Вера рассмеялась, за спиной открылась дверь, и раздался возбужденный мужской голос:
— Шен, это бомба!
— Тебя стучать не учили? — ласково усмехнулся министр, гость не стал его слушать, продолжая трещать:
— Это блеск! Это победа, это просто солд-аут и биржевой шок! Твоя иномирская сучка просто срет золотыми слитками! Билеты на завтрашний аукцион…
— Ричи! — повысил голос министр, одними губами добавил: — Фильтруй базар.
Вера знала, что гость ее не видит — спинка кресла была выше ее головы, так что решила выглянуть и поздороваться, чтобы не усугублять неловкость. Мужчина раскладывал какие-то бумаги на журнальном столике у входа, выглядел примерно ровесником министра, светлые кудрявые волосы выдавали карнца, а круглое, хоть и небольшое пузо — сидячую работу. Бежевый костюм в полоску выглядел так, как будто в нем неделю спали, карманы топорщились, в руке был красивый кожаный кейс, немного пузатый, как будто вмещал часто гораздо больше, чем было рассчитано. Мужчина заметил ее и расплылся в улыбке, не прекращая раскладывать бумаги:
— Здравствуй, солнышко! Я Ричи, твой финансовый консультант, юрист, адвокат и поверенный с правом подписи. Я уже открыл тебе счета, один накопительный с процентами, один мой, и один лично твой, на всякие женские штучки эти ваши, — он иронично изобразил вытянутые губы и помаду, захихикал, довольный собой, — я туда уже положил тысячу, написал распоряжение, чтобы туда переводили еще по тысяче каждую неделю, тебе хватит. Если захочешь больше — придешь попросишь, но это будет единоразово, прости, знаю я вас, — он иронично погрозил пальцем, полюбовался документами, и вприпрыжку пошел к ней. Остановился рядом, достал из кейса бархатный мешочек и вывернул над столом, высыпая ее маникюрные принадлежности, ключи, монеты, ножи и прочие железки. Убрал мешочек, взял Веру за руку и с обожанием расцеловал каждый палец, заглянул в глаза и с восторгом прошептал: — Золотые ручки, зо-ло-тые! Верочка, милая, я из-за тебя вынужден был только что программки аукциона срочно заказывать новые, переплатив в типографии втрое, но я не расстроен, я счастлив, дорогая моя. Когда цены растут, агенты не жалуются, я смиренно приму эти затраты, которые все равно потом покроет мой процент. Я тебе потом объясню, как он считается, если тебе интересно. Но мой тебе совет — не забивай цифрами свою прелестную головку, твои деньги теперь — моя зона ответственности, сейчас и всегда. Так вот, Верочка…
— Госпожа Вероника, — прохладно поправила Вера. Ричи застыл с открытым ртом, посмотрел на нее прямо в первый раз с тех пор, как вошел. Она кивнула и без улыбки добавила: — И без "солнышка", будьте любезны.
— Ой-ой-ой, — сделал страшные глаза Ричи, рассмеялся и погрозил пальцем: — Как грозно, мамочки! — опять полез в кейс, достал пачку карандашных портретов и положил перед ней на стол, ткнул пальцем в первый: — Значит, слушай, моя дорогая, и постарайся запомнить, но лучше запиши. На, — он протянул ей лист и карандаш, она не взяла. — Сейчас я тебе дам список людей, к которым ты должна подойти и сказать пару слов про некоторые вещи, по списку, например этот ключ, — он взял со стола ключ от мотоцикла, — я в курсе про самоходные телеги, Шен дал мне запись, я вообще про все в курсе, я самый информированный агент в мире…
Вера подняла указательный палец, заставив его замолчать, и сказала:
— Одну минуту, господин Ричард. Я почему-то не припоминаю, чтобы нанимала вас заниматься моими деньгами.
Ричи перестал улыбаться так резко, как будто режим лица переключил, посмотрел на министра Шена, возмущенно указывая на Веру так, как будто ее здесь не было:
— Слышишь, успокой свою козу.
— Культурнее, Ричи, не на базаре, — тихо сказал министр, Ричи взорвался воплем:
— Слышишь! Вы берега попутали оба! Я понимаю, у вас тут красоты-балы-все кланяются, но это кончится завтра, и начнутся деньги, и вот тут царем стану я, а вы будете делать, что вам скажут! Ясно? Ты! — он ткнул пальцем в Веру, — встала и пошла дальше трясти сиськами, у тебя золото из корсажа сыпется, а ты сидишь тут прохлаждаешься!
