Лали. Судьбоносная

Глава 13

«Прошлое кивнуло, улыбнулось и зашагало дальше,

в будущее».

Терри Пратчетт «К оружию! К оружию!»

Драгоценная ноша уткнулась носом в основание шеи мужчины, тихо посапывая. Ее аромат, это упругое молодое тело в объятьях и доверчиво прижатые к его груди ладошки сводили с ума, заставляя Ваграма затаить дыхание, затем стиснуть зубы от острого желания прикоснуться к ней, что невозможно. Казалось, она мирно спала, но это было не совсем так. Время от времени Лали вздрагивала и судорожно цеплялась за ткань поло, что-то бормоча себе под нос. Он специально шел очень медленными размеренными шагами, чтобы продлить эту пытку, насладиться ею.

От двора четы Чавчавадзе до дома пусть занимал от силы пятнадцать секунд, но они шли уже около минуты. Он улыбался, будто умиляясь этой картине. Лали у него на руках. Подумать только! Такая милая, невинная, немного смешная, словно ребенок. И кто просил ее не закусывать? Она и выпила-то всего ничего, пару бокалов, но крепкое домашнее вино отправило девушку в нокаут. Бабушка Сирануш, заметившая, что внучка уже почти никакая, предложила ей уйти, но та отказалась, сказав, что веселье в самом разгаре. Так и было, но она уже оказалась не в состоянии в нем участвовать. Тихо сидела на скамейке, пытаясь удержать глаза открытыми. И почти заснула, прислонившись к плечу дедушки Смбата. Тот и попросил унести ее.

Кое-как открыв дверь, мужчина вошел в дом и побрел в полутьме к спальне. Уложил на кровать и накрыл одеялом, затем убрал волосы с лица. Ему показалось, что она действительно уже заснула. Но девушка совершенно неожиданно открыла глаза и уставилась на него. Сердце пропустило удар. Мягкая карамель этого взгляда проникала в самую душу.

Лали вдруг приоткрыла рот и совершенно ясно сказала:

— Ненавижу тебя!

А потом слишком проворно для пьяного человека хлестанула его по щеке. И тут же притянула к себе, прильнув к его груди. И обмякла.

Ваграм в потрясении застыл. Смеяться? Злиться, ругать? Она все равно ничего не понимает.

И он тоже обнял ее, крепче прижав к себе.

— Вагр-р-рам… Вагр-р-р… Р-р-р… Тигр-р-р… Что за имя у тебя…подходящее?..*

Ваграм улыбнулся ее ребячеству.

— Почему я всегда была твоей, а ты никогда не был моим? М-м?..

Говорила она с большим трудом, растягивая слова и делая паузы, но мысль высказала. Мужчина и рад бы подумать над этим вопросом, но не сейчас. Сейчас ему хотелось еще больше зарыться в густые мягкие волосы и не отпускать ее. Желательно, никогда. Казалось, это была важнейшая нужда его жизни, которая стала явной только сейчас. И в этом не было ни грамма пошлости, только чистое и светлое чувство.

— Зачем ты меня тогда поцеловал? — снова заговорила она. — Мне было так противно! Так больно…

Эти слова отозвались горечью в сознании. Значит, все же противно. Еще и больно сделал ей…

— …больно… Ни капли нежности. И чужой. После них…неё… Зачем ты меня так унижаешь?..

Поняв суть сказанного, Ваграм отчего-то облегченно вздохнул. И поддавшись порыву, прикоснулся губами к ее виску. Лали снова затихла. Они сидели так несколько минут. А потом девушка зашевелилась, освобождаясь. И словно стекла с него на подушку, отвернувшись к стене. Мужчина наблюдал за ней, чувствуя, что это далеко не конец.

— Ненавижу это все… Что мне делать…я больше не хочу страдать. У меня никогда не было выбора!.. Я тоже хотела быть обычной девочкой. Любви хотела, отношений. Нельзя, говорила себе. А что делал ты?!

Последние слова она произнесла яростным шепотом, в котором звенели слезы. Лали переворачивала его душу, заставляла проникнуться ее внутренними терзаниями. Он просто сидел и угрюмо хмурился, слушая.

— Что делал ты?! Ни в чем себе не отказывал… — горькое хмыканье, — где справедливость?.. Я тоже хотела быть обычной девочкой…чтобы меня любили… Зачем мне твое клеймо…моя Лали… Моя… А ты разве мой?.. Зачем я родилась твоей… Сколько обид с детства… Ты все время меня задеваешь!

