Куколка

Началось все с покалывания. Знаете, как бывает, когда во сне отлежишь руку? Или ногу отсидишь (да, у меня есть дурацкая привычка сидеть, засунув ногу под себя). А потом, когда онемение проходит, под кожей начинают бегать кусачие муравьишки.

Вот такие муравьишки начали бегать где-то на затылке. Покусывать слегка, но без фанатизма, так что особого значения я необычным ощущениям не придавал. Мало ли какие шутки кровообращение шутит, мужик я вроде здоровый, пожал плечами и забил. Пару дней прошло за привычной рутиной «дом — офис — дом» с небольшими вариациями на тему вечерних прогулок и кулинарных экзерсисов.

А потом я ослеп. Ну нет, не так все трагично, конечно. Только на один глаз ослеп. Просто проснулся утром и слегка обалдел от непривычной картинки, которую явили мне мои сонные глаза — справа было темно. Не помню, как выбрался из кровати — как-то сразу я оказался среди комнаты, сердце молотило как пулемет, пальцы ощупывали правый глаз, но ничего необычного не находили. Глаз на месте, вроде как двигается, когда я озираюсь. Но я им не видел.

Паника улеглась сравнительно быстро, я вообще довольно спокойный и невозмутимый человек, в любой ситуации стараюсь рассуждать спокойно и уравновешенно. Что мы имеем: пропала картинка с правого глаза. Глаз, кажется, цел, никакой таинственный маньяк не пробирался ночью ко мне в квартиру, чтобы выколоть мое драгоценное око ржавыми ножницами, никто меня арматурой не лупил (вроде, или, может, врезали так, что забыл?) по затылку. На затылке же у нас зрительная область мозгов? Так стоп, затылок. Мне вспомнились кусачие «муравьишки». Интересно, можно отлежать ГЛАЗ? Да ну, бред какой-то. Спиртом метиловым и незнакомыми самогонами не в моей привычке баловаться. Значит, ничего непоправимого не случалось. Тогда есть надежда на медицину, все-таки не в средневековье живем, космические корабли уже бороздят просторы, ну и все такое.

Подлатают. Ну, а в крайнем случае — жили же как-то Кутузов там, Нахимов, кажется. Где-то я даже про летчика с одним глазом читал. В общем, прорвемся.

Немного придя в себя и успокоившись, я потопал в ванную. Смотреть в зеркало было боязно, но ничего кошмарного там не было. Глаз как глаз, радужка все того же непонятного сине-зеленого цвета с неровной желтой каймой вокруг зрачка. Центральная гетерохромия, ага. Не так эффектно, как полная, но тоже забавно. Поводив глазами туда-сюда, я убедился, что глазное яблоко движется так же, как и раньше, даже не косит. Я задумчиво уставился на забарахливший глаз и…

Вот сейчас будет странно. Я как-то даже не знаю, как это правильно сформулировать. Попробуем так: глаз на меня смотрел. Да, я в курсе, что это обычное явление для глаза, просто… Да черт его знает, не объяснишь это, надо самому увидеть. Он на меня смотрел с каким-то… любопытством, что ли. На меня нахлынуло дикое ощущение, что смотрю я не в свой глаз, а в глаз какого-то незнакомца, который меня сам с интересом рассматривает.

Блядь, бред какой-то, я, по ходу, себе не глаз а мозги отлежал. Зажмурился, потер глаза кулаками. Знакомые цветные вспышки разбежались только с одной стороны. Это нормально или нет? Так, все, хватит рефлексировать, вперед к специалистам. Я поспешно умылся, отзвонился на работу и рванул в больничку.

Ой, как весело было в больничке. Поначалу-то обычная рутина, регистратура — очередь — бабульки. Окулист, солидный, но довольно унылый усатый дядька, слегка взбодрился, когда узнал, с чем я пришел. «Интересно-интересно», — говорит. Ну, наверное, интереснее, чем бабкам в слезящиеся глаза смотреть, но мне вот как-то совсем не интересно было. В глаз через свой загадочный «телескоп» посмотрел, ничего необычного не увидел. Стандартную процедуру с закрыванием глаза и чтением буковок тоже пройти пришлось, хотя результат предсказуем — левый глаз у меня видит прекрасно, а правый закрывай не закрывай — результат нулевой.

