«Неотложка» вселенского масштаба

ГЛАВА 17. Принцесса своего мира

Он играл… Ах, как он играл! Слёзы сами катились по щекам, и я млела от каждого звука, подпевала душой и сердцем. Последнее аrсо по струне, и лицо Игоря с кривой ухмылкой мгновенно оказывается перед моим.

— Лё-о-о-ля! Дряная девка!

В его глазах вспыхивают красные огоньки бешенства, и он больно дёргает за волосы, запрокидывая мне голову вверх и полностью обездвиживая. А ещё у меня связаны руки, да ещё за спиной. Горячие губы Игоря безжалостно впиваются в мои. Мне больно, я задыхаюсь, попытки вырваться отбирают последние силы. Но лучше умереть!.. Ещё одно, безнадёжное, но всё равно резкое движение головой – и дыхание свободно, я судорожно вдыхаю и на выдохе визжу – в моё лицо летит кулак Игоря.

— Ольга! Ольга, да что же это такое! – голос мужской, но совсем другой.

Это же сон... И я наконец из него вырвалась.

Хлопок по щеке окончательно отогнал кошмар. А руки-то у меня не связаны! Не связаны? Ответная оплеуха летит в лицо того, кто посмел меня ударить.

— Ольга, что ты делаешь?!

О моя Вселенная, это же Алессей! Он меня разбудил, а я его ударила... Села на кровати, от стыда закрыла ладонями лицо — щеки мокрые. Я в самом деле плакала во сне? Тяжелое дыхание всё никак не выровняется. Фу-у-у. Это сон… Всего лишь сон. Просто снова сон…

— Больно? – спросила, виновато покосившись на мага, растиравшего щеку с недоумением и недоверием. – Извини.

— Давай пошли со мной, — он стащил меня с кровати за руку, и я безвольно поплелась за ним.

Зал силы. Третий рычаг.

— Побежали!

Зал всё тот же и полоса препятствий та же, и команда знакома до боли, только рядом не Машэ, рядом – Алессей.

Каким-то непонятным образом он принял Машкины обязанности на себя, и теперь уже он тащит меня сюда после каждого кошмара, бежит со мной по полосе, вытаскивает из грязной лужи, подталкивает сзади, если препятствие не сдаётся с первого раза. Кричит и тянет дальше, если на половине пути я опускаюсь без сил. А потом вот так, как сейчас, сидит рядом прямо на полу, и, как и я, упирается локтями в колени, свесив кисти вниз.

Теперь я дышу как загнанная лошадь не от страха – просто гонял он меня жестоко. Как, впрочем, и всегда.

— Ольга, — вот кто не сильно устал и не кхекает надсадно, и звук моего имени ровно слетает с его губ, — за последние десять дней лишь два дня ты просыпалась без крика.

Я промолчала, отдавшись ощущению ползущего по спине пота и прилипшей рубахи.

— Месяц назад лишь половина дней из десятка начиналась с кошмара.

Помыться бы. Забраться в горячий душ и смыть с себя пот, грязь и эти образы: Игорь, его скрипка и поцелуи, боль, паника и беспомощность.

— Может, уже расскажешь, что тебя мучает?

Я вскользь глянула на него.

Хмыкнула.

Что меня мучает? Мне мучает не что, а кто – Игорь.

И о чём рассказывать? Признаться, что была настолько глупа, что не видела очевидного? Что не могла, а правильнее – не хотела увидеть? Нет.

— Нет, — сказала устало и поднялась. – Нет!

Рассказать о том, что возомнила себя спасительницей для любимого мужчины? О том, что полюбила мерзавца и отдала себя в его власть? О том, что была наивной дурой? Или, правильнее сказать, – безумной идиоткой?

— Нет, никогда! – крикнула через плечо, выходя из зала силы.

Дверью хлопать не стала – мне с Алессеем делить станцию, жить рядом, плечом к плечу помогать другим.

Он превратился для меня в важного человека, толкового напарника, отличного помощника, бдительного охранника. Единомышленника.

Мне ещё никогда и ни с кем не было так спокойно и надёжно. Я точно знала, что найду в лаборатории полный порядок – всё будет именно там, где и всегда, что в столовой или приёмном зале никогда не останется разбросанных вещей, в каком бы состоянии усталости мы ни расходились по своим комнатам, что в любой ситуации за стенами станции у меня за спиной надёжный тыл – маг, который наконец перестал безумствовать, ставя опыты на себе, но любым оружием владел мастерски и не стеснялся его применять, если вынуждали обстоятельства.

В конце концов, именно он подал идею, как помочь Шакруху, и теперь всё свободное время проводил вместе со мной за решением задачи по выведению породы животных, близких к нашему лохматому сироте.

