«Неотложка» вселенского масштаба

ГЛАВА 9. Новый квартирант

— Ольга, Ольга! — аккуратно потеребила меня Всёля.

Я поморгала, зажмурилась и снова открыла глаза. Задремала прямо над книгой. Вот засоня! Машэ что-то смотрела на панели, но звук сделала тихонько, чтобы меня не тревожить, — заботливая. Я улыбнулась и потянулась, ощущая радость оттого, что ничего не болит, что разбудивший голос — ласковый и добрый, оттого, что вокруг спокойствие, что я на станции, где очень нужна.

Вот, опять.

— Ольга, нужна твоя помощь. Там, возле входа. Пойди, посмотри.

Я глянула на хроно. Плохо видные в ярком свете станционных ламп цифры показывали, что у нас ранний вечер.

— Быстро нужно? — лениво поднялась с дивана.

— Даже не знаю. Только, Лёлечка, тунику обязательно надень.

И вот это «Лёлечка» встревожило, обдало холодом, как прыжок в ледяную воду. Мгновенно проснулась, растеряла беззаботность. Потёрла лицо, а потом, как была, в белом просторном домашнем платье, побежала к выходу, на ходу вызывая тунику. Только успела крикнуть:

— Машэ, будет пациент!

Распахнула дверь. К лицу плотным сырым покрывалом прижался густой туман с запахом прели, леса и чего-то незнакомого. Сквозь эту пелену и плотные сумерки ничего не было видно, лишь неясные колеблющиеся тени.

— Два шага вперёд.

Я их сделала и остановилась — звуки в тумане причудливо искажались и глохли, но мне послышался то ли стон, то ли какое-то слово.

— Внизу, — подсказала Всёля.

Я резко присела, и моя рука сразу же наткнулась на ткань.

— Всёля, что ж я как слепая! Свет!

Фонарь от входной двери запутался в закручивающихся лохмотьях тумана, и единственное, что я смогла рассмотреть в этом умирающем свете, была фигура в тёмной одежде. Она лежала, будто упавший слепой, неловко, неестественно подогнув голову и вывернув одну ногу. Жив ли человек?

— Жив. Давай его на станцию.

— Транспорт! — скомандовала я, и фигура чуть приподнялась и поплыла к источнику света. — Всёля, давай стол прямо в приёмном зале.

— Он останется у нас какое-то время, — тихо прошелестело у меня в голове.

— Всё так плохо?

— Даже хуже...

— Тогда отдельную комнату.

Провожая взглядом плывущую к двери лежащую фигуру, я потёрла плечи — этот туман явно был не лучшим соседом для моего легкого платьица.

Когда оказалась среди привычных белых стен, а дверь за моей спиной с тихим шипеньем закрылась, я облегчённо выдохнула. Надо же, а ведь даже не заметила, что там, снаружи, неясная тревога плавила всё внутри, мешая думать. Даже находку нашу не рассмотрела как следует, пока не зашла внутрь.

А посмотреть было на что. Мужчина. Кажется, очень высокий, в длинном плаще, закрывающем его от шеи до пят. И мне не показалось — он действительно лежал вниз лицом, и не только ноги и голова были в неловкой позе. Оглянулась — Машэ уже и след простыл. И хорошо. Чую, что-то тут совсем плохое.

— Всёля, давай быстро на осмотр. Что там?

Транспорт резво двигался в коридор к лаборатории. Там уже была дверь в новую комнату.

— Сейчас сама всё увидишь.

И я увидела. Когда перевернула мужчину с помощью всё того же слегка модифицированного транспорта.

— О боги милосердные...

Я закрыла рот рукой. Это было похоже... похоже...

Мне многое пришлось повидать благодаря Всёле: и колотые раны от холодного оружия, и раны от оружия огнестрельного, и открытые переломы. И роды я принимала. И душевные раны бинтовала.

Но вот такого...

Такого я ещё не видела.

Теперь человек лежал, безвольно запрокинув голову и свесив руку, измятую какой-то неизвестной силой в совершенно нереальное положение. Плащ завернулся, и ярким жутким пятном в животе человека зияла ярко-алая рана, похожая на кратер вулкана, — широкая снаружи, с узким основанием, а края – как на картинке в книгах – слои человеческих внутренностей...

Я судорожно сглотнула.

— С таким не живут!.. – сипло выдохнула, борясь с тошнотой.

Похожая рана — рваная воронка, только поменьше, зияла ниже, на боку. И при таких страшных ранениях человек дышал, едва заметно, слабо, но дышал! Это было ненормально. Я видела его внутренности, будто рассечённые тупым ножом, но крови при этом не было!

— Туника! — реакция была мгновенная. — Свет!

— Всёля, что это? — спросила, чувствуя, как от ужаса по спине бегут мурашки, но осмотр не прервала. — Отчего такое бывает?

Я просканировала мужчину с ног до головы, заодно срезала одежду и сняла обувь.

Тяжело выдохнула. Работы предстояло много: частичное восстановление желудка, кишечника, печени, селезёнки и, кажется, поджелудочной. Их разорвало и вынесло из организма будто взрывом. Странным точечным взрывом изнутри, с довольно аккуратными для такой раны краями...

Как такое может быть? И бывает ли вообще? Этот вопрос полностью занимал мои мысли.

— Впервые вижу, — прошелестела Всёля.

Насос для внутривенного введения заправила самым сильным снотворным и обезболивающим и уже приставила к сгибу локтя, как глаза мужчины открылись.

