживающего. Не мог же я знать… Черт возьми, да почти у каждого в роду случаются психические отклонения!
— Вы не обращались к доктору? — поинтересовался Пуаро.
— Нет, и не собираюсь! — прорычал адмирал. — Здесь, под моим присмотром, ему ничего не угрожает. Я не позволю запереть его в четырех стенах, как дикого зверя…
— Вы говорите, что ему здесь ничего не угрожает. А как насчет остальных?
— Что вы имеете в виду?
Пуаро, не отвечая, взглянул прямо в грустные темные глаза адмирала.
— Каждому свое, — произнес тот с горечью. — Вы ищете преступника, а мой сын не преступник, мосье Пуаро!
— Пока нет.
— Как это понимать «пока нет»?
— У него бывают припадки… Эти овцы…
— Кто вам сказал об овцах?
— Дайана Мэберли. И ваш друг полковник Фробишер.
— Лучше бы Джордж держал язык за зубами.
— Он ваш старинный друг, не так ли?
— Лучший друг, — проворчал адмирал.
— И он был другом вашей жены?
— Да, — улыбнулся адмирал. — Джордж был влюблен в Кэролайн, когда она была еще девочкой. Думаю, он из-за этого так и не женился. Счастье выпало мне — по крайней мере, так мне тогда казалось. Я ее похитил — только для того, чтобы потерять.
Он вздохнул, и плечи его поникли.
— Полковник Фробишер был с вами, когда… когда ваша жена утонула? — спросил Пуаро.
— Да, — кивнул адмирал. — Он был тогда с нами, в Корнуолле[9]. Мы с женой отправились кататься вдвоем, Джордж в тот день остался дома. Я так и не понял, почему лодка перевернулась. Наверное, вдруг образовалась пробоина. Мы оказались в открытом море при сильном отливе. Я поддерживал ее на поверхности, сколько мог… — Голос его дрогнул. — Ее тело вынесло на берег два дня спустя. Слава Богу, что с нами не было маленького Хью! По крайней мере, тогда я так подумал. А теперь… может быть, для Хью было бы лучше, если бы тогда он оказался с нами. Все уже было бы кончено…
Он вновь испустил глубокий, безнадежный вздох.
— Мы последние из Чандлеров, мосье Пуаро. После нас в Лайде Чандлеров не будет. Когда Хью обручился с Дайаной, я надеялся… э-э, да что уж теперь… К счастью, они не успели пожениться. Больше мне нечего сказать.
Пуаро сидел с Хью Чандлером на скамейке рядом с розарием. Дайана Мэберли только что оставила их одних.
Молодой человек повернул к собеседнику свое красивое измученное лицо.
— Вы должны убедить ее, мосье Пуаро, — сказал он. — Видите ли, — продолжал он, после некоторой паузы, — Дай — она такая… она никогда не смирится с тем, с чем должна смириться. Она… она так и будет верить, что я вполне нормален.
— А почему вы сами так уверены в том, что вы, извините, душевнобольной?
Хью передернуло.
— Я еще не окончательно свихнулся, — сказал он, — но мне становится все хуже. Дайана, дай ей Бог здоровья, об этом не подозревает. Она-то меня видит, только когда я в порядке.
— А что же происходит, когда вы не в порядке?
Хью Чандлер глубоко вздохнул.
— Во-первых, у меня бывают кошмары, и в этих кошмарах я схожу с ума. Не далее как прошлой ночью мне представилось, что я больше не человек. Сначала я был быком, бешеным быком, носящимся под палящим солнцем по арене… ощущал во рту вкус пыли и крови… пыли и крови. А потом я был псом — огромным слюнявым псом. У меня была водобоязнь — дети разбегались при моем приближении, мужчины пытались меня пристрелить, кто-то поставил мне большую миску воды, но я не мог пить… не мог пить…
Я проснулся, — продолжал он после паузы, — и понял, что все это было правдой. Я пошел к умывальнику. В горле у меня жутко пересохло. Я хотел пить, но не мог, мосье Пуаро. Я не мог сделать ни глотка… Господи, я не мог пить…
Пуаро пробормотал что-то успокаивающее. Руки Хью были стиснуты на коленях, шея вытянута, глаза полузакрыты, как будто он следил за чем-то, подступающим к нему.
