Несмотря на то, что добрались мы довольно быстро, к концу пути я уже едва справлялась со сном. Однако сон слетел сразу, как только машина въехала в деревню. Стояла уже почти ночь, но благодаря редким фонарям и луне все же можно было что-то рассмотреть. Я с любопытством вглядывалась в застывшие в снежном плену деревянные избы. Ну и местность. Как будто застряла в средневековье времен Ивана Грозного.
Неудивительно, что меня сюда не возили. Столь мрачной деревушки видеть еще не приходилось. Изб было немного, но все они как на подбор отличались массивностью, добротностью, все имели малюсенькие окошки-бойницы и больше напоминали собой деревянные крепости, чем дома людей. И что тут делать ребенку, даже не представляю.
— Держи, — сунул Максим в руку мою сумку.
Я машинально сжала ее. В некоторых окнах горел свет и это вселяло хоть какую-то надежду на домашний уют и тепло.
— Где дом Игнатовых, знаешь? — отрывисто спросил Кирилл.
— Нет, — призналась я. — А ты знаешь?
Я решила тоже перейти с ним на ты, раз уж он считал это для себя допустимым.
— Я тебя провожу, — произнес Кирилл и взял у меня сумку. — Макс, я сейчас вернусь, доведу девушку до дома. Как, кстати, тебя зовут?
— Света, — ответила я и улыбнулась.
— Я Кирилл, а этот балбес Макс, — махнул рукой парень в сторону садившегося в машину друга.
— Вы тоже здесь будете ночевать, в деревне? — просила я, пока мы продирались сквозь пургу к одному из домов.
— Да, — ответил парень, широко шагая рядом. — Мы в местном клубе базируемся. Хочешь, приходи завтра.
— А вы чем тут занимаетесь? — решила поинтересоваться я. — Охраняете что-то или…?
— Или, — засмеялся Кирилл. — Нет, все проще. Мы местный фольклор собираем. Преданья там разные, былины, сказанья…
— Да? — Я так удивилась, что даже перестала идти.
Эти два мускулистых парня меньше всего ассоциировались с лингвистами-фольклористами.
— Ага, — подтвердил Кирилл. — Поживем тут еще сам не знаю сколько. А ты надолго?
— Только на похороны, — ответила я и поняла, что опять падаю.
Здесь под снегом был точно такой же слой льда, как и в Холмячьем. Кирилл на этот раз подхватил меня не за капюшон, а за талию.
— Падать в моем присутствии входит у тебя в привычку, — прокомментировал он с улыбкой, все еще не разжимая руки.
— Тут просто гололед, — смущенно пробормотала я, втайне весьма довольная таким поворотом событий.
— Ты это, — голос Кирилла стал серьезным. — Осторожней тут. И с гололедом и вообще…
Мы стояли возле высокого крыльца бревенчатой избы, угрюмо смотревшей на нас темными окнами. Кирилл отпустил меня, и теперь мы вместе взирали на высокую старинную избу, сложенную из массивных черных бревен.
— Тетка спит уже, наверное, — сказала я, чтобы что-нибудь сказать.
— Наверное, — согласился Кирилл. — Ничего, разбудишь. Дальше найдешь дорогу или…?
— Или что? — Смущенно засмеялась я. — Или ты внесешь меня внутрь, как принцессу в замок?
— Нет, — поддержал шутку Кирилл. — Я не настолько сильный.
И он ущипнул меня за бок. Даже сквозь толстый пуховик это было ощутимо. И если честно, не особо приятно. Безусловно, у меня имелся лишний вес, однако не настолько критичный. Я отвернулась от Кирилла и направилась прямиком к высокому крыльцу, крытому черными досками.
— Приходи завтра в клуб, — повторил свое приглашение Кирилл, удаляясь в темноту снежной ночи.
Я не стала отвечать, потому что, во-первых, он бы все равно не услышал, уж слишком громко завывала вьюга. А во-вторых, я на него немного обиделась за намек на имеющиеся у меня несколько лишних килограммов.
Все еще презрительно фыркая, я с трудом тащила сумку по ступенькам вверх. Из тяжелого в ней был только ноутбук, но весил баул почему-то как туристический рюкзак, набитый под завязку.
Наконец я достигла черной деревянной двери. Немного отдышалась и постучала. Один раз, другой…
Наконец вдали послышались тяжелые шаги. И вскоре дверь полуотворилась. Из щелочки на меня глядело заспанное лицо немолодой женщины.
— Кто тут? — чуть испуганно произнесла она.
— Тетя Римма, это Света Игнатова, — затараторила я. — Внучка бабушки Варвары, на похороны приехала.