Лицо, когда я убрала с него слой грязи и мусора, прилипшего после встречи с почвой леса, было бледно до синевы. Глаза, казалось, тоже потеряли цвет от боли или нечеловеческого напряжения — на фоне кровоподтёков на склерах от полопавшихся сосудов они выглядели вылинявшими, тоже почти бесцветными.

Он шевельнул такими же блеклыми сухими губами, чуть двинул бровями, будто силился, но так и не смог сказать ни слова. Прикрыл глаза на мгновенье, сглотнул сухим горлом, снова открыл и всё же выдавил:

— Не сдался... Пусть умрёт...

— Сейчас станет лучше, — пробормотала я, даже не пытаясь понять, о чём он говорит. В таком состоянии, по-моему, говорить вообще невозможно!

Разве только бредить…

Или агонизировать.

Но вот агония – это не про нас. Если у нас со Всёлей есть живой человек, то он должен выжить. Не для того же он попал к нам на станцию, чтобы умереть, верно?

Для меня и, думаю, для Всёли тоже это был вопрос чести.

Такие операции, как нам предстояла, мы с ней не делали. Частично нарастить ткани к имеющимся, залатать дыру, собрать разорванные внутренние органы, например, желудок, мы могли. Уже делали. Не без трудностей, огромных вливаний сил Всёли, моих молитв всем возможным и невозможным богам и самых отборных ругательств, но делали. Но вот что делать, когда такое?..

Как он до сих пор не умер? Ещё и в сознание пришёл.

Срочно приступаю! Про дело чести я уже говорила.

И я стала восстанавливать то, что спасти было можно, брала образцы тканей и отправляла их в репликатор.

Провозились мы долго. И даже голос Всёли, казалась, был уставшим, когда я, наконец, отвалилась от стола, на котором лежал уже в целом собранный мужчина. Его организм вёл себя странно. Казалось, что органы будто помогают затягивать раны, наращивать плоть, сами смыкаются под шовным материалом. Но всё это, должно быть, казалось мне от усталости. Ведь такого просто не могло быть.

С обеими дырами мы справились, оставив возможность для ревизии, восстановили чудовищно покорёженную руку (представить, чем можно было такое вытворить с человеческим организмом, я так и не смогла), надели фиксирующую повязку.

Завершая уборку, отправляя в небытие грязные салфетки, инструменты и прочее ненужное, я рассматривала мужчину.

Ничего особенного. Рост, действительно, высокий, лицо, что за время операции стало выглядеть получше (или это опять только казалось?), было обыкновенным, ничем не примечательным. Кожа на лице обветренная и светлые лучики вокруг глаз, значит, привычен к свежему воздуху и на солнце щурится, широкие плечи, хорошо развитая мускулатура и мозоли на ладонях, значит, владеет ручным оружием. Жировой клетчатки почти нет – скорее всего хорошо сидит в седле и очень вынослив.

При сканировании обнаружила последствия частых простуд, износ и начальную стадию воспаления суставов, следы ушибов и переломов. Ничего особенного, типично для воина.

— Всёля, он маг? — спросила, накрывая мужчину лёгким покрывалом и трансформируя стол в кровать.

— Вроде да. Но здесь какой-то конфликт двух чужеродных материй. Не разобралась пока, — и голос такой задумчивый и тихий.

Где она сейчас? То выискивает в огромных своих запасах знаний?

Я только хмыкнула. Ну ладно, разберёмся позже. Сейчас мне необходимо отдохнуть.

Машэ встретилась в коридоре. Она явно шла из столовой к себе, в свою лесную комнату.

— Ольге-се Машэ нужна? Так долго спасать! — её узкие глаза расширились, а мяукающие нотки в голосе приобрели оттенок плача, когда она кивнула на дверь новой комнаты.

Значит, снова заглядывала. Вообще-то она не любила этого делать, но иногда, подозреваю, подсматривала, когда я не видела или не могла заметить. Не знаю зачем. Может, чтобы снова себя испугать?

Или проверить, не ушёл ли её животный ужас…

Судя по расширенным зрачкам и легкому подрагиванию тонких пальцев, не ушёл.

Я взглянула на хроно над панелью для роликов, что не так давно появился в приёмном зале. Да... Долго мы, однако. Десять часов с небольшим. А я-то думала, почему желудок так крутит и глаза слипаются?

— Нет, Машенька, мы всё сделали сами. Всё хорошо. У нас теперь ещё один гость, он сильно болеет, но, думаю, я правлюсь.

Она улыбнулась и как-то расслабилась. На ходу ухватила мою ладонь, потерлась о неё щекой и, отпустив мою руку, пошла дальше.

— Машэ хочет плести! — сказала, глядя в полоборота.

— Это хорошо, — тихо пробормотала у меня в голове Всёля. — Это замечательно, пусть плетёт. Поможет нам с этим магом.

Связи я не видела, но если Всёля так говорила, то, значит, так и было.

Он пришёл в себя на удивление быстро. Даже ненормально быстро.

Я только и успела, что поесть, и как раз размышляла, чем заняться, лёжа на любимом диване. Выбирала между лечь поспать, поплавать или поискать в памяти Всёли что-то про раны, которые я зашивала только что. Может, не зря она помалкивала?

Я склонялась к варианту поспать. Вернее, мой организм склонял меня к этому самым бесстыдным образом.

Но тут из коридора, ведущего в лабораторию и комнату нового гостя, послышались шаги. Неуверенные, шаркающие, но... Они никак не могли принадлежать магу, которого я подобрала в тумане и которого собрала, считай, из лоскутов!

Я приподнялась и осторожно выглянула из-за спинки дивана.

И всё-таки это был он.