А потом он предложил «сделать одно упражнение»: закрыть левый глаз и с открытым правым сделать три шага вперед по его команде. Дождавшись команды, я бодро зашагал вперед и чуть не нае… упал, споткнувшись о стул. Этот умник, оказывается, стул тихонько поставил в шаге от меня, пока я команды ждал. Потирая синяк на голени, я в довольно невежливой форме высказал ему, что я думаю о его упражнениях и о нем самом. Дядька, ни разу не смутившись, рассказал мне о «феномене псевдослепоты». Выяснилось, что какой-то его бывший однокурсник сейчас кропает докторскую по неврологии и чему-то там еще, и вот такие случаи как раз то, что ему нужно. Повезло, значит. Мне, наверное. Или другу его повезло, не знаю, кому больше. Впрочем, направление на МРТ я получил, вместе с вселяющим оптимизм замечанием, что «подобное недомогание может быть связано с образованием опухоли, лучше подстраховаться».

Ладно, грех жаловаться, упомянув опухоль, дядька даже сам со мной прогулялся до кабинета МРТ и похлопотал, чтоб меня в срочном порядке прогнали через шайтан-машину. Я слушал гудение сканера и вспоминал взгляд из глаза. Блин, даже звучит как бред — взгляд из глаза. А как еще сказать, если глаз мой, а взгляд — нет? Ой, едет у меня крыша, похоже, ой, съезжает.

МРТ никаких аномалий не показало, чему я особо и не удивился, но обрадовался. С паршивой овцы, как говорится. Потопал домой, получив от окулиста бумажку с номером его однокурсника-невролога. Николай Андреевич. Не знаю, не знаю. Как-то не тянет меня в подопытную свинку превращаться. Одноглазым оно, конечно, не сахар остаться, но некоторое облегчение поход в больницу принес. Ни опухоли, ни поражений каких-то у меня не нашли — и то хлеб. А окажись у меня какая-то редкая болезнь — так, во-первых, вылечить все равно не вылечат, редкая ж, зараза, наверняка, как лечить, не знают. А во-вторых, будут на мне учиться ее лечить, закатают в какое-нибудь НИИ, проводами обмотают и на койку под наблюдение. Это вот вообще не радует. Подождет Николай Андреевич. И я подожду, может, само рассосется.

Если вы думаете, что жить с одним глазом — это как с двумя, только видно меньше, то вы сильно заблуждаетесь. Бинокулярность, или как там ее, — штука нужная в повседневной жизни. Без второго глаза оказалось трудно оценивать расстояние, я спотыкался на лестницах и промахивался, когда брал что-то в руки. Но к этому можно было привыкнуть, а в остальном жизнь моя мало поменялась, разве что в зеркало я теперь смотрел реже и старался не встречаться взглядом с вторым глазом. Странное ощущение взгляда не проходило. На работе про свои проблемы я говорить не стал, таращиться в монитор и барабанить по клаве потеря одного глаза почти не мешала, коллеги особо разницы тоже не замечали. Легкую неуклюжесть списали на переутомление, благо я нередко оставался на работе сверхурочно. Глаза внимания не привлекали, двигались синхронно.

Поначалу.

Да, да, саморассасываться проблема не захотела, более того — через несколько дней я почувствовал знакомое покалывание в правой глазнице. Щекотало те мышцы, которые глазом двигают. Очень, я вам скажу, непривычное ощущение, вы даже не представляете, какие там мышцы и как расположены, обычно люди их почти не чувствуют. Отлежать-то их нельзя. Я начал нервничать и, под предлогом все того же переутомления, написал заяву на двухнедельный отпуск. Дир у меня золотой, сверхурочных моих не забыл и подмахнул не раздумывая, посоветовав себя впредь беречь.

