Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 5

Глава 1 КГБ

Начальник особого отдела штаба 1 гвардейской Танковой Армии утром в понедельник проснулся раньше обычного. Разница во времени два часа между Дрезденом и Москвой была в нашу пользу. Уже в семь утра полковник приказал соединить его со столицей нашей необъятной Родины по особому секретному номеру.

Ждать пришлось недолго, через минут двадцать в кабинете Полянского зазвонил телефон. В этот раз дежурных фраз о семье, жизни и погоде в Москве не было. Полковник военной контрразведки сразу перешёл к делу и доложил своему приятелю, генерал-майору КГБ, сложившуюся ситуацию с побегом двух солдат-литовцев советского госпиталя на Запад. Полянский подробно рассказал об участии в этом странном событии начальника войскового стрельбища Помсен, прапорщика Кантемирова с его солдатом, рядовым Драугялисом, которые в данный момент содержатся на гарнизонной гауптвахте.

Генерал госбезопасности, проработавший всю сознательную жизнь на просторах страны и за рубежом в постоянном взаимодействии с родной армией и не менее родным флотом, вначале немного охренел от такого шпионского бардака.

Затем задал несколько уточняющих вопросов и, получив конкретные ответы, попросил приятеля не покидать кабинет и ждать звонка от руководителя дрезденского отдела КГБ. Полянский напомнил про разницу во времени и вызвал майора Яшкина Якова Алексеевича, более известного в мотострелковом полку, как «ЯЯ» (произносилось тихо и по-немецки — «Яа, Яа»)

В девять утра в кабинете полковника раздался звонок коменданта гарнизона, который весёлым голосом сообщил, что на гауптвахте с утра пораньше появился «тот самый капитан в гражданке» с какой-то умной бумажкой с синей печатью в виде щита и меча о срочном допуске сотрудника к задержанным Кантемирову и Дра… Дру… (тьфу ты чёрт!) — Ромасу. Начгуб вместе с начкаром деликатно объяснили визитёру о том, что на этой бумажке обязательно должна быть личная резолюция командира части. Иначе — никаких свиданий. Ничего личного, в тюрьме — всегда как в тюрьме…

Сотрудник в штатском рванул в полк. Подполковник Кузнецов поразмышлял вслух — интересно, у капитана хватит мозгов не искать командира мотострелкового полка в дебрях дивизионного полигона? Полковник Полянский только усмехнулся и не стал отвечать на этот риторический вопрос.

Через час позвонил начальник местного отдела КГБ, полковник Усольцев Сергей Леонидович. Комитетчик после приветствия вначале очень сильно посокрушался о постоянной нехватки времени из-за этой вечно перегруженной работы и тем, что двум нормальным служивым всё некогда встретиться и поговорить по-хорошему.

Затем полковник госбезопасности вежливо пригласил полковника военной контрразведки к себе на чашку кофе. Полянский согласился с теорией коллеги о вечном цейтноте, захватил портфель и выдвинулся по всем известному адресу: Ангеликаштрассе, дом 4 — тихой, изящной вилле за каменным забором, окруженной старыми деревьями. Об этом точном адресе в дрезденском гарнизоне как будто бы никто не знал… И особо знать не стремился… Но, знали все.

Хозяин секретного адреса и не менее секретного кабинета принял званого гостя более чем радушно — на отдельном столике красовались бутылка коньяка «Белый аист», кофейник и дольки лимона на тарелочке. Полянский при виде такой милой каждому русскому картины внутренне усмехнулся и подумал: «Закрутилось, хотя и со скрипом, колесо взаимодействия спецслужб… Сейчас ещё коньяком смажем и дело пойдёт…»

Полковник Усольцев в сером гражданском костюме быстро разлил «Белый аист» по бокалам, с видом опытного дегустатора принюхался к молдавскому напитку, кивнул и со словами: «За встречу» последовал доброй старой чекистской традиции — чокнулся с дорогим гостем, обняв бокал ладонью. Чтобы враг ничего не услышал! Даже звон комитетских бокалов.

Полковник Полянский в своей армейской форме с улыбкой ответил на традицию (детский сад…), сделал пару глотков, с удовольствием оценил качество угощения и закусил лимончиком. Старшие офицеры потянулись за кофе. Ритуал примирения был сохранён, комитетчик показал, что виноват; особист оказался не против поиска совместного выхода из сложившейся ситуации.

Начальник Особого отдела вытащил из портфеля две пачки исписанных листов, аккуратно разложил на столе и объяснил коллеге, что первая пачка — это официальное расследование, а вторая пачка — для нашей внутренней работы. Так и сказал — «нашей работы», давая понять, что теперь служим на благо отечеству только вместе.

Хозяин кабинета внимательно прочитал все представленные документы и сообщил то, что и так было известно гостю:

— Скажу честно, Анатолий Жанович, просчитались мы с этими беглецами. — Полковник КГБ вздохнул и принялся объяснять: — Одного из сбежавших солдат, рядового Мажюлиса, мы вербанули ещё в Союзе два года назад. Попался по-крупному на валюте у себя в городе. Работал хорошо, много своих сдал. Те начали его подозревать, а мы узнали, что у литовца бабушка в ФРГ и отправили призывника быстро в армию. Подальше от дома и ближе к бабушке — в ГСВГ. Но, этот Мажюлис оказался не самым любимым внуком у западных родственников. Пришлось призвать вместе и его двоюродного брата Казлаускаса до кучи. Кузена тоже вербанули. Вот так оба и попали вместе служить в ваш госпиталь. Пока мосты навели, документы подготовили…

Усольцев допил кофе, долил коньяк в бокалы и махнул рукой — теперь сам, по желанию. Полянский кивнул и сделал глоток редкого напитка из солнечной Молдавии.

Комитетчик больше пить не стал и продолжил:

— Уже перед отправкой на запад братья стали чудить и потребовали, чтобы рядовой Драугялис со стрельбища Помсен бежал с ними. Зачем — не знаю. Якобы, тоже родственник бабули. Но, мы проверили — ни хрена этот пилорамщик не родня нашим литовцам.

— Братья таким образом отблагодарить хотели земляка. Они на одной улице выросли, защищал он их в детстве, — показал свою осведомлённость военный контрразведчик.

— Может быть, — согласился контрразведчик КГБ и продолжил: — Братья заартачились, и мы махнули рукой: одним беглецом меньше, одним больше…

— Не скажи, коллега! — перебил гость хозяина. — Сегодня после обеда целая комиссия будет с группы войск по факту побега двоих солдат в ФРГ. А к вечеру и Москва подтянется. А если бы втроём сбежали? Да и ещё прапорщика захватили с собой до кучи?

— С комиссией разберёмся, с москвичами тоже поговорим, — успокоил Усольцев и добавил: — Но, для правдоподобности несколько офицеров надо будет наглядно наказать. Того же начальника госпиталя. С дисциплиной у него явный бардак.

— Ну, не мотострелковый полк, где все солдаты всегда на виду, — задумался Полянский.

— Да и прапорщика вашего давно пора прижать к ногтю. Анатолий Жанович, есть проверенная информация, что Кантемиров постоянно мотается в Берлин, скупает у югославов западные марки и затем перепродаёт валюту арабам.

— Сергей Леонидович, для того чтобы постоянно мотаться из Дрездена в Восточный Берлин, а затем в Лейпциг и обратно в Дрезден начальнику стрельбища нужно время. А он один всю службу тащит на своём полигоне. И всегда на виду у солдат и офицеров полка. О чём ты говоришь, Сергей?

Полковник КГБ всё же решил добавить энергетического напитка, долил коньяк в бокал и маханул залпом.

— Анатолий, говорю тебе, как есть — твой прапор тот ещё валютчик. Пора брать его за жопу, пока тёплый и в изоляторе сидит.

— Ладно, Сергей, с этим прапорщиком позже разберёмся. Сейчас что делать будем?

— Надо переговорить с нашим генералом в Москве. Жаныч, скажем, что всё нормально, работаем плотно и только вместе.

— Хорошо, пусть соединят. А с комиссией и москвичами будешь разбираться сам.

— Договорились.

Полковник Усольцев дал распоряжение соединить с Москвой, полковник Полянский собрал свои листы в портфель. Коллеги распрощались если не друзьями, но уже и не врагами точно.

Этот понедельник в «солнечной» Саксонии директор Дома Советско-Германской Дружбы запомнит надолго. Сегодня, с самого утра, оперативного сотрудника КГБ СССР, впервые за всю его карьеру, просто и изящно послали на … далеко и надолго — на дивизионный полигон Швепниц. Ещё год назад такой посыл от обыкновенного начальника гарнизонной гауптвахты даже невозможно было представить.

А сегодня главных надзирателей армейской тюрьмы совсем не впечатлил серьёзный документ с гербовой печатью, на которой пугающе красовались щит и меч. На листе бумаги чётко и ясно значился приказ — допустить капитана госбезопасности к задержанным Кантемирову и Драугялису.

Да пару лет назад сам командир полка вместе с комендантом гарнизона стояли бы по стойке «смирно» у входа в каземат, чтобы лично проводить сотрудника в штатском к своим арестантам. И сдали бы их с потрохами… И вдруг, сегодня, именно в этот день, один подполковник оказался на самом дальнем полигоне, а второй подполковник даже не соизволил выйти к целому капитану КГБ.

Капитан Путилов на выходе из исторического немецкого каземата тяжело вздохнул и вспомнил короткую фразу на латинском: «Panta rhei» из учебного курса юридического факультета ЛГУ — «Всё течёт, всё меняется…»

И если в ГДР законопослушная нация пока ещё открыто не требовала перемен, то в СССР широко шагала Перестройка, громыхала Гласность, а из-за угла хитро выглядывала долгожданная Демократия. Народ бурлил…

Русский бунт, да и не только русский, но всё равно — бессмысленный и беспощадный, уже стучал в каждую мирную дверь дома великой и необъятной страны. Искорки будущего развала огромной империи начали долетать до самых, до окраин больного и с каждым днём ослабевающего государства.

В едином управляющим механизме страны под чутким руководством коммунистической партии СССР появились сбои в работе и в разные стороны полетели устаревшие шестерёнки. Когда-то единый советский народ вдруг вспомнил, что он состоит из пятнадцати различных республик. И во многих головах представителей различных наций и народностей пришла одна и та же шальная мысль — порулить своей республикой без помощи направляющей и указывающей линии КПСС…

В своё время Виктор Викторович получил прекрасное образование на юридическом факультете Ленинградского Государственного Университета и одновременно достиг определённых успехов в спорте. Счастливое советское детство в переулках и переходных дворах-колодцах Лиговки закалили характер будущего сотрудника государственной безопасности.

Витёк не был примерным мальчиком на районе, и если бы не спорт, пацана явно ждала бы кривая дорожка, как и многих его сверстников с Лиговского проспекта и улицы Марата. Секция самбо, умный и опытный тренер изменили линию судьбы подросшего паренька — в старших классах ученик Путилов взялся за ум, с успехом окончил школу, после которой смог с первого раза поступить на юрфак ЛГУ им. Жданова, где и заприметили перспективного студента сотрудники кадров КГБ.

На последнем курсе Виктору сделали такое предложение, от которого в СССР никто и никогда не мог отказаться. Парень не был дураком, и вскоре лейтенант госбезопасности Путилов получил должность младшего оперуполномоченного и первую ступень по своей карьерной лестнице.

Сегодня кадровый чекист сидел за кружкой Родебергского в своей любимой пивной «Am Th or» (У Тора) на Хауптштрассе, наслаждался тишиной и думал о своей работе. В этот гаштет советский офицер заходил каждый раз, когда по долгу службы оказывался в гарнизонной комендатуре советских войск, что располагалась в пяти минутах ходьбы от питейного заведения.

На рубеже 70-80-х борьба с инакомыслящими вышла едва ли не на первый план в работе КГБ. К моменту прихода Михаила Горбачева к власти движение диссидентов было практически разгромлено. Все его основные представители были либо высланы, либо сосланы, либо посажены. Однако, когда осенью 1988 года председатель КГБ Виктор Чебриков ушел со своего поста, чекистов возглавил Владимир Крючков из внешней разведки.

И сейчас дрезденские сотрудники находились в непростой ситуации. Им приказали заниматься «интенсивным поиском новых разведчиков». Вот и появилось дело «литовских перебежчиков», к которому капитан Путилов с самого начала операции относился крайне отрицательно. Но, с отдела сверху требовали результатов работы, а рядовой солдат КГБ привык выполнять приказы.

Столицу Саксонии, город Дрезден нельзя было назвать агентурным центром, поэтому здесь обосновалось только небольшое подразделение КГБ из пяти сотрудников. Старший оперуполномоченный Путилов, ещё в московской разведшколе мечтавший о командировке на территорию классового врага, куда-нибудь в Вашингтон, Бонн или Вену, после распределения не попал даже в Восточный Берлин.

Хотя, работа в Дрездене стала для 33-летнего сотрудника первым заданием за Железным Занавесом. Восточная Германия оказалась для него новой неизведанной страной, как в личном, так и в профессиональном плане. Глухая саксонская провинция неожиданно оказалась райским уголком реального социализма. Ещё в Ленинграде Путилов вместе с женой и первой дочкой Валей ютился в тесной квартире родителей.

На новом месте службы офицер получил трёхкомнатную квартиру на третьем этаже скромной пятиэтажки под номером 101 на Радербергерштрассе. После Советского Союза это жильё кажется невероятно просторным. Его вторая дочь Варвара появилась на свет в Дрездене, и в её личном документе красовалась надпись — место рождения: город Дрезден, ГДР. Если с точки зрения частной жизни саксонский город стал для семьи Путиловых пределом мечтаний, то в профессиональном плане это была не самая удачная карьера разведчика. Но, и не самая худшая…

Легальное прикрытие должности Директора дрезденского Дома Советско-Германской дружбы позволяло сотруднику КГБ свободно перемещаться по стране пребывания и сотрудничать с местными властями. Виктор Викторович плотно засел за специальные учебники немецкого языка и при каждом удобном случае старался говорить по-немецки. Через два года службы за рубежом Путилов свободно говорил на местном наречии с лёгким саксонским акцентом.

И сегодня с этим же акцентом советский шпион с улыбкой поблагодарил официанточку, оставив ей скромные, но постоянные чаевые. На выходе мастер спорта по самбо взглянул на свой пустой бокал и покинул заведение с одной полезной мыслью: «Пора завязывать с Родебергским…»

Комитетчик не был идиотом, и не собирался искать командира мотострелкового полка на просторах дивизионного полигона. Капитан Путилов решил зайти на службу к майору Яшкину. Офицер КГБ прекрасно знал, какими словами встретит его офицер военной контрразведки. Как особист Яков его поймёт, а вот, как человек, и, впрочем — весьма неплохой человек, может запросто и открыто послать его на …, куда с утра он уже был завуалировано послан начгубом.

Да и ладно! Заслужил… Надо только домой заскочить… Не с пустыми же руками… Не по-нашему как-то…

Глава 2 Коллеги…

В этот раз на КПП сотрудника в штатском, махнувшего небрежно на ходу красной книжечкой, всё же остановили и попросили подождать.

Вот тебе раз! «Всё течёт, всё меняется…»? «Panta rhei»?

Виктор Викторович ещё раз популярно объяснил сержанту — кем он является и к кому направляется. Раскосый сержант согласно кивнул, сказал с лёгким узбекским акцентом: «Стоят!» и положил правую руку на штык-нож, висящий на ремне.

С той стороны появился помощник дежурного, попросил ещё раз предъявить документы и объяснить цель визита. Армейский капитан внимательно изучил представленный документ, сказал: «Ждите» и неспешной походкой исчез в недрах штаба полка. Капитан КГБ, хорошо осознавая, откуда дует особый ветер, стоял на месте и терпеливо ждал…

Только через минут десять у сержанта зазвонил телефон. Коренной житель Средней Азии, не отнимая правую руку от холодного оружия на поясе, левой снял трубку, коротко ответил: «Ест!» и, сощурив узкие глаза, широко улыбнулся сотруднику госбезопасности, пропуская гостя широким жестом руки в родной мотострелковый полк.

«Восток — дело тонкое, Петруха…» — подумал представитель титульной нации и улыбнулся в ответ.

Перед дверью в кабинет начальника особого отдела полка капитан госбезопасности решил до конца нести свой тяжкий крест и аккуратно постучал в дверь. Услышав небрежное: «Входи», зафиксировал обращение на ТЫ. «Значит не все ещё потеряно…»

Армейский контрразведчик Яшкин, как мы уже знаем, был и всегда оставался нормальным мужиком, умел не таить злобу и со словами: «А я вот не знаю — подавать тебе руку или нет?» протянул ладонь.

Кадровый чекист ответил на рукопожатие и задал единственно правильный вопрос в сложившихся непростых отношениях между дрезденским отделом КГБ и особым отделом 67 МСП на сегодняшний тяжёлый понедельник:

— Яков Алексеевич, а ты виски пьёшь?

— Пока не знаю, Виктор Викторович, — задумчиво ответил хозяин кабинета, приглашая незваного гостя к столу. — Это вы, «рыцари революции» получаете доплату в валюте. А мы всё водочкой балуемся, да коньячком угощаемся. Да и то, исключительно по праздникам…

Майор Яшкин только мог догадываться о довольно приличном жаловании сотрудников КГБ в виде восточногерманских марок, но знал точно, что к ним ещё плюсуется каждый месяц по сто долларов в качестве надбавки.

Поэтому начальник особого отдела полка совсем не удивился возникшей на его рабочем столе бутылке заморского напитка в диковинной бутылке.

— Шикарно живёшь, Виктор, — особист с интересом повертел в руке штоф и вопросительно посмотрел на щедро дарящего. — Сейчас предлагаешь?

— Яков, только не сегодня. Мне сейчас к шефу идти.

— И это гут, — показал свои скромные знания немецкого языка майор Яшкин, убрал подарок в сейф и вернулся за стол. — Слушаю.

— Лажанулись мы по-крупному с этими прибалтами, — рубанул с ходу комитетчик и добавил: — Да и ваш Кантемиров совсем некстати влез в операцию…

— Виктор, переиграл тебя прапорщик, — с улыбкой заметил контрразведчик. — Сидит сейчас в камере и в ус не дует.

— Не выпустили хулигана ко мне на разговор, — пожаловался коллега из КГБ.

— Только с личного разрешения командира части, — подтвердил тюремную инструкцию собеседник.

— И подполковник Болдырев именно сегодня вдруг оказался на Швепнице?

— Всё по плану стрельб. — Особист полка спокойно разглядывал комитетчика. — Можешь проверить. Сейчас расписание стрельб принесут.

— Не надо, Яша. Я всё понял.

— И вот тебе, Витя, мой искренний совет — не встречаться больше с этим прапорщиком тёмными вечерами на узких дрезденских улочках. Не знаю, какой там наш боксёр в спортзале, а на улице он тебе запросто может морду набить.

— Понял, Яша. Это спорный вопрос. Я на Лиговке вырос.

— Трудное детство? — усмехнулся вполне нормальный мужик.

— По-разному было. А по твоему прапорщику у меня к тебе дело, товарищ майор, — капитан госбезопасности приблизил стул к хозяину кабинета…

Майор Яшкин откинулся на своём начальствующем кресле и приготовился слушать. Не просто так пришёл к нему капитан КГБ с вискарём в портфеле. А заморскую бутылку мог бы и потом вручить — когда все успокоятся и всё устаканится. И повод был бы нормальный — посидеть, поговорить и сделать оргвыводы.

Среди своих всегда можно по-хорошему разобраться. Без мордобития. Мы же не прапорщики… Одно дело делаем…

Капитан Путилов посмотрел коллеге в глаза и сказал:

— Яков, разговор только между нами. Если ты, конечно, сейчас не пишешь?

— Аппаратура выключена. Слушаю.

— У нас есть оперативный материал на прапорщика Кантемирова. И бумаг уже достаточно для реализации в уголовное дело по статье 88 УК РСФСР. И, как ты сам знаешь — за «Нарушение правил о валютных операциях».

— Виктор, только у меня таких материалов в сейфе на десяток дел накопилось за различные покупки нашими согражданами в Интершопе, — усмехнулся особист мотострелкового полка и добавил: — Да и ты, товарищ, шотландский виски не в Центруме (главный универмаг города) приобрёл.

— Яков, твой прапор разработал свою систему — постоянные покупки дойчмарок в Восточном Берлине у югославов и сбыт валюты арабам или вьетнамцам в Лейпциге. Примерно два раза в месяц. Кантемиров работает по-крупному. И по данным фактам у нас есть проверенная информация.

— Товарищ капитан, для того чтобы, как вы сказали, системно работать начальнику войскового стрельбища Помсен — ему нужны время и деньги. Особенно — время. А прапорщику на своём полигоне от постоянных дневных и ночных стрельб — не то что вздохнуть, ему даже пёрнуть некогда. Потому что, стрельбы днём и ночью! И ещё личный состав в двадцать пять рыл, которых надо кормить, одевать и в баню водить. О чём мы говорим, Витя? И куда Кантемиров свои богатства прячет? В немецком банке хранит? Или в стеклянной банке на стрельбище закопал?

— Тут ты прав, коллега. Сами над этим голову ломаем. Вначале появилась информация, что студент Лейпцигского университета постоянно мотается в Восточный Берлин за валютой. Молоденький такой, спортивный, причёска неармейская, немецким владеет свободно. И по-русски матерится на пятёрку. Покупает за раз от пятисот и до тысячи дойчмарок. Яша, а это от двух с половиной и до пяти тысяч восточногерманских денег.

— Иди ты, — прикинул сумму относительно своей зарплаты добросовестный советский военнослужащий.

— Вот тебе и иди. И это только при закупке в Берлине по курсу один к пяти. А продаёт в Лейпциге уже один к шести. Вот и считай, товарищ майор.

— Товарищ капитан, может нам тоже в валютчики подастся, — начал размышлять вслух начальник особого отдела советской воинской части. — Пашем тут, пашем. Не вздохнуть, не пёрнуть. А тут раз, в Восточный Берлин сгонял, потом в Лейпциг прокатился и вернулся в Дрезден с месячной зарплатой командира полка. А, Витя? Что скажешь?

— Были такие мысли, Яков, — улыбнулся сотрудник госбезопасности. — Но, товарищ, нас с тобой совсем другому учили…

— Точно так, товарищ капитан. И мы присягу дали. Стесняюсь спросить — а каким образом в итоге вышли на нашего студента Кантемирова?

— Переговорили с товарищами из Штази, которые и поделились оперативной информацией о неком щедром русском по имени Тимур, который не экономит марки в лейпцигских ночных барах. Это здесь, в Дрездене, служит скромный прапорщик Кантемиров; а там, в Лейпциге ваш Тимурка отрывается по полной. Потом он вместе с палестинцами подрался с кубинцами из-за немок и оказался весьма неплохим боксёром. Немецкие друзья поговорили с барменами, с местными проститутками и вот так вышли на этого спортсмена, то есть, как ты сам уже догадался — на начальника войскового стрельбища Помсен. А мы попросили пока не задерживать советского прапорщика, которого и так можно в любой момент за все его художества отправить в 24 часа в Союз. Шеф решил брать валютчика с крупной суммой в кармане. Чтобы наверняка палку срубить и срок злодею намотать…

— Так и взяли бы с дойчмарками при прибытии в Лейпциг, — удивлённо посмотрел на коллегу армейский контрразведчик.

— Яша, в том то и дело, что нам никак не просчитать поездки прапорщика. У нас нет «барабанов» рядом с ним, кто бы просигналил о поездке. Был я тут на стрельбище…

— Подожди, Виктор, — перебил Яшкин. — Не надо тебе больше появляться на Помсене.

— С чего это вдруг? — удивился комитетчик.

— Я с местными солдатами поделился секретной информацией, что ты вполне можешь быть вражеским шпиЁном. Бойцы дали торжественную клятву — задержать врага при первой же возможности, — улыбаясь, выдал военную тайну начальник особого отдела мотострелкового полка.

— Ну, спасибо, товарищ майор, — протянул директор Дома Советско-Германской дружбы.

— Виктор, как вы с нами, так и мы с вами, — серьёзно ответил армейский контрразведчик. — Так сказать, зеркальный ответ…

— Да, понял я всё.

— А теперь, товарищ капитан, раз вы такой понятливый, у меня появился вопрос.

— Слушаю внимательно.

— Виктор Викторович, а на хрена ты мне всю эту информацию сливаешь? Решил через нас поквитаться с прапором? Или просто совесть заела? — майор Яшкин внимательно разглядывал собеседника. — И вторую версию я отметаю сразу. Осталась первая.

— И ни то, и не другое, Яков Алексеевич.

— Витя, мы сейчас только вдвоём. Никаких записей. Слово офицера. Объясни толком. Но, сначала скажу я — Кантемирова мы вам не отдадим при любом раскладе.

Путилов согласно кивнул, немного отодвинул свой стул от стола, вытянул ноги и посмотрел на собеседника. Сейчас должно быть всё честно. Перед ним профессионал… И, при том, уверенный в себе и в своей правоте старший офицер. Пауза затянулась. Майор высказался и спокойно ждал ответа. Правдивого ответа…

Капитан госбезопасности выдохнул и начал говорить:

— Даже не знаю, как сказать; но, попробую объяснить. С самого начала я был против операции с литовцами. По документам оставалось понятно, что вербовка прибалтийскими коллегами прошла лишь для галочки. Оба солдата, и Мажюлис, и его двоюродный брат Казлаускас, были совсем не готовы для дальнейшей работы. У обоих была только одна цель — свинтить с армии на Запад. А дальше трава не расти…, — комитетчик задумался, особист ждал. Путилов вздохнул и продолжил: — С этого года в отделе новая директива — усилить вербовку агентов. И для показателей шеф решил взять количеством, а не качеством. Когда братья решили захватить с собой в ФРГ солдата со стрельбища, своего земляка Драугялиса, руководство радостно потёрло руки. Ещё один разведчик! А мои доводы даже слушать не хотели. И в самый решающий день вдруг появился прапорщик Кантемиров со своей отеческой заботой о солдате…

Сотрудник в штатском замолчал, посмотрел на майора в общевойсковой форме и спросил:

— Яша, может чайку организуешь?

— Айн момент, партайгеноссе, — хозяин кабинета встал, вытащил электрочайник из шкафчика и подключил в сеть. На столе появились маленький фаянсовый заварник, пачка грузинского чая и пачка сахара.

Гость продолжил:

— После разговора с боксёром мне пришлось работать быстро и жёстко. Особенно с прапорщиком. Тут нам повезло, что Тимур доверился мне, а не стал звонить тебе, Яков Алексеевич.

— Виктор Викторович, мы с тобой оба прекрасно знаем, что фортуна — дама не постоянная…, — задумчиво улыбнулся майор и принялся заваривать чай.

— Согласен, товарищ. И с момента появления Кантемирова фортуна повернулась к нам жопой. Один наш потенциальный разведчик так и не пересёк границу. Утром следующего дня узнаём, что Драугялис отдыхает вместе со своим прапорщиком в камере гарнизонной гауптвахты за совместную пьянку и драку…

Сотрудник госбезопасности придвинул к себе предложенную чашку, положил кусок сахара и принялся задумчиво размешивать. Хозяин кабинета не торопил гостя и пил горячий напиток мелкими глотками. По кабинету поплыл аромат свежезаваренного чая.

Путилов с удовольствием хлебнул и сказал с улыбкой:

— Я точно знаю, что Кантемиров даже пива не пьёт.

— Но, как выяснилось по делу, прапорщик далеко не дурак, чтобы от водки отказываться, — также с улыбкой возразил армейский контрразведчик.

— Это всё боксёр придумал, — твёрдо заявил самбист. — Вот стервец. Масштабно мыслит и, главное, быстро. Времени у него оставалось мало. Прапорщик за час успел напоить солдата, подраться с ним, вызвать караул и добровольно сесть в изолятор. Подальше от нас. Всё рассчитал, сукин сын…

Последняя фраза комитетчика прозвучала с некоторым восхищением.

Особист согласно кивнул и добавил:

— Непростой прапорщик и служит уже пятый год. И опять же студент юрфака ЛГУ. Кстати, Витя, который ты заканчивал в своё время.

— Вот, Яков, а теперь я подошёл к главному. У нас есть информация от берлинских коллег, что прапорщик перед поездкой выходит на связь со своими продавцами валюты по телефону-автомату на домашний телефон в Восточном Берлине. Звонит, договаривается о сумме и времени своего прибытия. Домашний телефон поставлен на контроль. И, как сам понимаешь, товарищ майор, задержание твоего прапорщика с крупной суммой дойчмарок в кармане — лишь вопрос времени.

Начальник особого отдела мотострелкового полка согласно кивнул и терпеливо ждал развития разговора, быстро прокручивая в голове полученную информацию.

Директор Дома советско-германской дружбы хлебнул из чашки и продолжил:

— Я не предлагаю совместную операцию и не хочу, чтобы начальника войскового стрельбища Помсен арестовали и отдали под суд.

— И с чего это вдруг? — спокойно спросил особист.

— Товарищ майор, давай мыслить глобально. Что в итоге мы получим? Прапорщика возьмём тепленьким, с валютой в кармане, быстро осудим, и поедет наш Кантемиров на ближайшую пятилетку на Урал, или за Урал, лес валить. И, учитывая его уважаемую в определённых кругах статью, армейский опыт и спортивную подготовку, боксёр не пропадёт на зоне и, скорее всего, уже после года отсидки перестанет работать на делянке. За эти пять лет бывший начальник стрельбища наберётся таких знаний и такого опыта, что выйдет уже с не совсем чистой совестью. И в итоге мы все получим умного, опытного преступника с отличными организаторскими и оперативными способностями. Оно нам надо, Яков Алексеевич?

— Глубоко копнул, Виктор Викторович…, — протянул собеседник и вдруг сказал: — А мне должность предложили в штабе дивизии.

— У меня документы отправили на внеочередное звание, — сообщил комитетчик.

— Значит, растём, Виктор. И отчасти благодаря прапорщику Кантемирову. Ведь боксёр мог запросто нокаутировать твоих прибалтов и нам сдать.

— Мог. И я бы ещё долго капитаном ходил, — улыбнулся потенциальный майор КГБ СССР.

— Подытожим, Виктор Викторович. Сейчас мы с тобой нарушим кучу должностных инструкций и втайне от своего руководства выведем нашего прапорщика из-под удара?

— Мы же не сволочи, Яков Алексеевич.

— Да и хрен- то с ними, с этими приказами и инструкциями, — встал и протянул руку армейский контрразведчик.

— Полностью солидарен, товарищ майор, — вставая со стола, в ответ протянул ладонь контрразведчик госбезопасности и добавил с улыбкой: — Глядишь, Тимур ещё раз подкинет нашим жёнам по флакону французских духов…

Громкий и здоровый смех двух настоящих офицеров и нормальных мужиков взорвал тишину штаба мотострелкового полка…

Глава 3 Стрельбище

Этой ночью прапорщик долго не мог уснуть от своих мыслей. Все его действия в ночь с субботы на воскресенье произошли быстро, спонтанно и интуитивно. Начальник стрельбища, в самом деле, хотел помочь своему солдату. Ни больше, не меньше… Никакой выгоды, как в истории с прапорщиком Тоцким, он не получил.

Даже, наоборот — сам себя поставил в противовес сотрудникам госбезопасности дрезденского гарнизона. И сейчас пришла пора отвечать за свои действия. Завтра, в понедельник с самого утра, закрутится такая карусель…

Кантемиров, глядя на потолок, тяжело вздохнул. И какой чёрт его дёрнул обратиться к Путилову? КГБ-Шайтан? Нет же, блин, потащился в спортзал к знакомому и доброму самбисту, когда мог спокойно, без всякой пьянки с дракой, снять трубку телефона и попросить дежурного по части соединить его с особистом полка.

И всё! В этот же вечер разрулили бы ситуёвину по нормальному. Бы, да кабы… Молодой человек снова вздохнул. Путилов тоже хорош. Как он там сказал? «Не дури, прапорщик…»

Ни хрена себе — «не дури»? Твой боец, нормальный солдат, против своей же воли бежит в ФРГ. А ты просто стой в сторонке, «не дури» и молчи в тряпочку?

Нет, товарищ самбист, не получилось по-вашему. Хрен-то вам, а не Ромас. Вот и получили вместо шпиона разборки с особистами. Молодой гражданин СССР, разглядывая трещины на потолке камеры, улыбнулся своим мыслям и, наконец-то, уснул…

Ничего не подозревающий о решении вопроса его судьбы начальник войскового стрельбища Помсен тосковал в стенах немецкого каземата. Заканчивались вторые сутки ареста из официально оформленных пяти, и авантюрная натура прапорщика просто физически не могла выдержать такого долгого бездействия в тесной камере с навязчивым сервисом. Все трещины на потолке были тщательно изучены, читать достоевщину не хотелось. Кантемиров и так знал: «Кто он такой и какое право имеет…»

Деятельная натура молодого человека искала выход и нашла… В голове Тимура возник очередной план…

Арестант Кантемиров от скуки и бездействия в стенах дрезденского каземата решился на отчаянный шаг — замахнуться на святое — на славные армейские традиции. Ещё утром начальник войскового стрельбища Помсен вспомнил, что сегодня, ближе к вечеру караул танкистов сменит родная пехота. И вновь возникнет вечный антагонизм между чернопогонниками и краснопогонниками…

Прапорщик неоднократно слышал от молодых офицеров мотострелкового полка рассказы про смену караула на гарнизонной гауптвахте. Здесь мотострелки отрывались по полной программе на своих вечных оппонентах, так как всегда меняли танкистов и затягивали эту процедуру до позднего вечера. Иногда в ход шли запрещённые приёмы и различные ухищрения для продления приёмки-сдачи караула: арестанты пересчитывались по несколько раз, якобы случайно стирались пластилиновые печати на дверях закрытых помещений, прятались и находились «макинтоши» и т. д., и т. п.

Прапорщику надоело сидеть и лежать, деятельная натура искала выход, и заключенный мерил шагами свою камеру от зарешечённого окна и до металлической двери: три шага туда, три обратно. За четыре года службы на полигоне начальник войскового стрельбища привык ежедневно проходить долгие расстояния по широким просторам мишенного поля. Сейчас резкий переход к ограничению в пространстве начали действовать на психику молодого человека.

Первые сутки прошли веселей, а понедельник оказался действительно тяжёлым. Уже полдень, солнце начало заглядывать в камеру, значит скоро обед из вполне приличной баланды. Есть можно, вот только аппетита нет ни хрена. Кантемиров вернулся на свой «макинтош» с матрасом, уставился в потолок и начал вновь просчитывать ходы примирения между не совсем дружественными родами войск Советской Армии…

Вдруг, вне тюремного расписания раздался скрежет ключа и лязг открываемой двери. В камеру буквально вбежал начальник караула, старший лейтенант бронетанковых войск Лисовских. Одна из сторон «непримиримых противоречий, характеризующихся острой борьбой противоположных сил, тенденций…»

Начкар Лис был явно возбуждён. Арестант Кантемиров по приобретённой полезной тюремной привычке вскочил перед офицером.

Танкист только махнул рукой, призывая выдвигаться из закрытого помещения:

— Правильно, арестант. Шагом марш за мной.

В этот раз других команд не поступило. Знакомый сержант резко закрыл дверь камеры на ключ. Начкар выдвинулся первым, за ним арестант, сержант догнал у первой лестницы. Стук трёх пар сапог по металлу эхом прошёлся по немецкому каземату. Внезапный переход от вынужденного бездействия к непонятным действиям добавили адреналина в кровь молодого человека, появились несколько дельных мыслей: «Деньги нашли с валютой?», «Может, срочно переводят в тайную тюрьму КГБ?» и в голове крутился вечный вопрос: «Что делать?»