Нет, рассказывать о своём прошлом, о своих ошибках я не буду, но и отношения портить не хочу.

***

Настроение было грустное. И из-за разговора, который начал Алессей, и из-за того, что был он прав — Всёля давно мне говорила о том же.

А ещё не было Машэ. Я переживала о её судьбе. Как там она, в новом мире, в новой семье? Приняли ли её родственники князя? Всё ли хорошо?

Она была малозаметной, скрываясь то в своем лесу, то в зале силы. Но, оказывается, проникла так глубоко в мою жизнь, жизнь станции, что теперь её не хватало так, будто не было руки. Может, из-за этого мне и стали чаще сниться кошмары?

Так или иначе, но настроение было неважное, и выходя из своей комнаты, чтобы позавтракать, мне больше хотелось свернуться калачиком на диване в приёмном зале, а не выполнять советы Всёли:

— Ольга, надо поесть. Ты должна быть в форме! А вдруг вызов?

В просторном белом коридоре, залитом ярким светом, прямо напротив моей двери стоял Алессей.

— Хотел пригласить тебя на чашку отвара, — галантно подставил он локоть, будто мы были на каком-нибудь приёме.

Я хмыкнула, но оперлась на его локоть и позволила вести себя в столовую.

Но дошли мы намного раньше — стол был накрыт в приёмном зале. Там нас уже ждал завтрак, а не только отвар. Кажется, Алессей со Вселенной как-то сговорился. Спелись. Я позрительно прищурилась и посмотрела на мага. Или у них просто воспали мысли.

Ели мы молча. Я грустил, а Алессей о чём-то думал. Когда перешли к отвару, он заговорил:

— Знаешь, почему я пошёл к ведьмаку в ученики?

Я пожала плечами – нет, не знаю.

— Я очень хотел понять его магию. У меня потенциал небольшой, но для наших условий хороший: я мог бы легко пойти на службу к какому-нибудь вельможе или даже к королю. Но меня окрылял интерес другого рода – наука. Я хотел знать, как работает ведьмацкая сила, можно ли что-то из неё использовать в магии. А тут дошли слухи, что один старый ведьмак стал искать учеников.

Алессей вновь задумался. Вспоминал, наверное.

— И я пошёл. Отец уговаривал не делать этого. Он правильные вещи говорил. Что открытия может не быть, а мнение о себе испорчу, что ведьмаков не напрасно боятся – они могут сделать то, чего ни один маг потом не исправит. – Тяжело вздохнув, мой маг продолжил: — В общем, отец предупредил, что если ведьмак что-то со мной сделает, то дома меня не примут. А я-то был самоуверенным. Думал – извернусь, защиты все, какие знаю, поставлю и что старик-самоучка против меня, образованного мага, сможет? Самонадеянный мальчишка…

Столько горечи было в этих словах, что у меня защипало в носу. Он и в самом деле был самоуверенным мальчишкой. Но мне всё казалось, что он этого не понимает. А тут вот как…

— Защиты мои ведьмак обошел так, что я до сих пор удивляюсь простоте и лёгкости, — улыбнулся Алессей. – Он же сам еду готовил. А что уж он туда добавлял…

Взгляд мага снова стал задумчивым.

— Да и когда я понял, почему это ведьмак, что жил сотню лет затворником, вдруг перебрался ближе людям, почему стал подыскивать ученика да почему так строго отбирал, было поздно.

— А почему? – спросила я.

Алессей оторвался от своих дум, глянул на меня и улыбнулся как старший брат, битый жизнью, смотрит на неразумного малыша, машущего деревянной сабелькой.

— Потому что он не оставил мне ни шанса. Я-то думал выбирает ученика, чтобы сила была сродная, чтобы ум был пытливый. А он искал такого именно дурака, как я – чтобы глупый был да самоуверенный, — слова сочились насмешкой. – Чтобы не заметил его простых действий, рун, подготовки… Старик знал, что его срок близок. Это вообще у ведьм и ведьмаков часто бывает, чувствуют они… Вот и искал простофилю. И нашел — не ошибся он, я ничего не заметил. А когда в одно утро он не встал с постели и позвал меня, я понял, что нужно бежать и рванулся к дверям, потом к окнам. А поздно. Всё-то он запечатал… Подготовил и своей уходящей жизнью запечатал.

Маг опять замолчал, сжимая в ладонях кружку с отваром.

Я с опаской глянула в свою.

— Не бойся, — тихим эхом пронеслось в голове. – У него не то к тебе отношение, чтобы вредить…

— Я сопротивлялся, — Алессей покачал головой, уставясь на кружащийся отвар. – Да толку с того… Как только старик отошёл, его сила осталась со мной. И всё, что я мог сделать, — не принимать. Носить в себе и не принимать.