— Господин Ричард, — медленно и холодно произнесла Вера, — спасибо, что потратили свое время, но я в ваших услугах не нуждаюсь.
— Слышишь! — он побагровел весь, она кивнула:
— Я вас прекрасно слышу, а вы меня, похоже, нет. Я повторю — вы не занимаетесь моим аукционом, этим будет заниматься другой человек, спасибо, можете идти.
— Какой другой?! Нет у тебя другого человека! — он трясся от возмущения и орал, брызжа слюной, Вера достала платок и вытерла рукав, ровно отвечая:
— Вы ошибаетесь, господин Ричард. Но это никоим образом вас не касается, так что посвящать вас в подробности я не буду. Неприятно было познакомиться, до свиданья.
— Что?! Какой "другой человек", вы охренели оба? Все ж договорено? Шен! Утихомирь свою суку, или я процент подниму нахрен, я так работать не собираюсь!
Вера усмехнулась:
— Господин министр тоже не является моим абсолютным опекуном и управляющим моими делами, я полноправная подданная короля, имею право сама решать свои дела. И у меня есть более интересная кандидатура на должность личного управляющего, я этим уже занималась и приняла решение.
— Какой "занималась"? Какое "решение"? Шен? Че за хрен посмел? — Ричи выглядел как ребенок, который сейчас упадет на пол в истерике на весь супермаркет, ее терпение подходило к концу, желание его ударить росло и крепло внутри. На этот раз министр успел ответить раньше нее, его голос звучал на удивление расслабленно, почти с наслаждением:
— Госпоже Веронике очень пришелся по вкусу Ху Анди, она с ним целый день щебетала о камешках, продала свои рисунки, и он даже развел ее попозировать для витрины.
— Анди?! — пораженно завопил Ричи, хватаясь за голову и роняя кейс. — Ты шутишь? Ху сраный Анди?! Да он даже воду бедуинам продать не способен! Верка, блин, как ты могла?
— У меня по этому поводу другая информация, — спокойно ответила Вера, — и я не хочу это обсуждать с вами.
— Анди бездарь! Он на водку занимал у меня!
— О вас я тоже слышала много неприятного.
— Что ты слышала? Все вранье, меня все ненавидят и хотят подставить, из зависти! Я самый лучший, вообще, везде!
— А мне кажется, что вы даже ржавый медяк на такой же не поменяете, — иронично вздохнула Вера, беря со стола монету в десять копеек и подбрасывая в воздух. Ричи ловко поймал монету и угрожающе ткнул в Веру пальцем:
— Две минуты, засекай! — и убежал с неожиданной для такого пуза прытью.
Вера скептично двинула бровями, но на часы посмотрела. Министр прокашлялся и осторожно сказал:
— Вы действительно не хотите работать с Ричи? Он лучший. Анди тоже неплох, но Ричи выгоднее, хоть и болтает лишнее. Если вы работаете с лучшими, то приходится мириться с их особенностями, когда человек на вершине, у него портится характер, это неизбежно.
— Когда человек на вершине, то его характер не портится, а проявляется, — Вера взяла со стола царский серебряный рубль, взвесила на ладони, — потому что, пока человек зависим от окружающих, он вынужден вести себя с ними хорошо, а когда он уверен, что люди будут с ним работать, как бы он ни вытирал об них ноги, он будет вести себя так, как ему самому нравится. Некоторые становятся веселыми чудаками, некоторые начинают заниматься благотворительностью и ездить по миру с миссиями, а некоторые становятся сволочами. Не потому, что вершина их испортила, а просто потому, что наконец-то могут себе это позволить. Не место портит человека, а человек порочит место, нельзя винить деньги в том, что они портят людей, испортить человека может только он сам. Я это много раз наблюдала на примере того, как простой сотрудник вдруг становится начальником, или страшненький студент вдруг начинает много зарабатывать, или бедная девушка вдруг находит богатого ухажера. И все, как подменили. Хотя на самом деле, это всегда в них было, просто пряталось.
«Как в вас, господин министр.
Он "простил мне полмиллиона", посмотрите на него, какой великодушный. Это мои полмиллиона. И мои вещи на столе. Маникюрный набор лежал в косметичке в сумке, ни единая сволочь не спросила, можно ли его взять, хочу ли я его продавать, просто взяли и все, как духи у Эйнис.