Женщина охнула и принялась отпирать многочисленные запоры. Вскоре она отворила дверь нараспашку и произнесла:
— Ну давай, заходи, коль приехала.
Я немного оторопела от столь неприветливого приглашения войти, но порог тем не менее перешагнула быстро. Больше всего мне сейчас хотелось упасть на кровать и забыться долгим сном в тепле и безопасности. А настроение тетки… меня оно касаться не должно. Возможно, она по жизни такая угрюмая.
Тетка провела меня длинным коридором в большую, чисто вымытую комнату. Помещение напоминало крестьянские избы на старинных фотографиях. Длинные лавки вдоль стен, иконы в углу, коротенькие занавесочки на окнах, пестротканые половики.
Но были и современные штрихи. На тумбе красовался плоский телевизор с довольно большим экраном, имелся домашний телефон, разглядела я также миксер, кофеварку и мультиварку. Напротив икон в другом углу стоял высокий двухкамерный холодильник. Похоже, не так уж они отстали от жизни, эти современные крестьяне.
Тетка молча собирала на стол. Я ее разглядывала, притворяясь, что занята чтением смс в телефоне. Была тетка Римма женщиной высокой, не толстой, статной. Волосы ее были уложены в пучок, а лицо, если бы не было столь неприветливым, вполне могло бы показаться красивым. Правильные черты, высокий лоб, тонкий прямой нос, хорошая кожа… Интересно, сколько ей лет.
Я знала, что Римма — младшая сестра отца, но поскольку никогда с ней не общалась, не знала и ее возраста.
— Пятьдесят два мне, — словно угадала тетка мой немой вопрос. — Ешь давай садись.
Я осторожно присела к столу. Мне было неудобно о от столь сухой встречи, но я решила выяснить причины этого позже. Пока же я с аппетитом накинулась на поданные теткой пирожки с капустой и фаршем и ароматный сладкий чай с травами и медом.
Тетка уселась напротив и не сводила с меня тяжелого взгляда, пока я ела. Однако к концу трапезы я стала ощущать, что взгляд это мало-помалу светлеет. И когда я вызвалась помочь убрать со стола, тетка уже проговорила гораздо более добрым голосом:
— Уймись, сама все сделаю. Отдыхай пока. Потом разговор будет.
Какой разговор? О чем она собралась со мной беседовать. В недоумении я обвела взглядом кухню или гостиную, где мы сидели. Я увидела незамеченные ранее книжные полки, уставленные старинным фолиантами в темных переплетах.
Пока тетка шуршала возле мойки, моя посуду, я встала и подошла к полкам. Но только протянула руку, чтобы взять одну из книг, как услышала:
— Не трожь!
Я в испуге отдернула руку, так и не успевшую взять книгу. Тетка поняла, что я делаю, даже не оборачиваясь. У нее что, третий глаз? Она ясновидящая?
Скорчив гримасу, я уселась на тот же стул, где и сидела ранее. Тетка уже закончила свои дела и теперь вытирала руки клетчатым кухонным полотенцем. Она помолчала немного и глядя на меня, начала:
— Итак, — слова с губ женщины слетали медленно и как бы неохотно, но прежней суровости в них не ощущалось. — Ты все-таки приехала.
— Да, — пискнула я робко. — Мама сказала, что бабушка умерла и вот я решила…
— Мама сказала, — передразнила тетка язвительно. — Твоей матери я сообщила о смерти бывшей свекрови чисто формально, для порядку, так сказать. И то только потому, что Варвара слово перед смертью с меня взяла, что сообщу. Но уж никак я не думала, что твоя мать отправит тебя сюда!
— Она и не отправляла, — принялась я защищать маму. — Это было мое решение. А она меня наоборот, отговаривала…
— Лучше бы отговорила, — горько произнесла тетка.
Она уже сидела за столом напротив меня и подперев голову руками, смотрела прямо мне в глаза. Мне стало неуютно под ее пристальным взором, и я поежилась.
— Почему вы все тут так странно говорите? — Решила я положить конец этим недоговоркам, — почему все стараетесь меня отсюда спровадить? Что я вам сделала?
— Ничего, — все так же горько отвечала женщина. — Но это пока.
— Что значит пока? — Я взвилась так, как сама от себя не ожидала, чуть ли не выскочив из-за стола.
— Сядь, — устало махнула рукой тетка. — Характер свой не мне выказывать будешь. А хотя бы этому… Кто там провожал тебя, кудрявый такой?
Откуда она узнала про Кирилла? Наверное, увидела в окне.
