Сергей Бузинин«Генерал Сорви-Голова». «Попаданец» против Британской Империи

Давно Война кипела и бурлила,

Юг Африки собою поглотив,

Безумством Здравомыслие гнобила,

В Крови людской пространства затопив.

Владислав Мартынович

ПРОЛОГ

Экваториальная Африка. Май 1899 года

У наблюдавшего за саванной человека исчезли последние сомнения в том, что группа из десяти бойцов, приближавшаяся к селению с запада, представляет собой остатки какого-то из отрядов уара-сура — бывших воинов государства Униоро.

Добрый десяток лет Униоро, под руководством мудрого тирана Каба-Реги, подчиняло себе племена в окрестностях озера Альберта. Государство настолько окрепло при его правлении, что англичане встревожились и решили разобраться с намечающейся проблемой самым кардинальным и в то же время простым способом — вразумить непокорного тирана силами экспедиционно-карательного корпуса.

После шести лет почти непрерывных сражений британцам наконец удалось сломить отчаянное сопротивление. В прошлом месяце Каба-Реги получил два ранения, попал в плен и отправился в ссылку на Сейшельские острова. На трон Униоро британцы посадили его наследника — Китахимбва. Однако сын того влияния, что отец, ни на народ, ни на войска не имел, и многие уара-сура разбрелись по саваннам заниматься наиболее привычным для них делом — грабежом окрестных деревень, принадлежавших в основном племенам вахумо.

Вахумо — скотоводы, и все их богатство — стада быков. Уара-сура, превратившись из солдат в разбойников, разгоняли вахумо, угоняли скот и уносили все, что привлекало их жадный взгляд. Образ жизни скотовода, вынужденного оберегать свои стада и от дикого зверя, и от жадного соседа, далек от миролюбия, однако собственных сил для противостояния закаленным в десятилетиях непрерывных сражений воинам вахумо не хватало.

Пока Униоро правил Каба-Реги, набеги его армии подчинялись его воле, и насилие в какой-то мере контролировалось и дозировалось. Ныне же их нападения на села превратились в кровавые безумства.

На многие километры вокруг, сияя разнообразием оттенков, простиралась африканская степь. Кое-где проступали над луговой травой холмы и обелиски термитников, как острова над океаном, а на горизонте легкой голубой дымкой прорисовывались горы. Свежий ветер, пронесшийся по озерной глади, делал дневную жару вполне терпимой.

Не замечая окрестных красот, на вершине плоского холма, не сводя глаз с тонкой цепочки из десятка уара-сура, бредущей в направлении деревни, притаился белый человек.

Мародеры щеголяли в бумажных рубашках различной степени целостности, преимущественно цвета грязи, сочетая их самым причудливым образом с обрывками парусиновых штанов и набедренными повязками. На первый взгляд это сборище можно было принять за бродячий цирк, если бы не стволы всевозможных винтовок да хищные клыки ассегаев в их руках. Разглядывая приближающийся отряд, наблюдатель удивленно сдвинул широкополую шляпу на затылок. Он мог поклясться, что видел у двух воинов ружья времен войны между американским Севером и Югом. Правда, к его большому сожалению, пара, крадущаяся впереди, разительно отличалась от основной массы и внешним видом, и снаряжением.

Один из них, обряженный в потрепанный красный мундир британского кавалериста, обводя настороженным взглядом местность, сжимал в руках трофейный «ли-метфорд». Чуть поодаль следом вышагивал мрачного вида чернокожий атлет, такой огромный, что леопардовая шкура на его плечах смотрелась короткой дамской мантильей. Помимо ассегая, выглядевшего в его мощной руке детской игрушкой, он сжимал американскую магазинную винтовку, а из-за широкого кожаного с металлическими бляхами пояса виднелась рукоять револьвера.