Ее речь из плаксиво-нудной перетекала в неистово-пламенную, обрываясь тяжелыми всхлипываниями. Ему до зуда в кончиках пальцев хотелось прикоснуться к ней, утешить как-то, унять эту тоску. Но Ваграм не смог пошевелиться.

— Даже тогда ты ушел с ней… А как мне было обидно… Почему? Что со мной не так?.. Я для тебя не такая?.. А ведь скольким я нравилась…

Тут он перестал дышать.

— Надо было остаться в Италии…с этим… — печальный вздох.

— С кем? — таким же шепотом вырвалось у него. — У тебя кто-то был, Лали?

Ваграму было жизненно необходимо знать, были ли у Лали мужчины.

— С кем? Кто-то? — повторила она еще медленнее.

И после этого шумно засопела. А он сидел и наблюдал за тем, как время от времени подрагивают ее плечи в беспокойном сне, ведь она так и не прекратила плакать.

И так мерзко стало на душе, так мучительно гадко…

Ваграм прикрыл ее одеялом и вышел, не находя в себе сил и дальше смотреть на это хрупкое существо, внутренние метания которого задели какие-то очень старые, давно уснувшие воспоминания.

Ему рассказывали, что, когда новорожденную Лали привезли из роддома, он, будучи трехлетним малышом, не отходил от колыбели, любуясь и поглаживая девочку. Растроганные отцы семейств сочли это знаком и решили, что в будущем обязательно породнятся. Разве думал кто-то о превратностях данного решения? Знали ли они, что это своеобразным бременем ляжет на плечи их детей? Что оба будут сопротивляться, не понимая, как объяснить родителям, что это нечестно? Что они хотят быть свободными в своем выборе.

Застолья неизменно сопровождались этим тостом — за будущую пару Ротинянц-Тер-Грикуровых. Сначала дети ничего не понимали. Потом подростками просто не обращали внимания. А будучи сознательными людьми, просто не смогли возражать этой многолетней мечте.

Лали говорила, что он все время ее обижал. Возможно, потому что, вне всякого сомнения, девушка ему всегда нравилась, но не подавала признаков ответной симпатии, и этого его злило. Как же еще было в таком возрасте добиться внимания? Возможно, потому что позже его бесила эта холодность и отчужденность в ней. А, возможно, это просто стало привычкой.

Сейчас разобраться в клубке этих сложностей было нереально. Но осознание того, насколько сильно это в ней осело, просто потрясло Ваграма. Детские обиды, переросшие в неприязнь к нему, которая подкреплялась гордостью. Просто ядовитая смесь.

А ведь она права, мужчина не обращал на это внимания, вел свое обыденное существование, полное завоеваний. Лали и не снилось, что творилось в личной жизни Ваграма, сколько женщин прошло через его руки. Сначала эта пучина разврата, порока и вседозволенности затягивает. Ты пробуешь различные способы удовлетворения своей животной похоти, самоутверждаешься как самец. Потом тебе надоедают легкие победы и доступные девушки. Ты ищешь чего-то более сложного, интересного, пробиваешь бронь, казалось бы, уже недоступных красавиц. А в конечном итоге в свои тридцать лет понимаешь, что единственной недоступной для тебя особой была и есть только Лали.

Такая вот превратность судьбы.

Никогда Ваграм не задумывался о том, как живется ей в амплуа его невесты. И не хотел видеть, что своим демонстративным наплевательским поведением делает больно. Наоборот, ее холодная дерзость всегда подстёгивала к худшему, что в нем есть. Мужчины двух семейств, видимо, относились к проявлению его сущности с пониманием, поскольку и сами быликогда-то молоды. Но он стал замечать, что отец все чаще и чаще смотрит на них с Аэлитой с неодобрением. Типа, ты еще не наигрался, сынок?

Наигрался.

Понял.

Только не знает, как быть с этим. Каково это — посвящать себя одной женщине всецело? Как показать ей, что ты готов, если она никак не хочет тебе поверить? Слишком гордая, уязвленная, недоверчивая. Такая строптивая, такая другая, настоящая. Нежный цветок с шипами.

Боже, как она парила в танце! Как покрывалом взметались и опускались ее волосы при каждом повороте. Какие колдовские пируэты исполняли изящные кисти ее рук. Это было что-то дикое, древнее, такое таинственное. Лали всегда приковывала внимание к своей персоне — где бы они ни находились, многие парни как загипнотизированные следили за ней. Не только из-за утонченной красоты. Она имела скрытую мощь, стержень. Ее флегматичная внешность была очень обманчивой, сила ее взгляда могла поколебать решимость любого, в том числе, и состоявшегося мужчины.

