(«Чтобы ты меня услыхала, мои слова иногда...»)

Чтобы ты меня услыхала,

мои слова иногда

утончаются, как следы чаек,

там, где песок увлажняет вода.

Быть браслетом, пьяным бубенчиком —

на руке твоей, нежной, как виноградная кисть!

Мои слова удаляются.

Уже слова мои стали твоими —

как вьюнки, вокруг старой боли моей обвились.

Так карабкаются они на влажные стены.

Ты виновница этой кровавой игры.

Слова из хмурой моей норы убегают.

И ты заполняешь все щели этой норы.

Они больше, чем ты, привычны к моей печали

и ещё до тебя обитали в этой пустой тишине.

Я хочу, чтоб они сказали то, что я сам сказал бы,

чтобы ты им внимала, словно ты внемлешь мне.

Ветер скорби до сих пор помыкает ими.

Шквал сновидений похоронить их готов.

В моём горьком крике ты слышишь другие крики.

Кровь старых призывов, рыдания старых ртов.

Подруга, люби меня! Не покидай, останься во мне,

со мною, на этой скорбной волне.

Видишь: мои слова напитались твоей любовью.

И всё заполняешь ты, не зная преград.

Я сотворю из слов браслет бесконечный

для белой твоей руки, нежной, как виноград.