Прапорщик по ходу движения спросил:

— Роман, куда гоним? У меня ещё несколько суток впереди.

— Тимур, из-за вас большой кипиш в изоляторе. Ближе к вечеру ждём каких-то московских генералов вместе с Потаповым. Аргудаев по всей губе мечется. А тебя с солдатами срочно к коменданту, — начкар вдруг остановился и развернулся к собеседнику. — Слушай, прапорщик, а ты случайно, не шпион? И чего к тебе генералы так зачастили?

— Не, товарищ старший лейтенант, я — свой. Я за красных.

Лисовских с улыбкой взглянул на нового приятеля, кивнул и продолжил броуновское движение по коридорам, лестницам и переходам саксонской тюрьмы. Быстро пересекая небольшой двор между гауптвахтой и комендатурой, начальник караула махнул в сторону высокой глухой стены и сказал:

— Знаешь, прапорщик, я сейчас уже не удивлюсь, если к нам поступит срочный приказ поставить тебя к этой стенке и расстрелять при попытке к бегству.

— Товарищ старший лейтенант, приказы надо выполнять незамедлительно, как того требует Устав караульной службы. Роман, а ты мне дашь возможность выкрикнуть последнее слово?

— Только не матом. Неприлично. А что кричать будешь?

— Пока не придумал. О, уже придумал: «Да здравствуют прапорщики ГСВГ!»

— Это сильно…

Тройка остановилась у двери кабинета коменданта гарнизона, отдышалась, и офицер постучал в дверь. В ответ услышали суровое комендантское: «Вводи!».

Басалаев с Драугялисом, тоскующие на первом солдатском этаже армейской тюрьмы, уже привычно стояли у стены кабинета. Начальник стрельбища встал рядом и кивнул подчинённым.

Подполковник Кузнецов из-за стола обвёл взглядом арестантов и остановился на прапорщике:

— Кантемиров, ну, что за внешний вид?

Ещё вчера, после вечернего чаепития с начкаром, начальник стрельбища наконец-то побрился и договорился с сержантом караула, что с сегодняшнего утра у его солдат будет возможность привести себя в порядок.

Прапорщик посмотрел на своего старшего оператора с пилорамщиком, пожал плечами и туманно ответил:

— На губе паримся, товарищ подполковник…

— Вот именно, что паритесь! А сегодня вечером по твоей милости, к нам нагрянут московские генералы. И, видимо, им больше не хрен делать, как тебя с твоими солдатами разглядывать. Вот скажи мне — как я москвичам покажу тебя в таком виде?

— Не могу знать. Пусть дадут утюг. Успеем подшиться и погладиться. Полдня впереди.

— Утюгом бы тебе по голове, прапорщик. И ремнём по жопе, — вздохнул комендант, посмотрел на ухо арестанта и улыбнулся. — Хотя, ты уже хорошо получил.

Кузнецов перевёл взгляд на старшего лейтенанта Лисовских:

— Так, Лис, слушай приказ — хватаешь мой УАЗ, берёшь за шкирку этого арестанта и шнель, шнель на стрельбище, — подполковник встал из-за стола и подошёл вплотную к Кантемирову. — Быстро приводишь себя в порядок, переодеваешься в китель, для своих бойцов захватишь парадки и марш обратно на цугундер. Всё понял?

— Так точно, товарищ подполковник!

— Не убежишь?

— Некуда бежать. Позади Москва с генералами.

— Это ты точно заметил, прапорщик, — Кузнецов повернулся к начальнику караула.

— Старлей, стреляешь хорошо?

— Товарищ подполковник, у меня первый разряд по офицерскому многоборью.

— Кантемиров, слышал? — вновь улыбнулся комендант гарнизона.

— Я всё понял.

— На всё у вас один час времени. Вперёд! — подполковник махнул рукой, указывая на дверь. Уже на выходе начальник стрельбища услышал от Басалаева:

— Товарищ прапорщик, сигарет захватите.

Кантемиров кивнул. Сержант караула по ходу обратного движения обратился к офицеру:

— Товарищ, старший лейтенант, мы же так с обедом пролетим?

— Не бзди, сержант. Накормлю обоих, — арестант пехоты впервые влез в разговор караульных танкистов.

В это время на войсковом стрельбище Помсен царила предобеденная идиллия. Дневная стрельба закончилась, бойцы полигонной команды потянулись ближе к столовой, рабочая команда во главе с капитаном Чубаревым ждали старшину с обедом в термосах у своих землянок. Командир 9 МСР знал, что его обед будет ждать в домике начальника стрельбища.

Ещё вчера вечером капитан Чубарев, уставший после наряда и задёрганный странными вопросами особиста полка («товарищ капитан, как по-вашему — действительно прапорщик употреблял спиртные напитки совместно с рядовым и сержантом?», «товарищ капитан, на что вы в первую очередь обратили внимание при прибытии на стрельбище?», «товарищ капитан, вы заходили в домик начальника стрельбища?», «сколько бутылок водки стояло на столе?» и т. д.) был срочно и впервые вызван к новому командиру полка.

Ротный спешил и на бегу поминал своего друга прапорщика нехорошими армейскими словами. Пусть ему там, в камере, икается сильно… Всё из-за начальника стрельбища… Никак не может служить нормально, как все прапорщики дрезденского гарнизона…

Перед кабинетом командира полка капитан остановился, поправил форму и, выдохнув, постучал в дверь. Не ожидая ответа, вошёл и увидел подполковника Болдырева, сидящего в гордом одиночестве за своим командирским столом. Шаг строевым и доклад: «Товарищ подполковник, капитан Чубарев по-вашему приказу прибыл!»

В голове офицера как трассирующие пули на ночной стрельбе мелькнули пару мыслей: Первая — «Неужели меня одного вызвал?», и логически вторая: «Что случилось?»

Командир полка встал, вышел навстречу ротному и протянул ладонь:

— Добрый вечер, товарищ капитан.

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — армейское приветствие догнала третья умная мысль: «Добрый вечер — не к добру…»

— Присаживайтесь. В ногах правды нет, — подполковник вернулся на кожаное кресло.

Капитан хотел добавить, что в жопе правды тоже особо не сыщешь, но деликатно промолчал и присел за длинный стол совещаний ближе к командиру полка.

Подполковник Болдырев с интересом рассматривал командира 9 МСР. Капитан Чубарев из-за вежливости осмотрел по кругу до боли знакомый кабинет КП и вопросительно перевёл взгляд на старшего офицера. Чего изволите-с?

Болдырев выдержал паузу и сказал:

— Я хорошо понимаю, что вы только что освободились после дежурства. И, скажем так, совсем непростого дежурства. Майор Яшкин разговаривал с вами?

Капитан утвердительно кивнул. Непростая выдалась ночь, да и день с этим побегом солдат из госпиталя на Запад оказался крайне насыщенным для помощника дежурного огромной воинской части. К чему клонит командир полка?

Подполковник продолжил и вдруг перешёл на ТЫ:

— Слушай, Чубарев, у меня к тебе особый приказ и личная просьба.

Ротный напрягся. Весь армейский опыт капитана пехоты подсказывал офицеру, что если сам новый командир полка выделил именно тебя для выполнения особого приказа и личной просьбы — ничего хорошего от этого не жди. Но, чем ещё можно было напугать командира мотострелковой роты ГСВГ?

Болдырев продолжил:

— Только что разговаривал с начальником стрельбища, и он порекомендовал именно тебя для усиления полигона рабочей командой под твоим командованием. Что скажешь, капитан?

Капитан Чубарев понимающе посмотрел на командира части и подумал: «Дожил, товарищ капитан… Тебя уже прапорщик рекомендует…»

А что такое срочная командировка на войсковое стрельбище Помсен? А это личный состав, который выполняет твои приказы с полуслова, с полувзгляда, лишь бы не возвращаться назад в казармы. И опять же солдаты полигонной команды, у которых ты в большом авторитете. Взять того же повара Расима, стоящего на должности стрелка РПГ в 9 МСР и получающего солдатскую зарплату лично из рук командира роты.

И ещё — это холостяки из ОТБ и немецкие дискотеки два раза в неделю в Оттервише. Да много чего хорошего обещала предложенная самим командиром полка внезапная командировка на войсковое стрельбище Помсен…

Ни один мускул не дрогнул на лице капитана, и Чубарев уверенно ответил:

— Приказ выполним. Полигон будет работать, как часы. Не подведём.

— А я и не сомневаюсь. Кантемиров передал, чтобы ты жил в его домике. Ключ возьмёшь у старослужащих. Выдвигаешься завтра с утра.

— Есть, товарищ подполковник. Разрешите идти?

— Вперёд, капитан.

На обратном пути в подразделение мнение командира 9 МСР о своём друге несколько поменялось в лучшую сторону…

На стрельбище службу несли, как положено, поэтому УАЗ коменданта был зафиксирован ещё при повороте к казарме полигонной команды. Когда осела пыль вокруг резко тормознувшего советского джипа, перед ним уже стояли гвардии капитан Чубарев и гвардии рядовой Вовченко.

Ещё с утра, с самого прибытия рабочей команды и.о. старшего оператора отвёл в сторону командира 9 МСР и поговорил с ним как командир с командиром. Армейские руководители войсковых подразделений срочно обсудили фронт работы и договорились о полном взаимодействии местных солдат и приданных мотострелков.

Капитану Чубареву торжественно вручили ключ от домика, а повар Расим отдельно для офицера заварил чай и лично занёс во временное жилище. Саксонская погода благоприятствовала командировке командира мотострелковой роты — весеннее солнце грело душу и тело советского офицера, над мишенным полем дул лёгкий ветерок.

Тепло, тихо, спокойно… Служи, не хочу…

Сейчас Михаил гадал, какой шайтан нарушил его покой и принёс коменданта гарнизона на стрельбище? Офицер пехоты немного ох… (очень сильно удивился), когда с передней пассажирской двери ловко выскочил старший лейтенант бронетанковых войск при портупее и с оружием.

Задние пассажирские двери открылись одновременно, и перед удивлёнными командирами полигона предстал улыбающийся начальник войскового стрельбища в сопровождении ну очень серьёзного сержанта с автоматом за плечом. И при чёрных погонах…

Командир 9 МСР радостно воскликнул:

— Прапорщик, тебя отпустили на побывку за примерное поведение?

Кантемиров не успел ответить, как рядовой Вовченко вспомнил о своих прямых служебных обязанностях, и вообще, о службе ратной, изобразил два шага строевым, приложил ладонь к пилотке и громко доложил:

— Товарищ прапорщик, за время вашего отсутствия никаких происшествий не случилось. Докладывает старший оператор Вовченко.

Начальник стрельбища в расхристанном ХБ и без фуражки встал по стойке «смирно», рядом стоящим старшему лейтенанту и сержанту ничего не оставалось, как тоже вытянуться во фрунт. Служба, она и на полигоне — служба! Чтобы не происходило, в каком бы виде не был командир, а доклад подчинённого должен быть произведён по всей форме. Как нас учили.

Прапорщик принял доклад и пожал руку своему заместителю:

— Спасибо, Володя. Благодарю за службу. Вот все бы так службу тащили, и я бы спокойно в тюрьме сидел.

— Некогда нам сидеть, товарищ прапорщик. На полигоне очень много работы, — поделился сокровенным и.о. старшего оператора. Вообще, в этот момент рядовому Вовченко очень хотелось отвести своего прапорщика в сторону и поговорить с ним, как командир с командиром, о наболевших вопросах войскового стрельбища Помсен…

Но, инициативу перехватил коллега, старший по званию и должности:

— Здорово, ньюсмейкер! И что в этот раз случилось? — товарищ протянул ладонь и подозрительно посмотрел на танкистов. Вовчику тоже не понравилось сопровождение его любимого командира.

Второй любимый командир стоял рядом. Гвардии рядовой Вовченко стоял по штату в 9 МСР на должности стрелка-пулеметчика РПК. Больше командиров, разумеется, кроме комбата и командира мотострелкового полка, над рядовым не было. Комбат находился в очередном отпуске, а подполковник Болдырев был в части человеком новым, и рядовой Вовченко пока не успел познакомиться со старшим офицером. А время пришло…

На вверенном рядовому стрельбище накопились серьёзные вопросы, которые надо было срочно обсудить с подполковником. Как командир с командиром… Или обсудить с прибывшим начальником стрельбища. Но, ему похоже, некогда. Остаются только комбат с командиром полка.

Вовчик (он же Пончик) тяжело вздохнул. Как нелегко служить командиром боевого подразделения…

В своё время Миша Чубарев закончил школу с углублённым изучением английского языка и периодически речь офицера пехоты разбавлялась мудрёными английскими словами. Особенно за товарищеским столом. И некоторые даже обижались, ибо, было непонятно — восхищается тобой офицер или оскорбляет. Приходилось тут же переводить сказанное собутыльнику, чтобы не нарваться на встречный русский вопрос — «Миша, ты меня уважаешь?»

Вот и сейчас друг капитана Советской Армии, не смотря на жёсткий цейтнот, застыл в недоумении:

— Миша, а кто такой ньюсмейкер?

— Тимур, если перевести дословно — «тот, кто делает новости». Ты у нас в полку теперь звезда. По пьяни со своими солдатами подрался. Прапорщик, как тебе не стыдно? И ещё смотрю — с танкистами начал дружбу водить?

— Миша, знакомься — Роман. Нормальный парень.

— Знаем, мы таких нормальных…, — командир мотострелковой роты, по молодости отходивший не один караул и прекрасно знавший все нюансы гарнизонной службы, протянул руку представителю не совсем дружественного рода войск дрезденского гарнизона. Раз, сам прапорщик, давший капитану рекомендацию новому командиру полка, сказал «нормальный парень» — значит, пока будем считать старлея приличным офицером. А дальше будем смотреть…

Из ворот быстро вышел гвардии рядовой Алиев, повар стрельбища и одновременно стрелок РПГ. И если на полигон приходило новое пополнение из солдат, уже прошедших самый сложный первый период службы в учебных частях Советской Армии; то повар, пилорамщик и обмотчик электродвигателей служили на стрельбище почти с самого начала своей армейской карьеры, состоящей из четырёх периодов службы, — тут же после прохождения курса молодого бойца (КМБ).

И можно было сказать, что начальник стрельбища сам вырастил и воспитал этих узкоспециализированных бойцов. Повар полигонной команды, имевший за плечами Бакинский кулинарный техникум, отличался от солдат стрельбища начитанностью и тягой к восточной поэзии, поэтому оказался самым интеллигентным бойцом стрельбища. И если бы, сейчас не посторонние люди рядом с прапорщиком (капитан Чубарев не считается…), то повар тепло обнял бы своего командира.

Прапорщик заметил в глазах своего солдата блеснувшую скупую слезу, быстро сделал шаг навстречу и протянул ладонь:

— Здорово, Расим. Мне сейчас очень некогда. Покорми сержанта. Это мой конвоир. Водителя тоже за стол. Пусть мне и офицерам принесут обед в домик. Горячая вода есть?

— Так точно, товарищ прапорщик. Нагрели воду для мытья посуды после обеда, — чёткие команды непосредственного командира несколько остудили горячую и тонкую натуру любителя азербайджанских стихов. Военный кулинар взял себя в руки и не позволил чувствам вырваться наружу.

Начальник стрельбища добавил:

— Пусть дневальный занесёт воду в солдатскую баню. Я там быстро сполоснусь. А сейчас накорми нас, пожалуйста.

— Товарищ прапорщик, я вам сам обед принесу, — улыбнулся старослужащий и махнул конвоиру с водителем комендантского УАЗа, приглашая отведать, чем армейский бог послал в этот день на столы солдатской столовой войскового стрельбища.

Вначале прапорщик и офицеры помыли руки перед едой, затем капитан Чубарев по-хозяйски открыл своим ключом дверь домика и пропустил хозяина вперёд. За двое суток, проведённых в камере, Кантемиров успел соскучиться по своему скромному холостяцкому жилью. Надо же, проживёшь дня три — четыре в городе, в комнате семейного общежития, приезжаешь на полигон и ноль эмоций. А тут пару суток в гостях у «капитана Аргудаева» и как будто прошла вечность…

Начинаешь по-настоящему ценить свой дом и свободу. Быстрей бы на волю… Да и деньжат пора подзаработать… Если только, в Союз в 24 часа не отправят? Товарищи из КГБ — они ещё те товарищи. Они могут! Тамбовский волк им товарищ.

Тимур зашёл, обвёл взглядом свою единственную комнатку с небольшой прихожей и с выходом в секретную баню и тихонько вздохнул. Пора возвращаться. Следом за прапорщиком и офицерами зашёл Расим с разносом, следом со вторым разносом зашёл сам исполняющий обязанности старшего оператора стрельбища, гвардии рядовой Вовченко.

Уважуха арестанту!

Старослужащие не послали молодых, сами зашли. И это не был прогиб. Солдаты уже знали, что вся эта непонятная история со странным капитаном-танкистом закрутилась из-за Ромаса. Прапорщик никогда не пил с солдатами и тем более, не выяснял с ними отношения с помощью кулаков.

Даже старослужащим всегда хватало пару слов начальника стрельбища, чтобы понять и осознать свои неправильные действия. И если Кантемиров давал возможность исправить ситуацию, то его бойцы пахали днём и ночью, чтобы больше не подводить своего командира. И Тимур отвечал тем же и в меру своих возможностей старался облегчить службу своим солдатам. Продукты и сигареты на продскладе всегда получались с запасом, бельё менялось в первую очередь.

Каждый из солдат знал, что если его служба на стрельбище пройдёт без залётов — он обязательно съездит домой в краткосрочный отпуск. Не было ни одного случая, чтобы командир полка, подполковник Григорьев не подписал список солдат, представленных начальником стрельбища к отпуску. После года службы в отпусках были все: операторы направлений, механики-водители БМП и танков, обмотчик электродвигателей, повар и пилорамщик.

И каждый отпускник привозил из дома лёгкую контрабанду: наручные часы, радиоприёмник, лишние червонцы, а иногда бывало и золотишко. Всё отдавалось на реализацию своему прапорщику, и контрабанда продавалась быстро и совсем недёшево. Стимул у солдат полигонной команды войскового стрельбища Помсен служить нормально был не только из-за страха быстрого перевода в пехоту при крупном залёте, но ещё из-за нормальных человеческих отношений со своим непосредственным командиром.

Жили вместе, ели из одного котла и выполняли одну работу — обеспечивали стрельбы всех частей дрезденского гарнизона.

Кто ещё впишется в бодягу с особым отделом полка из-за своего солдата? Прапорщик Кантемиров влез в не своё дело и оказался с бойцами за решёткой. И чем это всё закончится — вопрос так и остался открытым. А пока есть возможность уважить своего командира — уважим. Руки не отсохнут, и авторитет старослужащего не потеряем.

Кантемиров поблагодарил бойцов, приказал Пончику приготовить парадки и сигареты Басалаеву с Ромасом (пачек пять) и приступил вместе с офицерами к приёму пищи.

Быстро всё съел, захватил из шкафа форму и предложил Чубареву:

— Миша, доедайте спокойно, я пойду, сполоснусь в солдатской бане. А вы, товарищ капитан, сейчас за хозяина — покажите гостю нашу фирменную баню.

Горячая вода в двух кастрюлях уже стояли в предбаннике, молодой человек помыл голову и тщательно побрился. Переоделся во всё чистое, надел китель и почувствовал себя белым человеком. Хорошо быть на свободе! Хотя бы временно… Две банкноты по пятьдесят марок, скрученные в трубочки, перекочевали в свежие носки…

Чубарев и Лисовских стояли за воротами, около УАЗа и мирно беседовали о чём-то своём, офицерском. Кантемиров подошёл и отозвал командира рабочей команды:

— Товарищ капитан, разрешите на пару слов без протокола.

— «Чему нас учит семья и школа…» — с улыбкой показал свои знания творчества Владимира Высоцкого старший лейтенант Лисовских. Прапорщик согласно кивнул и отошёл со своим офицером в сторону Директрисы БМП.

Тимур взглянул на входную дверь вышки: «Как там его деньги?», но решил не привлекать внимание лишней заинтересованностью к основному силовому кабелю полигона и спросил офицера:

— Миша, а кто у нас сегодня в гарнизонный караул заступает?

— Точно не знаю. Вроде из второго батальона. Что случилось, Тимур? И зачем этот маскарад?

— Разговор сегодня будет с Потаповым и московскими генералами. Вот комендант и решил приодеть нас приличней. Миша, когда в полк поедешь за продуктами, попроси будущего начкара вначале смены караула зайти ко мне в камеру.

— Прапорщик собрался сделать рывок на Запад?

— Нет и ещё раз нет, товарищ капитан, — улыбнулся начальник стрельбища. — Я коменданту дал слово прапорщика ГСВГ, что не сбегу.

— А слово прапора ГСВГ — это кремень! — рассмеялся товарищ.

Старший лейтенант, стоящий у раскрытой двери УАЗа, поднял руку и показал на часы. «Цигель, цигель, ай-лю-лю…»

— Всё, Миша. Меня тюрьма ждёт.

— Ну, давай, каторжанин, возвращайся быстрей.

Около машины уже стояли рядовой Вовченко с солдатским мешком и сержант с автоматом. Кантемиров быстро подошёл, забрал мешок и сказал своему заместителю:

— Вовчик, на тебя вся надежда. Не подведи. Чтобы я не слышал о сбоях на стрельбах.

— Не волнуйтесь, товарищ прапорщик. От всех привет Витале и Ромасу.

Кантемиров запрыгнул на заднее пассажирское сиденье и УАЗ коменданта гарнизона, подняв облако пыли, рванул в сторону города…

Глава 4 Генералы

Начальник войскового стрельбища Помсен, рассматривая знакомые пейзажи полигона и с удовольствием вдыхая через приоткрытое окно армейского автомобиля запах скошенной травы, задумался о превратностях службы. Что сегодня произойдёт? И с чего это вдруг московским генералам понадобилось разглядывать прапорщика с солдатами? Ничего хорошего Кантемиров от москвичей не ждал. Самое лёгкое, что его ждёт — это высылка в 24 часа в Союз на новое место службы.

И служить то осталось, всего — ничего… И свежий воздух стрельбища приносил надежду на лучшее… Дембель маячил где-то там вдали, за лесом полигона…

Советский военнослужащий прикинул: май заканчивается, ДМБ в апреле следующего года, итого десять месяцев воинской службы. Отнимаем очередной отпуск, почти сорок суток с долгой дорогой домой, и, может быть, ещё пару учебных отпусков по пятнадцать суток. Положено по закону…

Это с бывшим командиром полка было достигнуто соглашение, по которому студент Кантемиров один из учебных отпусков отгуливает в свой очередной. Ни одна из договорившихся сторон не нарушила конвенции, и в итоге прапорщик мотался в Союз два раза в год. А мог бы и три раза в год пересекать несколько государственных границ туда и обратно. С учебными отпусками ещё минус месяц. Быстрей бы дембель.

Прапорщик на заднем сиденье тяжело вздохнул, отвлёкся от невесёлых мыслей и обратился к своему начальнику караула:

— Товарищ старший лейтенант, а как вам наша банька?

— Охренеть! — офицер от возбуждения развернулся всем корпусом. — Тимур, я вообще думал, что наш начальник склада звездит про твою баню. На самом деле всё так: и бассейн, и парная, и замаскированный вход.

— Прапорщики всегда говорят правду и только правду, — ухмыльнулся Кантемиров и предложил новому гарнизонному приятелю: — Роман, если меня не отправят быстро в Союз, то я успею организовать для тебя с друзьями баню. Даю слово прапора ГСВГ.

— Тимур, с удовольствием. Уважаю это дело. Веники есть?

— Найдём для танкистов, — Кантемиров аккуратно начал подводить представителя бронетанковых войск к основной теме дня. — Роман, вы сегодня караул нашим сдаёте?

— Так точно, — сразу загрустил офицер и развернулся лицом к дороге. — Задрочат нас сегодня твои сослуживцы, товарищ прапорщик.

— А я вот уверен в обратном, товарищ старший лейтенант. Всё произойдёт очень даже энергично и весело.

Начкар недоуменно развернулся обратно.

— Не понял, Тимур. Что ты хочешь сказать?

— Что хотел сказать — уже сказал. Сегодня сдача караула пролетит как снаряд от автоматической пушки БМП-2. Быстро и незаметно. И точно в цель.

— Да ну нах!

— Роман, вот скажи мне — за какое время вы обычно сдаёте караул пехоте?

— Меньше часа никогда не было. Один раз и два часа сдавали. Это когда мы ваших в патруле поймали, и я целый день пехоту на плацу по строевой гонял.

— Сегодня сдадите за полчаса, — твёрдо произнес начальник стрельбища.

— Это, с какого перепугу?

— Я знаю одно волшебное слово.

— Слушай, Тимур, я вижу — ты прапорщик авторитетный. Генералы с особистами к тебе гурьбой в изолятор ходят. Сейчас из-за тебя москвичей в гости ждём. Но, скажу тебе одно — как повелось испокон веков, так и останется. Танкисты в гарнизоне будут гонять пехоту, а пехота отрываться на танкистов на радость коменданту гарнизона.

— Роман, сегодня будет всё по-другому.

— Прапорщик, давай забьёмся?

— На бутылку «Кёрна», — улыбнулся Кантемиров и протянул руку.

— Идёт! — схватил ладонь Лисовских. — Сержант, разбей.

Тимур откинулся на сиденье. Первая часть операции примирения враждующих сторон была выполнена. Пора заканчивать с этими «непримиримыми противоречиями, характеризующихся острой борьбой противоположных сил, тенденций…».

Сегодня есть чем занять тюремные сутки. И опять же москвичи пожалуют. Что им нужно от начальника стрельбища? Да и как там мои бойцы?

Прапорщик посмотрел на своего конвоира и вытащил сигареты из мешка.

— Сержант, смотри — здесь пять пачек «Северных»: три в караул и две пачки Басалаеву с Драугялисом. И моих больше не дёргать и не шмонать.

Замначкара посмотрел на офицера. Старший лейтенант утвердительно кивнул, сержант заулыбался:

— Спасибо, товарищ прапорщик. Сделаем, — произнёс конвоир и добавил. — И ещё. Товарищ прапорщик, вчера перед камерой у меня с прикладом в спину случайно получилось. Больше не повторится.

— Лады, сержант. Замяли вопрос, — понимающе усмехнулся начальник стрельбища. Накормил бойца, сигарет подкинул… Что ещё нужно для налаживания нормальных отношений в армейской тюрьме?

— Товарищ прапорщик, если вас ещё раз арестуют, от нас никаких проблем точно не будет.

— Сплюнь, сержант. Лучше вы к нам…

Вот так за приятной беседой конвоя с подконвойным и доехали до мощного и серого здания дрезденской гауптвахты. Солдатский мешок с парадками прапорщик отдал сержанту, ещё раз оглянулся вокруг, посмотрел на яркое весеннее солнце, привычно завёл руки за спину и шагнул в прохладу каземата…

К коменданту гарнизона выдернули ближе к вечеру перед сменой караула. За начальником войскового стрельбища Помсен зашёл сам начкар с сержантом, спокойно вышли втроём, прошли две закрытые металлической сеткой лестницы с пролётами, и на подходе к заветному кабинету старший лейтенант негромко скомандовал:

— А теперь, прапорщик, всё по Уставу караульной службы.

Образцово-показательный вывод заключенного повторился вновь. Ближе к финишной двери посыпались команды одна за другой: марш по коридору, встать, лицом к стене, стоять смирно…

Лисовских энергично постучал, открыл дверь, вошёл строевым шагом, вскинул ладонь к виску и, соблюдая субординацию, громко доложил:

— Товарищ генерал-лейтенант, заключенный Кантемиров по вашему приказу доставлен.

Прапорщика завели, конвой отпустили. Арестант стоял один перед генерал-лейтенантом Потаповым, незнакомым генерал-майором с петличками танкиста и генералом в штатском. О том, что этот седовласый высокий гражданин в сером костюме имеет звание не ниже генерала, у опытного сидельца при встрече не возникло ни тени сомнений…

Кантемиров не мог знать, что до прибытия трёх генералов на дрезденскую гауптвахту состоялась историческая встреча двух спецслужб гарнизона, на которой присутствовали полковник Полянский со своим генералом и полковник Усольцев соответственно со своим шефом. По большому счету операция по пересылке двух агентов на Запад прошла успешно; и, если бы, не личная инициатива литовцев по привлечению своего земляка Драугялиса и не последующая активность прапорщика Кантемирова можно было бы открывать шампанское. Или бутылку виски.

А с родственной службой разобрались бы по-семейному в узком кругу контрразведки. Одно дело делаем…

Полковник Полянский не стал заострять внимание высоких московских гостей на абсолютную бесперспективность внедрения таких «агентов», как два солдата-водителя из Каунаса, в загнивающий капиталистический мир. Прибалтов отправили в ФРГ только для галочки в отчёте. И, скорее всего, на днях коллеги из КГБ пригласят армейских контрразведчиков совместно обмыть удачное дело, и, глядишь — внеочередные звёздочки на погоны.

Утопим в вине нехороший привкус от возникшей «непонятки» в дружном взаимодействии двух спецслужб дрезденского гарнизона…

Да и полковник Усольцев подкинул пряник своим военным коллегам в виде совместной операции по привлечению того самого прапорщика Кантемирова к уголовной ответственности. Начальник дрезденского отдела не пожадничал и в присутствии начальника особого отдела штаба 1 гвардейской Танковой Армии поделился с обоими высокими командирами оперативной информацией о незаконной деятельности начальника войскового стрельбища Помсен в валютных махинациях с западными марками.

Московские генералы искренне удивились. Какой-то прапорщик под носом спецслужб советского гарнизона, на передовом рубеже борьбы с капиталистами сам ворочает тысячами дойчмарок, подрывая тем самым экономику и престиж родной страны…

Куда смотрим, товарищи полковники? Надоела работа в ГДР? Найдём другие места службы, если не можете сами справиться с зарвавшимся валютчиком. Страна большая, мест всем хватит, и незаменимых людей у нас нет…

Полковник КГБ уверил руководство, что работа идёт, и задержание бурого прапора — лишь вопрос времени. Кантемиров, хотя и молодой, да ранний. Не совсем прост, как сейчас кажется. Заочно учится на юридическом факультете ленинградского университета, поэтому этого студента надо брать только с поличным. Сам не расколется.

Усольцев напомнил контрразведчикам, что именно этот прапор чуть не сорвал такую удачную операцию. И тут оба московских генерала решили вдруг лично лицезреть субъект секретной операции. Может быть, они проведут разведопрос и сами что подскажут своим оперативникам. Опыт не пропьёшь!

А полковник армейской контрразведки сделал логичный вывод, что возникла опасность для семьи друга. А семья друга — это твоя семья, тем более Анатолий Жанович знал Дарью с самого рождения. Значит, опасность надо устранить…

В кабинете, за столом коменданта гарнизона сидел генерал-лейтенант Потапов, напротив занял место на стуле у огромного окна московский генерал-майор, а генерал в штатском, закинув ногу на ногу, удобно устроился на диване. Сам подполковник Кузнецов в кабинете отсутствовал. Понятное дело — попросили погулять…

Сдающий дела командующий 1 гвардейской Танковой Армии поднял голову и отметил изменившийся внешний вид прапорщика. Только правое ухо из лилового превратилось в тёмно-бордовое и невольно притягивало внимание гостей.

Потапов перевёл взгляд с арестанта на коллег и сказал:

— Начальник войскового стрельбища Помсен, прапорщик Кантемиров собственной персоной. Даже не знаю, что с ним делать?

Вообще генералы контрразведки хотели сами общаться с прапорщиком и его солдатами. Без свидетелей. Но, в духе последних веяний гласности и демократизации общества в стране, докатившихся до армии, решили соблюсти порядок общения с арестованными военнослужащими и приняли волевое решение пригласить на разговор генерал-лейтенанта Потапова. Не звать же с собой командира полка, всего лишь подполковника? Не по рангу как-то получается…

А Потапов идёт в гору, глядишь, через год-два и в Москве будем тесно общаться. Зачем лишний раз ссориться с таким человеком из-за какого-то прапорщика? Да и свою прогрессивность надо показать военнослужащим дрезденского гарнизона. Москва, как ни крути, генеральскую фуражку. Надо держать марку…

Первым слово взял генерал в штатском:

— Кантемиров, расскажите нам подробней, почему вы вдруг решили пить водку с солдатами и по какой причине подрались?

Прапорщик посмотрел на своего генерал-лейтенанта. Потапов кивнул. Говори!

Начальник стрельбища уже объяснял свои действия коменданту гарнизона, затем Высокому Собранию и в итоге исписал два листа. Поэтому ответ начальника стрельбища оказался чётким, ясным и коротким. Генерал КГБ и так знал все нюансы операции подчинённых и был знаком с собственноручно изложенными на бумаге действиями Кантемирова в эту ночь. Комитетчик хотел составить собственное мнение о военнослужащем, решившим пойти наперекор системе.

Последовал следующий вопрос:

— Прапорщик, так получается, что сержант не дрался с вами? А водку он пил?

Товарищ в штатском своим вопросом попал в десятку. Быстро сообразил. Для ответа арестанта нужна была пауза. Тимур внимательно посмотрел на москвича, непринуждённо развалившегося на старом немецком диване, и неинтеллигентно ответил вопросом на вопрос:

— Я не знаю, как к вам обращаться?

— Зовите Фёдором Константиновичем.

— Фёдор Константинович, сержант водку пил вместе с нами, но не дрался, а пытался разнять меня с Ромасом. И получил от него удар. Эксцесс исполнителя.

Студент Кантемиров за два года учёбы на юрфаке нахватался несколько умных милицейских слов от своих новых друзей — оперов и следователей; и иногда вводил в свою армейскую речь такие обороты, что порой сам удивлялся.

Генералы в форме недоуменно переглянулись — это что ещё за эксцесс такой? Генерал в гражданке, имеющий два высших образования, техническое и юридическое, зафиксировал паузу в ответе, понимающе кивнул и подумал: «Не дурак этот прапорщик, далеко не дурак… И с сержантом что-то в этой истории не так, как на бумаге…»

Контрразведчик госбезопасности посмотрел на старшего по званию и предложил:

— Пора вызвать сержанта с рядовым.

Потапов не стал заморачиваться с телефоном, а просто рявкнул в дверь: «Конвой!»

Старший лейтенант Лисовских тут же возник в двери, как молодец из ларца.

Генерал-лейтенант приказал:

— Басалаева с Ромасом в кабинет.

Сержант с рядовым уже ждали под конвоем рядом с лестницей и деловито обсуждали с конвоирами о неумолимо приближающимся великом солдатском празднике «100 дней до приказа». Разговор прервали на самом интересном месте — как и где можно добыть водку в этот святой для каждого старослужащего день?

Арестантов доставили в кабинет в рекордно короткий срок. Московский генерал-майор восхитился сегодняшним караулом и поблагодарил за службу.

Итого, сегодня у старшего лейтенанта Лисовских нарисовались две генеральские благодарности за одни караульные сутки.

«Иду на рекорд…» — возвращаясь в караулку, сделал вывод довольный начкар, в определённых кругах более известный как Лис. В голове нормального офицера появилась вторая логическая мысль: «Надо будет проставиться прапорщику. Если успею до отправки его в Союз…»

Сержант с рядовым встали у стены в один ряд с прапорщиком. Генералы внимательно рассмотрели синяки и ушибы на лицах солдат полигонной команды, которые уже начали привыкать к вниманию старших офицеров. Басалаев улыбнулся земляку Потапову, который, сидя в начальствующем кресле коменданта, просто поднял руку…

Генералы-москвичи удивлённо переглянулись. Это что ещё за неформальные отношения командующего армией с сержантом пехоты?

И вновь первым спросил генерал в штатском:

— Товарищ сержант, вы водку пили со своим прапорщиком?

