От гомеровского пира, драгоценных вин
Что нам? — тесная квартира, винный магазин.
В жизни бедной или праздной захлестнет тоской,
Теллурическим маразмом, мерзостью людской.
И глядишь с античной мукой в мира суету,
Олимпийской полон скукой, с горечью во рту.
оставь мне дождь, оставь мне темноту,
рассветный бред — как гибель на посту,
сквозь бытие, затертое до дыр,
я с двух сторон гляжу на этот мир,
с двух граней — света, зеркала, стекла,
с кружения то решки, то орла,
с дождя, рассвета, мутной головы
твержу: планета, я иду на вы,
на вы иду, на «вы» весь мир зову…
зубами хапнув неба синеву,
вишу — щенок на варежке, дурак.
не бей под ребра — отпущу и так.
В земле морозной ноги яблонь стынут,
Колхозный сад объемлет снегопад,
Иди в него, в его покой пустынный —
Здесь рай, где ты ни в чем не виноват,
Седьмое небо в проволочной сетке,
Здесь брошенный шалаш сугробом скрыт,
И яблоко последнее на ветке
В слезах, оледеневшее, висит.
«Светит нам звездочка-негасимка…»
Так дети играют в детском саду:
— Я невидимка! — Нет, видимка!
— Ты не найдешь меня! — Нет, найду!
Раз-два-три, водит… нас жизнь по кругу.
Дурочка, жмурочка, топ да хлоп.
И, чтоб не страшно, себя за руку —
И в этот миг расшибаешь лоб.
сказочка-сказочка мы в гостях
незабудки цветут на наших костях
наши звонкие бусики динь-динь-динь
серебристое ложе трава полынь
губы в губы дареный мед
кто к тебе из травы встает
губы мятные с холодком
наперстянка под языком
Подуй-ка в дудочку мою,
Тростинка, чуткая Сиринга!
Я воздух Греции пою
И вздох вина в нелепой кринке,
Эгейской амфоре лепной,
Так схожей формою со мной —
Очеловеченной, прогретой
На ржавом солнце, на песке
Античного живого лета,
Мячом лежащего в руке:
Вот разбегусь, метну с размаха
И сквозь прибой за ним рвану,
Забыв, что тело — горстка праха
И черепком идет ко дну.