Куда идём?

I. Две российско-германские пятилетки без плана или почему мы идем ни к чему?

Итак, начался отсчет третьего тысячелетия. Масштабные даты — новый год, новый век, новое тысячелетие — очень искушают увидеть в них и масштабные рубежи на пути к новым, конечно же, большим и хорошим, достижениям. Но беззвучный, неделимо-непрерывный и неумолимо-самостоятельный поток времени равнодушен к налагаемым на него условным меркам. Рубежи, этапы, эпохи нашей деятельности редко совпадают с круглыми числами на бесконечной линейке времени.

Тем не менее, такие даты заставляют задуматься: что же нам удалось сделать, что мы имеем сегодня и что нужно делать завтра? Куда мы вообще идем и к чему придем?

Актуальность этих вопросов для российских немцев обостряется дополнительными годовщинами: в этом году исполняется 60 лет со дня принятия Указа, ставшего началом трагедии нашего народа; в прошлом году исполнилось 35 лет с начала движения российских немцев за восстановление их государственности; чуть раньше мы должны были отметить, но так и не отметили, 10-летие нашей массовой организации "Возрождение"; исполнилось три года нашей Федеральной национально-культурной автономии; а в начавшемся году нам предстоит отметить и 10-летие I Съезда советских немцев, а также 10-летие с начала практического российско-германского сотрудничества в решении нашей проблемы.

В общем, поводов задуматься более чем достаточно.

Вторая волна в движении российских немцев в 1988 году взметнулась, как и первая в 1965-м, с чисто политическими требованиями: восстановление государственности, полная реабилитация, равноправие российских немцев с другими народами страны. Все это было обещано нам, и к этому вроде все шло, однако темпы развала СССР опережали темпы решения нашего вопроса, поэтому даже I Съезд советских немцев в 1991 г., который, в условиях упущенности восстановления Республики на Волге, должен был обеспечить первые крупные шаги в этом направлении, закончился внутринациональным взрывом, раскидавшим и наше движение, и наш народ, оставив нам на годы выжженное бесплодное поле.

На этом поле политические решения, которых мы совершенно правильно добивались, нами самими взращены быть не могли. Новая власть, в чьи обязанности, возможности и прерогативы это входило, принимать такие решения не хотела; она оказалась в разрушаемой ею же стране не командой спасателей, тем более не командой созидателей, и даже не службой поддержания порядка, а ненасытной ордой мародеров, разрушавшей все новые структуры государства для все большего растаскивания его собственности.

Можно только удивляться тому, что в этих условиях была создана Межправительственная Российско-Германская комиссия для поэтапного восстановления государственности российских немцев! С сегодняшней точки зрения это можно объяснить только тем, что тогдашняя власть не собиралась что-либо делать для российских немцев, как и для российского народа вообще, — недаром же более 90 % всех принятых тогда законов, постановлений и указов не выполнялось.

Создание Межправкомиссии сыграло, однако, большую роль: оно позволило российским немцам хотя бы на заседаниях этой комиссии вновь и вновь ставить свои политические требования; оно ввело российских немцев в сферу обсуждения и принятия политических решений — пусть и не в качестве полноправной, но все же третьей стороны; и оно легализовало, сделало востребованной и желательной для России материальную поддержку со стороны Германии.

В свою очередь, эта поддержка простимулировала принятие и осуществление важных политических решений о создании национальных районов и ряда компактных немецких поселений и вызвала принятие в России Федеральной целевой программы по российским немцам. А все это вместе помогло сохраниться в течение ряда лет движению российских немцев, а также создать начальную национально-культурную инфраструктуру в виде Российско-Немецких Домов, культурных центров, языковых курсов, издания газет и книг, художественной самодеятельности и различных культурных мероприятий.

Вместе с тем, в условиях невозможности политического решения проблемы, вынужденность заниматься только практическими делами ("проектами"), причем даже за определенное денежное вознаграждение, что вообще было ново для российских немцев, стала очень скоро играть и весьма отрицательную, даже разрушительную роль. Здесь проявилось несколько факторов.

Так, в течение более полувека российские немцы если делали что-либо для поддержания своей национальной культуры и родного языка, то только на общественных началах и, как правило, в обстановке преследований за это. От тех активистов требовались не только любовь к своему народу, но и большое мужество. Не случайно таких активистов было раньше немного.

Теперь же люди не только не преследовались за это, а наоборот — им деньги платили! Но когда дело касается денег и вообще материальных благ, то тут вперед прорывается уже совсем другой вид активистов, совсем с другой ментальностью. И с этими новыми активистами, которых стало вдруг видимо-невидимо и которые оказались более громкими, более "преданными" народу и с несравнимо более крепкими локтями, прежние активисты конкурировать уже не могли — они были быстро оттеснены "практиками" и "способными организаторами".

Но этих новых активистов обуяла внезапная любовь к народу не потому, что они плоть от плоти этого народа и что этому народу нужно было помочь. Любовь имела, как правило, другую основу: любовь теперь стала оплачиваемой, а потому и приобрела вполне определенный характер. И контакты новоявленных жрецов политэкономической Венеры со своими клиентами вели к быстрому распространению соответствующих венерическо-политэкономических заболеваний среди неверных своей национальности самых жаждущих активистов.

Так очень скоро получилось, что про политические требования и решения, необходимые народу, новые активисты благополучно забыли. Одни — делая проекты (то есть строя дома, издавая книги, проводя выставки и концерты, причем не обязательно для российских немцев, но на деньги, предназначенные для них). Другие — наладив мощный бизнес на выезде российских немцев (наиболее умело и прибыльно — в Казахстане). И тем, и другим политические решения были не нужны, наоборот: такие решения могли только лишить их неожиданно полученного в разработку Клондайка. Отсюда — не только полнейшая политическая пассивность новых активистов, но и их жгучая нетерпимость к тем, кто еще напоминал государству о политических целях.

Политические инициативы не нужны были и чиновникам с обеих сторон, так как и для них представляли собой угрозу: если проблема будет решена, то эти российские немцы ведь сами займутся дальше своими делами, и никакие чиновники где-то им уже не будут нужны. Да и такие инициативы вызывали только хлопоты: надо отвечать, реагировать, доказывать, почему "низзя". Лучше "конкретные дела", то есть те же проекты, тем более — с участием в распределении средств.

Именно отсюда начинается смычка новых активистов и чиновников в их потребительском отношении к проблеме репрессированного народа. Все, что выходит за рамки имеющего конкретные расценки в рублях и дойчмарках, то есть вопросы политики, вопросы будущего народа — это для одной стороны "политическая трескотня", а для другой — "бля, бля, бля".

Не нужны были политические инициативы и ельцинскому руководству, ибо не решать национальные проблемы пришло оно в этот мир, а в очередной раз все до основания разрушить. Что же касается российских немцев, то вместо восстановления их Республики на Волге полупьяный президент предложил им выковыривать снаряды на военном полигоне. "И Германия пусть поможет…" — ясно определил он место страны друга Гельмута в процессе "поэтапного восстановления государственности российских немцев".

В такой атмосфере и Германии было не до политических инициатив. Поэтому вся работа по решению нашей проблемы была на годы начисто лишена ее главной, политической, составляющей и умело, потому что небескорыстно, сводилась к разрозненно-бессистемной "проектной" работе, где заработки исполнителей зависели не от конечного результата, то есть не от пользы для российских немцев сделанного, а единственно от стоимости этих проектов. А отсюда и непомерно высокая эта стоимость, и нередко даже отрицательный результат "проектов" для будущего народа, и стремительное разбухание карманов подрядчиков, и, естественно, их бескомпромиссная, без всяких принципов, борьба против каких-либо политических требований и тех, кто их еще выдвигал.

Таким образом, интересы российских немцев как народа и государственные интересы двух стран, подписавших соглашение о восстановлении государственности репрессированного народа, были полностью подменены частными интересами "новых активистов"-подрядчиков. Сами российские немцы как народ в лице своего политического и национального авангарда были оттеснены, более того, подменены этими подрядчиками, которые теперь и говорили, и действовали от имени и народа, и государства, что практически вообще исключало звучание прежних политических задач.

Как следствие, многие годы на заседаниях Межправкомиссии, созданной — напомним! — для поэтапного восстановления государственности российских немцев, — если что-то еще и говорилось на эту тему, то в коммюнике все равно не включалось. Очевидно, все хорошо понимали, что при Ельцине это было бессмысленно. В результате — мертвая политическая тишь да гладь да подрядная благодать! Первое осторожное упоминание о главной цели Комиссии появилось лишь в коммюнике ее XI заседания, с подачи и по настоянию Федеральной НКА.

Между тем, будучи вынужденными в течение двух совершенно бесплановых "пятилеток" удовлетворяться лишь проектной работой, мы уже не можем больше понимающе молчать о том, что поднимать вопрос о необходимости политических решений преждевременно или не имеет смысла. Потому что времени нам больше не отпущено: эти решения необходимы сегодня и позарез! Ведь наша цель — сохранить народ, и без политических решений к ней не продвинуться.

В борьбе за эту цель может быть два варианта будущего российских немцев.

Первый: будет, наконец, восстановлена их государственность и создана эффективная система функционирования национально-культурных автономий, что позволит российским немцам самим взять на себя дальнейшие заботы по сохранению своего народа. Этот путь предполагает максимальное развитие института НКА как первого и необходимого шага на пути к главной цели и как незаменимого инструмента ее достижения. Тогда у российских немцев появятся шансы на будущее.

Второй: если этого не будет сделано, то российские немцы просто исчезают как народ — через выезд тех, кто это еще хочет и может, и через ассимиляцию остальных.

Мы должны ясно видеть эти варианты как неотвратимый результат того, что делается сегодня и будет делаться завтра.

Очевидно и то, что усилий, которые до сих пор прилагались двумя странами для решения нашей проблемы, абсолютно недостаточно для положительного результата. Об этом говорит как отсутствие — после стольких лет — видимых политических подвижек, так и реакция на это со стороны российских немцев: выезд двух миллионов человек в Германию никогда не состоялся бы, если бы эти усилия вызывали хотя бы проблеск надежды.

Вывод может быть один: надо подготовить и осуществить реальную программу решения проблемы российских немцев. Она должна:

— определить четкие цели, механизмы и сроки достижения этих целей;

— содержать главный акцент на политических решениях, которые должны предшествовать практической работе, выглядящей сегодня больше как симуляция бурной деятельности;

— установить и обеспечить выделение реально необходимых средств для решения проблемы;

— предусмотреть активное включение и постепенную передачу основной деятельности по решению проблемы самим российским немцам;

— обеспечить жесткую координацию всей работы при полной ее прозрачности и контроле со стороны народа и государства.

Пока же мы видим ситуацию совершенно противоположную. На протяжении уже многих лет практически не затрагивается главная цель двустороннего сотрудничества — восстановление нашей государственности.

Вместо увеличения усилий и выделяемых средств, что диктуется даже просто саморазвитием процесса и запуском в работу созданной инфраструктуры, — мы видим сокращение из года в год этих усилий и средств с обеих сторон.

Вместо акцента на политических решениях все сведено к плохо скоординированной "проектной" работе, то есть к выполнению мелких заявок-предложений со стороны слабеньких подрядчиков с их ненациональными интересами.

Вместо активного включения российских немцев в решение их проблемы мы наблюдаем их многолетнее отстранение от этого под предлогом наличия разногласий в их движении и при умелом поддержании этих разногласий.

И, наконец, вместо совместной координации всех усилий и полной прозрачности всей работы, включая распределение и использование средств, мы имеем четко охраняемую разрозненность действий и отсутствие самих российских немцев как народа в распределении и контроле за расходованием выделяемых на них средств.

Можно уверенно сказать, что если все будет продолжаться только так, как это имело место до сих пор, то практически все затраченные усилия и средства окажутся затраченными напрасно. Потому что такая деятельность вместо серьезной государственной политики не только не предотвращает полную ассимиляцию и исчезновение российских немцев как народа, но прямо содействует этому процессу — тем, что прилагаемые усилия и средства кричаще неадекватны целям и задачам; тем, что народ дезориентируется, и в нем разрушается инстинкт самосохранения; тем, что проблема российских немцев перестала быть темой государственной политики двух стран и опущена до уровня полукустарного "бизнеса" подрядных структур.

Если все будет так продолжаться, то недалек тот день, когда не только общественные организации, не только различные учреждения типа Российско-Немецких Домов и культурных центров, не только чудовищно дилетантски и рвачески построенные "немецкие" компактные поселения, но и национальные наши районы останутся без национальной души, без национальной культуры, а затем и без людей немецкой национальности.

Останутся только памятники — в виде помпезных коттеджей для одних и проседающих после первой зимы "готовых домов" для остальных; в виде без божества и вдохновенья, с кошельком вместо сердца, дилетантски изданных книг и энциклопедий-мартирологов; в виде подшивок псевдонемецких "общероссийских" газет местечкового уровня — памятники последнему, со всеми остатками надежд, старту нашего народа. Старту, который после начала финансирования процесса был тут же превращен в фальстарт вытеснением из этого процесса народа хищной сворой тех, кто вызвался обслуживать его. И теперь эта свора — уже который год! — с криками "я — народ!", грызется и урчит, — не подпуская народ, обманывая государство, раздирая между собой и глотая, глотая, глотая "помощь народу".

И то, что этот фальстарт при не определенной до сих пор конечной цели, при подмене главного действующего лица, по сей день не остановлен для наведения порядка, является верным подтверждением тому, что не российские немцы как народ и не государство, продекларировавшее стремление помочь их возрождению, определяют все это время правила игры, а те, кто захватил рабочее пространство. Их же цель — не конкретный результат, нужный народу, и даже не продвижение к этому результату, наоборот. Их цель — чтобы эта их "деятельность", или симуляция деятельности, или противодействие тому, что действительно нужно нашему народу, — одним словом, их пребывание в подпитываемой сфере длилось как можно дольше, чтобы им успеть проглотить как можно больше. Когда же бюджетная подпитка прекратится, — какая им разница, что останется после них? Важно с чем уйти, и чтобы по возможности — безнаказанно.