Давненько мне не приходилось спать так сладко. Беcсонница, заработанная за несколько лет тяжкого труда на ответственной должности, все чаще давала о себе знать. Хотя лет мне было всего ничего, двадцать шесть. Но вот сегодня не знаю, что произошло, однако после вечерней ванны с ароматными маслами и бокала красного вина я уснула, как убитая.
— Дзынь, — истошно завопил лежавший на тумбочке возле кровати сотовый.
Хотелось крепко выругаться, но вместо этого я протянула руку обнаружив на экране двадцать часов двадцать минут, покорно произнесла, — Ало.
Черт с ними, скорее разберусь, скорее снова усну.
Я не сомневалась, что это с работы. Мои подчиненные-программисты, особенно новички, частенько задерживались, порой не в силах разобраться в самом примитивном коде. Поэтому вполне могли вот так позвонить поздним вечером. А мне деваться было некуда, поскольку весь спрос вышестоящего начальства был с меня.
— Свет, ты спишь? — раздался в трубке голос матери.
— Что? — Я немного опешила, так как знала, что мать всегда ложилась в десять и ни минутой позже. — Да, почти. А что? Случилось что-то?
Голос у матери и впрямь был какой-то грустный.
— Да, случилось, — ответила она вяло. — Бабка твоя умерла, не к ночи будь помянута.
— Кто? — Я все еще не могла проснуться до конца. — Какая еще бабка?
Я точно знала, что никаких бабок у меня не было. Вернее, одна имелась когда-то, Мария Львовна, мать матери. Однако она скончалась, когда мне было лет четырнадцать, оставив о себе в памяти вкуснейшие шанежки с черникой. Бабку же по отцу я вообще не знала. Отец, пока был жив, о ней не рассказывал, мать тем более, да и не ездили мы никогда на отцову родину.
— Бабка Варвара, — пояснила мать, чуть закашлявшись. — Она мать твоего отца.
— Да? — недоверчиво переспросила я. Сон потихоньку улетучивался. — А почему я о ней впервые слышу? Я вообще-то всю жизнь считала, что вся родня с отцовской стороны давным-давно умерла.
— Не совсем, — довольно загадочно пояснила мать. — Бабка Варвара умерла только вчера. Есть еще тетка Римма, она сестра твоего отца. Вот она в той деревне и живет, за бабкой присматривала, она мне и сообщила новость. Так поедешь?
— Куда?
— На похороны, — вздохнула мать. — Но если не хочешь, я тебя не упрекну. Понятно, это считай к незнакомому человеку на похороны отправиться. Ты ведь и в самом деле не знала ее.
— Поеду, — неожиданно для себя выпалила я. — Скажи только, ехать куда?
Мать вздохнул еще тяжелее и пошуршав какой-то бумажкой, продиктовала адрес: Холмяченский район, деревня Забубенье, дом Игнатовых.
— Не езди, если не хочешь, — снова зачем-то произнесла мать. — Это довольно далеко, там еще и дороги, может, нормальной нету. Да и зачем тебе это?
— А зачем ты тогда вообще мне позвонила? — проворчала я. — Если не хочешь, чтоб я поехала?
— Ну, все-таки ты бабке не чужая, родная кровь. Сын ее, отец твой, умер, Тетка Римма бездетная. Получается, ты единственная внучка покойной. Вот я и подумала…
Мать подозрительно зашмыгала носом. Она всегда отличалась сентиментальностью, доведя до совершенства это свое свойство просмотром бесчисленных латиноамериканских сериалов.
— Ну ладно, мам, давай, — попрощалась я. — Мне еще собраться надо.
— Как вернешься, позвони мне сразу же, — успела быстро произнести мать перед тем, как я нажала отбой.
Затем я вырубилась. Причем так быстро, что даже как следует обдумать новость не успела.
Проснувшись, я первым делом посмотрела на часы. Было пять утра. Через час мне вставать на работу. Вспомнив о вечернем разговоре, я нехотя вылезла из-под теплого одеяла и пошлепала на кухню делать кофе.