Передо мной предстало жалкое зрелище — согнутый, скособоченный, на трясущихся ногах, но бредущий из своей комнаты маг.

Этого не могло быть! Но это был он – измождённый, осунувшийся, держащийся здоровой рукой за стену, а другой, в чёрной жёсткой повязке — за место операции, но без всяких сомнений именно он – маг, чьи раны до сих пор вызывали во мне глубочайшее недоумение, а ещё — интерес.

— Где? — прохрипел он, встретившись со мной взглядом. Под глазами тёмные круги, как у многих тяжелобольных, но сами глаза... Они были уже яркие, живые.

Карие.

Совсем не те, что я помнила у изуродованного тела, которым он был меньше суток назад.

Прятаться смысла уже не было, и я встала, подошла, чтобы подставить плечо и отвести его назад, в постель.

— Вы в самом сердце Вселенной. Зачем вы встали? Не нашли дверь в… — я попыталась подобрать правильное слово и немного затянула паузу. — К удобствам?

Он болезненно скривился, а я встревоженно заглянула в его лицо.

— Больно? Швы разошлись?!

— Да нет же! – сказал хрипло, но с отчётливой досадой. При острой боли так не разговаривают. — Как я здесь оказался?

— Как вас зовут? – уточнила и крепче ухватилась его за бок, в любой момент ожидая, что он начнёт оседать и придавит своей тяжестью.

— Я Алесисаний, ученик... бывший ученик Вартара, великого ведьмака и наставника.

Стоял мужчина, хоть и скрючившись, но твёрдо. И на ногах держался крепко – сколько я ни пыталась оторвать его от стены, чтобы развернуть и направить в обратно, в постель, у меня ничего не получалось.

— Алессей... Разрешите, я буду так вас называть? Я вам сделала очень сложную операцию, восстановила внутренние органы, и теперь необходимо лежать, чтобы не появились осложнения. Пойдёмте обратно!

И если первую часть своей речи я говорила уверенно, всё пытаясь подтолкнуть его в нужном направлении, то последнее звучало уже так мольба, а в голове появились мысли о призыве туники и силовом воздействии. Он, мало того что не сдвинулся с места, будто прирос или налился свинцом, но ещё и засмеялся.

Смех был нехороший. Не злой – надсадный и совсем невесёлый.

Горький.

Усталый.

— Юная госпожа, даже если поверить, что вы умеете что-то лечить, — его болезненный взгляд был одновременно и жалким, и надменным, — то старались вы напрасно. И лежать я не хочу. Всё быстрее пройдёт, если я буду двигаться. И почему Алессей?

Я отступилась и присмотрелась к нему.

Это опять было странно, слишком странно, но он постепенно распрямлялся, и уже не выглядел скрюченным. Чуть перекошенным – да. И на лицо его прямо на глазах возвращались краски.

— Алессей потому что мне так легче запомнить. Только… Я не понимаю! Что происходит? Можете мне объяснить? – я отступила в сторону, осматривая его выпрямляющуюся осанку.

— Нет, это я жду объяснений. Почему мне не больно?

Я удивлённо приподняла брови.

— А должно быть?

Он выдохнул и прикрыл глаза. Полнейшее смирение, готовность к боли, обречённость. Да что же это такое?

— Конечно. И лучше всего помогает движение. И от боли, и от ран.

— Движение — это, конечно, славно, это даже чудесно, — я начинала злиться оттого, что не понимаю и не могу влиять на ситуацию. – Вот только я не знала о таком волшебном способе лечения и, уж простите, вас обезболила. Я так всегда делаю, если человеку нужна операция, у него кишки наружу, а желудок свисает лохмотьями. Куда вы, кстати, дели помпу для внутривенного? — и я кивнула на здоровую руку, где остался только круглый след от присоски.

— Чудовищная штучка? — он тоже глянул на свою руку, будто хотел убедиться, что там в самом деле ничего нет. — Сорвал её.

Я только хмыкнула.

— Ну что же вы, Алессей! Это были лекарства, — к злости примешалась досада. – Те самые лекарства, которые делали безболезненным ваше исцеление.

Он чуть наклонил голову к плечу и уставился на меня изучая.

— Так что, вы отказываетесь исцеляться? – я скопировала его позу и взгляд.

Умеют же некоторые злить!

— А нечего лечить.

Он улыбнулся и задрал свободную рубаху из комплекта для выздоравливающих, который я оставила в его комнате. На будущее, как я думала. Не ожидала только, что это будущее наступит так скоро.

Пласт б{о}льшей повязки плотно прилегал к животу, но с одного скруглённого угла уже начал отклеиваться. Это было странно. Такое происходило только, если рубцевание достаточное. А как оно может быть достаточным, если ещё и суток не прошло после операции?

Я с удивлением потянула за отклеившийся уголок. Повязка с лёгкостью отделилась от кожи, почти отпала.

И мне открылся... рубец.

От неожиданности я истерично хохотнула и, пустив искру очистки по рукам, дотронулась до него пальцем.

Ещё красный, воспалённый, но — рубец. Рубец, а не рана, зашитая несколько часов назад! Не в той стадии, что бывает через несколько часов после операции!

Я пощупала кожу вокруг. Никакого доступа не осталось, всё затянулось. А ведь мы со Всёлей ещё обсуждали, как его сформировать на случай, если потребуется пересадка.

Я только шире раскрыла глаза. Потянулась к той повязке, что была поменьше. Она, прикрытая тканью сорочки, как оказалось, ею же одной и сдерживалась. И стоило мне убрать одежду, как она упала на пол.

Ещё один рубец.

Такой аккуратный, посветлевший. По крайней мере, трёхсуточной давности.