Покалывание не проходило, и на следующий день я решился. Николай Андреевич, выслушав мои сбивчивые описания, заинтересовался и пригласил к себе на прием. Очень познавательная вышла встреча, жаль, что бесполезная. Я пару часов побыл-таки морской свинкой, прошел несколько тестов, некоторые были довольно бредовыми. Ну, этот хоть стулья под ноги не совал. Предлагал закрыть левый глаз, открыть правый и описать предмет, который он поставит на стол передо мной. На мое резонное, на мой взгляд (взгляд!), возражение, что я ни черта не вижу, он просил не отвлекаться и выполнять задачу. Ясное дело, ничего я описать не мог, и Николай заключил, что псевдослепотой тут не пахнет. Как мне показалось, ему было жаль. Потом мы считали карандаши. Я смотрел прямо перед собой, а он раскладывал на длинном столе карандаши и просил сказать, сколько их. Сначала слева — ну до пяти я считать, слава богу, обучен. Потом, попросив не вертеть головой, он передвинул два карандаша вправо, где мне их было не видно, и спросил, сколько карандашей на столе. Ну я-то не совсем потерянный, от того, что карандаши по столу двигают, они с него исчезают, ответил, что так пять и осталось, если, конечно, он их там не убрал тайком, пока я не вижу. Он пробормотал что-то типа «На геминеглект тоже не похоже» и еще больше опечалился. Потом были еще тесты, но все явно шло не так, как ему хотелось, и скучнел он все больше. Услышав про покалывание, Николай предложил мне лечь в стационар и пройти полное обследование со всевозможными анализами, он, мол, даже похлопочет за меня перед главврачом. Но я от этого щедрого предложения вежливо отказался, мне все ж таки не руки-ноги оторвало, чтоб себя в больницу запирать раньше времени. Расстались мы полностью разочарованные друг другом. Он авторитетно заявил, что проблема у меня не неврологическая, так что помочь он не сможет, но попробует узнать про похожие случаи. Сомневаюсь я, что услышу когда-нибудь его голос в трубке.

По дороге домой я заметил, что покалывание в глазнице сошло на нет, и приободрился. Может, все-таки, само пройдет, оптимистично думалось мне.

Я никогда так не ошибался.

Дома я заварил свежего чаю (пакетики я тоже употребляю, но крепкого крупнолистового они все же не заменят) и полез в инет гуглить запавшие в память словечки типа «псевдослепота» и «геминеглект». Мда, сложная штука мозги, тесты Николая Андреевича стали понятнее. Только я догуглился до Уоттса, как почувствовал в правой глазнице слабый нервный тик — дернулась мышца. Поначалу я не придал этому значения, подумаешь, глаз дергается. С моей работой это почти норма. Но тик не проходил, усиливался и, что самое пугающее, распространялся. Одна за другой начали самопроизвольно сокращаться мышцы правого глаза. Я уже не видел перед собой монитора и чая, смотрел в пространство, сосредоточившись на странных, пугающих ощущениях. В конце концов не выдержал и ломанулся в ванную, с трудом гася подступающую панику.

Глаз осматривался. Сука, я не знаю, как еще это назвать — он вращался в глазнице сам по себе, смотрел в разные стороны, явно фокусируя взгляд то там, то сям. Это было дико и страшно — один глаз, полный ужаса, впившийся в отражение другого, — и его сосед, беззаботно вертящийся в глазнице, разглядывающий все вокруг.

Кажется, я на несколько минут потерял контроль. Кажется, я орал на свое отражение. Что-то типа «Кто ты такой?!! Что тебе надо?!!» и прочий панический бред. Не помню. Не хочу помнить. Прочухался я на кухне, на лице липкий холодный пот, в руке нож. Офигеть, блядь, приехали. Ну и что ты, друг мой, собрался делать ножом? Глаз выковыривать? Выдайте мне ачивку «Словить белочку, увидев себя в зеркале».

Так, спокойно. Я ж вроде рассудительный и невозмутимый, да? Нож аккуратненько в ящик. Не надо вот этого. Дышим глубоко, приходим в себя. Где мой чай. Вот мой чай, в жопу его, надо чего покрепче.

