Круг недоверия

Марс был пыльной, леденящей душу преисподней кроваво-красного цвета. Они шли друг за другом, мысленно проклиная неизвестного им техника, который предложил столь неудачные конвертеры для скафандров. Когда они примеряли скафандры на Земле, дефект не обнаружился. А сейчас, после нескольких недель — на тебе! Поглотители влаги через некоторое время переполнились и отказали. Атмосфера Марса имела постоянную температуру минус шестьдесят градусов по Цельсию, а с них градом катил пот.

Морли замотал головой, чтобы стряхнуть капли пота со лба, и в то же мгновенье на его пути оказался какой-то рыжий мохнатый зверек. Первое доказательство наличия на Марсе живых существ. Но в нем не возникло любопытства ученого, лишь одна злость. Пинком он отбросил зверька в сторону. И тут же потерял равновесие и медленно повалился навзничь, его скафандр зацепился за острую грань лежавшего на обочине камня.

Тони Бенермэн услышал сдавленный крик напарника и оглянулся. Морли лежал на земле, мучительно пытаясь заткнуть перчатками дыру на колене. Воздух с легким шипением вырывался на свободу и мгновенно превращался в мерцающие кристаллики льда. Тони бросился к другу. Увидел выражение ужаса в его глазах и синеву, из за недостатка кислорода мгновенно покрывшую лицо Морли.

— На помощь! На помощь!

Морли закричал с такой силой, что задрожали мембраны шлемофона. Но помочь было нечем. Они не захватили с собой пластыря — он остался в корабле, в четырехстах метрах отсюда. Пока Тони добежит до корабля и вернется, Морли уже умрет.

Тони выпрямился и вздохнул. Их было всего двое, и некому прийти им на помощь. Морли поймал, наконец, взгляд Тони и спросил:

— Безнадежно, Тони… Я мертв, да?

— Еще не кончился кислород. Осталось не больше тридцати секунд. Ничем не могу тебе помочь.

Морли выругался и нажал красную кнопку у запястья. Рядом с ним «раскрылась» поверхность Марса, песок с шуршанием посыпался в отверстие. Тони отступил на несколько шагов: из отверстия появились двое в белых скафандрах с красными крестами на шлемах. Они уложили Марли на носилки и снова исчезли Тони с некоторым недоверием смотрел на то место, где только что лежал Морли, и тут снова открылась засыпанная песком дверь и ему выбросили скафандр с куклой.

Тони остался наедине с необозримой песчаной пустыней.

Кукла в скафандре весила столько же, сколько Морли, а ее пластиковое лицо имело даже какое-то сходство с ним. Кто-то из шутников перечеркнул глаза куклы черными крестами. Очень весело, подумал Тони, взваливая на себя нелегкую ношу, и отправился обратно. Дошел до того места, где неподвижно лежал марсианский зверек. Пнул ногой, и из зверька посыпались пружинки и колесики.

Когда он добрался до корабля, солнце, освещавшее вершины красных гор, казалось удивительно маленьким. Сегодня уже поздно хоронить, придется подождать до завтра. Оставив куклу, он взобрался в кабину и снял с себя мокрый скафандр.

Между тем спустились сумерки, и существа, которых они назвали «совами», принялись снаружи скрести стенку корабля. Космонавтам ни разу не довелось увидеть хоть одну «сову» своими глазами; тем более их раздражал этот нескончаемый скрежет. Разогревая ужин. Тони стучал тарелками и термосами как можно громче, чтобы заглушить неприятные звуки Поев, он впервые ощутил одиночество. Даже жевательный табак сейчас не помогал, он лишь напомнил о ящике сигар, ожидавшем его на Земле.

Ногой он задел тонкую подставку стола, и все тарелки, термосы и ложки полетели на пол. Он с удовлетворением взглянул на учиненный им беспорядок, оставил все как есть и лег.

На сей раз они были уже у самой цели. Что стоило Морли вести себя поосторожнее?! Тони отмахнулся от этой мысли и вскоре уснул.

Утром он похоронил куклу. Оставшиеся до старта два дня он провел, соблюдая величайшую осторожность. Аккуратно сложил геологические образцы, проверил исправность механизмов и автоматов.

