Кто скажет нам, Эвидаттэ?..

I

Это было похоже на продолжение странного сна, когда человек вдруг подскакивает на постели, тараща мутные глаза, и изрекает что-нибудь вроде: «Я не могу войти в этот домик на носу». В утреннем полусумраке уже виднеются знакомые стены комнаты, лампа-грибок на ночном столике и смятое одеяло, сползшее на пол, но сон еще здесь, еще не прошел, и на фоне стеллажей с книгами еще колышутся очертания гигантских деревьев сказочного леса и не покинуло сонный мозг чувство досады и разочарования из-за того, что никак не можешь проникнуть в хижину, построенную собственными руками на собственном носу.

Сергей Сергеевич явно еще не успел проснуться — чмокал губами, всхрапывал, порывался перевернуться на другой бок, — но чувство чего-то не совсем обычного уже охватило его. Во-первых, только что колыхавшаяся перед глазами знакомая портьера на окне вдруг стала совсем расплывчатой и пропала. Пропало теплое одеяло, под которое Сергей Сергеевич пытался спросонья забраться с головой. Сам он оказался сидящим, по-видимому, в кресле, одетым и привязанным широкими упругими ремнями. Во-вторых, огромный ярко освещенный зал, каких наяву не увидишь, вместо того, чтобы померкнуть и пропасть, стал еще ярче, еще больше, еще явственней. В уши проник совершенно незнакомый шум, перед глазами вспыхнули и пропали два ряда ярко-красных лампочек.

— Странный сон, — пробормотал Сергей Сергеевич, с трудом шевеля языком и снова пытаясь перевернуться на другой бок, — удивительно яркий сон. Надо будет рассказать ребятам…

Ремни не дали ему повернуться, а собственный голос показался необычайно хриплым и совершенно незнакомым. Сергей Сергеевич открыл глаза и огляделся. В голове шумело, веки казались очень тяжелыми, и он решил, что удивительный сон продолжается.

— Ну что ж, посмотрим, — решил он и даже стал ерзать в кресле, устраиваясь поудобнее, как будто сидел перед экраном телевизора. — Не проспать бы только будильник… Будильник, прямо скажем, неважный — зря его мне подарили. Изящной формы, но… Однако, что ж это — все комната да комната… Приборы какие-то. Скучно. Пусть здесь появится человек!..

Сергей Сергеевич, как и многие люди, был убежден, что может, находясь в таком вот состоянии, управлять своими снами. Много раз это ему действительно удавалось, но сейчас человек не появился — комната осталась пуста. Огромная комната с высокими белыми стенами, с гладким блестящим, надо думать, металлическим полом. Вдоль стен тянулись громоздкие сооружения, тоже белые, украшенные многочисленными циферблатами, круглыми темными окошками и мигающими разноцветными лампами. В общем и целом все это походило скорее на зал центрального управления электростанцией, чем на сон, и вызвало в памяти Сергея Сергеевича звучные термины: пульт, реостат и «двести тысяч вольт». Сергей Сергеевич был ихтиологом и плохо разбирался в электротехнике.

— Потолок, скорее всего, стеклянный, — размышлял Сергей Сергеевич, подняв глаза к небу. — Большой матовый экран на противоположной стене — телевизор. И вообще — это самый яркий сон, который мне когда-либо приходилось видеть.

Странный шум над ухом неожиданно прекратился, и наступила глуховатая тишина, нарушаемая только металлическим звенящим пощелкиванием, доносившимся откуда-то из-за спины. «Тик-дзанг, тик-дзанг, тик-дзанг…» Сергей Сергеевич машинально принялся считать щелчки и, досчитав до шестнадцати, вдруг подумал, что его мысли и ощущения все-таки слишком ясны и резки — даже для самого яркого сна. Эта мысль поразила его и заставила прибегнуть к классическому методу: он поднял руку и дернул себя за нос. Рука показалась ему непривычно легкой, а нос — до удивления маленьким, и он не проснулся. «Тик-дзанг, тик-дзанг…» — неслось сзади. Сергей Сергеевич поднял руку и приблизил ее к глазам.

— У-ди-ви-тель-ный сон, — сказал он, стараясь изо всех сил подавить в себе чувство необычного, переходящее в страх: это была не его рука. — Слишком гладка и бела… Гм… Я бы сказал, даже голубовата и… и я бы не прочь проснуться…

Тик-дзанг, тик-дзанг…

— Да прекратите вы это щелканье, — крикнул Сергей Сергеевич. Эхо пролетело под сводами зала и погасло в дальнем углу его.

— Тик-дзанг, тик-дзанг, — ответила тишина.

