Глава 22

«Ведь всё на свете должно заканчиваться

так — мужчина, пройдя испытания, возвращается

к любимой и кладет ей голову на колени».

М. Шишкин «Письмовник»


Лали тряслась, словно в агонии. Будто шагает на эшафот, а не переступает порог родного дома. Сердце в груди практически отбило ребра своим жутким биением. Она к этому шла очень долго, чтобы сейчас развернуться и трусливо уйти. Ей необходим был этот разговор. Иначе девушка не сможет спокойно жить. Бессонница и так стала ее спутницей. А ведь это только начало…

— Дочь… — мамин голос заставляет вздрогнуть.

Она идет навстречу, широко улыбаясь, раскинув руки для объятий. Как только голова касается женской груди, и Лали чувствует до боли родной запах, вся выдержка испаряется. Платина рушится, катастрофа неминуемо надвигается… Девушка резко задерживает дыхание, а потом начинает рыдать настолько сильно, что конвульсии пробирают тело.

— Боже мой, Лали! Детка… Ну-ка, пойдем, присядем.

Несколько минут Лали проливала слезы, никак не успокаиваясь, пока мама гладила ее по волосам и целовала в макушку. И она чувствовала себя маленькой девочкой, которую страшно обидели, жестоко ранив. И только мамины руки могли принести облегчение. Господи, ну как можно было изменять этой женщине… Она же бесподобная!

Злость на отца мигом отрезвила ее.

— Ты же одна? — уточнила на всякий случай, стирая слезы.

— Да, милая. Можешь свободно говорить.

Лали посмотрела ей в глаза. Нежность в них сейчас соперничала с беспокойством, которое светилось во взгляде. Не зная, как правильнее начать, девушка перешла к сути:

— Я знаю, что Эмили дочь папы от любовницы.

Добродушное лицо женщины застыло, черты вмиг заострились. Она внимательно осматривала Лали.

— Мама… Меня это разрушает, я не могу этого вынести. Это ужасно… Как такое могло произойти в нашей семье?.. Скажи мне, ради Бога, как ты это вынесла? Потому что я не понимаю… Это выше меня.

Слезы снова градом полились по щекам. Как несправедливо… Ее отец, человек, которого Лали боготворила, вдруг оказался хуже…хуже многих. Как принять такое?

— Дочка, об этом не стоит говорить, — наконец, выговорила мама, удивив девушку.

— Как не стоит?! — закричала в гневе, не контролируя себя. — Мама, мне надо все знать! Я должна все понять, чтобы решить, как поступать дальше… Я не могу доверять Ваграму после всего… Я на папу смотреть больше не могу… Мама!

— А причем здесь твой муж? — потрясенно вглядываясь ей в глаза. — Лали, ты же не натворила глупостей?

Девушка опустила веки, не в силах вынести этой пытки. Натворила. Еще как натворила.

— Лали, — женщина взяла ее ладони в свои руки, мягко поглаживая, — послушай меня внимательно. Во-первых, выкинь из головы эту мысль, что ты можешь осуждать своего отца, обсуждать его поступки. Нет. Никакого права ты на это не имеешь. Во-вторых, детка, это не твоя боль. Не твоя жизнь и не твое решение. Но если ты будешь так отчаянно проецировать все на себя, обязательно получишь что-нибудь подобное. Не надо думать обо мне и о том, что испытала я. Мы это уже пережили. Это наша с ним история. Он — твой отец, твоя опора и защита. Обожал и обожает вас всех. Разве хоть раз ты видела от него что-то плохое как дочь?

Лали потрясла головой, надрывно рыдая, потому что речь мамы вызывала у нее когнитивный диссонанс. Разве можно быть настолько любящей и всепрощающей? Когда тебя предают.

— Я хочу знать, как все произошло, не отказывай мне, это важно.

Женщина тяжело вздохнула. Пару секунд в замешательстве поджимала губы, а потом все же решилась. Лали, безусловно, понимала, насколько эти воспоминания болезненны для нее, но вместе с тем осознавала, что от них зависит ее собственное решение. Почему? Она и сама не знала. Мышцы напряглись в ожидании, тело сжалось в комок.