На третий — вынул записывающие устройства из приборов и отнес все ненужные более записи и инструменты подальше от корабля. Делать было решительно нечего, не осталось ни одной непрочитанной брошюры. Два последних часа Тони провел в постели, считая заклепки на потолке кабины.

Тишину нарушил четкий щелчок контрольных часов, и он услышал, как за толстой стеной взревели моторы. Одновременно в стене кабины раскрылась дверца, появилась «рука» со шприцем, похожая на змею, ее металлические пальцы ощупали его. Последнее, что увидел Тони, — жидкость из шприца, переливающуюся в его вену, и забылся.

Едва это произошло, открылся широкий люк, вошли два санитара с носилками. На них было ни скафандров, ни защитных масок. В прямоугольнике люка виднелось голубое небо Земли.

Проснулся он в своем обычном состоянии. Полежал еще несколько секунд с закрытыми глазами, не желая расставаться с теплом постели. Открыв, наконец, глаза, взглянул на белый потолок операционного зала.

Но на сей раз не увидел ничего, кроме багрового лица и угрожающе сдвинутых бровей склонившегося над ним полковника Стьюхэма. Тони попытался вспомнить, нужно ли отдавать честь в кровати, но решил все-таки не двигаться.

— Черт побери, Бенермэн, — проворчал полковник, — рад видеть вас на Земле. И зачем вы, собственно, вернулись? Смерть Морли означала крах всей экспедиции, а это значит, что мы не можем похвастаться ни одним удачным запуском!

— А парни из второго корабля, сэр? Как дела у них? — Тони силился говорить бодро и весело.

— Ужасно. Еще хуже, чем у вас, если такое вообще возможно. Оба погибли на другой день после приземления. Осколок метеорита попал в резервуар с кислородом. Они так увлеклись анализом местной флоры, что не обратили внимания на показания мерительных приборов. Но я здесь по другому делу. Наденьте что-нибудь и — ко мне.

Он зашагал к выходу и Тони поспешил выбраться из постели, не обращая внимания на легкое недомогание — следствие последних уколов. Когда говорят полковники, лейтенантам приходится повиноваться.

Когда Тони вошел, полковник Стьюхэм с мрачным видом глядел в окно. Ответив на приветствие, он предложил лейтенанту сигару. Тот закурил, и полковник обратил его внимание на стартовую площадку, которая виднелась за окном.

— Видите? Знаете что это?

— Да, сэр. Ракета на Марс.

— Она только станет ракетой, пока это лишь ее корпус. Двигатели и приборы собираются сейчас на заводах, рассеянных по всей стране. При нынешних темпах ракета будет готова не раньше чем через шесть месяцев. Ракета то будет готова, но людей для нее — людей у нас нет. Если так пойдет дальше, ни один не сможет выдержать испытаний. Включая и вас.

Тони нетерпеливо заерзал на стуле.

— Такая программа подготовки с самого начала была моей идеей. Я разработал ее и внушил Пентагону, что она единственно возможная. Мы знали, что в состоянии построить корабль, который сможет приземлиться на Марсе, а потом вернуться на Землю, корабль, который преодолеет любые трудности и помехи. Но нам необходимы люди, которые ступят на поверхность планеты, смогут исследовать ее, иначе вся затея — чушь, и ничего более.

Сам корабль и пилот-робот могли быть испробованы во время «симулированных полетов» — за это время можно устранить мелкие недоделки и уточнить расчеты. Смысл моего предложения — в конце концов его приняли — заключался в том, чтобы космонавты, которым придется лететь на Марс, прошли именно такую подготовку. Мы построили две барокамеры и симуляторы, способные воспроизвести любую мыслимую на Марсе ситуацию. Мы по восемнадцать месяцев гоняем в барокамерах экипажи, чтобы подготовить их к настоящему по лету.

Не буду вам сообщать, сколько людей было к началу опытов, сколько раненых попало в госпитали из-за вынужденной реальности обстоятельств в барокамерах. Одно могу вам сказать: за прошедшее время удачных симулированных запусков не было. Все, кто не выдержал, или, подобно вашему напарнику Морли, «погиб», выбыли из игры.