— Это сон, — твердо сказал ихтиолог и взялся руками за ремень, мягко охвативший его грудь. — Это сон, но я сейчас встану и… э-э…

Ему было неясно, что будет дальше.

— И… э-э-э… так сказать, пройдусь…

Он принялся шарить в поисках пряжки или чего-нибудь в этом роде, стараясь не замечать белой странной рубахи до пояса и коротких белых штанов, облекающих его тело (кстати говоря, тело было вовсе не его — маленькое, белое, мускулистое). Ремни он снял сравнительно легко, но так и не понял, как это у него получилось.

— Сон, конечно, сон, — подумал он с облегчением и встал.

Кресло было похоже на зубоврачебное и стояло на возвышении посреди зала с белыми стенами. Позади кресла, похожий на гигантский гриб, до самого потолка тянулся сверкающий матовым металлом агрегат с торчащими из него двумя длинными широкими трубами, уставленными прямо в затылок тому, кто сидел в кресле. В кресле сейчас никто не сидел, но в одной из труб вспыхивал и гас в такт «тик-дзанг» оранжевый огонь. Это было так красиво, что Сергей Сергеевич даже забыл на время, что видит сон. Он несколько раз обошел вокруг громадного гриба, рассматривая шкалы с бегающими стрелками, рубчатые кремальеры, цветные кнопки. Потом он споткнулся о кресло, остановился, озираясь.

— Пульт управления! — пробормотал он и дернул себя за нос изо всей силы. — Р-реостат…

Сон не проходил, сон оставался, и только теперь Сергей Сергеевич ясно себе представил, до какой степени он ничего не понимает. Он медленно спустился по лесенке на металлический пол, выложенный большими цельными шестигранными плитами, и, смахнув рукой пыль с последней ступеньки, уселся.

— Попытаемся суммировать, — сказал он, с содроганием вслушиваясь в хриплый, совершенно незнакомый голос, вырывающийся у него из горла. — Прежде всего, это — не сон. Следовательно, это — явь. Так. Что отсюда следует?

Отсюда ничего не следовало. Сергей Сергеевич абсолютно не мог представить, как он попал в этот пустой и довольно холодный (он поежился и стянул потуже ворот легкой рубахи) зал, уставленный приборами, не имеющими очевидно никакого отношения ни к нему, Сергею Сергеевичу, ни к его обычным занятиям. Память не подсказывала ему ничего определенного. Сначала в мозгу пронеслось название книги, которую он прочел сравнительно недавно — «Опыт разведения осетровых на высоких широтах». Потом он обнаружил, что не может припомнить своей фамилии, и это снова заставило его усомниться в реальности окружающего. Он оглянулся. «Тик-дзанг, тик-дзанг», — подмигнул ему оранжевый глаз.

— Ага, — сказал ихтиолог. — Я психически болен и нахожусь в клинике. Меня лечат… И правильно делают, но где же, однако, врачи?

Потом он посмотрел на руки, лежащие у него на коленях, — чужие белые миниатюрные руки… «Тик-дзанг, тик-дзанг», — звенело в ушах.

— Главное — хладнокровие, — громко проговорил Сергей Сергеевич, поднимаясь. — Либо я болен и меня лечат — тогда скоро придут врачи и все объяснят. Либо (он снова оглядел себя, покусывая губу)… либо все это — кошмар, бред, и тогда… тогда… Очнусь же я вообще когда-нибудь!

Он осмотрелся по сторонам и пошел на чуть подгибающихся ногах к ближайшей стене.

— Наблюдать, наблюдать!.. Это интереснейший, любопытнейший бред! Смотреть в оба! Наблюдать…

Дойдя до стены, он пошел вдоль нее, огибая громадный зал, пытаясь одновременно и найти смысл всей сложнейшей аппаратуры, которая окружала его, и доказать ее бессмысленность, бредовость. Ничего не поняв, добрел до поворота и опустился прямо на холодный пол. Странное дело — ноги отказывались нести его тело, ставшее таким легким и упругим. Он испытывал ощущение человека, начавшего учиться ходить в зрелом возрасте.

Отсюда грибообразный агрегат с мигающими трубами казался маленьким и далеким, но звонкое щелканье было еще отчетливо слышно. Он прислонился спиной к стене, закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Память бездействовала. Портьера на окне… Будильник в виде рыбы, стоящей на хвосте, с циферблатом вместо глаза… Какой-то забор с объявлениями… Ярко красный закат над зеркальной гладью спокойной воды и заросли камыша. Строчка из стихотворения — «…зеленый вымпел над волной…» и снова — «Опыт разведения осетровых…» А в чем этот опыт состоит — хоть убей…

Он поднялся и пошел вдоль поперечной стены, опираясь рукой на выступ, поблескивающий циферблатами и круглыми выпуклыми иллюминаторами. За одним из иллюминаторов ему почудилась какая-то тень, он остановился и прильнул глазами к выпуклому стеклу.