Заварив ароматный напиток, я уселась к столу, рассеянно думая и прихлебывая коричневую, пахнущую корицей жижу. Итак, сегодня на работу я не иду. Потому что я еду на похороны!
Несмотря на то, что цель поездки была печальная, настроение у меня оказалось вполне бодрым. Бабку Варвару я не знала, поэтому ее смерть меня совсем не расстраивала. А как законная причина для прогула и вовсе устраивала.
Не то, что бы свою работу я не любила. Любила, еще как. Была всецело ей предана. Однако, бог мой, как же она порой утомляла. Если уволюсь, никогда больше не стану работать начальницей. Нет уж, лучше быть самым незаметным винтиком в производственном колесе, чем сколь-либо заметной гайкой.
Допив кофе, я отправилась собирать вещи в спальню. Которая одновременно была еще кабинетом, гардеробной и гостиной. Короче, я жила в однушке. Зато кухня была отдельной, что по нынешним временам уже неплохо.
Квартира досталась мне от отца, который скоропостижно скончался девять лет назад, когда мне едва исполнилось семнадцать. К моменту своей смерти отец уже лет пять был с матерью в разводе. Но новой семьи так и не создал, новых детей не нажил.
Умер он довольно нелепо. Пошел прогуляться в торговый центр с приятелем, и пока тот парковал машину, с размаха влетел в стеклянные дверцы центра. Да так влетел, что разбил плохо закрепленное стекло, порезавшись вдоль и поперек острыми осколками. Приехавшая на место происшествия скорая констатировала смерть от потери крови. Приятель отца клялся и божился, что отец был трезв как стеклышко, но ему никто не поверил.
Еще бы, кто поверит в то, что взрослый, адекватный человек с размаху врежется в стекло, не увидев его? Причем врежется с летальным исходом. Мать, узнав от смерти бывшего мужа, залилась горькими слезами.
— И жил Мишка грешно, и помер смешно, — проплакавшись, произнесла она через полчаса.
Что она имела под первой частью своей фразы, я так и не смогла узнать. Мать замкнулась, и больше не проронила на эту тему ни слова. Зато я вскоре оказалась владелицей вполне приличной однокомнатной квартиры недалеко от центра города. Отца мне было, конечно, жаль, однако после его развода с матерью мы с ним практически не общались, и я уже успела от него отвыкнуть. Да и человеком он был довольно тяжелым. Мало улыбался, почти никогда не смеялся, а его глазах мне всегда чудился какой-то застывший ужас.
Спустя три часа я уже мчалась по южному шоссе вдаль от своего города. На работе мне без особых проблем дали выходной, услышав столь уважительную причину. И даже не пришлось уговаривать начальство. Константин Игоревич сам предложил взять три дня вместо одного, как я изначально намеревалась. Итак, у меня впереди было три дня без работы. Я отосплюсь в деревне на свежем воздухе, отдохну и вернусь в офис с новыми силами, полная свежих идей и в боевой форме.
Часов к одиннадцати дня я подъехала к районному центру, к которому принадлежала территориально деревня Забубенье. Районный центр назывался Холмячье и располагался на живописном берегу широкой реки. Правда сейчас, зимой, река был скована льдом, а деревья все как на подбор белели снежными шубками. Но летом, я была уверена, здесь точно живописно.
Я припарковалась в центре городка и увидела напротив парковки вывеску «Кушать подано». А вот и столовая. Что ж, подкрепиться не помешает. Я осторожно прошла по ледяному насту от машины до крыльца столовой. Судя по всему, недавно была оттепель.
Толкнув двумя руками тяжелую дубовую дверь, я оказалась внутри просторного помещения, которое могло вызвать ностальгию у каждого любителя советского пищепрома.
В прямоугольном окошке виднелась дородная фигура в белом застиранном халате. Я поежилась, отходя от зимнего холода в теплом помещении и улыбаясь, посмотрела на хозяйку столовой.