И вот теперь у нас осталось четыре кандидатуры, в том числе вы. Если мы не сумеем создать удачный экипаж из двух космонавтов, весь проект пошел насмарку.

Тони похолодел. Он знал, что в последнее время давление фирм, финансировавших полеты, на руководителей испытаний становилось все сильнее. Поэтому-то полковник Стьюхэм и кидался на всех раненым медведем. Полковник прервал его мысли.

— Эти умники из института психологии кричат на всех углах, что обнаружили решающую ошибку в моей программе. Раз, дескать, речь идет о тренировочных полетах, то испытуемые не смогут отделаться от ощущения, что игра не опасна и что в случае катастрофы их в последний момент спасут, как вашего Морли. например. Результаты последних опытов заставляют меня думать, что психологи правы.

В моем распоряжении четыре человека, и для каждой пары будет проведено по одному испытанию. Но теперь это уже будут генеральные репетиции, на сей раз мы пойдем на все.

— Я не понимаю, полковник.

— Очень просто, — Стьюхэм подчеркнул свои слова ударом кулака по столу. — Впредь мы не станем оказывать помощи. Никого вытаскивать не будем, как бы срочно это ни требовалось. Опыты проведем в наитруднейшей обстановке. Мы обрушим на вас все, что имеем, а вы — вы должны выдержать Если в этот раз кто-нибудь порвет свой скафандр, он умрет в марсианском вакууме, в нескольких метрах от чистейшего воздуха Земли.

На прощанье его голос несколько смягчился:

— Я был бы рад, если бы мог предложить вам выбирать, но выбора нет. К будущему месяцу нам нужен надежный экипаж для полета, и только таким образом мы можем его составить.

Тони дали трехдневный отпуск. В первый день он напился, на второй — страдал от головной боли, на третий — от бессильной злости. Все, кто участвовал в испытаниях, были добровольцами, и подвергать их смертельной опасности — это уж слишком. Теоретически он, конечно, мог бросить все к чертям, когда ему заблагорассудится, но он-то знал, чем это ему грозит. Оставалось одно: согласиться с этой нелепой идеей. Пройти все, что от него потребуется. Но после испытаний он поговорит с полковником по-свойски.

На врачебном осмотре он встретился со своим новым напарником Эллом Мендозой. Познакомились они еще раньше, на теоретических занятиях. Подавая друг другу руки, оба думали об одном: что их ждет? Двое — экипаж. Жизнь одного зависит от навыков и решимости другого.

Высокий, худощавый, Мендоза был полной противоположностью приземистому крепышу Тони. Хладнокровие Тони, иногда кажущееся медлительностью, восполнялось нервной напряженностью Элла.

Если Элл выдержал все испытания, значит он кое на что годится. Как только начнется полет, нервозность Элла скорее всего пройдет.

После осмотра они, как обычно, надели летные костюмы и пошли в другое здание.

Вход в мощный куб здания был открыт, и они ступили на лестницу, ведущую в космический корабль. Врачи уложили их, сделали инъекции, симулирующие состояние невесомости, и вскоре космонавты забылись сном.

Пробуждение сопровождалось обычной слабостью и вялостью. Куда уж натуральнее… Тони подошел к зеркалу и подмигнул отражению. Он никак не мог отделаться от страха, что однажды такой тренировочный полет окажется настоящим полетом на Марс. Логика подсказывала, что армия не отказалась бы от такой блестящей рекламы. Представление что надо! И поэтому он так нервничал в начале каждого «сухого» полета.

Тони переборол слабость, огляделся. Во время испытании нельзя терять времени. Необходимо проверить приборы. Элл сидел на койке. Тони махнул ему рукой.

В то же мгновенье ожил приемник. Сначала слышались только посторонние шумы, потом их заглушил голос офицера-тренера.

— Лейтенант Бенермэн, вы уже проснулись?

— Так точно, сэр.

— Одну секунду, Тони, — сказал офицер и забормотал что-то — очевидно говорил с кем-то стоящим рядом. Потом отчетливо донеслось: — Отказал один из вентилей; давление превышает расчетное. Примите меры, пока мы не снизим давление.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Тони и отключил микрофон, чтобы вместе с Эллом посетовать на показное «трудолюбие» своих воспитателей. Несколько минут спустя приемник снова затрещал.