— А кое-что происходит наяву, — продолжал он. — Средь бела дня я вижу страшных призраков. Они злобно поглядывают на меня. А иногда я взлетаю, парю, оседлав ветры, и черти парят вместе со мной…
Пуаро пренебрежительно прищелкнул языком.
— Да нет же, — повернулся к нему Хью, — сомнений быть не может. Это у меня в крови. Наследие предков… Никуда от этого не деться. Слава Богу, что я вовремя это понял, до того как женился на Дайане. Представьте, если бы у нас родился ребенок и унаследовал эту болезнь…
Он положил руку Пуаро на локоть.
— Вы должны ее убедить. Ей надо обо всем забыть. Иначе нельзя. Рано или поздно у нее появится кто-нибудь другой. Вот Стив Грэм — он от нее без ума, а он замечательный парень. Она будет с ним счастлива, и ей ничто не будет угрожать. Я хочу, чтобы она была счастлива. Конечно, у Грэма, как и у ее родителей, плохо с деньгами, но после моей смерти все образуется.
— Интересно, каким образом?
Хью Чандлер улыбнулся нежной, теплой улыбкой.
— Моей матери в свое время, — пояснил он, — досталось солидное наследство. Деньги эти перешли мне. А я оставлю их Дайане.
— A-а, — произнес Пуаро и откинулся на спинку скамейки.
— Но ведь вы можете дожить до глубокой старости, мистер Чандлер, — произнес он, помолчав.
— Нет, мосье Пуаро, — мотнул головой Хью. — До старости я не доживу. — Он вдруг судорожно отпрянул назад. — Господи! Смотрите! — уставился он куда-то за плечо Пуаро. — Вот — рядом с вами — скелет — его кости стучат… Он зовет меня… манит к себе…
Его глаза с расширенными зрачками бессмысленно уставились на солнце. Еще мгновение — и он, обессилев, весь обмяк.
Потом, повернувшись к Пуаро, он почти с детской непосредственностью спросил:
— Вы ведь ничего такого не видели?
Пуаро медленно покачал головой.
— Видения меня не очень пугают, — хрипло произнес Хью. — Чего я боюсь, так это крови. Кровь у меня в комнате, кровь на моей одежде… У нас был попугай. Однажды утром отец нашел его в моей комнате с перерезанным горлом, а я лежал на кровати, держа в руке окровавленную бритву!
Он наклонился к Пуаро.
— В последнее время у нас тут в округе кто-то убивает животных, — прошептал он. — И в деревне, и на холмах. Овец, ягнят, недавно колли прикончили, очень славный был пес. Отец на ночь запирает меня, но иногда утром дверь оказывается открытой. Должно быть, у меня где-то припрятан ключ, но я не знаю где. Я ничего не знаю. Все это совершаю не я, а кто-то, кто в меня вселяется, кто подчиняет себе, превращает в бешеное чудовище, которое жаждет крови и не может пить воду…
В отчаянии он закрыл лицо руками.
Выждав минуту-другую, Пуаро спросил:
— И все-таки я не понимаю, почему бы вам не обратиться к врачу?
— Неужто вы в самом деле не понимаете? — покачал головой Хью Чандлер. — Физически я здоров. Здоров как бык. Я могу прожить годы — годы, запертый в четырех стенах. Вот с этим я не могу смириться. Уж лучше разом с этим покончить… Для этого есть много способов. Несчастный случай при чистке оружия, например… Дайана поймет. Я предпочел бы уйти по собственной воле!
Он с вызовом глянул на Пуаро, но Пуаро не поднял перчатку. Вместо этого он кротко спросил:
— Что вы едите и пьете?
Хью расхохотался, запрокинув голову.
— Вы что, считаете, у меня кошмары из-за несварения желудка?
— Что вы едите и пьете? — терпеливо повторил Пуаро.
— Да то же, что и остальные.
— Никаких особых препаратов, облаток, пилюль?