Вот вопрос, так вопрос! Конечно, Басалаеву тут же стало очень обидно, что приходилось брать такую несправедливость на душу. Вот, если бы, на самом деле он пил с прапорщиком, а надо было отвечать, что не пил — тогда всё было бы понятно, логично и легко на душе.

А тут ни грамма не принял на грудь, получил удар по морде не за что, и потом доказывай всяким москвичам, что действовал исключительно по пьяни. Несправедливо…

Парню, выросшему в городе Каменск-Уральском на окраине Свердловской области (родной городок гвардии генерал-лейтенанта Потапова) не надо было объяснять прописные истины — своих не закладывать при любых случаях. И если прапорщик Кантемиров сказал, что пил водку вместе с ним и Ромасом — значит, так всё и было.

Гвардии сержант Басалаев постарался ответить солидно, как подобает старослужащему Советской Армии:

— Мы на троих бутылку водки раздавили.

— Водку прапорщик покупал? — аккуратно подводил в ловушку сотрудник госбезопасности.

— Не могу знать. Когда меня позвали в домик, Кантемиров с Ромасом уже по чашке приняли. Бутылка на столе стояла, — заволновался сержант.

О таких подробностях они не успели договориться. И куда клонит этот гражданин в пиджаке? Может быть, это и есть главный следователь?

— Прапорщик объяснил, зачем надо пить водку? — последовал следующий нехороший вопрос.

— А как мне к вам обращаться? — задал логичный армейский вопрос старший полигонной команды. Куда же в Советской Армии без обращения? Обратился к человеку по званию, и сразу стало всем понятно — кто ты есть. А тут сидит дядя в костюме и ножкой качает. А генералы в форме молчат в тряпочку.

Неправильно всё это… И подозрительно…

— Мы уже познакомились с твоим прапорщиком, — доверительно сообщил москвич. — Меня зовут Фёдор Константинович.

— Меня Виталя зовут, — улыбнулся сержант.

— Так вот, Виталий, сказал тебе Кантемиров — зачем надо вместе с ним пить водку?

— Фёдор Константинович, может быть, и сказал, — тоже перешёл на доверительный тон Басалаев. — Но, после того, как я сильно приложился затылком об асфальт — ничего не помню. Запомнил только, как конвой за нами приехал и нас всех троих привезли на гауптвахту. Даже не помню, кто меня ударил. Ромас говорит, случайно меня зацепил.

— Понятно, сержант, — Фёдор Константинович (если он действительно — Фёдор Константинович) вздохнул. Сговорились черти. И этот сержант ничего не скажет толкового. Остаётся рядовой. Как его там… Дра… Дру… Вроде сержант сказал — Ромас?

Генерал КГБ посмотрел на рядового:

— Ромас, к вам вопрос. Кто водку покупал?

— Не могу знать. Прапорщик взял начатую бутылку из холодильника, — пилорамщик полигонной команды решил быть пока честным.

— Ну, что же, получается, что начальник стрельбища специально покупает водку, чтобы спаивать своих солдат? — сотрудник в штатском повернулся за подтверждением к коллеге в форме. Генерал-майор утвердительно кивнул — так и получается. Командир спаивает своих подчинённых, и тем самым подрывает боевую подготовку всего мотострелкового полка. Да за это расстрелять мало…

Армейский контрразведчик с готовностью принял эстафетную палочку вопросов и ответов и спросил сурово:

— Откуда водка, прапорщик?

— Осталась в холодильнике после Дня Победы, — чётко доложил начальник войскового стрельбища Помсен и посмотрел на командарма.

Генерал-лейтенант усмехнулся. Пока тут москвичи упражнялись в каверзных вопросах, прапорщик продумывал ответ. И, похоже, нашел единственно-правильную причину. Он же не враг и совсем не шпион, чтобы не принять на грудь положенные наркомовские сто грамм в День Победы?

Что скажете, товарищи москвичи?

Гости переглянулись и поняли, что пора заканчивать эту викторину. И с прапорщиком всё понятно. На хапок его не возьмёшь. Пусть местные спецы сами с ним плотно работают. А брать надо. Обурел совсем, прапорюга. Ещё насмехается… Победитель хренов…

И всё же Фёдор Константинович решил продолжить беседу и неожиданно для всех спросил:

— Тимур, с Путиловым давно знаком?

— Около года в один спортзал ходим, — осторожно ответил прапорщик, не понимая, чего хочет этот генерал в штатском.

— Спорт — это хорошо. Слышал, ты сам боксом занимался?

— До армии выполнил КМС.

— А я вот ещё в институте мастера спорта сделал, — похвастался комитетчик.

— В каком весе? — сразу заинтересовался боксёр и сразу забыл, с кем разговаривает.

— До шестидесяти килограмм, — улыбнулся коллега-боксёр и спросил спокойно, как бы продолжая разговор про бокс:

— Что можешь сказать про Путилова?

— Он самбист. Мастер спорта, — удивлённо ответил спортсмен. При чём тут Путилов? Лучше бы про бокс поговорили…

— Это понятно. А как о человеке, что о самбисте скажешь?

Интересное дело. Один комитетчик спрашивает у арестованного прапорщика про другого сотрудника из своей же епархии. Очень захотелось спросить: «С какой целью интересуетесь, дядя?»

Но, Кантемиров решил не борзеть и постарался ответить честно:

— Умный, грамотный. Соображает быстро. Меня падать научил.

— Хорошо, — Фёдор Константинович кивнул прапорщику и повернулся к Потапову. — Можно уводить всех.

Образцово-показательный вывод заключенных повторился в обратном порядке. Генералы остались одни. Потапов обвёл москвичей взглядом — чего ещё желаете, гости дорогие?

Сотрудник в штатском встал с дивана, пересел к столу, переглянулся с коллегой по контрразведке и сказал старшему по званию:

— Михаил Петрович, с этим прапорщиком нам всё понятно. Есть информация, что Кантемиров вхож в ваш дом?

— За дочерью ухаживает, — спокойно ответил Потапов.

— Михаил Петрович, мы не вмешиваемся в личное дело вашей дочери. Но, поймите нас правильно — мы хотим только добра.

— Пока совсем не понимаю. К чему этот разговор? — Генерал-лейтенант требовательно смотрел на москвича в костюме.

— В интересах службы мы не имеем права всё рассказать. — Сотрудник госбезопасности не отвёл взгляд. — Скажу только одно — в отношении начальника стрельбища ведётся серьёзная разработка. И оперативная работа уже близка к реализации в уголовное дело. Это всё, что я могу сказать. Как поступить — думайте сами.

— Хорошо. Я подумаю, — генерал-лейтенант Потапов, вспомнив про дело прапорщика Тоцкого, вздохнул и встал из-за стола, приглашая гостей к выходу…

Арестованного спокойно завели в камеру, и в этот раз только «со своим» сержантом, без личного участия начальника караула. Старший лейтенант бронетанковых войск готовился к сдаче караула. Дело хлопотное…

Кантемиров скинул офицерские сапоги, которые успел переобуть на полигоне, подтянул свежие носки с заныканными внутрь скрученными банкнотами, прилёг на «макинтош» с матрасом и начал анализировать прошедшую встречу «на верхах». Не каждый день встречаешься с генералами спецслужб.

И всё же, что москвичам надо было от начальника войскового стрельбища Помсен?

Ясный пень, что оба москвича и так знали все обстоятельства неудавшегося побега рядового Драугялиса. И раз генерал в штатском задавал такие вопросы, значит, уже ознакомился с официальными и неофициальными объяснениями всех участников драки. И похоже, этот дядя в пиджаке своё дело знает. Вон как к Басалаеву прицепился.

А Виталя — молодец. Как он там москвичу ответил? «На троих бутылку раздавили…» Арестант, закинув руки за голову и разглядывая потолок, улыбнулся. И всё же — для чего нужен был весь этот маскарад?

Размышления прапорщика прервал скрежет замка. Опытный арестант резво присел и принялся натягивать сапоги. В тюрьме — как в тюрьме…

Открылась тяжелая дверь и в камеру вошёл улыбающийся старший лейтенант Родин, командир взвода 6 МСР. Пехота! Родная душа… Даже на гарнизонной гауптвахте есть свои приятные моменты в непростой арестантской жизни.

Новый начкар весело скомандовал прямо с порога:

— Вольно, прапорщик! Смотрю, научили тебя танкисты уважать караул?

— Ой, не говори, Витя, — Кантемиров встал и протянул ладонь. — Здорово.

— И тебе не хворать. Ничего, товарищ прапорщик, сейчас мы этим танкистам, с этим Лисом, отомстим за тебя и твоих парней. Мне Чубарев сказал, вначале к тебе в «хату» заскочить.

— Миша правильно сказал. Дело есть к тебе, — начальник стрельбища заговорщицки посмотрел на взводного.

— Прапорщик бежать собрался? — разглядывая решётку на окне, ухмыльнулся офицер.

— Некуда мне бежать, товарищ старший лейтенант. Да и на кого я вас оставлю? Как вы тут без меня свои проверки сдавать будете? — в ответ улыбнулся арестант.

— Говори, Тимур. Времени мало.

— Виктор, сегодня есть возможность за полчаса получить бутылку «Кёрна», как сам понимаешь — 0,7 литру.

— Интересный коленкор. И каким же образом всё произойдёт?

— Принять караул у танкистов за полчаса.

— Иди ты!

— Серьёзно. Я с Лисом поспорил на пузырь. Кстати, его Роман зовут. Нормальный парень.

— Ёшкин-кот, прапорщик! Надо было на две бутылки спорить.

— Не, Виктор. Перебор! Танкист такую же зарплату, как и ты, получает.

— Это да. Тоже Ванька-Взводный.

— Вот! Точно такой же офицер. А вы тут каждый раз собачитесь при смене караула.

— Не понял.

— Товарищ старший лейтенант, какая на данный момент основная линия нашей родной партии и не менее родного правительства? — задал интригующий вопрос начальник войскового стрельбища Помсен и сам же торжественно ответил: — «Миру — мир!» и ещё «Нет войне!»

— Прапорщик, давай короче. Без политики. Мне некогда.

— Товарищ старший лейтенант, сейчас быстро принимаем караул и получаем за это пузырь «Кёрна». Роман — нормальный офицер, не зажмёт. Далее, я приглашаю танкистов в баню и раскручиваю бронелобых ещё на пару пузырей. Ты зовёшь своих двух-трех взводных, которые постоянно ходят в караулы. От пехоты в баню — закусь и пиво. В парной все равны. Все вместе обсуждаем сложившуюся напряжённую обстановку в гарнизоне и заодно — в мире, и затем заключаем пакт о ненападении под названием: «Принуждение к примирению»

— Подожди, прапорщик. Название сам придумал? И кого мы тогда дрючить будем в гарнизоне? — задал резонный вопрос офицер-мотострелок.

— Витя, если вам больше не хрен делать, можно объединиться с танкистами и переключиться на связистов.

Старший лейтенант Родин задумался. За полчаса пузырь «Кёрна» — это, конечно, гут. А как же традиции? А с другой стороны, уже достало — то мы танкистов, то нас танкисты… И в самом деле, как будто больше не хрен делать…

Офицер пехоты принял волевое решение.

— Ладно, Тимур. Так и сделаем. С баней не прокатишь?

— Товарищ старший лейтенант, а вы хотя бы раз слышали, что прапорщик ГСВГ дал слово и не сдержал?

— Да постоянно! — воскликнул возмущённый взводный и посмотрел на собеседника. — Но, к тебе, начальник стрельбища, это не относится.

— И на том, спасибо, — улыбнулся Кантемиров.

Старший лейтенант Родин со словами: «До вечера, прапорщик» поспешил выполнять секретную операцию под кодовым названием: «Принуждение к примирению».

На кону стояла 0,7 литра «Кёрна» за шестнадцать восточногерманских марок…

«Узнику совести» от волнения лежать больше не хотелось, и прапорщик вновь принялся мерить шагами свою камеру: три шага туда и три обратно…

Глава 5 Свобода

Прапорщик Кантемиров недолго тосковал в ограниченном пространстве личной камеры. Примерно через полчаса металлическая дверь распахнулась, и на пороге появился взволнованный старший лейтенант Лисовских. По его внешнему виду можно было уверенно сказать, что танкист Рома был рад до жопы.

Офицер протянул ладонь прапорщику и эмоционально высказался о наболевшем:

— Блин, Тимур, звиздец какой-то! За двадцать минут караул сдали. Всё! С меня пузырь.

— Вот видите, товарищ старший лейтенант, а вы не верили в волшебное слово, — с удовольствием пожал руку сиделец.

— Слушай, а как ты со своими договорился? Не было же такого ни разу?

— Сказал, что за скорость сдачи караула танкисты готовы выкатить бутылку «Кёрна».

— И всё? — удивился офицер.

— Всё. Рома, сам посчитай — за двадцать минут бутылка водки. Разумеется 0,7. Где ещё так заработаешь? Если только секретный танк шпионам не продать.

— Блин. Точно. Ну, ты, прапорщик, и жучара…

— Не, товарищ старший лейтенант, я же говорил, что я свой. Я за красных. Поэтому предлагаю в ближайшие выходные, если меня оставят дослуживать в гарнизоне, сделаем так — Роман, берёшь с собой пару друзей офицеров и приезжаешь ко мне на Помсен в баню. Водки ещё захватите. Интеллигентно паримся вместе с пехотой, а затем все, дружно, на дискотеку в Оттервиш, к падшим немецким женщинам. Как вам такой план, товарищ танкист?

— Всё, пехота. Будем, как штык.

— Роман, «как штык» — это наше выражение. Сейчас надо ответить: «Будем, как танк».

— Будем, как танк на твоём стрельбище, товарищ прапорщик.

— Договорились, — представители вполне дружественных родов войск Советской Армии крепко пожали друг другу руки и расстались почти друзьями…

Вполне и почти — потому что, впереди всех ждала русская баня, после которой все эти «вполне и почти» выпариваются вениками и смываются навсегда. Остаются только нормальные молодые люди, защитники Родины…

В это время начальник особого отдела штаба 1 гвардейской Танковой Армии, полковник Полянский, находясь в некотором возбуждении от полученной информации, решал непростую задачу — как решить вопрос с прапорщиком Кантемировым, парнем дочери своего друга.

И друга непростого — буквально через неделю Потапов примет должность первого заместителя командующего ГСВГ. Поэтому, учитывая, что в деле с прапорщиком плотно работают коллеги из госбезопасности и в результате заинтересован лично их генерал, надо всё сделать аккуратно и нелегально.

Оперативно… И чтобы комар носа не подточил…

Да и сам Кантемиров оказался тот ещё тот фрукт. Всё ему мало было приключений на свою жопу. Валютчик хренов… Сам подставляется и всем вокруг проблемы создаёт. Надо же было додуматься до таких сделок — покупать валюту в Берлине и перепродавать в Лейпциге. Когда успевал?

С одной стороны, и привлечь бы обуревшего военнослужащего к ответственности не мешало, и чтобы остальным прапорюгам было неповадно заниматься спекуляцией. В гарнизоне развелись торгаши, особенно из азербайджанских и армянских прапорщиков. Торгуют всем, чем могут. Но, этот начальник стрельбища всех обошёл с дойчмарками. А с другой стороны, неглупый прапорщик, нам помогает и вроде как свой получается? И опять же Дарья…

Боевой офицер не страдал шпионскими комплексами, но и не хотел давать лишний повод для различных вопросов коллег из смежной организации. Полковник сейчас мог запросто зайти в приёмную кабинета командующего 1 гвардейской Танковой Армии и по свойски попросить адъютанта на рандеву с генералом.

Но, тогда у комитетчиков точно появятся нехорошие домыслы. Мол, тут же побежал другу стучать… Или, мог просто позвонить Мише и договориться о встрече. Но, опять же связь только через адъютанта.

Не доверял Константин Жанович чужим. Остаётся действовать только через своего, годами проверенного человека. Полковник снял трубку и попросил соединить его с женой по домашнему телефону.

Полковник Полянский, как организатор секретной семейной встречи, вызвав через свою супругу, Анастасию Петровну, чету Потаповых на вечерний разговор в парке набережной Эльбы, зашёл в гарнизонный магазин при штабе и приобрёл для тайного разговора восемь бутылок «Радебергского». По две бутылки на каждого переговорщика. Ответного вяленого леща ждали от генерал-лейтенанта, недавно прибывшего с Родины.

Крайне заинтригованная сообщением о разговоре тет-а-тет, семья на семью, супруга генерала завернула заветную рыбу в газету «Правда» и добавила к пикнику кулёк семечек. Гулять, так гулять! Рената Рашидовна сообщила дочери о прогулке с Полянскими в парке и посоветовала не ждать родителей к ужину и покушать самой.

Дарья скучала… К концу учебного года занятия в школе сокращались, её десятый класс ждали выпускные экзамены, к которым не относились знания немецкого. У преподавателя иностранного языка становилось всё больше свободного времени, а её дружок всё чаще попадал в различные истории, а сейчас совсем пропал в застенках гарнизонной гауптвахты. Девушка посмотрела в окно дома на распустившиеся яблони в саду, открыла створки, вдохнула весенний аромат цветов и тяжело вздохнула…

В Москве семья Потаповых остановились на пару дней в гостях у папиного товарища из штаба округа. Генерал-майор Андреев имел свой дом в Балашихе. Дом был старый, но просторный. Комнат хватило всем. И надо же было такому случиться — как раз в эти дни к родителям на побывку приехал сын генерала по имени Артём. Уже потом Даша догадалась, что папа, совместив приятное с полезным, устроил смотрины. Смотрины — наоборот… Пусть девушка посмотрит на парня.

Мудрый генерал желал дочери только добра и не собирался вмешиваться в её личную жизнь. Девочка уже взрослая, пусть сама решает — с кем именно ей прожить долгую, счастливую жизнь и умереть в один день. Папа только познакомит с нормальным парнем, офицером, сыном генерала, а дальше, может быть, как говорится: «Стерпится — слюбится…»

Подъезжая к дому гостеприимного папиного друга, девушка уже знала, что Артём служил в Афганистане в отдельной вертолётной эскадрилье, при выполнении задания был сбит, отстреливался вместе со вторым пилотом и попал в плен. В плену провёл меньше суток. В этот раз разведка сработала чётко, и подоспевшая спецгруппа успела отбить у моджахедов своего лётчика.

Второй лётчик погиб при освобождении. Старший лейтенант получил ранение, был представлен к государственной награде, подлечился в госпитале и приехал на недельку к родителям отдохнуть перед новым назначением для прохождения дальнейшей службы в ГСВГ.

Молодые люди познакомились, и первое время Даша не знала как себя вести с этим офицером. Сын генерала оказался человеком из другого мира. Даже сам генерал-майор Андреев с генерал-лейтенантом Потаповым несколько робели перед старшим лейтенантом, на которого уже отправили документы для досрочного получения очередного звания.

Выживший в бою лётчик и побывавший в скоротечном плену в основном молчал и смотрел на всех снисходительно, слегка улыбаясь обожженным лицом. Кожа затягивалась, молодой организм брал своё, и военные доктора пообещали, что на щеке и на лбу останутся только шрамы.

Артём сам пригласил Дарью прогуляться по лесу, шёл рядом и в основном слушал. Преподаватель немецкого языка с удовольствием рассказала про свою работу в советской школе, затем описала всю красоту Дрездена и, получив такого терпеливого и верного слушателя, поделилась своими успехами в боксе. Даже продемонстрировала несколько ударов в воздух, чем смогла наконец-то расшевелить парня.

Молодой человек рассмеялся и сообщил девушке, что не завидует её ухажёрам. Даша шутливо ткнула в плечо высокому симпатичному парню и взяла за руку. Молодой и здоровой девушке было искренне жаль такого же молодого офицера, пережившего смерть товарища, плен и ранение. Артём с Дашей так и зашли в дом, держась за руки.

На обратном рейсе, в салоне самолёта, перед взором девушки ещё долго стояли серые глаза с обожженным лицом…

Но, дома, после известия о заключении Тимура на гауптвахту, карие глаза прапорщика быстро вытеснили взгляд нового знакомого. Здесь, в Дрездене, надо было спасать своего друга. Девичье сердце разрывалось на части…

Потаповы и Полянские по договорённости встретились у моста, немного прогулялись по набережной и свернули в старый парк недалеко от верхнего госпиталя, в районе Вайсер Хирш (Weisser Hirsch). В свое время это был очень известный и престижный санаторий доктора Генриха Ламанна, приверженца нетрадиционной медицины, который был построен в 1887 году, ещё в кайзеровские времена. Из нацистских персонажей здесь успела отметиться только лечившаяся жена Геббельса. Ещё в санатории неоднократно отдыхал и поправлял здоровье авиаконструктор Хуго Юнкерс…

Вершина горы, на которой стоял наш Верхний госпиталь, называлась «Weiβer Hirsch», что в переводе означает — «Белый олень». К территории госпиталя примыкала обширная лесопарковая зона. Мимо главного здания медицинского учреждения проходила дорога в парк, при входе в который стоял скромный памятник последнему белому оленю, убитому здесь в каком-то там 18…году.

Жители дрезденского гарнизона часто ходили в парк: либо просто гулять, либо катались на велосипедах, либо за грибами. Летом здесь работал летний кинотеатр, и военнослужащие вместе с семьями пересмотрели все фильмы-вестерны с участием легендарного Гойко Митича. Зимой ходили на каток, хоть и не на длительное время, заливаемый при первых же, даже не очень сильных в этом климате, морозах.

Под горкой, недалеко от входа, находился источник с какой-то очень полезной водой, и поэтому, как утверждали старожилы, именно здесь расположился санаторий, который после войны стал советским госпиталем. Местность тут была пересеченная, крутые спуски и подъемы, обширные леса, по дну оврага протекал ручей. Всю лесопарковую зону, пересекали, в различных направлениях, широкие, песчаные дорожки с установленными деревянными столами и скамейками. Немцы берегли свой парк и постоянно ухаживали за деревьями.

Внизу под горой, где этот ручей пересекал, дорогу, по которой ходил трамвай, уже на соседней горке стоял памятник кентавру. Среди советских школьников бытовало твёрдое поверье, что если посмотреть внимательно на этого кентавра с мольбою в глазах, то в этот день обязательно повезет, даже если ты не выучил уроков. Десятки глаз одновременно устремлялись вверх, когда ученики каждый учебный день проезжали мимо этого места в школу.

Полянские и Потаповы, с удовольствием вдыхая свежий запах проснувшегося от зимней спячки леса, отошли подальше от советского госпиталя, пересекли ручей и остановились за почерневшим от времени деревянным столом на небольшой полянке, недалеко от кентавра.

Мужчины вышли на прогулку в джинсах и куртках, а женщины предпочли брючные костюмы. Анатолий Жанович первым делом поставил на стол из пакета первые четыре бутылки пива, спокойно вынул из-под куртки свой штатный ПМ и ловко открыл посуду. Михаил Петрович свернул голову рыбине над развёрнутой «Правдой» и разделил деликатес на несколько частей. Стол был накрыт. Семечки оставили на десерт…

После первых глотков все посмотрели на инициатора тайного собрания. Начальник особого отдела штаба 1 гвардейской армии ещё раз хлебнул «Родебергского», оценил на свет бутылку и сказал:

— Отличное пиво. Умеют же немцы… Когда мы научимся?

— Толик, не томи, — Анастасия Петровна посмотрела на мужа и с аппетитом принялась за рыбу, демонстрируя красивые зубы.

— У нас большая проблема, — обвёл всех взглядом Полянский.

— Анатоль, если ты по поводу Кантемирова, говори то, что можешь. Мы поймём, — генерал-лейтенант Потапов умел отличать дружбу от службы.

— Миша, я много чего могу, когда дело касается наших семей, — задумчиво ответил друг и посмотрел на Потапова. — Про прапорщика сам догадался?

— Да вот только сегодня шепнул твой московский коллега из одной смежной организации, — генерал с чувством разжевал вяленного русского леща, запил немецким пивом и добавил. — Очень рекомендовал сделать выводы.

— Так, мальчики! А теперь всё по порядку и с самого начала, — влезла в мужской разговор генеральша.

— Рената, оказывается, что в отношении дружка нашей дочери давно ведётся серьёзная разработка по сбыту валюты, — рубанул с плеча верный супруг. — И это только начало. А какой будет конец — одному КаГеБе известно. Пятилеточка корячится нашему прапору.

— Фу, Миша! Где ты таких слов нахватался? — воскликнула Настя Полянская и вопросительно посмотрела на всезнающего мужа.

— Так и есть, — подтвердил суровую правду жизни супруг. — Как оказалось, Тимур постоянно мотается в Берлин, скупает дойчмарки у югославов и затем перепродаёт арабам в Лейпциге. Примерно от пятисот и до тысячи дойчмарок за раз.

— Тогда сколько у него денег всего в наличии? — заинтересовалась финансовой темой дня жена главного особиста.

— Прелполагается, примерно пять — шесть тысяч восточных марок, — уточнил супруг.

— Богатый парень на выданье, — протянула Полянская и переглянулась с подругой. О таких суммах восточногерманской валюты жёны полковников с генералами даже не мечтали. Жили от зарплаты и до зарплаты своих мужей. Анастасия сделала логичный вывод: — Пора женить парня…

— А я вот думаю, что все французские духи, которые Тимур якобы обменивал на наши матрёшки, он просто покупал в Интершопе, — вслух рассудила Рената.

— С такими деньгами прапорщику купить несколько упаковок импортных духов, что мне купить несколько бутылок пива. И потом — этого жениха долго с кичи ждать придётся, — разбил женские грёзы контрразведчик. — Операция подходит к завершению. Сейчас лишь вопрос времени, когда прапорщик в очередной раз смотается в Берлин. Там и возьмут валютчика с поличным.

Рената с Анастасией переглянулись и одновременно, с мольбою в глазах, посмотрели вдаль, прямо в глаза кентавру. Женщины рассмеялись, мужчины ничего не поняли.

Жена генерала повернулась к мужу:

— Миша, что будем делать? Вы для чего нас позвали? Чтобы Тимура предупредить?

Вопросы посыпались один за другим. Жена особиста требовательно посмотрела на друзей и заявила:

— Мы не отдадим нашего парня комитетчикам.

— Такие вопросы с кондачка не решаются, женщина, — возразил супруг и полез в пакет за следующей партией «Радебергского».

— Слушай, Анатолий, а ведь действительно, у нашего прапорщика деньги куры не клюют. Пару недель назад Тимур со своими солдатами помогли нам огород вскопать. А я смотрю Басалаев с Ромасом «Кабинет» курят, — генерал посмотрел на жену. — Я же бросил! А тут не выдержал, отвёл сержанта за сарай и выпросил сигаретку…

— Вот скажу Дарье, она тебя поколотит, — погрозила пальчиком Рената.

Полянские переглянулись, Потапов объяснил:

— Это у нас теперь такой семейный юмор. После того, как дочка в боксёрских бинтах своего прапорщика поколотила. Прямо на наших глазах…

Анатолий Жанович рассмеялся, Анастасия Петровна удивлённо улыбнулась и обратилась к подруге:

— Серьёзно? Прямо так и побила?

— От души, — подтвердила семейную тайну Рената. — Вот только нашему Тимурке, как с гуся вода.

— Анатоль, а если серьёзно, когда Даша колотит свою грушу — весь дом трясётся. Говорю, на полном серьёзе. Какой бы не был Кантемиров валютчик, а дочку он всё же научил вкладывать свой вес в удар.

— У меня сын боксёр… У тебя дочь боксёр… И ремнём их уже не испугать, — с печальной улыбкой сделал свой вывод отец шестнадцатилетнего парня.

— Выросли детки, — согласился другой папа.

— Что с Тимуром будем делать? — Анастасия вернула мужчин с вечной темы отцов и детей к актуальному вопросу тайной встречи.

Полковник контрразведки вернул свой пистолет в секретную кобуру под курткой и раздал открытые бутылки переговорщикам. Мужчины и женщины быстро разобрали остатки леща. За этим столом все были равны. Кто не успел — тот опоздал… Возникла пауза истинных ценителей русской вяленой рыбы и немецкого пива.

По окончании пикника инициатор переговоров сделал вывод:

— Так, девчата. Вы, главное, Даше ничего не говорите. А то с ходу ринется с приобретёнными боксёрскими навыками друга спасать. Наломает дров. Есть у меня план. И больше никому и ничего не скажу…

Генерал кивнул. Женщины вздохнули и принялись за семечки. Ох уж эти мужчины со своими секретами…

Когда подходили к ГДО, мужчины немного отстали, и полковник в гражданке сказал генерал-лейтенанту в штатском:

— Буду работать через Яшкина. Надёжный майор и умный опер.

— Толик, только аккуратней. Можешь сказать своему оперативному майору, что это моя личная просьба.

— Хорошо. Всё сделаем, Миша. Надо будет только позвонить командиру полка — пусть выпускает своих каторжан.

— Завтра с утра договорюсь. Может, оставим прапорщика на киче ещё на пару дней? Может, глубже осознает своё поведение.

— До Кузнецова дошла информация, что Кантемиров на губе что-то замутил с начальниками караулов. Говорит, впервые вижу, чтобы пехота и танкисты при сдаче и приёмке караула все довольные ходили. Аргудаев поселил прапорщика в лучшую камеру, дал настольную лампу и книгу. А те же начкары постоянно заглядывают к прапорщику в хату, — поделился оперативной информацией армейский контрразведчик и добавил. — Комендант беспокоится, как бы этот почётный арестант со своим неуёмным характером побег не совершил. С него станется. Поэтому, товарищ генерал-лейтенат, лучше нашего прапора освободить. Пусть свою кипучую энергию на своём стрельбище расходует.

— Ладно. Согласен. Сбежит ещё, в самом деле, и у нас на веранде спрячется. А Даша своего дружка ещё и подкармливать начнёт.

Старшие офицеры рассмеялись, офицерские жены оглянулись и замахали ручками. Пора домой…

На третьи сутки заключения прапорщик Кантемиров заскучал по-настоящему. Служил бы где-нибудь в штабе в четырёх стенах кабинета — было бы вполне привычно и нормально париться в камере гарнизонной гауптвахты. А когда несколько лет тащишь службу в чистом поле войскового стрельбища, под солнцем, ветром и дождём, то резкий переход к ограниченному пространству действует очень сильно.

Начальник стрельбища не страдал клаустрофобией, спал нормально, по утрам делал гимнастику, каждый день шагал по камере (три шага туда, три обратно), читал Достоевского и даже не утратил свой здоровый аппетит. Молодой человек действительно тосковал по свободе передвижения. Серые стены давили своей массой, решётка на окне наводила на печальные мысли: «От сумы и от тюрьмы…»

Тимур маялся от безделья…В полдень раздался до боли знакомый скрежет замка, и металлическая дверь распахнулась. Перед взором прапорщика возник собственной персоной начальник сегодняшнего караула старший лейтенант Родин.

При виде скучающего коллеги по мотострелковому полку офицер улыбнулся и приказал:

— Подъём, арестант Кантемиров! Наступила пора выходить с чистой совестью на свободу, — старлей зашёл в камеру и протянул ладонь. — Похоже, Тимур, тебя выпускают.

— Да ну нах! — узник вскочил с «макинтоша» и поздоровался. — Ещё двое суток осталось. И комендант лично обещал мне ещё трое суток добавить — за распитие спиртных напитков на служебном месте.

— Выходи, товарищ. Я только что посыльного с приказом командира полка перехватил. Отпускает тебя с бойцами подполковник Болдырев. Так что, арестант, руки за спину и шагом марш к коменданту.

— Есть, руки за спину, товарищ старший лейтенант, — охотно выполнил команду пока ещё арестант Кантемиров.

Прапорщик уже привык заходить и выходить под конвоем в кабинет коменданта гарнизона. Подполковник Кузнецов сидел за своим столом и просто махнул на стул перед собой:

— Здорово, узник совести. Садись.

— Доброе утро, товарищ подполковник. И так сижу на губе. Я лучше постою.

— Как знаешь, прапорщик. Отпускает тебя с солдатами командир полка, — подполковник помахал листом бумаги в воздухе. — Тебе выговор с занесением в личное дело, сержанту Басалаеву выговор без занесения, а твоему Ромасу тоже выговор и отбытие в Союз. Будет тащить свою солдатскую лямку в Краснознаменном Прибалтийском военном округе.

— Справедливый приказ, — согласился арестант.

— Повезло тебе с командиром полка, Кантемиров. Я бы, всем вам троим, ещё по трое суток добавил.

— Мы полностью осознали свою вину и встали на путь исправления…, — начальник стрельбища встал по стойке смирно и посмотрел на коменданта честными прапорщицкими глазами.

— Не ёрничай, прапорщик. Как говорят в народе: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Подписывай документ и выходи во двор, жди своих солдат.

— Есть, не ёрничать и ждать, товарищ полковник, — Кантемиров наклонился над столом и подмахнул документ, даже не читая. Начальник стрельбища верил коменданту гарнизона на слово.

Кантемиров зашёл в кабинет под конвоем, а вышел во двор гауптвахты уже свободным гражданином своей необъятной Родины. Красота! Вот только пока давили высокие серые стены забора, губы и комендатуры. Надо быстрей выходить на простор немецких улиц. Да и заныканные банкноты приятно щекотали голень.

Это хорошо, когда есть на что отметить выход на свободу с чистой совестью. Хотя в армейскую тюрьму Тимур заходил без камня на душе…

Глава 6 Приставка

Арестанту пришлось ждать недолго… На крыльцо входа в исторические стены каземата вышли улыбающиеся сержант Басалаев и рядовой Драугялис. У Ромаса за спиной висел армейский мешок с ХБ. Не оставлять же караулу военное имущество…

Свободные люди радостно поздоровались, старший оператор возбужденно спросил:

— Товарищ прапорщик, до стрельбища на автобусе поедем? Покурить бы…

— Не ссы, сержант. Я денюшку заначил. Никто не нашел. Да и особо не искали. Выдвигаемся на привокзальный гаштет, где нормально перекусим, и потом на автобус.

— Соляночку! Товарищ прапорщик, сигареты купим?

— Курить вредно, Басалаев. Купим. С меня по пачке «Кабинета» каждому. Да, и ещё. Ромас, у меня к тебе давно назрел один серьёзный вопрос.

Прапорщик повернулся к рядовому, солдат невозмутимо посмотрел на своего командира.

— Ромас, вот ты бежать в ФРГ собирался в гражданке. А в чём бы ты бежал? У тебя ни джинсов, ни кроссовок? Ты же только сёстрам и матери подарки всегда покупал?

Пилорамщик задумался о своём неудавшемся побеге на запад и спокойно протянул:

— Товарищ прапорщик, вы же сами подарили мне спортивный костюм…

— Вот именно сейчас, товарищ солдат, обидел ты меня сильно. Но, драться я с тобой больше никогда не буду, — улыбнулся Кантемиров.

Виталий довольно заржал, а Ромас только пожал плечами. Главное, что уже совсем скоро рядовой будет служить рядом с домом.

На выходе из ворот трое верных друзей, командир и подчинённые, тут же поняли, что их мечты о немецкой солянке и сигаретах разбились вдребезги об УАЗ начальника особого отдела родного полка. Советский автомобиль оказался припаркован прямо напротив ворот гауптвахты, а сам майор Яшкин стоял рядом, мирно курил и приветливо махнул рукой.

Прапорщик, сержант и рядовой быстро перебежали улицу в неположенном месте, чем вызвали ворчание немецкой бабушки, проезжающей мимо на своём допотопном велосипеде. Когда тебя вежливо приглашает особист полка, уже становится не до соблюдения ПДД. Особенно после тюремных стен…

Начальник стрельбища подбежал первым, отдал честь и поздоровался с майором за руку:

— Здравия желаю, товарищ майор.