— Это была недолгая связь. Девушка была студенткой из Сербии, училась в Москве. Они с подругами отдыхали в Сочи во время каникул, жили в одном из наших отелей. По ее словам, она твоего отца полюбила с первого взгляда. Преследовала его, соблазняла. И… Добилась своего. Но потом уехала на учебу, а позже сообщила, что беременна. Воспитывать ребенка не собиралась, хотела делать аборт, но твой отец ее уговорил родить, обещал щедро заплатить. Как оказалось, любовь быстро прошла, в столице было много тех, кто готов был ее утешить. Не сложно было организовать все так, будто это я родила Эмили. Мы поехали в Москву на роды и спустя пару недель вернулись с ней. Об этом знали только Ротинянцы.

— Я помню этот период, когда ты надолго уехала… — выдавила из себя Лали. — С нами была бабушка.

— Да, дочка, нам пришлось сочинить историю, якобы моя третья беременность протекает очень сложно, и требуется наблюдение у первоклассных специалистов.

— Естественно, в столице, — хмыкнула девушка. — И ты действительно была там?

— Нет. Лали, мне стыдно тебе в этом признаться, ты моя дочь, — на какое-то время она замолкла, глядя в сторону, — как мать я проявила небывалую безответственность. Оставила детей и забилась в угол, захлебываясь своими страданиями. Но как женщина, замужняя любящая женщина, ты меня поймешь. Боль — это самое мелкое, незначительное слово, которым я могу описать то, что творилось внутри. Эта поездка для отвода глаз оказалась самым правильным решением. Я долго думала над всей ситуацией, плакала сутками. Ненавидела, прощала, снова ненавидела и снова прощала. Думаешь, я самого сначала согласилась? Сколько мы ругались… Но у твоего отца был весомый аргумент. Я больше не могла родить, а мы еще были молоды, и эта зародившаяся жизнь была важна для него. Он приезжал ко мне, мы долго разговаривали. Часами, днями напролет обговаривали все. Постепенно я остывала. Левон вымаливал прощение, но никогда себя не оправдывал. Это подкупало, знаешь?

— Ты его простила, мама? Ты смогла потом доверять?

— Я его любила. А он любил меня. Лали, каждый человек может оступиться. И если он делает тебе невыносимо больно, только ты решаешь, прощать, отпуская тяжесть, или таить обиду, неся в себе этот груз. Доверие — самое сложное в этой жизни, особенно, когда его подрывают. Поэтому надо все время разговаривать, а не молчать и копить в себе вопросы. Обсуждать, спорить, искать компромиссы.

— А где был компромисс с его стороны? Если изменил он, делая больно тебе, и последствия тоже расхлебывать стала ты.

Лали аккуратно отняла свои руки и взяла пару салфеток, вытирая нос и щеки. Пока что эта исповедь только делала хуже.

— Ты несправедлива. Взгляни на него моими глазами. Он сразу признался во всем, еще до того, как мы узнали о ребенке. Просто пришел и рассказал, ничего не утаивая. И предоставил право выбора, не желая меня обманывать. Сделал не так, как делают все вокруг. Грязно. Вводя в заблуждение жен. А потом еще и настоял на сохранении человеческой жизни, Лали! Представь, если бы у тебя не было маленькой пухленькой Эмили…

— Мама… — с мольбой прошептала девушка. — Но он же тебя предал… Ты могла бы не делать всего этого…

— И где гарантия, что сейчас мне было бы лучше? Я должна была отказаться от любимого человека, разлучить дочерей с потрясающим отцом, уйти и запереться в родительском доме, сетуя на жестокую судьбу? То есть, разрушить семью, чтобы потешить свое самолюбие?

— Как ты могла его еще и любить? Как ты ему доверилась?

— Лали, любовь на то и есть самое сильное и благородное чувство, чтобы содержать в себе и прощение. И доверие. Ты это должна сама ощущать. Не все случаи можно прощать. Но подумай. И положа руку на сердце, попробуй не признать, что твой отец этого заслужил.

И снова девушка завыла, поднимая глаза наверх, словно обращаясь к Создателю. Конечно, заслужил! Господи, но это так чудовищно по отношению к маме!

Лали кинулась к ней и крепко обняла, осыпая поцелуями все лицо, оставляя на ее щеках разводы от собственных слез.

— Родная моя, любимая… Мамочка, ты такая сильная у нас. Почему я на тебя не похожа? У меня не получается отпустить и довериться…

— Почему? Что у вас случилось?

— Мои страхи у нас случились, мама. На основе прошлого…

— Глупая, — она по-доброму треплет волосы девушки. — Твой муж тебя обожает. Всегда смотрел на тебя с восхищением, а ты вся такая папина дочка, гордячка…

— Я знаю, — уже тише отвечает Лали, теснее прижимаясь к спасительной груди.