Я подняла на него изумлённый взгляд.

— Как?..

Он опять невесело усмехнулся, спросил:

— Может, я подвигаюсь и потом расскажу?

— А может, вы ещё и обед из нескольких перемен блюд съедите?

Я ёрничала не просто так — мне было обидно: столько времени потрачено, и всё напрасно! Моя спина, плечи — они всё ещё болели, помня о долгой операции, и были, кажется, в худшем состоянии, чем этот… этот… не знаю кто!

Но пациент не услышал иронии в моих словах, а громко сглотнул и обрадованно закивал.

Я некрасиво захохотала, не сводя с него глаз. И мне было безразлично, как это выглядело со стороны. Я была в ужасе: я ему желудок только что из обрывков сшила! Какой обед?

— П-пойдёмте, — выдохнула через смех, не в силах справиться с переполнявшим меня потрясением. Повела его в столовую, мысленно засыпая вопросами Всёлю, что была подозрительно тиха всё это время.

— Дорогая, что это такое? Как такое возможно? Может, мне не стоило и вовсе лезть со своей помощь? Заросли бы эти дыры сами...

— Подожди, не сердись, Ольга. Пусть он сам всё расскажет.

Столовая привела мужчину в изумление, не меньшее, чем то, что всё ещё плескалось во мне. И только то, что удивился он не меньше моего, немного примирило меня с неловкой ситуацией.

— Занимайте место, которое вам больше нравится, — предложила я и жестом щедрой хозяйки махнула на абсолютно белый стол и два стула рядом с ним.

Выбор был невелик, но маг неторопливо осмотрелся и выбрал тот стул, что стоял спинкой к стене. Я закрыла ладонями лицо и потёрла глаза. Может, я сплю и мне это снится?

Но нет. Убрав руки, я увидела Алессея. А ещё разгадала его расчёт. Маг он или не маг, но воин точно. А для воина самое главное, чтобы враги не зашли сзади, потому и сел спиной к стене.

— Что будете есть? После таких операций начинают обычно с жидкой пищи, да и то, через несколько суток. А как быть с вами, даже не знаю.

— Ваш повар может так быстро что-то приготовить, следуя моим пожеланиям? — он с сомнением осмотрел пустое белое помещение. Единственная дверь вела в коридор, из которого мы только что пришли.

Я только улыбнулась. Пустой столовая только выглядела. Машэ вот тоже не сразу привыкла к тому, что тут нет печей, котлов, горшков и кухарки в белом фартуке.

— Может. Не переживай, маг. Ну так что?

— Мясное рагу, — мои брови приподнялись, — пиво, — глаза расширились, — кислых овощей.

— Квашеных, — подсказала притихшая Всёля.

— Может, грибов ещё? Маринованных?

Иронию гость опять не понял и кивнул согласно. И сглотнул.

А я задумалась, уставясь на Алессея. Воспоминания о состоянии его внутренних органов были свежи, а в репликаторе лежали образцы его поджелудочной и печени. Ну так, на всякий случай, вдруг организм не справится, и придётся пересаживать. А теперь — грибочки? Маринованные?

— А дайте-ка, я сначала посмотрю, что там у вас внутри, — проговорила задумчиво и призвала тунику.

Его взгляд стал острым, внимательным и изучающим. Но возражать не стал, и я развела ладони, растягивая сканирующую плоскость. Одна его бровь приподнялась, но и теперь возражений не последовало.

То, что я увидела внутри, было чудом. Обыкновенным чудом!

Органы были целыми. Не сказать, что в полной сохранности — рубцы, уплотнения на местах, где были разрывы и швы, всё ещё наблюдались, но это уже были зажившие и продолжающие активно регенерировать ткани!

Его рука, так поразившая меня странными травмами, что сейчас была «упакована» в чёрную повязку, тоже хорошо заживала. Не так быстро, как внутренние органы. Но это и понятно – кости и сухожилия всегда заживают медленнее.

Хлопнула в ладоши, сворачивая сканирование, и отошла от мага. Сложила руки на груди и какое-то время рассматривала его, размышляя, нужна ли осторожность в диете, или это я сейчас просто не могу переключиться с привычного образа мышления и принять что-то новое?

— Значит так, маг и ученик кого-то великого, начнём с супа.

Он недовольно скривился.

— С густого мясного супа, не бульона, — что ж, эксперименты, так эксперименты, — каши с диетическим мясом, запечённых овощей и травяного отвара.

И не стала выслушивать рвавшиеся с его губ возмущение. Или это было недовольство? Кто здесь хозяйка? Я. И чем кормить пациентов, решаю тоже я.

Повернулась к окну выдачи, подождала пару минут и вынула материализовавшуюся там посуду с обедом для одного невероятно загадочного мага.

— Прошу, приступайте, — поставила перед ним на стол большую серебряную подставку с тарелками и плошками-чашками.

Он откинулся на стуле, скрестив на груди руки, и с удивлением уставился на еду.

А я села напротив. Сложив руки в замок, тоже уставилась, только теперь на него.

Маг посмотрел на меня вопросительно, хмыкнул, а затем провёл рукой с растопыренными пальцами над всеми тарелками – просканировал пищу. Моего дара не хватило понять, что он там искал – яды или, может, просто проверял, съедобно ли это вообще. Потом Алессей долго перемешивал ложкой суп и наблюдал за его текучестью, принюхался, не торопясь поднести ко рту, и наконец осторожно попробовал.

Ел аккуратно, неспешно, хотя было видно, что очень голоден. И даже вопросы задавать успевал.

— Так, значит, мы в сердце Вселенной?

— Да.