— Что будем? — не здороваясь, поинтересовалась та, не ответив на улыбку. — Борщ есть свежий, солянка, бефстроганов, кулебяки, компот из вишни…
— Мне борщ, пожалуйста и мясо какое-нибудь. Ну и компот, конечно.
Повариха хмыкнула и повернувшись спиной ко мне, принялась накладывать еду огромными половниками в чуть щербатые керамические тарелки.
— Двести шестьдесят с вас, девушка, — все также неприветливо произнесла женщина, небрежно бросив на раздаточный столик тарелки.
— Да, конечно, — пробормотала я и принялась рыться в сумочке, отыскивая кошелек.
— А вам что, молодые люди? — Вдруг раздался неожиданно до приторности приветливый голос все той же поварихи.
Я так изумилась этой перемене в ее настроении, что застыла с наполовину расстегнутым кошельком. Затем быстро посмотрела на тех, с кем вела беседу повариха. Возле раздаточного окошка стояли двое парней и довольно нахально разглядывали меня.
Заметив, что я наконец проявила к ним должный интерес, они заулыбались. Покраснев, я протянула поварихе деньги. Затем, не дожидаясь сдачи, подхватила свой поднос, направившись к столикам. Спиной я чувствовала на себе взгляд парней. Они о чем-то зашептались, хихикая.
Еще бы! Городская штучка украсила их унылые провинциальные будни. Хмыкнув про себя, я уселась за самый дальний от входа столик и демонстративно отвернувшись к окну, принялась отхлебывать дымящийся борщ.
— Нам бы кофейку, Маруся, — услышала я веселый голос одного из парней.
— Сейчас все сделаю, — с улыбкой откликнулась повариха и шустро заспешила к массивной кофеварке в глубине кухни.
И чего она так с ними любезничает? Они что, друзья владельца столовой? Или просто кто-то из парней ей нравится? Я внимательнее присмотрелась к двум высоким молодым жеребцам, все еще ожидавшим своего кофе. На меня они уже не пялились, отвернувшись спиной, поэтому разглядывать их я могла без опасений.
Они были похожи. Оба примерно одного возраста — от двадцати пяти до тридцати пяти. Высокие, статные, накаченные, опасные… От последней мысли, пришедшей в голову, я поперхнулась борщом. Не знаю, почему я сочла их опасными… С виду парни как парни. Но было в их манере стоять, общаться что-то неуловимо властное, что-то от хищников.
Один из парней развернулся боком, дав мне возможность оценить ястребиный профиль, четкую форму подбородка и носа. А также удивительно длинные черные ресницы и небрежную иссиня-черную шевелюру, закрывающую половину лба наискосок. Хорош вороной! Ничего не скажешь.
Тут повернулся и второй, улыбнувшись на прощанье поварихе настолько пленительной улыбкой, что ложка замерла на полпути к моему рту. Он тоже бы темноволосым, но имел скорее каштановую шевелюру. И еще он был гораздо обаятельнее, чем друг. С такой улыбкой этот красавчик мог бы играть первые роли в каком-нибудь Голливуде, не меньше.
Я торопливо отвернулась к окну, потому что парни, забрав кофе, усаживались за столик. К счастью, они выбрали столик не соседний с моим. Иначе, боюсь, мой обед бы так и остался недоеденным. Поедать борщ и разваренное мясо с хлюпающими макаронами под пристальными взглядами красавчиков я не смогла бы точно.
Усевшись, парни принялись о чем-то негромко разговаривать. И кажется, совсем забыли про меня. Я спокойно закончила свой обед, поблагодарила не обратившую на меня никакого внимания повариху и вышла из теплой столовой. На улице началась метель. Пурга кружилась над городком, и моя машина за полчаса успела покрыться пятисантиметровым слоем молодого снега.