Надо искать ему замену, надо, а то дальше будет круче, это только начало, он не способен на уважительные партнерские отношения.»
Грохнула дверь, влетел Ричи, подбежал и с пробуксовкой остановился у стола, ткнул Вере под нос размашисто подписанную бумагу:
— Видала, коза?! Ричи — мастер! Ричи втюхал твой медяк за двадцать тысяч! Заценила? Я за две минуты заработал два косаря, ты хоть одного такого гения знаешь?
— Где заработали? — скептично двинула бровями Вера, глядя на часы — он уложился в две минуты, она не представляла, как он за это время спустился по лестнице, не то что с кем-то поговорил.
Ричи подбоченился:
— Мой процент, детка, десятая часть. И это я еще делаю тебе скидку, по дружбе.
— Вы, дорогой мой господин Ричард, не заработали ни копейки. Я не просила вас ничего продавать, не давала задания, я ничего не подписывала и не давала даже устного обещания вам заплатить. Мы с вами беседовали о слухах и сплетнях, когда вы схватили без разрешения мою вещь и убежали. Зачем вы это сделали — вам виднее. Но я, так уж и быть, не буду обвинять вас в воровстве, на первый раз прощу, я добрая. Сегодня. На удивление прямо.
Ричи замер с раскрытым ртом, посмотрел на бумажку, на Веру, пораженно выдохнул:
— Но… Ты хочешь сказать, что я бесплатно только что пахал полторы минуты как раб на галерах?! Ты охренела?
— Вы работали на репутацию, дорогой мой господин Ричард. Бесплатно, если для вас так важно это услышать. И я признаю, вам удалось меня убедить, что вы умеете работать, ну или что вам иногда везет. Но я не считаю это достаточной причиной для заключения с вами договора. Спасибо, что потратили свое время, я свяжусь с вами, если вы мне понадобитесь, когда-нибудь. До свиданья.
Он молчал, Вера подняла глаза — Ричи выглядел так, как будто хочет проснуться, смотрел на листок, медленно поднял глаза на министра Шена, но министр смотрел на свои руки, с таким любознательным видом, как будто это было самым интересным зрелищем в комнате. Ричи посмотрел на Веру, так обиженно, как будто его лучший друг предал, достал платок, вытер пот с висков, с тихим поражением сказал Вере:
— Ты решила отдать прибыль от аукциона Анди? Просто потому, что он кланяется красиво? Я неделю бегал все выбивал, пробивал, уламывал, собирал информацию, а теперь мне дают пинка под зад? Это нормально вообще?
Вера посмотрела на него, как на дитя неразумное, и вздохнула:
— С кем вы заключали договор об оказании услуг?
Он молча посмотрел на министра Шена, но опять не дождался ответного взгляда, коротко глянул на Веру и отвел глаза. Она сочувственно улыбнулась:
— Хотите сказать, у вас нет бумаг? Нет моей подписи, вы меня вообще не видели, а делали все в надежде, что я вас найму постфактум? Вы смелый человек, господин Ричард.
— Шен, это че за подстава? — дрожащим голосом потребовал Ричард, министр поднял на него невинные глаза, развел руками и кивнул на Веру. Он неохотно повернулся к Вере и спросил:
— Чего ты хочешь?
Она села поудобнее и стала загибать пальцы:
— Вам знакомо выражение "официальная речь"?
— Знакомо.
— О существовании штрафов за несанкционированную самодеятельность вам известно?
— Да.
— Значит, так. Давайте вы подготовите все бумаги, составите подробный и прозрачный финансовый план на год и пять лет, очень подробный, чтобы человеку из другого мира было все понятно, и встретимся, допустим, завтра, и все обсудим. И учитывайте, что со мной будет мой представитель, с которым уже подписан контракт, а с вами — пока не подписан, помните об этом каждую секунду. Если ему что-то не понравится, вам придется его убедить, или переделать работу. Такой план вас устраивает, господин Ричард?
— Устраивает.
— А теперь будьте любезны разложить портреты по столу в порядке нарастания количества золота, которое мой корсаж может вытрясти из этих несчастных. Молча.