— Так что все это значит? — снова спросила я. — Почему мне надо отсюда уезжать? И вообще, как вы обо все знаете или догадываетесь? Вы ясновидящая?
Тетка слабо улыбнулась. Затем черты ее намного разгладились и тихим голосом она начала свое повествование. Историю, от которой тогда у меня застыла кровь в жилах.
Женщина утверждала, что моя бабка Варвара была не кем иной, как ведьмой. Самой настоящей, хрестоматийной, при этом весьма зловредной и принципиальной. Бабка могла насылать порчу, кликать беду, насылать смерть, болезни, увечья, отбирать молодость, здоровье, красоту, делать прочие ужасные вещи…
Научила немного и Римму. Но у той дело не пошло, Силу накапливать было лень, постоянно одолевал страх, в общем, Римма осталась недоучкой и теперь могла только немного предвидеть кое-что. В конец концов бабка на ее обучение плюнула.
В последние годы старуха стала сдавать. Все-таки возраст давал о себе знать
— Вечно воевала с кем то, хоть уже при смерти лежала, — продолжала тетка. — Все порывалась уйти со двора, хоть и плоха уже совсем была, даже в одной ночной рубашке в позднюю осень в огород выскакивала, когда не догляжу… Говорила, что всех приберет, что помрет, а всех с собой в могилу заберет, а кто эти все — не говорила. Никто, говорит, от меня не скроется, за мной уйдут…
Тетка замолчала. Судя по всему, ей нелегко давались эти воспоминания.
— И что вы сделали? — решила я немного ее подбодрить. — Ну, когда она убегать стала в огород?
— Что? — Женщина взглянула на меня пустыми глазами. — Ах да. Так я ее запирать стала. Хоть и говорят, что так нельзя с пожилыми и больными, но другого выхода я просто не нашла. А она в своей комнате все разгромила и все равно стекло в окне вышибла и выпрыгнула в кусты…
Последнюю фразу тетка произнесла как-то обреченно. Она опустила голову, комкая в руках все то же клетчатое кухонное полотенце.
— Тогда я мужиков местных попросила, — продолжала женщина. — Чтобы они досками окно ее заколотили и дверь…
Мне стало жутко.
— Но она все равно попыталась выйти, — проговорила тетка Римма гнусавым голосом, теребя полотенце. — А как поняла, что не может, завыла страшно, ой как вспомню…
И не в силах продолжать, она невидящим взором уставилась на чистый стол.
— Всю ту ночь кричала, выла, орала, — глухо закончила тетка свой рассказ. — А как понятно стало, что умирает и просто так не уйдет, крышу мужики слева у избы разобрали. В то же миг дух и испустила. На том все и кончилось.
Тетка замолчала, потом подняла голову и глянула на меня. Я сидела ни жива не мертва. Зачем мне надо было знать о том, как окончила свои дни бабка? Уж как-нибудь я прожила бы свою жизнь без этой информации.
— А теперь ты явилась, — кашлянула тетка. — Призвала значит, тебя. Единственная ведь ты у старухи по крови.
— Как единственная? А вы? Вы же дочь ей.
— Дочь, да не родная, — грустно улыбнулась тетка. — Я приемная. Мои родители померли, когда я младенцем была, утонули. Так меня Варвара и прибрала себе. Да только бы уж лучше я ребенком сгинула, чем такая жизнь, рядом с вертепом этим.
И единственный раз за весь вечер тетка не совладала с собой. Она сжала кулаки так, что костяшки пальцев побелели, а дышать принялась так тяжело, что я испугалась. Казалось, она сейчас вскочит и примется крушить все вокруг. Но постепенно женщина успокоилась, набожно перекрестилась, стала дышать ровнее и наконец разжала кулаки.
— А что значит, призвала? — Несмело спросила я. — Призвала на похороны?
— Ага, на похороны, — чуть язвительно произнесла тетка. — Если бы. Ты думаешь, похоронишь бабку и уедешь как ни в чем не бывало?
— Ну да, — я была удивлена. — А что не так?
Тетка ничего не сказала, продолжая буравить меня глазами. Потом вдруг встала из-за стола.
— Вот что, иди спи сейчас ложись. Похороны завтра. А после них я тебе все и расскажу.
— Так я сейчас вряд ли усну, — призналась я. — После таких-то новостей. Бабка-ведьма… надо же.
— Иди спать, — повторила, не обращая внимания на мои слова женщина. — Вот сюда.
И она распахнула дверь, ведущую прямо из кухни.
Я встала и прошла туда. За дверью оказалась вполне приличная комнатка с веселыми обоями на стенах, тремя маленькими окошками, беленым потолком и все с теми де домоткаными половиками на крашеном полу. В дальнем углу стояла высокая, заправленная пушистым покрывалом кровать. Несколько подушек по ранжиру выстроились в башню.