Я заспешила к машине. Сейчас нырну в ее теплые недра и помчусь в Забубенье с ветерком. Глядишь, успею добраться, пока погода совсем не испортилась. Я настолько быстро зашагала, что совсем забыла о ледяной корке, покрывавшей тропинку от дороги до крыльца. И едва вспомнив, поняла, что падаю. Со всего размаха мчусь носом в снежную кашу, рискуя сломать себе конечности.
— Мама! — заорала я испуганно и вдруг поняла, что так никуда и не упала.
Кто-то придерживал меня за капюшон куртки. Кто-то весьма высокий и сильный. С трудом обернувшись, я заметила краем глаза знакомую кожаную дубленку. Это один из тех парней, что были в столовой. Как котенка, он держал меня за шкирку.
— Опусти меня! Сейчас же! — кричала я, норовя пнуть сапогом парня по голени.
— Я же спас тебя, дуреха, — почти ласково произнес он и отпустил капюшон. — Ну как, стоишь? Не падаешь? Тогда я пошел. Не благодари.
И резко повернувшись, он зашагал к поджидавшему его возле машины другу.
— Эй, постой, — торопливо проговорила я, пока парень не успел сесть в авто.
Он остановился, повернулся и уставился на меня. Устремив взгляд на его лицо, я почувствовала, как сердце пропустило несколько ударов. И поняла, что клятва безбрачия, данная мной в далекой юности, тает в воздухе вместе с уже давно похороненным клятвами не есть на ночь и вести размеренную, разумную жизнь.
Меня спас первый из парней — вороной, с хищным, ястребиным профилем. В нем не было ни капли обаяния друга, но зато было нечто другое, гораздо может быть важное. А именно, сила, надежность и какая-то незыблемость что ли. Сейчас он стоял ко мне лицом, давая возможность запечатлеть себя во всех выдающихся подробностях. Хищные, волевые черты, высокие скулы, подбородок выдвинут вперед, что несомненно говорит о упрямстве. Нос прямой, губы на удивление чувственные, а глаза… В них я утонула. Цвет его глаз был светло-зеленым. А черные длиннющие ресницы придавали им вид драгоценных камней…
— Кирюха, ты чего застрял? — окликнул его друг, судя по всему уже успевший замерзнуть. — Садись давай, ехать надо.
Итак, значит, его зовут Кирилл. Парень, не мигая, смотрел на меня. Я уже понимала, что он должно быть, настоящий любимчик дам всех возрастов. Не зря повариха так крутила бедрами, заваривая кофеек. И безусловно, никаких шансов на то, чтобы стать его подругой у меня не было. Ну возможно, только на одну ночь. Но этого мне было не нужно.
Эти мысли вихрем пронеслись в голове, заставив меня наконец выйти из гипнотического оцепенения, в которое ввергла меня внешность Кирилла.
— Сейчас иду, Макс, — небрежно бросил он.
Затем махнул мне рукой в знак того, что благодарность принята, повернулся и зашагал к своей машине — большому внедорожнику.
Я же пошла к своей. Очистив ласточку от налипшего снега, я завела мотор и посидела пять минут, ожидая, пока машина согреется изнутри. Парни уже уехали. К сожалению, в другую сторону. Что ж, судя по всему, больше я красавчика Кирилла не увижу.
Тяжко вздохнув, я нажала на педаль газа. Не то что бы я надеялась, что этот образец мужского совершенства обратит на меня внимание, просто не ожидала в такой глуши встретить подобного парня. Я и в городе таких мачо не встречала. Да и где бы могла встретить? По ночным клубам я не ходила, почти все время пропадая на работе среди сутулых очкариков-программистов.
Красавчики никогда мной не интересовались, я к этому уже привыкла. И не то чтобы я была уродиной, вовсе нет. Хорошая фигура, свои русые, некрашеные волосы почти до талии, никаких изъянов или увечий, даже родинок не было. Но я была, как бы это сказать, обычной что ли. Отсутствовал лоск во внешности, который, судя по всему, парни подобные Кириллу и Максиму и ценили в женщинах.