— У вас другая история. Да и нам всем кажется, что он уже нагулялся…

Девушка остолбенела.

— Чего?

Женщина нежно отстранила ее от себя, чтобы прямо взглянуть в глаза.

— А ты думала, если мы не произносим вслух, то и не видим, как тебе плохо от того, что он на твоих глазах меняет…хм… Меняет спутниц.

И тут совершенно неожиданно для самой себя Лали расхохоталась. Да уж, так изысканно назвать любовниц могла только ее мама.

— Спутница у него одна, — твердо заявила, возвращаясь на свое законное место у сердца матери. — Пожизненная. А эти — так, прохожие. Прошедшие.

Сама удивилась, как легко сделала это заявление.

— Вот и умница, моя девочка. Сомнения и страхи разрушают. А твой муж замечательный мужчина.

Да. Неповторимый. Незаменимый. Родной.

Больше трех недель Лали не слышала его голоса, не видела этих кофейных глаз, полных пламени. Рассыпалась, вспоминая, как он уходил. Взгляд Ваграма, полный сокрушения, она не забудет никогда в жизни. Он смотрел на нее по-всякому: и с вызовом, и с издевкой, и со злостью. Но разочарование? Отвратительное чувство. Когда знаешь, что по собственной вине не оправдал ожиданий человека, который этого не заслуживает. И как можно было забыть эту дурацкую пачку на столике? Язык в тот момент не повернулся сказать, что она беременна, не так надо было сообщать эту новость. Да и сил не было на что-то большее…

После ухода мужа Лали окончательно поникла. День сменял ночь, ночь являл после себя новый день. А она думала, думала, думала. Понимала, что не имеет оснований ему не верить. И имеет все основания ему доверять. А потом вспоминала об отце, и земля моментально уходила из-под ног. Если бы не обязательства на новом рабочем месте, девушка вообще не выходила бы из дому. Помимо того, что ее мучили эти вопросы, к общему паршивому состоянию прибавился и токсикоз.

«Что, малыш, решил подкинуть дров?», мысленно обращалась к своему нутру, постепенно привыкая к новому статусу.

А потом стала просить прощения у маленького существа за свой первоначальный испуг и непринятие. Ложилась на кровать, клала ладони на живот и разговаривала. Это удивительным образом успокаивало, давало почувствовать, что она не одна…

— Я пойду, мам, — Лали подняла голову с решительным блеском в глазах.

Теплый взгляд прошелся по ней. Так только мама умела — посмотреть так, чтобы благословить.

— Лали, забудь о том, что узнала. Забудь, дочка, потому что это лишний груз. Не твой.

— Хорошо. Спасибо.

Прощальные объятия были самыми крепкими и обнадеживающими.

Господи, как ей это было нужно!

Девушка отправилась домой, приняла душ, смывая слезы, и улеглась в постель. Столько, сколько она плакала за последние полтора месяца, не плакала за всю свою жизнь до этого. Наверное, пришло время закрыть гештальт.

— Знаешь, маленький, — пальцы машинально потянулись вниз и стали поглаживать кожу в районе пупка, — твоя мама пусть и глупая, но зато тебя очень любит. Ну а с папой тебе несказанно повезло.

Образ улыбающегося ей мужественного лица заставил затрепетать сердце. Лишь бы не поздно было ещё все вернуть…

Мелодичной голос разливался по комнате, словно убаюкивая, пусть и при свете дня:

— Завтра пойдем и попросим у папы прощения. Скажем, что повзрослели и приняли всё, как есть. И будем жить. Не существовать.

Итак, Лали решилась пересмотреть книгу своей судьбы как сторонний зритель. Она родилась и выросла в образцовой семье, давшей ей любовь и тепло. Родители с огромным уважением относились друг к другу, являясь примером для детей. Им прививали только хорошее. Дали всё возможное, что только могут дать старшие. Действительно, какое она имеет право лезть в их прошлое, если уж они сами с завидным достоинством смогли перешагнуть через выпавшие испытания? Пусть сначала будет сложно смотреть в глаза отцу, но Лали научится. Потому что, несмотря ни на что, она папина дочка. А этот диагноз не лечится.