Я надел темные очки, чтоб не пугать встречных своими новыми суперспособностями, и пошел за пивом. Да, да, напиваться положено водкой, но это не мой стиль, я этаким ботаном рос, бухал умеренно, да и батин пример «как не надо делать» очень хорошо способствовал осторожности в этом деле. Один раз только пробовал нахерачиться в ноль — когда Новый год с группой встречали, курсе на четвертом. Несчастная любовь и прочие сопли. Непривычный к такому организм решил, что столько водки разом — это отравление. В итоге я поимел легкое опьянение и вечер объятий с фаянсовым другом. Вырубиться не вышло, голова была почти чистая и я зарекся впредь переводить продукт. Лучше уж для снятия стресса выпить хорошего темного пива, ровно до той стадии легкого опьянения.

По дороге в магазин разливного я с тихим ужасом ощущал, как правый глаз смотрит по сторонам. Наверное, так бы я крутил головой, если б ехал в такси по незнакомому городу. Он, кажется, задерживался на памятниках, провожал взглядом автомобили и трамваи, перескакивал с них на фигуры прохожих. Мне с трудом удавалось сохранять невозмутимость и не поддаваться панике. Все-таки, я, наверное, пиздецки уравновешенный человек. Кто другой уже бился бы в двери психиатрии в истерике. Но не, нас так просто не возьмешь, я в дурку спешу не больше, чем в стационар к Николаю Андреевичу.

Тут вот за угол. Угу, красивый скверик на той стороне, полностью согласен с тобой, мой дорогой правый глаз. Прокатившую мимо красную «камаро» мы проводили глазами синхронно, ну красивая, зараза, ничего не скажешь. Вот и магазинчик. Два литра темного «Граната», а на закуску… а ничего на закуску, что-то у меня сегодня аппетита нет. И давайте три литра. Продавщица глянула на меня удивленно, я пару раз в месяц брал литр и луковых колец похрустеть — самое оно в воскресенье слегка расслабиться. Но не сегодня, дорогая, не сегодня.

Первую из трех пластиковых емкостей я выхлестал едва ли не залпом. Почувствовав, как отпускает натянутые до звона нервы, я закрыл глаза и откинулся на диване. Правое яблоко задергалось в глазнице. Так тебе, сука. Шевелиться ты можешь, а открыть слабо, а? Поднимите мне веки, блядь.

Так, по порядку, что мы имеем. Мой правый глаз мне не подчиняется. Хотя не, тут нужна иная формулировка. Мой правый глаз подчиняется не мне. Меня тряхнуло, и я торопливо развинтил вторую баклажку. Так-то мне с детства фантастика нравится, да и вообще я всегда считал себя незашоренным и открытым для нового человеком. Ну, я, конечно, не верю во все подряд, типа мировых заговоров, НЛО, гомеопатии и прочего Рен ТВ, но, как говорится, есть многое на свете, друг Горацио… И все же, все же… Так не бывает. Ок, я встречал в книгах описание, как всякие колдуны-ведуны смотрели глазами животных. Но что-то я не припомню, чтоб они у них глаза по одному отжимали. Они ж типа в разум залезают, а у меня глаз вполне себе физиологически взбунтовался.

Я откопал в темнушке старое зеркало, поставил на компьютерный стол и сел напротив. Глаз смотрел на меня с интересом и, как мне показалось, с некоторым задором. Ему-то, сука, весело. Подсматривает тут моим глазом. Может, и правда ножом его? Я отхлебнул из баклажки и с удивлением заметил, что это третья. Когда вторую-то приговорил? На голодный желудок меня уже неплохо повело, ситуация стала казаться комичной. Кажется, я болтал с зеркалом, задавал всякие тупые вопросы, шутил и смеялся. В общем, ехал кукухой старательно и творчески. Пытался объяснить глазу, что нам нельзя так палевно смотреть в разные стороны на улице. Просил одуматься и вернуться, убеждал, что я его сильно ценю и вообще очень к нему привязался за годы совместной жизни. Обещал беречь, как зеницу ока. В какой-то момент — не помню точно, до того, как повторно сгонять за пивом, или после — я вдруг сообразил, что глаз меня не слышит, он же не ухо. И я стал писать ему на бумаге и показывать написанное зеркалу. Правда, в зеркале то, что я писал становилось непонятно мне самому, и я неплохо так испугался, прежде чем понял, что это просто отражение разворачивает буквы. Тогда я старательно начал писать наоборот, так, чтоб в зеркале буквы становились понятными мне. В итоге, чаще всего то, что я писал, становилось непонятно ни в зеркале, ни на бумаге. Что я там делал дальше, я помнил уже смутно; в конечном итоге, ожидаемо не добившись от глаза ответа, я завалился спать. Точнее, попробовал завалиться — не привыкший, как я уже говорил, к алкоголю организм подарил мне незабываемые вертолеты и вынудил-таки пообниматься с фаянсовым изделием.