Ну и ладно, прервала я свои грустные мысли, торопясь выехать на дорогу до Забубенья, пока еще не стемнело. Районный центр Холмячье давно остался позади, и сейчас я ехала по проселочной дороге между стройными рядами высоких заснеженных сосен. Именно в конце этой неприметной дороги и находится нужное мне Забубенье. Это я поняла, увидев вывеску на федеральной трассе, отмахав от Холмячьего километров пятнадцать.
Моя машинка была всем хороша. Но в городе. Потому что для перемещения по пересеченной проселочной местности она явно не годилась. Была низкой, неуклюжей и, если честно, слабоватой. Но несколько лет назад для мой тогдашней зарплаты и это б/у авто казалось верхом совершенство.
— Черт! — вырвалось у меня, когда колесо застряло в очередной не видной из-под снега яме. — Черт!
Моя низкопопая машинка застряла. Как ни пыталась я выбраться, как ни давила на газ, как ни качалась назад и вперед, колеса, казалось, увязали все глубже. Должно быть, под только что выпавшим снегом на дороге была самая настоящая непролазная грязь. К сожалению, не успевшая как следует замерзнуть.
Потратив на безуспешные попытки выехать минут пятнадцать, я упала духом. Похоже, придется тут заночевать. Или может, пойти по дороге пешком, дойти до деревни и там найти кого-нибудь, кто поможет мне вытащить машину? Должны же в деревне быть трактора, уазики или лошади в конце концов?
Уже решившись пойти, я открыла дверцу. Но в лицо мне ударил резкий ветер, опалив лицо колючей снежной крупой. Уже совсем стемнело, и идти по лесу в этой вьюге желание пропало. Что же делать? От отчаяния у меня на глазах выступили слезы. Могла ли я подумать вчера, что сегодня попаду в подобный переплет?
Позади раздался резкий звук автомобильного гудка. Я так и подскочила на сиденье, моментально оторвав от руля склонившуюся на него усталую голову. Я повернулась назад и увидела сквозь заснеженные стекла свет фар. Кто-то едет за мной! Я спасена! Радость нахлынула так же внезапно и всепоглощающе, как недавняя беда.
Я выскочила из машины и бросилась к подъехавшему авто, в темноте не сразу сообразив, что за машина передо мной. Но когда открылась дверь со стороны водителя, все стало ясно.
— Старая знакомая, — слегка улыбнулся сидевший за рулем внедорожника Кирилл.
Рядом с ним расположился Максим и тоже смотрел на меня, правда без улыбки и несколько озадаченно.
— Я застряла, — поспешно проговорила я. — В яме какой-то. Не могу выехать. Вы мне поможете?
Кирилл молча посмотрел на своего друга. Затем они, не проронив ни слова, не сговариваясь, одновременно вышли из своей машины. Парни подошли к моему авто и принялись внимательно изучать степень застревания колес.
— Да уж, — наконец буркнул Кирилл, убирая упавшие на высокий лоб черные пряди. — Как ты так умудрилась, а? И что вообще тут делаешь?
— Как что? — не ожидала я такого вопроса и тут же заметила, что Максим прислушивается к разговору. — Еду вот, в Забубенье. А что, нельзя?
— В Забубенье, значит, — повторил за мной Кирилл и снова склонился к застрявшему колесу.
Вместе с Максимом они принялись приподнимать машину, толкая ее вперед.
— Сядь за руль, — приказным тоном проговорил Кирилл и жми на газ, как скажу.
Я ни слова не говоря бросилась выполнять приказ. Похоже, он точно знал, что делать. Мне сразу стало намного спокойнее, хотя проблема еще вовсе не была решена.
— Жми! — махнул Кирилл рукой, и я газанула.
Однако все осложнялось тем, что под слоем снега тут был лед и грязь одновременно. Колеса буксовали, не давая выбраться из засосавшей их дорожной жижи. Сделав несколько отчаянных попыток, я заглушила мотор. Похоже, это бесполезно. Удрученная, я вылезла из машины.