— Расстилай и ложись, — приказала мне тетка. — Утро вечера мудренее. Завтра поговорим. На сегодня тебе хватит и того, что узнала.
И не став дожидаться моего отклика, женщина вышла, закрыв за собой дверь. Едва она удалилась, я бросилась снова к двери и открыла ее. Не что чтобы я чего-то сильно боялась, просто вдруг захотелось проверить, не заперла ли она меня здесь. К моему облегчение дверь оказалась незапертой.
Я сняла с кровати пышное покрывало и несколько подушек, оставив только парочку самых тощих. Никогда не любила спать на высоких подушках, под утро после них обычно болела шея. Затем разделась. Почти донага, благо в доме было жарко натоплено.
Я подошла к стоявшему в проеме между окон резному трюмо и уставилась в него. Из чуть покрытого патиной зеркального стекла на меня смотрела невысокая, чуть пухленькая девушка двадцати шести лет от роду. Серо-голубые глаза чуть покраснели от усталости, а русые, с легким медовым оттенком волосы приобрели явно несвежий вид. Мне подумалось, что завтра нужно обязательно сходить в баню или где здесь моются местные жители.
Выключив ночник, висевший почему-то возле трюмо, я прыжком нырнула в пахнувшую лавандой кровать. Закопавшись в одеяла и подушки, я вскоре уснула, забыв обо всем на свете.
Разбудили меня чьи-то рыдания, похожие одновременно и на вой, и на причитание. Были они столь монотонны, протяжны, резки и заунывны, что я сон слетел с меня мигом. Некоторое время я лежала в кровати, прислушиваясь. Вой раздавался из соседнего помещения. Но не из кухни, а того, что был за другой стенкой. Насколько я помнила, там находился длинный коридор, по которому мы вчера с теткой Риммой брели.
Выматерившись, я выбралась из теплой кровати и принялась одеваться. Неужели похороны уже начались? И кто это так мерзко воет? Не иначе местная собака Баскервилей.
Я вышла в кухню, наскоро умылась там в мойке чуть теплой водой и прополоскав рот, выбралась в холодный коридор. Вой стал сильнее. Но никого не было видно. Тетка Римма тоже куда-то подевалась. Однако я была уверена, что воет не она. Вчера она хоть и несла всякую чушь, на кликушу тем не менее точно не походила.
Я пошла вдоль коридора, удаляясь вглубь дома. Наконец в конце увидела обитую железом дверь. Вой доносился именно оттуда. Я открыла дверь и оказалась в сенях. Насколько мне помнится, именно так раньше назывались просторные подсобные помещения, которые не отапливались. Холод здесь стоял собачий, было сумрачно, потому что свет пробивался только из-за нескольких щелей в плохо пригнанных досках стен.
Вой замолк, едва я вошла. Когда глаза привыкли к сумраку, я с ужасом поняла, что посреди сеней стоит на постаменте обитый красной тканью гроб. Крышка его была открыта, и в нем явно кто-то лежал. Несмотря на то, что я знала о том, что в доме находится покойник, я вздрогнула.
— Дай что-нибудь слезы утереть, девушка, — раздался рядом со мной старческий голос.
Я вздрогнула еще раз и уставилась на незаметно подошедшую старушенцию во всем черном. Бабка немигающим взглядом смотрела на меня, утирая кривоватыми ручонками слезы.
— Это вы тут плакали? — дипломатично поинтересовалась я.
— Я, милая, я, — старушонка горестно покачала головой. — Да и как не плакать, подруга ведь ушла, Варварушка моя ненаглядная!
И старушка, не в силах сдерживать горе, бросилась на грудь покойнице, орошая ее слезами. Потом она протяжно завыла так, что кровь у меня окончательно свернулась в жилах.
— Что вам принести? — попятилась я. — Воды может? Полотенце? Стул?
— Чего-нибудь да дай, — оторвала старушонка голову от груди покойницы. — Чего не жалко, платок хотя бы.
Я побежала обратно в свою комнату. В сенях за десять минут я жутко продрогла и решила перед тем как идти второй раз, одеться получше. Я накинула пуховик, водрузив капюшон на голову, а ноги сунула в зимние ботинки. Затем пошла в сени к старушке. В руках я держала упаковку влажных салфеток.
Отдав их бабке, которая живо схватила принесенное, я поинтересовалась:
— Значит, моя бабушка была вашей подругой?
— Да, милая, да, — часто закивала старушонка головой. — Была, да сплыла, как говорится.