Утром я проснулся от покалывания. Теперь колючие искорки бегали по нижнему и верхнему веку. Учится, сука, подумал я. Понял вчера, что я его просто закрыть могу. Сил на страх уже не оставалось. Что-то или кто-то планомерно отжимает мое тело, а я не могу ничего сделать. Хотя почему не могу. Я сел на кровати и задумался. А какого хера я с ним нянчусь? Это, блядь, мой глаз! А если бы кто-то пришел, как к себе домой, в мою квартиру? Выхватил бы в щи, что тут рассуждать. Так, ну, врезать себе в глаз — это конечно бред. Выгнать гостя я, видимо, тоже не могу. Но если кто-то решил подсмотреть в щелочку — можно же закрыть щелочку?

После недолгих экспериментов я соорудил себе повязку «а-ля Джек Воробей» (да, да, капитан Джек Воробей) и с чувством выполненного долга сделал себе завтрак. Глаз метался в глазнице в полной, как я надеялся, темноте, что заставляло меня злобно улыбаться. Я поймал себя на каком-то извращенном удовольствии, которое испытывал, прокалывая вилкой жидковатые желтки яичницы. Надо держать себя в руках. Этак недолго и в глаз себе вилкой садануть. Хотя с каждым часом мне казалось, что это не такой уж и дикий вариант развития событий. В конце концов, я-то на один глаз ослеп точно? Что изменится, если я с патетическим возгласом «Так не доставайся же ты никому!» пробью себе глазное яблоко вилкой? Вроде как это даже не больно должно быть, если не зацепить веки и мышцы.

Ой нет, это дурка все же. Злобная радость улетучивалась, глаз метался, настроение портилось. Скинув сковородку в раковину, я пошел бриться. Снять повязку на время все же пришлось, глаз тут же перестал метаться и уставился прямо на меня. Теперь веселья в нем не было, взгляд был сердитым. «Чо уставился? — поинтересовался я. — Нахуй пошел. Не нравится, ищи другой глаз». Вспомнив, что глаз все же не ухо, я показал ему средний палец и побрился, игнорируя взгляд.

Минус сутки. Веки глаз себе отвоевал, но хер ему, я ношу повязку почти не снимая. Когда снимаю и встречаюсь с ним взглядом, вижу злобный прищур. Не нравится ему, суке. Идеи о выкалывании глаза я оставил — кой смысл. Мало того, что мне светит дурка за нанесение себе повреждений, так эта пакость будет там под повязкой веками дергать и мышцами. Или вообще второй глаз отожмет. Пока что она этого не сделала, видимо, потому, что слепой я не особо подвижен буду, а ей все же хочется как-то передвигаться. Но если не оставить ей выбора… До сих пор мурашки легко отжимали все, что хотели. Как-то не тянет проверять пределы возможностей. Хотя, сдается мне, рано или поздно сойдемся мы на узкой тропинке.

Минус сутки. Случилось то, чего я не ждал — звонил Николай Андреевич. Говорит, был у него еще во время практики похожий случай. Мне он о нем не сказал, ибо «врачебная тайна», конечно же, но нарыл информацию и связался с этим «случаем». Тут, надо сказать, я повеселел. Раз тот собрат по несчастью все еще живой — значит, и я жить буду. В общем, Николай Андреевич поговорил с этим мужиком и не просто разжился разрешением на разглашение врачебной тайны, но еще и приглашение для меня получил. В гости, так сказать, зайти. За поддержкой и советом. Мужик этот, оказывается, неплохо поднялся с тех пор, политик теперь какой-то.

