«Мы становимся „православным Ираном“»

За нарушение средневековых правил Трулльского собора светский человек может сесть на два года, хотя священнослужители давно перестали их соблюдать. Традиции юродства в России прекращаются тогда, когда церковь превращается в государственный институт. Выражение «Оба-на!» оскорбляет чувства православных. Но называющие себя православными — не обязательно христиане, они вообще могут в Бога не верить.

Об этих и других «религиозных чудесах» в деле Pussy Riot рассказала «Фонтанке» религиовед, член богословского факультета Кембриджского университета, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН Ирина Левинская.

Она участвовала как эксперт в судах по многим уголовным делам с «мотивом ненависти». Вместе с коллегой Валентиной Узуновой они дали рецензию на экспертизу, которая легла в основу обвинительного заключения по делу Pussy Riot. Их выводы одобрил Санкт-Петербургский союз учёных. Но их не захотел выслушать Хамовнический суд Москвы, хотя об этом ходатайствовала сторона защиты, а сама Ирина Левинская уже ждала допроса в здании суда.

— В приговоре участницам панк-молебна одним из доказательств вины названа экспертиза, основанная на трёх церковных документах — средневековых соборах. Почему эксперты выбрали именно их?

— Правила поведения верующих действительно сформулированы в правилах Трулльского собора. Но вы должны понимать, что это средневековый собор, конец VII века, все эти правила вырабатывались в соответствии с исторической ситуацией того времени, а сегодня их не соблюдают даже сами служители церкви. Правило Трулльского собора, например, гласит, что в священники можно рукополагаться только в возрасте старше 30 лет. Наш патриарх был рукоположен в священники в 23 года. Другое правило: нельзя принимать помощь от врача-иудея. Если вы православный человек и к вашему ребёнку приезжает врач, то вы первым делом должны опросить его о его вероисповедании. Если вдруг окажется, что он иудей, вы не можете принять его помощь. То есть членам панк-группы инкриминируется нарушение свода тех правил, которые не выполняет сама православная церковь.

— Правила насчёт одежды там тоже есть, да?

— Только речь идёт совсем о другом. Повторю: это VII век. Это время, когда ещё существовало язычество, существовали дионисийские праздники. И вот в этой одежде нельзя было появляться в церкви. Просто потому, что нельзя было языческие традиции переносить в церкви. И всё — не более того.

— Посвежее ничего не нашлось?

— Есть только одно современное правило: в храме Христа Спасителя висит, как и во многих других храмах, руководство о том, что нельзя входить с обнажёнными руками, плечами и так далее. Вот эти правила и были нарушены. За это можно было оштрафовать на тысячу рублей — не более. А нужно было подвести под уголовную статью с санкцией до 7 лет. Эта статья предполагает, что обвиняемые выступали с оружием или руководствовались мотивом религиозной, например, ненависти. Без Трулльского и других соборов доказать этот мотив у экспертов не получалось. Вы ведь знаете, что первые две экспертизы признали, что в поступке были критика патриарха, критика сращения государства и церкви, но религиозной ненависти не было.

— Но девушки кричали в храме, простите, «срань господня».

— А почему вы прощения просите? «Срань господня» им инкриминируется как «оскорбление Господа». Но «срань господня» — это идиома, то есть выражение, которое не расчленяется. Оно интерпретируется, не исходя из слов, из которых оно состоит. В современном словоупотреблении оно появилось как перевод английской идиомы «holly shit» и получило распространение через переводы американских фильмов. Это грубо, да. Но это — не мат. Эта идиома означает: «Ни хрена себе!», «Ну, достали!», «Оба-на!» В какой-то момент переводчики подыскали русский вариант «срань господня». Это грубо, но это — в стилистике панков. И здесь нет никакого оскорбления. А когда идиому начинают делить на части — это безумие с точки зрения лингвистики.

— Они молились спиной к алтарю, им это тоже вменяется, насколько я помню.

— Это всё — какая-то квинтэссенция безумия. Подмена христианства ритуалами. Вы сами как выходите из храма? Иконы находятся везде. И как вы будете молиться иконе, которая находится на противоположной алтарю стене? Вам придётся повернуться спиной. Я не была в самом храме Христа Спасителя, но вполне возможно, что там была икона Богородицы, к которой они и обращались.