Сильные пальцы ощупывали керамическую ручку, сжимались на ней так, словно хотели отломить, и снова пробегались по контуру, чтобы следующим движением опять попробовать сломать.

— Отец лишь посмотрел на меня, когда я вернулся, и выпустил меня. Я до сих пор вижу его глаза за закрывающейся створкой: укор, сожаление и решимость. Как же мне тогда было тяжело! Я до сих пор вижу его глаза...

Алессей бережно поставил кружку на стол, а потом его пальцы сложились в кулаки. Сжались до побелевших костяшек, расслабились и снова сжались.

— Одиночество – вот что стало платой за моё легкомыслие. Я жил в домике ведьмака, ко мне никто не приходил. Уж не знаю, то ли подумали, что умер, то ли видели моё истерзанное тело, когда я был в беспамятстве. А я всё пытался сбросить своё проклятое наследство. И неплохо изучил его – знал, какое будет действие того или другого заклинания, знал, какая боль будет при восстановлении. В какой-то момент захотел прекратить всё это, все эти мучения, и стал швырять заклинание одно за другим. Но и тут не получилось, — горькая умешка скривила его лицо. – Наследство старика не хотело оставлять меня, и я просто терял сознание, если повреждения подходили к критическому уровню. А потом меня нашла ты...

Он поднял глаза, и мягкая улыбка коснулась его губ. Теплым пальцем он провёл по моей щеке.

— Ты плачешь?

Я снова пожала плечами: без слов всё понятно — плачу.

— Тебе жалко меня? – спросил с недоверием.

— Нет, — я улыбалась сквозь слёзы. – Разве ты хочешь жалости?

У него были удивительно красивые волосы — сами собой завивались в крупные локоны, и мне очень хотелось к ним прикоснуться. Сколько придворные красавицы отдали бы за такие?

Он молча качнул головой – нет, моя жалость ему была не нужна.

— Почему же ты плачешь? – спросил с недоверием.

— Я думаю — мы оба одиноки, и очень похожи в этом. И, наверное, не случайно оказались здесь вместе, — сказала серьёзно, не отводя взгляда.

Его пальцы снова потянулись вытереть слёзы, и я щекой коснулась его ладони. Робко потянулась к нему. И он понял меня, поцеловал. А я смогла, наконец, почувствовать, какие же мягкие его кудри. В горле пересохло, в груди горело — как же давно я не чувствовала человеческого тепла, как же давно не ощущала вкуса поцелуя на своих губах!

Я испугалась силы своего чувства, испугалась и дернулась назад, распахнула веки и, с трудом переводя дух, глянула в теплые глаза. В них не загорался кровавый огонёк, губы не перекашивались от бешенства, а ноздри не раздувались гневно.

Я прикусила костяшку пальца, не отрывая взгляда от его глаз. И проговорила невнятно, прося то ли его, то ли себя:

— Не надо торопиться. Пожалуйста.

Он кивнул, чуть заметно улыбнулся и с глубоким вздохом обнял, прижимая к своему боку. Мы ещё долго сидели так, чувствуя тепло друг друга, и молчали.

***

— Нам нужна своя ферма, — откинулся на спинку дивана Алессей и потёр крупной ладонью лоб.

Я со стоном закрыла лицо руками.

Не буду описывать, какого труда нам стоило привести сначала наши знания в физиологии вообще, а животных – в частности, к одному уровню, не буду рассказывать, сколько времени мы разбирались в теории вопроса селекции, а потом и изменений генных структур, не стану описывать споры со Всёлей, которая нашла мир с ускоренным течением времени, где можно было ускорить опыты по выведению новой породы животных в полтора-два раза, но не пускала туда нас с магом.

Кстати, решение и этой проблемы предложил Алессей: помещать животных в вольер в новой комнате, а её отправлять в тот мир и там оставлять на нужный срок. Я не поняла его идею, а когда попробовала разобраться в этих тонкостях с ускоренным временем, у меня закружилась голова от невероятности.

Всёля идею приняла и, в конце концов, воплотила, но взяла с нас обоих клятву, что мы не будем заходить в ту комнату, пока она не разрешит. И даже после того, как мы поклялись, всё равно скрывала от нас дверь до срока, чтобы даже случайно мы не могли туда попасть.

— Побывав там, ты быстро состаришься, Ольга. А я хочу, чтобы ты жила долго. Очень-очень долго. Не хочу терять такого помощника, как ты.

И вот теперь мы держали в руках результаты обследования третьего поколения новых животных, выведенных в таких необычных условиях.

— Нам нужна своя ферма, — сказал Алессей.

