(«Женское тело, белые дюны, белые бёдра...»)

Женское тело, белые дюны, белые бёдра,

в податливости своей ты как пашня весной.

Тело моё, как пахарь грубый, в тебя зарылось,

и сын на свет выносится из глуби земной.

Словно пещера, я был одинок. Шарахались птицы,

лавой слепой во мне застывала полночная мгла.

Чтобы выжить, я творил тебя, словно оружье,

камень в моей праще, на луке моём стрела.

И вот расплата — я люблю тебя — накатило!

Тело из кожи, мха и жадного молока.

Груди-чаши! Глаза, лишённые взгляда!

Твой голос, грустный и медленный! Розы лобка!

Милое тело, я пребуду в твоей благодати

жаждой моей, несытым желаньем, смутной тропой!

Тёмные русла твои — для жажды неутолимой,

неизбывной усталости, вечной боли слепой!