На секунду шальная мысль о том, что Эмили могло не быть в её жизни, ядовитой стрелой пронзает сознание. Она же их маленькое Облачко, пухлые ручки и ножки которой девушка с упоением целовала, как только впервые увидела девятилетней девочкой. И если мама смогла понять и простить, кто такая Лали, чтобы обвинять отца в предательстве? В конце концов, Антон был прав, когда говорил, что некоторые вещи не поддаются объяснениям. Они просто имеют место быть, чтобы направить нашу жизнь в нужное русло…

Получается, единственным негативным опытом за все эти годы были их отношения с Ваграмом. И здесь дело в задетой гордости. Как это, думала Лали, он смеет демонстрировать такое пренебрежение, не ограничивает себя, когда как она сама старалась соответствовать статусу его невесты всегда, сколько себя помнила. При этом наедине на любой выпад подготавливала два. На колкость — отвечала потоком язвительных высказываний. Пусть и таким способом, ей было важно оставить в нём след. Чтобы помнил — она есть, и она должна быть единственной. Разве думала девушка тогда, что спустя годы её сокровенное невысказанное желание, которое отчаянно подавлялось, сбудется таким сказочным образом?

Так, значит, жизнь удалась? Если человек, которого любишь ты, любит тебя. Да еще и так. Может, именно потому, что всё слишком волшебно, Лали и боится поверить в реальность происходящего? Ведь ещё в недавнем прошлом от его шагов ждала только подвохов. В какой же миг всё изменилось? Когда Ваграм понял, что чувствует к ней?

Неужели надо было пройти целую вечность в режиме холодной войны, чтобы осознать, что ничего лучше мира нет? Он крылся в каждом обжигающем искрами взгляде, в нежном прикосновении, адресованной возлюбленному счастливой улыбке, в радости обладания, в полноте служения друг другу… В любви, одним словом. Основе основ. Цели всех возвышенных целей.

Разве готова она перечеркнуть эти бесценные моменты из-за мифических страхов? Ваграм, конечно, ей жизнь попортил в своё время. Но и она в долгу не оставалась.

Квиты? Безусловно.

Смогут? Однозначно.

Веки постепенно тяжелели, дыхание выравнивалось. Когда окончательное решение было принято, усталость, сопровождающая Лали все эти дни, взяла своё. Девушка заснула крепким сном впервые за столько времени. Отказалась составлять компанию никчемным мыслям, отравляющим её и так слишком долго. Больше она не станет подкармливать непрошенных демонов…

* * *

Ткань легкого пальто, облегавшего стройную фигуру, щекотала кожу, вызывая дискомфорт. Но красота требовала жертв, поэтому надо было терпеть.

Лали уверенными шагами направлялась по коридору в кабинет мужа, здороваясь с сотрудниками, попадавшимися на пути. Ощущение дежавю не покидало, но на сей раз все должно закончиться хорошо. Да, Ваграм упрямец, но ведь далеко не глупец. Зачем ему отказываться от их общего счастья?

— Здравствуйте, Дарья, как поживаете? — Лали с лучезарной улыбкой протянула помощнице мужа пакет сладостей. — Это Вам, попьете кофе.

Они перекинулись несколькими фразами, после чего девушка заговорщически прошептала:

— Мне очень нужен ключ от замка кабинета. Вы же поможете мне?

Вкусный шоколад, вежливое обращение, невинное похлопывание ресницами. У Даши просто не было шансов. Желанный кусок металла оказался в руках Лали.

Стремительно влетев в помещение, девушка закрыла дверь характерным щелчком, чтобы им никто не помешал. И замерла. Со свистом втянула в себя воздух и развернулась к внушительному столу.

Довольно бесстрастно её благоверный прошелся по ней скучающим взглядом. Но Лали увидела в родных глазах ликование! Тело моментально оживилось, подкидывая поленья в и без того бушующий внутри огонь.

Мгновенье — пальто слетело с плеч, приземляясь у ног небрежной кучей. Явленная взору Ваграма картина явно потрясла его до глубины души. Лицо от изумления вытянулось, брови поползли вверх и так и остались там. Получая какое-то изощренное удовлетворение от полыхнувшего в глубине взгляда мужчины пламени, Лали медленно обходила стол, направляясь к нему, не забывая призывно покачивать оголенными бедрами. Если бы ей сказали, что она явится в офис в соблазнительном нижнем белье, даже впервые наденет чулки, наплюет на стыд и скованность, — ни за что не поверила бы. Черный полупрозрачный комплект был куплен давно, но девушка не решалась его использовать. И вот, настал этот час.

В воцарившейся тишине постукивания шпилек по полу отдавались нереальным острым эхом, которое вторило её замедленному пульсу, стучавшему в висках. Кровь бежала как-то натянуто, будто тоже находилась в ожидании.

Чего только не сделаешь, чтобы шокировать мужчину и воспользоваться моментом… Ради прощения Лали была готова на всё.