— И тебе не хворать, прапорщик, — особист протянул ладонь и посмотрел на подбежавших солдат. — Кантемиров, а я ведь не по твою душу приехал к воротам гауптвахты. Разговор у меня есть к Басалаеву и к Дра … к Ромасу…

Солдаты удивлённо переглянулись и разом посмотрели на майора. Кантемиров ничего не понимал. Какой разговор? И, наверняка, особист полка сговорился с комендантом, раз знал время их выхода из ворот. Ну, что ещё, на хрен, случилось?

Контрразведчик щелчком запустил окурок далеко в сторону газона и приказал бойцам полигонной команды:

— Сержант и рядовой марш в машину. А ты, прапорщик, свободен. Как говорится: «Гуляй, Вася!». Но, если есть желание, поехали с нами на стрельбище.

— Товарищ майор, а мы своих не бросаем, — с вызовом ответил начальник советского полигона, первым полез в армейский джип и занял место за спиной переднего пассажира…

Когда УАЗ начальника особого отдела мотострелкового полка отъехал от каземата и повернул в сторону стрельбища, Тимур вспомнил, что холодильник дома практически пуст. Да и зачем надо было прятать деньги в носки, чтобы привезти их обратно? Опять же, солдатам, с которыми вместе парился в изоляторе, сигареты пообещал.

А марку слова прапорщика ГСВГ надо держать. И марки ГДР надо тратить. На то они и марки…

Задний пассажир попросил старшего армейской машины:

— Товарищ майор, остановите, пожалуйста, у дежурного магазина. У меня дома даже и предложить то вам нечего к чаю.

— Кантемиров, чай — это хорошо. Смотри, только водку не покупай.

Советский джип тормознул напротив советского магазина. Начальник стрельбища, проговорив вполголоса: «Недавно я уже это слышал…», выскочил из автомобиля, присел на скамейку, разул сапог, вытащил банкноту, обулся и резво запрыгал по ступенькам крыльца советского магазина. Вот она — свобода передвижения! Хотя и несколько ограниченная особым отделом полка.

Майор со своим водителем и солдаты стрельбища с удивлением наблюдали за манипуляциями прапорщика.

Особист обернулся к задним пассажирам и быстро спросил:

— Вас что, перед посадкой не шмонали?

— Товарищ майор, обыскали до трусов, — с улыбкой доложил сержант.

— Тогда, кто вашему прапорщику деньги пронёс?

— Не могу знать. Прапорщик сидел отдельно. А про деньги мы не знали.

— Приедем, поговорим, — офицер развернулся обратно.

Тимур купил штук пятьдесят булочек по пять фенюшек, сыр, две палки колбасы, пару пачек немецкого маргарина и пару пачек сигарет. Попросил знакомую продавщицу, жену капитана Аргудаева, разложить покупки в два пакета: большой и маленький. В салоне автомобиля протянул большой пакет Басалаеву:

— На всех. Чай попьёте.

— Товарищ прапорщик, а спичек не купили? — с сожалением спросил сержант, вынимая пачку «Кабинета».

— Угощайся, боец, — особист, не оглядываясь, протянул назад зажигалку.

— Спасибо, товарищ майор. Покурите наши? — Виталий довольно продемонстрировал пачку офицеру.

— Кучеряво живёшь, прапорщик. Видимо, на последние купил? — Яшкин не стал отказываться от дорогих сигарет и обратился к своему водителю, протягивая пачку, — Андрей, я сейчас по-офицерски угощусь одной сигареткой, а ты по-солдатски захвати штук пять. На обратном пути и покурим. Сержант не жадный. Правда, Басалаев?

— Так точно, товарищ майор, — уныло протянул сержант и посмотрел на прапорщика.

А тот только ухмыльнулся, отстранился от облака дыма разом закуривших пассажиров с водителем и посмотрел в затылок майора. Тимур задумался. С чего это вдруг сам начальник особого отдела полка решил подвезти его с солдатами до полигона?

И Яшкин наверняка знал, что начальник стрельбища не оставит своих бойцов и поедет вместе с ними на Помсен. Значит, всё-таки нужен больше прапорщик, а не его солдаты. Хотя, кто их поймёт, этих контрразведчиков. Всё у них не так, как у нормальных людей…

Около ворот казармы стрельбища УАЗ особиста ждал дежурный по стрельбищу. Капитан Чубарев вместе с рядовым Вовченко работали в поле, как и все остальные бойцы полигона. Поэтому сидельцы гарнизонной гауптвахты были уделены вниманием только повара Расима с нарядом по кухне и дневальным. И ещё дежурным по стрельбищу, который и доложил майору, что на полигоне всё спокойно, без происшествий. Даже при долгом отсутствии начальника стрельбища…

Майор Яшкин приказал собрать всех солдат четвёртого периода службы в Ленинской комнате. Как мы все помним — сбор «стариков» исторически являлось событием редким, архиважным и тревожным в жизни старослужащих солдат полигонной команды войскового стрельбища Помсен.

Прапорщик Кантемиров с самого начала своей сверхсрочной службы ввёл такую практику — суровый и прямой разговор с Дедами Советской Армии «тет на тет» за круглым столом, где все участники переговоров были почти на равных. Сейчас на беседу вызвал сам начальник особого отдела полка, что после отсидки двух старослужащих на губе становилось ещё тревожней…

Старший оператор Виталий Басалаев, оператор первого направления Владимир Вовченко (только что оттащивший службу и.о. старшего оператора), оператор пятого направления Сергей Смолич, пилорамщик Ромас Драугялис и повар Расим Алиев собрались в Ленкомнате. Русский, украинец, белорус, литовец и азербайджанец. Этот период старослужащих был самым дружным за четыре года сверхсрочной службы прапорщика Кантемирова на стрельбище Помсен.

«Старики» с тревогой на лицах расселись за столами и полушёпотом спрашивали Виталия и Ромаса — что за нах такой сегодня происходит? И почему бывшие арестанты прибыли на стрельбище вместе с особистом полка?

Начальник особого отдела полка и начальник стрельбища прошли через небольшое расположение казармы, состоящей из тридцати металлических кроватей в два яруса, и зашли в Ленинскую комнату на шесть столов.

Стены помещения, предназначенного для досуга и политической подготовки бойцов полигонной команды, были сплошь увешаны плакатами, из которых следовало, что защитники Родины, собравшиеся сегодня здесь, во-первых, должны гордиться своей службой в ГСВГ и, во-вторых, согласно ленинским заветам, обязательно стать отличниками военной и политической подготовки.

За ростом самосознания советских солдат со стены внимательно наблюдали портреты членов Политбюро ЦК КПСС во главе с Горбачёвым М.С. и бюст самого Владимира Ильича Ленина.

Старший оператор встал и подал команду: «Смирно!». Старослужащие полигонной команды, забыв про свой почтенный срок службы, резво вскочили с мест.

«Вольно» — спокойно приказал майор, обвёл глазами стены с историей комсомола, фотографии высшего командного состава Вооруженных Сил СССР, посмотрел в глаза Ильичу и остановил свой взгляд на телевизоре «Рекорд», стоящим на ножках в углу духовного и культурного центра солдат полигонной команды.

Наконец контрразведчик обратил своё внимание на собравшихся бойцов, перевёл взгляд на начальника стрельбища и твёрдым голосом начал свою нелёгкую работу:

— Всё чаще и чаще мне приходится бывать у вас в гостях на стрельбище. И это неспроста. Это — показатель падения дисциплины на вверенном мне объекте. А я этого не допущу.

Слушатели затаили дыхание. Куда особист клонит? Какое падение дисциплины? Может быть, драка прапорщика с подчинёнными? Так, вроде, все отсидели и вышли сегодня с чистой совестью… Майор же сам привёз нарушителей с кичи?

Яшкин прошёл в противоположный от телевизора угол, вытащил подшивку газет «Красная звезда» из специальной подставки и положил на первый стол перед и.о. старшим оператором.

— На днях я разговаривал с рядовым Вовченко.

Пончик встал.

Особист полистал подшивку и поднял глаза на солдата.

— Где сегодняшняя газета?

— Товарищ майор, нам почту только к ужину приносят, — недоуменно развёл руками рядовой.

Особист посмотрел на начальника стрельбища, тот кивнул головой и доложил:

— Механик-водитель с танковой директрисы забирает почту с ОТБ после обеда и приносит к ужину после смены охраны танков. Затем дежурный по стрельбищу каждый день после ужина подшивает газеты «Красная звезда» и «Правда».

— Это, конечно, хорошо, что у вас на полигоне служба налажена. Да и рядовой Вовченко мне рассказал, как вы тут по вечерам газеты читаете и в шахматы играете. Товарищи солдаты, вы все согласны с рядовым?

Старослужащие разом заулыбались и закивали головой. Ну, как же, каждый вечер сидим, газеты читаем…

Сержант Басалаев набрался храбрости (как ни крути — трое суток отсидел) и добавил с места:

— Товарищ майор, мы ещё в шашки играем.

— Надеюсь, не в «Чапаева»? — особист с улыбкой поддержал установившийся контакт с солдатами стрельбища, подошёл к телевизору и спросил у прапорщика:

— Программу «Время» все смотрят?

— Не всегда, получается, — честно доложил Кантемиров. — Знаете, товарищ майор, на ночных стрельбах часто бывает не до телевизора.

— А после ночных стрельб? — контрразведчик аккуратно подвёл старослужащих полигонной команды к основному вопросу.

Солдаты переглянулись. Так вот в чём дело… Кто-то стуканул? По переглядам старослужащих опытный контрразведчик сделал резонный вывод, что полученная оперативная информация подтвердилась полностью — чуждая нам западная культура проникла через телевизор в Ленинскую комнату, в этот источник идеологической и культурно-просветительной работы с личным составом полигонной команды.

С начальником стрельбища и так всё понятно… Этому не до политической подготовки своих солдат. Но, куда смотрит замполит третьего батальона, ответственный за пропаганду ленинского идейно-теоретического наследия среди военнослужащих полигона? Пора делать оргвыводы…

Майор Яшкин ещё раз взглянул в холодные гипсовые глаза вождя мирового пролетариата и тяжело вздохнул. Начальник особого отдела мотострелкового полка, состоящего из двух оперативных сотрудников, принял волевое решение взять на себя функции замполита 3 МСБ, присел на приготовленный стул перед солдатами и начал издалека:

— Я не буду говорить про то, как наши космические корабли бороздят просторы вселенной. Скажу только то, что касается лично вас, товарищи бойцы Советской Армии, — офицер выпрямился на стуле и обвел каждого слушателя взглядом.

Прапорщик закрепил свой зад на подоконнике рядом с телевизором «Рекорд», оказался чуть позади особиста и посмотрел на своих подчинённых. Ленкомната замерла…

Старший офицер умел говорить и добавил тембра в голосе:

— Все знают, что за моей спиной, в километре отсюда, дислоцируется отдельный танковый батальон, на вооружение которого стоят секретные танки Т-80.

Особист сделал многозначительную паузу. Пять пар солдатских глаз устремились вдаль за спины офицера и прапорщика. Сержант утвердительно кивнул. Кто же не знает?

Лектор продолжил:

— В боксах директрисы стрельбища стоит секретная БМП-2.

Эта тема оказалась ещё ближе солдатам полигона. Достали уже с этой секретностью. Каждый раз при открытии бокса снимай печати, заноси в журнал, и вновь опечатывай по окончании стрельб и опять заноси в журнал время закрытия ворот и двери отдельного бокса. «Двойка» (БМП-2) уже стоит восьмой год на вооружении, воюет в ущельях Афганистана, а мы до сих пор секретничаем и всё ещё храним Большую Военную Тайну.

Контрразведчик умело заключил логическую цепь:

— А кругом враги! Почти каждую неделю на дороге Помсен-Оттервиш мы фиксируем западные автомобили миссий связи.

И это была правда. Даже солдаты полигонной команды после того, как рядом стоящий отдельный противотанковый дивизион сменили танкисты на Т-80 из Плауна, несколько раз заметили пролетавшие мимо стрельбища спецмашины иностранных военных миссий связи, которые тормозили перед ОТБ и дальше двигались медленно, сверкая вспышками фотоаппаратов. Кругом шпионы…

Начальник стрельбища оглянулся, посмотрел на виднеющийся вдали зелени полигона новый серый забор танкового батальона и вспомнил недавний приказ по ГСВГ о правильных действиях часового на посту учебного центра соседнего 240 МСП, танковый батальон которого недавно перевооружился на Т-80.

Офицер американской миссии связи, майор Артур Николсон, якобы заблудился с сержантом на своём джипе, попал на полигон и успел несколько раз сфотографировать секретный объект. Вот только донести свой шпионский фотоаппарат до автомобиля не успел. На пути американского майора возник советский часовой с автоматом, который, не мудрствуя лукаво, уложил Николсона со второй очереди, а сержанта-водителя джипа загнал в салон автомобиля и держал под прицелом до прибытия тревожной группы с начальником караула.

Как-то раз на стрельбище прапорщик Кантемиров вместе с другими офицерами и прапорщиками за одним дружеским столом слышали совсем другую версию от командира роты соседнего полка, прибывшего в 67 МСП с повышением на должность начальника штаба батальона.

Этот меткий часовой оказался постоянным залётчиком, переведённым в мотострелковый полк в наказание за распитие спиртных напитков в своей части при штабе дивизии. В пехоте сержанта разжаловали до младшего и поставили простым часовым в его первый караул за всю службу.

Вот и нарвался американский майор на бойца Советской Армии, совершенно незнающего Устав караульной службы. Поэтому положенных: «Хальт», «Цурюк» и «Их верде шиссен!» («стой», «назад» и «я буду стрелять!») не последовало, как и не было предупредительного выстрела в воздух.

Первая очередь решительного часового просвистела над головой американца, две пули из второй очереди на вылете разворотили грудь шпиону. Николсон скончался до прибытия советских военных медиков, которым только и осталось констатировать смерть любителя секретных танков.

Под прицелом часового в машине сидел другой сержант, американский, который был сильно напуган, но старался не показывать вида. Все разговоры с ним проходили через боковое стекло, не открывая двери, а разговаривал он только со своими коллегами из миссии связи. Просидел оставшийся в живых американец в машине почти до полуночи.

Из-за этого громкого ЧП прилетал вертолет с главнокомандующим ГСВГ. Разборка была шумной. А пока генералы, полковники и майоры с обеих сторон спорили о законности всего того, что произошло, в это время под ночным покровом, рота пехоты строила заграждения учебного центра. Так что, туда мог забрести любой человек и даже на машине, подходов было много и со стороны леса, то есть, ограждений на полигоне практически не было.

На другой день, утром двух солдат из роты нашего нового начальника штаба батальона вызвали в штаб полка к военному прокурору, который сидел за столом, а на столе лежало дело о смерти Артура Николсона. На столе перед прокурором также были разложены вещи американца: визитные карточки, деньги в трёх видах (доллары, западные марки и восточногерманские марки), окровавленное удостоверение в маленьком пакетике вместе с шоколадкой, а у стола стояли военные ботинки с высокой голенью, а также, маскхалат и фотоаппарат.

Солдатам позволили посмотреть и потрогать своими руками все вещи американского майора, а затем попросили расписаться в деле о его смерти в качестве понятых. А часового в ту же ночь сняли с поста и буквально через сутки перевели дослуживать в Союз, и его судьба так и осталась неизвестной для нового офицера 67 МСП. Так и вписал себя простой младший сержант, совсем не отличник боевой и политической подготовки, в историю холодной войны…

Сейчас начальник стрельбища не знал, что будут делать его солдаты при охране секретной техники, если в боксы проберётся очередной любитель фотоснимков на фоне наших боевых машин. Ни у механиков-водителей, охраняющих свои танки и БМП, ни у дежурного по стрельбищу с дневальным на тумбочке не было никакого оружия. Даже штык-ножа.

Прапорщик решил внести возникший животрепещущий вопрос в лекцию начальника особого отдела мотострелкового полка:

— Товарищ майор, разрешите вопрос по существу?

— Натюрлих, товарищ прапорщик, — ласково, по-замполитовски, улыбнулся контрразведчик и повернулся к начальнику стрельбища.

— Товарищ майор, до нас доводили приказ о действиях нашего часового из 240 полка при задержании на полигоне американских шпионов с фотоаппаратом. А у наших механиков-водителей БМП и танков при охране секретных объектов нет никакого оружия. Нам нечем обороняться и захватывать врага. Всё наше личное оружие в ротных ружкомнатах. Что нам делать при обнаружении тех же шпионов?

Особист задумался. Вот вопрос — так вопрос! И ведь по делу прапорщик спрашивает… Нам ещё только проблем не хватало с секретной техникой в боксах стрельбища. Хотя, видно, что на Помсене служба налажена; но, охранять боевые машины пустыми руками — это не по-нашему, не по-советски.

Солдаты смотрели на майора и ждали ответа. Возникла пауза. Кантемирову показалось, что члены Политбюро ЦК КПСС на стене тоже замерли в ожидании умного ответа на этот политически важный вопрос.

Майор Яшкин снова посмотрел на бюст Ленина, кивнул и сказал:

— Мы поговорим с командиром полка и с командиром дивизии. Думаю, установим два дополнительных поста из караула ОТБ. Пусть танкисты и нашу технику заодно охраняют. Но, только ночью по окончании стрельб. Днём боевые машины на вашей совести, товарищи бойцы полигонной команды.

Старослужащие переглянулись. Это хорошо или плохо, если по ночам на стрельбище появится лишняя пара глаз и ушей? Уже кто-то стуканул про западное телевидение в Ленкомнате полигонной команды.

Начальник стрельбища задумался о своём тайнике под вышкой директрисы, впритык к боксам с боевыми машинами. Наступила горячая пора перепрятывать свои нажитые нелёгким трудом деньги? Вот только куда?

Майор контрразведки внёс ещё больше сумятицы в неокрепшую душу недавно освободившегося прапорщика:

— Кантемиров, сколько всего каналов на западном телевидении? Отвечаем быстро.

— Два канала, — удивленно посмотрел на офицера прапорщик и добавил: — АРД и ЦДФ.

— Откуда знаем? — начал копать контрразведчик.

— Так все знают, товарищ майор.

— Так вот, товарищ прапорщик, сегодня ты смотришь вражеский телевизор, — Яшкин махнул рукой в сторону «Рекорда» на ножках. — А завтра ты пьёшь водку с солдатами. Потом, естественно, драка и гауптвахта.

«Сегодня ты играешь джаз — завтра Родину продашь…» — задумчиво продекламировал Кантемиров и посмотрел на особиста. — Товарищ майор, мне больше ГДРовское телевидение нравится. Там эротики больше.

— Эротикой увлекаешься? — по инерции задал вопрос лектор.

— А кто же её не любит? — искренне удивился прапорщик и посмотрел на офицера. Солдаты, внимательно слушавшие диалог начальника особого отдела полка со своим командиром, заулыбались. Кто же из советских военнослужащих (у кого есть такая возможность) по субботам не смотрел по восточногерманскому каналу увлекательную передачу под названием «Эротика на ночь» (Erotische zur Nacht). И каждое воскресенье из телевизора «Рекорд» медленно спускались по сверкающей лестнице в Ленинскую комнату полигонной команды, покачивая бедрами и цветными перьями, длинноногие знойные немки ревю-балета Фридрихштатпалас (Friedrichstadtpalast).

Майор Яшкин мельком взглянул на бюст Ильича и понял, что разговор пошёл не в то русло. Яков Алексеевич, как нормальный мужик, тоже был не прочь увлечься эротикой и посмотреть на ночь вместе с женой различные немецкие телепередачи. Но, сейчас надо возвращаться к злободневной теме…

Особист обвёл тяжелым взглядом улыбающихся солдат и повернулся к начальнику стрельбища.

— Улыбаться будем своим девушкам на гражданке. А сейчас к делу.

Старослужащие полигонной команды разом погасили улыбки и приготовились к худшему. Не зря, сам начальник особого отдела полка встретил бывших арестантов у ворот гауптвахты и привёз всех на стрельбище. Ой, не зря… Солдатская чуйка подсказывала, что проблемы у полигонной команды только начинаются. А со стен Ленкомнаты строго наблюдали за происходящим портреты высшего командного состава Вооруженных Сил СССР…

Контрразведчик ткнул пальцем в телевизор и приступил к делу:

— Товарищ прапорщик и товарищи солдаты, если я сейчас прикажу открыть заднюю крышку телевизора, то мы все вместе найдём внутри аппарата интересную приставку с проводком, идущим в окошко.

Майор посмотрел на прапорщика, прапорщик перевёл взгляд на сержанта.

Басалаев степенно, как подобает старослужащему Советской Армии, встал с места и деликатно спросил:

— Товарищ майор, отвёртку принести?

— Открывай телевизор, сержант, — приказал особист, удивившись спокойствию солдат и их командира. Что-то здесь не так, как должно быть…

— Быстро! — добавил начальник стрельбища.

Старший оператор изобразил скорость, вернулся с отвёрткой и ловко снял заднюю крышку телевизора. Процедура была до боли знакомой, так как при каждом просмотре вражеских каналов хитрая миниатюрная приставка собственной разработки радиомастера стрельбища подключалась, затем отключалась от телевизора и пряталась в укромном месте. А провод от не менее хитрой антенны, находящейся высоко в кроне берёзы, также постоянно разматывался, затем сматывался в клубок и закреплялся на дереве.

Мы же не дураки… И все со специальным радио-электрическим образованием.

Майор Яшкин хорошо представлял специальную приставку к советским телевизорам для просмотра западных каналов, изготовленную кустарным способом. Но, контрразведчик не продумал такой вопрос, что на полигоне он столкнётся с профессионалами своего дела.

Вопрос секретности просмотра западных телепередач был продуман до мелочей. Приставку разработали сами и уменьшили размер до минимума благодаря одной умной микросхеме, а в телевизор просто впаяли крохотный дополнительный штекер. Снял заднюю крышку телевизора, быстро подключил приставку, загнал самого ловкого молодого на верхушку берёзы и подключил антенну. Всё. Смотри — не хочу…

Одно дело находить такие приставки по наводке стукачей в расположениях роты или батальона, и совсем другое дело — реализовывать непроверенную оперативную информацию в Ленкомнате полигонной команды войскового стрельбища Помсен.

Начальник особого отдела мотострелкового полка быстро сообразил, что дал маху. Контрразведчик умел держать удар и начал внимательно разглядывать внутренности советского телевизора, хотя ничего в этих проводах и лампах не понимал.

Начальник стрельбища вдруг вспомнил, как два дня назад майор сказал ему в кабинете коменданта гарнизона: «Не ту сторону ты выбрал, прапорщик…» Все эти дни Тимур внутренне чувствовал вину перед майором Яшкиным и полковником Полянским. Прапорщик понимал, что оба контрразведчика в деле с Путиловым впряглись за него с солдатами.

Ясный пень, что у них были свои интересы при разборке с комитетчиками. Но, ведь могли и запросто сдать прапорщика сотрудникам госбезопасности. Сейчас Кантемиров, не думая, интуитивно и быстро сделал правильный выбор. Кто ещё поможет офицеру контрразведки кроме прапорщика?

Начальник стрельбища оторвал свой зад от подоконника, сделал шаг к особисту и сказал:

— Товарищ майор, мы всё поняли. Разрешите после вашего убытия провести внеплановое закрытое комсомольское собрание со старослужащими стрельбища. Разберём своё поведение честно, по-комсомольски и только среди своих. Один экземпляр протокола собрания я привезу вам лично.

Майор перестал изучать объект расследования, выпрямился и посмотрел на прапорщика. Солдаты за столами удивлённо переглядывались. Какое, на хрен, комсомольское собрание? И когда оно последний раз было? Похоже, их командир после пропущенного удара в ухо и гауптвахты совсем соображать перестал.

Кантемиров продолжил:

— Я уже знаю от рядового Вовченко, что после обеда на полигон прибудет командир полка. Сам доложу о результате собрания и отдам подполковнику приставку и антенну. Пусть Болдырев сам накажет виновных. А мы отработаем, товарищ майор.

Яков Алексеевич быстро принимал волевые решения. Да и что тут думать, если начальник стрельбища сам раскололся. А приставка в квартире Яшкиных была своя, правда барахлила постоянно.

Надо будет, потом вызвать Кантемирова с его радиомастером, видимо, в самом деле, специалисты — пусть починят, а то жена ворчит каждый вечер. Да и перед новым командиром полка опять же свою работу показал. И приставку эту секретную, скорее всего, КП себе домой заберёт. А эти спецы установят. Вот и отработают свой промах.

А завтра с утра в штабе дивизии майор с подполковником поднимут важный вопрос об охране секретной техники на войсковом стрельбище Помсен. А это уже серьёзная инициатива сотрудников особого отдела мотострелкового полка. Полянский оценит. Сегодня удачный день… Пора пить чай…

Ни один мускул не дрогнул на лице офицера контрразведки. Яшкину даже показалось, что и гипсовый Ильич немного прищурил правый глаз, полностью соглашаясь с выводами товарища по партии. Майор сделал многозначительную паузу…

Ленкомната замерла вместе с членами Политбюро ЦК КПСС и высшим командным составом Вооруженных Сил СССР.

Начальник особого отдела полка внимательно посмотрел на начальника стрельбища:

— Согласен. Под вашу ответственность, товарищ прапорщик.

Ленкомната выдохнула. Пронесло…

На выходе из Ленкомнаты довольный полученным результатом оперативного расследования начальник особого отдела обратился к начальнику стрельбища:

— Кантемиров, кто-то мне чаем угрожал?

— С булочками, сыром и немецкой колбасой?

— Ну да. А водку сегодня точно пить не будем?

— Никак нет, товарищ майор. После некоторых событий меня после водки тут же на драку тянет.

— Ухо не болит?

Прапорщик усмехнулся и пропустил майора первым к себе в домик. Заходите, гости дорогие. Угостим, чем можем… Тимур включил электрочайник и, пока вода закипала, начал нарезать свежие булочки, сыр и колбасу. По комнате пошёл густой запах полукопченого мяса. Майор и прапорщик после плодотворной беседы со старослужащими полигонной команды сразу почувствовали здоровый аппетит.

Яков Алексеевич начал с интересом разглядывать книжную полку. Про вход в секретную баню майор знал ещё до её открытия, русской парной особо не увлекался и совершенно спокойно отнёсся к тайным оздоровительным процедурам офицеров полка с проверяющими. Вот если бы прапорщик начал водить немок в баню — разговор был бы совсем другой и совсем в другом месте. Но, такой информации в особый отдел не поступало, да и Кантемиров не дурак, чтобы так подставляться по глупости. С его-то деньгами…

Яшкин нашёл знакомую книжку, улыбнулся и вытащил из полки Уголовный Кодекс РСФСР:

— Студент Кантемиров, а что ты можешь сказать про статью 88?

— Тяжкая статья из разряда государственных преступлений, — хозяин дома оторвался от увлекательнейшего занятия раскладывания на большой тарелке бутербродов с сыром и колбасой через раз и удивлённо посмотрел на особиста. К чему такой вопрос?

Майор взглянул на красиво разложенную закуску к чаю и крепко заваренный парящий напиток в интеллигентных фарфоровых чашках, быстро запихнул УК на место и присел к столу.

— Садись, студент. Пятёрка! — гость жадно глотнул горячий чай и потянулся за бутербродом с колбасой. — И, кстати, сесть ты можешь надолго. Лет на пять минимум. Санкцию статьи знаешь?

— Не понимаю я вас, товарищ майор, — Кантемиров быстро прожевал бутерброд с сыром и запил чаем.

— Прапорщик, сегодня первую официальную часть нашего с тобой марлезонского балета мы провели хорошо. И с этой грёбаной приставкой ты поступил правильно. Не стал выёживаться. К столу вот пригласил. И это хорошо, — Яков Алексеевич смотрел в глаза Тимуру. — А теперь поговорим про «плохо». Но, запомни — этого разговора между нами никогда не было. И сегодня я прибыл на стрельбище только из-за этой телевизионной приставки. Всё понял?

— Товарищ майор, сейчас будет разговор, которого нет, и никогда не было.

— Точно сказал, студент. На пятёрку, — улыбнулся контрразведчик.

— А я уже начинаю привыкать к такому общению, — начальник стрельбища вспомнил коменданта гарнизона…

— Значит, у тебя не первый несуществующий разговор, — Яшкин захватил со стола очередной бутерброд. — А молчать ты умеешь. И это тоже гут. Прапорщик, давай чай допьём спокойно, больно уж у тебя всё вкусно и красиво. А затем прогуляемся на свежем воздухе.

Начальник стрельбища кивнул и начал готовиться к разговору, которого не будет, нет, и никогда не было. Раз разговора нет и не было, значит — про КГБ… Ох уж эти контрразведчики…

Надо будет гулять с Яшкиным подальше от схрона под силовым кабелем. То-то же особист тонко намекал в машине про последние деньги. Не надо было солдатам «Кабинет» за пять марок покупать. Купил бы тот же «Беломор-канал» за две марки, им-то какая разница? И о чём таком «плохом» решил поговорить с ним начальник особого отдела полка? Хотя, чего хорошего можно ждать от разговора с особистами, если они спрашивают про 88 статью Уголовного Кодекса?

Вопросы вертелись в голове прапорщика и не находили ответа. Майор полностью переключился на чай с бутербродами, Кантемиров старался не отставать. Допили чай, штук пять бутербродов оставили Чубареву и вышли на разговор.

Начальник стрельбища аккуратно повёл начальника особого отдела полка в сторону Центральной вышки, подальше от Директрисы БМП. С кем шайтан не шутит? И по тому, как майор свернул на правильную дорожку, прапорщик понял, что о тайнике пока никто не знает.

Контрразведчик, по ходу движения, посмотрел на прапорщика и сказал:

— Знаешь, Кантемиров, буквально на днях я разговаривал с одним спортсменом, — Яшкин задумался. — Назовём его Шахматист.

— Хороший вид спорта, товарищ майор. Умный, — согласился боксёр с началом несуществующей беседы.

— Так вот, этот Шахматист рассказал мне занятную историю про одного военнослужащего из соседнего гарнизона, — особист указал на скамейки перед Центральной вышкой, начальник стрельбища согласно кивнул. Беседующие стороны несуществующего разговора присели рядом.

Майор оглянулся вокруг, вздохнул полной грудью свежий воздух стрельбища и продолжил:

— Значит так. Жил да был один шебутной военнослужащий из соседнего гарнизона. Жил, не тужил, да разными вещами с радиоаппаратурой приторговывал. И на этом немного деньжат скопил. Да всё ему, стервецу, мало было. И захотел этот ухарь с соседнего гарнизона ещё больше денег на валюте поднять, — особист сделал паузу и посмотрел на своего слушателя.

Тимур замер и весь превратился в своё распухшее ухо. Опытный контрразведчик хорошо понимал, что сейчас творится в душе этого «ухаря из соседнего гарнизона», поэтому выдержал ещё несколько секунд и продолжил:

— Кантемиров, и ты представляешь — этот деятель не придумал ничего лучшего, как мотаться в Восточный Берлин, и там, в одном ресторане, прямо рядом с Берлинской стеной, покупать у югославов с Западного Берлина дойчмарки в больших количествах, а затем продавать валюту арабам в Лейпциге. Что скажешь прапорщик? Умный оказался ход у этого военнослужащего Советской Армии?

— Товарищ майор, для таких поездок нужно время.

— Правильно мыслишь, прапорщик. Наш Шахматист с коллегами, видимо с другими такими же шахматистами, рассчитали время поездок туда и обратно по немецкому расписанию поездов, и в итоге вычислили, что этот нехороший военнослужащий выезжает в Берлин обычно в субботу ближе к вечеру, закупается валютой, утром он уже в Лейпциге, скидывает западные деньги, и к вечеру воскресенья валютчик уже дома. Что на это скажешь, прапорщик?

— Товарищ майор, нам всем запрещено ездить в Восточный Берлин. Кругом патрули из офицеров и прапорщиков, которых инструктируют на поведение и внешний вид советских военнослужащих и их жён. Потом, на всех вокзальных переходах есть секретные комнаты с зеркальными стёклами, через которые специально обученные солдаты и прапорщики фиксируют наших граждан. Не так нам, русским, просто прогуляться по Берлину. С нашего полка только один Патя смог.

— Прапорщик, про рядового Патрикеева лучше молчи. Не сыпь мне соль на боевые раны… Откуда знаешь про патрули и специальные комнаты?

— В нашей бане один проверяющий из Вюнсдорфа рассказывал.

— Звание и фамилию этого разговорчивого проверяющего помнишь?

— Забыл, товарищ майор. Давно в бане парились.

— Ладно, проехали. А теперь, самое интересное, товарищ прапорщик. А вообще — товарищ ли ты мне, Кантемиров?

— Товарищ, конечно. И этого разговора в природе не существует.

Майор Яшкин оглядел буйную зелень полигона, с удовольствием вздохнул аромат травы, приправленный запахом распустившихся вокруг цветов, выдохнул и посмотрел на собеседника.

— Слушай и мотай на ус. У Шахматиста появилась проверенная информация, что этот военнослужащий за день до поездки сообщает из немецкого телефона-автомата на один домашний номер в Берлине точную сумму закупки валюты. Немецкие коллеги уже поставили этот номер на прослушку. И сейчас только вопрос времени, когда валютчик выберет день звонка и день поездки в Восточный Берлин…

Сердце прапорщика ухнуло куда-то вниз, в солдатский сапог. Кантемиров расставил ноги, как на ринге и опёрся руками об скамейку, затем поднял голову и посмотрел на майора ошарашенными глазами. Яшкин с интересом наблюдал за реакцией начальника стрельбища и одновременно — потенциально обвиняемым по тяжкой статье Уголовного Кодекса РСФСР.

Контрразведчик решил добить валютчика твёрдым словом:

— И возьмут этого нехорошего военнослужащего с поличным на выходе из ресторана, да повезут в город Потсдам, благо рядом. И как сам хорошо знаешь, студент, не на прогулку по парку Сан-Суси, а в следственный изолятор группы войск. А там — уголовное дело и да здравствует самый гуманный суд в мире. По первому разу много не дадут. Признает свою вину, глубоко раскается в содеянном, и поедет бывший военнослужащий Советской Армии в спецвагоне на ближайшую пятилеточку за Урал, лес валить. Вот такая вот история, товарищ…

Майор отвернулся от прапорщика и задумчиво посмотрел на виднеющийся вдали дом казармы стрельбища. Начальник полигона молчал и ясно представил себя в камере следственного изолятора, где уже не будет дружественного начгуба и приятелей — начкаров. В тюрьму молодой человек не хотел. Очень не хотел…

Опять решётки на окнах, ограниченное пространство, три шага вперёд, три шага назад. Конечно, каждый следующий раз садиться всегда легче, чем в первый. Но, уж очень не хотелось ближайшие пять лет прожить в изоляции от приличного общества. Да и дослужить надо бы нормально, дембельнуться, как положено, и вернуться на Родину.

Кантемиров тяжело вздохнул и только смог сказать:

— Спасибо, товарищ майор.

— За что благодаришь?

— За поучительную историю.

— «Век живи — век учись», прапорщик.

— Так точно, товарищ майор.

Участники разговора, которого не было, одновременно встали и молча пошли в направлении УАЗа, стоящего на площадке перед воротами казармы.

Около машины начальник стрельбища обратился к начальнику особого отдела мотострелкового полка:

— Товарищ майор, разрешите вопрос.

— Спрашивай.

— А этот Шахматист — он падать умеет?

— Не знаю. Не ронял, — усмехнулся контрразведчик и добавил: — Но, одно знаю точно — спортсмен хотел, чтобы и ты услышал эту историю.

— При случае от меня спасибо передайте.

— Мы оба посмотрим на твоё поведение, Тимур, — Яшкин впервые назвал прапорщика по имени, пожал руку и сел в советский джип.