И для необходимого результата – получения совместимого с Шакрухом организма – требовалось перебрать много, очень много разных вариантов в новом поколении животных. А для этого нужно большое поголовье, постоянное наблюдение в естественных, а не ускоренных условиях, а значит, да, своя ферма.

И я не хотела.

Знаю — нужно, а не хочу.

Потому что их придётся селить в комнату Машэ, которую Всёля не убрала и которая стала для меня островком дикой природы прямо в моём доме, на станции.

Алессей был абсолютно прав – вал кошмарных снов нарастал, и что это значило, я боялась даже подумать. Страх от этого тоже рос и, боюсь, провоцировал новые кошмары. И выходить со станции мне было всё страшнее, и всё судорожнее сжималась моя рука на запястье моего мага, ставшего не просто опорой и защитой, но и островком спокойствия и уверенности в штормящем море, когда выходить всё же приходилось.

И потому комнату Машэ я использовала для прогулок – бродила среди деревьев, валялась на траве, смотрела в небо, слушала лесных птиц, купалась в маленьком озерке, и про праздные шатания за стенами станции уже и не помышляла.

И вот теперь этот кусочек леса нужно было бы отдать под питомник для зверей? Приходить к ним и кормить? Наблюдать их? Следить за их состоянием?

— Ольга, это решается просто, — вмешалась Всёля. – Я сделаю ещё одну комнату для фермы, если нужно.

Странно. Так всё просто.

Я замерла — почему я не додумалась до этого сама?

— Спать надо больше, — прогудела моя наставница. И в её словах, как и всегда, была правда. Но что-то у меня не получалось.

— Что? Вызов?

Алессей смотрел на меня с вопросом. Он слышал, когда мы со Всёлей разговаривали, только не понимал о чём.

— Нет. Это Всёля предлагает не портить Машкину комнату, а сделать отдельно помещение для фермы.

Он смотрел на меня так, будто говорил: «Ну а я о чем? Никаких проблем!»

В ответ я состроила виноватую гримасу.

— Ольга, давай-ка с магом на выход!

Я резко встала.

— Алессей, собирайся, пошли.

У него, наученного опытом быстрых сборов, у входа наготове был сундук с походной одеждой и оружием. И пока я натягивала штаны и сапоги у себя, маг быстро собрался прямо в приёмном зале и ждал у двери.

Выходя в темный теплый вечер или уже ночь, я призывала тунику.

— Что у нас? — спросил Алессей, шагая следом.

— Младенец! Тяжелое состояние. Крайне важен. Поторопитесь!

Слово в слово я передала эти слова, бегом пересекая большую площадь, освещенную по контуру фонарями, но темную в середине.

— Сюда!

Всёля показала картинку калитки в боковой улице, и с площади я свернула туда. Взгляд выхватил герб на кованной высокой изгороди в редком свете фонаря. Он же мелькнул за спинами охранников и на их форме, когда проход перегородили пиками.

— Пропустите, — тихо приказала я, чувствуя, как волнуется Всёля.

— Не положено! Ваш пропуск?

— Всёля, голос!

В гортани защекотало — туника работала — и я прокричала слова, подсказанные Всёлей, в надежде, что прокатившееся эхо донесёт их по назначению:

— Хочу помочь царственному младенцу! Могу спасти, пока не поздно!

Я услышала, как Алессей скрипнул зубами. Охранникам же пришлось и вовсе трудно, но они устояли, лишь прикрыли глаза в нелепой попытке уберечь барабанные перепонки. Смешные... Но оружие своё не сдвинули с места.

От высокого двухэтажного дома с редкими освещенными окнами не было слышно ни звука – никто не спешил нам навстречу, никто не торопился принять помощь.

Сильная рука мага отодвинула меня в сторону, раздвинула скрещенные пики, и я, не мешкая, протиснулась в образовавшийся проход. Над головой зазвенела сталь, охранники разом заговорили на повышенных тонах. Чтобы было дальше — не знаю, но нам навстречу из малозаметной боковой двери выбежала служанка.

— Именем госпожи пропустите!.. — выдохнула она, захлёбываясь словами из-за быстрого бега. И металл пик мирно заскрежетал за нашими с Алессем спинами.

— Следуйте за мной! — едва-едва проговорила девушка и развернулась, чтобы бежать обратно.

— Там тоже стража? — я подхватила её под одну руку, а Алессей, будто чувствуя, что именно это сейчас нужно, — под другую.

Говорить она не могла и лишь кивнула. И мы приподняли её над полом, он — потому что был достаточно силён, а я — потому, что мне помогала туника. И так пошли. Быстро, почти побежали. Дорогу мне, как и всегда, подсказывала Всёля, а девушка только бормотала одну и ту же фразу: «Именем госпожи пропустите».