Дойдя до массивного кресла, в котором восседал ошарашенный блистательным появлением жены Ваграм, она присела на край стола и буквально вцепилась в этот взгляд своими жаждущими глазами. Отметила, как напряжены черты его лица, шея, плечи…

«А как тебе такое, любимый?», спросила беззвучно, дерзко вздернув одну бровь, после чего нарочито медленным движением смела лежавшие перед ним бумаги и папки на пол. А затем слегка подпрыгнула на поверхности, чтобы расположиться ровно напротив его корпуса. Перекинула через натренированное бедро сначала одну, затем и вторую щиколотку, якобы случайно задевая острым каблучком лакированных лодочек. И, наконец, после всех манипуляций, оказалась в окружении широко расставленных мужских ног. Ткань брюк соприкасалась с разгоряченной кожей через призрачные чулки, вызывая легкую дрожь.

Не в силах больше ждать, Лали потянулась к желанным губам, медленно опуская веки в предвкушении. Когда они соприкоснулись, мурашки стали табунами заселять всё ее тело. Так дико и ярко от одного лишь касания ещё никогда не было. Потому что оно было долгожданным.

Как же она скучала!

— Лали, — прохрипел Ваграм от переизбытка эмоций. — Камеры…

Сначала девушка даже не поняла, что он сказал, наслаждаясь низким вибрирующим голосом, по которому так изголодалась. Ей понадобилось секунд десять, чтобы сказанное дошло до затуманенного мозга и заставило глаза широко раскрыться в ужасе.

Лали резко отпрянула, откидываясь назад и растерянно оглядываясь по сторонам, будто в поисках пути бегства. Но не тут-то было. Стальной хваткой руки Ваграма обвили её талию и потянули к себе, сгребая в охапку и перемещая на колени. После чего на хрупкие плечи был накинут пиджак, полностью прикрывший откровенное безобразие. Девушка охнула от неожиданности и зацепилась за его плечи, уткнувшись носом в подбородок мужа. На какое-то мгновение они замерли. Не дыша.

— Боже мой! — застонала Лали от стыда. — Какая я дура…

— Сексуальная…дура…

— Прости… — судорожно дергаясь на нём.

— За что именно?.. Сложно сосредоточиться, когда ты ерзаешь на очень опасной зоне.

— Да что ж такое-то! — отчаянно прошептала девушка, замерев. — Какое позорище…

Кажется, он просто утробно замычал.

Лали приподняла голову и обхватила ладошками лицо Ваграма и с мольбой в голосе выдала на одном дыхании:

— Прости меня за всё! Я, правда, дура! Моя любовь к тебе — не изъян! Это величайший дар — любить такого мужчину, как ты. И даже больше — быть любимой тобой! Я не просто тебя люблю… Я обожаю тебя во всех твоих проявлениях…

Непокорные слезы так и брызнули, образовывая пелену, мешающую разглядеть его реакцию. Всё внутри затянуло тугим узлом. Нервы напоминали оголенные провода.

— Я же твоя Лали… Всегда была. Есть. И буду. Прости… Только никогда больше не смотри на меня так… Пожалуйста! Не смотри с таким разочарованием. Я не вынесу этого…

— Не плачь, — заговорил Ваграм, нежно смахивая соленую жидкость с её щек подушечками пальцев. — Ты же пришла меня соблазнять. А я пандами не увлекаюсь…

Нервный смешок сорвался с губ. Лали часто заморгала, пытаясь восстановить фокус. В его взгляде плясали бесенята и царила такая любовь…

— Знаешь, моя Лали, — задумчиво продолжил мужчина, вызывая в ней бурю радости, — всё же хорошо, что мы были такими идиотами раньше. Иначе, Бог свидетель, я соблазнил бы тебя где-то в твои лет пятнадцать и, наверняка, сломал бы этим тебе жизнь…

— Не факт, что я не соблазнила бы тебя первой…

Девушка все же не выдерживает и снова припадает к его рту. Ей было необходимо чувствовать вкус любимого мужчины, поверить, что он нуждается в ней так же, как и она в нем. Отчаянно. Всепоглощающе. Откровенно.

Поцелуй всё углублялся, распаляя обоих. Руки Лали непроизвольно обвили шею мужа, чтобы дать возможность прижаться к нему ещё сильнее. Сердце трепыхалось в груди, отбивая чечетку в честь воссоединения со своей любимой половиной.