— Нет, конечно. Уж не думаете ли вы, что моя болезнь лечится таблетками? «Придумай, как исцелить недужное сознанье»[10],— презрительно процитировал Хью.
— Стараюсь, — сухо отпарировал Пуаро. — Кто-нибудь в доме страдает глазными болезнями?
— Отцу очень досаждают его глаза, — удивленно посмотрел на Пуаро Хью. — Ему часто приходится обращаться к окулисту.
— A-а… — погрузился в раздумье Пуаро. — Полковник Фробишер, вероятно, — спросил он по прошествии некоторого времени, — большую часть жизни провел в Индии?
— Да, он там служил. Индия — его слабость. Все разговоры о тамошней жизни, традициях, о поверьях всяких.
— A-а, — опять протянул Пуаро и заметил: — Я вижу, вы порезали подбородок.
Хью поднял руку к лицу.
— Да, и притом глубоко. Отец как-то неожиданно вошел, когда я брился, вот я и дернулся. Я вообще в последнее время стал каким-то нервным. Да еще началось раздражение на шее и на подбородке, так что бриться стало сущим наказанием.
— Вам нужно пользоваться смягчающим кремом, — посоветовал Пуаро.
— Да я пользуюсь. Дядя Джордж принес мне баночку. Вам не кажется, что мы разговариваем, словно в косметическом салоне? — рассмеялся вдруг Хью. — Лосьоны, смягчающие кремы, таблетки, глазные болезни. К чему все это? Чего вы добиваетесь, мосье Пуаро?
— Стараюсь сделать все, что в моих силах, для Дайаны Мэберли, — спокойно ответил Пуаро.
Настроение Хью сразу изменилось. Разом посерьезнев, Хью взял Пуаро за локоть.
— Да, прошу вас, сделайте для нее то, что в ваших силах. Скажите ей, что она должна меня забыть. Что надежды нет… Расскажите ей кое-что из того, что я вам говорил… Скажите ей… Господи, да скажите вы ей, чтобы держалась от меня подальше! Это единственное, что она теперь может для меня сделать: держаться подальше и постараться забыть обо мне!
— Я могу рассчитывать на ваше мужество, мадемуазель? На настоящее мужество?
— Так это правда! — воскликнула Дайана. — Он в самом деле сходит с ума?
— Я не психиатр, мадемуазель. Не мне решать, кто нормален, а кто — нет.
Дайана придвинулась ближе.
— Адмирал Чандлер считает, что Хью безумен. Полковник Фробишер тоже считает его безумцем. И сам Хью думает, что сходит с ума…
Пуаро пристально смотрел ей в глаза.
— А вы, мадемуазель?
— Я? Говорю вам, он не сумасшедший! Поэтому я…
Девушка осеклась.
— Поэтому вы и пришли ко мне? — докончил за нее Пуаро.
— Да. Будь все иначе, зачем бы я к вам пошла?
— Именно этот вопрос я себе и задаю, мадемуазель.
— Не понимаю.
— Кто такой Стивен Грэм?
Девушка удивленно уставилась на него.
— Стивен Грэм? Ну кто-кто… Один человек. Что у вас на уме? — Она схватила Пуаро за руку. — О чем вы думаете? Прячетесь тут за своими усами, щуритесь и ничего мне не говорите. Мне так страшно… Зачем вам понадобилось меня пугать?
— Может быть, потому что мне и самому страшно.
Широко открытые серые глаза в ужасе воззрились на него.
— Чего же вы-то боитесь? — прошептала Дайана.
Пуаро глубоко вздохнул. Это был тяжкий вздох.
— Убийцу поймать куда проще, — пояснил он, — чем… чем предотвратить убийство.
— Убийство? — воскликнула Дайана. — Не говорите так!
— Ничего не поделаешь, — отозвался Пуаро, — приходится называть вещи своими именами.
От его мягкости не осталось и следа. Теперь Пуаро говорил кратко и властно:
— Мадемуазель, необходимо, чтобы вы и я остались на ночь в «Лайде». Постарайтесь это устроить. Это возможно?