— Порядок, давление нормальное. Продолжайте.

Тони показал своему невидимому собеседнику язык, прошел к соседнему отсеку Повернул рычаг, желая сделать видимость четче.

— Ну, на этот раз по крайней мере все спокойно, — сказал он, увидев красноватые отсветы.

Вошел Элл, заглянул ему через плечо.

— Да здравствует Стьюхэм! В прошлый раз, когда «погиб» мой напарник, все время дул жуткий ветер. А сейчас, похоже, атмосфера неподвижна.

Они тоскливо уставились на знакомый красноватый ландшафт, затем Тони отправился к приборам; Элл достал из шкафа скафандры.

— Сюда, скорее!

Элла не требовалось звать дважды. Стоя у контрольного пульта, он следил за указательным пальцем Тони.

— Резервуар с водой! Судя по указателю, он заполнен только наполовину!

Они сняли щиты, преграждавшие доступ к резервуару. Тоненькая струйка ржавой водицы текла по его крышке. Вооружившись фонарем, Тони протиснулся к резервуару и осветил трубки. Его голос звучал в тесном отсеке резко и отчетливо:

— Черт бы побрал Стьюхэма с его фокусами: опять его проклятые «аварии при посадке». Лопнула соединительная трубка, вода просачивается в изоляционный слой. Никак нам до нее не добраться, разве что мы разломаем полкорабля? Подай-ка мне склейку, я замажу отверстие, пока мы не сможем взяться за ремонт.

— Впереди — месяц засухи, — пробормотал Элл, изучая показания других приборов.

Первые дни не отличались от начала прежних испытаний. Они водрузили флаг и принялись переносить приборы. Наблюдательные и измерительные приборы были установлены за три дня; затем они вытащили из корабля теодолиты и начали делать съемку. Несколько дней спустя стали собирать образцы местной фауны.

И тут они впервые обратили внимание на пыль. Тони с трудом пережевывал какую-то подозрительно зернистую порцию еды и тихо ругался: проглотить можно было, лишь обильно запивая еду водой. Проглотив, он оглядел аппаратную.

— Ты уже заметил, как здесь пыльно?

— Как не заметить! Мой костюм так запылился, что стал похож на муравейник.

Они впервые отчетливо уяснили себе, как много пыли в корабле. Все — и волосы, и костюмы, и еда — покрылось красноватым нале том. Пыль скрипела при каждом шаге, куда ни ступи.

— Мы сами заносим ее сюда, на себе, — оказал Тони. — Давай будем перед входом в корабль отряхивать друг друга.

Хорошая идея, а не помогла. Красная пыль была мелкой, как пудра, и, что они ни придумывали, она не желала исчезать — наоборот, она окружала их, словно облако. Они пытались забыть о пыли, думать о ней как об очередной фантазии техников Стьюхэма. Какое-то время это удавалось, но неделю спустя они не смогли закрыть внешнюю дверь воздушного шлюза. Они вернулись из двухдневного похода. С трудом втащили свои тяжеленные мешки с геологическими образцами в камеру шлюза, отряхнули друг друга, потом Элл нажал рычаг. Наружная дверь начала открываться — и вдруг остановилась. Сквозь подошвы ботинок они ощутили, как завибрировали двигатели автоматических дверей. Затем двигатели отключились, замигала красная лампочка.

— Пыль! — крикнул Тони. — Проклятая пыль попала в механизм!

Они сняли предохранительный щиток, заглянули во внутренности двигателей. Красная пыль смешалась со смазочным веществом. Образовались немыслимые бурые «пирожки». Но обнаружить неисправность оказалось гораздо легче, чем ее устранить. В карманах костюмов были лишь простейшие инструменты. Большой ящик с инструментами и различными растворами, которые могли быстро помочь в создавшемся положении, находился внутри корабля. А они не могут попасть внутрь. Парадокс, но здесь уж было не до смеха.

Им понадобилась всего лишь секунда, чтобы сообразить, какая опасность им угрожает, и целых два часа, чтобы худо-бедно исправить двигатели, закрыть наружную и открыть внутреннюю дверь. Когда, наконец, внутренняя дверь шлюза открылась, указатели их кислородных приборов стояли на отметке «ноль», пришлось прибегнуть к НЗ.