Кантемиров развернулся кругом и пошёл в направлении Директрисы БМП, проверять свои деньги, нажитые нелёгким и опасным трудом… И думать, думать, думать…

По слою пыли на полу в закрытой комнате с кабелем высокого напряжения начальник стрельбища понял, что кроме него в это специальное помещение никто не заходил. И это правильно. Согласно Правилам устройства электроустановок (ПУЭ) допуск работы с высоковольтным напряжением на полигоне был официально оформлен только на прапорщика.

Надо будет в выходные отключить силовой кабель, вызвать оператора директрисы и навести здесь порядок, чтобы даже у проверяющих не возникла шальная мысль сдуру сунуться в секретную комнату. Потом закрыть и снова опечатать.

После того, как прапорщик превратил «силовую» полигона в свой банк, где хранил в цинковой коробке из под патронов нажитые с риском для свободы восточногерманские и западногерманские деньги — это комната стала сверхсекретной. И не надо никуда перепрятывать свои рисковые сбережения. Пусть так и останутся под охраной высокого напряжения и хорошей силы тока, способного в долю секунды убить любого проверяющего.

Храните деньги в цинковой банке!

Прапорщик при дневном свете единственного зарешечённого окна специального помещения с любовью потрогал ручку мощного рубильника, улыбнулся висящей на проволоке табличке с жизнеутверждающей надписью: «Не влезай — убьёт!» и аккуратно вытащил цинк из тайника. Все деньги оказались на месте. Тимур захватил с собой пару сотен социалистических марок на мелкие расходы, а с капиталистическими деньгами решил всё же быть осторожней. Пусть полежат, сейчас не до покупок в «Интершопе».

С одной стороны: «Zeit ist Geld» (Время — деньги), а с другой стороны: «Jedes Ding hat zwei Seiten. (У каждой вещи есть две стороны). Спешить не будем, до дембеля ещё далеко.

Кантемиров задумчиво разглядел мощную решётку на окне. Садиться в следственный изолятор прапорщику очень не хотелось. Кстати, надо будет посмотреть в Уголовном Кодексе санкцию статьи 88 — «Незаконные валютные операции». Так, на всякий пожарный случай…

Когда начальник особого отдела мотострелкового полка зашёл в штаб части, тут же получил доклад от дежурного, что майора срочно вызывают в штаб армии. Пока Яшкин разбирался с телевизионной приставкой на Помсене и с прапорщиком чаи гонял — звонили несколько раз. Ну что же, звонили, так звонили. Майору есть с чем идти к руководству.

Через полчаса особист зашёл в начальствующий кабинет. Полковник Полянский ждал подчинённого у окна, первым протянул руку и махнул в сторону стола и стульев. Старшие офицеры контрразведки присели.

Майор с интересом посмотрел на полковника:

— Искали меня, Анатолий Жанович?

— Яша, ты где пропадал полдня? — профессионально ответил вопросом на вопрос руководитель особого отдела штаба 1 гвардейской Танковой Армии.

— Проводил оперативные мероприятия на войсковом стрельбище Помсен, товарищ полковник, — витиевато доложил коллега.

— Опять Помсен? — удивился и насторожился Полянский. — Опять Кантемиров чего успел учудить? Мне комендант доложил, что прапорщика только утром освободили?

— Товарищ полковник, я и довёз начальника стрельбища с его бойцами от ворот гауптвахты и прямо до ворот стрельбища.

— Не понял, майор. Объясни толком.

Обращение по званию несколько подтянуло Яшкина к армейской дисциплине, и начальник особого отдела мотострелкового полка принялся докладывать чётко и по делу:

— Ещё до посадки прапорщика с солдатами у нас была непроверенная информация, что старослужащие полигонной команды по ночам увлеклись просмотром западных телепередач в ленкомнате. До этого в ротах и батальонах части мы изъяли семь штук приставок к телевизору. Там солдат из телецентра наладил производство и сбыт этих приборов. Боец своё отсидел на полковой гауптвахте, во всём признался и раскаялся, мы с ним поработали, сейчас тащит службу в своей роте и находится у нас на постоянной связи. Из полученной информации от этого умельца мы узнали, что солдаты стрельбища сами спаяли приставку и антенну. Они же там все спецы, ёшкин-кот! — вспомнил про конфуз особист и посмотрел на командира.

— Так. Теперь понятно. Нашёл приставку? — с оперативным интересом спросил главный контрразведчик.

— Я им вначале лекцию прочитал про вред просмотра западного телевидения. Вначале смотрят ЦДФ и АРД, затем пьют водку, дерутся с прапорщиком и садятся на губу.

— Железная логика! — перебил старший по званию.

— Вот я так и сказал, — воодушевился майор и подвёл итоговую черту: — Расколол я их, товарищ полковник. Приставку с антенной выдадут добровольно командиру полка и проведут комсомольское собрание. Протокол собрания прапорщик сам принесёт.

— Яков Алексеевич, не забудь подшить бумагу в оперативное дело, — задумчиво сказал Полянский. — Яша, а когда у Кантемирова истекает срок службы?

— В апреле следующего года, — уверенно доложил начальник особого отдела полка. Видимо мысли двух особистов в вопросе срока увольнения начальника войскового стрельбища Помсен совпадали полностью.

Полковник кивнул. Не так уж и много осталось терпеть этого прапора. Скоро проблема с дружком Дарьи решится сама собой. Да и Потаповы совсем скоро будут далеко от Кантемирова. А там глядишь, и полковник Полянский получит следующую должность в штабе группы войск. С кем армейский чёрт не шутит при таком друге и при таких удачных раскладах?

Майор Яшкин вернул старшего коллегу к суровой действительности стрельбища Помсен:

— Анатолий Жанович, при совместном разговоре в ленкомнате полигона Кантемиров поднял важный вопрос — сейчас в боксах двух директрис полигона, танковой и БМП, стоят на качалках секретные машины: Т-80 и БМП-2. А охраняют эти машины днём и ночью по очереди только механики-водители. И без оружия. На стрельбище даже штык-ножи не положены. Придётся организовывать ружкомнату.

— И потом мы ещё больше зае…ся с этим Помсеном, — задумчиво протянул интеллигентный полковник Советской Армии.

— Предлагаю установить два дополнительных ночных поста караула из ОТБ. Днём будут охранять сами механики-водители секретных машин. На стрельбище и так постоянно стреляют. Днём и ночью.

— Это верное решение, майор. Подготовьте с командиром полка рапорт и согласуйте все действия с комбатом танкистов. Думаю, ни комдив, ни командарм возражать не будут. Вопрос, в самом деле, серьёзный. Особенно после некоторых событий у соседей со стрельбой часового…

— Сделаем, Анатолий Жанович, — майор Яшкин начал привставать со стула.

— Сиди, сиди, Яков. Теперь приступим к более приятным вопросам, чем твой прапорщик. Хотя, и о нём тоже поговорим, — улыбнулся начальник контрразведки армии.

Яков Алексеевич вернул свой зад на место и удивлённо взглянул на руководство. Какие ещё приятные вопросы могут быть в Советской Армии? Да и в делах, связанных с этим Кантемировым, майор не видел ничего хорошего. Тем более — приятного…

Полковник согнал улыбку с лица и серьёзно посмотрел на коллегу.

— Товарищ майор, заявляю официально — пришла пора сдавать свои дела и принимать следующую должность в штабе дивизии. Практически все вопросы решены. Наши командиры всё подписали, да и оба командарма, и прошлый, и нынешний, не возражают. Как сам понимаешь, в свете последних событий с побегом прибалтов за тебя перед нашими особенно ходатайствовал генерал-лейтенант Потапов. Ты всё оперативно и правильно сделал, Яков Алексеевич.

Майор Яшкин встал.

— Служу Советскому Союзу!

— Да сиди ты, Яша! — махнул рукой начальник. — Послужим ещё Родине. Успеем. У меня к тебе разговор есть. Вернее, личная просьба Потапова.

Майор Яшкин немного напрягся. Когда тебе передают в кабинете начальника особого отдела штаба армии личные просьбы генералов — становится не очень уютно в стенах специфической службы. Здесь стены вполне могли слушать. И не только слушать, но и записывать. Точно так же, как и в кабинете самого Якова Алексеевича. При всём уважении к орденам и медалям Анатолия Жановича. Ничего личного. Служба есть служба…

Полковник был товарищем опытным и тут же почувствовал внутреннюю перемену настроения подчинённого. Полянский встал, подошёл к окну, окинул взглядом немецкую улицу и предложил:

— Яша, а не прогуляться ли нам до дежурного магазина? Жена просила вина болгарского купить и наших конфет принести к ужину. Гостей сегодня ждём.

— С удовольствием, Анатолий Жанович. Заодно сигарет куплю. Тут с утра угостили меня бойцы полигонной команды сигаретами «Кабинет». Это им прапорщик купил на радостях после выхода на свободу. Видимо, на последние…

— Курить вредно, товарищ майор, — усмехнулся полковник и захватил с собой дипломат.

— Согласен, товарищ полковник. Вот докурю «Кабинет» и брошу, — в ответ улыбнулся майор.

Старшие офицеры вышли из штаба и, не спеша, наслаждаясь весенним солнечным днём, выдвинулись в сторону советского «дежурного» магазина, который располагался прямо на перекрёстке двух немецких улиц. И местные жители были частыми покупателями в этом очаге советской торговли.

Во-первых, здесь продавались продукты и вина, которые найдёшь не в каждом немецком магазине. И где ещё немцам можно было купить русских конфет? Во-вторых, магазин работал до позднего вечера, даже по субботам и воскресеньям. И, в третьих, здесь всегда были рады любым покупателям. Главное, выполнить план социалистической торговли. Оборот восточногерманских марок оставался у русских. И это было гут…

Улыбчивый продавец, жена начальника гауптвахты, капитана Аргудаева, знала практически всех жителей советского гарнизона и хорошо представляла себе должности непростых покупателей. Работник торговли сама порекомендовала полковнику купить свежие конфеты «Мишка на Севере», только сегодня доставленные со склада. Офицеры сделали покупки и спустились вниз по улице к парку. Присели на скамейку, майор с удовольствием закурил.

Полковник поставил дипломат с бутылками вина рядом на скамейку и повернулся к коллеге:

— Яков, говорю прямо — на днях КГБ возьмёт Кантемирова с крупной суммой валюты в кармане. Сумма будет такая, что запросто потянет на уголовное дело. Информация точная и проверенная. Гебисты нашего прапорщика пасут давно и предложили нам совместное участие в деле. Отрабатывают промашку со своими прибалтами.

Полянский замолчал, Яшкин постарался не выдать волнение. Контрразведчик только час назад нарушил несколько ведомственных приказов и инструкций и сам лично предупредил валютчика об опасности. Конечно, прапорщик молчать умеет, но, если за него возьмутся всерьёз — не факт, что Кантемиров сможет выдержать и не выдать утренний разговор с майором.

Яков Алексеевич изобразил заинтересованность:

— От нас что требуется?

— А вот теперь, Яша, после моих слов ты хорошо подумаешь. И я говорю тебе прямо — твой отрицательный ответ на твою новую должность ничем не повлияет. Все документы утверждены и подписаны, — контрразведчик посмотрел в глаза другому контрразведчику. — По моей личной просьбе и по просьбе Потапова, надо сделать так, чтобы Кантемиров в этот раз не попался на валюте. Яков Алексеевич, я тебе сейчас объяснять и обещать ничего не буду. Это просьба. Да — так да, нет — так нет. Разойдёмся, как в море корабли и забудем про этот разговор, которого, как ты сам понимаешь, никогда не было. И даю слово офицера, что диктофона у меня сейчас под формой и в дипломате нет (в те былинные времена записывающие миниатюрные оперативные устройства были размером примерно с хорошую книгу).

Майор отвёл взгляд на уток в пруду парка и задумался. Полковник откинулся на скамейке, поднял голову, закрыл глаза и подставил лицо солнцу.

Мимо советских офицеров по дорожке парка прошла группа детей местного детского сада. Немецкие дети, примерно трех лет от роду, держались за верёвочку и весело загалдели, заметив двух взрослых дядек в военной форме. Полковник встрепенулся, быстро открыл дипломат и вытащил кулёк с конфетами.

Русские офицеры встали, поздоровались: «Guten Tag» и попросили у воспитателей разрешения раздать конфеты детям. Во время раздачи неожиданного и вкусного подарка в виде конфеты «Мишка на Севере» каждому — ни один немецкий ребёнок не оторвался от верёвочки. Ordnung und Disziplin!

Полянский, возвращаясь на место, сказал:

— Эхх, надо было два кулька покупать. Придётся возвращаться.

— Кто же знал, — с улыбкой поддержал коллегу Яшкин и добавил: — Анатолий, я готов к ответу. Уже.

— Не понял. Что — уже?

Начальник особого отдела мотострелкового полка уселся удобней и спокойно, ровным голосом, рассказал начальнику о недавнем разговоре с капитаном КГБ Путиловым и последующем разговоре с прапорщиком Кантемировым.

Полковник с удивлением взглянул на майора. Не каждый день твои подчинённые докладывают о своих только что совершенных должностных преступлениях. Но, и не каждый день начальники отделов просят подчинённых совершать эти преступления.

Полянский спросил:

— И что, Яша, Путилов сам предложил предупредить валютчика?

— Сам.

— И с чего это вдруг? — искренне удивился армейский контрразведчик.

— Сказал, что в итоге страна получит очередного умного преступника.

— Ну, надо же, — ухмыльнулся Полянский. — Прямо, пацифист какой-то, а не сотрудник КГБ. Яша, сам то, что думаешь?

— Это хороший вопрос, товарищ полковник, — в ответ улыбнулся майор контрразведки. — Возьмём один день из жизни прапорщика. Например, сегодняшний. Понятное дело, что у Кантемирова всегда деньги в кармане, даже после изолятора. Кстати, в этот раз он деньги в носках прятал.

— Иди ты!

— Серьёзно. И в этом же дежурном магазине, где мы сегодня отоварились, прапорщик покупает большой пакет булочек своим солдатам. И, наверняка, ещё туда положил сыр с колбасой. Точно не знаю, в пакет не заглядывал. Но, знаю точно, что начальник стрельбища купил своим бойцам сигареты «Кабинет», хотя мог вполне и «Примой» отовариться. Вывод: у Кантемирова всегда есть в наличии лишние деньги, вполне возможно и валюта. Но, прапорщик никогда не жрёт в одну харю. Деньги — не главная цель в жизни парня. Вот даже сегодня меня бутербродами накормил.

— Щедрый Буратино получается?

— Не жадный. Так точнее будет. И теперь по поводу службы. На стрельбище служба организована так, что и без прапорщика солдаты полигонной команды знают, что делать, и сами стараются выполнить свою работу быстро. У начальника стрельбища всегда порядок. Даже с подшивкой газет в ленкомнате. Не у каждого замполита в полку так следят за газетами. И сегодня по поводу секретной боевой техники в боксах ко мне обратился не командир танковой роты или мотострелкового батальона, чьи машины стоят в боксах, а прапорщик Кантемиров. И это только один день из службы начальника войскового стрельбища Помсен. Поэтому, товарищ полковник, лично по мне, так лучше будет оставить Кантемирова на свободе и дать ему возможность дослужить до окончания срока контракта. Да и нам он постоянно помогает…

— Понял тебя, Яша. Сегодня Потаповы будут у нас в гостях, поговорю с генералом. Не будем его загружать лишней информацией, скажу только, что ты сделаешь всё, как надо. Мишу Потапова я знаю уже лет двадцать и могу сказать, что у генерала отличная память на имена и фамилии и он умеет остаться благодарным. Так что, Яков Алексеевич, наш армейский мир удивительно тесен и сейчас у тебя появилась хорошая возможность обратиться в будущем с ответной просьбой. Мало ли? — начальник спокойно смотрел в глаза своему подчинённому.

— Спасибо, Анатолий, — майор Яшкин встал со скамейки. — Передай от меня — удачи генералу на новом месте службы.

Старшие офицеры контрразведки пожали руки и разошлись в разные стороны. Как в море корабли…

А начальнику войскового стрельбища Помсен осталось служить на благо Родины всего лишь десять месяцев. Это — как «Сто дней до приказа» у его солдат-старослужащих. И эти месяцы надо прослужить так, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно проведенное время вдали от родных мест…

И если сотрудники спецслужб ждут прапорщика в Берлине после телефонного звонка и только в выходные дни, то почему нельзя приобрести дойчмарки без звонка и в служебное время? Деньги должны делать деньги…

«Wer zu letzt lacht, lacht am besten» — хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. А с другой стороны — кто смеётся последним, тот смеётся в последний раз. У медали две стороны: «Jedes Ding hat zwei Seiten». Посмотрим… Прапорщику Кантемирову оставалось чуть меньше года сверхсрочной службы… Далеко за лесом войскового стрельбища Помсен замаячил его благородие — Дембель!

Глава 7 Видеомагнитофон

Начальник войскового стрельбища Помсен после всех служебных и личных передряг наконец-то решил взяться за ум под прапорщицкой фуражкой. Военнослужащий Советской Армии пришёл к логическому выводу, что наступила пора оставшиеся десять месяцев стойко перенести все тяготы и лишения воинской службы по пятилетнему контракту.

Гвардии прапорщик Кантемиров принял волевое решение выдержать слово, данное лично им прошлому командиру части, подполковнику Григорьеву — служить нормально, как все прапорщики 67 гвардейского мотострелкового полка. Больше никаких комитетчиков, спекуляции и валюты…

Всё! Аллес капут! И денег у него сейчас вполне достаточно для спокойной и обеспеченной демобилизации из славных рядов Вооруженных Сил СССР. Что ещё надо для состоятельного и состоявшегося начальника советского полигона?

И потом, как гласит народная мудрость: «Жадность фраера погубит…» А мы не фраера дешёвые. Мы — прапорщики Группы Советских Войск в Германии. И всегда сможем сказать: «Хальт!» своим авантюрным и не всегда законным амбициям. Слово прапорщика ГСВГ — кремень! Прапор сказал — прапор сделал…

Примерно так, мудро и здраво, рассуждал товарищ Тимур, глубоко вдыхая свежий и пьянящий воздух свободы до боли родного стрельбища. Молодой человек, в самом деле, после крайней посадки в изолятор гауптвахты дрезденского гарнизона больше не хотел никаких приключений на свою жопу. Да и по сроку службы уже давно пора остепениться и дослуживать контракт спокойно и солидно, как и подобает старослужащему прапорщику Советской Армии…

Первый удар по светлым и правильным помыслам прапорщика Группы Советских Войск в Германии, как это ни странно, поступил от начальника особого отдела мотострелкового полка, который начал сдавать дела своему заместителю и со дня на день ждал перевода в штаб дивизии. Лично для начальника стрельбища эта перестановка особистских кадров ничего не меняла. Войсковое стрельбище Помсен секретным приказом полковника Полянского так и осталось закреплено за майором Яшкиным.

Прошёл месяц после того, как тайная приставка к советскому телевизору вместе с хитрой антенной перекочевала из ленкомнаты полигонной команды в квартиру командира полка и комсорг полигона, прапорщик Кантемиров, лично доложил особисту о верности коммунистическим идеалам всего личного состава полигонной команды.

Доверительные отношения куратора и агента армейской контрразведки закрепились ещё больше. Начальник войскового стрельбища Помсен перешёл в разряд ценного, доверенного и проверенного агента.

Майор Яшкин, чтобы постоянно не мотаться за город на полигон, сам предложил встречаться с прапорщиком в конспиративной квартире, любезно предоставленной коллегами из Штази. Уровень работ и заданий майора на новом месте в непростом и особом мире вырос до возможности встречи с агентами в тёплой квартире обыкновенного жилого немецкого дома. Это вам не на тёмной улице или в салоне УАЗа получать информацию от доверенных лиц, здесь комфорт и секретность встречи располагали к откровенным разговорам под чашечку немецкого кофе.

Место встречи, которого нельзя было изменить, оказалось обычной двухкомнатной квартирой в немецком пятиэтажном панельном доме, со стандартным набором мебели в большой комнате: стенка, диван и два кресла рядом со столиком. Во второй комнате находилась спальня. И если в Советском Союзе такую мебель «днём с огнем не сыскать», особенно в последние годы, то в ГДР данные изделия продавались в каждом мебельном магазине…

Ангелика Шмидт жила точно в такой же квартире. Прапорщик Кантемиров ещё в первый день встречи обратил внимание на полное собрание сочинений В.И. Ленина за стеклом серванта. Совсем как у себя на полигоне, в домике, на книжной полке с секретной дверью в русскую баню.

Сегодня, в прекрасный сентябрьский день за окном, начальник стрельбища решил разнообразить общение с контрразведкой, вытащил одну книгу на немецком языке, полистал и спросил у начальника особого отдела:

— Товарищ майор, похоже — здесь активист живёт?

— Преподаватель марксизма-ленинизма в фахшуле, — с гордостью сообщил контрразведчик.

— У нас в ЛГУ этот предмет вообще скоро отменят. А в прошлом году мы сдали зачёт вместо экзамена.

— А ты, студент, и рад до жопы? — с некоторой обидой спросил защитник советского строя от внутренних и внешних врагов.

— Натюрлих, — спокойно ответил студент ленинградского университета. — Товарищ майор, вы же знали про мою бывшую подружку Ангелику? Так вот, мы с ней и поссорились из-за марксизма-ленинизма, когда я ещё год назад посоветовал ей выбросить на помойку точно такие книжки.

— А немка чего? — оперативник заинтересовался отношением местного населения к их же светлому будущему.

— Сказала, что я продался империалистам. Мы здорово поругались в этот день. Даже отказала в доступе к телу…

— Правильная девочка, — одобрил действия немецкой активистки советский офицер. — А ты неправильный прапорщик, и гореть тебе в аду.

— «Взвейтесь кострами синие ночи…» — с улыбкой пропел неправильный прапорщик Советской Армии и спросил у куратора. — А если серьёзно, товарищ майор, у нас в Ленинграде уже полным ходом идёт перестройка, а в ГДР — пока тишь да гладь? Неужели Штази оказались сильней КГБ?

— Не скажи, прапорщик, — вздохнул военный контрразведчик, — вот именно, что пока.

Советские граждане замолчали…

И если до прапорщика в прошлом году дошли только слухи, то офицер спецслужб практически знал всю поступившую в особый отдел информацию о прошедшем трехдневном концерте 6, 7 и 8 июня 1987 года ведущих рок-групп западной Европы и США под открытым небом на площади у Бранденбургских ворот. Организаторы концерта, движимые состраданием к населению ГДР, установили мощную аппаратуру рядом с границей и развернули все звуковые колонки строго на Восток.

Весь ареал Бранденбургских Ворот был пограничной зоной, заходить в которую запрещалось всем. В первый вечер, это была пятница, в Восточном Берлине собрались лишь небольшие группы молодежи, которые легко поддавались на спокойные уговоры пограничников отойти подальше от стены. На следующий день, в субботу, молодёжи собралось побольше, хотя западноберлинские радио и телевидение, передачи которых свободно принимались практически на всей территории ГДР (в советских телевизорах через приставку и специальную антенну), постарались своевременно известить всех о бесплатном рок-концерте.

Скопления молодежи оказались незначительными, и всё же народная полиция стала разгонять молодых людей. И даже в этот вечер действия полиции не вызвали особого волнения.

Большой геморрой для власти города и страны проявился только на третий день. В воскресенье 8 июня было принято решение вообще не пропускать к Бранденбургским воротам желающих слушать халявный рок-концерт. К концу дня полиция перекрыла аллею Унтер-ден-линден и параллельные ей улицы.

«Verbotene Früchte sind die süssesten» — «Запретный плод сладок», или «Verbot macht Lust» — «Чего нельзя, того и хочется». Так уж устроены люди. Даже немцы, у которых испокон веков: «Ordnung und Disziplin!». Наложение запрета на какое-либо действие всегда вызывает у человека чувство неполноценности. И он всеми возможными способами пытается эту неполноценность устранить…

За ограждением собралась бесконечная толпа. Где-то к 21.00 начались потасовки, в ход пошли полицейские дубинки, кого-то быстро и ловко оттаскивали в тёмные боковые улицы. Законопослушный народ, до отказа заполнивший Унтер-ден-лиден, непрерывно выкрикивал хором: «Die mauer muss weg!» — «Долой стену!” и звал на помощь последнего генсека СССР: «Горби, Горби!»

Разгонять дубинками простых людей, пришедших послушать бесплатный концерт, было верхом старческого маразма представителей клана Хоннекера. Власть без всякой нужды испытывала чашу терпения своего народа. Требования собравшихся восточноберлинцев на исторической улице Унтер-ден-линден впервые громко и чётко отразили меняющиеся настроения в обществе ГДР. И списать произошедшее на западную провокацию было нельзя, так как сам инцидент прошел мимо внимания западноберлинской печати и телевидения.

Громкость западных рок-музыкантов была настолько потрясающая, что разговоры и слухи о концерте за стеной докатились и до советских военнослужащих в Дрездене. Немецкий народ зароптал и устремил свои взоры на Запад…

Прапорщик Кантемиров в светлых брюках и лёгкой рубашке с удовольствием вытянул ноги в кресле, глотнул кофе и доверительно сообщил куратору:

— Товарищ майор, приставку с антенной надо возвращать в ленкомнату полигонной команды.

— С кого хрена? — профессионально не показал удивления вполне интеллигентный работник особого отдела.

— Смотрите — каждый вечер, особенно в выходные дни, я точно знал, где найти моих старослужащих — у телевизора «Рекорд».

— За просмотром западных передач, — неинтеллигентно перебил старший по званию.

— Товарищ майор, вы, в самом деле, думаете, что мы там новости смотрели по ЦДФ и АРД? Или обсуждали прошлогодний рок-концерт у Бранденбургских ворот? Знаете, какая была самая любимая передача у моих бойцов, пока вы не приказали снять антенну и приставку? Когда они меня постоянно звали в качестве переводчика?

— И чего тут гадать — натюрлих, эротика, — ухмыльнулся майор контрразведки и вполне нормальный мужик.

— Эротику они и без перевода понимают, — со знанием этого самого дела сообщил молодой гражданин страны Советов.

— Заинтриговал ты меня, прапорщик. И на какую же вечернюю телепередачу тебя солдаты постоянно приглашали? «Спокойной ночи, малыши» — по-немецки?

— ГДР-овские фильмы про индейцев с Гойко Митичем, — с улыбкой привёл контраргумент начальник стрельбища.

— Да, ну?

— Серьёзно, товарищ майор. Ну, сами посудите, самый старший у нас по возрасту — рядовой Вовченко. Он же — Поничк. Вы его хорошо знаете, ему двадцать один год. Всем остальным от восемнадцати и до двадцати лет. Они же все, как дети, и эти фильмы про индейцев только в наших кинотеатрах смотрели. И то далеко не все. А тут каждый выходной к ним в гости сам Гойко Митич на лошади и с томагавком, — прапорщик высказал наболевшее, вздохнул и добавил. — А сейчас мне каждого из них отдельно искать приходится по всему полигону. А тут и до самоволки недалеко. Вечером в выходные дни всегда было легче фиксировать старослужащих именно в ленкомнате у телевизора. Яков Алексеевич, считаю надо сделать исключение по поводу приставок для полигонной команды. Так легче контролировать солдат. Да и смотрят они в основном правильные фильмы про наших индейцев и плохих бледнолицых…

Начальник стрельбища замолчал, начальник особого отдела задумался. В самом деле, он сам был не прочь посмотреть дома по выходным вместе с семьёй фильмы с индейцами производства «Дефа». В Союзе Гойко Митича только в кинотеатре и увидишь.

Майор взглянул на собеседника в белых штанах и сказал:

— Хорошо, прапорщик, убедил. Запускайте свою шарманку. Но, только под твою ответственность. И, кстати, о приставке — пошли ещё раз ко мне домой радиомастера в понедельник, когда за продуктами приедешь. Жена жалуется, опять барахлит, АРД плохо показывает.

— Товарищ майор, я же вам говорил — легче новую приставку по нашей схеме спаять, чем вашу постоянно ремонтировать.

— Ладно, согласен. Сделайте пару штук: для меня и для себя.

— Тогда мне надо за микросхемами в Лейпциг сгонять.

— В Дрездене уже закончились? — контрразведчик с ленинским прищуром взглянул на прапорщика.

— Таких нет. Точно знаю. Есть только на нашем заводе «Торпедо» на складе. Там мой зёма, прапорщик с Урала, начальником склада работает.

— Да кто бы сомневался. Потом с Лейпцига в Берлин? — закинул контрразведческую удочку майор особого отдела.

— Товарищ майор, мы оба знаем, что мне, простому труженику тыла, запрещены поездки в Восточный Берлин, — набравшийся опыта на своих ошибках прапорщик не клюнул, дотронулся до левого уха и добавил: — Я хорошо помню историю, которую рассказал один знакомый шахматист. Кстати, как он там? Всё партии разыгрывает?

— Не борзей, Тимур, — вдруг улыбнулся Яков Алексеевич. — И, кстати, был я недавно с женой у него в гостях. Приличные люди, крепкая семья. Двух дочек растят.

— Я знаю, — Кантемиров пока не понимал, куда клонит куратор.

— Ну, раз мы с тобой про Лейпциг заговорили — у меня один вопрос имеется. Риторический. Понимаешь, что это значит?

— Обижаете, товарищ майор. Я же всё-таки прапорщик Советской Армии. Должен соответствовать. Это вопрос в пустоту. Могу не отвечать и пропустить мимо подбитого уха.

— Молодец, студент. Можешь не отвечать. Но, обязательно задумайся над вопросом.

— Слушаю внимательно.

— Тимур…, — Яшкин сделал паузу и посмотрел на собеседника. Прапорщик мгновенно напрягся, обращение по имени от офицера контрразведки ничего хорошего не сулило. Майор спокойно продолжил: — Ты японский видеомагнитофон сможешь достать? Лично для меня?

Гвардии прапорщик Кантемиров, служивший пятый год в ГСВГ, сумел сохранить выдержку и не сказал майору все неинтеллигентные слова, промелькнувшие выстрелом из орудия «Гром» в просветленной голове начальника войскового стрельбища Помсен.

Три года постоянного общения с особистами и одним самбистом не пролетели мимо подсознания советского прапорщика. Молодой человек научился извлекать пользу и опыт на своих ошибках молодости.

Прапорщик подтянул ноги, уселся прямо в немецком кресле, как подобает при общении младшего по званию со старшим офицером, спокойно посмотрел на куратора и спросил:

— Яков Алексеевич захотел не только эротикой по телевизору полюбоваться, но и побаловаться клубничкой по видику?

В 1988 году гвардии майор Яшкин ещё не мог знать, что обозначают слова «клубничка по видику», но своим особым нутром почувствовал, что борзый прапор чем-то его прикалывает.

Студент-заочник Кантемиров недавно вернулся из учебного отпуска, где успешно сдал весеннюю сессию в городе трёх революций и перевёлся на третий курс ленинградского государственного университета. Хорошенько отметил это дело со своими друзьями-студентами, операми уголовного розыска Корчагиным Валерой и Сергеем Соломоновым, и в один прекрасный ленинградский вечер расширил свой кругозор в одном из отделов милиции города, где и посмотрел клубничку по конфискованному видеомагнитофону.

Опера Василеостровского РУВД решили похвастаться перед операми Адмиралтейского РУВД своим товарищем из Германии, знавшим немецкий язык, и пригласили прапорщика ГСВГ на совместный секретный просмотр в качестве переводчика. Хотя, там и переводить-то особо было нечего. «Дас ист фантастишь!»

Город-герой Ленинград начал наполняться видеомагнитофонами из соседней Финляндии и морского порта города. Появились челноки с многократной визой в капиталистическую страну Суоми, которые, рискуя своими автомобилями и забивая их товаром под завязку, наладили поставки дефицитных аппаратов в страну Советов. Конечно, бизнес был рискованный: тут и спекуляция, и незаконные операции с валютой. И запросто можно было лишиться машины, как орудия преступления. Но, игра стоила свеч — за одну удачную ходку в Финляндию спекулянт и валютчик мог заработать на те же «Жигули». С риском для свободы…

В середине 80-х практически у всех граждан Советского Союза в квартирах и домах стояли телевизоры. Каждый вечер семья садилась напротив голубого экрана и смотрела программу «Время», наблюдая различные сюрреалистические картины. Сюжеты о процветании народного хозяйства и доклады маразматического руководства страны совсем не соответствовали суровым видам за окном. В Советской Армии просмотр ежедневных новостей стал обязательным мероприятием, за исполнением которого строго следили замполиты.

В эти же годы первые видеомагнитофоны появились у сливок советского общества: запрещающей их номенклатуры, дипломатов, матросов дальнего плавания и различных барыг — граждан с теневыми доходами. Обладатель VHS-проигрывателя считался небожителем, которому вдруг открылись врата в западный мир развлечений.

Со временем таинственные аппараты стали доступнее, и людей, заглянувших с их помощью в другую реальность, становилось все больше. Видеофильмы стали школой жизни. Молодые люди уже не хотели верить в комсомол, в светлое будущее и генсеков. Они хотели быть такими, как герои Брюса Ли, Ван Дама или Шварценеггера. Или Эммануэль с Греческой Смоковницей. Жить на полную катушку: ярко, свободно, и совсем не так, как жили их родители.

Да и старшее поколение обратило внимание на то, что жизнь может быть совсем другой: разнообразной, интересной, а главное — свободной. Наступило сумасшедшее время, когда с треском рвался железный занавес, рушились привычные основы советской морали, трещала по швам огромная страна. Партийная элита постоянно получала доклады с мест, что многие граждане заразились просмотром видеофильмов, привезенных из-за границы. В обход советской цензуры и вообще какого-либо контроля со стороны партии и правительства.

В отечественных фильмах обнаженных сцен оказалось не очень много. И совсем не так, как хотелось бы… Фильмы и сцены в стиле «ню» можно было пересчитать по пальцам. Некоторые «обнаженки» тут же становились известными больше, чем сам фильм. Хотя в Советском Союзе секс, конечно, был. Причем в больших количествах, потому что других развлечений в стране, кроме партийных собраний, редких концертов советской эстрады, спорта и алкоголя, практически не существовало. Разве ещё — рыбалка с охотой несколько разбавляли суровую жизнь советских мужчин. Но, не все же мужики были рыбаками и охотниками…

Советский народ мало что знал о технике приятного и естественного времяпровождения по ночам в кроватях, а также о многообразии форм получения удовольствия. И не только в постели. Конечно, советские люди очень старались делать новых советских людей. Но, как-то однообразно и не всегда весело. Заграничные фильмы на запрещенных видеокассетах начали выполнять функции сексуального ликбеза…

Руководством коммунистической партии и страны был взят очередной правильный курс на укрепление семьи как ячейки советского общества, в которой не могло быть места безнравственности в общем и неконтролируемого распространения порнографии в частности. В силу ст. 228 УК РСФСР (прошу молодежь не путать с распространенной ныне ст. 228 УК РФ) преступными признавались изготовление, распространение и рекламирование порнографических сочинений, печатных изданий, изображений или иных предметов порнографического характера, или торговля ими или хранение с целью их продажи или распространения.

Аналогичным образом данный состав преступления определялся и в большинстве УК союзных республик. Хотя санкция за совершение вышеуказанных действий особой суровостью уже не отличалась: три года лишения свободы, либо штраф всего в триста рублей и обязательная конфискация порнографических предметов и устройств по их изготовлению. Кстати, опера вместе с Тимуром смотрели немецкую порнуху как раз по такому изъятому до экспертного заключения аппарату.