— Есть и другая точка зрения: эта история показала крепость христианства в России, потому что церкви подставило плечо государство…

— Большего удара по церкви нанести было невозможно! Но сделала это сама церковь. Вся эта ситуация настолько безумна… В настоящий момент православная церковь в лице Московской патриархии сделала всё, чтобы дистанцироваться от христианства, поведение её служителей было зашкаливающе нехристианским. Ведь что такое христианство? Это — религия любви. И вот люди приходят к храму Христа Спасителя просить о милосердии с цитатой из Евангелия от Матфея: «Блаженны милостивые». Это, между прочим, Нагорная проповедь, это квинтэссенция христианства. «Блаженны милостивые — ибо помилованы будут». Это слова Христа. И людей с этой цитатой охранники, принадлежащие к храму, начинают избивать! Для меня это — полный конец. Оскорбление и уничтожение всего, что есть в христианстве.

— Приговор по этому делу — у нас не первый такой… спорный. И боюсь, не последний…

— Извините, но такого не было никогда. Мне приходилось выступать в судах, в частности — по неонацистским бандам. В клетке сидели убийцы, с десятками трупов. Но я никогда не видела, чтобы в зале была собака. Вот как это прикажете понимать? В зале агрессивный ротвейлер, он лает, он рвётся с поводка… А почему их держат в наручниках во время произнесения приговора? Почему их в туалет ведут с ротвейлером? Это то, что я сама видела, я была в суде. А почему их надо было лишать сна? Почему им запрещали встречаться с адвокатами? Не кормили?

— И при этом у выходки девушек, как признал суд, не было политической подоплёки. Почему она была воспринята так болезненно?

— Государство продемонстрировало, что девушки попали в болевую точку. Это точка полного слияния церкви с государством. Происходят вещи невозможные, абсолютно антиконституционные: государство становится теократическим, а церковь — государственным институтом. Мы становимся «православным Ираном».

— Как может становиться православным и теократическим государство, где столько постов занимают бывшие сотрудники КГБ?

— Да, я на это смотрю с большим интересом. Вот я была крещена в подмосковном храме, где служил отец Александр Мень. И было это в ту эпоху, когда меня из университета бы вышибли, если бы узнали, что я крещёная. А теперь мы видим людей, которые сначала были сотрудниками КГБ и членами партии, а теперь вдруг стали невероятно православными! Потому что это — идеологическая составляющая: сейчас мы наблюдаем попытку воссоздать тоталитарное государство, только основанное на православии. На православном фундаментализме. Фундаментализм — это прекрасная основа для тоталитарного государства.

— Может быть, эти люди просто не умеют иначе? Они не могут использовать привычную коммунистическую идею, поэтому пытаются сменить одну «религию» на другую?

— Да, они взяли другую идею. Но ужасно то, что церковь им в этом подыгрывает. Я не говорю о православии, я говорю о Московской патриархии. То есть о православии этого разлива.

— Президент недавно высказывал мысль, что нам нужна национальная идея. Чем в этом смысле плохо православие? У нас, как выяснилось, 80 процентов граждан — православные…

— Это тоже неверно. Как показывают опросы, число тех, кто регулярно причащается, посещает церкви в религиозные праздники, очень незначительно: порядка 5 процентов. Были очень характерные, а по большому счёту — страшные опросы: человека спрашивают, православный ли он, — отвечает «да», а христианин ли — отвечает «нет». Понимаете? Они не понимают, что это одно и то же. А были и такие ответы: православный — да, но в бога не верю. И о каком православии мы говорим — как о национальной идее? О том, которое требует распять, казнить, уничтожить?..

— В христианстве за веру, бывало, и убивали.

— Это ужасно, да. Это трагедия. И кода убивали за веру, это к вере, конечно, отношения не имело. Это страшная история, но мне казалось, что она осталась в прошлом. И когда проходили всякие инквизиционные процессы, это было «антихристианство» — отказ от основ веры. Поэтому в Европе произошла реформация, поэтому Мартин Лютер пробивал свои тезисы. И вот сейчас мы видим то же самое — отказ от основ.