Уже взбегая по последнему лестничному пролёту, уловила ощущение узнавания. Мне знакомо это величественное здание, эти лестницы, это гербы на высоких тяжелых дверях, униформа охранников и ливреи редких в такое позднее время слуг.

К тому моменту, когда мы оказались у дверей покоев принцессы (а в тяжёлом состоянии была именно она), со слов переведшей наконец дыхание служанки мы знали, что девочка болеет давно, но сегодня ей стало хуже — синеет и задыхается. Дворцовый лекарь признал своё бессилие и сказал, что ребёнок обречен.

То же самое повторил он и нам, встретив у порога.

— Она должна умереть, — со скорбным видом прошептал лекарь, загораживая проход к колыбели и смиренно держа руки в замке перед своим тощим животом. — Таков замысел богов.

Сильная рука Алессея отодвинула его с моего пути без лишних разговоров.

— Про волю богов мне решать, — зло пробормотала я и склонилась над девочкой. Быстрый скан — отёк лёгких и, как следствие, отёк мозга, сильная интоксикация.

— Она нужна этому миру. Её дети многое изменят к лучшему. Она сама немало хорошего успеет сделать, если...

Инъектор появился в руке за мгновенье до того, как Всёля окончила фразу, во флаконе воплотились лекарства неотложной помощи. Инъекция. Внутривенная помпа быстро стала на голову малышки. И только первые порции лекарства попали в младенческий организм, как я повернулась к слабо вырывавшемуся из хватки мага лекарю.

В груди поднималась волна гнева — я поняла без дальнейших слов, что значит Всёлино «если» — если девочка выживет.

— Чем ты её лечил?!

— Попрошу быть почтительнее с отпрыском королевской крови! — вздёрнул невежда подбородок, отчего дряблая, морщинистая кожа, красная от сосудистого рисунка, некрасиво дернулась и заколыхалась.

— Быстро отвечай! — я не смогла сдержать рвущуюся наружу злость и ухватила его за горло. Нет, не придавила, хотя и очень хотелось. Просто схватила.

Только лекарь не понял и испугался моей хватки даже сильнее, чем руки Алессея, что продолжал удерживать его за локоть. Худое лицо с продольными морщинами покраснело, глаза выкатились, губы задёргались, и он завизжал, брызгая слюной:

— Чем лечат детскую горячку?! Обертываниями!

Знала я этот варварский способ, когда малыша заворачивали в холодную мокрую простыню — меня в детстве таким тоже «лечили». Это было жестоко, хоть и снимало жар.

Вот только была ли от этого польза? Перепад температур мог повредить ребёнку, особенно маленькому, вызвав шок. Да и не лечение это! Лишь способ борьбы с горячкой.

А состояние ребёнка, кроме картины тяжёлой пневмонии, было ещё и осложнено отравлением.

— Ещё?! Чем ещё ты её лечил? — я чуть сжала пальцы на дряблом горле.

Чтобы бороться с ядом, нужно противоядие. То, что быстрое сканирование показало мне в крови, не могло быть правдой. Ошибка? Надо разобраться. Причём быстро.

Лекарь молчал. Дрожал, глядел с ненавистью, но молчал.

Мои пальцы сжались ещё немного.

Старик затрясся всем телом, и его голос задрожал вместе с ним под моей ладонью.

— Мочевые ванны, — просипел он, приобретая нехорошую тёмную красноту.

— Что?! — и я, и Алессей выдохнули одновременно.

— Да, это всегда помогало в сложных случаях! — заверещал этот шарлатан на какой-то невероятно высокой ноте. — Но здесь не помогло! Значит, таков замысел богов: она должна умереть!

— Ах ты сучий потрох! — я сжала его горло и со всей силы ударила головой о стену. Туника усилила мои движения, и от встречи со стеной глупой головы лекаря получился громкий гул, как от пустого кувшина. — Ты вздумал убить маленькую принцессу?!

Я не понимала, что со мной происходит: злость, ненависть, отвращение, жажда убийства пылали во мне страшным костром, и эмоции выплеснулись резким ударом кулака в тощий живот негодяя, посмевшего называть себя лекарем.

— Я несдержанна. Совсем как Машэ, — мелькнуло в мыслях.

Мышцы ноги уже сократились, чтобы впечатать колено в лицо согнувшегося доктора, рука отпустила дряблое горло.

— Да нет, не Машэ. Как Игорь! Бить ногами — это так по-роомшандски...

Опять Игорь в моих мыслях? Я обернулась — что могло разбудит воспоминания о нём? Пробежала взглядом по пышному убранству комнаты. Это отвлекло и отрезвило меня — нога остановилась, так и не коснувшись лица лекаря.

— С тобой мы позже закончим, — выдохнула.