— А ты, следовательно, хозяйка этого Сердца?

— Нет, я — его руки.

— Ты — Руки Сердца Вселенной? – он даже жевать перестал и смотрел на меня как ребёнок, увидевший чудо. — И как зовут тебя, могущественная госпожа?

Он смотрел на меня, и в его взгляде читалось недоверие и… Кажется, восхищение? И так у него получилось произнести эти слова, будто обычные сердце и руки стали чем-то великим. Я смутилась, поджала губы, отвела взгляд.

— Да нет. Я просто руки Вселенной, а живу здесь, в её сердце. Это ничего не значит. Зовут меня Ольга.

И смутилась ещё больше. Потому, что Всёля смеялась. Я никогда не слышала, что бы она смеялась, а тут...

— А ведь он зрит в корень, — прохихикала моя незримая подруга и наставница. — Ты живёшь в моём Сердце и ты — мои Руки.

Я только глаза закатила.

— Это ты сейчас с кем говорила? — спросил маг, заканчивая с супом.

— Я сейчас молчала, — вежливо поправила его я, и обратилась ко Всёле: — Он что, слышит наши разговоры?

— Это вряд ли. Но он маг. Может что-то чуять.

— Вот. Опять, — сказал он и придвинул к себе тарелку с овощами.

Вроде же и не смотрит в мою сторону... Как определил?

— Будем считать, что… — я замялась.

Давно я не ощущала такой неловкости. Последний раз, пожалуй, в детстве такое и было. Закончила уже решительно, будто в прорубь прыгнула:

– Со Вселенной и разговариваю.

Но он только кивнул, будто это обычное явление – разговоры со Вселенной, и продолжил есть. Наклонялся он слишком низко, вычищал ложкой из тарелки слишком тщательно — голодный.

— Дорогой гость, уважаемый господин, теперь твой черёд рассказать о себе, — решила немного смутить его в ответ. — Каким образом ты получил такие страшные раны и как получилось, что они так быстро… исчезли?

Ложка, которая носила овощи ко рту, сильно замедлилась, взгляд, однако, так и остался прикован к тарелке.

— Это... это разногласия виноваты, — выговорил он с трудом, будто преодолел горную реку вброд.

— Разногласия? Какие? С кем?

Ложка была отложена, а тарелка ненадолго забыта. И это было не потому, что вдруг разболелся только что прооперированный желудок. Он посмотрел на меня тяжёлым взглядом, а потом уставился куда-то в сторону.

— Есть некоторые вещи, которые делать нельзя. Никогда. Ни за какую цену в мире, — тяжело проговорил он. И слова его ворочались будто огромные валуны — в них слышался грохот, сила и смертельная тяжесть. — Я в ученики пошёл, чтобы свои знания магии усилить знаниями ведьмацкими, попробовать соединить эти две вещи, две силы. И я многому научился, почти всему… — Он откинулся на стуле, скрестив руки и ноги, и продолжил: — Но наставник умер.

Я вздохнула — бывают же в жизни разочарования. А Алессей поднял на меня тяжёлый взгляд.

— Он после смерти хотел передать свою силу мне. А я воспротивился.

Я поощрительно кивнула — мол, слышу, понимаю, продолжай. Хотя и не понимала: дают, так бери, чего противиться?

— Мои родители верили в Первобожество, и я маг. А мой учитель верил в Праматерь, и был ведьмаком.

Я подпёрла рукой подбородок, что было в высшей мере непочтительно, но полностью оправдано — Алессею нужно было выговориться. Его невидящий взгляд и пальцы, которые то сжимались в кулаки, то разжимались были тому подтверждением. Да и в таком состоянии ему ведь всё равно, как его слушают?

К тому же Всёля мне уже всё пояснила:

— Ольга, в любой религии есть приверженцы старого направления, ортодоксы. Но часто рядом с ними, иногда мирно, иногда — нет, существуют те, кто делает шаг вперёд. Ну или в сторону, в неправильную, по мнению тех, кто блюдет старую веру. Вот тут тоже самое: Алессей оказался на острие спора двух верований и на перекрестье магии и ведовства. И брать силу умершего ведьмака в его верованиях было запрещено...

— Да только учитель не смирился! — глаза моего гостя пылали, он часто дышал и уже не разжимал свои пальцы — они были сжаты в кулак. – Он смог привязать её ко мне. И теперь его сила мучает меня, пытаясь через страдания тела сломит мой дух!

Вот тут было уже интересно.

— Частицы его ведовства есть у меня внутри. Они впитывались со знаниями, с заклинаниями, которым он меня учил, с отварами и настоями, которыми он поил меня. И теперь по его воле эти частицы могут вспыхивать внутри и вырываться наружу. Вырываться и калечить моё тело. Но они же и лечат.

Он усмехнулся тяжело и недобро.

— Однако боль сопровождает меня не только, когда крупицы вырываются, но и когда затягиваются раны.

Интересно. Такого я ещё не видела. И даже не слышала.

— И я не слышала, — прошелестела Всёля.

— И долго ещё это будет продолжаться? — может, это и бестактно, такое любопытство, но я себе разрешила.

Маг потёр лицо ладонями, а потом вцепился в волосы, низко опустив голову.

— Пока не сдамся. Или не погибну.

— Не сдамся – это как?

— Пока не приму его силу.

— А ты не примешь?

Знаю, глупый вопрос. Но мне же нужно знать, правда?

Он рывком поднял голову. Ярость, непримиримая, ничем не замутнённая ярость пылала в его глазах.

— Никогда! Лучше смерть!

— Понятно, — протянула, наблюдая, как он снова зарывается в волосы руками.