— Да… Думаю, что да… Но зачем?
— Потому что нельзя терять время. Вы дали мне понять, что умеете быть мужественной. Докажите это. Исполните мою просьбу и не задавайте вопросов.
Она молча кивнула и удалилась.
Чуть погодя, Пуаро отправился за ней в дом. Из библиотеки доносились голоса Дайаны и всех троих мужчин. Маленький бельгиец поднялся по широкой лестнице. На втором этаже никого не было.
Комнату Хью Чандлера он нашел сразу. В углу, на стеклянной полочке над раковиной, стояли всякого рода тюбики, баночки и бутылочки.
Быстро и сноровисто Пуаро принялся за дело…
Очень скоро он уже спустился вниз. В этот момент из библиотеки с независимым видом вышла разрумянившаяся Дайана.
— Все в порядке, — коротко бросила она.
Вышедший следом адмирал Чандлер завел Пуаро в библиотеку и прикрыл за собой дверь.
— Послушайте, мосье Пуаро, мне это не нравится.
— Что вам не нравится, адмирал?
— Дайна настаивает, чтобы я позволил ей и вам провести ночь здесь. Не хочу показаться негостеприимным…
— Дело не в гостеприимстве.
— Повторяю, я рад был бы проявить гостеприимство, но мне это не нравится. Я не вижу поводов для вашего здесь пребывания. Что это может дать?
— Скажем так: я провожу некий эксперимент.
— Что еще за эксперимент?
— А вот это уж, простите, я не хочу ни с кем обсуждать.
— Но послушайте, мосье Пуаро, начнем с того, что я вас сюда не приглашал…
— Поверьте, адмирал, — прервал его Пуаро, — я прекрасно понимаю вашу позицию и отдаю ей должное. Я нахожусь здесь исключительно из-за упрямства влюбленной девушки. Вы мне кое-что рассказали, полковник Фробишер кое-что рассказал, сам Хью мне тоже кое-что рассказал. Теперь я хочу увидеть все это своими глазами.
— Да, но на что тут смотреть? Уверяю вас, тут не на что смотреть! Я каждую ночь запираю Хью в его комнате, только и всего.
— И тем не менее, он говорит, что иногда по утрам дверь оказывается открытой.
— Как это?
— Разве вы никогда не обнаруживали, что дверь отперта?
— Я всегда считал, что отпирал Джордж, — нахмурился адмирал. — Что такое у вас на уме?
— Где вы оставляете ключ — в замке?
— Нет, на комоде в коридоре. Утром я, или Джордж, или Уизерс, мой слуга, берем его оттуда. Уизерсу мы сказали, что запираем Хью потому, что он ходит во сне… Думаю, он понимает, что тут что-то не так, но он преданный малый и служит у меня уже много лет…
— Есть ли другие ключи от этой комнаты?
— Насколько мне известно — нет.
— Ключ легко можно подобрать.
— Но кто…
— Ваш сын полагает, что он сам где-то прячет запасной ключ, хотя, проснувшись, об этом не помнит.
— Мне это не нравится, Чарлз, — раздался из дальнего угла комнаты голос полковника. — Девочка…
— И я о том же, — подхватил Чандлер. — Девочке нельзя находиться здесь ночью. Приходите сами, если хотите.
— Почему вы не хотите, чтобы мисс Мэберли осталась в вашем доме на ночь? — спросил Пуаро.
— Слишком рискованно, — тихо сказал полковник. — В таких случаях…
Он осекся.
— Хью любит ее… — напомнил Пуаро.
— Вот именно! — воскликнул адмирал. — Черт возьми, когда речь идет о безумии, все становится с ног на голову! Хью и сам это понимает. Дайане нельзя здесь оставаться.
— Ну, — возразил Пуаро, — это решать самой Дайане.
Он вышел из библиотеки. Дайана ждала его в машине.
— Мы возьмем все, что нужно для ночлега, — крикнула она, — и вернемся сюда к обеду.
Пока они ехали к воротам, Пуаро пересказал ей свой разговор с адмиралом и полковником Фробишером. Девушка презрительно рассмеялась.