Сквозь шум крови в ушах до меня донеслось тихий плач. Я нашла источник звука. В кресле, рядом с колыбелью, сидела молодая женщина и отчаянно плакала.

— Королева — поняла я.

— Ваше величество! — я сдала придворный реверанс. — Позвольте.

Я снова раздвинула ладони, растягивая сияющую плоскость сканирования и провела ею через девочку.

— Плохо. Да, плохо. Но не безнадёжно. — Обернулась и осмотрела комнату. — Пусть откроют окна, дайте свежего воздуха.

— Но... она же простудится, — пробормотала королева сквозь слёзы.

— Не простудится. Ей не хватает воздуха, чистого и свежего.

Я оценила то, что увидела в скане. Да и так было заметно, что девочка почти не справляется — одышка нарастает. Пожалуй, просто открытых окон будет мало.

— Всёля, давай-ка кислородную шапку, — скомандовала я, и тут же в руке воплотился колпак с трубкой, которую я подсоединила к непрозрачному флакону, мигом ранее явившемуся у кровати.

Накрыла девочку колпаком, чуть подкрутила вентиль. Вот так, пусть в воздухе, которым дышит малышка, будет побольше кислорода.

Я долго стояла и считала дыхательные движения маленькой груди. Алессей открывал окна, закручивал шторы в тугие жгуты и ругался на пыль и никчемную роскошь места.

Вот и улучшение — одышка, кажется, становится меньше, девочке легче дышать.

— Что это? — королева всё ещё плакала, и с опаской смотрела на помпу, нагнетающую лекарство в организм дочери, на прозрачный колпак, накрывший её почти полностью.

Да, колпак ещё так сяк, а помпа со стороны смотрелась страшновато — флакон в металлическом зажиме, крепящийся на голове младенца. Но неужели молодой матери не было страшно, когда этот шарлатан — я глянула на скрюченного у стены, трясущегося лекаря — купал её дитя в моче?

Где он собирал такое количество? Все слуги, что ли, мочились в детскую купель?

Меня передёрнуло.

— Это такая штука, которая в кровоток принцессы заводит лекарство, ваше величество. Смотрите, ей уже лучше.

Синюшность медленно отступала с лица малышки. Вот розовыми островками проступила на щеках, вот — на лбу, сохраняясь только над верхней губой.

— Мы на верном пути, но победа ещё не достигнута. Лечить принцессу нужно долго.

Молодая мать закрыла глаза и безмолвно затряслась. Королевы тоже женщины, и тоже умеют плакать, когда единственное драгоценное дитя на грани смерти.

— Ваше величество, прикажите сделать уборку в комнате, — я оглянулась ещё раз. — Пусть вымоют полы, уберут всё, где есть пыль, перестелят постель.

— Немедленно! – подстегнул всех Алессей, а сам аккуратно, чтобы не поднять пыль, снимал балдахин над детской кроваткой.

— А малышка?.. — простонала королева.

— Нянька подержит на руках, — я сняла колпак, внимательно наблюдая не появятся ли признаки ухудшения.

Из тени вышла низенькая, круглая женщина, немолодая, но ладная — чистенькая и аккуратная. Она с готовностью взяла девочку, стараясь не сжать слишком сильно и не задеть помпу.

В соседнем помещении, видимо, в комнате няньки, великолепных и пыльных вещей было намного меньше, и дышалось здесь лучше.

— Она же ничего не кушает, — тихо проговорила женщина, не сводя взгляда с маленькой принцессы.

— Куда же ещё и есть, когда жизнь на волоске? Организму не до того, — ответила я на вопрос, который нянька не задала, но имела в виду. — Несколько часов, и ей станет легче. Можно будет покормить. Давайте её пока сюда.

Материализовала плотный матрасик, накрытый чистой тканью. И когда пожилая женщина переложила туда ребёнка, накрыла ладонями маленькие ребра и закрыла глаза — и ненаучные методы хороши, когда речь идёт о жизни младенца.

Дыши, девочка, дыши!

Я чувствовала, с каким трудом двигалась эта маленькая грудная клетка, почти полностью скрывшаяся под моими ладонями, и помогала как могла. Дыши! Живи! Будь здорова!

— Ей лучше! — тихо проговорила женщина, и я открыла глаза.

Да, состояние ребёнка улучшалось – дыхание уже не было надсадным, не втягивался живот. Личико было ещё бледным, а под глазами лежали темные, будто нарисованные, круги, но пугающей синевы уже не наблюдалось.

Я просканировала голову малышки. Здесь тоже улучшение — отёк мозга спадал.

Из детской послышался шум, низкие мужские голоса.

— Где моя дочь? — прогрохотало над моей головой, когда я сделала шаг в ту комнату, где делавшие уборку служанки замерли, низко склонившись к полу.