И спросила у напарницы:

— Всёля, и что это значит для нас? Мне его надо будет собирать по кусочкам снова и снова? Или смотреть, как сам восстанавливается после каждого внутреннего взрыва? Или немного подождать

Она долго молчала, прежде чем ответить. Маг уже отпустил свои волосы, задумчиво посидел над своей тарелкой, уже очнулся от тяжких дум и снова принялся за еду.

— Выход только один, — наконец заговорила Всёля, — он должен принять тот дар, что ему передал наставник. И пока он созреет к этому, будем облегчать его боль. К тому же он нам будет нужен.

Остаток обеда прошел в полном молчании: я переваривала услышанное, пытаясь вытянуть у резко замолчавшей Всёли, почему маг будет нужен, а сам он расправлялся с едой и настоем трав.

— Благодарю, Руки Сердца Вселенной, — вежливо поблагодарил он, когда пустая посуда, сияющая выскобленными внутренностями, была отодвинута на край стола.

Я молча порадовалась, что не помогаю Вселенной переваривать еду или, не приведите Милосердные Боги, выводить её остатки. Меня передёрнуло от фантазии, и я попросила:

— Зови меня Ольга, прошу.

— Хорошо, госпожа Ольга.

Он встал и поклонился.

— Могу ли я вернуться в свои земли?

— Нет! Не отпускай его. Здесь я смогу смягчить приступы или совсем защитить, а там, за пределами, нет! Скажи, что хочешь, но не отпускай.

Я слушала слова моей Вселенной и рассматривала Алессея, представляя, что он мне ответит. Смерив его ещё одним взглядом с ног до головы, сказала прямо:

— Нет. Вы останетесь здесь.

Он напрягся, правая рука потянулась к поясу, а другая, лежавшая на столешнице, сжалась в кулаки. Взгляд потяжелел.

— Почему?

Вот никогда бы не подумала, что слово может быть таким... весомым. Словно камень от лавины ударил меня в грудь.

Неприятно.

Но не связывать же его?

Хотя… Я прикинула, есть ли в моём арсенале что-то, что сошло бы за крепкие верёвки. Или кандалы.

Но сказала примирительно:

— Я вас не держу, Алессей...

— Но?..

Ой, и не надо так вздёргивать брови!

— Но вам легче будет перенести нападки вашего «подарка». Вселенная создаст здесь, в своём сердце, условия, в которых вам будет проще отстаивать ваши… убеждения.

Обе его брови приподнялись в недоверии. А я пожала плечами — ну вот так, да; можешь верить или нет, но принимать решение тебе самому. Он внимательно смотрел на меня какое-то время, а потом расслабился, и из его взгляда исчезла готовность к борьбе, драке, смертельному сражению.

— Только из-за этого? Но мне сейчас нужно много двигаться, — он обвёл растопыренными руками стены столовой, будто предлагал убедиться самой, что в таком маленьком помещении невозможно помахать мечом или загнать оленя. – Я говорил, что от движения раны заживут быстрее и мучить будут меньше.

— Они вас и так не будут мучить.

Вот сейчас стало обидно: я ему такое обезболивание сделала, что любая ведьма захлебнулась бы своими зельями от зависти, а он…

— Подвигаться можно и здесь. Даже больше: у вас для боёв и партнёр будет.

Теперь уже он осмотрел меня с ног до головы, и во взгляде промелькнуло сомнение, смешанное с насмешкой. В нём читалось: «Уж не ты ли будешь этим партнёром?»

А я не стала спешить с ответом.

— Пойдёмте, — предложила ровно.

И повела его в зал силы. Машэ ушла к себе плести, значит, позже познакомятся.

— Правильно, Ольга! Ты – лучший помощник!

— Прошу, — подойдя к двери зала, я специально повернулась лицом к гостю.

Это, вероятно, что-то детское, но всегда приятно видеть, как они теряют напыщенность, эти самоуверенные господа. Ну и потом, он меня задел своим пренебрежением к станции – и повара у нас не такие, и места нет, и я не выгляжу как хороший партнёр для спарринга. Нужно же мне было получить моральную компенсацию?

И я толкнула дверь, не отводя взгляда от его лица.

Спокойствие и даже скука сменились интересом, удивлением, а потом потрясением, когда маг увидел, что дверь открывается в большее, чем мог себе представить, помещение.

— Что это? — тихо пробормотал он.

— Это наш зал силы.

Я сделала шаг назад, входя почти спиной, и с глубоким чувством превосходства наблюдала всю гамму его чувств.

— Если вы любите просто побегать или побегать в полном доспехе, — припомнила я мозоли от оружия на его ладонях, — вокруг всего этого есть дорожка. Но это совсем просто, поэтому…

Я отступила в сторону, а он, словно заколдованный, сделал несколько шагов вперёд, не отрываясь от нагромождения любимых Машиных ноголомов.

— В центре — специальная полоса, чтобы набираться силы. Если, конечно, нравится бегать с затруднениями.

Он кивнул, в глазах его горело предвкушение и азарт.

Ха!

— Если эти препятствия покажутся вам слишком простыми, их можно немного усложнить, — не сводя с него взгляда, опустила я один рычаг на стене возле входной двери, и некоторые элементы полосы пришли в движение.

Рот мага приоткрылся, а я улыбнулась.

— Но вдруг и это для тебя не очень сложно, ведь ты же маг, то... — и я опустила другой рычаг. — Можно сделать ещё чуть-чуть посложнее.

Рвы и ямины заполнились водой, все препятствия выдвинулись вверх, обрастая шипами, колючками и зияя дырами в самых неудобных местах.