— Неужто они думают, что Хью способен причинить вред мне?
Вместо ответа Пуаро попросил остановиться у аптеки, пояснив, что забыл взять с собой зубную щетку.
Дайана от скуки рассматривала тихую деревенскую улочку. Пуаро все не было. Сколько же времени можно выбирать какую-то несчастную зубную щетку!
Пуаро в напряженном ожидании сидел в большой спальне с елизаветинской дубовой мебелью. Все приготовления были закончены; ему оставалось только ждать.
Ждать пришлось долго. Уже под утро, услышав шаги, Пуаро отодвинул засов и открыл дверь. На пороге стояли резко постаревшие адмирал и полковник. Адмирал был угрюм и мрачен, полковника Фробишера била дрожь.
— Мы хотим кое-что вам показать, мосье Пуаро, — без обиняков сказал адмирал.
У дверей спальни Дайаны Мэберли лежал, скорчившись, человек. Свет падал на всклокоченную темно-рыжую голову — это был Хью Чандлер. Дыхание с шумом вырывалось из его груди. Он был в халате и шлепанцах. В правой руке зловеще поблескивал кривой нож с маслянистыми красными потеками.
— Mon Dieu[11]! — воскликнул Пуаро.
— Все в порядке, — отрывисто бросил полковник Фробишер. — Он ее не тронул. Дайана! — позвал он, повысив голос. — Это мы! Откройте!
Адмирал застонал и еле слышно пробормотал:
— Мальчик мой… Бедный мой мальчик…
Послышался скрежет отодвигаемых засовов. Открылась дверь, и на пороге появилась мертвенно-бледная Дайана.
— Что случилось? — пролепетала она заплетающимся языком. — Кто-то пытался вломиться ко мне… Я слышала, как он нащупывал ручку, царапал дверь словно животное… Это было ужасно!
— Слава Богу, что дверь была заперта! — только и сказал полковник.
— Мосье Пуаро велел мне запереться.
— Поднимите его и отнесите в комнату, — распорядился Пуаро.
Адмирал с полковником подняли бесчувственное тело. Дайана, ахнув, судорожно вздохнула.
— Хью? Это Хью? Что у него на руках?
Руки Хью были в мокрых, липких коричнево-красных пятнах.
— Это кровь? — прошептала Дайана.
Пуаро вопрошающе посмотрел на адмирала.
Тот кивнул.
— Не человечья, слава Богу! — пояснил он. — Кошка! Я нашел ее, в прихожей, с перерезанным горлом. Потом он, должно быть, поднялся сюда…
— Сюда? — едва слышным от ужаса голосом прошептала Дайана. — Ко мне?
Хью опустили в кресло. Вскоре он зашевелился и что-то пробормотал. Все как зачарованные наблюдали за ним. Хью сел и беспомощно заморгал.
— Привет, — еще не совсем очнувшись, произнес он хриплым голосом. — Что случилось? Почему я…
Тут его взгляд упал на нож, который он по-прежнему сжимал в руке.
— Что я натворил? — выдавил он из себя сиплым голосом.
Он беспомощным взглядом окинул отца, потом полковника и, наконец, впился глазами во вжавшуюся в стену Дайану.
— Я напал на Дайану? — спросил он неестественно-ровным голосом.
Его отец покачал головой.
— Скажите, что случилось? — настаивал Хью. — Я должен это знать!
Адмирал и полковник Фробишер принялись с неохотой ему рассказывать. Они то и дело запинались, однако Хью спокойно, но настойчиво в конце концов вытянул из них все.
За окном всходило солнце. Пуаро отодвинул занавеску, и в комнату хлынул свет зари.
— Все ясно, — сказал Хью безжизненным голосом, лицо его в этот момент было абсолютно спокойным.
Потом он встал, потянулся с улыбкой и бодрым тоном сказал:
— Чудесное утро, а? Возьму-ка я ружьишко и схожу в лес, может, кролика подстрелю. — И он вышел из комнаты.
Все тупо смотрели ему вслед.
Наконец адмирал, опомнившись, рванулся к двери, но полковник схватил его за руку.