— Здесь, — сказала я и кивнула на приоткрытую дверь. — Ей лучше.

— Как ты посмела напасть на моего лекаря?!

Алессей стоял, беспомощно приподняв руки, с мечом у горла и косил на меня отчаянным взглядом. Его в кольцо взяли охранники, другое кольцо сомкнулось вокруг короля и плачущей на его груди королевы.

Ещё пять человек с оружием наготове окружали меня.

А я наконец поняла, почему всё здесь казалось мне таким знакомым и почему вдруг вспомнился Игорь — я была в своём родном мире. Молодую королеву я не помнила — не до того мне было, чтобы следить за жизнью в королевском дворце, когда сама в любовном угаре.

Его величество король — совсем другое дело. Это лицо, этот высокий рост, разворот плеч, гневный взгляд часто взирали на меня с портретов в разных домах столицы да и самого дворца тоже.

Да, я бывала в этом замке и даже была представлена однажды королю. Правда, в веренице таких же юных дебютанток, и вряд ли он меня запомнил. Но я-то его помнила хорошо.

— Ваше величество, — присела я в низком реверансе, игнорируя холодную сталь, нацеленную в мою грудь, — ваша дочь была при смерти, и между жизнью этого убогого обманщика и жизнью наследницы с великим будущим я, не раздумывая, выбрала её высочество.

Молчание было довольно долгим, и его прервала юная королева. Особенно молодой она казалась рядом со своим мужем, который был старше её не меньше чем на десять лет.

— Ваше величество, дочери и в самом деле лучше, — тихо проговорила она, и в голосе её слышалась надежда.

— Встань, — приказал король.

Не знаю, мне ли или ещё кому, но я поднялась и глянула ему в лицо. Где-то совсем рядом звякнуло, зашуршало – охрана опустила оружие, отступая от Алессея.

— Великое, говоришь, будущее?

Многое было в его вопросе. Выживет ли дочь? Будет ли что-то значить для королевства? Удержит ли власть? Выстоит ли само королевство?

— Я здесь по велению Мироздания, ваше величество, а оно посылает меня помочь только очень важным людям, без которых ему трудно.

— Значит, опасность миновала? — голос уже не отдавался эхом и не грохотал.

— Почти. Принцессе стало лучше. Но такие болезни не лечатся быстро. И состояние очень запущено. Её не лечили.

— Покажите мне наследницу! – раскатилось громом.

Нянька вошла в комнату, неся на вытянутых руках спящую малышку. Её дыхание всё было учащенным, но разница была заметна даже незнающему человеку.

— Это моё лечение наконец принесло плоды! — взвизгнул лекарь из-за спины короля.

Я медленно повернулась к нему, смотрела в упор и молчала.

— Что это на ней такое? — с отвращением покосился на помпу на головке дочери король. Мне даже показалось, что он слегка отодвинулся.

— Это лекарство, — пояснила я. — Оно поступает сразу в кровь и поэтому лечит быстрее. Видите — девочка успокоилась, лучше дышит, порозовела.

Король долго молчал, рассматривая маленькое личико, трогая крошечные кулачки и круглые розовеющие щёчки.

— Он неверно лечил мою дочь? — спросил, подняв на меня глаза.

Да, уж голосом природа его не обидела.

— Он её вовсе не лечил, он травил её, – сказала, твёрдо глядя на короля.

Рука сжалась в кулак — опять захотелось вцепиться в горло этого профана, снова в мыслях всплыл образ Игоря, его пылающий безумием взгляд, его несоизмеримая событиям жестокость. Наверное, отблески воспоминаний как-то отразились на моём лице, потому что поганый человечишко попятился.

— Ты сможешь вылечить её? — спросил король, в упор глядя нам меня.

— Да, ваше величество, — я поклонилась.

— Хорошо.

Он кивнул мне, осмотрел слуг, что всё так же стояли, согнувшись, кивнул королеве и вышел. Уже из коридора сделал знак охраннику, и тот прихватил лекаря с собой, крепко сжав руку на его плече.

Горделивая осанка, властность, повелительность. Одним словом — король.

Алессей смотрел на меня и молчал. Я пропустила спешащую служанку, сделала к нему два шага и сказала:

— Сейчас закончат уборку, можно будет устроить малышку. И думаю, может, мне стоит остаться до утра?

— Ольга, нет. Уходить вам нужно вместе. И не задерживайтесь.

Алессей, до этого момента задумчиво молчавший, вздёрнул брови – услышал Всёлю и взглядом спросил: «Что?».

— Она говорит, что не стоит оставаться.

Маг только кивнул, наблюдая, как последние служанки уносят лишнее из детской комнаты.