— Если и этого окажется маловато, скажи, я и здесь смогу помочь, — и опустила третий рычаг.

На полосе тут и там возникли куклы в человеческий рост, которые задвигались, закрутились, размахивая своими руками-цепями с увесистыми шипастыми грузами на концах.

Маг завороженно смотрел на скрипящую, громыхающую и двигающуюся громаду, которую мы с Машэ не без помощи Всёли совершенствовали, не переставая.

— Давайте-ка начнём с самого простого, — решила я, полностью удовлетворившись, и подняла два последних рычага. Он порывисто обернулся, а я материализовала свой походный костюм.

— Спасибо, госпожа Ольга, очень ценное место.

— Пожалуйста, — я рассмеялась. — И ещё. Вот здесь, — и показала на дверь чуть в стороне от входной, — душевая. Можно будет вымыться и переодеться. Здесь бывает довольно жарко и... грязно.

Он с трудом оторвался от созерцания чудес нашего зала силы и зашел в душевую. А я вышла в коридор и велела Всёле:

— Следи, чтоб он не выскочил, пока я буду переодеваться.

По-хорошему нужно было пойти и лечь спать — я устала и не выспалась. Но какое-то чувство будоражило меня — то ли раздражение из-за мага, то ли возбуждение от удивительных новостей, то ли желание уделать мага в зале силы. И побегать сейчас, чтобы сбросить эти чувства, было бы очень кстати. Поэтому я быстро надела темные узкие штаны и удобную блузу. На ноги натянула любимые высокие ботинки на шнуровке. А когда вернулась, маг уже топтался в одних штанах у полосы препятствий.

— Ты прямо так? – спросила с недоумением.

Он нетерпеливо кивнул.

— Ну что, побежали? – спросила исключительно для порядка.

И мы побежали.

Маг опередил меня, но я дорожку со всеми её хитростями знала лучше, и к финишу пришла первой. Ненамного обогнала его, но всё же. Приятно.

— Как ваши раны?

— Чудесно! Как заново родился! — он упёр ладони в колени и так стоял, тяжело отдуваясь. Мокрые от пота волосы облепили голову и шею, счастливая улыбка блуждала у него на губах, а взгляд изучал заборчики, брёвна, мостики и грязную лужу. Было ясно, что ему понравилось, и бывать здесь он будет часто.

Пару дней до следующего вызова, которые я провела на станции, маг пропадал в зале силы.

Мне иногда приходилось вытаскивать его на обед или ужин. И мне всё ещё казалось странным, что человек с такими ранениями не только жив, но восстановился и не испытывает никаких трудностей. И я время от времени растягивала сканирующую плоскость между ладонями и смотрела, как там внутри.

Правда, приходилось применять военные хитрости, чтобы выманить его с полосы препятствий. Заглянув в зал, я прямо от дверей кричала что-то вроде: «Господин маг! Что на обед будешь?» После паузы, за которую он успевал вынырнуть из грязи или спрыгнуть с самого высокого препятствия, или в последний раз увернуться от летящей в живот болванки, или ещё чего-нибудь в том же роде, я слышала его веселый голос, сообщавший о предпочтениях.

Не всегда я знала, что имелось в виду, но на помощь мне приходила Всёля. И к тому моменту, когда маг приводил себя в порядок и являлся в столовую, я успевала заказать обед и для него, и для себя, а иногда даже отнести любимый Машкин супчик в её лесную комнату.

Алессей был довольно весёлым и лёгким человеком, всё его устраивало, всё ему казалось замечательным, и это очень располагало. Он много знал, был жизнерадостным, с интересом отнёсся не только к залу силы, но и к Всёлиным роликам на панели в приёмном зале.

Его меню, вернее, кнопки для заказа еды появились над теми, что использовала Машэ.

С этим моментом, кстати, он смирился не сразу.

— Как это? Откуда еда? А вдруг она отравлена? — сыпал вопросами маг, пока я настраивала панель заказа под его вкусы.

— Нет, не отравлена, — бормотала я. Звучало это неубедительно. Просто занята была и отвлекаться боялась — вдруг ошибусь и что-то пойдёт не так? — Я уже давно так питаюсь, и ещё ни разу не было сложностей.

— Но кто? Кто всё это стряпает? — всё ещё бурно вопрошал он, нервно шагая по столовой туда и сюда.

— Вселенная. Она добра и щедра к нам. А что с напитками? — уточнила, сотворяя последнюю кнопку в длинном ряду вторых блюд.

Повернула к нему голову. Он стоял, широко раскрыв глаза и приподняв руки в жесте непонимания.

— Алессей, — я оставила свои творческие попытки сделать всё с умом, красиво, правильно да ещё и понятно одному конкретному магу и развернулась к нему, сложив на груди руки. — Ну какая вам разница, отравит вас неизвестная кухарка или нет, если вы можете умереть от происков своего почившего учителя?

Он выпустил воздух, который уже набрал, чтобы заговорить, и его руки расслаблено повисли вдоль тела.

Улыбнулся.

— Тоже верно.

Потер ладонями лицо, обозрел ряды новых клавиш с подписями. Вздохнул. Задумчиво покачал головой.

— Не могу понять, потому и... — и пожал плечами беспомощно.

Я улыбнулась – знакомо, по себе сужу. Но и привыкнуть можно – это тоже из собственного опыта.

— Ничего страшного, — подбодрила смутившегося мага и постаралась его отвлечь. – Попробуйте что-то себе заказать.

И отступила.