Статья 228 УК РСФСР долгое время практически не работала и воскресла из небытия только с распространением ксероксов и видеомагнитофонов. В уголовном порядке в первую очередь были репрессированы граждане, показавшие своим знакомым фильмы эротического содержания. Власть начала энергично отправлять поклонников «клубнички» в тюрьмы и зоны. Пригласил для просмотра товарища? Решил расслабиться с подругой? А это уже криминал! Люди, желающие вырваться из серых будней советской действительности и обладая совершенно здоровыми интересами, попадали под каток дикой системы советского правосудия. Ломались семьи, карьеры, жизни…

Чем меньше секса, тем больше порядка в обществе и выше производительность труда, а также вера в партию и правительство. Так искренне считали руководители советского общества. Ведь если человек живет активной личной жизнью, то какой из него работник? Все силы уйдут на поиск новых половых партнеров, а не на строительство коммунизма. Так быть не должно…

Сейчас сотрудник особого отдела сам предлагает начальнику войскового стрельбища Помсен совершить спекулятивную сделку по купли-продажи японского видеомагнитофона. Хорошо ещё, что у Тимура была возможность приобрести такой аппарат за социалистические марки у тех же африканцев-студентов Лейпцигского университета. Под статью 88 УК РСФСР (валютные операции) уже не попадает. Что очень даже гут…

А если купить и продать особисту видик без логичного навара — то и прибыли не возникнет. Значит, и нет состава преступления, предусмотренных статьёй 152 УК РСФСР: «Спекуляция, то есть скупка и перепродажа товаров или иных предметов с целью наживы…» А раз нет наживы — нет и статьи Уголовного Кодекса. Красота! Вот только зачем заниматься всей этой хернёй, если нет наживы?

Годы службы в Советской Армии и тесное общение с сотрудниками спецслужб, да и с комендантом гарнизона в придачу, научили Кантемирова скрывать свои чувства под маской служаки-прапорщика. Вот и сейчас ни одна из умных мыслей по поводу избежания уголовной ответственности за очередную авантюру, кстати — предложенную особистами, не отразилась на спокойном лице начальника войскового стрельбища Помсен.

Майор Яшкин перешагнул через свою особую гордость и спросил:

— Тимур, а что такое «клубничка по видику»?

— Порнуха, товарищ майор. Дас ист фантастиш!

Яков Алексеевич был примерным семьянином, любил жену и воспитывал двух дочерей. И уже знал от того же коллеги из КГБ — какая на самом деле может быть немецкая порнуха. Хотя пока самому не удалось посмотреть на тлетворное оружие загнивающего капитализма. Коллега обещал показать при случае.

Советский офицер возмущенно посмотрел на советского прапорщика:

— Мне эта порнуха на хрен не нужна! Фильмы будем с женой дома смотреть. А детям — мультики.

— Хорошо, товарищ майор, — спокойно согласился прапорщик и подумал: «Порнуха как раз на хрен и нужна. Ну что же, мультики — так мультики…»

Опытный спекулянт деловито спросил:

— Яков Алексеевич, а вы представляете хотя бы порядок цен на японские видеомагнитофоны?

Майор задумался. Прапорщик знал, что командир полка получает примерно около девятисот марок в месяц. Сколько получает начальник особого отдела мотострелкового полка — военная тайна. Хотя Тимур постоянно расписывался в свои отчетах о получении марок на расходы. И не разу не получил от контрразведчиков ни одной социалистической марки. У каждого свой гешефт…

Ответ офицера прозвучал неуверенно:

— Вроде поляки продают за три, три с половиной тысячи? Но, могут и б-ушный втюхать…

Кантемиров согласно кивнул и задумался. Эти и не такое могут…

Затем посмотрел на собеседника и твёрдо сказал:

— Сделаем, товарищ майор! Но, для этого мне понадобится целый рабочий день. Может, поговорите с командиром полка и заберете меня для выполнения особого задания. Кстати, супруга Болдырева интересовалась на днях о модных вельветовых платьях «Монтана». Заодно и её заказ выполним. Может, и вашей жене чего привезти заодно?

— Прапорщик, да где столько то денег взять?

Молодой человек усмехнулся и ещё раз взглянул в сторону полного собрания сочинений Владимира Ильича Ленина.

— Не волнуйтесь, товарищ майор. Сделаем в рассрочку. Я на свои деньги всё куплю, на месте рассчитаемся. А вас жена за это не только поцелует…

— Тимур, не борзей…

— Есть, не борзеть! Яков Алексеевич отпросите меня на два дня: пятница и суббота. А я бы ещё хотел захватить воскресенье и заодно сгонять в Вюнсдорф к Дарье Михайловне. Могу от вас личный привет передать папе-генералу. И от подполковника Болдырева тоже ручкой помашу.

Майор задумался. Личный привет в штаб группу войск — это хорошо. Особист не стал уточнять по поводу наличия денег у непростого прапорщика (это же бешеная сумма!) и только задумчиво произнёс:

— Ладно, попробую переговорить с командиром полка.

— Товарищ майор, тогда может быть, подъедете ещё в выходные на стрельбище, Басалаев вам приставку приготовит. Заодно и установят.

— А как же микросхема?

— Только для вас и вашей семьи осталась самая последняя и редкая микросхема.

— Ну, ты, прапор, и жучара. Ладно, пусть делают. Заодно и твой личный состав проконтролирую. Установим в воскресенье. А жена на радостях испечет чего-нибудь для твоих спецов. Ты же меня булочками накормил…

Молодой человек расцвёл. Впереди три выходных дня. Конечно, не то чтобы выходных. Предстоит работа, да ещё какая… Но, без стрельб, командиров и личного состава. О чём ещё может мечтать молодой прапорщик Группы Советских войск в Германии?

И Тимура ждала любимая девушка в далёком Вюнсдорфе…

Глава 8 Дарья

Прапорщик Кантемиров знал, что после волнений народа в Восточном Берлине ужесточились правила посещения общежитий иностранных студентов. А самые дешевые шмотки и аппаратуру можно было купить за те же социалистические марки только у студентов развивающих стран Африки, которые могли запросто съездить к своим соплеменникам, учащимся в ФРГ. Так сказать, у чернокожих студентов определенных государств оказался свободный безвизовый режим, чем они и пользовались в личных корыстных целях.

Начальник войскового стрельбища Помсен, задумавшись о том, почему он не чернокожий, решил вначале обратиться к знакомым вольнонаёмным, работающим в Лейпциге на советском заводе «Торпедо» по ремонту военной и автомобильной техники.

В каждой части и в каждом гарнизоне работали вольнонаёмные гражданские специалисты: водители, электрики, сантехники, кочегары котельных. Многие оставались после срочной службы. В торговле работали женщины, завербованные через районные военкоматы. В общем, гражданские специалисты, которых в случае тревоги или войны переодевали в форму и выдавали личное оружие.

На Лейпцигском заводе работали высококлассные специалисты рабочих профессий, завербованные со всего Советского Союза. И что было удивительно, на «Торпедо» также работали немцы. У Тимура в заводских цехах ещё оставались два земляка: Роман — электрик с Челябинска, и Александр — токарь с Кургана, к которым надо бы съездить обязательно, выбрав определенный день. И, конечно же, прибыть не с пустыми руками…

Кантемиров, получив отмашку от особиста, с вечера зашёл в силовой блок Директрисы БМП, вынул из тайника цинковую коробку с деньгами, отсчитал нужную сумму с запасом на три дня и, отозвав сержанта Басалаева в сторону березок, оставил ЦУ (ценное указание) до понедельника:

— Виталя, завтра в пятницу стреляет 3 батальон, там новый комбат. Проследи, чтобы всё прошло без нареканий. Если майор про меня спросит, скажи — выехал в штаб группы по важному делу.

Старший оператор полигонной команды перебил:

— От нас передайте привет генерал-лейтенанту.

— Это обязательно. Слушай дальше: В субботу общее ПХД до обеда, затем каждый оператор наводит порядок у себя на вышке. Вечером баня. В воскресенье все сидим на местах, культурно отдыхаем и ждём особиста. С проверкой приедет майор Яшкин, пусть радиомастер приготовит новую приставку. Особист заберет вас вдвоём к себе домой для установки и отправит обратно пешком…

Сержант возмутился:

— Товарищ прапорщик, ладно, радиомастер — он молодой. А мне-то, Старому, с чего вдруг 11 км назад пехом шлёпать?

— Молодость вспомнишь! Жена майора обещала пирогов напечь. Сами только вдвоём не сожрите по дороге. А теперь, боец, слушай главное! Если за эти три дня будете нормально тащить службу, можете быть уверенными, что на дембель все Старики уедут с часами «Монтана-7 мелодий». Даю слово прапорщика ГСВГ.

Начальник стрельбища строго взглянул на удивленного заместителя. Даже для сержанта, получавшего около сорока марок, стоимость часов казалась огромной суммой. Басалаев знал, что те же поляки продавали музыкальные часы в наших гарнизонах за 180–200 марок ГДР.

Но, земляк не мог знать, что прапорщик всё же умудрился неделю назад съездить в Лейпциг и в ночном баре купил оптом сто штук новеньких часов всего за пятьдесят марок каждые. Продавцу арабу из Сирии срочно понадобились деньги.

И сейчас в комнате семейного общежития прапорщика-холостяка то и дело раздавалось странное пиликание из укромных мест. Кантемиров демпинговал в гарнизоне как мог, сбыл половину партии, отбил вложенную сумму и сейчас запросто мог подарить по одной штуке каждому дембелю полигонной команды в придачу к купленным когда-то спортивным костюмам.

И это был железный стимул для выполнения поставленной любимым командиром боевой задачи…

Сержант в уме сосчитал общую стоимость обещанного приза и задумчиво произнёс:

— Товарищ прапорщик, это же бешеные деньги?

— Товарищ сержант, как вы ко мне, так и я к вам. Но, Виталя, предупреждаю сразу! Если надумаете сходить в самоволку за эти дни, дослуживать будете в полку. Я тут же забуду все былые заслуги. Так что выбирайте сразу: или водочка с пивом, пока меня нет… Или, часы на дембель?

— Всё, товарищ прапорщик. Выбор сделан! Не волнуйтесь, служба будет идти, как те самые часы. Это вы не забудьте про «7 мелодий», а я пойду, с парнями переговорю…

Начальник стрельбища смог дозвониться до советского завода, где через дежурного передал известие землякам о своём прибытии к обеду пятницы, прекрасно понимая, что ему в гражданке на территорию военного предприятия не попасть, а выезжать в форме очень не хотелось. Иначе, как он попадёт в студенческое общежитие иностранцев? А потом выедет в Вюнсдорф через Восточный Берлин? Долгожданная поездка к любимой закончится тут же при встрече с первым патрулём.

Кантемиров, знал, что советские вольнонаемные стараются обедать вместе с немецкими коллегами в обычной рабочей столовой, расположенной через улицу, поэтому решил выехать не с утра пораньше, а чуть позже. С таким расчётом, чтобы к двум часам добраться до завода, дислоцирующемся на противоположной окраине Лейпцига.

Пассажирский поезд «Дрезден — Лейпциг» тронулся точно по расписанию — секунда в секунду. Молодой пассажир в стареньком джинсовом костюме местной фирмы «Боксѐр» и стоптанных кроссовках закинул спортивную сумку на верхнюю полку, занял место у окна и начал вновь и вновь с интересом разглядывать проплывающие мимо старые дома центральной части города, сохранившиеся после налёта союзнической авиации в феврале 1945 года, который практически стёр центр Дрездена с лица земли и привёл к огромным жертвам среди мирного населения.

Жаль, конечно, мирных граждан; но, с другой стороны: «Посеявший ветер — пожнет бурю…»

Советский прапорщик, ничем не отличающийся от местной молодёжи, задумался и, разглядывая проплывающий за окном город, вспомнил последнюю встречу с любимой девушкой в родительском доме…

Коттедж генерал-лейтенанта Потапова, расположенный в частном секторе по улице Клараштрассе был просто огромным. Дом с остроконечной крышей, покрытой бордовой черепицей, прятался в глубине сада. Семья бывшего командующего гвардейской 1 Танковой Армией занимала самый красивый двухэтажный коттедж по элитной улице.

На первом этаже кухня совмещалась с большой столовой, которая выходила через арку в просторный зал. На втором этаже, напротив друг друга через лестничную площадку, располагались две спальни. Была ещё жилая мансарда, но это помещение использовали только под хозяйственные нужды: хранение вещей и сушка белья.

Прапорщик Кантемиров с двумя бойцами, сержантом Басалаевым и рядовым Драугялисом, приехали на рейсовом автобусе. И, конечно же, все в форме. Бойцы были в выглаженных парадках, начищенных ботинках и строго с армейскими причёсками. Рядовой Драугялис нёс за плечом солдатский мешок с инструментом, сержант Басалаев гордо шагал рядом с начальником стрельбища в повседневном кителе и докладывал о ходе прокладки нового кабеля на танковой директрисе.

Сегодня прапорщик со своими солдатами должны были снять боксёрский мешок в комнате преподавателя немецкого языка Потаповой Дарьи Михайловны и помочь уложить остальные вещи генеральской семьи в заранее сколоченные ящики на пилораме стрельбища. Не самое веселое занятие, но приказ — есть приказ…

Прекрасный солнечный день в столице Саксонии. Тройка советских военнослужащих спускались по центру Дрездена вниз к Эльбе, а с противоположной стороны узкой улицы поднималась точно такая же тройка бойцов во главе с прапорщиком, но с чёрными погонами. На ремне солдат висели штык-ножи, а старший группы был вооружён красной повязкой на правой руке и пистолетом на поясе. Патруль! И не самый дружественный…

Сержант с рядовым полигонной команды, зная вечное соперничество в патруле и в карауле гауптвахты чёрнопогонников (танковый полк) с краснопогонниками (мотострелковый полк), по привычке заволновались и принялись осматривать внешний вид друг друга.

Прапорщик с полигона, совсем недавно примиривший два рода войск дрезденского гарнизона, спокойно скомандовал: «Бойцы, налево за мной, шагом марш» пересёк саксонскую улицу в неположенном месте и вместе с солдатами добровольно, без всякой команды, подошёл к патрульным гарнизона.

Прапорщик с пистолетом заулыбался и протянул ладонь:

— Здорово, пехота! Порядок нарушаем? Куда собрались? Что в мешке?

— И вам не хворать, бронелобые. Выполняем личный приказ генерал-лейтенанта Потапова. А что находится в мешке — это большая военная тайна…

— Увольнительных, конечно, нет?

— Натюрлих, камрад! — прапорщик пехоты усмехнулся и добавил: — Что означает: «Ну, конечно, товарищ…»

— Отойдём.

Начальник патруля и одновременно начальник вещевого склада танкового полка по имени Саша Матвеев отвёл коллегу в сторону и вполголоса спросил:

— Тимур, слух пошёл, что в Лейпциге волнения начались. Ты не в курсе?

— Слышал только про Берлин.

— Похоже, в ГДР тоже начинается перестройка с демократией… Едрит её в корень!

— Посмотрим…

Коллеги по воинской службе вздохнули и огляделись по сторонам. А на улицах Дрездена — тишь да гладь… Прапорщики подождали немного, пока их солдаты докурят, и выдвинулись дальше. Каждый в заданном направлении.

Подходя к калитке Тимур заметил Дарью, выглядывающую из окна на втором этаже, и приветливо махнул рукой. Солдаты заулыбались, разглядывая девушку в футболке, которая тоже махнула, приглашая гостей в дом.

Прапорщик вошёл первый и на всякий случай громко доложил:

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!

А в ответ — тишина в огромном доме… Гости недоуменно переглянулись. А где генерал с генеральшей? На втором этаже раздался звук открывающейся двери, и на лестничной площадке перед молодыми мужчинами появилась генеральская дочь во всей красе…

Минимум косметики и максимум открытого здорового девичьего тела. Строгий преподаватель немецкого языка вышла навстречу гостям в коротких синих спортивных шортах, в короткой белой футболке и в новеньких белых кроссовках фирмы «Адидас» (папин подарок). И так как, гостей оказалось трое, женский удар получился неожиданным, коварным и тройным. Как отечественный «Тройной одеколон».

Тимур застыл с открытым ртом. Обоих бойцов пришиб кондратий. Трое здоровых мужчин с очень даже правильной ориентацией на продолжение своего рода неприлично уставились на это видение совершенной красоты. Как сказал в своё время товарищ Платон: «Красота есть сияние истины».

Молодая женщина стояла на площадке между двумя этажами в лучах солнца с окна лестничной площадки и любовалась произведённым эффектом. Длинные ножки девушки уходили куда-то ввысь. Идеальная женская грудь утонула в глазах бойцов Советской Армии. Хорошо, что Басалаев с Драугялисом успели прогуляться по городу и полюбоваться на легко одетых немочек…

Поэтому, переход от суровой армейской действительности к волшебной сказке гражданской жизни оказался несколько плавным. Иначе тройной удар вполне мог бы быть смертельным. Такими вещами не шутят.

Дарья упруго спустилась на две ступеньки. Каждая клетка её великолепного женского тела участвовала в этом спортивном празднике жизни. Победа над мужиками оказалась быстрой и ввиду явного преимущества. Мужчины пока безмолвствовали, стоя у её ног, но если бы поступил женский приказ «упасть и отжаться», эти трое выполнили бы команду незамедлительно.

Дочь русского генерала решила пощадить побеждённых мужчин:

— Здравствуйте, мальчики.

— Даша, привет! — очнулся от эротического нокаута Тимур. — А где товарищ генерал?

— Уехали с мамой за покупками. Будут через час. — По-деловому доложила дочь. — Мальчики за мной. Прапорщик не отставать!

Дочь генерала выполнила команду «на месте, кругом» и также упруго, слегка покачивая бёдрами, начала подниматься наверх. «Мальчики», не отрывая взгляда от спины и чуть пониже, выдвинулись за своим новым командиром. Прапорщик взглянул на солдатский вещмешок, оставленный бойцами в углу прихожей, вздохнул, закинул инструмент на плечо и начал подниматься вслед.

В девичьей комнате быстро разобрались, что и куда складывать, солдаты разложили инструмент и принялись за демонтаж крепления боксёрской груши.

Даша повернулась к Тимуру и сказала:

— Товарищ прапорщик, а мы сейчас плотно займёмся обедом на кухне.

Махнула рукой в сторону выхода и быстро затолкала парня в противоположную спальню родителей, заперев при этом дверь изнутри.

Молодой человек со здоровыми инстинктами моментально догадался, что произойдёт дальше, и, скидывая китель, только успел спросить:

— А как же обед?

— Мама всё приготовила и сказала, чтобы обедали без них. Раздевайся быстрей, у нас только час в запасе…

Почти раздетая девушка принялась помогать молодому человеку. А дальше был такой прощальный секс, что ни в сказке сказать, ни пером не описать… Но, именно картина стоящей наверху в лучах солнца девушки в шортах и футболке навсегда врежется в память Тимура Кантемирова…

Состав замедлил ход, железнодорожные пути начали множиться и разветвляться, впереди в лучах осеннего солнца мелькнуло высотное здание Лейпцигского университета. Сердце начальника войскового стрельбища Помсен забилось сильней, Кантемирову так нравилось въезжать под стеклянный купол огромного Лейпцигского вокзала, который считался самым большим в Европе.

Главный вокзал Лейпцига (Leipziger Hauptbahnhof) был не просто железнодорожной станцией, а настоящей городской достопримечательностью с вытянутым фасадом в сторону исторического центра. Поезда заезжали сюда только с одной стороны, и чтобы снова начать движение, должны были трогаться в обратном направлении.

Leipziger Hauptbahnhof — это красивое, завораживающее здание, но вечно продуваемое со всех сторон и зимой, и летом. Каждый день через Лейпциг проходят прямые поезда в Прагу, Вену, Дрезден, Берлин…

Глава 9 Шуле

С земляками встретились в обычной немецкой рабочей столовой, расположенной на окраине города. Столовая, работающая по типу самообслуживания, оказалась примечательна тем, что в ней кроме раздатки блюд ещё работал в углу помещения небольшой бар, где за весьма умеренную цену немецкий пролетарий мог заказать себе пива, а при остром желании — и водочки.

Было бы довольно странно, если бы интернациональный «торпедовский» народ не изволил кушать именно в данном общепите. Тем более, у вольнонаёмных рабочих обеденный перерыв длился ровно два часа, как и в любой уважаемой себя советской воинской части.

Электрик Рома, высокий сухопарый мужчина лет сорока, и токарь Саня, плотный мужичок с залысиной, бывший борец-вольник, примерно этих же лет, интеллигентно обедали за одним столиком, заказав, исходя из общего денежно-валютного состояния карманов, как обычно: «Цвай бир унд цвай доппелт водка» (zwei Gläser Bier und zwei dopelt Wodka), добавив при этом вежливое слово: «Битте». Мужчины терпеливо ждали земляка, который, как мы знаем, никогда не приезжал с пустыми руками.

Прапорщик Кантемиров, выглядевший, как обычный немецкий паренек, показался со спортивной сумкой на плече в дверях заведения минута в минуту, степенно поздоровался с взрослыми друзьями, многозначительно оставил ношу на спинке стула и пошёл к стоящей небольшой разношерстной очереди рабочих и служащих. Взоры сидящих друзей устремились на почти пустой спортивный баул местного производства.

Земляк никогда не приезжал с пустой сумкой…

Тимур знал, что у саксонцев главным приёмом пищи всегда является завтрак и у них не принято выходить из дома, хорошенько не подкрепившись. Поэтому, обычный немецкий обед состоял в основном из одного блюда — второго, преимущественно мяса с гарниром. А если из двух, то на первое немцы брали прозрачный или заправочный супы. Закуски как отдельное блюдо в обед перед супом или вторым блюдом в немецкой кухне не предусмотрены. Но, только не для русских…

Молодому мужчине захотелось с дороги плотно пообедать свиной рулькой, проваренной в пиве и затем запечённой на медленном огне (очень дорогое блюдо для рабочей столовой); но, в данный момент было не до гастрономических изысков. Сегодня будет быстрый приём пищи: колбаски, тушеная капуста и сладкая горчица. И ещё любимый апельсиновый сок (Orangensaft).

Молодой человек молча присел за столик, привлёк к себе позвякивающую сумку и аккуратно показал горлышко бутылки «Столичной», купленной в дорогом магазине «Деликат» у главного вокзала за двадцать социалистических марок. Земляки переглянулись и по достоинству оценили подгон молчаливыми, многозначительными кивками.

Дорого, конечно… И очень расточительно… Можно было ещё добавить всего семь марок и купить две бутылки 0,7 «Луникофф» по 13,50 марок каждая. Вот это было бы намного серьёзней. Конечно, проиграли бы в качестве. Но, не критично! Это вам не «Кёрн», после которого болит голова и возникает специфическая отрыжка. Немецкий «Луникофф» в витиеватой бутылке оказался самым оптимальным выбором для загадочной русской души. Ну, да ладно! Дареной бутылке заглянем вечером в донышко…

А сейчас быстро закругляемся с обедом, покупаем с собой колбасок на ужин, а горчица дома ждёт своя… Нормальная! Настоящая! И шнель, шнель в общагу. Раз земляк прикатил с самого Дрездена в рабочий полдень, значит, есть важное дело.

В узкой комнате холостяцкого общежития небольшой стол у окна разделял две кровати, вытянутых вдоль стены. Дорогого гостя с дорогой бутылкой усадили на единственный табурет (самое почётное место), сами расселись по кроватям, убрав подушки, и приготовились слушать.

Прапорщик первым делом аккуратно поставил бутылку родной «Столичной» на стол и со стуком выставил в ряд четыре бутылки местного дефицитного пива «Радебергское». Доппаёк!

Андрей с Александром восхищённо переглянулись. Вот это подгон! Вот это по-нашему! По-уральски…

Бывший борец, как старший в тандеме, дождался, пока напарник сложит подарки в старенький холодильник «Бирюса» и деловито спросил:

— Чего надо, товарищ?

— Видеомагнитофон. Лучше, японский. И ещё кое-что по мелочи: вельветовые платья, французские духи и косметический набор.

Электрик Андрей подключился к беседе и заявил твёрдо:

— Надо идти в Шулю.

Тимур уже слышал от земляков, что рядом с заводом «Торпедо» находилась высшая международная профсоюзная школа, которую русские называли просто: «Шуля» (производная от немецкого слова die Schule — Школа). В школе профсоюзов училось большое количество студентов из многих развивающихся стран, по которым можно было изучать карту мира.

Например, Африку представляли ангольцы, мозамбиканцы, граждане Эфиопии, сомалийцы, гвинейцы, представители Уганды, сенегальцы и другие народы, о которых молодой гражданин страны Советов даже и не слышал. Ближний Восток делегировал на обучение в ГДР ливанцев, йеменцев. Юго-Восточную Азию представляли вьетнамцы и лаосцы. Из Центральной Азии в школе профсоюзов обучалась большая диаспора монголов. И ещё были афганцы…

Вот и сейчас русский токарь Александр показал пробелы в географии студента-заочника Ленинградского государственного университета:

— Туда недавно студенты прибыли из Джибути и Габона.

— Откуда? — удивился советский прапорщик.

— Северо-восток Африки, — пояснили знаток развивающихся стран и добавил со знанием дела: — Нужен пропуск.

— Фотки приготовил? — деловито спросил электрик Андрей.

Кантемиров с готовностью вынул из внутреннего кармана джинсовой куртки захваченные с собой фотографии размером 3x4, выполненные в немецком ателье. Ещё при прошлой встрече работники советского завода «Торпедо» с гордостью продемонстрировали молодому прапорщику свои пропуска в Шулю, которые выдавались администрацией завода только достойным и проверенным людям.

Но, наши уральцы не относились к проверенным сотрудникам и передовикам социалистического производства. Дело оказалось в том, что общаться со всем этим иностранным народом гражданам СССР было категорически запрещено. Под страхом высылки в тот же Советский Союз за 24 часа. Оно, конечно и не общались бы, если бы не было двух общих точек соприкосновения: студенческий бар и натуральный обмен.

Бар для международных студентов отгрохали по западно-европейским стандартам, а цены ввели такие социалистические, да ещё с такой студенческой скидкой, что алкоголь выходил дешевле, чем в магазинах. В общем, экономия марок ГДР получалась колоссальной. Большая часть наших вольняг пропусков не имела, а желание промочить горло, да ещё за очень дёшево, возникало, как это не было странным, постоянно…

И потом, как мудро изрёк наш незабвенный Леонид Ильич Брежнев: «Экономика должна быть экономной!»

Голь (в нашем случае — русский пролетарий), как говорится, на выдумки была хитра всегда и везде. Даже в ГДР… Во-первых, узкие специалисты завода обратили внимание на то, что пропуска в Шулю и заводской документ с фото, выданный в целях упорядочивания пропускного режима на советском предприятии, совпадают по размеру и цвету. Видимо, печатали в одной и той же немецкой типографии. А это уже — гут…

Заводские пропуска терялись, рассеянные работники тут же получали новый документ в администрации предприятия, а бывшие в употреблении жёсткие картонные карточки цветом морской волны несколько видоизменялись, оборачивались для правдоподобия потёртым полиэтиленом и употреблялись в личных корыстных целях.

Новая синяя надпись на документе, выполненная на немецком языке, гласила о том, что работник советского завода «Торпедо» имеет право прохода на территорию учебного заведения для посещения спортивного зала, кинотеатра и даже бассейна…

Главное, было пройти мимо полицейских, махнуть пропуском и сообщить, что идёшь, например, поплавать кролем. Лица русских любителей здорового образа жизни примелькались, и особых препятствий для похода в студенческий бар не возникало. Земляки со смехом рассказали, как они по русскому обычаю начали практиковать посещение бара с трёхлитровой стеклянной банкой в руках.

Пиво обычно наливали в стаканы по 250 мл. Бармен Шули категорически отказывался наливать священный напиток в русскую банку. Наш человек всегда найдёт выход… Брали поднос и заказывали, к примеру, пятнадцать стаканов пива. Шли с этим подносом за стол и, не спеша, переливали двенадцать стаканов в банку, а оставшиеся три дозы логично вливали себе внутрь на посошок…

А после того, как в баре перестали продавать водку «Столичную» бутылкой, русские начали брать на разлив ровно тринадцать «дупельков». Точно также поступали с ликером «Вурцель Петер» — не даёте бутылку, тогда наливайте восемнадцать «дупельков». Не меньше… Месяца два длилось противостояние русских и немцев, потом бармен сдался: «Да берите вы бутылкой, нам посуды меньше мыть…»

Земляки посмеялись и договорились встретиться через час у проходной завода. А пока гость пусть отдохнёт с дороги и посмотрит телевизор «Рекорд». Тимуру оставили жестяную банку дефицитного растворимого кофе и показали на электрочайник, выполненный из высокопрочной стали производства Челябинского тракторного завода. Советский Союз в силу перестройки и демократии, загнал свой бронепоезд куда подальше и начал переходить на мирные рельсы, а на уральском заводе вместе танков принялись изготавливать чайники со свистком в придачу к тракторам…

Кантемиров включил телевизор, по обоим каналам Восточной Германии ДФФ 1 (DFF 1) и ДФФ 2 (DFF 2) транслировали один и тот же сюжет о подготовке к ожидаемому всем прогрессивным человечеством великому празднованию — 40-летия Германской Демократической Республики, который аккурат выходил на 7 октября следующего 1989 года и должен был пройти с большим размахом и торжеством.

К данному дню по всей стране велась тщательная подготовка, органы госбезопасности, народная полиция и части Национальной народной армии активно готовились к обеспечению порядка, чтобы не допустить никаких «империалистических провокаций» во время торжеств…

Пока не наблюдалось даже намёка о том, что после великого праздника, спустя год (3 октября 1990 года) ГДР вообще перестанет существовать, как государство. И в этом важную роль сыграют жители Лейпцига, которые во время Международной Весенней ярмарки 1989 года впервые проведут многочисленную демонстрацию перед Николаикирхе. В результате руководство ГДР с целью ослабления социального давления впервые одобрит разом около двух тысяч запросов восточногерманских граждан на выезд из страны.

Но, уже во время следующей Осенней ярмарки (выставочная и торговая Международная ярмарка Лейпцига проводится два раза в год: Весенняя и Осенняя) количество митингующих выросло в разы, примерно до ста тысяч участников. Жители Лейпцига заполнили все близлежащие улицы и выдвинулись в сторону главного вокзала. В руках демонстрантов появились лозунги: «Штази вон!» и «Останемся здесь!».

После таких мирных демонстраций, прокатившихся по всей ГДР, стали возможны дальнейшие меры, которые способствовали падению Берлинской стены и воссоединению Германии в следующем 1990 году.

Ранней осенью 1988 года в стране и в Лейпциге царили тишь да благодать. Хотя, народу ГДР очень нравились лозунги «гласности» и «свободы», провозглашённые первым президентом СССР (и последним, но Михаил Сергеевич пока об этом не знал…). Пока восточные немцы лишь наблюдали и всё ещё боялись Штази, обсуждая бурные перемены в жизни Большого Брата только на кухне и в гаштетах…

В прекрасный солнечный день, в назначенное время прапорщик Кантемиров в стареньком джинсовом костюме и с пустой спортивной сумкой через плечо подошёл к КПП завода «Торпедо». Дневальный в парадке, сапогах, с каской на голове и со штык-ножом на ремне, стоящий у огромных металлических ворот серого цвета с традиционной звездой, окинул гражданского спокойным взглядом.

Мало ли, кто здесь шастает… На заводе работали и русские, и немцы. Вот предъявит специальный пропуск, тогда и пропустим…

Из проходной вышел Александр с двумя пустыми картонными коробками в руках, молчаливым кивком отозвал товарища в сторону стоящего рядом на невысоком постаменте легендарного ГАЗ-69.

Токарь завода протянул коробки земляку и принялся за инструктаж:

— Положи в сумку, чтобы выглядела полной. Как зайдёшь в общагу, найди ангольца по имени Жуан, мы его зовём Жулик, и он не обижается. Гвардию захватил?

Прапорщик похлопал по нагрудному джинсовому карману. Всё с собой. Три значка…

Земляк продолжил:

— Не удивляйся, когда негр заявит тебе с ходу: «Становись, рав-няйсь, смирно, б… ь!». Отвечай сразу: «Так точно!». Порадуй Жуана. Отдашь ему знак, он тебя проведёт к габонцам и джибутянам. Эти те ещё торговцы, но они только недавно прибыли на учёбу в ГДР, особо в ценах не волокут и русских уважают. Торгуйся. Матрёшек захватил?

— Семь штук. Свои и жена комполка добавила. Ещё часы дала: «Командирские» мужа и «Полёт» начальника штаба.

— Смело меняй на парфюм. Те, которые из Джибути, они как дети. Им, главное, нашу звезду увидеть. Но, если предложат выпить за своего президента — не отказывайся. Иначе, сильно обидишь… — Русский токарь взглянул на товарища. — Предложи ответный тост — за автомат Калашникова. Опять же, много не пей. Тебе ещё надо будет пройти обратный контроль. Перед выходом смочи волосы водой. Как будто, только что из бассейна. Всё понял?

— Так точно! — улыбнулся начальник войскового стрельбища. — Я заходить к вам больше не буду, из Шули прямиком двину на вокзал. Мне ещё надо успеть в Вюнсдорф.

— Тогда держи свой пропуск и бывай, Зёма. Ни пуха!

— Саня, иди к шайтану!

Александр протянул только что изготовленный документ с новой фотографией и крепко пожал руку молодому земляку.

Тимур под ласковым осенним солнышком прогулялся до Шули и спокойно предъявил только что изготовленный пропуск на контрольном пункте международной профсоюзной школы. Сотрудник полиции, сообщивший вполголоса коллеге: «Ты смотри, русским пропуска в бассейн выдали…», нажал кнопку электрозамка калитки, пропустив любителя водных процедур с пузатой спортивной сумкой на плече.

Жуана знали все студенты и быстро указали нужную комнату на третьем этаже. Произошёл быстрый обмен фразами на предмет выявления: «Свой — чужой», анголец получил армейский знак Гвардия, проводил интернационального гостя до нужной комнаты этажом ниже, где прозвучал следующий короткий разговор между ним и двумя высокими чернокожими студентами на смеси немецкого, португальского и ещё какого-то языка (Кантемиров успел лишь разобрать два слова: руссо и совьетико) и здоровые парни, похожие на легкоатлетов в одинаковых голубых спортивных костюмах с тремя белыми полосками «Адидас», разом заулыбались, обнажив белоснежные зубы, и впустили гостя.

Анголец Жулик на прощанье громко произнёс: «Встать в строй!» и довольный своими глубокими познаниями русского языка похлопал на прощанье советского прапорщика по плечу.

Кантемиров зашёл и осмотрел студенческую комнату, размером больше жилья советских вольнонаёмных раза в три. А то, и в четыре. Да чтобы мы так жили…

Самый высокий из атлетов с чёрной кожей с фиолетовым отливом представился первым, хлопнув себя по широкой груди:

— Саид.

Второй, обнажив в улыбке ряд сверкающих белизной зубов, повторил жест соплеменника:

— Фаттах.

Русскому ничего не оставалось сделать, как выразительно стукнуть себя кулаком по груди и представиться:

— Тимур.

Новые чернокожие друзья удивлённо переглянулись, и старший в тандеме нараспев произнёс:

— Бисми Лляхи Рахмани Рахим…

Советский прапорщик сразу вспомнил обеих бабушек и чётко, по-армейски, подхватил в такт:

— Иншааллах… («Если на то будет воля Аллаха…». Произносится, когда мы намереваемся совершить что-либо серьёзное или надеемся на какой-то результат, зная, что всё произойдёт только по воле Аллаха…Купля-продажа запрещенных в обороте товаров тоже входит в данную молитву…).

Вольнонаёмный токарь Александр, знаток стран Африки и Азии, не успел сегодня предупредить земляка, что Джибути — хотя, и светское государство, но 94 % населения относят себя к мусульманам суннитского направления. Что и подтвердилось при предварительном знакомстве.