Так что я вместо завтрака пробил в инете адрес — частный дом в неплохом районе, кстати — и бодро рванул на остановку. Мир вокруг казался ярче и веселее, даже дергающийся под повязкой глаз почти не портил настроения. Дергайся, дергайся, сейчас выясним, как с тобой бороться.

Добравшись до места, я невольно присвистнул. Домик частный оказался неплохим таким коттеджем в два этажа, весьма себе богатым. Ворота открылись до того, как я на кнопку звонка нажал — хорошо видеокамеры мониторят. Хозяин встретил на полдороге к крыльцу, назвался Валерием Константиновичем, но посоветовал звать себя по-простецки Валей, мол, не любит официоза. Поручкавшись, я охотно на формат «без галстуков» согласился, я и сам человек простой и без изысков. Особенно в моем теперешнем состоянии.

На повязку Валя посмотрел с осуждением, как мне показалось, но смолчал. За неспешным вступительным разговором о том о сем (акцент у него, что ли, какой-то) добрались до его кабинета, где он усадил меня в кресло и предложил виски. Вот, надо сказать, хороший виски я вполне употребляю в малых дозах. А виски у Вали, само собой, был хороший. В общем, приятнейший человек, и что-то я не вижу, чтоб у него какие-то части тела своевольничали, о чем я ему и заявил довольно прямо, спустя пару глотков.

Бывает у вас такое, что вроде все хорошо, жизнь прекрасна, а потом раз — и сразу все наоборот? Эдак, из князи в грязи, давайте так сформулируем? Вот как-то так я себя вдруг почувствовал, когда Валя засмеялся в ответ на мои слова. Смех этот… Точь-в-точь, как взгляд из зеркала, из глаза моего чужого, я вдруг остро почувствовал, как он у меня под повязкой притих.

А дальше начался тихий ужас. Просто пиздец, если честно-то. Валя начал рассказывать мне про то, что мы, так-то, не одиноки во вселенной. Или во вселенных, не помню точно. И есть существа гораздо более развитые, чем мы. И существуют-то они иначе, чем мы. Но у всего, говорит, есть свой срок, и эти существа тоже смертны. И помирать эти сверхразвитые существа, естественно, не спешат. Ну и ищут они способы продлить свое сверхразвитое существование. «Любые способы», говорит и на повязку мою смотрит. Многозначительно так. А я сижу, слушаю и потихоньку понимаю, что меня сейчас паника разобьет вот прямо тут, и я кого-то покалечу, но пока не ясно кого. Вполне возможно, что себя.

Но, я ж человек спокойный, да? Уравновешенный. Держу себя в руках. Встреча у нас без галстуков, без официоза, так что я, не особо выбирая выражения, начинаю спрашивать: какие, нахуй, существа, Валя, Великие Древние, что ли? Зачем, говорю, ты читаешь Лавкрафта под веществами?

Он опять в смех и про Лавкрафта что-то такое размыто-неоднозначное отпускает, типа старик Говард лишка болтал в свое время. А потом посерьезнел, глаза сузил и говорит, мол, я до перехода (так и сказал — перехода) знаешь, кем был? Родился тут в замызганом роддоме, жил с предками-алконавтами в коммуналке, рос шантрапой, разнорабочим по стройкам мотался. IQ чуть выше 80, из школы в 8-м классе ушел, толку не было. Ты, говорит, думаешь, все вот это — руками вокруг разводит — мне на голову свалилось? Они умнее нас на порядки, они нам одолжение делают, руку помощи протягивают, из говна вытаскивают. Руку помощи, блядь, глаз помощи они мне пока протянули, и веки к нему! Взамен, кричу, что отдать? Душу?! Эта сука опять ржет, нафиг им, говорит, душа, им тело нужно, они жить хотят. Симбиоз, ты — мне, я — тебе. Не сопротивляйся, говорит, сними эту хрень с головы. Он осмотрится, пообвыкнется, инфу нужную у тебя в башке сам найдет. Потом в тебя полностью и пересядет, заживете душа в душу. Буквально почти. И смеется. Смеется, сука!