Элл снял шлем и тут же повалился на кровать. Тони показалось, что напарник потерял сознание, но глаза его были открыты, и он уставился в потолок. Тони открыл единственную бутылку коньяку — для медицинских целей — и влил Эллу в рот. Глотнул сам. Заметил, как дрожат руки Элла. Занялся более тщательной проверкой дверных механизмов, а когда работа подошла к концу, Элл уже справился с собой и принялся готовить ужин.

Если не считать пыли, испытания проходили нормально. Днем собирали образцы и проводили измерения; несколько свободных часов, затем — сон. Элл оказался прекрасным напарником и лучшим шахматистом из всех, с кем Тони летал прежде. Вскоре Тони стало ясно: то, что он поначалу принял за нервозность, оказалось на деле неистощимой нервной энергией. Элл лишь тогда был в своей тарелке, когда занимался каким-нибудь делам. С головой уходя в каждодневную работу, он и к вечеру сохранял столько сил и бодрости, что за шахматной доской начисто переигрывал своего зевающего противника. Характеры космонавтов были несхожи, может быть, потому-то они прекрасно ладили.

Все бы хорошо — только вот пыль! Она была повсюду, ее становилось больше и больше. Тани злился, но старался не показывать виду. Страдания Элла были заметнее. От пыли он испытывал постоянный зуд, выходил из себя. Вскоре его начала мучить бессонница.

А неумолимый песок постепенно проник во все отсеки и механизмы корабля. Приборы стало лихорадить так же, как и нервы людей. Они постоянно ощущали жажду и знали, что воды может не хватить, если отлет задержится хоть ненадолго. Все это доводило их до отчаяния.

На тринадцатый день заспорили о водном рационе, и дело чуть не дошло до драки. Два дня не разговаривали. Тони заметил, что Элл всегда носит с собой геологический молоток, и решил на всякий случай обзавестись ножом.

На восемнадцатый день Элл взорвался. Его доконала бессонница. Они как раз надевали скафандры, и вдруг Элл затрясся всем телам, его било, словно в ознобе, пока Тони не уложил его на постель и не влил ему в рот остатки коньяка.

Припадок прошел, но он все равно отказывался выйти из корабля.

— Я не хочу… я не могу! — кричал он. — Скафандры тоже долго не протянут, они сдадут, когда мы будем на поверхности… я больше не выдержу… мы должны вернуться.

Тони попытался образумить его:

— Ничего не выйдет. Тебе известно, что испытания проводятся в условиях настоящего полета. Нам нужно пробыть здесь четыре недели, не меньше. Осталось десять дней. Столько ты выдержишь. Четыре недели — минимальное время для пребывания на Марсе. Так высчитали армейские специалисты. Все планы подготовлены с учетом этого срока. Радуйся, что нас не заставляют просидеть здесь целый марсианский год…

— Брось ты эти глупости! — взорвался Элл. — Мне абсолютно все равно, что будет с первой экспедицией. Точка. Это была моя последняя тренировка. Я не хочу подыхать только потому, что какому-то службисту кажется, будто проверка в сверхтяжелых условиях — единственно правильный метод тренировки.

Он вскочил с постели и, не давая Тони произнести ни слова, бросился к контрольному пульту. Как всегда, второй справа была кнопка «Опасность», но они не знали, подключили эту кнопку к системе оповещения или нет. И получат ли они ответ, если даже связь существует. Элл без конца нажимал на кнопку. Они уставились на приемник, боясь вздохнуть.

— Подлецы, мерзавцы, они не отвечают, — прошептал Элл.

Потом в приемнике что-то щелкнуло, и холодный голос полковника Стьюхэма наполнил рубку корабля.

— Условия испытаний вам известны. Причина для досрочного окончания испытаний должна быть весьма основательной. Итак?

Элл схватил микрофон, и слова, жалобные и злые одновременно, так и полились. Тони сразу понял, что все бесполезно. Он мог заранее предсказать реакцию Стьюхэма. Динамик прервал Элла:

— Достаточно. Ваши объяснения не могут оправдать изменения предварительного плана. Вы должны рассчитывать только на себя. Действуйте так и впредь. Я отключаюсь окончательно. До завершения испытаний вам не имеет смысла вступать со мной в радиосвязь.

