(«Я столько раз плыл к дружбе...»)

Я столько раз

плыл к дружбе,

причаливал к отелям,

дезинфицированным и холодным —

покамест многократно не осел

в «Национале», старом,

как доброе развалистое кресло.

Здесь прошлый век свечами озарял

свой мрамор, зеркала,

стыдливых нимф и золотых амуров,

покуда невысокий бородач,

весь заметённый новыми законами,

не начал диктовать из этой комнаты

декреты, чтобы солнце и луна,

пшеница, сталь и школы

переродились в этом старом мире.

Так Ленин начал чистить

жизнь планеты,

он зорко инспектировал хаос,

пересчитал все вещи до единой —

лишь мёртвое отправилось в могилу,

лишь злое улетучилось в былое.

Москва страданьями своими

знаменовала чистоту истории,

а в это время из цветной колоды

Кремль полыхнул десятком древних карт,

своими первородными секретами —

и революционная весна

вступила на престол в его палатах.