— Нет, Чарлз, нет. Так будет лучше… по крайней мере для него самого.
Дайана, рыдая, бросилась на кровать.
— Ты прав, Джордж, — нетвердым голосом выдавил из себя адмирал Чандлер, — так будет лучше. Он у меня храбрый мальчик…
— Он мужчина, — таким же дрожащим голосом отозвался полковник.
После секундного молчания адмирал вдруг оглянулся:
— А где же, черт возьми, этот треклятый иностранец?
В оружейной комнате Хью Чандлер взял из стойки свое ружье и стал его заряжать, но вдруг на плечо ему легла чья-то рука, и раздалось властное «Нет!».
Хью узнал голос Пуаро, оглянувшись, сердито просипел:
— Уберите руки. Не вмешивайтесь. Сейчас произойдет несчастный случай. Говорю вам, это единственный выход.
Пуаро вновь властно повторил:
— Нет.
— Вы что же, не понимаете, что, если бы дверь не оказалась заперта, я бы этим ножом перерезал горло Дайане — Дайане!
— Ничего подобного.
— Но кошку-то я убил?
— И кошку вы не трогали. И к смерти попугая и бедных овечек вы тоже не имеете никакого отношения.
— Кто из нас сошел с ума? — воззрился на Пуаро Хью. — Вы или я?
— Мы оба абсолютно нормальны, — отозвался Пуаро.
В эту минуту в комнату почти вбежали адмирал Чандлер и полковник Фробишер. Почти тут же примчалась и Дайана.
— Он говорит, что я не сумасшедший… — слабым голосом, как в бреду, произнес Хью.
— Рад сообщить вам, что вы и в самом деле в здравом уме и твердой памяти, — заявил Пуаро.
Хью расхохотался. И это был поистине смех безумца… Столько в нем было издевки.
— Ну и ну! Что ж, по-вашему, резать овец и прочую живность — это нормально? Я, выходит, был, как вы говорите, «в здравом уме», когда укокошил попугая? И кошку сегодня ночью?
— Говорю вам, вы их не убивали — ни овец, ни попугая, ни кошку.
— А кто же их убил?
— Некто, кто давно мечтал объявить вас сумасшедшим. Этот человек регулярно подмешивал в ваш чай сильное снотворное, а потом подсовывал окровавленный нож или бритву. И руки мазал кровью.
— Но зачем все это?
— Затем, чтобы вынудить вас сделать то, от чего я вас только что удержал.
Хью в полном недоумении не сводил глаз с Пуаро. Тот повернулся к полковнику Фробишеру.
— Полковник, вы много лет прожили в Индии. Вам никогда не приходилось сталкиваться с тем, как людей с помощью наркотических препаратов намеренно доводили до сумасшествия?
Лицо полковника оживилось.
— Сам я с этим не сталкивался, но часто слышал. При отравлении дурманом в конце концов человек действительно сходит с ума.
— Именно так. Так вот, в состав… э… э… дурмана входит алкалоид атропин или весьма близкое к нему вещество. Атропин добывают из белладонны или паслена. Белладонну нередко используют в медицине, а собственно сульфат атропина прописывают для лечения глазных болезней. Получив несколько рецептов и заказывая по ним лекарство в разных аптеках, можно, не возбуждая подозрений, накопить значительное количество этого яда. И добавлять его, скажем, к бритвенному крему. При наружном употреблении он вызовет раздражение, что, в свою очередь, приведет к порезам при бритье, через ранку наркотик будет постоянно попадать в организм, вызывая определенные симптомы: сухость во рту и горле, затрудненность глотания, галлюцинации — одним словом, все то, на что жаловался мистер Чандлер.
Пуаро повернулся к молодому человеку.
— Чтобы окончательно рассеять ваши сомнения, скажу, что это не просто предположение. Ваш крем для бритья был сильно сдобрен сульфатом атропина. Я взял образец и отдал его на анализ.
— Но кто это делал? — задыхаясь от волнения, проговорил Хью. — И зачем?