Ричи выдохнул так, что стал ниже на голову, начал дрожащими руками раскладывать портреты, закончил и посмотрел на Веру, она медленно кивнула:
— Хорошо. А теперь возьмите вот это, — она кивнула на лист, — оправьте в рамочку, и повесьте на стену так, чтобы каждый день видеть. И помнить, что работа без контракта — бесплатная работа.
— А работа по контракту — десять процентов, — тихо, но непреклонно сказал Ричи, Вера кивнула:
— Если договоримся.
— Заметано, — улыбнулся Ричи и протянул ей руку, она прохладно на него посмотрела и поправила:
— "Как скажете, госпожа Вероника".
Он скривился, но повторил:
— "Как скажете".
Вера пожала его руку двумя пальцами, кивнула на портреты:
— Забирайте, я запомнила.
Ричи молча собрал портреты, сунул в кейс, ненавидящим взглядом посмотрел на министра Шена, который складывал монетки одну на другую, и делал вид, что он в комнате один. Ричард посмотрел на Веру, в нем кипело возмущение, удерживаясь в узде только бешеной жаждой денег, Вера ему вежливо улыбнулась:
— Спасибо, можете идти.
Он закрыл глаза, дрожа от злости, выдохнул, открыл и прошипел:
— Сука.
— Камнями занимается Анди.
Ричи с глухим стоном схватился за голову, стискивая зубы и краснея до багрового, Вера невозмутимо наблюдала, уже приготовив следующую фразу, подбросила на ладони монету, поймала и подбросила еще раз. Ричи взял себя в руки, подобрал кейс и молча пошел к выходу. Хлопнул дверью, но тут же опять открыл ее, Вера выглянула из-за кресла, увидела замершую в проеме фигуру Ричи, тощую, пузатую, всклокоченную и предельно злую. Он сдерживался изо всех сил, она решила ему помочь и показала рубль:
— Следующими от вас уплывут монеты, господин Ричард. Потом ключи. И ваш процент будет падать с каждым словом, которое я посчитаю невежливым.
Он дышал все чаще и глубже, продолжая дрожать на грани, Вера решила помочь еще, сложила пальцы щепотью с зажатой в ней монетой, и стала дирижировать его дыханием:
— Медленнее, господин Ричард, глубокий вдох… и выдох, до конца. Вдох…
Ричи взял себя в руки, опустил голову и немного восстановил человеческий цвет лица, посмотрел на Веру, качнул головой со смесью ненависти и капли уважения. Она иронично улыбнулась и кивнула:
— Баланс, самоконтроль, спокойствие. До завтра, господин Ричард.
— До завтра, госпожа Вероника.
— И тихонечко дверь закрыли, мягко и нежно.
Ричард медленно закрыл дверь, постоял рядом две секунды, потом пнул ее ногой и завопил: "Сука!!!"
Вера крикнула:
— Девять процентов! Хотите восемь?
Ричи еще раз пнул дверь и стремительно ушел.
Вера села удобно и стала смотреть на монету на ладони, что-то в монограмме было очень карнское, напоминающее узоры в танцевальном зале.
Министр разрушил свою башенку из монет, и усмехнулся:
— Я его столько лет пытался отучить вести себя как базарный барыга, а вам это удалось за минуту, как будто за… горло взяли, — он изобразил рукой жест взятия совсем не за горло, Вера усмехнулась:
— Вы его не за то место брали. У каждого человека есть слабость, что-то, что для него дороже всего, и что ему больнее всего будет потерять. У Ричи это деньги, вот за них я и… взялась, — она тоже изобразила жест схватывания не за горло, министр качнул головой:
— Я пытался, это не работает, он просто дверью хлопал и уходил, а мне приходилось потом самому за ним ходить и уговаривать. Он действительно лучший, и законы знает на таком уровне, что его финты всегда окупаются, хотя он дороже всех берет за это.