Репродуктор щелкнул безнадежно и сухо. Элл был подавлен и разбит, по его щекам катились слезы. Когда он поднялся, Тони понял, что это были слезы гнева. Элл вырвал микрофон из гнезда, швырнул его в динамик.

— Ну, полковник, дайте срок, кончится испытание — мои пальцы узнают, крепка ли ваша шея! — оглянувшись, он увидел Тони. — Дай-ка мне ящик аптечки. Я докажу этому идиоту, что ему не удастся прослыть после этой истории первооткрывателем!..

В аптечке нашлись четыре ампулы с морфием. Элл схватил одну из них, отбил головку, заправил шприц и ввел себе в руку. Тони не пытался удержать его. Две минуты спустя Элл лежал на столе и храпел. Тони поднял его и перенес на койку.

Элл проспал почти двадцать часов; когда он проснулся, безумие и усталость разжали тиски, сжимавшие его. Оба не проронили ни слова о происшедшем.

До старта осталось четыре дня, когда Тони обнаружил на Марсе первые признаки жизни. Многоногое существо величиной с кошку ползло по стенке корабля. Он подозвал Элла.

— Черт побери! — вскричал тот. — Но оно все-таки не такое хитроумное, как то, что они подсунули мне во время второй тренировки. Тогда я нашел какую-то змееподобную штуку, она выделяла что-то вроде клея. Я разобрал ее, хотя это запрещено правилами, — я зверски любопытен. Здорово они ее сделали — шестеренки, пружины, моторчик и тому подобное. Стьюхэмовские техники не лыком шиты. Вот, а потом мне объявили выговор. За то, что ее разобрал. Может, оставим все как есть?

Тони уже было согласился, но решил все-таки попробовать.

— А вдруг они не будут против? Давай посмотрим, что внутри. Я послежу за этой штуковиной, принеси из корабля пустую коробку.

Элл, ворча, полез в корабль. Внешняя дверь хлопнула, и испуганное существо поползло в сторону Тони. Он вздрогнул и отошел. Потом сообразил, что перед ним всего-навсего робот.

— Фантазии техников можно позавидовать.

Существо шмыгнуло мимо Тони. Чтобы удержать его, Тони наступил на несколько ножек: из маленького тела их росли тысячи, как у чудовищного паука. Попеременно шевелясь, они переносили существо по песку. Сапоги Тони раздавили ножки, оторвали несколько из них.

Осторожно наклонившись, он поднял оторванные суставы. Снаружи они были покрыты многочисленными иголочками. Из места обрыва струилась жидкость, по виду напоминавшая молоко.

— Реальность, — сказал он самому себе. — Да, в реальности техники Стьюхэма знают толк!

И тут его поразила одна мысль. Жуткая, невозможная мысль, заставившая его похолодеть от ужаса. Он понимал, что это невозможно, неправдоподобно. Но он обязан убедиться, даже с риском уничтожить механическую игрушку.

Не снимая ноги с конечностей зверька, достал из кармана острый нож, нагнулся. Резко ударил.

— Что, черт подери, ты там делаешь? — спросил подошедший Элл. Тони не мог выговорить ни слова, его будто громом поразило. Элл обошел вокруг него, уставился на лежащее в песке существо.

Секунду спустя он все понял и закричал:

— Оно живое. Из него течет кровь. Оно не может быть живым, а если оно живет, значит мы совсем не на Земле! Мы на Марсе!

Бросился бежать, упал, поднялся вновь, побежал к кораблю, страшно крича.

Тони действовал молниеносно. В припадке безумия Элл может погубить их обоих. Догнав напарника, Тони повалил его.

Элл пришел в себя, когда Тони раздел его и уложил на кровать. Удержать его одной рукой, чтобы другой сделать укол, было почти невозможно. Но в конце концов он изловчился и сделал укол, мгновенно усыпивший Элла.

Тут отчаяние охватило и его.