Я в себя пришел уже в шаге от него. В руке бутылка виски, когда со стола прихватил, и сам не понял, но явно не налить ему собираюсь, держу-то за горлышко. Валя тоже стоит, не смеется больше. Смотрит с прищуром, будто целится. Хотя почему будто, когда мне в лоб ствол наведен, красивый такой, хромированный. Подготовился к встрече, значит. Видать, не первый я такой? Ладно, говорит, свиделись, я только посмотреть на тебя хотел. Гуляй, говорит, личинка, окукливайся. Гостю не мешай. Да ты и не сможешь. Увидимся еще. После перехода.

Как дома оказался, толком и не помню. Шел, ехал, опять шел. Мысли в голове клубками, будто змеи. Местный уроженец, Валя, где ты акцент-то подцепил? Глаз у меня не видит, пока гость им пользуется, а когда весь перелезет — перейдет — что мне останется? Ни зрения, ни слуха? Ни вкуса. Ни осязания. Чем я буду-то? Симбиоз? Не похоже. Паразит? Даже на это не тянет — паразит без хозяина дохнет, а этот… гость? Тело заберет, информацию в башке выучит — и? Сбросит, как кожурку, шелуху. Останется от меня сухая корочка пустой куколки, если вообще что-то останется. И не заметит никто, он же про меня все вызнает, заменит полностью, будет как я. Даже лучше. Годик-другой, глядишь и директора моего подсидит, а то и дальше пойдет. Сверхразвитый-то.

Или все-таки симбиоз? Валя вроде о себе-то в первом лице говорил: я родился, я мотался. А с другой стороны, даже я — не сверхразвитый — понимаю: скажи человеку, что ему конец, а в его теле гостюшка поселится, так он под первый автобус и нырнет или в окно выйдет. Терять-то уже нечего, так и так пропадать, добро пожаловать в гости, не обессудьте, что не прибрано тут… А вдруг все же… Жить-то хочется.

А виски я, оказывается, с собой забрал. Хороший виски. Очень в тему.

Еще сутки прошли. Сегодня утром запахло жареным. Колючие мурашки бегают по левой руке. От плеча до кончиков пальцев. Я так не хочу! Так не бывает! Опять нахлынула паника, я орал на отражение, а оно злорадно смотрело на меня. Одним глазом злорадно, другим испуганно. Сукасукасука! Взял себя в руки, но мысли упорно соскальзывают к набору ножей на кухне. Может, все же рискнуть? Вынести глаз, отрезать руку? Ответить, так сказать, террором на террор? Мысли путаются иногда, кажется, гость роется в башке. Может, я все-таки с ума схожу, а? Нет, в дурку звонить не буду.

день и ночь сутакиу аппрочь. рука не моя. помните как бывает когда ее отлежишь ночью? хз чья теплая кафонечность рядом с вами? А теперь представьте, чтыпвао она еще и живет свое й жизнью. Ощупывает все вокруг, иногда роняет вещи. Хватаетвапя за косяки и полки при ходьбе. Кто ее знает зачем, вслепую же шарит — хрен я повязку снимурав ией пока не даю. пвПечататьажоль мешает. Вот как сейчалдолос шарит блядь рука помоываомощи прошу ллюбить и жаловатьбы. И так одной рукой набираю, не буду рол стирать ошибки, нахер. комуодл какое дело теперь. ыпывавСтрашно. Очень. Мурашки по телу с утра. пыПо всему телу. пПокалывает.

мысли путаютсыф. Может, пока не поздно ыфсердцем на нож? или все-таки ажвсимбиоз а?

а самоаое страшноле знаете что? сколько их такихт — гостей? успешныхиор умных, освоирмившмихся? политиков, бизрлнесменов, писателей? скольько? как давно?жэ\

страшно