Сначала он ничего не понял, а потом ахнул и отшатнулся. С другой стороны глядела на него волосатая человечья маска с маленьким ртом-трубочкой и большими желтыми глазами. Когда он отшатнулся, рот-трубочка вытянулся еще больше, глаза медленно моргнули и снова уставились пристально. Потом лицо исчезло. Сергей Сергеевич, слегка оправившись от неожиданности, долго вглядывался в темное стекло, но больше ничего не смог увидеть. Охваченный любопытством, он даже рискнул нажать одну из кнопок над иллюминатором, рассчитывая как-то осветить странное существо, но это привело только к тому, что за стеклом медленно выдвинулась серебристая пластинка и заслонила окошко. Другие кнопки Сергей Сергеевич трогать не решился и двинулся вдоль стены дальше, заглядывая теперь уже в каждое из окошек. Все они оказались закрытыми серебристой пластинкой.

Дверь обнаружилась совершенно неожиданно. Сергей Сергеич шел задумавшись, по-прежнему опираясь рукой о стенку, как вдруг твердая белизна подалась под рукой, и он очутился перед приоткрытой дверью. Из-за нее виднелась освещенная лестница с высокими перилами. Сергей Сергеевич остановился и…

Дальше в сознании наступил какой-то непонятный провал. Кажется, он шагал по длинным пустым коридорам, уверенно распахивая двери, поднимаясь и опускаясь по узким чистым лестницам. Иногда ему казалось знакомым все, что окружало его, — коридоры, переходы, пустые комнаты, уставленные приборами, аршинные надписи на стенах… Он узнавал свои руки, свой голос, тело становилось то легче, то тяжелее, движения — более послушными или совсем непривычными. Он окликал кого-то, заглядывая в двери, и знал, кого окликает… Словно сон поминутно сменялся явью, явь бредом, бред — снова сном… Потом он словно очнулся, вспомнил громадный зал, тикающий гриб до потолка и странную физиономию за круглым окошком. Он вспомнил свою фамилию — Комлин, и это его страшно обрадовало и подбодрило.

— Какой, однако ж, громадный институт, — сказал он вслух.

Он стоял на площадке широкой, мраморной по виду, лестницы. Внизу у подножья виднелись высокие тяжелые двери, рядом с которыми стоял столик — совсем маленький по сравнению с громадными блестящими створками. За столиком, уронив голову на руки, по всей вероятности спал человек в белой одежде.

— Сторож! — Сергей Сергеевич начал спускаться по лестнице, все убыстряя и убыстряя шаг. — Сейчас, может быть, многое выяснится…

Человек внизу поднял голову и уставился на сбегающего с лестницы ихтиолога. Встал, шагнул навстречу. Скатываясь вниз, не в силах уже сдержать своего движения, Сергей Сергеевич почувствовал подступающую к горлу томительную тошноту страха: человек в белом не был человеком. Лысый череп, огромные, совершенно круглые глаза, маленькое возвышение вместо носа… Ушей нет, вместо рта — мигающий кружочек… Странный резкий голос, дикая жестикуляция… Сергей Сергеевич, не останавливаясь, вылетел за дверь…

Он шагал стремительно, почти бежал по темной широкой улице между рядами высоких куполообразных сооружений. Сжимал незнакомое лицо свое — безволосое, с маленьким носом и круглым, непрерывно двигающимся ртом, рвал и щипал податливое тело, пытаясь прийти в себя, очнуться. Он ожидал чего угодно: пусть его схватят санитары, потащат грубо и швырнут в камеры для буйных; пусть он сумасшедший, неизлечимо больной, отринутый от привычной жизни, пусть даже навсегда, но не это… Не эта явь, не это чужое тело, несущее его мозг, не этот уродливый квазичеловек в белом, не эти темные громады непонятного города…

На темной дороге впереди заплясала его уродливая растянутая тень — он оглянулся. Три слепящих глаза неслись на него, приближаясь стремительно. Ааа! Мимо промчалось черное, обтекаемой формы, рассекая стонущий воздух. Сверкнула красная звездочка, пронесся горячий ветер — и все стихло.