Заплаканная королева смотрела на нас по очереди, в глазах плескалась просьба.

— Всё с принцессой будет хорошо, — я улыбнулась ей, не решаясь подойти слишком близко, всё же королева. – Ей нужен свежий воздух, комнаты нужно проветривать. Вот лекарства, — я провела рукой над ночным столиком, воплощая флаконы и порошки в маленьких бумажных пакетах. – Стеклянные флаконы нужно будет вставлять вместо опустевших, а потом будете давать вот эти порошки, раз в день. И для блага малышки не подпускайте к ней шарлатанов.

Глаза королевы наполнились слезами.

— Но как понять, кто настоящий лекарь, а кто обманщик?!

Я бросила вопросительный взгляд на Алессея. И он, сдержав улыбку, ответил:

— Если лекарь перед осмотром пациента не моет руки, не стоит ему доверять, — глаза королевы расширились. – И, если после осмотра не моет, тоже не доверяйте.

Испуганный взгляд метнулся ко мне.

— Всё верно, — кивнула я.

— А вы? Вы же не мыли?..

Сообразительная. Наблюдательная. Это хорошо.

— А мне не нужно мыть, — и я пустила искру очистки по рукам, — я делаю вот так. А мой ассистент, — вспомнила я Всёлино слово, — ребёнка не трогал. А ещё, ваше величество, знаете такую присказку, что у семи нянек дитя без глазу?

Она замерла с широко открытыми глазами, даже дыхание задержала.

— Когда нянька одна, есть с кого спрашивать. Выберите самую чистоплотную и доверьте ребёнка только ей.

Королева заметно успокоилась.

— Хорошо. Благодарю вас.

Я присела в реверансе и почувствовала легкий толчок в бок. Скосила глаза. Алессей гримасничал, делая какие-то знаки. И когда королева отвернулась, я распрямилась и посмотрела на него с вопросом.

Он разыграл целую пантомиму, из которой я поняла только одно – я что-то сделала не так. Но что? Ладно, выясню позже.

— Ольга, заканчивай. Пора уходить.

— Да, хорошо.

Напоследок я хотела ещё раз просканировать младенца, чтобы убедиться – все идёт правильно. Девочка уже лежала в своей кроватке, избавленной от прекрасных, но совершенно лишних драпировок внутри и снаружи.

Растянула ладони, посмотрела состояние организма. Всё было хорошо – процессы выздоровления двигались в нужном направлении с нужной скоростью. Можно было вздохнуть спокойно.

— Ольга, поторопись.

От прикосновения к локтю обернулась. Алессей одними глазами спрашивал «что?» — он тоже услышал. Я кивнула на дверь, размышляя, в какие бы слова оформить своё пожелание уйти, – королева всё ещё была в комнате. Она сидела в большом кресле с устало лежащими на подлокотниках руками, с закрытыми глазами и выглядела измученной.

— Ваше величество, — обратился к ней Алессей, не задумавшись о том, что так говорить с отдыхающей королевой верх невежества, — позвольте откланяться.

Она открыла глаза, слабо улыбнулась, похлопала ресницами, а потом кивнула. Я опять присела в придворном реверансе, а Алессей просто кивнул и тут же направился к двери.

Уже спускаясь по лестнице, ведомые бегущей впереди служанкой, я тихо спросила:

— Алессей, что это такое было?

— Где? – он обернулся в одну, потом в другую сторону.

— Я про королеву! С венценосными особами первыми не заговаривают! Нельзя так. Это же всё-таки королева.

— Она королева, а ты богиня. Тебе можно.

— Какая я богиня? – кровь ударила в лицо. Мне всегда было неловко, когда меня так называли, а услышать это от Алессея и вовсе было... странно.

— Это мы с тобой знаем, что не богиня. Но они-то нет!

Остальной путь до бокового выхода дворца мы проделали молча.

Что думал Алессей, не знаю, а я, ступая по ступеням, коврам и паркету коридоров, размышляла о том, что он, скорее всего, прав – это я была в своём родном мире и знала придворный этикет (спасибо бабушке). Он – не знал. А королева не знала, что я знаю. И, вероятно, благодарность за спасение дочери была для неё больше желания соблюсти протокол.

Когда мы вышли, на улице уже занимался рассвет – часть неба посветлела и окрасилась розовым, просыпались птицы, несмело посвистывая в саду.

Я обернулась на ходу.

За спиной оставался королевский дворец – темная громада на фоне темного же неба.

Неожиданное движение привлекло моё внимание — из темноты выступила фигура.

— Лё-ля! – услышала я негромкое, но парализовавшее меня, превратившее в каменную глыбу, неподвижную и холодную, с куском застывшего льда вместо сердца.