Она плыла в этом облаке неприступности — такая неземная, совершенная, желанная, — и Ваграму хотелось следовать за ней, познавать ее, раскрывать, растворяться. Такого буйства он раньше не замечал за собой. Ему вдруг стало остро необходимо быть рядом с ней.

Одна мысль, что из-за неудачного купания в море мог ее потерять навсегда, наводила неподдельный ужас. Ваграм тогда всего на мгновение представил, что Лали больше нет, и ему стало невыносимо больно, будто его лишили легких, и больше нечем дышать. Никогда мужчина не понимал, насколько дорога ему девушка, пока не испытал страх потери. На следующее утро он уехал в Краснодар, не проспав ни единой минуты за ночь. А потом узнал, что и она ретировалась в Тбилиси в тот же день, предварительно уволившись из компании.

Злился на этот ребяческий поступок, чувствовал себя виноватым, поскольку сам настаивал на назначении Аэлиты. И не сомневался, что это была женская обида. Подумал, остынет, поразмыслит, вернется. Но, нет. Шли дни, недели, а Ваграм терялся в догадках. Сбежала? Ждет жеста? А разве Лали когда-либо ждала от него чего-то? Она ясно дала понять, как относится к нему. С презрением, отвращением. Его мужское эго валялось где-то на дне мусорной свалки. И это тоже выводило из себя.

Вокруг все спрашивали, почему невеста не прикладывает усилий к подготовке? Будто он знает, что творится в ее голове! Ну, а в конец его добили постоянные упрекающие взгляды отца. Ощущение, будто тот доверил ему что-то ценное, чего Ваграм не сберег.

И он просто взял и сорвался в ночь, гоняя по трассам в бешеном, перекрывающем все остальные инстинкты, желании увидеть её, осознать, что возникшее чувство к ней не эфемерная никчемная иллюзия. Что оно не настолько тягостно безответно. Что у них есть шанс…

Сегодня Ваграм понял, что Лали все же не так безразлична, как хотела казаться. Выдвинула условия, вложила свою ладонь в его руку при всех, давая понять, что принимает свое положение невесты. А их танец? В нем все было слишком. Запредельно напряженно, мучительно сладко, завораживающе. Магнетизм, невидимая связь, искрометные взгляды.

Пусть она сама осознаёт это не до конца, но шаг навстречу с ее стороны все же был сделан. Робкий, недоверчивый, но сделан.

И Ваграм ликовал.

Горячая маленькая ладонь опустилась ему на плечо, привлекая внимание и отвлекая от самоанализа. Мужчина поднял голову и тепло улыбнулся бабушке Сирануш.

— Чего это тут сидишь один? Там молодежь веселится.

— Не хочется.

Она в утешительном жесте похлопала его по предплечью.

— Все будет хорошо, не переживай.

— Я знаю, — искренне ответил он.

— Лали уснула?

— Да.

— Пойду, гляну, что-то переживаю. Она же так и легла в одежде, плохо будет спать! — причитая, женщина вошла в дом.

Ваграм остался сидеть на ступеньках перед входом, хотя чувствовал, что на него навалилась усталость. Двое суток не спал, был в напряжении, пересек границу, но!.. Был настолько удовлетворен, счастлив, что все остальное казалось мелочью.

— Ну, пойдем, ты тоже ложись. Целый день сегодня работал, ночью в дороге был. А мы с дедом еще посидим там, потом поможем убраться.

Пожалуй, это то, что нужно. Через пару минут он уже мирно спал, моментально отключившись от реальности, стоило голове коснуться подушки.

Впервые за долгое время его сон был спокойным.

Ваграм проснулся чуть позже, чем обычно. А когда умылся и вошел в кухню, дедушка Смбат уже вставал из-за стола.

— Доброе утро, сынок. Садись.

Бабушка уже вовсю орудовала у плиты. Настроение было прекрасным, что позволило с еще большим аппетитом поглощать вкусный завтрак.

— Лали не проснулась?

— Нет еще.

— Я поем и приду вам помочь, — пообещал он деду.

Через какое-то время мужчина остался один, задумчиво пережевывая пищу.

Заторможенными движениями вошла Лали, придерживая пальцами виски, и взглянула на него, вздохнув.

— О, Боги, так ты, правда, здесь? Я надеялась, вчерашний день мне приснился.

— И тебе доброе утро, — усмехнулся он. — Похмелиться не хочешь, пьянчужка?