— Да уж, — услышала я ворчание Максима. — Кто же на такой низкозадой тачке по лесу ездит…
Я снова нырнула в свою ласточку и упрямо завела ее. Однако спустя еще попыток шесть мне стало окончательно понятно, что все напрасно. Нам не справиться. Придется добираться до деревни с парнями, а завтра искать трактор и вытягивать свою машину. Поняли это и сами парни, потому что в мое стекло постучали костяшки пальцев.
— Выходи, — произнес Кирилл, когда я открыла дверцу. — С нами поедешь.
Уговаривать себя я не заставила, мигом собравшись. Я прихватила из своей машины только самое необходимое — свою дамскую сумочку, телефон и маленькую дорожную сумку с продуктами и сменной одеждой. В ласточке оставалась еще одна сумка, побольше. В ней были подарки для тети Риммы и гостинцы. Кроме того, в багажнике было два венка — один типа от меня, второй от матери. Их я купила по пути в Холмячье. А надписи там были на любой вкус: я выбрала от безутешной внучки и любящей невестки.
Когда я расположилась на заднем сиденье внедорожника, Кирилл лениво повернул ко мне голову, продемонстрировав точеный профиль:
— Итак, куда едем?
— В Забубенье, — повторила я.
— Это я уже знаю, — нетерпеливо прервал он меня. — Но в какой именно дом? К кому в гости?
— К Игнатовым, — произнесла я и осеклась.
Потому что в салоне вдруг повисло тяжелое молчание. Парни уставились друг на друга, не мигая.
— Что такое? — забеспокоилась я. — Есть же там Игнатовы, правильно? У них еще похороны на днях.
— Есть, — протянул Максим, обретя наконец способность говорить. — А вы им кем, извините, приходитесь?
— Я внучка их, — охотно объяснила я. — Ну, то есть бабки, которая умерла. Это моя бабушка, родная.
Снова молчание. На этот раз еще тяжелей и невыносимее, чем предыдущее.
— Да что такое? — воскликнула я, заметив, что Кирилл так и не тронулся с места. — Почему такая реакция?
Кирилл ничего не ответил, заведя наконец мотор и начав выруливать на обочину, чтобы обогнуть мою машину. Максим что-то процедил неразборчиво:
— Наследница, — послышалось мне.
И едва приметный согласный кивок Кирилла в ответ.
Некоторое время мы ехали молча. Парни даже между собой не разговаривали. О моем присутствии они, судя по всему, и вовсе позабыли. Но меня это устраивало. По крайней мере больше, чем ошарашенное молчание, которым они встретили упоминание о доме Игнатовых и моей бабке.
— А вы раньше здесь бывали? — прервал молчание более словоохотливый Максим.
— Нет, — ответила я. — в первый раз еду. Вот, и сразу на похороны. А почему вы спрашиваете?
— Места здесь не очень, — хмыкнул Максим. — Вещи всякие происходят нехорошие. Вам бы лучше обратно отправиться, не заезжать в деревню.
— А давай, мы тебя прямо сейчас в Холмячье обратно отвезем, — вдруг заявил Кирилл, останавливая машину. — Там переночуешь в гостинице, завтра машину вытянешь и домой, а?
В отличие от своего более интеллигентного друга Кирилл обращался ко мне на ты.
— Зачем? — я была так ошарашена, что даже подпрыгнула. — Почему мне нельзя в деревню? Что за ерунду вы городите?
Парни молча переглянулись. Видно было, что они очень хотели бы мне что-то объяснить, но не решались.
— Мне надо в Забубенье, — повторила я уже более серьезным тоном. — Зря я, что ли, такую дорогу ехала, чтоб даже тетку родную не увидеть? Не говоря уже о похоронах бабушки? Я хоть ее и не знала при жизни, но последнюю-то дань памяти должна все-таки отдать единственная внучка?
— Лучше не надо, — тихо проговорил Кирилл, но тем не менее поехал дальше.
Машина устремилась вперед, и вскоре впереди замелькали редкие огоньки застрявшей в тайге деревеньки.