— А как вас зовут?
— Меня? Меня Людмилой кличут, — охотно отозвалась старушонка. — Людмила Игнатьевна, если по паспорту, а так можешь и бабой Люсей звать.
— А меня Светой зовут.
— Знаю, милая, знаю, — произнесла старушка, утирая слезы принесенными салфетками. — Мне Варварушка уж столько о тебе рассказывала, словами не предать.
— Да? — Я была озадачена. — Так она же и не знала меня вовсе.
Мы покинули холодные сени, где стоял гроб и перешли в теплую натопленную кухню.
— Как не знала? — всплеснула старушка сухонькими ручонками. — Вот так новости! Ты же внучка ее единственная, как ей не знать-то тебя?
— Ну, мы не виделись, — смущенно пробормотала я, разливая чай в найденные на полках кружки. — Я здесь не была никогда. В первый раз приехала и то по такому печальному поводу.
— Это не важно, — насупилась старушка. — А только Варварушка тебя знала. Это, может быть, ты ее не знала.
Выцветшие глазки старушки хитро блеснули и вылив в блюдце чай, она принялась его прихлебывать. Не успела она отпить и половины, как в кухню, красная от быстрой ходьбы, ворвалась тетка Римма.
— А ты что здесь делаешь? — накинулась она на старушку, мирно прихлебывающую чаек. — А ну вон пошла, чтоб духу твоего поганого здесь не было!
И тетка замахнулась, готовая ударить бедную старушонку. Та же на удивление шустро спрыгнула со стула, не препираясь с теткой, и схватив на прощание надкушенные пряник со стола, быстро покинула помещение. Упаковку с моими влажными салфетками она сунула в рукав.
От удивления я не нашлась что сказать. Но едва за старушкой закрылась дверь, заговорила тетка Римма.
— Давно вы тут с Люськой беседуете?
— С кем? С Людмилой Игнатьевной? Нет, только вот познакомились.
— Уж из дома на полчаса нельзя отлучиться, — проворчала тетка. — Как эти бестии тут как тут, так и шастают, так и норовят…
— Что норовят? — попыталась прояснить я, заметив, что тетка опять говорит загадками.
— Душу твою украсть норовят, вот что, — в сердцах произнесла тетка и выдохнула.
— Что? — я была настолько растеряна, что даже не рассердилась.
Тетка Римма теперь казалась мне какой-то полоумной. Возможно, она и впрямь сошла с ума здесь от постоянного сидения со старухой в этой богом забытой дыре.
— А то, — все также сердито сказала тетка. — Ты с ними не якшайся, они тебя быстро в оборот возьмут. Тем более, ты наследница…
Выпалив последнее слово, тетка прикусила язык. И смотрела на меня сейчас как нахохлившийся воробей.
— Наследница чего? — спросила я. — Что такое я наследую?
— Дом этот, — буркнула тетка. — И еще кое-что. Только я о том говорить тебе не буду. Сама узнаешь, когда время придет.
Так, все интереснее и интереснее. Значит, этот старый дом теперь мой? А кроме него и еще что-то, о чем тетка должна молчать. Ну и ладно, я все равно завтра отсюда уеду, и пусть она сама живет в этом бревенчатом доме, мне он не нужен.
— Когда похороны? — спросила я, чтобы сменить тему.
— В полдень сегодня, — ответила тетка, немного успокаиваясь. — Сейчас мужиков на кладбище отправила, могилу там копают. Как справятся, придут скажут, тогда и повезем.
— На лошади?
— Почему на лошади? — обиделась тетка. — Не совсем уж мы здесь дикие. Трактор есть не один, да и снегоход на худой конец у Мироновых имеется.
Когда она заговорила о тракторе, я вспомнила о застрявшей в лесу своей машинке.
— А я могу попросить тракториста, чтобы он мою машину вытянул, ну, после похорон?
— Конечно, — кивнула головой моя собеседница. — Отвезет бабку и отправляй его, он машинку твою и притянет.
Я повеселела. Если тракторист доставит мою ласточку сегодня, то глядишь, завтра я без проблем смогу отправиться в обратный путь. Наверняка дорога за две ночи окончательно замерзнет, и ямы будут более мне не страшны.
Тетка с подозрением уставилась на мою просветлевшую физиономию.
— Только не думаю я, что ты отсюда уедешь, девочка.
Она вздохнула и грузно опустилась на стул.
— Почему? — внутри у меня похолодело.
Уж больно серьезен был голос тетки.
— Не пустит она тебя.
— Кто?
— Не кто, а что, — строго поправила меня тетка. — Сила не пустит. Раз уж привела, то все теперь.