Девушка поморщилась. Посмотрела на еду и с отвращением отвернулась. Его это позабавило еще больше.

— Лали, завтра утром мы все вместе выезжаем. Если у тебя есть какие-то срочные дела, закончи их сегодня.

Ваграм внимательно следил за ее реакцией, ожидая очередного протеста, но она его удивила, просто кивнув. Выпила несколько глотков воды и поплелась к выходу.

— Единственное мое срочное дело — выжить с этой адской головной болью, — бубня себе под нос.

Наверное, он будет скучать по этому почти деревенскому уюту, притаившемуся в сердце города. Казалось, здесь все осталось прежним, не менялось с советских времен, когда люди пытались сохранить дружеские и соседские отношения. Весь день Ваграм возился с землей, завершив дела деда Смбата на ближайшее время, что позволило ему со спокойной душой отправиться на свадьбу старшей внучки. Часть овощей и фруктов они поместили в пару ящиков и загрузили в машину вместе с закрутками, принесенными бабушкой. Спорить с ними, уверяя, что в Сочи полно этого домашнего добра, было бесполезно.

Вечером, как и обещал, он покатал Алико, позволив повертеть рулем, и искренне наслаждался реакцией восторженного ребенка. Лали он почти не видел, она так и не притронулась к еде, не выходила на улицу. Видимо, собирала вещи и помогала своей тате. Его забавляло, что она до сих пор так называет бабушку, будто двухлетняя малышка. Они так больше и не смогли поговорить, но мужчина не переживал по этому поводу, впереди столько времени.

Следующее утро выдалось пасмурным, воздух был по-осеннему неприветливым, предвещая приближение холодов. Соседи вышли проводить их, Алико стоял с хмурым лицом, досадливо поджимая губы. Еще бы! Кто теперь будет подкармливать его конфетами и прятать от бабушки? Ваграм вдоволь наслушался рассказов об их шалостях, пока помогал деду. Смеялся от души, чувствуя, как укрепляется это теплое по отношению к Лали чувство.

Она была довольно грустной, обнимая всех подряд.

— Береги себя, Лали, наша драгоценная*, — прошептала ее соседка Тинатин, — будьте счастливы, живите в уважении.

Он шел следом и пожимал всем руки, благодаря за гостеприимство.

Самый тяжелый момент — прощание с мальчиком. Он мужался, хотя глаза его были на мокром месте, а вот Лали не сдержалась и всплакнула, когда по-матерински обхватив его голову с затылка, прижала к своей груди.

— Ты очень хороший мальчик, Алико. Пусть твое сердце всегда будет таким храбрым, ничего не бойся.

Это было очень трогательно. Ваграм не сдержал улыбку, заметив, как она запихивает ему конфеты по карманам, пока взрослые разговаривали между собой.

Девушка встала перед домом и внимательно посмотрела на двор.

— Лали? — позвал он, напоминая, что пора ехать.

— Это мой Элизиум. Я теперь стала бояться, что каждый раз последний. Что, когда я вернусь снова, чего-то будет не хватать…кого-то будет не хватать…

— Не думай, — уверенно возразил и сжал ее ладонь, приблизившись со спины.

Лали вздрогнула, но не оттолкнула. Еще пару секунд они постояли так, а потом расселись, помахав всем.

Чуть позже через зеркало заднего обзора Ваграм заметил, что стариков сморило на заднем сидении. Девушка же рядом с ним была печально-задумчивой, все время рассматривала пейзажи за окном.

— Ты вернешься на работу? — тихо спросил он.

— Нет, — последовал твердый ответ.

— Не глупи, хватит обижаться.

— Что?! — задохнулась она от возмущения, резко повернувшись к нему. — Обижаться? То есть, в твоих глазах я недоросль, которая в своих поступках руководствуется обидами? Это, что, игры? Захотел — ушел, захотел — вернулся?

Мужчина тяжело вздохнул.

— Тогда объясни мне. Я не понимаю твоего поступка.

Лали помедлила, а потом пожалела плечами и спокойно выдала:

— Я не хочу работать там. Стоит поблагодарить вас с Аэлитой за то, что раскрыли мне глаза.

— Лали… — предостерегающе начал Ваграм.

— Нет, правда, — перебила девушка. — Я поняла, что есть вещи намного интереснее и важнее.

— Например?

— Я не готова об этом говорить, пока что меня просто одолевают разные мысли.

— Я могу чем-то помочь? — искренне поинтересовался он.

— Возможно.

Вот и прекрасно, думалось ему. Лед тронулся, и это не могло не радовать.