— Тише-тише, — Ваграм нехотя оторвался от неё, наигранно отчитывая, — я сейчас на грани того, чтобы закончить начатое тобой шоу. Но что-то мне подсказывает, ты всё же против домашних видео… Ох, Лали, перестаю тебя узнавать.

Она прислонилась лбом к его лбу, пытаясь восстановить дыхание. Чтобы потом честно признаться:

— А я, наоборот, только рядом с тобой и начала узнавать себя.

Ваграм будто напрягся еще больше, обдавая ухо жарким шепотом:

— Ты понимаешь, что я сдерживаю себя из последних сил?..

Немного отстранился и потряс головой, будто отгоняя наваждение.

— Да уж, просмотр этой записи явно произведет фурор. Сногсшибательная девушка в потрясающем нижнем белье в моем кабинете, и наш с ней…разговор! Зеваки будут уверены, что я импотент. Пойдем, ради всего святого, пока её не распространили. Придется им выписать премии. Наверно, это самый молниеносный, дорогой и при этом незавершенный стриптиз в моей жизни.

Лали угрожающе насупилась и легонько ударила его по груди, после чего мужчина поспешил исправиться:

— Я имел в виду, бесценный стриптиз, любимая.

Они рассмеялись. После чего Ваграм вновь резко притянул жену к себе и уткнулся в макушку, вызывая приступ масштабнейшего спокойствия.

— Я думал, — будто сквозь боль, мучительно, — ты не придешь.

Лали еще крепче обняла его, задыхаясь от той же муки, от жизни без него столько времени.

— Пойдем, моя Лали. Вставай медленно и удерживай пиджак. Нам надо уединиться в более подходящем месте. Об этом приключении и прошлых твоих выходках мы обязательно поговорим потом.

Он подхватил её и осторожно поднял на ноги. Лали в последнюю секунду схватила его за локоть, пресекая дальнейшие действия.

— Подожди… Есть кое-что ещё.

Когда мужчина настороженно замер, она непроизвольно запнулась, но потом взяла себя в руки и, встречая его сканирующие глаза, медленно проговорила:

— У нас будет ребенок. Срок уже почти два месяца.

Он так и осел обратно в кресло, неверяще уставившись на неё ошалелым взглядом. Который постепенно опустился на живот, слегка виднеющийся в приоткрытых полах пиджака. Лали затопила волна щемящей нежности, когда ладонь Ваграма отодвинула плотную ткань, получая доступ к разгоряченной коже, касаясь её пальцами.

— Два месяца? — спросил мужчина насквозь охрипшим голосом.

Понимая ход его мыслей, девушка поспешила сбивчиво объяснить всё:

— Я не знала… Не думала, что такое возможно. И самое страшное — я до последнего принимала таблетки… Прости… Это всё из-за меня.

Лали посмотрела в сторону, печально качая головой, не замечая, как мужские руки постепенно овивают её талию с целью притянуть к себе.

— Если бы не мое упрямство, эту новость я сообщила бы в радостной обстановке! А сейчас… Из-за этих противозачаточных… Я боюсь, что наш ребенок…

Наконец, Ваграму удалось заключить девушку в стальной кокон и заставить замолчать, прислонив указательный палец к её губам:

— Ш-ш-ш… Не гневи Бога. Всё будет хорошо, ведь нам послали чудо в такой нужный момент!..

В носу предательски защипало. Лали увидела всё, в чём так безумно нуждалась! Почувствовала, что её любимый мужчина готов дать ей поддержку, защиту и дарить любовь, несмотря ни на что! И словно захлебнулась этим невероятным счастьем…

— Как скажешь. С этого дня все, как ты скажешь, — целуя подушечку пальца и с обожанием глядя ему в глаза.

Ваграм застонал, будто страдая в болезненной агонии, хотя взгляд был полон радостного изумления:

— Я дожил? Я реально до этого дожил?

Лали захихикала и потянулась к нему за заслуженной порцией поцелуев. Ладони снова обхватили его лицо, а лихорадочно блестевший взор прошелся по любимым чертам.

— Давай, скажи же это, наконец… — подначивал с придыханием.

Да, он явно иногда читал ее мысли…

— Мой! Мой Ваграм!.. Мой. Ваграм, — улыбаясь от ударившей в голову эйфории. — Мой!

— И?.. — уже шепчет прямо в приоткрытый рот.

— Только мой! И разум, и тело, и душа, и время, и внимание… И все остальное. Только мое!..

— Да, моя Лали…

— …только. Мое.

Последние слова она уже почти прорычала, но этот рык потонул в ищущих друг друга губах.

Загрузка...