Этот отряд, еще недавно насчитывавший тринадцать бойцов, человек, ныне лежавший на вершине холма, обнаружил еще вчера. Желая отвратить мародеров от деревни вахумо, он расставил на пути банды десятка полтора ловушек. Судя по всему, часть из них дождалась своей добычи, но потери банду с пути к деревне не сбили, а лишь замедлили продвижение, сделав ее осторожней. В этом селенье белый наблюдатель нашел приют, когда приступ малярии свалил его на пути к побережью, и теперь защиту хозяев от вторжения мародеров считал своим долгом.

Дождавшись, когда дистанция между ним и выбравшимися из зарослей уара-сура сократится до полутора сотен ярдов, человек перекрестился, выдохнул и мягко потянул спусковой крючок маузеровской винтовки.

Восьмимиллиметровая пуля пробила грудь атлета в леопардовой шкуре, заставив его рухнуть на колени и, выронив из рук оружие, что-то зарычать на своем языке. Удачный выстрел, выбив наиболее опасного врага, одновременно послужил сигналом для его товарищей. Чернокожие воины бросились в стороны, затаились, а мгновением позже разразились беспорядочной пальбой, призванной не столько уничтожить противника, сколько успокоить нервы стрелявших.

Не глядя больше на главаря, дергающегося в конвульсиях посреди тропы, мужчина перевел ствол винтовки на пепельно-желтый куст, сквозь листву которого просвечивало алое пятно мундира притаившегося в зарослях бандита. Привычным движением передернул затвор, дождался, пока над стеной травы приподнимется ствол вражеского ли-метфорда, коротко и зло усмехнулся: «А вот хрен тебе!» — и выстрелил.

— Итого — минус два! — хмыкнул под нос охотник, отползая в сторону от прежней позиции и не сводя глаз с зарослей вокруг тропы. — Минус три! — прошептал он, послав пулю чуть ниже косматого облака порохового дыма, взмывшего над одним из кустов.

В подтверждение его слов из кустов на тропу выпала винтовка, а следом за ней и ее владелец. Почти сразу же за этим правее от убитого всколыхнулась высокая трава, и раздался короткий, полный суеверного ужаса вопль, сразу же захлебнувшийся в булькающем хрипе. Следом за этим раздался гортанный крик на незнакомом человеку языке, и в землю, где еще недавно лежал белый стрелок, с тупым стуком врезались несколько пуль.

— А патроны вы жгите, жгите! — злорадно шептал он, осторожно выглядывая из-под куста, футах в пяти слева от предыдущей позиции. Некоторое время белый охотник что-то высчитывал и, видимо, сочтя полученный результат приемлемым, вынул из кармана маленький свисток.

— Однако загулял Бирюш, загулял. Пора б уже и до дому вертаться… — Дважды дунув в свисток, мужчина откатился чуть в сторону и замер.

Через несколько секунд рядом с ним почти бесшумно раздвинулись кусты, и из зарослей к человеку выскочил пес — огромный, фунтов под сто пятьдесят, ирландский волкодав. Песчано-рыжий зверь походил на молодого льва. Увидев хозяина, пес удовлетворенно рыкнул и лег рядом.

— Интересно, кто ж вас этому фокусу учил-то? — удивился стрелок, наблюдая, как двое бандитов рывком бросились к подножию холма. В это же время трое других, приподнявшись на мгновение над кустами, поочередно произвели несколько выстрелов по его укрытию.

— Однако плохо же вы его слушали, робяты…

Мужчина неторопливо выдохнул и мягким движением выбрал спуск. Первый из бежавших мародеров, поймав пулю в грудь, без стона рухнул на траву. Второму повезло меньше — свинец попал ему в живот, и теперь бандит, воя от боли и пытаясь зажать руками рану, катался у подножия холма. Мучения его продолжались недолго, с вершины холма раздался еще один выстрел, и бедолага затих.

На последующие несколько минут по саванне разлилась напряженная тишина. Противники, надеясь на чужую ошибку, ждали, кто же сделает очередной шаг.

— Что-то друзья наши притихли… — прошептал мужчина, поглаживая лежащую рядом с ним собаку по загривку. — Видно, гостеприимство наше им не по нраву. Ты, Бирюш, сходи, проведай-ка их… Только на рожон не лезь особо, — шептал он, провожая взглядом растворившегося в траве пса.

