Кривая Роза. Рассказы про Испанию

Роза Ривера-Лопес-Маркес всю жизнь прожила в городке Бибеньё в ста километрах от моря, где бывала каждую третью неделю, а после выхода на пенсию каждую свободную минуту. Здесь она родилась, выросла, встретила своего мужа Рафаэля Маркеса, родила или как говорят на этих землях дала свет, одному единственному любимому сыну Хуану. Одним словом, училась, работала и отдыхала. Такую же жизнь, как Роза, проживали 90 процентов населения всей Испании. Редкими выездами в Мадрид, Экстрамадуру, Астурию и четыре раза в Галисию, разнообразную родину предков Ривера-Лопес, она была обязана смертям, деда Хуана Ривьера , прабабки Марии-Хосе Лопес. Поездки оплатили богатые столичные родственники, пожелавшие видеть на похоронах любимую тетю Розу.

Мать Розы Хосефина Ривера сильно сомневалась, что ее дочь найдет свой путь. Мало того, что девочка родилась некрасивой, взяв от отца и матери лишь недостатки во внешности: крупные кривые ноги, делавшие ее походку похожей на утиную, редкие рыжеватые волосы, длинный нос и неопределенного цвета глаза. Когда она улыбалась, а Роза имела весьма эмоциональный даже экспрессивный характер, то крупные черты расползались по лицу и трудно было определить смеется девочка или плачет.

Училась в школе средненько. Учителя досадовали на невнимательность, говорили «ловит мух» на уроке. Однако в отличии от других учеников Роза любила читать. Чтение являлось вторым недостатком, помимо внешности, считали родители, для которых это занятие было не практичным.

По молодости Роза читала все подряд, книги, газеты, объявления. Родители не сильно радовались за этот навык, так как он не приносил доход, а только отвлекал от главных занятий семейного бизнеса, стоять за мясным прилавком, правильно считать деньги, быть ласковой с покупателем, хорошо мыть рабочее место и быстро готовить на большую семью. Роза не пошла по родительским стопам, выбрав другую более благородную стезю.

А когда она-собралась-таки замуж, ошарашив родителей, что свадьба состоится в следующую субботу, мать пошла в церковь и положила в коробку мошны пятьдесят тысяч песет в благодарность всем святым за то, что отыскали-таки человека, захотевшего взять в жены их некрасивую дочь.

Рафа Маркес к своим двадцати годам уже работал маляром, при этом очень любил покушать, выпивал каждый день по литру молока, и был не прочь посмеяться. Однажды на дне рождения своего друга и напарника Фернандо, куда была приглашена некрасивая Роза, подруга его девушки, он увидел ее, распинавшуюся и жестикулирующую на счет какого-то политического тирана, строившего рай на земле. Рафа не то, что б влюбился, но возбудился от ее взвинченного вида, где редкая завитая мелкими бигудями челка ходила ходуном туда-сюда, пока Роза восхваляла коммунизм и его толкачей. У него никогда не было умной девушки, умеющей рассказывать про то, что он даже не мог выговорить, – либеральный глобализм против военного коммунизма. Парень подошел послушать и втянулся, не мог оторваться от речей этой девушки с таким красивым именем Роза.

Через месяц после первого поцелуя, когда он окончательно влюбился в ее чуть мужской, экспрессивный, взвинченный, но при всем, при том женственный, нежный и притягательный образ, который слегка заменял ей красоту, Рафа предложил руку и сердце и небольшую зарплату маляра. Своей жилплощади у него не имелось, так как в семье проживало еще четверо братьев, занявших весь дом на окраине старого города. Родители, узнав новость о свадьбе, так обрадовались, что самый главный поглотитель еды и заниматель дивана, Рафа съезжает, что даже не подшучивали над внешностью невесты. А братья со временем стали даже завидовать.