— Это я и пытался выяснить с первого же дня приезда. Я искал мотив преступления. Дайана Мэберли получала крупную сумму в случае вашей смерти, но ее я всерьез не рассматривал…
— Еще бы! — вспыхнул Хью.
— Я представил себе другой возможный мотив. Старый как мир любовный треугольник: двое мужчин и женщина. Полковник Фробишер любил вашу мать, а женился на ней адмирал Чандлер.
— Джордж? Джордж! — вскричал адмирал. — Я в это не верю!
— Вы хотите сказать, — недоверчиво произнес Хью, — что ненависть может перейти на сына?
— При определенных обстоятельствах — да, — подтвердил Пуаро.
— Это гнусная ложь! — воскликнул полковник Фробишер. — Не верь ему, Чарлз!
Адмирал отшатнулся от него и пробормотал себе под нос:
— Дурман… Индия… Все ясно… Мы бы никогда ничего не заподозрили… ведь душевные болезни у нас в роду…
— Mais oui![12] — почти взвизгнул Пуаро. — Безумие в роду! Одержимый местью безумец, хитрый, как многие безумцы, годами скрывавший свой недуг. Mon Dieu, — обернулся он к Фробишеру, — вы-то должны были догадаться, что Хью — ваш сын? Почему вы не сказали ему об этом?
Полковник, поперхнувшись, судорожно сглотнул.
— Я не знал. Я не был уверен… Кэролайн как-то прибежала ко мне… она была не то испугана, не то еще что-то… Словом, у нее были какие-то неприятности. Не знаю, в чем там было дело… Она… я… словом, мы потеряли голову… Потом я сразу же уехал. Нам ничего больше не оставалось, мы оба знали, что должны соблюдать правила игры. Я, конечно, думал об этом, но… но разве я мог быть уверен? Кэролайн никогда не говорила мне ничего такого, из чего я мог бы заключить, что Хью — мой сын. А потом, когда проявились эти… эти признаки безумия, я подумал, что теперь все ясно.
— Все ясно! — возмутился Пуаро. — Вы что, не заметили, как он набычивается и хмурит брови — это ведь ваша ужимка! А вот Чарлз Чандлер заметил. Заметил — и добился правды от своей жены. Думаю, она его панически боялась, еще в то время разглядев в нем безумца. Это и толкнуло ее в ваши объятия. И вот Чарлз Чандлер решил мстить. Его жена погибла в результате несчастного случая. Они были вдвоем в лодке, и только он знает, почему лодка перевернулась. После этого всю свою ненависть он сосредоточил на мальчике, который носил его имя, не будучи его сыном. Ваши рассказы об Индии навели его на мысль об отравлении дурманом. Вот он и решил медленно довести Хью до безумия, до такого состояния, когда он от безысходности сам сведет счеты с жизнью. Крови жаждал не Хью, а адмирал Чандлер. Именно он дошел до того, что по ночам резал в полях овец. Но отвечать за это должен был Хью!
Знаете, когда я его заподозрил? Когда он с ходу отверг предложение показать сына врачу. Понятно, что этого не хотел сам Хью, но ведь он его отец! Он был просто обязан отправить его к врачу! Ведь лечение могло помочь его сыну исцелиться от страшного недуга! Но нет, Хью Чандлера нельзя было показывать врачу — вдруг тот определил бы, что молодой человек абсолютно нормален!
— Значит, я здоров? — необычно ровным голосом произнес Хью. — Я — не сумасшедший?
Он шагнул к Дайане.
— Еще бы ты не был нормален, — проворчал полковник Фробишер. — В нашей-то семье сумасшедших отродясь не водилось.
— Хью… — прошептала Дайана.
— Что за бред! — бросил адмирал Чандлер, закидывая за спину ружье Хью. — Пойду, может, подстрелю кролика…
Полковник Фробишер шагнул было к нему, но его удержал Пуаро.
— Вы же сами только что говорили, что так будет лучше…
Хью и Дайаны уже не было в комнате.
Полковник и Пуаро молча наблюдали за тем, как последний из рода Чандлеров, пройдя через парк, углубился в лес.
Вскоре до них донесся выстрел…