— В Русской православной церкви не было инквизиторских процессов, и она не переживала реформацию. Может ли дело Pussy Riot привести к расколу? Мы ведь уже слышим полярные точки зрения священников — от «казнить» до «канонизировать».

— Нет, раскол — это исключено. РПЦ устроена по типу армии, там армейская дисциплина. За редким исключением, люди, которые в частной беседе говорят одно, официально всегда будут говорить другое — то, что им скажет начальство. Обратите внимание на историю с Кураевым. У него сначала была совершенно вменяемая реакция. Если помните, он сказал: ребята, у нас Масленица, надо было их блинами накормить, пожурить, а потом священнику поговорить с ними. После этого в Московской духовной академии, где Кураев — профессор, прошло собрание, и его попросили замолчать.

— Если говорить о слиянии государства и церкви, то такое в российской истории уже бывало…

— Да, это не новое явление в нашей истории. Эти вещи происходили и раньше: церковь переставала обличать грехи власти и сливалась с этой властью. И как раз в такие моменты в России появлялись юродивые. В ситуации, когда происходит что-то возмутительное, невозможное, неправильное, появляется протест. И эти девочки, понимая или не понимая, как раз попали в российскую традицию юродства. И как отвечает на это церковь? Совсем не так, как она должна была бы ответить — с точки зрения милосердия, любви, всепрощения. Она отвечает очень жёстко.

— А как с юродивыми поступали в прошлые века?

— По-разному. Сначала их преследовали, потом их канонизировали. Пётр Первый жёстко положил конец традиции юродства. При Петре с этими девушками расправились бы жестоко.

— При Петре, который был сильным лидером, поднявшим Россию с колен…

— При Петре, который создал Священный Синод, ставший фактически министерством по делам религий. То есть церковь тогда полностью слилась с государством.

— Что плохого в том, что церковь принимает помощь государства? Она может руководствоваться самыми благими намерениями!

— В России есть два направления — иосифляне и нестяжатели. Первое связано с именем Святого Иосифа Волоколамского, который считал, что богатство церкви, золото, богатые монастыри — всё это демонстрирует торжество православия. И всё, что мы сейчас имеем, — торжество этой идеи. Другая идея связана со святым Нилом Сорским: церковь должна отказаться от мирских богатств, быть аскетичной, христианство — это любовь, милосердие, нищета, церковь должна быть бедной, нищей, как Христос…

— Простите, а чем плоха сильная и богатая церковь? В конце концов, она сможет сделать больше каких-то хороших дел — школы, благотворительность.

— Потому что церковь, которая следует Иисусу, не может быть богатой. Он не был богат, и он говорил совсем о другом. Богатство церкви — вещь очень опасная. Мы знаем все замечательные истории с квартирой, с брегетом… На секундочку представьте, как бы к этому отнёсся Иисус.

— Какие могут быть последствия приговора для церкви?

— Сложилась ситуация, в которой совестливым людям становится стыдно говорить, что они находятся в Московской патриархии. В моё время было стыдно признаваться, что ты член КПСС, и многие люди становились православными потому, что церковь была гонима, в этом был элемент протеста…

— Наверное, это тоже имеет с верой мало общего — если в знак протеста?

— Вот и нет. Происходившее было насколько ложно, гнусно и фальшиво, что люди пытались найти в своей культуре что-то, что не было бы таким гадостным. И так приходили к православию.

— Вы хотите сказать, что сейчас начнут так же искать альтернативу РПЦ?

— Да, я не исключаю, что сейчас люди, которые ассоциировали себя с Московской патриархией, будут что-то для себя искать.

— И что — начнут переходить в другие конфессии? Веру сменить — это ведь не из одной партии в другую перейти…

— Нет, что значит — веру сменить? В православии существуют разные направления, и Московская патриархия — только одно из них. Есть старообрядцы разных толков, есть Суздальская церковь, Греческая, Украинская… Существует много православных церквей. И люди, не переставая быть православными, просто станут посещать церкви, не относящиеся к Московской патриархии. Они есть в Москве, есть в других городах.

— Проще говоря, РПЦ потеряет прихожан?

— Я считаю, что потеряет.

Ирина Тумакова, «Фонтанка. ру»