Улыбки единоверцев засверкали ещё ярче. Саид жестом пригласил гостя к небольшому шкафчику у окна и, распахнув дверцу, махнул рукой — выбирай, мол…

Шкафчик оказался мини-баром, весь плотно забитый высокими винными бутылками. Кантемиров заметил в уголке стоящие две большие бутылки виски со знакомыми наклейками «Jim Beam BOURBON», одна из которых оказалась начатой, и скромно ткнул пальцем в белую этикетку.

Фаттах, воскликнув: «Ооо!», распахнул небольшой холодильник и ловко принялся нарезать ветчину с колбаской. Русский гость удивился, они что, решили перед торговлей устроить застолье? А когда дело будем делать? Так сказать, совершать незаконные сделки?

Ни одна мысль не отразилась на спокойном лице начальника советского стрельбища. Не будем лезть со своими Уставами в чужие нравы. Раз чернокожие парни решили закусывать виски ветчиной, значит, тому и быть. Какие-то странные мусульмане…

Однако Саид водрузил бутылку итальянского вина с двумя бокалами на высоких ножках для хозяев и пузатый коньячный бокал для уважаемого гостя. Всё чин-чинарём… Присели за стол, гостю налили на донышке, а себе по половинке бокала каждому. Старший негр, сидя за столом, поднял свой бокал и произнёс на родном языке витиеватый тост, из которого гость из страны Советов разобрал единственное слово: «Президенте…».

Ну вот, кто же пьёт за главу государства слабоалкогольные напитки, да ещё сидя за столом?

Русский гость степенно кивнул, поднялся и под удивленные взгляды хозяев шикарной комнаты самостоятельно долил себе в бокал американского напитка (получилось грамм сто…). Затем поднял локоть до уровня погон, твёрдо провозгласил: «За президента!» и махом хлопнул бокал вискаря со стойким вкусом карамели, как стопарь русской водки. Со смаком занюхал кулаком (хлеба на столе не оказалось) и вернулся на место, деликатно отказавшись от протянутой тарелки с ветчиной.

Русские после первой не закусывают…

Фаттах с Саидом, сразу забыв про вино с президентом, с ужасом наблюдали за действиями худощавого парня, только что влившего в себя разом смертельную дозу крепчайшего напитка. Коренные джибутяне впервые пили с русскими за одним столом, и по их глубокому мнению сидящий напротив бледнолицый человек должен был прямо сейчас хлопнуться со стула на пол. А этот сидит и улыбается, как будто только что выпил полбокала Кока-колы, а не виски оборотом в 45 градусов.

Советский военнослужащий не знал, что коренным народам Джибути, так же как и нашим народам Крайнего Севера, прочем, как и индейцам Северной Америки, противопоказан крепкий алкоголь, так как быстро они быстро пьянеют, а в организме вырабатывается стойкая алкогольная зависимость.

Прапорщик Кантемиров заметил некоторое замешательство хозяев, улыбнулся шире и решил взять управление в свои руки, показав пальцем на свою сумку и сообщив чернокожим товарищам понятное всем английское слово: «Чейндж». Затем встал, снял с руки часы «Командирские» (командира гв.67 МСП), вытащил из кармана часы «Полёт» (начальника штаба полка) и начал выкладывать матрёшки одну за другой на столе. Всего семь штук — товар лицом…

Джибутяне обрадовались как дети и подвели дорогого гостя к огромному платяному шкафу. Саид распахнул обе дверцы, и перед изумлённым гражданином страны Советов предстала пещера Алладина, сверху донизу забитая вещами, парфюмерией и аппаратурой. Довольные друг другом стороны приступили к натуральному обмену под названием «чейндж».

И если студенты международной школы профсоюзов, недавно прибывшие в ГДР, пока ещё плохо говорили по-немецки, то местный счёт Фаттах с Саидом знали на отлично. Точно также, как гордые жители глубинок Средней Азии и Кавказа, не знавшие русского языка, с первых дней в Советской Армии сразу овладевали крепким словцом на великом и могучем языке.

После того, как закончили с мелкими предметами, перешли к основной сделке. Тимур указал пальцем на коробку с японским видемагнитофоном «Sharp vc-770E» и спросил: «Вифель?» (нем. wie viel — дословно: как много? Или — сколько?).

Саид сделал многозначительное негритянское лицо и рубанул с ходу:

— Zweitausend! (Две тысячи! Разумеется, марок ГДР)

Тимур медленно повернул голову в сторону главного торговца. Майор Яшкин останется рад до жопы, если Кантемиров привезёт ему видик, например, за 2800 марок. Логично оставив у себя восемьсот марок при его зарплате под дембель в пятьсот пятьдесят социалистических денег.

Ни один мускул не дрогнул на лице опытного спекулянта. Первая фраза прозвучала на русском:

— Зачем ты убил моих людей, Саид? — Вторая на немецком: — Еintausend (одна тысяча!)

Чернокожие парни весело рассмеялись и покачали головой. Ну, нет, конечно! Разве так можно цены сбивать? Кто же так делает? При всём уважении ко всему «Зовьет Унион» (Советскому Союзу).

Покупатель согласно кивнул, мол — перебор, и так же весело махнул рукой в сторону накрытого стола. Тогда, пойдём, торговаться… Стороны уселись напротив друг друга, русский по-хозяйски придвинул к себе тарелку с ветчиной, налил себе виски, чернокожим оппонентам добавил по капельке винца. Опьянеют ещё…

И начался жаркий торг, который после съеденного в одну харю тарелки ветчины (жаль только, что хлеба не оказалось в гостеприимном доме) и выпитого второго бокала «Jim Beam» остановился на цифре 1700 (Еintausendsiebenhundert) марок ГДР. И плюс — три видеокассеты на выбор русского.

Когда проверили и аккуратно сложили аппарат с кассетами в спортивную сумку, прапорщик Кантемиров изобразил самое серьёзное лицо советского военнослужащего, вытащил из нагрудного кармана два знака «Гвардия» и вручил джибутянам, крепко пожав ладонь каждому чернокожему парню.

Саид с Фаттахом замерли. Все мужчины светского государства Джибути чтили ордена и медали. Чем больше — тем лучше! А сейчас молодой русский офицер только что вручил обоим по красивому тяжелому ордену с закруткой и с Красной Звездой по центру. Фаттах не выдержал первым и крепко обнял советского товарища. Саид украдкой вытер скупую мужскую слезу. Награды нашли своих героев…

СССР и Джибути — братья навек!

Африканцы оказались нормальными пацанами, записали на листочке следующий заказ: точно такой же видик, плюс телевизор и аудимагнитофон: ««Sharp-800». Это всё лично для русского друга Тимура. И ещё несколько спортивных костюмов «Адидас» и вельветовых платьев, вот размеры. Торговцы договорились о ценах и пожали друг другу руки.

Напоследок Саид от всей загадочной мусульманской души вручил закадычному другу две бутылки вискаря объёмом 0,7 литра каждая: начатую и полную. Фаттах не отстал от земляка, вытащил из кармана куртки, висящей в шкафу, тяжёлую ручку «Паркер» чёрного цвета и с умным видом протянул новому другу. Подарок! И затем оба на смеси немецкого, португальского и родного языков попросили ещё русских медалей и орденов. Чем больше — тем лучше… А джибутяне за ценой не постоят! Хвала Аллаху…

Довольный спекулянт, только что открывший невероятную точку закупки дефицитных товаров, поправляя мокрые волосы на голове, спокойно прошёл с тяжёлой сумкой на плече контрольный полицейский пункт международной школы профсоюзов, известную в определённых кругах, как Шуля…

Глава 10 Вюнсдроф

Прапорщик всегда помнил о патрулях в Восточном Берлине и решил лишний раз не рисковать при поездке к любимой девушке в главный гарнизон Группы Советских войск в Германии. Переложил подарки в отдельный пакет, а сумку с драгоценными покупками сдал в камеру хранения на главном вокзале (Leipziger Hauptbahnhof).

Жаль, конечно, что обратно в Дрезден придётся возвращаться вкруговую через Лейпциг. Но, безопасность товара — прежде всего. И потом, скорые поезда ходят часто и быстро…

Через полтора часа советский военнослужащий в обычном джинсовом костюме местного производства выходил с пакетом в руке на станции Шпандау, и через минут сорок обычная электричка доставила молодого человека на станцию Вюнсдроф, больше известную среди местных немцев, как «Маленькая Москва».

Именно с этой небольшой станции действует регулярное железнодорожное сообщение между ГДР и Москвой, и сейчас каждый день с перрона специального вокзала отправлялся пассажирский поезд прямиком в столицу нашей необъятной Родины.

Со временем Вюнсдорф превратился в крупнейшую военную базу за пределами Советского Союза и стал закрытой зоной для местного населения. Огромную территорию разбили на отдельные военные городки, на которых дислоцировались различные части и роды войск: от танковых и до авиационных. И здесь же располагался сам Штаб группы войск.

До этой поездки Кантемиров был в Вюнсдорфе только один раз вместе с неугомонным прапорщиком Тоцким, которому оказалось мало женского внимания в дрезденском гарнизоне, и здоровому во всех отношениях парню захотелось большего. Начальник вещевого склада услышал от коллеги со штаба дивизии, излечившего старую болячку в главном госпитале группы войск, подробный рассказ о невероятном количестве женского состава в далёком и огромном гарнизоне.

Мол, если в Дрездене на десять потенциальных молодцов приходилось всего лишь трое девчат, то в Вюнсдорфе всё с точностью наоборот. Там, мол, от девчат отбоя нет… И они (женский вольнонаёмный персонал) там никогда не стоят в сторонке, платочками теребя… «Ты их в дверь, они — в окно!»

И, конечно же, в душе гарного хлопца Анатолия всё поднялось, и он подбил своего молодого друга, начальника войскового стрельбища Помсен, на очередную авантюру — встретить Новый Год в Вюнсдорфе с местными красотками. Прапорщик Кантемиров только начинал сверхсрочную службу, всё ему было в диковинку и в радость, и молодой человек, как все граждане СССР, оказался готов к неизведанному, как юный пионер.

Друзья выдвинулись 31 декабря в обед, предварительно подстраховавшись командировочными документами до Штаба группы войск и обратно. Прапорщикам дрезденского гарнизона повезло, ни один патруль не встретился на их неизведанном пути. Но, не повезло в другом…

Количество женщин вюнсдорфского гарнизона, прибывших в ГДО (гарнизонный дом офицеров) на празднование Нового Года, оказалось, мягко говоря, сильно преувеличено. Соотношение мужчин и женщин в огромном танцевальном зале было примерно то же, что и в Дрездене — десять к трём. Ну, может быть, десять к пяти, что не меняло котировку невысоких и худощавых гостей, прапорщиков провинциального дрезденского гарнизона. Здесь таких ухарей и своих хватало с избытком.

Приунывшие друзья сделали несколько гусарских попыток закадрить самых красивых девушек гарнизона, получили от местных парней первое и последнее китайское предупреждение и, резонно решив, что им для полного счастья сейчас только не хватает попасть на гауптвахту за драку в ГДО, отставили попытки и спокойно встретили Новый, 1985 год. Уже в обед 1 января, переночевав в офицерской гостинице, прапорщики вернулись домой, как говорится, несолоно хлебавши… Зато, было, что вспомнить…

У молодого человека в памяти осталось только большое количество военных городков и огромное количество снега. Зима на тот год выдалась очень снежная. Поэтому Тимур заранее из Лейпцига договорился по телефону о встрече на перроне вокзала, и ещё раз с берлинского вокзала подтвердил точное время прибытия.

Дарья Михайловна появилась на перроне сразу после работы и в этот пятничный день выглядела в своём строгом брючном костюме, как всегда строго и сногсшибательно; то есть, как настоящий преподаватель немецкого языка. Стройная молодая женщина одиноко стояла в центре вокзала и крутила головой с замысловатой причёской, пытаясь первой заметить гостя. Девушка всегда старалась быть первой во всём. Даже в боксе…

Кантемиров выскочил из вагона и радостно замахал свободной рукой. Вот он я! Сам приехал… Вот радость-то какая… И любимая подруга снова с ним!

Молодые люди не виделись два месяца, и Тимур очень соскучился по своей девушке. Хотя, природа брала своё, и прапорщик за время расставания всё же успел пару раз оттянуться по холостяцкой программе: раз — с двумя немочками в лесочке рядом с нудистским пляжем ближайшего к полигону озера, где случайно познакомился с двумя сестричками-близняшками из деревни Оттервиш. И в первый и в последний раз экспериментировал это самое дело на троих. А второй случай произошёл с новой продавщицей из магазина соседнего отдельного батальона. Ну, это было как бы, между прочим. Не серьёзно.

Дело то молодое… Чего уж тут… Природа-мать…

Дух и плоть молодого здорового мужчины жаждали женщину. Но, Дарья Михайловна просто чмокнула друга в щёчку и сухо произнесла: «Пойдём…». Прапорщика удивила непонятная сдержанность подруги. Куда пойдём? У нас что сегодня — подготовлено место для очень близкого свидания?

Может быть, Дашу все знают в округе, как учительницу своих детей, и она просто старается не демонстрировать искренность своих чувств на людях? Чем ещё можно было объяснить неестественную холодность? Уж, кто-кто, а Тимур знал, что может скрываться за сегодняшней маской безразличия и равнодушия. Дарья Михайловна была ещё та горячая штучка. Есть, что вспомнить…

Из разговоров по телефону Кантемиров знал, что его подруга работает учительницей немецкого языка в средней школе № 1 Вюнсдорфского гарнизона, где принимает активное участие в экспериментальном преподавании иностранных языков в начальных классах. Внедрялись новые специализированные программы, учебники и пособия. Даша по телефону так увлекательно рассказывала о своих первоклашках, которые к концу учебного года сносно говорили на немецком, что у Тимура создалось твёрдое убеждение, что девушка начала мечтать о своих детях. И это начало пугать начальника стрельбища Помсен.

Молодые люди прошли мимо телевизионного центра, с которого шла трансляция Первой программы Центрального советского телевидения для всей группы войск. По дороге Дарья Михайловна показала другу выставку военной техники возле концертного зала, сооруженную в 1985 году. Когда проходили мимо ГДО (гарнизонный дом офицеров), где три года назад советские прапорщики пытались закадрить местных красоток, Тимуру показалось, что каменный Владимир Ильич тайно подмигнул молодому человеку.

Мол, не робей и держи хвост бодрей…

Осенью 1988 года никто, ни немцы, ни русские, не могли предположить, что спустя шесть лет крупнейший советский город за пределами СССР полностью опустеет, оставив одинокий памятник вождю мирового пролетариата на усмотрение новой власти. А сам Советский Союз вместе с ГДР канут в лету…

Кантемиров подмигнул в ответ Ильичу и, повернувшись к подруге, спросил:

— Куда гоним?

— Тимур, нам с тобой надо серьёзно поговорить, — и тут Даша немного оживилась. — В конце улице есть кафе, там и присядем. Представляешь, у меня в школе была подружка Настя, мы ещё жили на Дальнем Востоке, там отцы служили. Так вот, наши пути разошлись, и мы снова встретились через девять лет здесь в Вюнсдорфе. Оказывается моя Настюша вышла замуж за офицера, и они сразу после училища попали сюда. А подруга сейчас работает в кафе. Ну, вот мы пришли.

Прежде чем зайти в обыкновенное кофе-стекляшка советского образца прапорщик подумал о том, что у этой Насти папа наверняка тоже генерал, раз смог отправить дочь вместе с мужем, молодым лейтенантом, в ГСВГ и устроить на хлебное место…

Днём в служебное время кафе пустовало, только в уголке присели три прапорщиков в форме бронетанковых войск, делая вид, что просто по пути на редком досуге зашли интеллигентно попить кофейку. Коллега с Дрездена сразу догадался по трём чашкам и единственному пустому стакану на столе, что танкисты заскочили в заведение оттянуться после вчерашнего, кивком, чуть улыбнувшись, поприветствовал местных парней, показывая, что он свой, и познакомился с продавщицей Настей.

Гости заведения, находясь под воздействием алкоголя, неприлично уставились на Дарью в обтягивающем брючном костюме. Девушка сделал заказ, сама расплатилась за пирожное с кофе и, стрельнув глазищами в сторону невоспитанных парней, указала другу на столик у огромной витрины с видом на памятник Ильичу.

Один из лихой тройки признал учительницу советской школы, сообщил по секрету коллегам по службе — кто её папа, и советские военнослужащие благоразумно отвернулись и одновременно глотнули кофе.

Перегляды подруги и местных прапоров не прошли мимо внимания начальника войскового стрельбища Помсен, в голове гвардейца появилась картина фиаско в Новый, 1985, год, и Тимур окинул танкистов совсем недобрым взором, вновь и вновь размышляя над вечной темой: «Бить или не бить?».

Советский педагог всё просекла и профессионально отвлекла друга, огорошив молодого человека пренеприятнейшим известием:

— Тимур, нам надо расстаться.

— Не понял? — Вечный вопрос в голове советского прапорщика мгновенно уступил место полному недоумению и непониманию происходящего в вюнсдорфском кафе-стекляшке.

— Я должна тебе признаться, — задумчиво продолжила подруга, сделав маленький глоток энергетического напитка. — Я начала встречаться с другим парнем. Помнишь, я тебе рассказывала про лётчика, который попал в плен к афганцам?

— Не понял!

И на молодого мужчину вдруг напал голод. Он приблизил свою тарелку с пирожным, начал быстро поглощать «Наполеон» местного приготовления и запивать горячим кофе.

Дарья Михайловна явно не ожидала такой реакции, и девушка вполне искренно возмутилась:

— Тимур, хватит жрать! Послушай меня…

— Слушаю внимательно, — сообщил дрезденский гость и, отодвинув пустую тарелку в сторону, деловито спросил, указывая вилочкой на «Наполеон» подруги: — Пирожное будешь?

Девушка не успела ответить, как собеседник, притянув чужую порцию ближе к себе, начал поглощать кусок за куском…

Дарья Михайловна долго готовилась к разговору, и сейчас девичье сердце разрывалось на части. С одной стороны перед ней сидел очень хороший парень, который многое сделал для неё. Самое главное, поддержал в трудную минуту и дал возможность поверить в себя после первых неурядиц со старшеклассниками в дрезденской школе. В те дни молодой педагог всерьёз размышляла о смене выбранной ещё с детства профессии. И кто его знает, где была бы сейчас преподаватель немецкого языка, если бы не появившийся на её пути не совсем обычный прапорщик Кантемиров?

И, который, блин, сидит сейчас и уплетает её пирожное. Вот, всё с ним не так, как надо! Вот, как можно было влюбиться в такого? Другой бы сейчас начал возмущаться, ругать её, попытался вернуть, отговорить от необдуманного шага. Подумать ещё раз хорошенько.

А, может быть, даже всплакнул бы от потери любимой… Так сказать, от безвозвратной потери такой красавицы, спортсменки и комсомолки…

К тяжёлому разговору Даша готовилась особо тщательно и убедила себя, что, главное, не надо спорить с бывшим парнем и во всём соглашаться. Да, она — дура, раз влюбилась в другого… И не понимает, кого и что потеряла… Так нет же! Этот, вместо того, чтобы горевать, сидит и лопает её «Наполеон»! Ну, вот, уже съел…

Тимур почувствовал, что ситуация в кафе обострилась до предела, отодвинул от себя вторую пустую тарелочку и заявил, глядя девушке в глаза:

— Даша, мне так хреново, что даже непонятный жор напал. Со мной такое впервые…, — объяснил свой аппетит молодой человек и сделал подруге (или уже не подруге?) предложение, от которого в данный момент их жизни было очень сложно отказаться: — Слушай, а давай вмажем по стопарю за нас тобой?

Советский педагог, вполне удовлетворившись ответом (всё же плохо парню…), задала резонный и логичный русский вопрос:

— А у тебя есть?

Прапорщик многозначительно кивнул и полез в пакет, стоящий рядом на стуле. Аккуратно вытащил начатую бутылку с крупной красной надписью на белой этикетке: «Jim Beam BOURBON» и пояснил:

— Американский виски, сорок пять оборотов. Легко пьётся.

— Давай попробуем, — оживилась девушка.

— Сейчас посуду принесу.

Кантемиров спрятал виски в пакет, подошёл к прилавку, попросил у продавщицы Насти пару пустых чашек и заказал ещё кофе для себя. Заметив на обратном пути, как за ним с явным интересом наблюдают коллеги, вздохнул и попросил у хозяйки стекляшки ещё три чашки.

Затем переложил бутылку во внутренний карман куртки и, приблизившись к танкистам, сообщил страждущей аудитории:

— Здорово, парни. Я тоже прапор, но с Дрездена. Меня Тимур зовут, я с пехоты. Выпьете с нами вискаря за содружество войск?

Ну, кто же откажется от такого предложения? Да ещё изведать на шару заморского напитка? Парни, представившись по очереди: Ильдар, Андрей и Григорий, подняли чашки. За содружество родов войск!

Дарья Михайловна сделала приличный глоток, выдохнула, запила кофе и громко произнесла:

— Ой, какой вкусный и крепкий. Карамелькой отдаёт.

Молодой человек согласно кивнул и потянулся к пакету:

— Даша, смотри. Здесь подарки: маме — духи, тебе — косметический набор. Французский, между прочим… Ну, а папе — бутылка такого же вискаря.

Девушка, сделав ещё один хороший глоток очень крепкого напитка, пьяно улыбнулась и, отрицательно крутнув прекрасной головкой на изящной шее, вдруг заявила.

— Не возьму!

— Почему? — прапорщик решил пока не пить. Похоже, никто не собирается оставлять его здесь с ночёвкой. А болтаться ночью по Вюнсдорфу или по улицам Берлина, да ещё бухим — лучше не рисковать…

Последовал ещё один глоток и женский ответ, лишенный всякой логики:

— Очень дорого!

Кантемиров принялся терпеливо объяснять:

— Даша, смотри. Духи я выменял за матрёшку стоимостью семь рублей, твой набор обошёлся мне тоже в одну матрёшку всего по пять рублей. Ну, а виски мне подарили за то, что я вспомнил бабушкины молитвы…

— Тогда возьму! Наливай. — Девушка заговорщицки наклонилась над столом. — Тимур, а давай выпьем за любовь?

Ну, кто откажется от такого предложения?

Дарья Михайловна лихо засадила полтишок и широко заулыбалась, по достоинству оценивая американский напиток:

— Крепкий, зараза! Но, вкусный. Ванилью отдаёт…

И генеральская дочь, когда-то получившая начальное музыкальное образование, вдруг шарахнула кулачком по столу и громко затянула на всё кафе:

Тимур слегка отпрянул, вскочил, переглянулся с прибежавшей на шум продавщицей и объяснил внезапный музыкальный порыв преподавателя немецкого языка:

— Похоже, наша фройлян наклюкалась.

Такая же стройная и красивая блондинка, работник торговли, согласно кивнула и сообщила:

— Дарья на своей работе ничего не ест. Только иногда ко мне заходит на обед. Видимо, сегодня не успела перекусить…

Подруга Настя подозрительно посмотрела на гостя, про которого многое знала. Девичьи секреты…

— Чем ты её напоил?

— Виски.

— Надо было сначала накормить.

— Да кто же знал? — Дрезденский прапорщик развёл руками.

Пока Тимур с Настей обсуждали причину возникшего концерта, репертуар сменился, и на радость слушателей в углу зала последовала следующая песня:

Дарья пела самозабвенно, умеючи и красиво. Кантемиров видел подругу в таком состоянии впервые и не знал, что делать.

Анастасия улыбнулась подруге детства и заявила:

— Надо звонить Артёму. Смотри, не подерись с ним.

Молодой человек только покачал головой. Сейчас боксёру точно не хотелось ни с кем драться. Осталось только единственное желание — успокоить Дашу и отвезти её домой.

Началась следующая песня, исполненная с надрывом, со слезами на глазах и от всей девичьей души:

У огромных витрин кафе резко затормозил разукрашенный УАЗ местной комендатуры, из которой выскочил высокий капитан с голубой фуражкой в руке и забежал в заведение. Офицер с петлицами ВВС с недоумением уставился на поющую девушку, затем сурово осмотрел троицу прапорщиков, замерших в углу кафе, и перевёл взгляд на сидящего парня.

Кантемиров встал и протянул правую ладонь. По лицу с заметным шрамом на щеке прапорщик вспомнил рассказ подруги про раненого лётчика из вертолётной эскадрильи, побывавшего в скоротечном плену у моджахедов и выжившего при освобождении спецназом. Даша познакомилась с ним в Балашихе, когда гостила с семьёй у папиного товарища. И вроде бы тот старлей получил назначение для прохождения дальнейшей службы в ГСВГ. Значит, они снова встретились, а старший лейтенант получил капитана. Видимо, было за что… Но, тогда почему лётчик приехал на комендантском УАЗе?

Дарья Михайловна добросовестно закончила песню и пьяно заулыбалась, разглядывая обоих парней.

Офицер чуть улыбнулся в ответ, внимательно посмотрел в лицо спутника генеральской дочери и ответил на приветствие, крепко пожимая ладонь:

— Артём Андреев. Помощник коменданта.

— Тимур Кантемиров. Начальник стрельбища Помсен.

— Так вот ты какой? — Андреев осмотрел соперника с ног до головы.

— Что не устраивает? — Сразу напрягся молодой человек.

— Всё путём, Тимур. — Офицер перевёл взгляд на умолкнувшую девушку. — По рассказам Даши о твоих подвигах я представлял тебя немного другим. Выше ростом и крупнее, что ли…

Кантемиров развёл руками и, усмехнувшись, сообщил:

— Ну, какой есть. — И перешёл к делу. — Певицу надо бы домой отвезти. Виски выпила на пустой желудок.

— Понятно. Дарья Михайловна, подъём!

Молодые люди подхватили девушку с двух сторон и словно раненого бойца помогли дойти до машины. Тимур сбегал в кафе и, захватив пакет и учительскую сумочку, махнул на прощанье коллегам по тяготам и лишениям воинской службы. Концерт окончен…

На заднем сиденье армейского джипа Даша, закрепив голову на плече рядом сидящего Тимура, моментально уснула.

Прапорщик обратился к помощнику коменданта, старшему автомобиля:

— Товарищ капитан, может пока учитель проспится, подкинете меня до Берлина?

Офицер обернулся, ласково посмотрел на спящую подругу и вполголоса согласился с гостем вюндорфского гарнизона:

— А почему бы и нет…

Комендантский УАЗ медленно выехал за КПП и взял курс на Восточный Берлин.

По дороге капитан Андреев обернулся и, удостоверившись, что девушка крепко спит, тихонько спросил:

— Есть куда записать мои номера телефонов. Позвонишь, если что. Мало ли…

Задний пассажир кивнул и вытащил из куртки небольшой блокнот с фирменной ручкой «Паркер». Помощник коменданта продиктовал два служебных номера и один телефон офицерской общаги.

Тимур записал и спросил:

— Артём, вроде Дарья говорила, что ты лётчиком в Афгане воевал. А почему сейчас в комендатуре оказался?

Офицер ВВС тяжело вздохнул.

— По состоянию здоровья. Я там контужен был. Через год снова медкомиссия. Может, вернут в небо.

— Понятно. Наш комендант, подполковник Кузнецов, тоже где-то воевал…

Молодые люди промолчали до ближайшего вокзала, где Кантемиров аккуратно уложив девушку на заднем сиденье, встал напротив нового друга Дарьи и, удивляясь своему спокойствию, протянул ладонь.

— Ну, всё, капитан. Дашу береги.

— Само собой… Прапорщик, не поминай нас лихом. — Крепкое мужское рукопожатие расставило все точки над «и».

— Артём, в машине пакет с подарками для её родителей. Скажи, что у меня просто не было времени зайти в гости. Служба…

— Сделаем.

— И вот ещё. Держи на память. — Тимур вытащил ручку и протянул капитану ВВС.

— Вот, спасибо! Тимур, будешь у нас в Вюнсдорфе…

— Лучше вы к нам на Эльбу. — Рассмеялся советский военнослужащий и побежал к железнодорожным кассам, на ходу поправляя бутылку «Jim Beam BOURBON» во внутреннем кармане джинсовой куртки.

Весь обратный путь на скором поезде: «Берлин-Лейпциг» в голове молодого человека под маленькие глотки виски звучали песни бывшей подружки Дарьи Михайловны Потаповой…

Глава 11 Алкоголь

Тимур недолго страдал отсутствием постоянного собеседника. Ну, во-первых, он за два месяца разлуки успел привыкнуть к отсутствию генеральской дочери. Единственное чего не хватало, так это общения со своим человеком. Хотя, именно с Дашей они в основном спорили и периодически ссорились. Правда, затем очень горячо мирились. Но, с Дарьей Михайловной можно было говорить обо всём, девушка умела хранить чужие тайны. Одна история с прапорщиком Тоцким и Симоной чего стоит…

В первый же вечер разлуки молодой человек смирился с судьбой и, недолго думая, оттянулся в одном из ночных баров в Лейпциге. Поэтому в родном Дрездене появился только в субботу вечером, разложил покупки, оставив в сумке только коробку с видеомагнитофоном, кассетами, парфюмерный набор и одно из вельветовых платьев для жены особиста.

Затем сходил в кочегарку, принял освежающий душ, привёл себя в порядок, переоделся в фирму и, благоухая французским одеколоном «Cacharel pour LHomme» (надо же было произвести впечатление на красавицу-жену майора) отправился в гости к семье контрразведчика.

Бодрый стук в дверь под ритм: «Спартак — чемпион», наводящий вопрос с улыбкой хозяину дома: «Товарищ майор, у вас продаётся славянский шкаф?» и вот долгожданный и дорогой гость со спортивной сумкой на ремне стоит посредине большой комнаты в окружении четы Яшкиных, с тайным восторгом вдыхая кулинарные запахи, исходящие из кухни.

Но, первым делом — самолёты…

В главной комнате громко прозвучало:

— Здравия желаю, товарищ майор!

Всегда дружелюбный майор Яшкин, более известный в полку, как «ЯаЯа» (произносилось гортанно по-немецки, производное от Якова Яшкина) широко улыбнулся и сказал:

— Тимур, чего так официально-то? Здесь все свои. Зови меня Яков Андреевич.

С офицерской женой Кантемиров был знаком. Светлана весёлым кивком подтвердила слова мужа и многозначительно взглянула на большую сумку. Детей загодя, чтобы не путались под ногами и не болтали лишнего, отправили поиграть к соседям. Конспирацию, не смотря на демократизацию советского общества, пока никто не отменял…

Гость не менее многозначительно огляделся, подошёл к столу у стены, аккуратно положил сумку на стул и начал вытаскивать гостинцы. Понятное дело, видеомагнитофон «Sharp vc-770E» не подошёл к телевизору «Рекорд», хотя тот и был цветным. Не тот формат приёма сигнала.

Но, данный факт совсем не расстроил чету Яшкиных. Главное, аппарат новый, в фирменной коробке и работает. Да ещё целых три кассеты вдобавок: мультики дочкам про американского кота с мышонком («Том и Джерри»), фильм про американскую мафию («Крёстный отец») на немецком языке, а вот третью кассету ни в коем случае нельзя включать при детях (Das ist fantastisch!).

После проверки заморского аппарата на столе появились вельветовое платье в яркой упаковке и коробка импортной парфюмерии. Молодая женщина не выдержала и побежала мерить обновку в другую комнату, оставив мужчин говорить о главном. О деньгах…

Денежный вопрос сильно интересовал обоих Яшкиных с самого момента тайной отправки прапорщика в Лейпциг. Уже два дня Яков и Светлана перед сном обсуждали предполагаемую цену на дорогой видеомагнитофон.

Яков Андреевич спросил прямо:

— Сколько получилось за всё?

Ответ прозвучал сразу и по-армейски чётко:

— Две с половиной тысячи за аппарат. Платье и парфюм обменял за все ваши матрёшки. Как раз всё получилось в ёлочку.

— Иди ты! — хозяин дома явно не ожидал таких цифр.

При самом счастливом раскладе Яшкины за всё про всё были готовы расстаться с суммой в три тысячи социалистических марок. А при худшем и в три с половиной тысяч. У Кантемирова для них получилась экономия в целых пятьсот марок. Это же прямо подарок какой-то… И Новый Год ещё не скоро…

Майор Яшкин кивнул волевым подбородком в сторону исходящих запахов:

— Пойдём на кухню.

Когда мужчины успели махануть под лимончик пару рюмашек «Белого аиста», открытого в честь дорогого гостя, на пороге своей вотчины появилась светящаяся от счастья супруга майора в новом платье и в полной боевой раскраске. А когда Света услышала цифру окончательного расчёта, жить стала ещё лучше, жить стала веселей…

Именно с этого момента начальник войскового стрельбища Помсен стал полноправным другом семьи Яшкиных. На прощанье Яков Андреевич как бы, между прочим, поинтересовался ценами на импортные телевизоры. Тимур ответил честно (особистам надо всегда отвечать только честно), что пока не знает, но через неделю другую постарается всё разведать. На том и попрощались.

Визиты домой к командиру полка и начальнику штаба полка доставили не меньше радости хозяевам и званому гостю. Прапорщику дважды пришлось отведать домашней пищи и выпить с новым начальником штаба, майором Ремез, стопарь водки. Командир полка, подполковник Болдырев, всегда был и оставался сторонником здорового образа жизни, пил очень редко и выступал ярым противником употребления спиртных напитков, где бы это не происходило.

В результате двухдневной поездки в Лейпциг тайный схрон прапорщика Кантемирова в виде цинковой коробки из-под патронов пополнился на восемьсот честно заработанных марок ГДР. Свои духи и парфюмерию молодой человек подарил Даше с мамой. На память…

Молодой гражданин страны Советов хорошо понимал, что: во-первых— «не в деньгах счастье», во-вторых — «на деньгах счастье не построишь», в-третьих — «здоровье не купишь» и так далее…

Однако советский военнослужащий категорически не хотел отказываться от своего капитала, заработанного рисковым и непосильным трудом. Ибо, не смотря на своё советское воспитание, считал, что отвергать деньги — не совсем правильно, так как страстно не желал впадать в безденежье и жить от зарплаты и до зарплаты, как миллионы соотечественников. Потому что, считал молодой человек, чем больше денег имеет человек, тем большей свободой он обладает. И потом, прапорщика больше привлекал сам процесс тайного добывания денег…

Чтобы быть окончательно свободным гражданином своей необъятной Родины и иметь больше возможностей в свободной стране, здоровый физически и духовно молодой человек должен зарабатывать больше. Он просто обязан учиться различным методам роста своего благосостояния. Конечно, лучше добывать деньги законными способами, но это пока не всегда получалось гладко…

Советский гражданин так и хотел остаться — молодым, здоровым и богатым… Но, не всё в этой жизни измеряется деньгами и достатком. И не всё можно купить за деньги.

Прапорщик Кантемиров впервые плотно столкнулся с вечными темами духовной культуры человечества — с жизнью и смертью. А конкретно, с внезапной гибелью однополчанина, хорошего человека и настоящего товарища. Молодой человек в свои двадцать четыре года впервые и всерьёз задумался о неотвратимом и вечном…

Тимур понимал, что надо принимать и осознавать неизбежность смерти. Человек смертен… Тяжело переносить то, что он иногда смертен внезапно и скоропостижно. Тема смерти очень тяжёлая, но очень важная в жизни каждого из нас.

Жара и пыль сыграли злую шутку с 67 гвардейским мотострелковым полком. Очень злую шутку. 6 МСР опаздывала на стрельбы на войсковом стрельбище Помсен. Ротный дал команду «По местам!» и «Вперёд!». Пехота быстро расселась в десантном отсеке. Машины взревели и выдвинулись одна за другой по пересечённой местности тактического поля…

Дорога на стрельбище была знакома, накатана и раздолбана постоянными поездками боевых машин. Офицеры, командир роты и командир взвода, не заняли места как положено, а сидели на броне, свесив ноги в люк. Так получилось, что на первой БМП-2 шел старшина роты (тоже верхом на броне), а ротный на второй.