Ведь у Розы, единственной дочери в семье, имелся целый этаж, состоящий из двух комнат, правда раскалявшихся до красна летом, потому что потолок и крыши являли собой единый очень чахлый организм. После свадьбы вместо медового месяца Рафа под руководством отца Розы Симона Лопеса провел отпуск на крыше: переложил ветхую черепицу, утеплил и снастил днище, и вместо сорока градусов летом в их просторной квартирке даже сквозил ветерок. Свекры не могли нарадоваться на зятя. Хосефина хотела еще подложить мошны святым за золотые руки нового родственничка, который не уставал чинить все в доме и радовать стариков своим хорошим настроением, но видя с каким аппетитом зятек уплетает все приготовленное, решила потратить деньги на его питание, равное строительным услугам в доме. Поэтому накармливала Рафу от души, что уже через полгода он весил вдвое больше, чем в первый день появления на их пороге.

Так началась довольно счастливая семейная жизнь Розы, обожавшей своего беспечного, при этом трудолюбивого любителя покушать, успевая бегать на работу, делать добро и читать.

Стать настоящей медсестрой ей не позволили проходные баллы, где надо было не ловить мух сидя за партой, а пыхтеть над алгеброй и физикой с химией. Зато на социального работника взяли с руками и ногами, так как имелось мало желающих возиться с больными людьми. С понедельника по среду с престарелыми, с четверга по пятницу с детишками.

Розино большое сердце и неиссякаемый оптимизм делали свое дело. С ее приходом в эти учреждения будто влетало солнце с солнечными зайчиками, озаряющими все на своем пути. Боль, убогость, стеснение уходили на второй план. Роза умела увлечь всех и вся своими странными россказнями от прочитанных книг про коммунизм, социализм, историю многих стран, удавшееся и неудавшееся в истории человечества разных времен.

– Откуда она берет эти книги? – удивлялись родственники, коллеги, но только не Рафа, который имел специальный карман в старом портмоне, хранимый дома в укромном месте, куда откладывал деньги любимой Розе на подарки: раритетные книги на вышеобозначенные темы, заказываемые со всех точек мира. От них Роза впадала в экстаз, а видеть ее счастливой стало для Рафы счастьем. Ни от одежды, ни от бижутерии, ни от чего жена так не радовалась, как от подаренных книг с невыговариваемыми названиями и очень странными фамилиями русских и немецких товарищей.

С годами, с рождением сына, с выходом на пенсию Роза не забросила чтение, но от ночного сидения за ним, то есть когда было время, стало падать зрение и криветь лицо от постоянного прищуривания. Поэтому за глаза Розу стали называть «кривой». А еще «хорошо расчесанной» «bien peinada».

Дело в том, что в деревне, где она проживала мало кто из знакомых увлекался чтением, занятием для умных, так говорили. И уж мало кто мог поддержать темы, что волновали ум, скрытый под всегда хорошо расчесанными рыжими завитушками Розы.

В местном сельском доме культуре, centre civic, существовали различные кружки, куда ходил каждый из жителей, выбирая компанию по интересам. Роза, не найдя кружка по чтению, входила в самую большую группу сверстниц, так сказать местную интеллигенцию, состоящую из патронесс по социальным вопросам округа. Здесь читали, но лишь газеты и особенно их последние страницы, некрологи, год от года плодившиеся знакомыми именами стариков, ушедших в лету. Поэтому живую нотку в культурную жизнь пуэбло, то есть деревни, вносила Роза, периодически выступая с короткими докладами по поводу той или иной прочитанной книги. Темы были все теми же: крах мировой буржуазии, смена режимов, коммунизм, троцкизм, рай на земле, строящийся на лозунге, поддержанном Карлом Марксом в «Критике Готской программы» в 1875 году «от каждого по способностям, каждому по потребностям» и прочее.

Розу слушали внимательно, других развлечений, кроме традиционных танцев по субботам в культурной жизни пуэбло не намечалось. Но считали, мягко говоря, за сумасшедшую “loca del pueblo”, коих водится в каждой деревне по паре штук. Читать про сталинизм, фашизм и крах капитализма, по мнению местных сеньор, могла лишь городская сумасшедшая.

Кривая Роза являла пример умного представителя этого класса жителей. Потому из уважения к ее труду в домах инвалидов и к большому человеческому сердцу ей присвоили второе прозвище, более воспитанное, «хорошо расчесанная», намекая на «длинные мысли». Поэтому видя браво вымахивающую, с начесанной рыжей челкой и мелкими кудряшками химии на голове, Розу, идущую пить кофе перед работой, каждый сверял часы и слегка улыбался:

– Хорошо причесанная чешет. Спросите у нее, когда настанет крах капитализма? Может еще успеем пожить как люди? – хихикали рабочие, которые уже отпили бодрящий кофе по сниженной цене. Их график начинался раньше Розиного, было время пошутить.