Если зверек настоящий — значит они на Марсе. Не может быть и речи о «тренировке» — все это всерьез. Небо над головой вовсе не нарисовано, это настоящее небо Марса. Тони был одинок, как еще никто до него. На миллионы километров вокруг — ни души…

Закрывая наружную дверь, он завыл от страха. Дикий, пронзительный крик погибающего… С трудом добрался до постели. Шприц со снотворным лежал наготове. Проткнул иглой скафандр. Несколько секунд спустя сознание оставило его.

С трудом поднял веки. Он опасался, что над головой окажутся сварочные швы на потолке корабля. Увидев белоснежный потолок лазарета, облегченно вздохнул. Повернув голову, встретился глазами с полковником Стьюхэмом, сидевшим на его кровати.

— Удалось нам, полковник? — спросил Тени. Это было скорее утверждением, чем вопросом.

— Удалось, Тони. Обоим. Элл рядом с тобой…

Голос полковника звучал как-то по-новому. Тони не сразу понял почему. Просто первый раз полковник говорил с ними без озлобления.

— Первый полет на Марс. Можете представить себе, что напишут газеты. Но важнее то, что говорят ученые. Анализы и ваши записи — просто клад. Когда вы установили, что вы не на тренировке?

— На двадцать четвертый день. Когда мы заметили марсианское животное. Мы дали маху — не поняли этого раньше, — в голосе Тони звучала досада.

— Отнюдь нет. Вся ваша подготовка была направлена на то, чтобы в подобной ситуации вы ничего не заметили. Мы не были уверены, можем ли послать космонавтов, не сообщая им правды. Психиатры были убеждены, что, зная правду, вы, космонавты, не выдержите. Я никогда с ними не соглашался.

— Но психиатры-то оказались правы, — выдавил из себя Тони.

— Теперь мы знаем, что они правы, хотя тогда я ни за что с ними не мог согласиться. Психиатры одержали верх, и мы составили общую программу полета в соответствии с их данными. Я, правда, сомневаюсь, что вы это оцените, но нам пришлось приложить массу усилий, чтобы убедить вас, будто вы все еще на тренировке.

— Извините, что мы доставили вам столько неприятностей, — сказал Элл.

Кровь бросилась полковнику в лицо — он ощутил всю горечь, заключенную в словах космонавта. Но продолжал говорить, словно ничего не слышал.

— Оба разговора, которые мы якобы вели с вами, были, разумеется, записаны на пленку и прокручены прямо в космическом корабле Психологи составили текст, который подошел бы в любой ситуации. Что и имело место. Такой текст в ситуации крайней опасности придал бы вам силы и уверенность. Общественность, конечно, никогда об этом ничего не узнает.

— А корабль? — спросил Элл. — Мы же видели его — он был готов лишь наполовину.

— Муляж, — ответил полковник. — Для публики и журналистов. Настоящий корабль построен и испытан несколько месяцев назад. Самым трудным было найти экипаж для корабля. То, что я рассказывал вам о провалах остальных кандидатов, — чистая правда. Лучшими оказались вы. Но больше нам не придется так поступать. Психологи утверждают, что следующим экипажам будет гораздо легче: у них преимущество — перед ними в космосе уже были люди. Абсолютной неизвестности нет.

Полковник покусывал губу, заставляя себя произнести самые важные слова:

— Я хочу, чтобы вы оба поняли, что мне было бы легче самому лететь на Марс, чем вот так посылать вас. Я знаю, что у вас на душе… Как будто мы…

— Оставили нас в беде, — закончил за него Тони. Прозвучало это очень мрачно.

— Да, примерно так, — с жаром защищался полковник. — Но разве вы не понимаете, что мы не могли иначе, что вы были единственными, на кого мы могли положиться? Все остальные не выдержали. Остались вы двое, и мы обязаны были бить наверняка. Только я и еще трое людей знают, что произошло. И никто никогда не узнает, могу вам гарантировать!

Голос Элла прозвучал негромко, но он словно ножом пронзил тишину.

— Будьте уверены, полковник, мы тоже никому не расскажем об этом полете.

Полковник Стьюхэм вышел из комнаты, низко опустив голову, не в силах взглянуть в глаза первым исследователям Марса.

Перевел с английского Е. Факторович