Вот и приказал капитан своему механику-водителю обогнать первую машину. Чтобы, как подобает по званию и должности, быть первым. Пылища была страшная…

Первая БМП, неожиданно притормозила перед ямой, и когда выходила из неё, корма опустилась. Механик-водитель второй машины в густой пыли не заметил этого манёвра и на полной скорости наехал на первую сверху. В этот момент машина начала переваливать через яму и рычагом опрокинула догнавшую БМП командира роты.

Боевые машины сложились, как два куска хлеба на бутерброде — одна на другую. Посредине — люди. Погибли трое: командир роты — капитан Аверьянов, взводный — старший лейтенант Родин и старшина роты — прапорщик Замалиев. Двое солдат остались инвалидами. Многие бойцы пролежали в госпитале с различными переломами…

С погибшими прощались всем полком. Три гроба стояли в один ряд на сцене клуба. Капитан, старший лейтенант и прапорщик… Смерь сравняла всех… И по должностям и по званиям…

После этого случая в полку передвигались только по-боевому. Следили за этим. Кого винить? Де юре — ротный, он отвечал за соблюдение мер безопасности при совершении марша, должен был учесть все: пыль, скорость, суету, спешку и всё, всё, всё…

Комбат должен был постоянно требовать выполнение мер безопасности от командиров, и днем и ночью. Так, чтобы и в мыслях не было нарушить. Ротного в этой жизни уже никто и никогда не мог наказать; комбата, находившегося в этот злосчастный день на дивизионном полигоне Швепниц, перевели начальником разведки полка.

При такой напряжённой боевой подготовке, должно было что-нибудь случиться. Это статистика. Где тонко, там и рвётся! Сколько раз сходило с рук в разных ситуациях по службе у каждого командира, а случилось только у них. Тут всё и судьба, и жизнь, и смерть… Главное, что люди стремились всё сделать как надо, как лучше. И были лучшими. Царство им небесное…

Конечно, всех было очень жаль, но по Кантемирову больше всех ударила смерть старшего лейтенанта Родина. Совсем недавно Виктор поддержал однополчанина в непростое время содержания под арестом в толстых стенах гарнизонной гауптвахты, и они вдвоём провернули удачную операцию под кодовым названием «Принуждение к миру» с танкистами гарнизона.

Ещё неделю назад, все вместе, пехота с танкистами, парились в офицерской бане войскового стрельбища Помсен и потом так оттянулись от тягот и лишений воинской службы, что даже верный прапорщик Кантемиров, окончательно забывший генеральскую дочь, провёл незабываемую ночь с простыми сельскими девчатами из деревни Помсен. Всем было, что вспомнить…

А теперь оставалось только вспоминать и поминать старшего лейтенанта Виктора Родина …

Неожиданная, ошеломляющая и внезапная трагедия с товарищем по службе глубоко потрясла начальника войскового стрельбища. В тот горький день прапорщик знал о прибытии Виктора и ждал его. Молодые офицеры танкового полка во главе со старшим лейтенантом Лисовских на радостях после перенесённой бани и последующей немецкой дискотеки дали коллективное и твёрдое слово офицеров бронетанковых войск ответить в следующие выходные новым друзьям если не тем же, то вполне соответствующим важности момента.

В итоге договорились встретиться на танцах в ГДО. Начальнику стрельбища надо было серьёзно обсудить вопрос с взводным пехоты тактический план субботнего вечера. Вот так и не дождался…

А сейчас прапорщик Кантемиров постоянно испытывал чувство неисполненного долга и вины перед вечно старшим лейтенантом Родиным. После всего случившегося у молодого человека осталась какая-то непонятная эмоциональная связь с офицером. Просто так получилось, что рядом не оказалось ближе человека, который знал Тимура с самого начала его сверхсрочной службы. Прапорщик Тоцкий со своей Симоной пропали где-то в степях Украины, капитан Чубарев заменился в Союз, вот и Дарья его бросила.

Даже поговорить было не с кем…

Шок от пережитого удара давал о себе знать и оставил глубокий шрам в душе молодого человека. И надо было глушить эту боль. Начальник войскового стрельбища Помсен, не совсем отличник боевой и политической подготовки, спортсмен, студент-заочник и известный в определённых кругах прапорщик, оказался как никогда близок к своему народу и запил по-чёрному…

Ещё с весны 1985 года вся великая страна, и, следовательно — её Вооруженные Силы, зажили под очередным партийным лозунгом «Трезвость — норма жизни». Партия, народ и армия в те былинные годы оставались едины. Об этом всегда напоминали ежегодные совместные битвы за урожай и народные частушки:

Осенью 1988 года, отголоски партийной линии всё ещё давали о себе знать. И ещё больше усилились с прибытием в воинскую часть нового командира полка, подполковника Болдырева, который на дух не переносил даже запах «после вчерашнего» от своих подчинённых.

Армейский друг начальника полигона, командир 9 МСР, получивший капитана досрочно, чуть не попал под жернова уходящей в историю антиалкогольной компании прямо перед своей заменой (холостые офицеры служили в группе войск по три года).

Как-то раз вечером на ночные стрельбы прибыл 3 МСБ. Капитан Чубарев, который по старой привычке, захватив пару бутылок пива, забежал на огонёк к прапорщику Кантемирову. Друзья быстро перекусили, запили пивом и выдвинулись каждый в свою сторону: офицер на Директрису БМП, прапорщик на Центральную вышку — менять старшего оператора.

На развилке остановились, и Чубарев вдруг с улыбкой сказал товарищу:

— Подожди, Тимур. Вспомнилось чего-то. Ты видел, как наш новый командир полка исполняет воинское приветствие?

— Товарищ капитан, на полигоне особо строевым не походишь. Пока не был удостоен такой чести. Что сказать-то хотел?

— Хорошо. Спрошу по-другому. Прапорщик, ты обращал внимание на плакаты вокруг плаца по строевой подготовке?

— Кто же их не видел?

— Вот именно так, и только так, отдаёт честь подполковник Болдырев солдатам, офицерам и прапорщикам полка. Строго по Уставу и картинкам на плаце.

— Да ну нах!

— Прапорщик, да я за всю службу не видел такого отточенного исполнения воинского приветствия. Это надо видеть. Мои бойцы проходят мимо командира полка, приветствуют, наблюдают красоту движения старшего офицера, а затем специально обегают две казармы, только для того, чтобы вновь ну совершенно случайно встретиться с командиром полка и снова получить армейское наслаждение увиденным.

Кантемиров рассмеялся, ротный показал на темнеющую в сумраке летней ночи Центральную вышку полигона.

— Машина с оцеплением ещё не подъехала. Присядем, время есть. Историю расскажу.

Офицер с прапорщиком присели на скамейку рядом с пунктом выдачи боеприпасов. Июнь — самый светлый месяц года, и ночные стрельбы начинались гораздо позднее обычного времени. Это в декабре ночные стрельбы можно проводить даже днём — темно, низкие облака и сыро.

Сейчас по ночам царила сухая и тёплая погода. Молодые люди, сытые, довольные жизнью и службой, никуда не спешили, вытянули ноги в сапогах и оглянулись вокруг. Советский полигон мирно, медленно и спокойно погружался в темноту саксонской летней ночи. Тишина да благодать, даже птички умолкли…

Не верилось, что буквально через некоторое время этот сказочный сумрак разрежут трассеры автоматных и пулемётных очередей, а молчание матери-природы нарушат грохот выстрелов РПГ и БМП.

Капитан Чубарев повернулся к товарищу:

— Вот теперь слушай. Мы тут с комбатом после субботнего вечернего развода решили выпить по случаю хорошей погоды и удачно проведённой недели. Рискнули и пригласили ещё двух ротных с замполитом батальона. Собрался сплочённый коллектив. Хорошенько так посидели в канцелярии, и, как сам понимаешь, товарищ прапорщик — водка закончилась довольно быстро… — Офицер мечтательно улыбнулся и продолжил: — Тут я вспомнил, что у меня в общаге, на «Ледоколе» заныкана до лучших времён целая бутылка «Лунникоф». И я тут же осознал, что вот они, хорошие времена, как раз и настали. Хорошо сидим! В канцелярии: трое ротных с комбатом и замполитом батальона. Ну, сам посуди, куда ещё лучше?

Ротный 9 МСР вопросительно посмотрел на начальника стрельбища. Прапорщик понимающе кивнул. В самом деле — куда и когда ещё сплочённей может быть командный коллектив батальона гвардейского мотострелкового полка? Вот только начальника штаба батальона явно не хватает. Кантемиров знал, что майор Петров в данный момент находится в очередном отпуске.

Чубарев ударился в воспоминания пережитого дня:

— Вызываю своего писаря. Ты его знаешь — толковый сержант с пропуском в гарнизон. Ставлю ему задачу по доставке продукта и для конспирации даю ему пакет и свежую газету «Красная Звезда». Завернёшь, мол, аккуратно. Сами с комбатом и офицерами батальона стоим у окна канцелярии и ждём гонца. И вот мы всем коллективом фиксируем, как мой писарь проходит обратно КПП и бежит прямиком через плац к заждавшимся отцам-командирам.

От пережитого капитан тяжело вздохнул. Прапорщик затаил дыханье.

— Тимур, ты представляешь какой закон подлости — по плацу бежит мой сержант с пакетом цилиндрической формы, а навстречу идёт сам гвардии подполковник Болдырев. И вокруг ни души! Встретились эти два одиночества прямо посредине плаца. Сержант в порыве выполнения задачи, поставленной командиром роты, на бегу отдает воинскую честь командиру полка и, конечно же, попадает по полной программе.

Офицер тяжело вздохнул и продолжил:

— Прапорщик, ты сам-то понимаешь, сколько нервных клеток у меня сгорело в один миг? Да я уже успел прощальный привет послать своим будущим майорским звёздам. Даже успел подумать, что так и останусь «пятнадцатилетним капитаном»

— Охренеть! — только смог произнести начальник стрельбища.

— Так вот, подполковник забирает у сержанта пакет, приказывает вернуться на исходную и поприветствовать старшего по званию как положено, по уставу и воинскому этикету. Процедура повторилась, КэПэ одобрил, вернул пакет и отпустил писаря, — командир 9 МСР от волнения встал. — Да мы все чуть не уссались от всего увиденного и еле дождались гонца. От пережитого потом ещё одну бутылку водки в гаштете купили. Сам уже сбегал, как самый молодой капитан…

Кантемиров отсмеялся на скамейке, тоже встал и на полном серьёзе спросил приятеля:

— Миша, а что сейчас офицеры и прапорщики приветствуют командира полка только строевым шагом?

— Так точно! — усмехнулся ротный, — Прапорщик, ты же видел плакаты по строевой подготовке вдоль всего плаца? Вот только так! Так что, лучше займись с личным составом строевой подготовкой, иначе звездец в лице полполковника Болдырева настигнет тебя в самый неподходящий момент. Будешь тут на полигоне берёзкам честь отдавать.

Друзья ещё раз отсмеялись и выдвинулись каждый на своё служебное место. А начальник стрельбища решил прямо сейчас поговорить со старшим оператором, сержантом Басалаевым, о дополнительных занятиях по строевой подготовке бойцов полигонной команды. Воинское приветствие, отход и подход к командиру…

В данный момент прапорщику Кантемирову сильно не хватало капитана Чубарева, старшего лейтенанта Родина, прапорщика Тоцкого и, конечно же, Дарьи Михайловны. И молодой человек, недолго думая, решил утопить свою печаль в вине. А конкретно, в ликёре собственного приготовления…

Глава 12 Дембель…

Прапорщик Кантемиров хорошо помнил, как летом 1985 года в магазинах, кафе и буфетах ГСВГ перестали продавать водку и пиво. А в торговых точках любой немецкой деревушки ГДР появились ранее невиданные бутылки: «Русская», «Столичная» и даже «Посольская», которые у немцев стоили очень дорого, от двадцати марок за 0,5 литра, что считалось небывалым расточительством. Та же бутылка «Лунникоф» объёмом 0,7 литра стоила всего 13.50 социалистических марок…

Ранее военнослужащие группы войск могли привезти родимую водочку только один раз в год, в свой отпуск из Союза, в количестве не более трёх бутылок на взрослого человека. Дети в таможенный счёт не шли. При прибытии из отпуска к месту службы каждый уважающий себя офицер или прапорщик должен был тут же, не откладывая, собрать по этому великому поводу всех своих друзей и честно отчитаться перед боевыми товарищами за проведённый отпуск. Особой удачей считалось привезти из отпуска пять бутылок нашей водки, разложив тару в разные сумки и чемоданы.

Об этих редких фактах нарушения таможенных правил долго говорилось в наших узких кругах, а рисковые смельчаки во время обсуждений очень гордились собой. Так было! Перестройка постепенно внедрялась в ряды Советской Армии. Постоянная боевая готовность по инерции ещё оставалась основной задачей Группы Советских войск в Германии. Однако, стрельбы и боевые учения на полигонах Германии становились всё реже и реже. А у советских военнослужащих вдруг появился досуг.

И теперь для многих командиров стало просто необходимо озадачить личный состав так, чтобы этого досуга у солдат и сержантов было как можно меньше. Это была даже сверхзадача — занять солдата по полной программе в отсутствии стрельб и учений. Все командиры хорошо понимали, что незанятый солдат — это подрыв боеспособности военной части. И чем меньше свободного времени у солдат, тем меньше головной боли у офицера.

В воинских частях с этим делом начали закручивать гайки, наказания за употребление алкоголя стали строже. Прапорщик Кантемиров знал одного ротного, которому влепили строгий выговор с занесением в личное дело за найденную нераспечатанную бутылку водки в сейфе канцелярии роты. Стуканул замполит подразделения, который был и остался по жизни не очень хорошим человеком.

Но, все пили по-прежнему. Если не больше… Просто стало сложнее приобретать любимые горячительные напитки, и не все замполиты были нормальными мужиками. Пить в канцеляриях рот и батальонов стало опасно. Особенно рисковали смельчаки — члены КПСС. Исключение из партии считалось очень строгим видом наказания. О какой-либо служебной карьере сразу можно было забыть, и офицер становился вечным командиром роты.

С 1985 года перестройка с гласностью мчались наперегонки с антиалкогольной компанией. Партийная верхушка хотела, как лучше — получилось, как всегда…

Начальник войскового стрельбища Помсен решил восстановить историческую справедливость и вновь приступил к изготовлению волшебного напитка по особым рецептам: ягодный ликёр на сорок оборотов для прекрасной половины дрезденского гарнизона и ликёр под названием «яичный» на семьдесят градусов соответственно — для настоящих мужиков. Прапорщик вновь обратился к земляку из госпиталя и получил пару рецептов на латыни для закупки в немецких аптеках чистого медицинского спирта объёмом шесть литров.

Экономия социалистической валюты получалась колоссальной даже в перерасчёте на стоимость самой дешевой немецкой водки. Как сказал товарищ Леонид Ильич Брежнев: «Экономика должна быть экономной!».

В ГДР имелись в продаже специальные наполнители в небольших ярких пакетиках для домашнего изготовления различных ликёров с рецептами и градацией по крепости напитка прямо на этикетках, по которым можно было изготовить кофейный, яичный и различные фруктовые ликёры от двадцати и до тридцати градусов. Видимо, воображения у восточных немцев выше тридцати оборотов не поднимались.

Кантемиров привёз домой, в комнату семейного общежития, первую трёхлитровую банку медицинского чистогана и, проделав в уме нехитрые математические манипуляции, не указанные в немецких инструкциях на этикетках, решил замахнуться на два типа ликёров: ягодный — на сорок оборотов и яичный — на семьдесят градусов соответственно…

В помощь вызвал молодого прапорщика, начальника склада ГСМ, Серёгу Клейнос, родом из Москвы, который сразу предложил купить в солдатском кафе (чипке) молока в бутылках, аккуратно освободить посуду, разлить ликёр по освободившейся таре, обратно закупорить и забить бутылками старый холодильник «Север». Яичный ликёр получился по цвету как молоко, очень гармонировал с новой стеклянной тарой и охлаждённый — пился на ура.

Добрая весть о менделеевских исследованиях двух пытливых прапорщиков пехоты, старослужащего и молодого, быстро разлетелось по гарнизону. Страждущий люд потянулся на огонёк отдельной комнаты семейного общежития. Яичный ликёр был метко переименован народом в «молочный» и прочно вошёл в вечернее меню наших неокрепших юных душ. Вот такое получилось молоко — оборотом в семьдесят градусов…

И потекли в небольшой комнате глубокомысленные разговоры интеллигентных людей о жизни, службе и бабах. А прапорщик Кантемиров от невероятной тоски и огромного запаса загадочного ликёра банально забухал…

Молодой человек пил практически каждый день, похудел и почернел. Конечно, начальник стрельбища тащил службу, но как-то так, на автомате. Благо на полигоне дослуживали последние дни дембеля-осенники: старший оператор Виталий Басалаев, оператор первого направления Владимир Вовченко, оператор пятого направления Сергей Смолич, и повар Расим Алиев. Русский, украинец, белорус и азербайджанец…

Литовец Ромас Драугялис после памятных всем событий дослуживал в Союзе и, скорее всего, был уже дома и кушал мамины пирожки.

Дембеля собрались без своего прапорщика и, пригласив на экстренное совещание свежеиспеченных Дедов Советской Армии, приняли волевое решение — нести службу до последних дней в ГСВГ, даже не смотря на приказ Министра Обороны СССР товарища Язова. Это был зеркальный ответ за отношение начальника войскового стрельбища к своему личному составу.

За этот месяц полигон отработал как часы «Монтана, 7 мелодий» на руках у каждого дембеля. И на удивление командира полка не произошло ни одного сбоя стрельб по вине операторов полигонной команды. Жаль только, что Ромас отсутствовал на своей пилораме…

Октябрь подходил к концу, и в одно мерзопакостное саксонское утро, когда с утра зарядил мелкий дождь, болела голова, а во рту словно «кошки насрали», прапорщик Кантемиров, с трудом побрившись из-за тремора рук, решил с бодуна сходить в полк, тайком добрести до магазина и выпросить у знакомой продавщицы пару бутылок прохладного пива, которые тут же употребить на месте. А потом с захваченными с собой ещё несколько бутылок благородного напитка найти попутку и всё же добраться до места несения воинской службы. А там набрать аппетита на свежем воздухе, изволить откушать, затем здоровый послеобеденный сон и вечером всё по новой…

Прошедший вечер молодой человек помнил смутно. В памяти только осталась картинка художественного фильма «В зоне особого внимания». Этот фильм, наш ответ американцам на их «Рембо», телецентр гарнизона крутил постоянно, несколько раз в месяц. И как всегда, кто-то из армейских товарищей заходил, и кто-то выходил из комнаты. Финал вчерашнего вечера Тимур уже не помнил…

Советский военнослужащий с пульсирующей в голове болью медленно шёл в лёгкой дымке утреннего тумана мимо клуба и плаца в направлении магазина. На свежем воздухе голова немного проветрилась и начала соображать. Появились несколько умных мыслей: «Надо меньше пить…», и «На хрена я попёрся с утра в полк?».

Прапорщик так глубоко задумался над своим моральным и физическим падением, что не заметил и прошёл мимо командира полка подполковника Болдырева и начальника штаба полка майора Ремеза, полностью игнорируя своё командование.

За что и был остановлен хорошо поставленным командным голосом:

— Прапорщик Кантемиров, хенде хох!

Лексикон командира полка начал пополняться наречием места пребывания: «хальт, хенде хох и нихт шиссен…», — которые указывали на прекрасное расположение духа подполковника.

Начальник стрельбища круто развернулся, надвинул на неуставную причёску фуражку и строевым шагом по булыжной мостовой приблизился к командиру. Из-за алкогольной интоксикации каждый шаг эхом отдавался в его голове. Доложил о прибытии.

Подполковник ухмыльнулся и спокойно так говорит майору:

— Представляешь, приезжаю вчера ночью из Швепница (дивизионный полигон), прохожу мимо семейного общежития и слышу — поют. На первом этаже. И хорошо так поют. Душевно… Кантемиров, ты помнишь, что пел вчера вечером?

— Никак нет, товарищ подполковник! Я спал.

— Не звезди боевому командиру, прапорщик, — продолжает комполка. — Дай, думаю, проверю, что это за новый хор мальчиков у нас прорезался. Стучусь в дверь, а она открыта… Захожу и вижу — трио прапорщиков: Кантемиров, Клейнос и Россиев. Сидят, обнявшись на диване, смотрят без звука фильм про десантников и поют «Подмосковные вечера».

Начальник штаба начинает потихоньку ржать.

Командир полка продолжает с невозмутимым видом:

— Майор, ты дальше слушай. Один Кантемиров только оглянулся и рукой мне махнул. Заходи мол, не стесняйся… А я не стал им мешать. Крупных залётов нет ни у одного исполнителя. А перед ними столик, весь заставленный молочными бутылками и закуской. Но какой сивушный запах стоял в комнате! Что вы там пили, прапорщик?

Понятно, что Кантемиров попал конкретно. Майор был в полку человек новый, только из академии. С подполковником Тимур служил почти полгода. И начальник стрельбища пока ни разу не подвёл командира полка на различных проверках и итоговых стрельбах. И потом, опять же, жёны старших офицеров остались очень даже довольными результатом натурального обмена часов и матрёшек в Лейпциге.

Подчинённый поправил съехавшую набок фуражку, вздохнул и доложил честно:

— Пили ликёр из немецкого спирта.

— Вот про твои фокусы с немецким спиртом и молочными бутылками я уже наслышан. Прапорщик, ты хоть понимаешь, что подрываешь боеспособность части?

Терять уже нечего… Башка трещит…

Военнослужащий ответил с некоторой обидой:

— Товарищ подполковник, ещё год назад наш полк проводил стрельбы каждый день на стрельбище Помсен. Днём и ночью. Мы не успевали мишени колотить. А сейчас от силы два раза в неделю. Один раз — день, один раз — ночь. Это я о боеспособности полка говорю.

Командир гвардейской мотострелковой воинской части тяжело вздохнул в ответ, задумчиво посмотрел на своего начальника штаба и перевёл взгляд на начальника стрельбища.

— Хотя бы ты, прапорщик, не сыпал мне соль на рану. Закрывай свою лавочку. Это приказ!

— Есть закрыть лавочку.

И гвардии прапорщик Кантемиров выполнил этот приказ. Потому что уважал своего командира полка. Да и сам уже устал. Надоело! Это как у классика: «Бросил пить, потому что устал …»

Ни офицеры, ни рядом стоящий прапорщик, конечно же, не могли знать, что совсем скоро великая страна развалится, затем последует отмена монополии государства на торговлю спиртных напитков, и борьба с пьянством уйдёт в никуда вместе с первым и последним президентом СССР…

Прапорщик Кантемиров, комсомолец, спортсмен и, в общем-то, неплохой человек, решил взяться за ум. Даже вспомнил о спортзале, но, трезво оценив своё физическое состояние подорванное «молочным» ликёром, решил повременить и пока просто просвежиться и набраться сил на танцах в ГДО (гарнизонный дом офицеров).

В танцевальном зале к молодому человеку подбежали знакомые немочки и принялись с тайным желанием интересоваться, куда пропал симпатичный русский. Многие уже знали об окончательном разрыве молодого прапорщика с генеральской дочерью. Сам разболтал по пьяни…

Тут подошёл знакомый вольняга с кочегарки ГДО по имени Игорь, отозвал в сторону, немного пожурил за долгое отсутствие, сделал очередной заказ на джинсы и электронные часы, а затем с хитрой улыбкой вдруг объявил:

— Тимур, а с тебя стакан!

Только одно напоминание о водке тут же вызвало лёгкий приступ тошноты.

Кантемиров сглотнул слюну и сухо спросил:

— Игорёк, с какого хрена?

Вольняга взглянул на побледневшее лицо собеседника, всё понял и принялся объяснять:

— Ты же с Копейска?

— Ну.

— Мы тебе земляка нашли. Пойдём в буфет, там все наши за одним столом сидят…

Земляк с одного города — это святое. Тут и стакана не жалко…

Кочегар подвёл прапорщика к большой компании вольнонаёмных служащих с госпиталя, среди которых, в центре большого стола сидел высокий сухощавый немец, годивший всем в отцы, а то и в деды. Примерно лет под семьдесят, в тёмном пиджаке на серую рубашку.

Прапорщик сразу подумал, что старик будет из служивых и наверняка бывший военнопленный. Слишком уж прямо сидел, как будто жердь проглотил, и уверенно разливал «Столичную» по рюмкам собеседников.

Игорь улыбнулся немцу и сказал:

— Питер, с тебя стакан. Я тебе земляка нашёл с Копейска.

Старик отвлёкся от увлекательного занятия и, подняв голову, посмотрел на вновь прибывших жёстким взглядом из-под кустистых бровей.

Затем закончил разливать водку и на вполне сносном русском задал Тимуру наводящий вопрос:

— Ты, с какой шахты?

Кантемиров и так соображал туго, а сейчас, охреневший от такого вопроса, глупо уставился на старика и на рядом сидящих с ним вольняг. Те сразу заржали, а Виктор ещё раз напомнил про стакан.

Немец молча ждал ответа, с лёгкой усмешкой рассматривая молодого русского.

Парень с Южного Урала рассердился на себя и сухо ответил:

— С сорок седьмой.

— А я с сорок четвёртой, — гордо заявил немец чисто по-русски и, вытащив из внутреннего кармана пачку сотенных купюр, выдернул одну и подозвал по имени проходящую мимо работницу общественного питания: — Катюша, сделай, пожалуйста, нам ещё одну бутылку «Столичной».

— Я сегодня не смогу пить…, — заявил Тимур и посмотрел на знакомую официантку.

Екатерина, жена одного из прапорщиков танкового полка, знала о случившейся трагедии в гарнизоне и сразу предложила:

— Я вам чаю принесу.

— Покрепче и с лимоном, — добавил старик, хлопнув рюмашку и вставая со стола, протянул руку земляку: — Питер.

— Тимур.

— Татарин?

— Да.

— Тогда пойдём, земляк, чай пить за другой стол.

Пожилой немец с молодым татарином (русским, в общем…) присели рядом и разговорились. Питер сообщил, что был контужен, попал в плен офицером в начале 1943 под Курском и потом этапом за Урал. Затем сразу начал спрашивать про свою шахту и очень огорчился, узнав, что горнодобывающее предприятие закрыли и затопили. Даже хотел ещё раз махануть рюмашку, но, взглянув на собеседника, решил лишний раз не тревожить тонкую загадочную душу юного собеседника.

Кантемиров умел слушать и с нескрываемым удивлением узнавал всю подноготную нового знакомого немца, происходившего из военной династии древнего рода саксонских дворян. Питер с печалью в голосе сообщил, что если бы он жил в ФРГ, то был бы Питер фон Остен-Сакен. Однако, бывший военнопленный, отбыв семь лет в русском плену, вернулся в ГДР и не захотел уезжать из родного Дрездена, хотя у него все родственники рванули на Запад ещё в мае 1945 года.

К концу второй чашки крепкого чая Питер вдруг спросил:

— Тимур, давно пьёшь?

Прапорщик тяжело вздохнул:

— Около месяца. После того, как погиб мой друг.

— Я знаю эту историю. Очень жаль людей…

— От меня ещё подруга ушла, — русский решил излить душу.

— Бывает…, — успокоил побитый жизнью саксонский мужик. — Ничего… Новую девушку найдёшь.

Немец с русским помолчали несколько минут, и пожилой человек предложил:

— Пойдём, прогуляемся. Дождя нет, небо ясное, а я тебе свой дом покажу, здесь недалеко, на берегу Эльбы. И тебе на свежем воздухе будет лучше, чем здесь. Поверь, я знаю.

Новые знакомые вышли на улицу, и Тимур в тёплой кожаной куртке, купленной в берлинском интершопе, по достоинству оценил стильную одежду пожилого человека:

— Красивый плащ и костюм. Тоже в интершопе покупал?

— Брат с Мюнхена постоянно привозит подарки. У меня много родственников на западных землях, часто приезжают.

— Родня — это хорошо…

У прапорщика мелькнула мысль о западных марках, но Кантемиров решил не торопить события. Кто его знает, этого Питера. Может быть, за семь лет советского плена он стал идейным коммунистом?

Так за разговором поднялись по булыжной мостовой на высокий холм, на котором тянулся вверх остроконечной крышей большой дом, похожий на средневековый замок с башней. Дом окружал просторный сад с вековыми деревьями. Тимур с Питером остановились у кирпичной арки с потемневшими от времени дубовыми воротами, и молодой человек, с восхищением разглядывая освещенный луной двор, сообщил:

— Вот теперь я понял, почему к тебе так часто приезжают родственники — чтобы полюбоваться родными местами.

Было видно, что немцу понравились слова молодого русского.

— Наше родовое гнездо. Дом большой, но нужен ремонт. — Старик посмотрел на приободрившегося земляка. — Легче стало после прогулки?

— Спасибо, Питер, что вытащил меня из ГДО. Голова просвежилась, вот только сердце стучит так, как будто километр пробежал.

— Тогда зайдём в гости, я тебе специальный чай приготовлю.

— Неудобно на ночь глядя…, — Тимур осмотрелся вокруг. На улице ни души. Добропорядочные бюргеры уже спят давно.

— Пойдём. Я сегодня один дома. Подруга уехала к родственникам в Эрфурт.

— Раз один, тогда зайдём, — согласился гость и добавил: — Всё равно спать не могу.

— Сегодня уснёшь…, — многозначительно пообещал опытный человек и открыл калитку.

Район Radeberger Vorstadt, где находился дом бывшего немецкого дворянина, располагался на высоких холмах берегов Эльбы, никогда не попадал под разлив реки и считался одним из самых дорогих и престижных районов Дрездена.

Сегодняшняя ночь в конце октября порадовала горожан тёплой и ясной погодой, и, как ни крути карту мира, всё же юг бывшей ГДР, до границы с Чехией всего сорок километров. Антициклон, пришедший с северных африканских берегов, полностью захватил южную половину объединённой Германии. Было тепло даже ночью, и молодой человек с удовольствием вдыхал полной грудью чистый речной воздух, прочищая лёгкие и кровь от алкогольных остатков…

Тимура поразил большой парадный зал, выполненный под старину: огромный сервированный стол с тяжёлыми дубовыми стульями занимал большую часть помещения, над тёмным камином в противоположном конце зала на стене красовались чучело головы оленя, а прямо с порога вверх и вправо уходила витиеватая лестница, украшенная резьбой по дереву.

Хозяин дома напоил прапорщика специальным отваром из разных трав и сообщил по секрету, что алкоголизм становится для восточных немцев большой проблемой, так же, как и для русских. Посидели где-то с час, и гость заспешил домой. Пора и честь знать, время уже за полночь. С Питером договорились встретиться в следующие выходные.

В эту ночь с субботы на воскресенье Кантемиров наконец-то уснул нормально и проспал до десяти часов утра, что за ним никогда не водилось. Организм молодого человека начал восстанавливаться после месячного запоя…

На следующей встрече в красивом доме саксонец познакомил гостя со своей подругой Кристиной. Жена офицера Вермахта вместе с двумя детьми погибла ещё в феврале 1945 года при серии бомбардировок города англичанами. При возвращении из плена Питер фон Остен-Сакен так и не женился, но пригласил к себе жить стройную блондинку лет сорока. Дом большой, места всем хватит.

В этот раз начальник советского полигона по просьбе старика захватил с собой сигарет «Северных» и «Охотничьих», а хозяйку дома порадовал матрёшкой, оставленной про запас для натурального обмена со студентами Шули. Джибутяне подождут, а матрёшка ещё найдётся среди коллег по службе. В ответ гость получил шикарный обед из традиционного саксонского меню: свиное колено с картофельными клёцками, красная тушёная капуста и фасоль. Хозяева пили «Радебергское», а Тимуру предложили местную минеральную воду из города Бад-Лаузик. Очень невкусную, но очень полезную…

После обеда Кристина покинула мужчин, сославшись на договорённость с подругами, а новые друзья разговорились вновь. Питеру было очень интересно услышать про жизнь в шахтёрских посёлках Южного Урала после его отъезда нах Фатерлянд (на Родину). Всё же прожить семь лет в бараке, примыкающим к угольной шахте под номером сорок четыре, это вам не в турпоездку съездить.

Первое время советского прапорщика удивляла прямолинейность бывшего немецкого военнопленного с его постоянной готовностью к любому спору. Вообще немецкий старик, что думал, то и говорил. Особенно, находясь в лёгком подпитии. И в этот раз Питер начал разговор с того, что перед нападением на Советский Союз действительно мечтал о крупном поместье где-нибудь в Крыму и чтобы у него на виноградниках работали военнопленные батраки.

При этих словах молодому собеседнику тоже вдруг захотелось быть прямолинейным и сказать первое, что пришло на ум, но врождённая тактичность и воспитание на улицах шахтёрского посёлка взяли вверх… Тимур пока молчал, слушал и пил минералку. Пошёл откровенный разговор, а Питер старше его раза в три. Вначале надо выслушать старшего мужчину до конца…

Саксонец сделал добрый глоток национального напитка и, разбавляя русскую речь немецкими словами, начал изливать душу:

— С 22 июня 1941 года я перестал мечтать о поместье и о землях в Крыму. Тимур, знаешь почему?

Советский прапорщик только усмехнулся, тяжело посмотрел на старика и глотнул солёной воды.

Бывший офицер Вермахта согласно кивнул и продолжил:

— Ни в Чехословакии, ни в Польше пограничники никогда не воевали с регулярными войсками. Наш полк переходил границу на реке Прут у молдавской деревни, на том берегу стояла небольшая застава, усиленная пулемётами и двумя лёгкими пушками. Это мы знали точно… — Немец замолчал, вспоминая свой первый бой на советской земле. Затем тяжело вздохнул, глотнул пива и поднял голову в сторону русского. — По планам командования на захват советских пограничников нам отводилось от тридцати минут до двух часов максимум. А ваши пограничники продержались одиннадцать дней, а затем сами атаковали ночью, прорвались и ушли в партизаны…

Питер от души шарахнул по тяжёлому дубовому столу.

— Одиннадцать дней! Нерегулярная армия с двумя пушками держала оборону против танков и обстрелянной пехоты, находясь в полном окружении.

— А ты что хотел? — советский прапорщик всё же решил проявить искренность. — Чтобы тебя встречали хлебом с солью?

— Тимур, пограничные войска поставлены охранять границу, а не воевать с превосходящими силами противника.

— Вот мы так и охраняем… — Кантемиров отодвинул пустой стакан в сторону. Всё! Напился…

— Вот с этих дней я начал думать о том, чтобы уберечь личный состав от бестолковых потерь. Когда у русских солдат не оставалось шансов на выживание, они становились вдвойне опаснее и шли в штыковую атаку. А мы уже успели забыть тактику ближнего боя…

Пожилой саксонец тяжело вздохнул, допил бокал и улыбнулся русскому парню родом с Южного Урала.

С этого дня Питер и Тимур подружились. И вскоре начальник войскового стрельбища Помсен перестал мотаться в Восточный Берлин, а начал покупать западные марки только у своего земляка из шахты № 44. Затем перепродавал арабам, вьетнамцам и джибутянам в Лейпциге.

К концу службы прапорщик Кантемиров смог забить мебелью, аппаратурой и бытовой техникой пятитонный контейнер, оформленный за долю малую на одного из офицеров, родом из славного города Челябинска. И весной 1989 года смог переправить нажитое добро на Родину…

А через год прекратило своё существование и сама Германская Демократическая Республика вместе с ГСВГ…

P.S. Дальше читаем книги из серии: «Жизнь за жильё»…