Вера молча пожала плечами, министр опять начал строить башенку из денег, усмехнулся и сказал:
— Я сам его разбаловал. Он из бедной семьи, но всегда хотел стать богатым, а для человека его происхождения, самый быстрый и простой путь к деньгам — это поступить в академию, где учатся богатые отпрыски, найти там себе покровителя, и стать для него незаменимым. Он стал. Со мной многие хотели дружить в академии по этой причине, но он быстро доказал, что он лучший, и мы хорошо друг друга понимали — он выучил цыньянский ради этого. И он все для меня делал, выдавая такие авансы, что мне оставалось только успевать расплачиваться. А он был тощим и хилым, вроде Барта, его обижали. Я узнал, составил список, и всех отлупил. А чтобы придать нашему сотрудничеству официальность, я внес его в семейную книгу дома Кан, как слугу высшего ранга, и после этого могу с полным правом вызвать на дуэль любого, кто его обидит. И когда он это понял, он стал очень смелым. И в период между тем, как я объяснил ему все прелести его статуса, и тем, как об этом узнала вся столица, у меня были дуэли каждый день, иногда по три-пять человек, один раз двенадцать. Ричи отрывался как боженька, он по Тихому Переулку ходил насвистывая. Потом слава распространилась, и ему перестали давать поводы для недовольства, но вести себя так он продолжает уже по привычке.
Вера неодобрительно качнула головой, спросила:
— Ричи, Эйнис, Барт, сестры, мать — кто еще? Вы специально это делаете? Вам нравится, когда вас окружают разбалованные, наглые, оборзевшие от безнаказанности люди?
Он самодовольно усмехнулся, заглянул Вере в глаза:
— Это подчеркивает мой статус. Я не люблю пышные кареты и шикарную одежду, остается только антиквариат, лошади и дурная слава. И в этих вещах мне нет равных.
Его взгляд спустился по ее лицу к колье, поднялся обратно к глазам, Вера молчала, он улыбнулся шире:
— А вам нет равных в обламывании самоуверенных мужчин. Большой опыт?
— Врожденный талант.
Он рассмеялся, опять разрушил башенку, начал строить новую.
— Я уже предвкушаю, как буду переслушивать записи. Этот кабинет тоже пишется, сделаю копию камешка, Ричи подарю, пусть в рамку поставит. Он поставит, вот увидите, он умеет учиться на ошибках, и ничего не забывает. Он действительно лучший специалист в Карне, может быть, даже в мире. И он знает об этом. Он давно уже богат, и мог бы отказаться от вашей сделки, я удивился, когда он принял все условия. Ради чего? Что вы с ним сделали, в чем секрет? Божественная сила?
— Сила потенциальной энергии, которой обладает тело на вершине. Как только с вершины спихнули, он мигом вспомнил, что такое вежливость. Ну и болевая точка, естественно, когда из рук уплывает целый процент, это больно. Для меня один процент — это сотая часть, а для него — десятая, большие деньги, а он любит деньги.
— Все любят деньги, — вздохнул министр, выстраивая монетки, — если кто-то говорит, что не любит, значит просто отчаялся их получить. Хотя, я знаю парочку людей, для которых действительно деньги не имеют значения, но они очень богаты. Но знаю гораздо больше богатых, которые продолжают трястись над каждым медяком, у них миллионы в подвале, а самая сильная болевая точка все равно деньги, большинство людей такие. Моя мать, например. — Он задумался, внезапно улыбнулся и поднял глаза на Веру, — я проверил, кстати, вы были правы — она действительно таскает вещи из дворца Кан. С одной стороны, это все равно ее вещи, имеет право, но с другой стороны — раньше она считала это ниже своего достоинства. Многие аристократы донашивают вещи за старшими, даже богатые, это считается разумной экономией, многие перешивают старые костюмы по новой моде, но она никогда так не делала. Неужели у нее проблемы? Или она просто постарела и перестала выделываться? Или ее жаба душит, что горы шелков пылятся по сундукам, никому не нужные? Может, она их решила продать? У нее кончились монеты, что ли, а продавать слитки и украшения не хочется? Это очень хорошие вопросы. Не важные, но приятные. Взять ее, что ли, тоже за горло? — Он полюбовался башенкой, плавным движением свалил ее на бок и стал поправлять монетки, выстраивая в идеальную наклонную линию. — Я уже немного испортил настроение Йори за ту сцену возле храма, но как-то она подозрительно агрессивно отреагировала, даже лично пришла, обычно она делает вид, что ничего не произошло. Надо над этим подумать.
— В смысле "испортили настроение"?
— В финансовом. Я в этом мастер, — он с улыбочкой смешал монеты, посмотрел на часы, на Веру: — Пойдемте, вы потанцуете с Артуром, я почитаю о последствиях вашей драконовской политики. Нельзя пропадать надолго, а то все подумают, что у нас что-то происходит, — он сделал страшные и загадочные глаза, Вера не сдержала улыбку, он встал и протянул ей руку: — Пойдемте.