Большинство произведений Крылова имеют лишь исторический интерес; самая личность его тоже привлекает к себе не сочувственные, а только внимательные и удивленные взоры, и грузная масса равнодушия, какую представлял собою ленивый и сонный старик, никогда не будет обвеяна в потомстве дыханием любви. Но басни его, басни, эта национальная быль, одинаково затверженная дедами и внуками, ярко расцветившая собою наш обеденный разговор, – вот что сделалось любимым достоянием русского народа. Как их автор, Крылов у нас – единственный, ни на кого не похожий, никем не повторенный. Они проникнуты особою незабываемой выразительностью, и ее, с внешней стороны, достигает наш писатель какой-нибудь неожиданной и богатой рифмой, звукоподражанием, аллитерацией, переходом от многосложной строки к двухсложной или тем, что, в своем художественном лаконизме, центр логической и нравственной мысли он сжато заключает в одно слово иди в один стих, короткий, но многозначительный («и стал осел скотиной превеликой», «друг этот был лиса», «то были два осла»). Иногда он мимоходом, даже без отношения к главному сюжету, в спокойно-ироническом тоне, набрасывает целую бытовую картинку, например в басне «Муха и дорожные»: