Кукла Яся

— Попробую.

— Виталик, выключи чайник, уже минуту свистит. Товарищи, пьём чай с тортиком и дальше едем на природу. Калаш, Сашка, Клим и маринованый шашлык уже нас ждут.

***

Днюху Черепа отмечаем весело и дружно, на берегу небольшого озера, находящегося за пределами Москвы.

— Вроде хорошо всё прошло, да?

— Да.

— Как думаешь, ему сюрпризы понравились?

— Понравились.

— А подарки? — мучаю Кирилла вопросами, пока собираемся ложиться.

— И подарки.

— Жалко только, что Геля была не с нами.

— Геле сейчас не до переездов, сама знаешь.

— Угу… А Динамит, всё-таки, свинья. Мог бы и прийти, — расстилаю новое постельное бельё, которое недавно заказала по интернету.

— Не пришёл и не пришёл. Первый раз, что ли, — раздевается.

— Это некрасиво. Как бы там ни было, друзей нужно поздравлять.

— Сами разберутся.

— Всё, готово. Гаси свет, — запрыгиваю в кровать и жду, пока ляжет рядом. — Даня сказал, что Тохе было очень плохо на обратном пути.

Все пили понемногу, кроме тех, кто был за рулём, но Антон и Виталик надрались конкретно.

— Надо думать. Выжрать столько водяры. Конечно не кайф.

— Дурила, — вздыхаю.

— Проспится.

— Там столько видосов ржачных получилось.

— Клоуны. Иди сюда.

Тянет к себе и я залезаю на него сверху.

— Оу, кто-то соскучился?

Кирилл вместо ответа горячо целует меня в губы.

— Мне понравилось сегодня делать это в лесу. Травка, цветочки, голубое небо. Романтика…

— Заранее всё спланировала?

— Да. У меня был план, как тебя совратить.

— Найти вместо сигарет трусы и записку в кармане — это интересно.

— Я затейница. Признавайся, что побежал искать? Первое или второе?

— Конечно, сиги, как без них?

— Ну Кирилл! — возмущённо толкаю его в грудь, а он смеётся.

— Ладно-ладно, пиздёж. Видела бы ты фэйс Дани, когда я достал твои кружевные нитки из кармана. Он аж поперхнулся лимонадом, бедный.

— Пхах. Скромняга-Клим.

— Хватит трындеть. Целуй.

— Нет-нет, — выскользнув из его объятий, шепчу.

— Не понял? — хмурится.

— Сегодня праздник будет у младшего.

Сползаю вниз. Стягиваю вниз его боксеры.

— Я тут немного прокачалась. Посмотрела кое-какие ролики и попрактиковалась.

— Чего? Какие ещё ролики? В смысле попрактиковалась?

— Заткнись и наслаждайся. Там обещали, что мужик останется доволен. Если нет, я этой Влажной Полли такой разгромный отзыв напишу, что её канал ваще никто смотреть не будет.

***

Уснуть удаётся только утром, и спим мы до самого вечера.

Влажная Полли не соврала. Сработала техника на все сто процентов. И не просто сработала, Дым, надо сказать, немного подохерел с меня в хорошем смысле. Долго благодарил своими методами.

Улыбнувшись, ставлю на плиту турку. Пацаны тоже только сейчас приходят в себя и потихоньку подтягиваются на кухню.

— О, Яська варит кофе.

— Хочу.

— Садитесь, всем налью.

— А закинуться есть чем?

— Да, — достаю из холодильника остатки закуски.

— Ништяк.

На кухне появляется Паровозов и он мрачнее тучи, хотя пил вчера, вроде как, в меру.

— Чё такое, Илюх? — спрашивает у него Кир.

Не одна я замечаю, в каком он настроении.

— Калаш звонил, — отодвигает свободный стул.

— Чё-то случилось?

— Случилось. Иссоповские вкрай забеспределили. Приехали ночью в Бобрино. Подожгли сад. Обстреляли и ограбили несколько домов. Девчонку Акимовых увезли.

— Совсем ебанутые?

— Берега попутали, шваль.

— Сказали, что ещё скоро явятся. Местные наши собираются дать отпор. Надо ехать помогать, сами не справятся.

— Значит поедем чё.

— Ключи от гаража у тебя? — обращается к Киру.

— Да.

— Сгоняем щас туда, затаримся оружием.

— Без проблем.

— Пацанам звоните, завтра двинем. Если кто откажет, зла держать не буду, пойму.

— Да ты чё, Илюх. Один за всех и все за одного. Наша же земля, — басит Кабанов, которого тётка вчера не пустила домой.

Паровоз кивает.

Все молчат, а у меня в груди разгорается та самая тревога, которую только-только удалось приглушить.

— Кофе нальёшь, Ясь?

— Угу, — киваю убито и дрожащей рукой поднимаю турку.

Глава 37. Это всё

Кирилл

Когда в твоей жизни всё вдруг налаживается, по закону жанра, непременно должен произойти какой-то пиздец.

Так, собственно, по итогу и случается. А приходит он откуда не ждали. Из Бобрино.

Рассказываю, как было…

После того, как Паровозову отзвонился Калаш, мы, быстро сообразившие, что дело — дрянь, собрали подмогу, забрали оружие и двинули из Москвы в деревню, чтобы разобраться с тем беспределом, что там творился.

Если вкратце, закончилось всё полным кошмаром. Иссоповские знали, что Калашников доложит о произошедшем Паровозу, а потому ждали нас подготовленными и первыми открыли огонь, под предлогом, что мы, якобы, посягнули на ИХ территорию.

Так началась перестрелка.

Длилась она до глубокой ночи.

Тут и там свистели пули, а к утру… К утру мы потеряли столько пацанов, что считать было страшно.

Не удалось спасти и нашего Кабана, которого мы везли до больницы, будучи под преследованием грёбаных иссоповцев.

Паровоз, уже по традиции раненный в плечо, шмалял по ним и попутно умудрялся подбадривать друга, истекающего в это время кровью.

«Держись, Витос, прорвёмся»

«Потерпи чуток. Ты ж у нас парень закалённый»

«Не отключайся, бро»

«Больничка уже скоро»

Так и стоит в ушах его голос. И тяжёлое, хриплое дыхание стонущего Кабанова.

Сука…Как же так.

Ещё недавно они дурковали вместе с Черепом на его днюхе, а сегодня мы его в землю опустили. В голове не укладывается.

Наливаю себе ещё водяры. Пью.

Вечер. Дом Марии Семёновны, бабушки бывшей невесты Паровозова. Кухня.

Похороны прошли в каком-то коматозе.

Серое небо.

Дождь.

Могилы рядами.

Чёртовы венки и чёрные ленты.

Огромное количество людей. Местные Бобринские. Иссоповские. Все…

Душераздирающий женский плач.

Священник.

Стеклянные лица наших девчонок.

Моя вон до сих пор сидит рядом тихо-молча, всё ещё пребывая в состоянии шока.

А вот Илюхину Рыжую по возвращении накрыло истерикой.

Кричит. Ругаются.

До нас с Яськой доносятся обрывки их разговора на повышенных тонах…

— Ты понимаешь, что их не вернуть больше? Не вернуть!

— Чего ты от меня хочешь? Это уже случилось, Саша. Я ничего не могу изменить. Ничего!

— Это можно было предотвратить!

— Предотвратить?

— Мы не в лихие девяностые живём, Илья! Почему нельзя было решить всё миром? Для чего вам, спрашивается, дан язык?

— Решить миром? Ты сейчас серьёзно, Харитонова? Они приехали в деревню. Подожгли сад, магазин, отделение почты. Начали жечь и грабить дома, забрали девчонку и надругались над ней впятером.

— Я не хочу это слышать!

— Потому что ты живёшь в грёбаном розовом мире, а он ни хрена не такой!

— В моём мире молодые парни не должны погибать в перестрелках. Как не должны они заниматься преступной деятельностью! Потому что вот к чему это приводит!

— Ты мне морали читать удумала? Не знала, с кем связалась или что?

— Знала. Рассчитывала на то, что одумаешься, но нет! Даже после произошедшего ты, бестолковый, собираешься ехать туда и опять лезешь на рожон.

— Это необходимость.

— Необходимость? Тебе мало пролитой крови?

— Ты тупая или что? Если хоть одна мразь иссоповская там останется, то есть вероятность того, что…

— Зачем ты собрал всех этих пацанов? Зачем? Им бы жить ещё и жить!

— Это то место, где мы росли. У нас не было другого варианта!

— Варианты есть всегда!

— Какие?

— Есть полиция! Она…

— Блять, Саша! Какая полиция? Очнись, ради Бога!

— Защищать своих граждан — их прямая обязанность и долг.

— Всё, чему тебя учат в сраном ментовском универе, — полная шляпа. На деле, скажи мне, где они были? Думаешь, не знали о том, что творится? Знали. И предпочли не вмешиваться.

— Это не значит, что нужно было лезть в эти разборки самим!

— Короче… Тебе меня не понять, по ходу.

— Конечно мне тебя не понять! Ты похоронил друзей, односельчан и вместо того, чтобы глобально переосмыслить свою жизнь, ты с упорством осла продолжаешь её гробить. Ничего не изменилось с тех пор, как мы познакомились. Тебя и твою ОПГ чуть не пришили ещё тогда, в доме Кабана, но ты плевать хотел на это! Возомнил себя Сашей Белым! Собрал, сука, «бригаду», поехал в Москву и по самые уши влез в криминал. А в итоге что? Кладбище!

— К чему сейчас этот разговор?

Друг явно теряет терпение. Итак нервы все эти дни на пределе.

— Потому что не понимаю, неужели нельзя жить без всего этого дерьма? Почему ты до сих пор не завязал? Почему не можешь быть нормальным?

— Я такой, какой есть! Нормального поищи вон среди своих легавых!

— И поищу!

— Угрожать мне удумала?

— Послушай, вот что… Я не хочу больше. Не хочу больше иметь отношения с человеком, ведущим подобный образ жизни. Или ты бросаешь свои бандитские дела, или я…

— Или ты что? Бросишь меня? Давай, чё, — орёт на неё он. — Расстаёмся?

— Думаешь, не смогу без тебя? Думаешь, у меня не получится? Ошибаешься!

— Вперёд. Катись на все четыре. Скатертью дорога!

— Я забуду и вычеркну.

— Давай-давай…

— А ты… Ты… — задыхается, явно захлёбываясь слезами, — живи с осознанием того, что виноват в случившемся! Живи и мучайся!

— Просто заткнись, Харитонова.

Лучше бы да, но нет. Её несёт дальше.

— ТЫ ВИНОВАТ В ТОМ, ЧТО ВИТАЛИК И ВСЕ ЭТИ РЕБЯТА СЕЙЧАС В ЗЕМЛЕ!

— ЗАМОЛЧИ!

— ТЫ. СЛЫШИШЬ, ТЫ! ТЫ ВИНОВАТ!

Бахает дверь. Так сильно, что сыпется со стены извёстка.

Тяжёлые шаги по коридору.

И вот Илья заходит на кухню. Злой, как чёрт, и вместе с тем, абсолютным убитый.

Подходит к столу, за которым мы сидим.

Смотрит на испуганную и безмолвно плачущую Яську.

Наливает себе водяры и выпивает залпом.

Сморщившись, с грохотом возвращает стакан на место.

— Илюх…

Вставляет в рот сигарету.

Вижу, как дрожат его пальцы, чиркающие по коробку спичками.

Глубоко затягивается.

Зажимает переносицу и дёргает головой.

— В Москву отвези её завтра.

— Хорошо.

Молчим.

Тишина гнетёт и давит.

— Это всё? — всхлипнув, наконец спрашивает Яська не своим голосом.

— Это всё, — припечатывает он уверенно. — Сука, клянусь, на этот раз, подыхать буду, но не приползу. Помяните моё слово…

***

Сидим с Илюхой во дворе на лавке.

Курим.

— Куда пойдёшь на ночь?

В дом Семёновны он возвращаться не планирует.

— К Калашу.

Киваю.

— Утром с пацанами двину по адресам. Надо убедиться в том, что все иссоповские дали дёру после похорон. Условие было такое.

— Помню.

— На тебе девчонки. Завтра же обеих отвези в Москву. Нечего им тут делать. Мало ли что…

— Согласен.

— Хватило ума приехать. Запретил ведь!

— Так ведь похороны, Илюх… Они не могли иначе.

Тяжело вздыхает.

— Ты был прав, — затягивается. — Нельзя иметь отношения с такими, как мы. Это слишком опасно. Я вот думал, семью там создать. Жена-дети, дом, собака. А сегодня на кладбище постоял и понял, что всё это — лишь мои фантазии. Если настроен дела серьёзные делать, то придётся задвинуть свои хотелки. Не получится совместить.

— Яське предложили в Америку поехать работать.

— О как. А, вроде ж, другая девчонка конкурс выиграла?

— Да. Силиконовая долина, проплаченная нефтянником.

— Зашибись, всё продаётся и покупается, — усмехается Паровоз невесело.

— Выиграть-то, типа, выиграла для телека, но контракт зарубежное агентство хочет именно с Ясей.

— А вот это уже называется справедливость. И чё она? Обрадовалась?

— Она об этом мне даже не сказала.

— В смысле? — хмурит брови.

— Фотограф на улице подошёл, пока я её ждал. Стёпа тот, помнишь?

— Ага.

— Рассказал, что с Бортич встречались представители зарубежной конторы и что она намерена отказаться. Цитирую: «по личным причинам».

— Из-за тебя. Вот дурочка…

— Контракт хороший. Платят нормально, перспективы для карьеры отличные. Отказываться — бред полный.

— Это ж Яська. Упрётся если рогом, не переубедить.

— Она пока не в курсе, что я знаю.

— И чё делать будешь? Мне кажется, беседа тут не поможет. Прикипела она к тебе, Дымыч. Любит. Это видно и чувствуется. Не поедет.

Стряхиваю пепел на землю.

— Поедет. Билет уже куплен. Там её ждут. Встретят, помогут. Я общался с этими из агентства.

— Не уверен, что она простит тебе подобную самодеятельность, когда прознает. Возненавидит.

— Да плевать. С Парижем тогда не вышло из-за того, что в ментовку попала. Второй раз свой шанс она не потеряет, слово даю, — отрезаю я сухо.

— Поддерживаю твою позицию, брат. Надо, чтобы поехала, а дальше уже видно будет.

— Ты… насчёт Харитоновой…

— Точка. Я решил. На хрен эту историю, Дымыч. Я действительно ей не пара. Пусть найдёт достойного. Вмешиваться не стану.

— Насчёт слов её. Не бери в голову. Явно сгоряча ляпнула насчёт пацанов.

— Не с горяча, Кир. Она действительно считает, что я во всём виноват. В какой-то степени так и есть, наверное.

— Нет. Ты предлагал им выбор, Илюх.

— Предлагал. Но знал ведь, что все поедут. Ладно, — поднимается со скамейки и хлопает меня по плечу. — Пойду я. В Москве свидимся, друг.

В тишине наблюдаю за тем, как фигура Паровоза исчезает за углом. Сам ещё минут двадцать сижу на свежем воздухе, после чего возвращаюсь в дом и застаю такую картину: Саша с Ясей сидят за столом и пьют водку. Явно не по первой уже дали, судя по состоянию.

— За жизнь без бандитов и вот этого вот всего, — заплетающимся языком произносит тост зарёванная Сашка. — Пошёл он.

Опрокидывает в себя стопку, морщится, закусывает солёными огурцами.

— Расход, девчонки.

Отбираю бутылку.

— Эу! — кудахчут, возмущаясь.

— Отдай!

— Хорош.

— Не тебе решать. Мы ещё будем.

— Вам уже достаточно.

— Отвали! — вопит сердито.

— Я сказал, расход, Харитонова! Встали. Умываться и спать! — командую громко.

— Чё ты разорался? Вали к своему другу, Дымницкий. Вот ты говоришь, Ясь, что он хороший. А где ж хороший? Тоже людей убивал. Ради своего Паровоза. Убийцы!

— Идём, Саш.

Бортич тащит её в коридор и постепенно голоса стихают.

Слышу, как плещется вода.

Потом вижу, как Рыжая молча возвращается в ту маленькую комнату, где состоялся их с Ильёй разговор.

— У вас всё в порядке, Кирюша? — интересуется сонная и заплаканная баба Маша, стоящая на пороге кухни.

В порядке ли…

— Да. Спите, Мария Семёновна. Вы чего пришли?

— Шумно у вас тут было. Подумала, случилось чего.

Из соседней постройки наши дебаты услышала.

— Шуметь не будем. Отдыхайте.

— Пойду тогда. Воды с собой возьму. Закройтесь на замок.

Замок.

Тут забор при желании перепрыгнуть влёгкую можно. Да в окно залезть. Но никто после произошедшего делать этого не будет. Мы теперь здесь в Бобрино главные.

Когда хлопает дверь в сенях, направляюсь в ванную комнату.

Мокрую Ясю, завёрнутую в полотенце, застаю сидящей на бортике.

Снова этот стеклянный взгляд в одну точку.

— Идём-ка.

Забираю оттуда девчонку. Веду в зал. Там разрешила лечь хозяйка дома.

— Давай сюда, — укладываю на разложенный диван и постеленное бельё.

— Одна не буду.

Вскочив, тревожится. Беспокоится.

— Спокойно, Ясь, я здесь.

Раздеваюсь. Забираюсь к ней и накрываю нас одеялом.

— Дым… — обнимает меня за шею. Дрожа, жмётся всем своим телом к моему. — Мне было так страшно за тебя. Так страшно…

Шмыгает носом. Начинает плакать.

— Боюсь, Кирилл. Я очень боюсь.

— Тихо.

Глажу по волосам. Целую лоб и мокрые щёки.

— Я не хочу потерять тебя. Не хочу, — заикаясь, шепчет.

— Ясь.

— Ты для меня самый родной человек. Я так сильно люблю тебя. Так сильно, — повторяет, обжигая горячим дыханием кожу.

— Кирилл…

Сглатываю и прикрываю глаза, ощущая, как под рёбрами тарахтит мотор, взбудораженный её искренним признанием.

— Тссс. Спи, моя девочка. Я рядом.

— Не переживу, если ты… Если тебя…

Беззвучно ревёт, раздирая душу в клочья. И чёрт знает, как с этим вообще справляться.

Просто стискиваю её в объятиях и без остановки целую горячие, солёные губы.

Говорят, перед смертью не надышишься, но мы всё же упорно пытаемся.

Яся отвечает с такой страстью и отчаянием.

Будто бы тоже предчувствуя, что у нас с ней есть только сегодня.

Глава 38. Новая жизнь

Нью-Йорк

Осень того же года

Яся

Дом на пересечении 60-й улицы и Первой авеню. Маленькая квартирка. Окно выходящее на гигантский мост.

— Ступни крутит так, будто мне пятьдесят. Я простояла в очереди четыре часа, а в ответ услышала сухое «мы перезвоним, спасибо», — жалуется Ида, вытянув поднятые вдоль стены ноги.

— Тоже мне удивила, — фыркает Агата, занятая своим педикюром.

— Я вернулась за сумкой, которую забыла и, знаете что, увидела свою карточку в мусорном ведре. Там таких карточек целая гора была.

— Ну это радует, согласись? Неудачниц вокруг много, — язвительно произносит Яна, стоящая на гвоздях.

— Заткнись. Я вовсе не считаю себя какой-то неудачницей.

— Ты заваливаешь кастинги один за другим.

— Просто непрущая неделя.

— А по-моему, пора задуматься. На тему того, что нужно скинуть пару кило.

— Пошла ты.

Яна в ответ показывает ей средний палец.

Как обычно, обмениваются любезностями. Мы уже привыкли.

— А я сегодня заблудилась, прикиньте? — подключается к беседе Миша, которую все зовут Мишель. — Вышла не на той станции. Навигатор водил меня вокруг да около битый час. Я, в итоге, опоздала на съёмку. Теперь оштрафуют.

— Божечки, ещё толком не зарабатываем, а уже штрафы.

— Когда нас переселят? Кто-нибудь спрашивал?

— Нет.

— Нет.

— Этот жуткий грохот от моста терпеть уже невыносимо.

— Купи беруши — и проблема решена.

— Да? А будильник я как услышу?

— Тоже не высыпаюсь. Круги вон под глазами, — Ида рассматривает своё отражение в зеркале.

— Условия, канеш, не как в кино. Первое время было ещё прикольно, но сейчас — нет.

— Жара ещё эта адская…

— Хватит жаловаться. Что-то не устраивает — собирайте вещички и вперёд, в родной Урюпинск.

— Слушай, а ты не можешь молча стоять на этой своей хреновине?

— Да просто тошнит уже от вашего нытья. Кастинги не такие. Условия проживания не такие. Пойди сними квартиру самостоятельно. Потянешь оплачивать?

— Так-то Яна права, — соглашаюсь, открывая мессенджер.

— Вот, пожалуйста. Одна среди вас адекватная. Не плачется, не ноет, не канючит. Молча делает своё дело.

— А чего Яське плакаться? У неё-то как раз всё неплохо. На неделю моды попал человек.

— Не завидуй. Похудеешь — тоже попадёшь.

— Я не завидую.

— Ага, как же.

— Просто удивлена, что её взяли. С тату.

— Их не будет видно. У меня верхняя одежда и костюмы.

— Ясно. Время видели? Мы сегодня едим, не? Сами чё-нибудь приготовим или выйдем в свет?

— У тебя все мысли о еде, Ида. Помнишь выражение? Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу.

— Можешь отдать мне, у меня метаболизм что надо, — смеётся Мишель.

— Ясь, а приготовь нам чё-нибудь вкусное.

— Из чего? Там холодильник пустой.

— Блин. Значит переходим к варианту номер два. Выход в свет.

— Пойдёмте, что ль, правда подышим.

— Пылью?

— На обратке как раз зайдём в магазин.

— Окей.

— Наличку возьмите. На сборы десять минут.

— Где опять плойка? Кто брал?

— Дайте кто-нибудь нюдовый карандаш для губ. Мой закатился под кровать.

— Он закатился туда две недели назад. Достать не бывает?

Девчонки начинают перемещаться по комнате туда-сюда. Переговариваются. Шумят. Гремят. Копошатся. Двигают вышеупомянутую кровать.

Дурдом, конечно, но раздражает уже не так, как раньше.

— Ясь, ты чё сидишь?

— Я не иду.

— Хитрожопая. Не хочет портить фигуру.

— Бери пример.

— Не в фигуре дело. Просто хочу позвонить домой, — объясняю терпеливо.

— Понятно. Мож заодно и полы протрёшь, пока нас не будет?

— Полы, Ида, протрёшь сама, когда вернёшься. По графику на этой неделе дежуришь ты, — напоминаю, не отрывая взгляда от телефона.

— Разве? — косит под дурочку.

— Угу. Мусорное ведро ждёт тебя не дождётся.

— Молодец, Бортич. Где залезешь, там и слезешь, — усмехается Яна. — Мы ушли. Закроем тебя, чтобы бомжи не украли.

Вскидываю руку, выказывая жест благодарности.

Девчонки, хлопнув дверью, уходят.

Проходит минута и вот… Наступает долгожданная тишина. Если по чесноку, начинаешь ценишь такие моменты только тогда, когда чувствуешь в них острую необходимость.

Встаю с постели. Ныряю в кеды и выхожу на крошечный балкон. Однако от духоты это совершенно не спасает. Бетонный мегаполис порой — настоящая парилка, а учитывая, что лето подзатянулось…

Слышу хохот соседок по комнате. Провожаю их взглядом до самого поворота.

Ида. Агата. Миша. Яна.

Каждая из девчонок приехала в Нью-Йорк воплощать в реальность свою америкэн дрим. Кто-то из них здесь давно, кто-то, как я, лишь недавно переехал в чужую страну. Если коротко, то могу предоставить вот такое досье.

Плакса-Ида.

Шатенка. Двадцать один год. Москвичка. Жила с предками. Училась в меде, пока не переклинило. На третьем курсе поняла, что медицина — не её и, как только замаячила возможность ушуршать заграницу — она это сделала.

Идончик любит поныть, вкусную еду и красивую жизнь (которая пока только снится). Ждёт чуда и принца на белом майбахе. Недавно повесила над кроватью карту желаний.

Мы долго и дружно ржали над тем, как она старательно вырезала фотку известного бизнесмена из журнала.

Дальше.

Агата-позитив.

Модель из Латвии. Двадцать лет. В Америке живёт уже два года.

Хочет стать актрисой и сняться в голливудском фильме. Пока главное достижение на сегодняшний день — многочисленный рекламный контент и эпизодическая роль в подростковом сериале.

Обаяшка-Мишель.

Моя ровесница. Русоволосая, голубоглазая кудряшка из Болгарии. Добрая, немного наивная, честная и очень искренняя.

В моделинге с ранних лет. Родители привели Мишу на первый кастинг, когда девочке было всего два года. Благодаря ангельской внешности, ребёнка взяли в семейную рекламу. Так, собственно, пошло-поехало.

Типаж Мишель очень востребован. У неё в арсенале имеется довольно внушительный список разных проектов.

Любит собак. Ни разу не целовалась с парнем. Верит в настоящую любовь и мир во всём мире. Так-то…

Завершает наше представление — брюнетка Яна Сталь.

Эта девушка родом из Сибири. Причём большую часть своей жизни она провела в самой настоящей глубинке, где зимой приходилось самой колоть дрова и откапывать лопатой заснеженную дорогу для того, чтобы привезти в бидоне воды.

Яна самостоятельно перебралась в крупный город, когда ей было всего пятнадцать. Попросту сбежала туда со своим парнем после окончания девятого класса.

В Америку попала по счастливой случайности. Год назад на неё обратил внимание агент, которому она продала шаурму.

Обалдеть! Даже так бывает.

— О, Яська!

На экране радостная моська Черепа.

— А мы тут на прогулке.

— Переводит камеру на Гелю.

Она уже с костылями. Передвигается. И это не может не радовать.

— Привет, ребята!

— Привет, Яся! — здоровается со мной сестра Динамита.

— Какая ты умница! Вижу прогресс!

— Это ужасно. Буквально заново учусь ходить, — жалуется она.

— Зато сама.

— Ну почти.

— Скоро ваще бегать будешь. От назойливого Антохи.

Смеётся.

— Чё эт я назойливый? — хмурится тот.

— Да забей. Шучу же. Ты молодец, что поддерживаешь Ангелину в период реабилитации. А где это вы? Не узнаю локацию, — пытаюсь рассмотреть то, что находится у них за спиной.

— Геля щас живёт у тётки. Не дома.

Замечаю, что Антон как-то нехотя отвечает на этот вопрос и решаю дальше не терроризировать.

— Понятно.

— Как у тебя дела? — спрашивает Ангелина.

— Неплохо, спасибо. Учу инглиш и активно хожу по кастингам. Таймс-Сквер, Сохо, Манхэттэн. За день успеваешь побывать во многих местах. От Бродвея до Чайна-Тауна.

— Нравится тебе Нью-Йорк? Ну так, от первого лица если… Мы-то только на картинках его видели.

— Да не знаю, — пожимаю плечом. — С одной стороны, да, а с другой. — тут всё такое чужое, ненашенское…

— Привыкнешь.

— Думала, что Москва суетная, но этот город — просто трындец… — качаю головой и выдыхаю. — Люди, как белки в колесе. Двадцать четыре на семь.

— Яська видела вблизи статую Свободы, — рассказывает Череп Геле.

— Круто!

— И на Брайтон-Бич была!

— Как пацаны?

— Нормас.

Прям подозрительно спешит с ответом.

— Паровозов пьёт?

— Ну… — опускает глаза. — Иногда.

— Понятно, пьёт, — констатирую расстроенно.

— Калаш с Юлькой привет тебе передавали.

Зубы заговаривает.

— Спасибо.

— И Данька. Он у нас щас редко появляется.

— А Дымницкий? Куда пропал? — срывается с языка.

Стыдно задавать подобные вопросы, но выбора нет.

— Да вроде… никуда.

— Ясно. Не звонит мне просто. И сообщения не прочитаны. С ним… Всё в порядке?

— Да.

Киваю.

Чувствую, что вот-вот заплачу. Не хочу выглядеть жалкой, поэтому спешу распрощаться с ребятами.

— Ладно, гуляйте. Мне тоже пора идти.

— Далеко? У вас же там вечер уже, — хмурится Череп.

— В магазин надо. Продуктов нет. Хотим с девчонками сходить. Они ждут меня на улице, — вру.

— А, ну давайте. Осторожнее там.

— Угу. Пока, Гель! Пока, Тох.

Натужно улыбаюсь. Машу им и спешно отключаюсь.

Улыбка тут же сползает с лица.

Смотрю на грохочущий мост и высотки.

Шмыгаю носом и раздражённо вытираю покатившиеся по щекам слёзы.

«Дымницкий куда пропал?»

«Да вроде никуда».

Отлично.

Значит, только меня игнорирует?

Больно осознавать это, если так. Наверное, сама виновата. Не нужно было демонстрировать летом молчаливый бойкот и строить из себя обиженку. А впрочем…

Присаживаюсь на порожек. Наблюдаю за городом сквозь решётку балконного ограждения. Вспоминаю тот день. День, в который Кирилл сообщил мне о том, что я улетаю в Америку.

Потому что он, видите ли, решил, что так для меня будет лучше. Что мне нельзя терять шанс. Что я непременно должна согласиться на выгодный контракт.

Чёртов предатель!

Билеты втихаря купил. С агентством связался через моё руководство. Документы подал.

Всё это за моей спиной!

Скажите, разве так поступают с человеком, которого любят? Разве выбрасывают его за борт, как ненужный балласт?

Мне кажется, нет. Я потому и разозлилась на него страшно.

В аэропорту всех пацанов обняла крепко-крепко, а к нему даже не подошла. Не смогла переступить через боль и обиду.

Рыдала в самолёте и медленно погибала, абсолютно не представляя, как жить теперь без Него…

***

Дни сменяют друг друга. Месяц проходит за месяцем. Год за годом…

К своей жизни в Америке я постепенно привыкаю, а вот к неопределённости на личном привыкнуть никак не могу.

Увы, я до сих пор привязана к Дымницкому.

Вы спросите почему увы?

Да потому что даже спустя большое количество времени моё сердце, находящееся в тысячах километрах от Москвы, всё ещё адски болит, страдая по человеку, которому я абсолютно не нужна.

И если в течение первых нескольких лет, проведённых в разлуке, я сомневалась, то сейчас, после ряда событий, понимаю абсолютно чётко: Кирилл, к сожалению, меня так и не полюбил.

Я повзрослела. И, знаете, просто приняла этот факт. Хотя легче от этого не стало…

— Та-дам!

Янка достаёт бутылку из пакета и хитро улыбается.

— Торжественно заявляю: сегодня будет пьянка!

— О нет, — морщусь.

— О да, Бортич. Завтра грёбаный weekend. Страна отдыхает, мы тоже. Верно, Миш?

— Ага, — отзывается блондинка, выкладывая на стол всякую всячину.

— У вас ещё и праздник желудка намечается? — выгибаю бровь.

— А чё нет? Можем иногда себе позволить, — подмигивает Яна.

— Обозначьте повод, пожалуйста. Ну явно этот сабантуй с чем-то связан.

Чуйка никогда меня не подводит.

— Ясь, — Миша оставляет продукты, обходит стол и подходит ко мне. — Я через пару дней уезжаю.

— Куда? К родителям?

— Нет. Меня пригласили сняться в кино, — произносит она, виновато опуская глаза.

— Наш ангелок едет покорять Голливуд, — Яна открывает шкафчик и снимает с полки бокалы.

— Здорово, — отзываюсь я тихо.

— Ну тогда сотри это прискорбное выражение с лица и порадуйся за подругу.

— Я искренне рада, правда.

Мне просто не хочется с ней расставаться. Я так сильно полюбила эту девочку.

— Ну Яська…

Белокурая Миша делает шаг вперёд и крепко меня обнимает.

— Не плачь, пожалуйста, — гладит по спине ладонью.

— Не буду, — шмыгаю носом и пытаюсь успокоиться.

Выходит плохо. Слёзы всё равно безостановочно катятся по моим щекам.

Сначала нас бросила Ида. Потом Агата. Теперь мы без Миши…

— Хочешь я не поеду? Останусь тут с вами. Будем жить как жили. Весело и дружно.

— Ты что!

Где-то в этот момент беру себя в руки.

— Ты обязательно должна поехать. Вдруг это твой билет в большое будущее.

— Ну не знаю… Где я и где кино, — качает головой.

— Не думай так.

— Я посещаю курсы актёрского мастерства, но пока чувствую себя абсолютным бездарем.

— Если позвали сниматься, значит разглядели в тебе талант.

— Или твои прелести разглядели, — смеётся Яна.

— Эй!

— Чтобы ты понимала, Ясь, Мишке досталась одна из главных ролей в ремейке старого и мегапопулярного фильма.

— Круто. Когда состоится премьера, мы будем сидеть в кинотеатре на первом ряду и кричать о том, что на экране наша подруга.

— Погодите ещё, вдруг у меня ничего не получится.

— Нельзя программировать себя на отсутствие успеха, — наставляет Яна. — Всё будет отлично, ясно?

— Да.

— Так… А теперь идите обе сюда и помогите мне распечатать закуску.

***

Час тридцать спустя мы трое уже в хламину.

— Чёртовы стразы были даже на полоске! Они мне, по ощущениям, геморрой натёрли!

Ржём.

— Я чесалась после шубы на показе ******. Вся, с ног до головы, ей Богу. Не завидую тем, кто будет её носить.

— Миша, кто там тебе пишет постоянно? Этот твой футболист?

— Он не мой.

— Из всех возможных вариантов этот — идеален для того, чтобы, наконец, лишиться девственности.

— Яна…

Мишель стремительно краснеет.

— Не, ну а чё? Выгодно продать её какому-нибудь толстосуму ты не хочешь. Значит нужен нормальный кандидат. Красивый, сексуальный и опытный. Футболист подходит под описание. Порадуй парня.

— Я не хочу торопиться.

— Ууу, моя дорогая. Так ты до тридцати нетронутой останешься.

— Ну и что? Лучше ни с кем, чем с кем попало.

— Поддерживаю, — соглашаясь, киваю.

— Дуры. Что одна, что вторая. Секс для женщины очень важен. И с точки зрения физиологии, и в качестве элементарного эмоционального выхлопа. Это офигенское тело, — на меня показывает, — должен кто-то щупать и ласкать.

— Я без любви не буду с кем-то спать, Ян.

— Слушай, ладно Миша, там всё понятно. Страхи, розовые единороги в кровати. Но ты-то, блин, Бортич! Такая горячая деваха и столько лет одна! При том, что возле тебя неплохие персонажи крутятся. Богатые. Статусные. Интересные.

— Я и будучи одной нормально себя чувствую.

— Да-да, слыхали уже эту сказку.

— Как ты не поймёшь, Ян? Она всё ещё любит своего бандита.

— Ты серьёзно? Давно пора про него забыть.

— Ну так не получается, наверное. Сердцу не прикажешь, — Мишель вздыхает, подкладывая ладонь под подбородок.

Обе на меня таращатся. В глазах не то сожаление, не то сочувствие.

— Ясь, хочешь моё мнение? — первой прерывает молчание Яна. — Дымницкий тебя не заслуживает. Вот за что ты держишься, скажи? Да, хорош собой. Да, любишь сильно и завязана на воспоминаниях, но ведь реально… Будущего у вас нет. И прости, ему плевать на тебя.

— Яна, перестань, — одёргивает её Миша.

— А что? Я не права? — пожимает плечом. — По-моему, всё стало очевидно после той последней поездки в Россию. Бортич получила пулю в живот и в очередной раз оказалась послана на все четыре стороны. Когда любят, разве поступают подобным образом? Разве отпускают?

— Не надо так. Ты же по больному бьёшь.

— Всё в порядке, Миш. Яна говорит как есть, — сглатываю шершавый ком, вставший в горле.

— Не обижайся, Яська. Козёл твой Кирилл.

— Может, он хотел как лучше. Ну, чтобы она была подальше от всего этого мира криминала. Извините, но на свадьбе её подруги, произошёл реальный кошмар. Я бы на его месте тоже не хотела подставлять под удар свою женщину.

— Миша-Миша… — Яна, снисходительно улыбнувшись, делает глоток виски из бокала. — СВОЮ?

— Ну…

— Ладно. Один вопрос. Что мешало ему уехать с ней в Америку?

— Как это что? Друзей не бросают в такой момент.

— Друзья сделали верные выводы и свернули с бандитской дорожки. Сменили место жительства, род деятельности. А он?

— А он нет, — отвечаю я убито.

— Вот и я о том. Каждый сам выбирает свой путь. Дымницкий свой выбрал, неважно из каких побуждений. Яся должна идти дальше. Иначе счастливой не станет никогда. Господи! Столько лет девчонку мариновать! Ни себе, ни людям!

— Я сама виновата.

— Конечно виновата! Он тебя динамил, ты — покупала билет и летела к нему. Это не отношения, это чёрт-те-что, мои дорогие!

— Знаю.

Складываю салфетку, чтобы чем-то занять дрожащие руки.

— Ясь, а тогда, в больнице, — осторожно начинает Миша, — когда состоялся ваш последний разговор… Что он тебе сказал? Если снова не хочешь рассказывать, не надо. Я пойму.

Покручиваю бокал пальцами. После случившегося на свадьбе Ильи Паровозова, я и правда отходила долго и уж точно обсуждать произошедшее желания не возникало, но сейчас, по прошествии времени… Почему нет? Невозможно держать всё в себе.

— Он попросил больше не приезжать, — всматриваюсь в янтарную жидкость.

— Прямо так и сказал? — округлив глаза, уточняет Миша.

— Прямо так.

— Каков молодец! — фыркает Яна.

— А знаете, я действительно больше не поеду в Россию. Решила, что пора исчезнуть для всех.

— Ты поэтому попросила купить тебе новую сим-карту?

— Да. Я сейчас ни с кем из них не общаюсь, даже с Черепановым.

— И правильно, — одобряет мою позицию Яна.

— Если честно, я устала, девочки. Жить несбыточной мечтой. Бороться. Любить в одиночку. Надеяться, постоянно чего-то ждать. Отдавать. Отдавать. Отдавать. И ничегошеньки не получать взамен! — горько усмехнувшись, качаю головой.

— Так не должно быть. Ты же понимаешь? — тихо, но твёрдо произносит Яна.

— Не должно. И не будет.

Допиваю содержимое бокала и улыбаюсь сквозь слёзы.

Глава 39. Друган

Кирилл

Москва

Снимаю пальто и девушка-администратор провожает меня в зал к нужному столику.

— Салам, дорогой!

— Здравствуй, Ахмад.

Обмениваемся рукопожатиями. Он хлопает меня по плечу.

— Присаживайся. Рад тебя видеть.

— Взаимно.

Официант ставит на стол коньяк.

— Ну как ты, Дым?

— Всё в норме.

— Без пацанов своих справляешься, говорят, — кивает.

— Стараемся, — занимаю место напротив.

— Не скромничай. Знаю, что ты серьёзно поднялся в этих ваших бандосовских кругах. Самого Паровоза обскакал. Как он, кстати? Где?

Да-да, взял и сказал тебе.

— Не знаю.

— А остальные?

— Без понятия. Связь не поддерживаем, — поясняю я коротко.

— Ясно-ясно. Вы теперь, так сказать, по разные стороны баррикад.

— Типа того.

Не хрен ему знать правду. Никому доверять нельзя. Опасно.

— Не хотел соскочить, как товарищи?

— Хотел, не хотел — никого не волнует. Всем сразу выйти из игры — без вариантов. Так не делается, есть определённые обязательства перед уважаемыми людьми.

— Понял. Слушай, прости мне моё любопытство, не могу не спросить, чем в итоге закончилась история с кровавой свадьбой? Удалось найти тех, кто устроил беспредел?

— Разумеется.

— Такой жести не припомню с девяностых. Жалко этого Калаша вашего. Совсем молодой был…

Стискиваю челюсти.

Никто из нас и представить не мог, что враги Паровозова устроят пальбу прямо на его свадьбе.

До сих пор адов день перед глазами стоит.

— Чего ж Илюха не позаботился о секретности такого важного мероприятия?

— Позаботился, — выталкиваю зло.

— Значит, получается, что среди своих завелась крыса?

— Да.

— Ясно-ясно, — качает головой. — Это печально.

— Это — правда жизни.

— К сожалению.

— Твои как дела, Ахмед? Бизнес процветает? — перевожу тему, когда нам приносят стейки и гарнир.

— Ты ведь составишь мне компанию, брат? Не люблю ужинать в одиночестве.

Киваю и беру приборы, а он тем временем отвечает на мой вопрос.

— Бизнес процветает. Потому, собственно, и проблемы нарисовались.

— Помощь нужна? — спрашиваю напрямую, ибо не люблю ходить вокруг да около.

— Нужна, Кирилл, — тяжко вздыхает. — Боюсь, отожмут у меня то, что вот этими руками годами создавалось.

— Не отожмут, — отпиливаю кусок стейка. — Давай, рассказывай, кто там бессмертным себя возомнил.

***

В воскресенье посылаю все дела на хер. Накануне раздаю необходимые инструкции пацанам и вырубаю трубу.

До обеда тупо сплю. Потом еду на скалодром и провожу там несколько часов кряду.

Вечером оставляю машину на паркинге. Отправляюсь гулять пешком по ночной Москве, украшенной в честь надвигающихся праздников.

Мороз щиплет нос и уши. Колючий снег лупит по морде, а принятый вовнутрь алкоголь разгоняет по венам тепло.

Иду, пряча замёрзшие руки в карманах пальто. Перчатки свои, дорогие, кожаные, проебал где-то, олень.

Мимо мелькают люди и ёлки. Цветные витрины. Ящики с жёлто-оранжевыми мандаринами.

Только первая неделя декабря сейчас, а столица уже наряжена по полной программе. Пафосная, яркая, вызывающе красивая. Такой её видят туристы и приезжие энтузиасты. А если копнуть…

Спускаюсь в подземку. Шарахаюсь там. Путаю станции. В итоге пешкадропом проделываю двойной маршрут. Да и плевать. Куда мне торопиться? Дома никто не ждёт.

Дохожу до угла. Сворачиваю в арку, по привычке нащупывая пистолет. Так и живём…

Слышу какие-то странные звуки.

Притормаживая, всматриваюсь в темноту.

Померещилось по пьяни?

Мотнув головой, продолжаю путь, но опять слышу какой-то скулёж.

Достаю телефон и включаю фонарик. Подсвечиваю пространство арки и замечаю какой-то огромный шебуршащий пакет.

Чё за херь?

Нахмурившись, подхожу ближе и заглядываю в него с другой стороны, присев на корточки.

Из пакета выглядывает дрожащая собачья морда.

— Ты чё, усатый тут делаешь?

Пёс тихо поскуливает.

— Замёрз, что ли?

Протягиваю руку. Трогаю ледяной нос и настораживает, как собака при этом дёргается назад.

Да. Околел малый. Трясётся весь. В пакете так-то не согреешься.

— Кусать будешь? — руку даю понюхать. По ледяным купированным ушам прохожусь ладонью.

Вроде как, зверь не настроен на агрессию.

— А ну-ка, пошли со мной.

Встаю и зову его. Однако мохнатый не спешит двинуться следом. Шебуршит пакетом и на этом всё.

— Погнали, алё!

Выжидаю пару минут, а когда надоедает, возвращаюсь к нему и, наклонившись, вытаскиваю из укрытия на снег.

— Идём, говорю. Чё ты такой непонятливый?

Лежит. Хвостом машет.

— Странный, капец.

Начинаю удаляться во двор. Оборачиваюсь. Вижу, что, животное, хромая, пытается следовать за мной.

Вот блин.

Иду за щенком. Поднимаю. Тащу в подъезд на руках.

— Сразу не мог сказать? — предъявляю уже в лифте.

Пёс таращится на меня своими блестящими глазищами.

Увесистый, падла.

Симпотный. Породистый, вроде. Явно потерялся или убежал от хозяина.

— Нам сюдой, — сообщаю на лестничной клетке.

Нащупываю ключи. Открываю дверь и захожу в свою холостяцкую хату.

— Вэлком.

Ставлю его на пол. Включаю свет.

— Грейся, зверь.

Пока разуваюсь-раздеваюсь, этот сидит у двери туалета и внимательно за мной наблюдает.

— Чё уставился? Жрать хочешь?

Молча лупится. Боится меня как будто.

— Щас глянем, что у нас есть.

Шагаю на кухню и инспектирую содержимое холодильника. Там — шаром покати. Дома я питаюсь крайне редко.

— Это возьмём.

Останавливаю свой выбор на варёнке и банке с паштетом. Беру с полки тарелку. Сняв плёнку с колбасы, нарезаю её кубиками.

Несу незатейливый ужин в прихожую.

Гость сидит на том же самом месте. Ни на сантиметр не сдвинулся.

— Угощайся, — ставлю перед ним тарелку. — Запить принесу тоже. Ресторан, мля.

За чашкой шурую. Воды туда наливаю. Доставляю её до пункта назначения и застаю нашего скромнягу за поеданием ужина.

Прогодался. За считанные секунды с тарелки всё сметает.

— Зашло тебе, да? — оперевшись о стену, спрашиваю. — Не соврала продавщица. Передам ей твой отзыв.

Облизывается. Лакает воду, разбрызгивая её вокруг.

— Свинья, — констатирую, глядя на происходящее.

***

Короче, Гамлет остаётся жить со мной.

Не спрашивайте, почему я так назвал его. Всему виной алкоголь и попавшаяся на глаза книжка.

Так или иначе, теперь я не одинок и домой приходится возвращаться раньше и чаще обычного.

Господь Всемогущий, я и забыл, сколько хлопот влечёт за собой содержание домашнего питомца! К врачу отвези. Похавать ему купи. На прогулку дважды выведи. После улицы ноги ему помой. Поиграй ещё перед сном.

Трындец какой-то просто.

— Посмотри на себя, чудовище, — качаю головой, глядя на присаженную снегом морду.

Любит рыть носом сугробы. Идиот.

— Заходи, — пропускаю вперёд. Ступаю на порог следом. — Сидеть. Ждать, — приказываю жёстко, пока снимаю верхнюю одежду и скидываю обувь. — Быстро в ванну реагенты смывать.

За пару недель мы с ним алгоритм уже чётко отработали.

Погуляли. Помылись. Поели. Отправились диванить.

— Здрасьте, блять. Очень я тебя тут ждал, — высказываю своё недовольство, как только эта наглая морда забирается ко мне на софу.

Лезет играть.

Купленный в зоомагазине мяч принёс.

— Фу, всё в слюнях. Убери его отсюда, — сбрасываю оранжевую херь с дивана. — Ишь, чё придумал. Не надо мне тут собачарню устраивать. Щас мигом вниз пойдёшь! — суровым воспитательным тоном вещаю, и шерстяной, смирно улёгшись рядом, успокаивается. — Вот и славно.

Опрокинув в себя стопку, включаю телек. Щёлкаю пультом. Не отыскав ничего стоящего, оставляю какой-то бубнёж и беру в руки телефон.

Обычно когда у меня херовое и депрессивное настроение я делаю это. Просматриваю сохранённые в галерее фотки. Фотки, мать его, семилетней давности, если верно считаю.

На снимках совсем юная Яся. Красивая как кукла. Улыбающаяся. Весёлая. Сияющая, словно солнце.

Сука, столько времени прошло с тех пор, как наши дорожки разошлись, а я до сих пор забыть её не могу. Каждый раз листаю и нахлобучивает нещадно.

Пью ещё.

Уже не наливаю. Из горла тяну горячительную жидкость и думаю. О ней думаю.

Я ведь был очень счастлив тогда. По-настоящему счастлив.

Она любила меня. Принимала таким, какой я есть. Терпела и боролась за эти отношения до последнего.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вспоминается, как обижалась за то, что отправил её в Америку. Как несмотря на это ещё не раз потом прилетала ко мне.

Как горько плакала.

Крепко обнимала.

Горячо целовала.

Как говорила, что люто скучает. Что не может без меня там. Что отношения наши и отношениями назвать нельзя. Что так не должно быть. Что ей надоела эта неопределённость.

Чёрт возьми… Честно сказать, я вёл себя как настоящий эгоист, ведь было бы правильно разорвать эту связь сразу, ещё в аэропорту, когда в первый раз провожал на рейс.

Но нет.

Она прилетала. Истерила с порога. Предъявляла.

Мы ругались, а затем страстно мирились. И так, блять, по кругу.

Наверное, не случись трагедии на свадьбе Паровоза, это продолжалось бы ещё какое-то время, однако произошло так, что именно это событие подвело черту.

Мы окончательно расстались и решение я это принял, сидя в коридоре больницы у её палаты.

Не мог больше рисковать ею.

Не мог подвергать опасности.

Такой ужас испытал тогда!

Так сильно за неё испугался!

Что если бы…

Гоню страшные мысли прочь. Переворачиваюсь на бок. Чешу растянувшегося возле меня Гамлета. Носом в шерсть зарываюсь.

Яська-Яська!

Как ты там, родная?

Не объявлялась больше после того нашего разговора в больнице. Приняла мой запрет на приезд в Россию. Начала жить своей жизнью. Со всеми связь оборвала. С Паровозовыми, уехавшими к морю и даже с Черепом, которого обожала.

Раньше хоть через него можно было что-то узнать о ней, а теперь всё, баста. Разве что интернет в помощь, но и там особо ничего. Фотки с показов, реклама, каталоги и прочая лобуда.

Ах да… Статья про роман ещё. С каким-то известным актёришкой, на которого постоянно охотятся папарацци.

Чтоб его!

Ложусь на спину. Прожигаю взглядом потолок. Тревожно за девчонку. С тех пор, как исчезла, проклятое сердце не на месте.

— Надеюсь, что у неё всё хорошо, Гамлет.

Пиздец как ревную, но это ведь смешно, да? Она уже не моя. Какие тут могут быть претензии?

Я свой шанс проебал, ввиду обстоятельств. Что ж. Очень жаль.

Кручу в башке хоровод картинок, с ней связанных. Почти засыпаю, но в какой-то момент в дверь начинает настырно трезвонить какая-то падла.

Принимаю сидячее положение.

Подрывается с постели и мой хромой горе-охранник.

Встаю.

Ловлю равновесие.

Выдвигаюсь в прихожую и, спрятав пистолет за пояс, подхожу к двери.

— Кто? — интересуюсь недружелюбно.

— Это я, Череп.

Ох ни хера се! Вот те прикол! Не снится?

Тру глаза. Проворачиваю щеколду, открываю и действительно вижу перед собой Черепанова с Ангелиной. И незнакомого мужика, чисто визуально смахивающего на алкаша со стажем.

— Тут ещё к тебе человек. О собаке какой-то говорит, — произносит Тоха растерянно.

— Так об этой, — басит мужик, указывая пальцем на выглядывающего меж моих ног щенка. — Это мой пёс! Я его за тридцатку на рынке покупал. Убежал, гад! Буч! Бучи, иди сюда!

Закрываю дверь перед его носом. Смотрю на своего четвероного товарища.

Нет. Ни хрена. Я привык.

Иду в комнату. Беру деньги. Возвращаюсь. Практически в рожу швыряю хозяину бабло.

— На. Проваливай. Считай, я у тебя его купил.

— В смысле эу? Это моя псина!

— Ангелин, зайди, пожалуйста, в квартиру, — обращаюсь к девчонке.

— Угу.

Едва она делает это, бью мужика по печени.

— Ай, мать твою, — сгибается пополам, роняет купюры на плитку.

Бью ещё раз.

— Слушай сюда, — достаю пистолет. — Я сказал, берёшь деньги и сваливаешь отсюда. Иначе я тебя сейчас отмудохаю также, как ты свою собаку.

— Я не…

— Закрой хлебало. Звериный врач сказал мне, что Гамлета били. Неудивительно, что он дал дёру. Всё. Считаю до трёх, сука, и стреляю. Раз…

— Тихо-тихо, — мямлит испуганно.

— Два, — снимаю с предохранителя пистолет. Чисто шугануть чтобы.

— Да ухожу я! Не стреляй!

Реактивно собрав бабло, торопится свинтить по лестнице.

— Два с половиной…

Слышим, как, спотыкаясь, бежит вниз, и через несколько секунд бахает дверь подъезда.

— Урод, — убираю пушку, чтобы не пугать девчонку.

Переглядываемся с Черепановым.

— Ну привет, что ли, — протягиваю ему руку.

— Здорова, Дым.

Обнимаемся. Рассматриваем друг друга.

Отмечаю про себя, что Тоха выглядит хорошо. Лохматый, счастливый, глаза горят. Я искренне за него рад.

— Гамлет? — он выгибает бровь, растягивая губы в улыбке.

— Ага. Друган мой. Пошли познакомлю, — тащу его в хату.

Глава 40. Найти Тебя

В Америку я летал очень и очень давно. По ощущениям кажется, будто бы это вообще было в прошлой жизни.

Забыл уже о том, как долго туда нужно добираться и, честно говоря, конкретно так промаялся в самолете. Толком вздремнуть не удалось даже, ведь покоя не давали тревожные мысли, на постой крутящиеся в моей голове.

Дело в том, что Черепанов заявился ко мне на хату не только для того, чтобы поздравить с надвигающимися праздниками и рассказать о том, как безмерно счастлив рядом со своей беременной Ангелиной. Предлог для дружеского визита был веский и безотлагательный, ведь буквально накануне совершенно неожиданно с незнакомого номера ему позвонила Яна, подруга и давняя сожительница Ярославы.

Уже сам факт того, что это произошло, сразу меня насторожил. Понятно же, что связываться с человеком, живущим на другом континенте, девушка просто так не стала бы.

Если вкратце, Яна сказала, что нашла номер Тохи в блокноте, принадлежащем Бортич. А ещё она сказала, что наша Яся… пропала. Просто не вернулась домой после очередного кастинга. На связь не выходит. Телефон уже четвёртый день подряд выключен. Друзья о её местонахождении ничего не знают. Полиция искать девчонку не торопится, убеждая в том, что нужно ещё немного подождать. Мол, праздники, загуляла ваша модель, вернётся.

Интуиция крайне редко меня подводит. Предчувствую, что-то с Ясей случилось. Недаром так много думал о ней в последнее время. Неспокойно и как-то тяжело было на душе. Именно поэтому решение принимаю практически мгновенно. Несмотря на заданные самому себе установки, понимаю: нужно срочно лететь. Благо, с документами у меня полный порядок…

***

По прилёту списываемся с Яной. Эта настырная встречает меня в аэропорту, хотя я дважды акцентировал её внимание на том, что доберусь до адреса самостоятельно.

— Я здесь! Я здесь!

Оборачиваюсь.

Мне активно машет руками высокая брюнетка.

Когда-то давно Яся рассказывала мне о девчонках, с которыми живёт, так что я практически сразу узнаю в ней ту самую северную королеву по фамилии Сталь.

— Привет. Как перелёт? — интересуется она, когда подхожу ближе. — Судя по всему, не очень, — самостоятельно констатирует, гдядя на мою недовольную морду.

— Терпимо.

— Яна, — представляется, протягивая руку.

— Кирилл, — жму её ладонь в ответ.

— Я на машине. Идём, — кивает уже на ходу.

Нью-Йорк. Впечатляющий. Шумный.

Он встречает меня небоскрёбами, снегопадом и рождественским убранством.

Так странно ехать по его улицам много лет спустя. Вроде как, этот огромный, сумасшедший город мне знаком, но в тоже самое время, здесь определённо многое поменялось.

— Я купила тебе кофе.

— Спасибо.

— Эспрессо, без сахара, — хмыкает.

Выгибаю бровь.

— Яся раньше всегда возмущалась, типа, как вообще это можно пить. Тебя вспоминала, — добавляет осторожно.

Да. Мозг рисует её недовольную мордашку. Она так забавно морщилась, наблюдая за тем, как я его пью…

— Ты обзвонила морги и больницы?

— Да, её нигде нет, — отвечает, включая поворотник.

— Яся никуда не собиралась уезжать? Может, размышляла о каких-то планах?

— Нет.

— Ваших знакомых ты всех обзвонила? Подруг?

— Общих, да.

— Парень, жених, муж? — нехотя спрашиваю, собравшись наконец духом.

— Парень… — невесело усмехается. — Да как-то не склеилось у неё ни с кем после вашего расставания.

Не склеилось.

Слова Яны вызывают во мне дико противоречивые чувства. Кирилл Дымницкий, искренне желавший Ясе женского счастья, расстраивается. Эгоистичная же его часть принимает эту информацию с непозволительной радостью.

— А как же тот белобрысый голливудский актёр?

Черепанов все уши про него прожужжал!

— Пиар-роман, только и всего. Там кроме дружбы ничем пахло. По крайней мере, с её стороны точно.

— Мне нужен действующий номер её мобильного, — достаю ноутбук из сумки.

— Сейчас, минуту, — берёт свой телефон с панели и листает книгу контактов, периодически бросая внимательный взор на дорогу. — Вот, нашла. Держи. Ты пробить его хочешь? Полиция уже делала это. По последнему адресу Яси нет.

— Посмотрим, где вообще была, — ввожу цифры в прогу.

— Кирилл, — Яна притормаживает на перекрёстке. — Возвращаясь к теме знакомств…

Поднимаю на неё глаза, пока база осуществляет поиск.

— Есть кое-что из того, что тебе следует знать. В полиции я об этом не упоминала.

— Говори.

Сердце тут же ускоряет ритм.

Явно ничего хорошего не услышу.

— После финальной поездки в Россию, Яська вернулась сюда в расстроенных чувствах. Первые пару-тройку месяцев она прямо-таки решимостью начать жизнь с чистого листа, но в какой-то момент всё пошло не так и на смену злости пришла затяжная депрессия. Она ведь действительно очень сильно тебя любила и довольно-таки тяжело переживала этот разрыв.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Молчу.

— Изменилась резко. Не улыбалась, не разговаривала, постоянно плакала. Лежала в кровати днём часами. Утратила интерес ко всему. Отказывалась от хороших предложений по работе. Есть перестала. Перманентную апатию поймала. В общем, по итогу, потеряла в весе, да и эмоциональное состояние стало вызывать у меня жуткую тревогу. К врачу еле загнала, та прописала антидепрессанты. Пока Яся их пила, казалось, что ей лучше стало на какой-то период.

— А потом? — подгоняю в нетерпении.

— А потом… — тяжело вздыхает, делая паузу, — она начала что-то употреблять.

Твою мать…

Грудь изнутри будто кипятком обдаёт.

— Когда я заметила новые странности в её поведении, попыталась поговорить, но… Беседа закончилась скандалом.

— Где брала эту дрянь?

— У неё появились новые знакомые. По-моему, она познакомилась с ними в закрытом клубе.

— Что за клуб?

— К сожалению, не подскажу. Туда не всем можно попасть. Обычно по приглашению только.

— Было уже такое, что она не возвращалась домой? — нахмурившись, уточняю.

— Было, — признаётся, опуская взгляд. — Наутро приходила или сутки спустя.

— Ясно.

— Извини, что не сказала про это сразу. Я просто боялась, что никто из вас не прилетит, если узнает правду.

— Пиздец, — прохожусь пальцами по своим короткостриженным волосам и зажимаю переносицу.

Что ты там хотел для неё? Лучшей жизни, да?

Ядовитая горечь забивает каждую клетку моего организма. В особенности, когда вспоминается трагичная судьба одной хорошо знакомой нам девушки.

— Яся — сильная девочка, — доносится до меня грустный голос Яны, — но, похоже, на этот раз она не справилась…

***

В этот же день мы обходим все основные адреса, которые показывает в программе номер Бортич. Её агентство, помещения, в которых проходят кастинги, салон красоты, фотостудия, бассейн, клуб, библиотека.

К сожалению, ни по одному из вышеперечисленных адресов Ясю не находим и, когда остаётся последняя и крайне странная локация, её подружка впадает в отчаяние, разревевшись прямо посреди улицы.

— Вот что, — подхожу к тачке, у которой стоит зарёванная Яна. — Езжай домой.

— А ты? — шмыгает носом.

— Мне нужно на Брайтон-Бич. Туда она ездила трижды за прошлый месяц. Не знаешь, зачем?

— Не-а, но я с тобой!

— Ещё чего!

— Кому ты звонил?

— Людям, которые могут посодействовать.

— Бандитам небось? — предполагает недовольно.

Молчу.

Что сказать? Обо мне у неё стопудово сложилось определённое мнение.

— Они помогут? Люди эти.

— Надеюсь, что да.

— Тогда скорее поехали, — открывает водительскую дверь и садится за руль.

— Ты едешь домой, — повторяю устало.

— Какой домой, Кирилл? Я от тебя не отстану, понял? Поймаешь такси — двину следом.

— Яна…

— Мы должны вместе найти Бортич. Теряем время, — стучит указательным пальцем по запястью и смотрит на меня взглядом, выражающим непоколебимую твёрдость.

Спорить с ней, судя по всему, бесполезно. Сталь есть сталь. Фамилия говорящая.

Занимаю пассажирское сиденье, и машина тут же трогается с места.

Сорок минут спустя перед нами Юг Бруклина и берег Атлантического океана. «Брайтон-Бич», он же «Русское гетто» и «Маленькая Одесса» — известный русскоговорящий квартал Нью-Йорка.

Интересно, что раньше этот район считался курортом и посещали его состоятельные европейцы. Позже Великая Депрессия внесла свои коррективы. Произошёл упадок. Сюда хлынули представители малообеспеченных слоёв общества.

Первая волна эмиграции привела евреев, спасающихся от геноцида. Вторая случилась в девяностые, после развала СССР, когда череда экономических и политических кризисов привела к тому, что люди из республик начали массово переезжать для того, чтобы исполнить свою «американскую мечту».

Что вышло в итоге? А в итоге, Брайтон стал некой витриной прошлого, потому как эмигранты, воссоздали вокруг себя привычную атмосферу советской эпохи.

Что я помню со времён своего последнего визита?

Набережную Broadwalk с деревянным настилом. Лунапарк. Ветку метро, идущую над улицей Брайтон-Бич авеню. Барахолки. Магазины с нашей продукцией. Общепиты совкового формата с хорошо знакомым меню.

Повсюду звучала русскоязычная речь. Рекламные вывески тоже в основной своей массе были на русском.

Любопытно, что здесь происходит сегодня?

— Закройся и сиди в машине.

— Ну уж нет, ни фига, — пытается вылезти из салона упёртая девчонка.

— Делай, как сказал, женщина, — рычу на неё и загоняю обратно.

Слышу, что возмущается, но в тачке, слава Богам, вопреки своему лютому характеру, остаётся.

— Шо за щегол? Какое шикарное пальто, гля, — доносится до меня хриплый голос алкашки, сидящей в компании мужиков-бомжей, греющихся у костра.

Направляюсь к невзрачной серой постройке. Тут когда-то жил мой старый знакомый. После звонка выяснилось, что чалится он здесь до сих пор.

Стучу по двери и через несколько секунд она открывается.

— Damn! [(с англ.) Черт!] Дымницкий, дружище!

Сокольников налетает на меня, чуть ли не сбивая с ног. Обнимает и орёт радостно:

— Сколько лет не виделись! Охренеть!

— Здорова, Юр. Как жизнь? — хлопаю его по плечу.

— So-so [(с англ.) Так себе], помаленьку. Чё со мной будет? Лучше скажи, откуда ты, брат, тут взялся?

— Прилетел из Москвы.

— Заходи давай. С женой познакомлю и детьми.

— Юр, в другой раз непременно, а сейчас я по делу к тебе заскочил. Время на вес золота.

— Чё случилось? — отодвигаясь, хмурится.

— Близкий человек пропал.

— Что за человек?

— Девушка. Двадцать шесть лет. Модель. Вот по этому адресу появлялась тут у вас недавно. Я пробил. Там, вроде как, магазин видеокассет, который уже закрыт.

— Ага, а ещё там точка, — добавляет он. — Сочувствую, но, по ходу, девка влипла.

— Мне надо её найти. Помочь сможешь? Интересуют злачные места, куда она в теории могла двинуть, и связи твои нужны бы. Вдруг кто из ваших видел?

— Я больше не с ними, братан. Завязал с тёмным прошлым. Легализовался типа. Ради семьи.

— Ясно. Извини за беспокойство. Сам разберусь.

— Да погоди ты, — останавливает за плечо, заметив мою реакцию. — Ща что-нибудь сообразим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Исчезает за дверью. Что-то говорит жене, после чего выходит на улицу, на ходу надевая на себя пуховик.

— Фотка девчонки есть?

— Да.

— Показывай. Отправим кое-кому. Посмотрят, вдруг, кто знает её или видел.

Открываю галерею, передаю ему телефон.

— Отошли от машины! — ору, заприметив у тачки бомжей.

— Пальто, денег дай, — сипит один из них.

— Возьми и проваливайте! — протягиваю несколько купюр и ловлю в фокус испуганное лицо Яны.

— Маловато. Подбавить бы, — наглеет красная морда.

— Слышь ты, — достаю пушку. — Пошёл на хер отсюда.

— Тихо-тихо. Чё за резкий гость у тебя, Юра?

— Валер, свинти, а. Не до тебя, — отзывается тот, что-то быстро набивая на экране.

— Свалили, — цежу сквозь зубы, снимая пистолет с предохранителя.

— Не надо нервничать. Уходим уже, — свистит своим.

Ни черта здесь не поменялось.

— Кир, особые приметы может, какие? Помимо того, что девушка очень красивая.

Осознаю, зачем спрашивает. Скручивает внутренности все будто жгутом.

— Тату. У неё есть татуировки на теле.

— Отлично. Отправил инфу, ждём. Если кто встречал её, напишут.

— Спасибо.

— Пушку с собой носишь?

Киваю.

— Это правильное решение. У нас поспокойнее стало, но иногда грабежи-разбои всё же случаются.

— А в целом тут сейчас как?

— Да, в принципе, всё как раньше, — пожимает плечом. — Выходцев из Азии много стало.

— Переезжать не планируешь?

— Планирую. В Джерси. Бабла ещё немного насобираю и рванём обустраиваться. О, смотри-ка, есть контакт. Отписался один человечек. Видел твою куклу несколько дней назад.

— Куда ехать?

— Запоминай, — диктует.

Сердце начинает одурело биться в груди, ведь, наконец-то, поиски дают хоть какой-то значимый результат.

— Тебе нужен подвал дома с граффити. Постучи. Там подпольный клубешник-прибивняк хипстеров. Пустят или нет, не знаю. Поясни ситуэйшн. Не быкуй. Будь поспокойнее, — наставляет, уже когда сажусь в машину.

Поспокойнее.

Какой там…

Стоит нам с Яной по прошествии пятнадцати минут оказаться в нужном месте, как нервную систему у меня подрывает окончательно. Потому что окружающая обстановка пиздец.

— Я с тобой! Боюсь тут одна оставаться.

Брюнетка опять тащится следом и мне уже похер, если честно.

Обходим разрисованное в хлам здание. Спускаемся к подвалу. Стучу. Руками-ногами.

— У них, похоже, пароль какой-то есть.

Продолжаю тарабанить.

— Эй, Кир, вот тот парень собирался сюда, но передумал, увидев нас, — показывает на удаляющуюся спину пешехода, одетого в цветную, яркую куртку.

Сцепив зубы, нагоняю.

Разворачиваю.

Хватаю за дутый ворот.

— What’s up, guy? [(с англ.) В чем дело, парень?] — лупится он на меня испуганно.

— Со мной идёшь.

Глава 41

За месяц до…

Яся

— Годовой контракт, Бортич! Можешь себе представить?

— Угу.

— Они выбрали именно тебя, понимаешь?

— Понимаю, — отзываюсь равнодушно.

— А по-моему, ни черта ты не понимаешь, — вздыхая, качает головой наш PR-директор Элен. — Ты только представь. Это же, мать его, Париж! Родина Коко! Престиж! Люкс! Внушительный гонорар!

— Мне и здесь отлично платят.

— Здесь — это здесь. Америка тебя знает и любит, — отмахивается она. — Давно пора расширять горизонты. Франция даст тебе новый уровень.

Раньше я непременно порадовалась бы этой поездке, но сейчас…

— Не хочу ничего менять. Меня всё устраивает.

— Зато руководство не устраивают твои бесконечные выходки, Ясь.

— И о чём конкретно речь?

— Мне как, огласить весь список?

— Давай.

— Что ж. Начнём, — берёт в руки свой вездесущий блокнот. — На прошлой неделе ты не явилась на три кастинга и фотосессию. Потому что…

— Перепила и проспала.

— Блеск!

— Штраф заплатила, так что предъявы уже как-то не в счёт.

— Потом ты чуть не опоздала на показ.

— Успела же по итогу на свой выход.

— Заставив нервничать уйму людей!

— Что там следующее? — цокаю языком раздражённо.

— Дебош в клубе.

— У меня был выходной, имею право. Дальше давай.

— Пропала с радаров на двое суток после того, как послала в далёкое пешее путешествие самого Марио де Франко!

— Гнусный старикан-кутюрье! Я не собираюсь слушать те мерзости, что извергает его рот. Скажи спасибо, что я сдержалась и не долбанула этого мерзкого гнома по наглой, морщинистой роже.

— Этот, как ты выразилась, мерзкий гном, — довольно значимая фигура в мире моды.

— Мне фиолетово.

— Какая замечательная жизненная позиция! — цедит Элен сквозь зубы.

— Да. Советую ею воспользоваться.

— Саманта сказала, что в воскресенье ты отказалась сопровождать Говарда на благотворительном балу.

— Сколько можно разыгрывать этот цирк? Я — не эскортница. Пусть наймёт себе кого-то из их числа. Проблем-то, — беру яблоко из вазы и с хрустом его надкусываю.

— Ему нужна была именно ты.

— А ещё в тот вечер я нужна была компании бездомных собак приюта “Big pow”. Выбор очевиден, не правда ли?

Она закатывает глаза.

— Продолжишь? Или на этом список моих преступлений заканчивается?

— Конечно же нет!

— Хм.

— Взять хотя бы недавний кинофестиваль.

— А что там было? — вспоминаю, нахмурившись.

— Ты прошлась босиком по красной дорожке.

— И чего?

— И того! Так нельзя! Это нарушение правил! — кудахчет блондинка возмущённо.

— Мне нужно было умереть в тех жутко неудобных туфлях?

— Да!

— Нет.

— Надо было перетерпеть, Ясь.

— Сняла и сняла. Ничего страшного не произошло ведь, — беззаботно пожимаю плечом.

— А как насчёт after-party Вичински? Что ты там устроила? — захлопывает блокнот.

— Немного повеселилась. Было ужасно скучно… — закидываю ноги на соседний стул, но суровая Элен их тут же сбрасывает.

— То есть обворовать гостей и поджечь подол дорогущего платья — это, по-твоему, весело? — её татуированная бровь ползёт вверх.

— Я им всё вернула, это во-первых. А во-вторых, та дамочка в красном назвала меня проституткой. Притом, что её муж сам подкатил ко мне.

— Господи Боже! Это несерьёзно, Ясь! Скандал на скандале. С тобой стало слишком сложно работать!

— Если честно, я устала.

— Что-что? Устала?

— Ага.

— Да ты обалдела, моя милая! В двадцать шесть тебя всё ещё хотят видеть на подиуме! Нужно благодарить за это матушку-Вселенную и пахать-пахать-пахать!

— Надоело мне. Я уже семь лет в этом режиме существую. Веришь, даже не поняла, как они пролетели. Кастинги. Съёмки. Показы. Вот скажи. Ради чего всё?

— Как это ради чего? Ты заработала себе имя!

— Счастливее от этого не став, увы. Кому я нужна по факту? — невесело усмехаюсь. — Агентству, имеющему с меня приличную долю заработка? Мужикам, возжелавшим купить себе куклу на вечер?

— Немедленно прекрати себя жалеть! Ты — топ модель. Миллионы девочек готовы душу продать за то, чтобы оказаться на твоём месте.

— Ну и дуры! Я даже собаку завести не могу, живя в таком ритме. Так бы может, хоть она меня любила бы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сглатываю тугой ком, вставший в горле.

— Собака! Тоже мне желание!

— Нормальное желание.

— На пенсии заведёшь.

— Я до неё не доживу.

— Ясь, — Элен снова вздыхает. — А теперь давай поговорим откровенно.

— Только не этот взгляд.

— Что с тобой происходит? Ты вознамерилась похерить свою карьеру?

Молчу.

— Антидепрессанты, выписанные врачом, принимаешь?

— Они мне больше не помогают.

— Значит нужно подобрать другие, сменив специалиста, если того требуют обстоятельства.

Киваю.

Просто чтобы она как можно быстрее от меня отстала.

— Ты стала часто употреблять алкоголь.

— Я не могу расслабиться, что ли?

— Это путь в никуда, имей ввиду.

— Ага.

— Яся! Париж — это твой шанс прийти в себя. Пока ты окончательно не утонула в своей депрессии.

— Я тебя услышала.

— Поезжай. Докажешь агентству, что ты — всё ещё наша главная звезда. Отвлечёшься от всего того дерьма, что грузом лежит на сердце. Развеешься в конце-концов.

Растягиваю губы в натужной улыбке.

Отвлечёшься.

Да-да… Проходили.

— Ответ нужно дать в следующий понедельник. Не затягивай с решением. Ты должна согласиться. Поняла меня?

Встаю.

Должна. Должна. Должна.

Как вы все задолбали…

***

Когда мне плохо и грустно, я спускаюсь в метро. Выбираю себе какое-нибудь направление и еду туда для того, чтобы просто побродить по улицам.

Сегодня останавливаю выбор на Брайтон-Бич. Я уже гуляла здесь пару раз, и это место отозвалось во мне как-то по особенному. То ли радуют глаз попадающиеся на пути русскоязычные баннеры, то ли ласкают слух звучащие на родном языке ругательства.

Как бы там ни было, в такие минуты ты испытываешь нечто необъяснимое. Вроде как, это зовётся тоской по Родине. И если вы спросите, скучаю ли я по России? Я отвечу, что да, скучаю до сих пор. Больше всего по окружавшим меня людям и тем беззаботным временам моей юности, о которых за последний год я слишком часто вспоминаю.

Сижу на скамейке, прямо на набережной. Смотрю на холодный океан. Поёжившись от порыва ветра, прячу руки в карманы.

— Сколько?

— Да ты гонишь!

— Отвечаю, там брюлик!

Оборачиваюсь. Глядя на подозрительную компанию парней, громко спорящих между собой, опять невольно возвращаюсь к мыслям о своих мальчишках.

Обаятельный Паровоз.

Дурашливый Череп.

Задумчивый Клим.

Простодушный Кабан и лёгкий на подъём Калаш.

Стоит лишь прикрыть глаза и вот все они за одним столом. Сидят, уплетают за обе щеки нашу с Сашкой стряпню. Шутят. Улыбаются. Подкалывают друг друга. Весёлые, молодые, счастливые.

Как же давно это было! И как же сильно хочется вернуться в те дни…

Мне кажется, я была по-настоящему счастлива именно тогда, когда работала на автомойке и жила с ними в общей квартире, ставшей для меня домом.

— What’s up, doll? Why are you crying? [(с англ.) Что случилось, кукла? Почему плачешь?] — обращается ко мне на ломаном английском один из тех ребят, что стояли поодаль.

— Я в порядке, — шмыгаю носом.

— О, так ты наша! Из России?

— Да.

Шапка у него смешная. Тоха всегда похожую ерунду носил.

— Недавно, что ль, переехала?

— Пф. Восьмой год в Нью-Йорке.

Подумать только… Аж страшно представить, сколько воды утекло.

— Замёрзла?

— Предложения согреть не приму, — сразу обозначаю, и он в ответ смеётся.

— Тебе так-то опасно одной тут шляться.

— Кто сказал, что я одна?

— И что это значит?

— Это значит, что твой дружок останется без фаберже, если не уберёт грабли от моего рюкзака, — спускаю с предохранителя осу, которую всегда ношу в кармане.

Он слышит. Я подмигиваю.

Нормальные мужики, они, дарят что? Цацки, шубы. А мне мой пистолет подарил когда-то.

— Костя-я-ян, рискуешь.

Жестом отбой ему показывает.

— Она знает о том, что ты за спиной, — сообщает товарищу. — И ты это, по ходу, на мушке.

— Вано, чё такое?

Вытаскиваю осу из кармана. Чтоб сократить количество вопросов.

— Вот нынче барышни пошли, — третий сбоку показывается.

— Не мы такие, жизнь такая, — отзываюсь я хмуро.

— И как зовут тебя, Лара Крофт? — интересуется вор-неудачник.

— Яся. Тебя, кстати, выдали чересчур резкие движения и дешёвые скрипучие кроссовки. Я поняла, что кто-то шарится сзади ещё до того, как твой подельник открыл рот.

Они смеются.

Я встаю.

Ноги разъезжаются на льду. Едва не падаю, но Ваня, меня подхватывая, ловит.

— Мерси.

Репетирую, на случай, если рвану в Париж.

— Вы, ребят, ещё совсем неопытные. Пока ты джентльмена из себя изображал, я стырила твой бумажник.

Демонстрирую вещицу, поднимая руку вверх.

— Ну ни хрена себе! — с открытым ртом замирает хозяин кошелька.

— Да она сама щепач! — вопит Костян.

— Уже давно нет, — собираюсь вернуть портмоне, но вместо этого стою и долго неотрывно на него таращусь.

Надо же… Точно такой же. Не может быть.

Я аж дышать перестаю, клянусь.

— Скажи-ка, Вань, а где ты его взял? — ощупываю пальцами кожу, пока сердце надрывно тарабанит о рёбра. — Только честно, это очень важно.

— У нас тут торговец новый появился. Тоже русский дядька. Всякой такой всячиной промышляет.

— А вы, я смотрю, ваще без принципов, да? И своих и чужих щупаете.

— Он сам виноват, — бросает в оправдание. — Жадный. Делиться прибылью с хозяином не горит желанием. Вот мы и нагребли товара чуток. Припугнув на первый раз.

— Ясно.

Так больно и тесно в груди становится.

— Слушай, Яся, а ты к нам в команду не хочешь? Красивая, шустрая, с навыками. Нам такой человек позарез нужен.

— Спасибо, но нет, — улыбаюсь. — У меня встречное предложение.

— Какое?

— Продай портмоне, — стараюсь не выказывать заинтересованности, но получается неважно.

— Можем обсудить, — переходит на деловой тон. — Ты голодная?

— Да.

Вот так у меня появляются знакомые на Брайтон-Бич.

С мальчишками, по традиции, я схожусь довольно быстро, так что уже пару встреч спустя они проводят мне фул-экскурсию по своему району, показывая те места, о которых знает только местная молодёжь.

Прибивняки. Квартирники, клубы.

Там я встречаю множество разных необычных людей. А ещё там я… неожиданно нахожу для себя спасение. Некий способ убежать от реальности. Неправильный, глупый, но такой мне необходимый.

Ни в какой Париж, как вы понимаете, я не еду.

Забиваю на работу и, собственно, как прогнозировала Элен, медленно и осознанно иду ко дну.

Уже не ожидая чудес, способных озарить мою никчёмную жизнь…

Глава 42

Однажды я попадаю на тусовку к хипстерам и Вано знакомит меня со своей сестрой Ирой, (которую все упорно зовут Ирэн).

Девушка привлекает внимание. Яркий, неординарный образ, какая-то совершенно особая манера преподнести себя и наличие невероятного таланта — это то, что практически сразу бросается в глаза. Причём в самом прямом смысле, ведь я имею возможность лицезреть закрытую выставку её картин, организованную «для своих».

— Очень круто, — выражаю искреннее восхищение, стоя у одной из работ.

Что интересно, все они выполнены на старых, отшпаклёванных пластинках. Это так необычно!

— Нравится?

— Да.

— На тебя похожа, — подмигивает Ирэн, останавливаясь сбоку.

И правда, брюнетка в солнцезащитных очках, одетая в красную клетчатую рубашку, джинсовые шорты и драные колготки, внешне очень даже напоминает меня.

Фигура. Черты лица. Волосы. Походка.

В одной руке у моей рисованной копии связка пёстрых, цветных шаров. В другой — поводок. Ведь рядом бежит большая, мохнатая собака рыжего окраса.

В этой картине поражает диссонанс цвета. Монохромный, мрачный Нью-Йорк фоном. И яркая, как летнее солнце, Она, улыбающаяся непогоде: серым тучам, затянувшим небо, и начинающемуся дождю.

Почему-то думается, что я когда-то тоже была вот такой же. Жила взахлёб моментом. Верила в лучшее и всё ждала своё счастливое завтра, которое непременно должно было на меня обрушится. Ведь чёрные полосы должны заканчиваться, верно?

— Твоё лицо мне очень знакомо, — хмурится, детально его изучая. — Мы с тобой не встречались раньше?

— Нет.

— Ай, стоп, — щёлкает пальцами. — Ты же модель. Вано говорил мне.

Киваю.

— Выходит, тоже человек искусства?

— Скорее вешалка его демонстрирующая.

Ира смеётся.

— Блин, подожди… — округляет глаза. — Я вспомнила! Ты есть в рекламе известных духов. Ммм. Зал с зеркалами. Битое стекло. Чёрное платье в пол. Корсет из камней. Да! Это ты, по-любому!

— Я.

— Обалдеть! Как ты на Брайтоне очутилась?

— Гуляла.

— Гуляла, — повторяет, выгибая бровь. — Идём выпьем. Расскажешь забавную историю о том, как обворовала моего брата. Он мне весь мозг вынес в тот вечер. Только о тебе и болтал.

Мы с Ирой перекочёвываем к бин-бэгам, мягким креслам-мешкам, хаотично разбросанным по всему подвальному помещению. Помещение это, кстати, больше походит на огромных размеров квартиру, стилизованную под винтаж.

— Значит, Ваня и Ко намеревались обокрасть тебя?

— Их бы ждало разочарование. В своём рюкзаке я никогда не ношу ничего ценного.

— Ещё бы, ты же сама щипач!