Он подошёл ближе и присмотрелся к кнопкам. Пару раз бросил на меня быстрый взгляд и снова изучал стену, вчитываясь и всматриваясь. Провёл пальцем по последним, потрогал одну и нерешительно нажал.

И уже вместе мы уставились на окошко выдачи. Пары минут хватило, чтобы заказ был принят и воплощён. Маг аккуратно, даже как-то бережно подхватил двумя ладонями деревянное блюдо и, принюхиваясь, переставил его на стол. Осторожно присел на стул и замер над едой. Потом поднял на меня глаза.

— Как такое возможно? Как это есть?

Я протянула ему вилку и, кое-что прикинув, спросила:

— Вот вы сражаетесь на мечах. Да?

Он взял вилку, осторожно подцепил на неё кусок мяса, источавшего аппетитные запахи жаренного на открытом огне блюда, ответил «да» и откусил.

— Вы же не следите за всеми действиями кузнеца, кующего этот меч? Вы же не знаете доподлинно, как и что именно он делает?

— Почему? – удивился маг. – Вполне представляю. Примерно, — уточнил на всякий случай.

— Очень примерно, — покивала и улыбнулась его осторожности. — Но когда вы берёте в руки оружие и начинаете его использовать, думаете ли о том, как оно сделано? А если это касается одежды, думаете ли о том, кто и как её шил, или просто носите её, и всё?

Он кивнул и чуть поморщился, соглашаясь.

— Пожалуй, вы правы, Ольга.

И всё остальное мясо съел, уже не сомневаясь так открыто.

В другой раз у нас опять случился разговор, только после обеда, когда я сложила посуду в приёмное окно.

— Если вдруг меня не будет, то после еды складывайте всё сюда.

Под моими руками посуда растаяла вместе со следами трапезы.

— У вас так не получится — станция слышит только меня. А чистоту нужно поддерживать.

Он нахмурился.

— Я? Мыть посуду?

Я даже застыла на месте.

— Нет, мыть не надо. Просто сложить сюда, — повторила терпеливо.

— Но ведь это не мужская работа!

Я уселась на стул и, поставив локоть на столешницу, белую, гладкую, абсолютно чистую, оперлась подбородком на пальцы.

— То есть, если бы я мыла посуду, это было бы нормально? — нет, мне правда было интересно.

Он помялся, нахмурился и сел напротив.

— Нет, Ольга, и это тоже было бы неправильно. Вы высокородная, вы здесь хозяйка. У нас должны быть слуги, и где-то здесь они есть!

— Алессей, — мне было забавно это слышать, но этот момент нужно было прояснить. — Мне они не нужны. Мне служит Вселенная, как ей служу я. И я не понимаю, почему мужчина не может сложить посуду туда, где она станет чистой? Или как у нас — просто исчезнет?

— Мужчина должен заниматься мужскими делами!

Пф, как пафосно.

— А какие они, мужские дела?

— Магия! Война! Охота!

Я сидела, скрестив руки, и смотрела на него.

— А кто мыл посуду, стирал, убирал у вашего учителя, Алессей?

— Приходила прислуга.

— А если бы вы жили в глухом лесу? Ведь бывают же маги-отшельники. Как тогда?

Он поднялся, отошёл к стене и, стоя ко мне спиной, пробормотал:

— Не знаю. Я бы у такого не учился. Наверное...

— А вот операция, которую я вам сделала, это женская или мужская работа?

Он наклонил голову, всё так же не поворачиваясь ко мне.

Молчание становилось слишком долгим и буквально кричало — он со мной не согласен.

— Алессей, я не прошу ничего мыть. Просто относите посуду вот в то окошко.

Он передёрнул плечами и промолчал.

А на следующий день на пути в зал силы (я это поняла по снаряжению, которое воплощала ещё вчера, а сегодня видела на Алессее) он, заметив меня, остановился. Я сидела на диване и читала толстую книгу – Всёля мне преподнесла сегодня утром интересный трактат по заболеваниям, вызванным мыслями самих пациентов. С трудом оторвалась, услышав:

— Ольга, я много думал по поводу мужской и женской работы. Мне трудно изменить мнение, но могу предположить, что у разных людей оно разное. И не только по этому вопросу.

Я приподняла бровь.

— Это очень сложно, — вымучивал он дальше, спотыкаясь и с трудом подбирая слова. — Наверное, у каждого есть своё задание, свой долг. И если ваш долг лечить людей, то вы ему следуете и это ваша служба. Чей-то долг — заниматься низменными делами, например, рубить дрова или... убирать на кухне. И он делает это.

Я молча слушала. Было интересно: маг, кажется, пытался извиниться. А ещё – он думал. Думал о том, что я ему говорила, думал о моих словах, как о словах равной.

Это глупо, конечно, всё время всех людей сравнивать с Игорем глупо, я знаю. Но мне, в общем-то, больше и не с кем было. Не с отцом же? Но даже если и с ним, то Алессей у всех выигрывал. Мне хотелось улыбаться от того, как я себя чувствовала, осознавая это. Но улыбаться было нельзя – маг неправильно понял, отнеся улыбку к теме разговора.

— Вы согласны со мной? — спросил он резко, ещё и пристально в глаза мне уставился.

— Возможно.

— Ольга, собираемся!

Всёлин голос прозвучал оглушительно. И я только сейчас поняла, что она довольно давно со мной не разговаривала. Вставая с дивана, я быстро воплотила свой походный костюм, мысленно спрашивая, что взять с собой и что может пригодиться.

— Исследовательское оборудование, — буркнула Всёля.

И я почувствовала в руке тяжесть походного чемоданчика. Я обернулась к застывшему магу и попрощалась:

— Не скучайте. У меня вызов.