Роза не подозревала о шутках в свою сторону, искренне уверенная, что ее знания и рассказы о том, что мировой капитализм загнивает и скоро начнутся темные времена, кому-то полезны.

Однако дальняя деревенька, жившая как и сто лет назад без особых перемен, не принимала прогнозов Ленина и Маркса, посмеиваясь над ними в лице Кривой Розы.

Однажды на дне их городка, по случаю которого устраивались празднества, выставлялись жаровни, коптильни, разливали пиво и вино всем желающим, Розу, уже слегка разгоряченную какой-то шутник спросил, мол, из года в год ждем-ждем обещанного апокалипсиса, а тот опаздывает. Не ошиблась ли ты книгами? Русские варвары и не такого понапишут, дорого за враки не возьмут. Вон их сколько по миру расплодилось, где не осядут, мафию плетут. Оплели и наши берега. Понастроили вилл да домов на деньги от продажи оружия. Жируют, а мы тут прозябаем.

– Та чья бы корова мычала, Хавьер?! – в ответ выбросила пику толстому соседу Роза и попала в самое яблочко. Хавьер весь раскраснелся от жара мангала, так как отвечал за мясо. – Ты ж сам два года назад родину продал какому-то русскому брюхану с длинным кошельком?! Ты ж с Балгес-дель- мар? Там жили и умерли родители Оньяр?

– Продал, – хмуро подтвердил Хавьер и еще больше побагровел лицом, глядя как над ним стали похихикивать соседи, видя, что за живое схватила его Кривая Роза.

– Говорят, аж за два миллиона продал? И куда деньжища такие дел? Может, публичный дом в Альеге прикупил? Видела я там как-то тебя, ошивался. Хочешь русскую мафию переиграть?

Хавьер побледнел, но зато глаза налились кровью.

– Ты, причесанная, собери свои мозги и уматывай… – ругнулся Хавьер. – Плевать я хотел на твоих русских. То еще отродье! Пусть платят за то, что живут на моей земле. А потом хоть потоп! Перебьют друг друга и передохнут! И я в их дома перееду жить!

Хавьер затронул давнюю тему, где обсуждалась политика. Еще полгода назад на дне рождении одного общего друга скрестились мечи по этому вопросу, который мусолили уже несколько лет каналы телевидения.

– Вот из-за такой маргинальной позиции, – специально непонятно выразилась Роза, зная, что прораб Хавьер, окончивший только среднюю школу, не поймет ее, – скоро на твоей земле не останется ни одного испанца.

Хавьер полез в драку, бросив мясо на произвол огня, но Роза упрямо стояла на месте, не боясь охамевшего бугая, способного ударить женщину. Разъяренного мужика на полпути поймали другие соседи и сзади огромным поленом в догонку его огрела жена, прося прощения у Розы за то, что муж первым начал подколы и за неприглядное завершение разговора.

– Нежели читать тупые книги про русских, ты бы лучше за внуком присмотрела. Он у тебя… – Хавьер кричал через чужие плечи и спины, упорно продвигающие его к подъезду дома, – непричесанный..! не читает про Сталина… ! А Сталин таких в Гулаг ссылал…

Роза развернулась и с тревогой стала искать лицо мужа. Рафа, стоящий далеко, не сразу заметил столпотворение и скандал, но последние слова успел расслышать и отрицательно покачал головой, показывая, что не в курсе событий.

Роза и Рафа, как и любые другие родители, с сыном имели весьма специфические отношения. Хуан рос перекати-полем. Учился в школе очень даже не плохо, как и мать любил читать, и тем самым опережал, сверстников в умственном развитии, получая «exelente», отлично по всем предметам. Но повзрослев, решил стать музыкантом, то есть человеком без определенных планов, а значит, и заработков. Родители скинулись ему на гитару, думая, что это очередное хобби, но сын пропал вместе с ней. По два-три месяца где-то «гитарил», правда не просил при этом денег, и к девятнадцати годам привез из одних гастролей невесту Глорию и сына Пако.