— Тс-с-с, — прижимаю палец к губам. — Это в прошлом. Никому не рассказывай. Иначе меня прогонят с вашей вечеринки.

— Ой да ладно! — отмахивается. — Здесь кого только нет. Если копнуть.

— Почти вся присутствующая молодёжь — хипстеры. Ты тоже себя к ним относишь? — беспалевно рассматриваю неряшливо-модно одетых парней и девушек, чей внешний вид вызывает во мне волну любопытства. — В чём ваша философия?

— Хипстеры — это люди, стремящиеся максимально отойти от мэйнстрима. Аполитичные. Свободные. Дерзкие. Нестандартно мыслящие. Они задают тренды, интересуются модой, отдают предпочтение альтернативной музыке и артхаусному кино. Ищут себя в творчестве.

— Тебе подходит. Твоему брату — нет.

Она хохочет, передавая мне рокс, на дне которого лежат два кубика льда.

— Именно поэтому он свинтил отсюда и побежал к своим дружкам-гангстерам.

— Они — неплохие ребята, но определённо пошли не той дорогой. Я подобное уже наблюдала. Это плохо заканчивается, Ир.

— Думаешь, я не говорила с Ваней об этом? Говорила и не раз. Да без толку! Непутёвый!

— Вы, вообще, очень разные.

— В детстве я шутила на тему того, что его к нам подбросили, — подмигивает, разливая виски.

— Давно здесь?

— В Америке? Третий год.

— Встречный вопрос про Брайтон. Почему он, а не какой-нибудь другой район?

— Да особо не выбирала. Я от мужа тогда бежала. Мне было всё равно куда. Лишь бы как можно дальше от него оказаться. Понимаешь?

— Всё было так плохо?

— Я его любила, он меня лупил. А по началу… Как ухаживал, мама дорогая! Цветы не цветы, рестораны не рестораны, свидания, поездки.

Молчу.

Что тут вообще скажешь?

— Да ну его! Мужчины — сущее зло. Давай выпьем за нас. Независимых и сильных. Мы ж такие, да? — она как будто сама в своих словах сомневается.

— Не знаю.

— Не сдались они нам, — категорично заявляет, качая головой. — Вот тебе, Ясь, успешной, молодой, красивой, разве кто-то нужен?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ира, сама того не ведая, с размаху по больному бьёт. Нокаут наносит.

— Мне — да. Но проблема в том, что этому человеку не нужна я.

— Чего-чего? Он слепой или дурак?

— Да нет, это я дура, — пью ещё и сжимаю холодное стекло рокса. — Кирилл меня так и не полюбил.

— Расскажи.

— Нет, прости, — отказываю.

Не могу. Не хочу. Больно адски.

— Окей. Не настаиваю.

— Спасибо.

— Ты из-за него плакала, когда Ванька к тебе подошёл?

— Неважно.

— Да и правда. Неважно. Идём, познакомлю тебя с нашими, — ставит стакан на столик и берёт меня за руку. — Обещаю тебе, сегодня ты грустить не будешь. Будет весело. Оторвёмся?

— Да.

Честно сказать, в тот вечер я не запоминала ни новых имён, ни новых лиц.

С кем-то говорила.

Много пила.

Танцевала под громкую музыку, льющуюся из колонок.

И да. Было действительно обманчиво весело.

До какого-то определённого момента.

Потом дурную голову вновь заполонили едкие, навязчивые мысли о Дымницком.

Они, словно серная кислота, разъедали меня изнутри и мне было просто необходимо от них избавиться.

Забыть.

Стереть.

Чем-то выдавить.

Вытравить.

Тогда это и произошло со мной впервые. Кто-то что-то дал мне и, увы, вскоре я на эту дрянь крепко подсела.

Для меня перестало существовать ровным счётом абсолютно всё. Я тупо вставала с кровати в разное время суток, одевалась и со скандалом уходила из нашей общей с Яной съёмной квартиры.

Игнорировала её попытки призвать меня к здравомыслию.

Не отвечала на звонки и сообщения.

Потеряла чёртов телефон.

Потеряла себя.

И, осознав это, я сдалась окончательно, решив, что всё. С меня, пожалуй, хватит…

***

Возвращение в этот мир было странным. Мучительным. Болезненным. Непонятным.

Я очнулась в постели. В комнате, похожей на больничную палату. Светлые стены, белый потолок, слишком яркий свет, монотонный писк аппаратов. Надо мной человек в белом.

Медсестра? Врач?

Не понимала. Спросить не могла, попросту сил не было. Снова вскоре провалилась в сон, а когда очнулась вновь, оказалось, что я уже в другом месте.

Тоже, вроде как, палата. Из вены торчит закреплённая пластырем игла. Я под капельницей.

— Доброго времени суток. Учитывая, что мы — земляки, буду использовать родной язык для общения, если не возражаете.

Фокусирую взгляд.

— Напугали вы нас, Ярослава. С возвращением!

Врач (теперь уже сомнений не возникает) осматривает мои зрачки, после чего принимается измерять пульс и давление.

— Все показатели постепенно приходят в норму. Хороший знак, — озвучивает вслух. — Как вы себя чувствуете?

— Где я? — спрашиваю, с трудом разлепив пересохшие губы.

— В клинике доктора Спенсера. Вы поступили к нам с острой интоксикацией, будучи без сознания.

Прикрываю веки. Пытаюсь воскресить в памяти последнее из воспоминаний, однако мозг очень неохотно выдаёт картинки. Только одну.

Комната. Холодный пол. Вибрирующие от грохота музыки стены.

Решение, принятое в порыве отчаяния, под алкоголем. Всё, что купила на точке, в себя отправила. Чтоб наверняка.

И на этот раз эйфория пришла не только в компании с галлюцинациями, напугавшими меня до состояния панической атаки. Она привела с собой ту, что с косой.

Я ведь ждала её, но… В какой-то момент стало так плохо, что творившийся со мной ад не передать никакими словами.

— Мы проводим детоксикацию, направленную на восстановление всех функций организма, — сообщает врач. — Вернёмся к вопросу о вашем самочувствии. Это важно. Что сейчас беспокоит?

— Ммм… Болит и кружится голова. Желудок… Тошнит.

Кивает, делая записи в карте.

— С минуту на минуту придут результаты крайних анализов. С вашего позволения займусь ими, а вы пока примите посетителей. Только учтите, визит будет коротким. Вам необходим покой и сон.

Меняет в капельнице одну бутыль на другую и удаляется.

Тут же раздаётся стук в дверь, а уже в следующую секунду в палате появляется взволнованная Яна.

— Яська!

Чуть ли не бегом ко мне летит. Встаёт у кровати, с беспокойством в глазах меня разглядывает, потом наклоняется, целует в щёку, обнимает и начинает плакать.

— Ты чего, Ян?

Она выпрямляется. Шумно сглатывает и шмыгает носом.

— Как ты?

— Нормально. Не плачь, не надо.

Слёзы ей совсем не идут.

— Я так за тебя испугалась! Думала, мы не найдём тебя, Ясь…

Искала значит. Несмотря на то, что пребывая в изменённом состоянии, относилась я к ней отвратительно.

— Прости меня.

— Ну что ты! — вытирает платком мокрые дорожки с лица и аккуратно сжимает мою ладонь. — Слава Богу, что ты выкарабкалась! Остальное вот вообще неважно.

Стискиваю её пальцы своими в ответ.

— У меня утром зацвела орхидея.

— Та, которая стояла целый год с голыми палками?

— Да, — улыбается сквозь слёзы.

— Здорово.

— Миша звонила.

— Как у неё дела?

— Тяжело ей там, но ничего, держится.

— Ты ведь…

— Нет. Сказала, что ты на съёмках, — опережает ход моих мыслей. — Она ничего не знает.

Киваю.

— Доктор велел не мучить тебя долго своим вниманием. Ты, поправляйся, Ясь. Ой, забыла, дура. Вот, это тебе. Полезности всякие, — ставит на тумбочку корзину с фруктами и ещё раз наклоняется, чтобы меня поцеловать.

— Спасибо, Ян, — шепчу я тихо.

— Пойду, а то там к тебе ещё один посетитель. Он очень переживал. Думаю, хочет поскорее увидеться.

— Кто? — уточняю, нахмурившись.

— Дымницкий.

Сердце-предатель, как всегда, слишком остро реагирует на эту фамилию. Замирает. Сбивается с ритма и начинает стучать быстрее.

В палате на какое-то время повисает пауза.

— Когда ты пропала, я очень занервничала. Пошла в полицию, но мне велели ждать и тогда я позвонила Антону Черепанову. Нашла его номер в твоей записной книжке, — объясняет мне подруга. — Антон рассказал о ситуации Дымницкому. Кирилл прилетел сюда ближайшим рейсом. Видимо, у него было всё в порядке с документами.

Прилетел.

Ближайшим рейсом. Впервые за грёбаные… почти восемь лет.

Пока не понимаю, как на это реагировать. В голове настоящий хаос и сумбур из-за этой неожиданной для меня новости.

— Если бы не Дымницкий, я бы ни за что не нашла тебя.

Так вот что подразумевалось под этим её «мы».

— Он при помощи какой-то программы пробил по номеру телефона все твои геолокации за последний месяц.

Когда-то эта его долбаная программа вот также помогла ему найти меня в Москве после кражи портмоне.

— Он там такой лютый шухер в подвале хипстеров устроил, — округляет глаза.

— Почему вы… пошли туда?

— У него здесь, на Брайтон-Бич, живёт давний знакомый. Кинули через него клич о том, что ты пропала, и кто-то сбросил в чат инфу о твоём местоположении.

— Ясно.

— Видела бы ты его глаза, когда мы обнаружили тебя, лежащую на полу, без сознания…

Прекрасно.

То есть он ещё и обнаружил моё фактически бездыханное тело.

Пять баллов.

— Всю дорогу до клиники его трясло. Тебя забрала машина платной экстренной помощи. Мы ехали следом. У тебя критично упало давление и сердце… оно остановилось, Ясь, как только мы прибыли в клинику.

Остановилось всё-таки…

— Врачи… сказали, что мы очень вовремя тебя привезли. Могло быть поздно, — снова плакать начинает. — Прости. Это было ужасно, — качая головой, закрывает лицо ладонями.

— Не надо, Ян.

— Мы тебя буквально из лап смерти вырвали. Понимаешь?

Вырвали.

Только кто просил об этом?

— Я не хочу с Ним разговаривать. Можешь, передать?

— Ясь…

— Передай, — повторяю настойчиво.

— Ладно, — вздыхает она, вытирает слёзы платком и машет на прощание. — Я завтра загляну к тебе, зай. Поправляйся!

Отворачиваюсь.

Молча её отпускаю, но переварить полученную информацию не успеваю, потому как, ожидаемо, уже через минуту Дымницкий заявляется в палату, начисто игнорируя мою просьбу.

Когда заходит, не глядя, чувствую, что это — Он. Нутром. Каждой своей клеточкой.

Пока идёт до моей койки, берёт стул и садится, я едва дышу. В окно целенаправленно таращусь. Делаю вид, что падающий снег — это единственное, что меня сейчас действительно интересует.

— Как ты, Ясь? — доносится до меня его голос.

Прямо дежавю.

Опять палата. И он пришёл меня навестить.

Как я?

Что должна сказать? Что его решение расстаться со мной сломало меня окончательно?

Что страдала? Без конца плакала?

Что так и не смогла справиться со своей больной любовью к нему?

Не сумела начать новую жизнь. Забыть. Забить. Переступить. Пойти дальше.

Как я…

Не выдержав, вымученно смеюсь и, набравшись смелости, поворачиваю к нему голову, тут же натыкаясь на хмурый, пристальный взгляд.

— Что ты за человек такой, Дымницкий? Даже отойти в мир иной без твоего присутствия никак?

Стискивает челюсти. Бледнеет, пока рассматриваю любимые черты лица.

Скучала.

Какой же он родной… И далёкий одновременно.

— Рано, — произносит в ответ лишь одно слово.

— Не тебе решать. Понял? — разозлившись, бросаю.

— Ну и не тебе. Хочешь или нет, но придётся пройти принудительное лечение, — чеканит ледяным тоном.

— Лене оно не помогло.

Свечка, бывшая Паровозова со своей зависимостью так и не справилась.

— Ты — не Лена.

— Зачем прилетел?

Хочется поскорее закончить этот бессмысленный разговор.

— А как по-другому? Мы с тобой не чужие люди.

Не чужие.

— Я тоже долгое время так думала.

— Ясь…

— Даже в те моменты, когда ты раз за разом от меня отказывался.

— Ты знаешь почему, — цедит сквозь зубы.

— Да, знаю, — силюсь улыбнуться. — Всё очень просто. Ты никогда не любил меня, Кирилл.

— Ты не права.

— Права.

— Я всегда желал для тебя лучшего.

— Лучшего. А оно мне нужно было? Ты спросил? — отзываюсь отчаянно. — Я хотела быть с тобой. Я могла быть счастливой все эти годы.

Молчит в ответ.

Взор направлен в пол.

Желваки под скулами туда-сюда ходят.

— Цветы… — смотрю на букет алых роз, которые держит в руке. — Красивые. Отлично смотрелись бы у надгробной плиты.

— Бортич, ты…

— Где мой рюкзак? — раздражённо перебиваю.

— Здесь. Яна забрала.

— Внутренний потайной карман в большом отсеке.

Очень кстати, что я не успела выложить своё недавнее приобретение дома…

— Достань. Сама не могу.

Невероятно слабой себя ощущаю. По-настоящему разбитой и сломленной. Причём не только внутри, но и снаружи.

Кладёт розы мне на кровать. Наклоняется за рюкзаком. Расстёгивает молнию. Копошится.

Несколько секунд спустя извлекает оттуда портмоне. Естественно, сразу узнаёт дорогой для него предмет.

Хмурится. Переводит озадаченный взгляд с него на меня.