Буквально через три минуты в сотне ярдов от холма раздался панический крик, сменившийся хрустом кустарника, и на открытое пространство выкатился клубок из посеревшего от ужаса человека и вцепившейся ему в шею собаки. Тут же, чуть поодаль, зашевелились кусты, приоткрыв на несколько мгновений еще двух бандитов, наводивших стволы своих ружей на собаку.

— А вот неча маленьких обижать! — зло оскалился мужчина, выстрелом навскидку свалив одного из мародеров. Рывок затвора, выстрел, и второй бандит повалился на землю, не успев ни спрятаться от своего убийцы, ни даже заметить его.

— Ко мне, Бирюш, ко мне! — крикнул мужчина в полный голос, слегка приподнимаясь над землей. — Брось ты эту гадость! Не дай бог, потравишься еще!

Дождавшись, когда пес выполнит команду и отпрянет в сторону, мужчина, хмыкнув под нос: «Мда… Явно не трели соловьиные…», привстал на колено и прицельным выстрелом оборвал дикие вопли изгрызенного Бирюшем мародера, после чего вытер пот и оглянулся по сторонам.

Выстрел, неожиданно прозвучавший из зарослей, заставил его ничком броситься на землю. И хотя пуля зарылась в склоне холма, не долетев до человека пары футов, излишне рисковать не следовало.

Настороженно наблюдая за окрестными зарослями, мужчина вполголоса костерил себя за невнимательность и неточный счет, не оставляя, впрочем, попыток вычислить местонахождение последнего бандита. Тот не заставил себя долго ждать. Через пару минут кусты, раскинувшиеся на противоположном краю поляны, в значительном отдалении от холма, раздвинулись и выпустили из своих объятий последнего бандита. Видимо, посчитав, что находится вне досягаемости выстрела из маузера, он припустил по открытой местности во всю прыть.

Белый стрелок, прикинув разделяющее его с беглецом расстояние, поправил прицельную планку винтовки.

— Не переживай, Варенька… — бормотал мужчина, наведя ствол маузера в спину противника, пока тот сломя голову несся по высокой траве. — Мы с тобой и на восемьсот ярдов стреляли, а тут-то… всего-то, дай бог, разве что пятьсот наберется…

Пуля ударила противника точно между лопаток и швырнула мертвое тело на землю, словно сломанную куклу.

Стрелок встал во весь рост и внимательно осмотрелся по сторонам. Пес, лежащий возле ног человека, прекратил ворчать, и это означало лишь одно — угроза миновала.

— А тяжелая артиллерия нынче и не понадобилась, — усмехнулся мужчина, подобрав с земли и упаковывая в чехол свою гордость — африканский штуцер работы британской фирмы Holland & Holland. Эту винтовку, сделанную на заказ, подарил ему три года тому назад сам Сесил Родс. В те далекие времена они считали друг друга единомышленниками. А нынче бывший единомышленник считает его мертвецом, и этот факт хозяина штуцера только радует.

— Пойдем домой, Бирюш. — Мужчина добродушно потрепал собаку по холке и, не оглядываясь, двинулся вперед. — Время обеденное, так что пора бы и нам мясцом оскоромиться и пивком причаститься. Хотя пиво здешнее — мальва и мерзость, да выбирать нам с тобой не из чего. Слышь, Бирюш, а я вот все думаю — представь, как удивились бы англичане, если б пришли сюда и спросили местных, как, мол, деревенька-то называется? А те бы в ответ — Колывановка! Жаль только, что не будет того никогда… По крайней мере, здесь… Ладно. Чего пустым мечтаниям предаваться — идти надо, а как в деревеньку придем, старосту пнуть, чтоб он людишек сюда отправил, барахлишко собрать…

Человек, забросив за плечо маузер, на прикладе которого над клеймом в виде оскаленной кошачьей морды было выжжено имя «Варенька», взял в руки чехол со штуцером и, сопровождаемый псом, стал неторопливо спускаться по склону холма.

Загрузка...