Тяжело дыша, Сергей Сергеевич прильнул к теплой шершавой стене. Что это за город? Что за странные жители его? Где я, где? Он поднял глаза. Темное синее высокое небо, усыпанное звездами. Они тусклы, и рисунок созвездий чужой, дикий. Сергей Сергеевич пошел дальше. Цели у него не было, мысли разбегались. Странный город, окружающий его, был пуст. По широким темным улицам изредка проносились стремительные черные машины — так быстро, что ему ни разу не удалось разглядеть их. Один раз он наткнулся на группу людей в белом, стоящих в подъезде огромного особняка с погашенными окнами. Когда он приблизился, люди замолчали и повернулись к нему, как показалось, с почтительностью.

— Э-э… — начал Сергей Сергеевич растерянно. — Я чужой в этом городе…

Они стояли, уставясь глубокими блестящими стеклами глаз, круглые ротики их мигали. Сергей Сергеевич почувствовал себя крайне неловко.

— Мнэ-э… — Ему как-то нечего было сказать.

Люди в белом зашевелились и плавно, почти незаметно скользнули в тень под домом. Сергей Сергеевич поколебался, шагнул было им вслед, но потом раздумал: ну их, может, это влюбленные… неловко.

Странный был это город. Большой, очень большой, но какой-то слишком пустынный, слишком темный. Только один раз Сергей Сергеевич увидел здание с освещенными окнами — оттуда неслись непонятные голоса, звуки, похожие на заглушенную музыку, в ярко освещенных дверях стояло много существ в белом, группами и в одиночку… Сергей Сергеевич решил, что это ресторан или клуб. Здесь же, невдалеке за поворотом он увидел огромное количество черных обтекаемых машин — скорее всего, автомобилей. Он перебежал улицу и долго бродил между машинами, ища кого-нибудь, чтобы поговорить с глазу на глаз, в спокойной обстановке, но никого не нашел. Черные молчаливо дремлющие машины показались ему герметически закупоренными — в них нельзя было ни проникнуть, ни заглянуть.

Странный это был город. Необозримые сумрачные площади, похожие на широкие озера, окаймленные высокими берегами куполообразных строений. На одну из них камнем упал с неба серебристый светящийся клубок света, подрожал немного, бросая блики на серый камень мостовой, снова взмыл к звездам и потух. На площади осталось несколько белых фигурок, которые неторопливо двинулись куда-то прочь и быстро затерялись на темном фоне зданий.

Небо вдруг посветлело, засеребрилось невидимыми до сих пор нитями высоких облаков. Из-за крыш далеко-далеко поднялись и торопливо пошли по огромной дуге две близко посаженные луны — два туманных широких серпа — и быстро скрылись за зданиями на другой стороне площади. Потом в обратном направлении бесшумно прорезала погасшие облака ослепительная точка, оставляя за собой не сразу гаснущую полоску света… И снова сумрак, тишина, холодок на коже, безлюдье…

Сергей Сергеевич сильно устал, кое-как доплелся до середины четвертой на его пути площади и сел на холодный камень, обхватив руками колени. Странное, странное пробуждение ихтиолога, специалиста по осетровым. Сергей Сергеевич Комлин, что с тобой? Куда тебя занесло?

— К сожалению, я материалист, — сказал Комлин вслух и подумал, что раньше у него никогда не было такой привычки — разговаривать с самим собой. — Для идеалиста все происшествие проще пареной репы. Переселение душ. Мое, комлинское, «я» — в другом теле. Однако…

Вдали вспыхнули огни тройных фар, минута — и мимо, совсем рядом, пронесся горячий ветер, блеснул красный бездымный огонек… И еще, и еще…

— Реактивные автомобили, — решил Сергей Сергеевич. — Чудесные машины будущего… А вот эта пара несомненно бредет сюда.

Двое в белом подошли и стали неподалеку, не обращая на Комлина никакого внимания. Оба в белом, оба глазастые и безносые, оба на одно лицо. Они звонко и певуче перебрасывались словами. Сергей Сергеевич подождал немного, потом встал и придвинулся к ним:

— Простите, ради бога… Видите ли — странное происшествие…

Он замолчал. Они, правда, не шарахнулись от него, как от чумного, но как-то сразу отодвинулись, повернулись спиной, отошли, не прерывая своего разговора…

— Н-да, — пробормотал Сергей Сергеевич. — С пьяным человеком какая беседа!.. Пойду, посижу… Чего уж… Буду ждать.

Он снова сел на холодный камень. Ждать, собственно, было нечего. Разве что — утра. Утро вечера мудренее. С неба упал, как давеча серебристый клубок, — сверкающий светом большой колпак. Откинулась дверца у земли, те двое вошли внутрь… Звон, горячий ветер — и опять — тишина, сумрак, безлюдье… Сергей Сергеевич уронил голову на чужие острые колени.