— Это тот самый бумажник. Штучный экземпляр. Кожа крокодила, все дела. Память о бывшей жене…

Битву с которой, к слову, я по итогу всё-таки проиграла.

— Не верится, но спустя годы эта вещица совершенно случайно снова оказалась в моих руках.

— Это невозможно.

— Символично, правда? — сглатываю. В горле сухо, как в пустыне. — С этого портмоне всё когда-то началось, на нём и закончится.

— Послушай…

— Нет, это ты послушай. Забирай и уходи, — дрожащими пальцами касаюсь нежных бутонов. — Я не хочу тебя видеть, Кирилл. Больше никогда… — добавляю с пугающей меня уверенностью.

Эпилог

В клинике доктора Спенсера, являющейся по сути реабилитационным центром для людей, борющихся с различного рода зависимостями, я провожу три недели.

За это время потихоньку восстанавливаюсь. Под наблюдением врачей прохожу курс детокс-терапии. Начинаю работу с психологом: индивидуальную и групповую.

— Тук-тук!

Перед самым Новым Годом уже вечером меня навещает Яна.

— Привет, — снимаю наушники, в которых поёт Сплин, и отлипаю спиной от подушки.

— А кто это тут у нас грустит в одиночестве? — обнимает и расцеловывает в обе щеки. — Как дела? Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке.

— Выглядишь хорошо.

— Спасибо.

— У меня подарок, — отдаёт мне мягкий свёрток в крафтовой бумаге. — Посмотришь?

Киваю, разворачивая обёртку.

— Милый, — рассматриваю красный свитер со снежинками и забавным оленем на груди.

— Примеришь?

Ну как отказать? Конечно же, надеваю.

— Чуток большеват. Ты такая худенькая стала…

— Нормальная.

— Есть отличные новости, кстати, — сообщает, улыбаясь.

— Что за новости?

— Собирайся, Яська. Я тебя забираю.

— Забираешь? — уточняю, нахмурившись.

— Ага, — расправляет на мне рукава. — Пока не на совсем, к сожалению, но врач разрешил провести праздник дома.

— Ян… — растерянно на неё смотрю. — Я, наверное, лучше здесь останусь.

Честно сказать, боюсь свободы и возможного рецидива, который может случиться с большой долей вероятности.

— Спокойно. Всё будет хорошо.

Она говорит очень уверенно, но у меня самой этой внутренней уверенности пока нет.

— Одевайся. Возьми всё, что нужно. Жду тебя в коридоре.

Выскакивает за дверь, не успеваю даже возразить.

***

— Снегопад фигачит третий день. Думала, не откопаю сегодня машину.

И правда. Улицы Нью-Йорка основательно замело. Белым-бело всё вокруг. В сочетании с праздничным убранством, самый настоящий Новый Год.

— Элен тебе звонила?

— Да, позавчера.

— Что сказала?

— Что могу рассчитывать на её помощь, когда… буду готова работать.

— Вот видишь?! Всё обязательно наладится. Мировая она тётка. Своих в беде не бросает.

— Агентство расторгнуло со мной контракт. Не хочу, чтобы из-за меня у неё возникли какие-то проблемы.

— Да брось! Какие проблемы? Элен сама их кому угодно организует.

Это верно.

— А насчёт расторжения контрактов не парься. Будут новые. Ещё круче. Если захочешь.

Оптимизм Яны Сталь не знает границ.

— Почему возле клиники появились журналисты?

— Чёрт их знает. Не вздумай читать жёлтую прессу. Пошли они все.

— Ян, — пристально смотрю на её сосредоточенный профиль, — что там? — не могу не спросить, хотя понимаю, что ничего хорошего в свете последних событий про меня не напишут.

— Ясь… — поджимает губы.

— Честно скажи. Всё равно ведь увижу рано или поздно.

Вздыхает. Барабанит пальцами по рулю, ожидая сигнала светофора.

— Кто-то из той подвальной компании хипстеров тебя узнал. Фотки и видос слили в информационный паблик.

— Какие именно?

— Где ты пьёшь, танцуешь, расслабляешься.

— Только их?

Она опять вздыхает.

— Ну и… как на полу лежишь.

Твою мать. Теперь понятно почему никто не хочет со мной работать.

— Уроды, лучше бы скорую вызвали.

— Как меня увозили тоже засняли?

— Забей, — отмахивается. — Погудят, помусолят и перестанут. Тебе сейчас нужно думать о своём здоровье, а не о заголовках газет.

— Ты права.

— Приехали, — Яна паркует автомобиль.

— Мы не домой разве? — осматриваюсь.

Место совершенно незнакомое. Эту улицу и браунстоуны, которые мы привыкли называть таунхаусами, я вижу впервые.

— Идём, — выбирается из машины, и мне приходится сделать тоже самое.

— Ян…

— Тебе сюда, — поднимается по ступенькам и нажимает кнопку звонка.

Лает собака. Слышно чьи-то шаги.

— Объяснишь мне? — непонимающе таращусь на дверь, в которой проворачивается замок.

Подруга, ухмыльнувшись, подмигивает и отходит назад. Потому что эта самая дверь открывается, являя нашему взору Дымницкого.

Смотрим друг на друга.

Он внимательно и пристально разглядывает моё лицо. Я растерянно и взволнованно — его.

— К-хм. Это мы, — деликатно сообщает Яна. — Добрались наконец. Пробки просто кошмарные.

— Заходите.

Через нос разговаривает. Простыл?

— Эм… Передаю тебе Ясю, а сама вынуждена откланяться.

Поворачиваюсь к ней.

Взглядом выражаю всё, что об этой ситуации думаю.

Что за подставы такие? Она моя подруга или кто?

— Правда, сорри, надо ехать, — задним ходом по ступенькам спускается. — У меня там в квартире тоже гость и будем надеяться, что ценные вещи всё ещё на своих местах, — нервно посмеивается.

— Ты приютила того парня? — удивлённо спрашивает у неё Кирилл.

О ком идёт речь, понятия не имею.

— Разрешила переночевать, — смутившись, кричит она в ответ, уже стоя у своего кроссовера. — Но я — не грёбаный Санта Клаус. К тому же, на днях прилетает моя мать. Так что сегодня же он отправится на улицу.

— Напиши, если возникнут проблемы.

— Хорошо. С Наступающим, ребят! Не держи Кирилла долго на улице, Ясь. Он болеет.

Сталь садится в машину, машет ручкой на прощание и уезжает. Внаглую бросает, оставляя в компании человека, на встречу с которым я больше никогда не рассчитывала.

Проходит секунда. Три. Пять.

В свете фонарей, танцуя, кружатся снежинки.

А мы по-прежнему оба молчим.

— Буду рад, если ты войдёшь, Ясь, — произносит Кирилл, первым прерывая затянувшуюся тишину.

— Я…

Хочу сказать, что собираюсь вызвать такси и тоже уехать (вот только куда, ещё не придумала), но неожиданно перчатки, которые держу в руках, кто-то ворует.

— Ой.

— Стой, скотина! Ясь, заходи, не мёрзни.

Дымницкий догоняет удирающего от него пса. Ловит беглеца как раз в тот момент, когда я (только лишь из любопытства) нерешительно делаю шаг за порог и закрываю дверь.

— Сюда отдай! — он извлекает из пасти хулигана мои кожаные перчатки и бьёт его ими же по жопе. — Пшёл на своё место! — пальцем куда-то в угол показывает.

— У тебя есть собака?

Собака эта игнорирует команду хозяина и, виляя хвостом, галопом бежит знакомиться со мной.

— Да. С недавних пор.

— Привет-привет! — приседаю и глажу питомца Дымницкого, проявляющего ко мне активный интерес.

— Осторожно, он немного придурковатый, — качая головой, смотрит на катающегося по полу пса.

— А по-моему, он очень милый, — смеюсь, почёсывая подставленное мне пузо. — Как его зовут?

— Гамлет, — со всей серьёзностью отвечает Кир.

— Гамлет? — хохотнув, выгибаю бровь. — Ты назвал его Гамлетом?

— Не спрашивай. Я был нетрезв и…

— Читал Шекспира?

— Да.

— А что за запах? — принюхиваюсь.

— Мать твою… Утка, — выразительно ругнувшись, на всех парах устремляется к пострадавшей птице.

Я выпрямляюсь.

Ставлю рюкзак на тумбочку.

Разуваюсь, попутно играя с шекспировским персонажем.

Осматриваюсь.

В гостиной стоит красивая ёлка, украшенная иллюминацией. Со стены тихо бормочет плазма, транслирующая мультики. Накрыт стол. На полках горят свечи.

Набравшись смелости, иду следом.

Заглядываю на кухню. Дымницкий в этот момент извлекает из духовки противень, на котором красуется переборщившая с загаром утка.

— Грёбаная духовка! То не грела, то спалила всё к херам! — возмущается сердито.

— Вроде не так уж и плохо, — выношу я свой вердикт.

— Думаешь? — цокает языком. Явно расстроился.

— Да.

— Ладно, чёрт с ней. В холодильнике полно готовой еды. Поможешь с нарезкой? Не успел из-за Оливье. Забыл, сколько с ним возни, — смотрит на часы.

— Ты кого-то ждёшь? — вылетает непроизвольно.

— Тот, кого ждал, уже здесь, — поднимает на меня взгляд.

Теряюсь.

Отвожу глаза.

И не прошу объяснить мне смысл сказанного.

— Что нарезать? — тщательно и долго мою руки, затылком ощущая, что он по-прежнему за мной наблюдает.

— Всё это.

Достаёт несколько палок колбасы, копчёное мясо, сыры.

— Где у тебя доска? — стараюсь контролировать свой голос.

— Здесь, — снимает со стены и кладёт передо мной.

— Спасибо, — беру нож.

— Ясь…

Подходит ко мне вплотную сзади.

Обнимает, заключая в кольцо своих рук.

Шумно вдыхает запах моих волос.

Губами к виску прижимается.

— Дымницкий, у меня нож в руках, — напоминаю и, вздрогнув, прикрываю полные слёз глаза.

Как же больно чувствовать его рядом!

— Яська…

— У тебя температура, — шмыгаю носом. — Ты принял какие-нибудь лекарства?

— Прости меня, — выдыхает хрипло.

— Не надо.

— Прости за всё. Клянусь, хотел как лучше.

— Замолчи. Отпусти! — предпринимаю слабую попытку оттолкнуть, но он не позволяет выбраться. — Почему ты ещё здесь? Почему не уехал?

— Уезжал.

— Вернулся значит?

Сорванный шёпот. Всё, что я могу сейчас выдать.

— Вернулся. Люблю тебя, Ясь. Пиздец как люблю! — обжигает горячим дыханием и стискивает в объятиях сильнее.

Плачу. Разжимаю пальцы, выпуская рукоятку ножа.

Как же долго я ждала от него эти слова! Как мечтала когда-нибудь их услышать!

— Боялся, что завалят в Москве, пока разбираюсь с делами. Что не успею. Что так и не скажу тебе это, глядя в глаза.

— Хватит…

— Посмотри на меня, — разворачивает к себе. Обхватывает лицо ладонями. Своим лбом к моему прикасается. — Я не могу тебя потерять. Ты нужна мне, Бортич. Нужна, слышишь?

Глаза в глаза.

Израненное, измученное сердце кровью обливается.

— Ты лжёшь…

— Всё исправим. Обещаю. Скажи, что не поздно. Что готова простить.

— Дымницкий…

— Что несмотря ни на что, всё ещё хочешь быть со мной. Что готова начать сначала. Скажи, Ясь! — стискивает челюсти. — Потому что я хочу…

— Чего же ты хочешь? — прямо его спрашиваю.

— Тебя. Семью.

— Семью? — повторяю растерянно.

— Да. Дочь, — кивает и гладит меня по волосам. — Хочу девчонку, на тебя похожую. Такую же красивую, сильную характером, смелую.

— Кирилл…

— Бортич, давай с этого момента навсегда.

Нервничает. Переживает.

Я чувствую.

— А если не получится? — дрожа в ответ, предполагаю.

— Всё получится, Ясь.

Получится ли?

Страшно вновь оступиться.

Страшно упасть в пропасть.

Страшно разбиться.

— Починишь свою сломанную куклу? — тихо шепчу, глотая слёзы.

— Починю. Обещаю. Дай мне немного времени.

Он горячо целует мои солёные губы. И все сомнения вмиг на мелкие осколки разлетаются.

Сама себя осуждаю, но…

Отчаянно хочу ему верить.

Хочу жить.

Хочу любить и просто быть немножечко счастливой…

P.S

Гамлет

Кожаные говорят, как Новый Год встретишь, так его и проведёшь.

Что ж. Мой ворчливый хозяин и милая девушка, чьи перчатки оказались невероятно вкусными, проверили на себе это поверье.

Оно работает. Лапу даю.

Во-первых, как и в ту первую ночь, эти двое при любой возможности спешат как следует облизать друг друга.

Во-вторых, в нашем доме всегда полно всяких лакомств.

А в-третьих, мы в этом самом доме, теперь постоянно живём втроём.

Места на диване, конечно, стало меньше, но, опять же, как говорят кожаные, в тесноте да не в обиде.

Счастье, оно ведь заключается как раз-таки в том, чтобы разделить приятные моменты с теми, кого мы любим.

Пусть и Вам всегда будет с кем их разделить!

Гав!

Всех облизнул! 🐾

Конец‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

notes

Примечания

1

Хадд — наказания, которые шариатский судья налагает за преступления против нравственности и общественного порядка, на которые есть указания в Коране и сунне пророка Мухаммада.

2

Эпик фейл (epic fail) — английское выражение, в переводе на русский язык означающее «сокрушительный провал».

3

Овертайм (overtime) — дополнительный период после третьего регламентного периода во время игры, в которой применяются обычные хоккейные правила.

4

Шипперить — представлять, как кто-то состоит в романтических отношениях.

5

Щука — Щукинское театральное училище.